В гостиной по соседству с кабинетом раздался тяжелый «бум», торопливое шлепанье босых ног, грохот опрокидываемой мебели и сдавленное проклятие. Потом дверь кабинета распахнулась, и Лешин голос из темного проема испуганно спросил:

— Варька, ты жива? Что…

Конца фразы я не расслышала, потому что в спальне началось светопреставление. Шумовые эффекты, созданные троицей, которая там расположилась, вполне годились для звукового оформления к картине «Гибель Помпеи». После серии ударов и воплей различной степени громкости светопреставление переместилось в гостиную. Сметая на своем пути оставшуюся после Леши мебель и сопровождая этот процесс нечленораздельными, но выразительными восклицаниями, троица добралась до кабинета. Я догадалась об этом потому, что Леша влетел в комнату пушечным ядром и громко приземлился на письменный стол.

Щелкнул выключатель, и изысканная люстра осветила живописную сцену: перед дверью, кутаясь в простыню, словно в тогу, стоял маленький взъерошенный Прошка и воинственно сжимал в руке тяжелую мраморную пепельницу. За его спиной, прижимая ладонь к груди и испуганно хлопая глазами, возвышался длинный Генрих. В дверном проеме маячил ошалелый Марк и, потирая лоб, таращился на меня безумными глазами. Леша наполовину стоял на полу, наполовину лежал на письменном столе, упираясь обеими руками в столешницу. На паласе валялись сброшенные им письменный прибор, пресс-папье и рассыпанная пачка бумаги.

Марк пришел в себя первым.

— В чем дело, Варвара? — спросил он сурово.

— Там… Борис. — Я слабо махнула рукой в сторону окна, за которым теперь ничего нельзя было разглядеть, поскольку в стекле отражалась люстра.

— Приехали! — мрачно возвестил Прошка. — И главное, до психушки сейчас не доберешься.

Генрих подошел и обнял меня за плечи:

— Успокойся, Варенька. Это просто кошмар.

— Кошмар мне тоже приснился, это верно. Из-за него я проснулась и подошла к окну. И увидела внизу Бориса. Наяву.

Прошка избавился от пепельницы, подскочил к нам и, заслонившись от света ладонями, прижал лицо к стеклу.

— Выключи-ка лампу, Марк. Ну вот, так я и думал: никого там нет. Врубайте свет. Я всегда подозревал, Варвара, что твоя склочность объясняется серьезными отклонениями в психике. Опять же эти странности в поведении… Лечиться тебе надо, голубушка. — Вынося приговор, он величественным жестом закинул край простыни на плечо.

— Может быть, — смиренно согласилась я. — И я даже обещаю последовать твоему совету, если ты сейчас же спустишься туда и осмотришь вон те кусты. Только в одиночку, пожалуйста.

Спеси у Прошки мигом поубавилось, но, желая спасти лицо, он не признал поражение сразу.

— И не подумаю, — отказался он с вызовом. — Я не сомневаюсь, что у тебя галлюцинации и за окном никого нет, но, может быть, по отелю бродит убийца.

— Мы проводим тебя до крыльца, — пообещала я сладким голосом.

— Да что я, придурок, чтобы лазить ночью по кустам, потакая истеричке с буйным воображением?! — деланно возмутился Прошка.

— Ты же так печешься о моем душевном здоровье, — кротко напомнила я. — Неужели тебе жалко ради исцеления друга совершить маленькую ночную прогулку? Даю честное слово в присутствии свидетелей: я соглашусь на полный курс лечения, только пройдись сейчас вдоль фасада и пошарь по кустам.

Свидетели с живым интересом ждали ответа. Прошка лихорадочно соображал, как ему выкрутиться, но никакие ухищрения уже не могли скрыть его активное нежелание проводить предложенный мною эксперимент.

— Ладно, хватит вам, — прервал затянувшуюся паузу Леша. — Мы только теряем время. Я, например, уверен, что Варька действительно кого-то видела. И пока мы тут препираемся, этот кто-то вполне успеет скрыться.

— А я не исключаю, что Прошка прав, — буркнул Марк. — Но в любом случае нужно пойти и проверить. А то мы до утра будем спорить.

Они пошли одеваться, я скинула халат и влезла в штаны со свитером. Через несколько минут пятерка отважных устремилась навстречу неведомому.

— Варька, ты уверена, что видела именно Бориса? — тихонько спросил Генрих, когда мы спускались по лестнице.

— Ну, этот тип под окном был таким высоким и грузным, со светлыми волосами. Никто из наших компаньонов под это описание не подходит. Замухрышка светлый, но маленький и щуплый. Вальдемар довольно высокий, но худой, к тому же шатен. Лева вообще почти брюнет…

— А лица ты не разглядела?

— Нет, только волосы и глаза. Нижняя часть лица оставалась в тени. Но глаза Борисовы. Большие и выпученные.

Мы вышли на воздух, остановились под освещенной крышей портика и прислушались, но шум ветра заглушал прочие звуки, даже если они и были. Я зябко поежилась.

— Ну что, приступим? Давайте разделимся на три группы: двое пойдут вдоль левой части фасада, двое — вдоль правой, а кто-нибудь останется здесь охранять вход на тот случай, если призрак Бориса ускользнет от обеих поисковых партий и попытается проникнуть в отель. Предлагаю доверить этот почетный пост Прошке.

— Почему это мне? — вскинулся Прошка. — Что я, рыжий, что ли?

— Вообще-то да, — сказала я, окинув критическим взглядом его светло-русую шевелюру. — Но цвет твоих волос не имеет отношения к делу. Просто твоя кандидатура самая подходящая. Ты ведь убежден, будто у меня была галлюцинация. Стало быть, бояться тебе нечего.

— Я и не боюсь. — Прошка опасливо стрельнул глазами в сторону кустов. — Но торчать тут столбом и ждать, пока вы завершите свою увеселительную прогулку, не собираюсь. В конце концов, тебе явился призрак Бориса, ты и стой тут на случай, если он не пожелает общаться с нами.

— Я знаю, зачем Варвара подняла нас истошным визгом, — объявил Марк. — Она соскучилась по грызне с Прошкой. А остальные понадобились ей в качестве восторженных зрителей.

— А Бориса, разгуливающего под окнами, я, по-твоему, выдумала?

— Конечно. История с Борисом — откровенное вранье. Перепуганная женщина не станет устраивать базар через пять минут после пережитого шока.

— Это нормальная женщина не станет, — возразил Прошка. — Варька будет базарить даже на собственных похоронах.

— Может, мы все-таки осмотрим лужайку, раз уж все равно вышли? — подал голос Леша. — А разделяться, по-моему, ни к чему. Вместе спокойнее, а за входом можно приглядывать. Он освещен, так что проскочить тут незамеченным будет сложно.

— Да, давайте поскорее покончим с этим неприятным делом, — поддержал его Генрих. — Куда пойдем сначала — направо или налево?

— Наверное, сначала лучше посмотреть под нашими окнами, — сообразила я.

Вычислить наши окна было несложно, поскольку во всем отеле горели только они. Поравнявшись с ними, все, кроме меня, сошли с гравийной дорожки и двинулись к кустам, я же осталась приглядывать за входом. Через две минуты до меня донеслось сдавленное восклицание Марка. Я похолодела и, забыв о входе, помчалась на его голос. Остальные меня опередили и сгрудились вокруг Марка, заслоняя обзор. Я протиснулась между Лешей и Генрихом и остановилась в недоумении.

Вся компания стояла перед каким-то кустом и испуганно таращилась на его основание. Пока я собиралась полюбопытствовать, чем их так заинтересовал этот экземпляр местной флоры, из-за туч показалась луна, и нужда задавать вопросы отпала.

В траве под кустом лежали два высоких кирзовых сапога. И что самое скверное — из голенищ сапог торчали ноги. Туловище и голову скрывал куст.

— Кто это? Борис? — прошептала я, зажмурившись.

— Определенно нет, — сердито ответил Марк. — Ты же присутствовала, когда его укладывали в машину. Никаких сапог на нем не было.

— Я помню эти сапоги, — угрюмо сказал Леша. — Сегодня, когда мы ходили в лес, они были на истопнике.

— Да, Варька, похоже, ты обозналась, — подавленно произнес Генрих. — Приняла седые волосы за светлые.

— Не может быть, — не поверила я. — Павел Сергеевич — худой старик, а тот, под окном, был здоровенный жлоб.

— Тебе так показалось. Из-за телогрейки. Она здорово увеличивает габариты.

— А глаза? Глаза она тоже увеличивает?

— Глаза у Павла Сергеевича совсем не маленькие. А тут он еще смотрел вверх. Брови, наверное, поднял…

— Подождите! — перебил его Прошка неожиданно визгливым голосом. — Вы хотите сказать, что этот человек еще несколько минут назад стоял у Варьки под окном? Значит, где-то здесь бродит убийца?! — Он заметно задрожал и бочком-бочком протиснулся в центр нашей группы.

— Может, он еще живой? — с надеждой спросил Генрих.

— Конечно живой, — буркнул Прошка. — С чего бы ему умирать? От раскаяния, что ли? Это было бы чересчур большой удачей.

Генрих, который говорил конечно же об истопнике, не понял, что Прошка имеет в виду убийцу, и посмотрел на него с изумлением.

— Почему? Что он тебе сделал?

— Пока, к счастью, ничего. Потому-то я и предпочел бы увидеть его мертвым.

Неожиданное заявление совершенно сбило Генриха с толку.

— Но… тебе не кажется, что это очень странная позиция? — начал он осторожно. — Желать человеку смерти только потому, что он ничего тебе пока не сделал? Конечно, никто не знает, какие сюрпризы может преподнести будущее, но…

— Твое мягкосердечие доходит до патологии, — сердито перебил его Прошка. — По-твоему, убийство двух человек — еще недостаточное основание, чтобы желать убийце смерти? Я должен подождать, пока он убьет меня, чтобы иметь право на такое желание?

Генрих, сообразивший, что произошло недоразумение, несколько успокоился. Марк, который все это время пытался пробраться к верхней половине Павла Сергеевича, негромко крикнул из кустов:

— Пульс есть! Но я не могу разглядеть, что с ним…

— С Павлом Сергеевичем, а не с пульсом, — быстро пояснила я, обращаясь к Прошке, дабы предотвратить еще один идиотский диалог.

— Так давайте вытащим его оттуда, — предложил Леша.

— Нельзя. Сначала нужно убедиться, что у него ничего не сломано.

— Не оставлять же человека здесь! — сказала я. — Тогда он уж точно загнется. И потом ты все равно сможешь диагностировать только открытый перелом. Нужен врач.

— Нужен-то он нужен, — проворчал Леша. — Только где его взять?

— За неимением лучшего придется, наверное, опять обращаться к Ларисе. — Я вздохнула. — Надеюсь, в медицинском училище учат распознавать переломы… Подождите здесь, я сейчас за ней сбегаю.

— С ума сошла? — прошипел Марк. — Сбегает она, как же! Наперегонки с убийцей.

— Думаешь, Варвара его не догонит? — с сомнением произнес Прошка. — Вообще-то бегает она неплохо. Хотя, конечно, увидев ее, любой поскачет быстрее зайца…

— Пойдем вместе, Варька, — сказал Леша, не обращая внимания на Прошкин треп.

— Ты полагаешь, вдвоем вы его одолеете? — обеспокоенно спросил Генрих. — Может быть, мне пойти с вами?

— А мы с Марком останемся с этим полутрупом? — вскинулся Прошка. — Ну уж нет! Тогда идемте все. Истопник вполне может полежать один. Он без сознания, ему уже не страшно.

— А если злодей вернется, чтобы его добить? Вдруг Павел Сергеевич остался в живых только потому, что мы вспугнули убийцу? — Я покачала головой. — Нет, всем уходить нельзя. Если ты боишься оставаться, отправляйся с Лешей вместо меня. Наверное, здесь действительно лучше остаться троим.

— Ничего я не боюсь, — обиделся храбрый Прошка, быстро сообразив, что три больше, чем два. — Идите скорее, что вы резину тянете? Вас только за смертью посылать…

Мы с Лешей вышли на гравийную дорожку.

— Если что, кричите! — долетел до нас встревоженный голос Генриха.

Мы резвой рысью помчались к парадному входу отеля, взбежали на третий этаж и, тяжело дыша, остановились перед дверью триста семнадцатого номера. На Лешин стук, негромкий и интеллигентный, ответа не последовало, поэтому я отодвинула его в сторону и забарабанила в дверь кулаками. Через минуту обитатели номера начали подавать признаки жизни, а еще через минуту перед нами предстал Лева — еще более злобный, чем обычно.

— Вы знаете, сколько времени? — процедил он сквозь зубы.

При виде его физиономии у меня в мозгу немедленно взвыла сирена: «Опасность! Опасность! Опасность!» — а собственный страх всегда вызывает во мне ярость.

— Нет, как раз у вас хотели спросить, — процедила я. Лева собирался захлопнуть дверь, но я успела сунуть в щель ногу (благо кроссовки у меня прочные, крепкие, дверью их не раздавишь). — Да, спасибо, мы с удовольствием зайдем.

Леша понял, что должен взять инициативу в свои руки, иначе его сейчас вовлекут в драку.

— Извините, — промямлил он через мою голову. — У нас очередное ЧП. В кустах перед отелем лежит истопник, очевидно, раненый. Вы не могли бы позвать Ларису, чтобы она его осмотрела? К сожалению, она среди нас единственный медик.

Лева уперся в него тяжелым взглядом и долго молчал. Я уже собиралась возобновить штурм, когда он наконец ответил.

— Лариса выпила снотворного. — Он взялся за пояс халата. — Я сам пойду с вами.

— Ах, как же мы сразу не догадались, что вы с женой коллеги, доктор Айболит! — фыркнула я.

— Варька, уймись, — пробормотал Леша у меня над ухом и добавил, обращаясь к Леве: — Вы медик?

— Нет. Но в ранах разбираюсь лучше жены. — И он все-таки захлопнул дверь перед моим носом.

— Никогда не думала, что киллеры проходят курс неотложной помощи, — буркнула я, адресуясь к двери.

— Что ты на него взъелась? — тихо спросил Леша, отводя меня в сторонку. — Ну отталкивающая у человека внешность, но почему обязательно киллер?

— Потому, — ответила я коротко и ясно.

Леша вздохнул.

— Ищешь на свою голову неприятностей, как будто у нас их без того мало. Зачем наживать врагов, когда в этом нет необходимости?

— От скуки. Здесь уже несколько минут ничего не происходит. Так можно совсем плесенью покрыться. А не послушать ли нам пока, что творится в других номерах? Если убийца пятнадцать минут назад находился там, под окнами, вряд ли он уже сладко спит. Свет нигде не зажигали, значит, возится он в темноте. Мы можем что-нибудь услышать.

— Вряд ли. Скорее всего, этот тип все еще там, снаружи. Когда ты завопила, истопник еще здравствовал, так? Через несколько минут мы вышли в коридор, на лестнице никого не встретили, а потом ты наблюдала за входом. Выходит, у него было от силы десять минут на то, чтобы напасть на Павла Сергеевича, оттащить его в кусты, вернуться в отель, подняться на третий этаж и закрыться в номере.

— По-твоему, десяти минут мало?

— Десять я назвал с запасом. Скорее всего, минут семь. Если он начал действовать, как только ты отвернулась от окна, мог уложиться. Но мы почти сразу включили свет. Он должен был испугаться, что кто-то увидел из окна нападение на истопника и тут же прибежит на помощь. Я бы на его месте не бросился в номер, рискуя нарваться на свидетелей, а отсиделся бы где-нибудь снаружи, подождал бы, пока уляжется суматоха.

— Ты упустил сразу несколько возможностей, — изрекла я менторским тоном. — Во-первых, убийца запросто мог избежать встречи с нами. Он напал на истопника, потом, заметив, что в окне зажегся свет, оттащил жертву в кусты, вошел в отель, спустился на один лестничный пролет, подождал, пока мы выбежим за дверь, и уже тогда спокойно поднялся к себе в номер. Во-вторых, я не все время следила за входом. Когда Марк вскрикнул, я бросилась к вам. Если убийца затаился где-нибудь рядом с дверью, он легко мог проскочить незамеченным, пока мы любовались на сапоги Павла Сергеевича. А это значит…

Раздался скрип открываемой двери, и я замолчала. Зловещий Лева присоединился к нам. Не обменявшись ни словом, мы зашагали к лестнице. В холле Лева нарушил молчание:

— Как это вам удалось наткнуться на раненого истопника ночью, в кустах? Что вы там делали?

— Это допрос, гражданин следователь? — передразнила я его, вспомнив наш предыдущий разговор.

— Нет, естественное любопытство, — в тон мне ответил Лева, показав, что тоже на память не жалуется.

Леша во избежание ненужных осложнений поспешил удовлетворить его любопытство:

— Мы его нарочно искали. То есть на самом деле, конечно, не его… Варвара минут двадцать назад проснулась, подошла к окну и увидела стоящего внизу человека. Ей почудилось, будто это Борис…

Лева резко остановился и смерил меня взглядом, который весьма красноречиво выразил все, что он думает по поводу истеричек, общающихся с потусторонними силами. Леша решил за меня вступиться:

— Она увидела светлые волосы и крупную фигуру. Павел Сергеевич седой, высокий, а толстая телогрейка скрыла его худобу, так что ошибка вполне понятна. Варвара испугалась, разбудила нас, и мы решили посмотреть, кто бы это мог быть. Пришли под окна ее номера и наткнулись на истопника.

— Уже раненного? — Лева хмыкнул. — Быстро. А больше вы никого не видели?

— Только вас, — сказала я сухо.

Лева опять остановился и бросил на меня злобный взгляд:

— Все шутки шутишь? Так можно дошутиться…

На этой многообещающей ноте наш разговор закончился. Я воздержалась от сакраментальной фразы «Мы с вами на брудершафт не пили», поскольку сильно сомневалась, что Левина эрудиция позволит ему вникнуть в ее смысл, а доступного его пониманию достойного ответа придумать не смогла, да, по правде говоря, и не стремилась.

Вскоре мы были на месте. На физиономии Прошки, ожидавшего увидеть в нашем с Лешей обществе красавицу Ларису, отразилось разочарование. Предупреждая его вопрос, почему мы вместо срочной доставки помощи раненому занимались поимкой убийцы, я быстро дала необходимые пояснения:

— Лариса вечером приняла снотворное. Мы привели другого эксперта.

Прошка, Генрих и Марк посмотрели на Леву с сомнением, но расступились. Лева вынул из кармана узкий фонарик и сунулся в кусты, но тут же отпрянул и схватился за глаз.

— Чертова ветка!

Ребята принялись отгибать ветки в стороны. В зарослях образовался тоннель, и свет фонарика выхватил тело человека, лежащего ничком. Лева нагнулся, внимательно осмотрел спину, потом перевел фонарик выше. В пятно света попала седая голова. В верхней части затылка, почти у самой макушки, среди белых волос зловеще темнело бурое пятно. Лева снова полез в карман и на этот раз вытащил упаковку с марлевым бинтом. Сорвав бумагу, он отмотал метровый кусок, оторвал бинт и сложил его в несколько слоев, потом опустился на колени и осторожно подполз к голове раненого. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как он приложил белый квадратик к ране и осторожно ощупал ее пальцами.

— Ну? — не вытерпел Прошка. — Что скажете? Это опасно?

— Жить будет, — уверенно ответил Лева, поднимаясь на ноги.