С трудом размежив веки, я обнаружила, что лежу, свернувшись калачиком, на коврике перед очагом. За спиной раздавалось сладкое посапывание. Я села. Рядом, сбившись в тесную кучку, спали Прошка и Марк. Я поискала глазами Лешу и наткнулась взглядом на протянутую между деревьями веревочку. На веревочке сушились… нет, не мокрые шмотки, а жалкие обрывки и клочки того, что некогда было туалетной бумагой. Неподалеку на валуне сидел с сосредоточенным выражением лица Леша и бережно, терпеливо отлеплял от рулона очередной клочок.

— Привет! — крикнула я. — А почему бы тебе не развесить спальники?

— Спальники подождут, — пробормотал Леша, не поднимая головы.

— Что ты делаешь?! — сурово вопросил Марк со своего коврика.

— Нам тут, может, еще неделю куковать, а в пансионате ее не продают, — невозмутимо ответил Леша.

— Маньяк, — констатировал Марк и повернулся на другой бок.

Догадавшись, что звать Лешу на море бессмысленно, я спустилась на берег одна.

Вернувшись на плато, я услышала из-за деревьев невнятное Прошкино восклицание:

— Ыфо одна! Вон, вон! Фкоээ, фкоээ, лови ее!

Я прибавила ходу, но через несколько шагов обмерла.

Леша, не изменив позы, сидел на том же валуне и по-прежнему возился с рулоном. Прошка, развалившись на надувном матрасе, энергично работал челюстями и тыкал куда-то пальцем. Марк резво носился по поляне за белокрылыми клочками подсохшей туалетной бумаги, спорхнувшими с Лешиной веревочки.

— Марк?!

Мой вопль настиг его в момент броска. А уже в следующую секунду Марк с отрешенным видом подбирал разложенные на пленке мыльницу, пасту и зубную щетку.

Через час явился Генрих, обгоревший до багровой красноты и все еще полумертвый от усталости. Увидев его, мы удержались от упреков и вопросов, обмазали беднягу с ног до головы мазью от ожогов, накормили, напоили и уложили в тени на матрас.

— Интересно, — сказал Прошка, когда мы, предварительно развесив по всему лагерю мокрые вещи и спальники, расположились за столом попить чаю, — какое развлечение запланировано на сегодня? Насколько я помню, здесь еще ни одного дня не обходилось без приключений. В первый день мы едва не скончались в дороге, во второй — Генрих и Марк повстречали Мирона и Варька чуть не лопнула от злости, на третий день был грандиозный скандал, Мирон исчез, и мы с Лешей безрезультатно проискали его полночи, на четвертый — Мирона нашли мертвым, а позднее умерла Нинка, на пятый приехал шпион Белов и сразил нас известием об убийстве, на шестой отравили Маpка, на седьмой на него же сбросили скалу, на восьмой исчез Генрих. О мелких склоках, ежах и грозах я уже не упоминаю. Итак, ваши версии, господа: «Что день грядущий нам готовит?»

— Ты падешь «дручком пропэртый», — предложила я свой вариант.

— Типун тебе на язык! — испуганно воскликнул Прошка.

— Сегодня — выходной, — решительно объявил Марк. — Во второй день тоже ведь ничего особенного не произошло, так что семидневный цикл сохраняется.

Я не поверила своим ушам.

— И это говоришь ты, Марк?! «Ничего особенного не произошло»! Да ты вспомни, в каком настроении пришел из «Бирюзы» после встречи с Мироном! И весь день ходил как в воду опущенный. Вспомни преферанс! — Марка передернуло. — Нет, если сегодняшний «выходной» будет таким же, я, пожалуй, иду топиться. — Не допив чай, я встала из-за стола, демонстративно взяла полотенце и спустилась к морю.

Видимо, моя угроза напугала общество, потому что через минуту следом за мной спустился Леша, догнал меня и поплыл рядом.

— Ты далеко не заплывай, ладно? — заискивающе попросил он.

На свете есть только один человек, которому я решительно ни в чем не способна отказать: Леша. При желании он мог бы из меня веревки вить. Когда кому-то из друзей позарез нужно от меня чего-нибудь добиться, он прибегает к Лешиному посредничеству. Если Лешу удается уломать, считай, дело сделано. Хорошо еще, что уломать его удается далеко не всегда.

— Ладно, — великодушно согласилась я и легла на спину. — Как ты думаешь, следствие скоро закончится?

— Судя по темпам, с которыми оно продвигается, — нет. А что?

— Прошка прав, долго нам такой жизни не выдержать. Я удивляюсь, как это никто из нас еще не впал в буйное помешательство.

— Ничего, мы закаленные. У нас ведь еще ни один отпуск не прошел нормально. Помнишь, в прошлом году мы три дня прокуковали в Валдае на вокзале, дожидаясь Генриха, который сошел на какой-то станции купить пирожков?

— А Генрих тем временем с таким же упорством дожидался нас на этой самой станции, — подхватила я. — Как же, помню. А в позапрошлом году у Прошки во время лодочного похода случился аппендицит. Боже, как мы тогда чесали до больницы! У меня от одного воспоминания горят ладони и ломит поясницу.

— Дураки мы были! Надо было остановиться у первой попавшейся деревни и довезти его на машине.

— Да ладно, чего теперь вспоминать! Обошлось же все. Но эта поездка побила все прошлые рекорды. Незабываемое путешествие! Может, мы наконец выполнили свою жизненную норму по аварийным ситуациям и чрезвычайным происшествиям?

— Сомневаюсь. У людей с такими характерами всю жизнь что-нибудь случается.

— Умеешь ты утешить, Леша, — вздохнула я и поплыла к берегу.

На берегу стоял наш старый знакомый — Сашок.

Физиономия у него была самая что ни на есть мрачная.

— Ну началось! — тихо сказала я Леше под бешеный стук сердца.

Мы торопливо вылезли из воды, остановились в двух метрах от милиционера и вопросительно на него посмотрели. Однако Сашок с объяснениями отнюдь не торопился. Он стоял неподвижно и молча буравил нас глазами.

— Ну? — не выдержала я. — В чем дело, гражданин начальник? Вас переквалифицировали в постовые? Здесь не очень оживленное движение, уверяю вас. Лет десять точно простоять придется, прежде чем удастся помахать милицейским жезлом.

Сашок растерянно захлопал ресницами.

— Варька, перестань! — вмешался Леша. — Человек не виноват, что у тебя жизнь тяжелая. Извините, товарищ милиционер. Вы, наверное, по делу пришли?

— Я… да… — Вся напускная надменность и суровость с Сашкб слетела, и сразу стало очевидно, что перед нами застенчивый и неуверенный в себе мальчишка. — Константин Олегович просил вас всех, кроме Генриха Луца, прийти сегодня к нему.

Мне было ужасно стыдно за свою резкость, поэтому ответила я с преувеличенной сердечностью:

— Да-да, конечно, мы придем. Спасибо, что взяли на себя труд передать приглашение. К которому часу господин Белов будет нас ждать?

От неожиданной перемены в моем настроении юный Сашок вконец растерялся:

— Э-э… не знаю. Может быть, прямо сейчас?

— Это было бы крайне неудачно. Видите ли, нам нужно предупредить всех приглашенных, некоторое время уйдет на сборы, да и дорога до кабинета господина Белова занимает чуть больше часа. Хотя если мы устроим марш-бросок, то в срок, наверное, уложимся.

— В какой срок? — не понял Сашок.

— В час, который вы нам отвели.

— Я? — удивился Сашок. — По-моему, я ничего такого не говорил.

— В самом деле? Извините. Мне показалось, вы сказали, что Константин Олегович ждет нас прямо сейчас.

— Ну… да. То есть… я не знаю. Он просто попросил меня сходить за вами, а про время ничего не сказал.

— Варька, может, хватит? — снова вмешался Леша, не догадываясь, что я просто хочу загладить свою вину перед молодым человеком. (Почему никто никогда не понимает, что я действую из лучших побуждений?) — Пойдем позовем остальных.

Сашок переминался с ноги на ногу — видно, никак не мог решить, идти ему с нами или нет. В конце концов, он все же остался ждать нас на берегу. Мы сходили за Марком и Прошкой и отправились в пансионат. На этот раз присутствие милиционера сковывало нас меньше, и мы, не стесняясь, гадали вслух, зачем понадобились Белову.

— Может, он нашел какого-нибудь свидетеля и хочет устроить нам очную ставку?

— Додумался, кто убийца?

— Собирается перевезти нас всех в Симферополь и посадить в каталажку?

— Да нет, просто Ирочка самостоятельно решила сдать Варвару властям, а нас позвали, чтобы Варька ни о чем не догадалась и не дала деру.

Игра увлекла нас, и мы, стараясь перещеголять друг друга, придумывали все более и более фантастические версии:

— Хочет провести испытание на детекторе лжи?

— Нет, показать экстрасенсу.

— Попросить у нас Варькиной руки.

— Обмерить черепа и сфотографировать для своей фундаментальной монографии по судебной френологии.

— Отправить в виварий для экспериментов.

— Скажи уж, поместить в зоопарк.

За этим приятным занятием время пролетело незаметно. Мы даже удивились, обнаружив, что стоим перед административным корпусом.

В знакомой комнате уже сидели Ирочка и Славки.

— Кто последний? — вместо приветствия спросил Прошка.

— Мы уже отстрелялись. Таню только дождемся и уйдем, — сказал Славка-Владик.

— Что новенького спрашивают? — поинтересовалась я.

Сашок за моей спиной выразительно кашлянул. Славка покосился в его сторону и пожал плечами. При этом пальцы его правой руки незаметно сложились в колечко: нуль. Ничего.

В эту минуту из кабинета вышла Татьяна. Она, Ирочка и Славки кивнули нам на прощание и ушли. Сашок заглянул к Белову сообщить, что мы доставлены. Белов опять начал допрос с Прошки.

Когда следом за Прошкой голос из селектора попросил Лешу, во мне проснулось стойкое «дежавю». Правда, сегодня Прошка вернулся в «зал ожидания», но тут же ушел, сославшись на дела. Мы с Марком даже не поинтересовались, что это за дела. Ясно было, что Прошка намылился в столовую. Через некоторое время вышел Леша, а Марк исчез за дверью беловского кабинета.

— Все как обычно, — ответил Леша на мой безмолвный вопрос и пустился в пространные рассуждения о связи между географическими условиями, в которых живет народ, и национальным мышлением. На этот раз ничто не мешало мне наслаждаться беседой — задавать вопросы, соглашаться, спорить, подыскивать примеры, подтверждающие и опровергающие Лешины доводы. Словом, время я провела вполне приятно.

Марк вышел к нам и кивком показал мне на дверь. Я довела до конца мысль, которую развивала до его появления, и прошла в кабинет.

К тому времени моя обида на Белова, благодаря которому я стала мишенью Прошкиных насмешек, несколько улеглась. Я помнила, с какой готовностью он помог нам вчера в поисках Генриха, помнила ненавязчиво разведенный им костер, у которого мы грелись всю ночь. Но с другой стороны, я не собиралась спускать ему те несколько часов, когда у меня от страха за Марка едва не помутился рассудок.

— Здравствуйте, Варвара Андреевна, — привстав, поприветствовал меня Белов и указал на стул. — Располагайтесь, пожалуйста.

Несмотря на всегдашнюю вежливость, уже неотделимую в моем сознании от его неприметной внешности, Белов казался удрученным. На мгновение у меня тревожно екнуло сердце: вдруг он нашел улики, указывающие на кого-то из наших? Но я поскорее отогнала от себя эти сомнения и приготовилась играть роль, продуманную во всех подробностях заранее.

Ни словом не ответив на шпионское приветствие, я прошествовала к стулу и села, до предела выпрямив спину, словно аршин проглотила. Белов приподнял бровь, но больше никак не отреагировал на мою демонстрацию и приступил к допросу. На все вопросы я отвечала холодно и по возможности односложно. Если ответом «да» или «нет» ограничиться было нельзя, я старалась уложиться в минимальное количество слов. Разговор у нас происходил примерно так:

— Вы все в тот вечер выходили из-за стола?

— Да.

— А в какой последовательности, не помните?

— Только частично.

— И в какой же?

— Сначала Полторацкий, потом я, потом Прохоров, потом Марк, а потом уже все подряд, по очереди.

— Вы не заметили, может быть, кто-нибудь отсутствовал неоправданно долго, значительно дольше других.

— Не заметила.

— А что-нибудь необычное вам в глаза не бросилось? Например, может быть, у кого-то внезапно изменилось настроение или поведение?

— Насколько я помню, нет.

— На следующий день, когда вы заходили к Полторацкой, вам никто не попадался на глаза? В холле? В коридоре? Может быть, где-нибудь хлопнула дверь кабинета?

— Нет.

— Вы подошли к кровати?

— Да.

— Не заметили, Полторацкая дышала? Какое-нибудь движение, дрожание век, пульсирующую жилку не помните?

— Нет.

— В каком положении она лежала?

— На левом боку, лицом к окну.

— Поза не показалась вам неестественной?

— Нет.

И так далее и тому подобное. Белов повторял одни и те же вопросы на разные лады, снова и снова возвращался к одним и тем же моментам, но, по существу, не спросил ничего нового. Все это я уже рассказывала ему на самом первом допросе. Правда, тогда я говорила куда пространнее и охотнее. Теперь, с каждым моим кратким ответом Белов напускал на себя все более мрачный вид, хотя моя лаконичность должна была облегчить ему ведение протокола — сегодня беседовали без магнитофона.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Прочтите это и распишитесь, пожалуйста.

Я внимательно прочла все листочки и поставила на каждом свою подпись.

— По-видимому, это последняя наша с вами официальная беседа, Варвара Андреевна. Начальство срочно отзывает меня назад в Симферополь. Ваше дело решено разделить на две части. Местные власти еще раз проверят персонал пансионата и отдыхающих, а также туристов, остановившихся по соседству с пансионатом, на предмет возможной связи с Полторацкими. Вы и ваши друзья вольны вернуться домой. Мое начальство созвонилось с Москвой, и там любезно согласились взять на себя столичные связи Полторацких. В конце концов, может, это и правильно, не знаю. Я не люблю передавать другим дела, которые начинал сам, но приказ есть приказ. Копии всех материалов следствия должны быть отправлены в Москву уже сегодня. Возможно, там лучше справятся с делом, но мне, честно говоря, в это не верится. Материальных улик нет, свидетелей — тоже, рассчитывать можно только на победу в психологическом поединке с убийцей. А убийца — если это не посторонний, которого мы проворонили, — по-настоящему крепкий орешек. Так что по всем признакам шансов на раскрытие этого преступления немного. — Заметив, как вытянулась у меня физиономия при последних его словах, Белов сделал паузу. — Вы что-то хотели сказать, Варвара Андреевна? — спросил он с прекрасно разыгранной надеждой в голосе.

— Нет, — коротко ответила я, возвращаясь к прежней роли.

— Мне показалось, я вас расстроил.

— Немного.

— Боитесь тени сомнения, которая может омрачить вашу дружбу? — процитировал он меня, и довольно точно.

— Наверное.

Белов сложил губы в грустную улыбку.

— Не расстраивайтесь. А то я сейчас запру вас всех в одной комнате и буду мучить вопросами до тех пор, пока кто-нибудь не сознается.

— Спасибо, не стоит. Я могу идти?

Белов хотел сказать что-то еще, но передумал.

— Да, пожалуйста.

Я встала, подошла к двери и взялась за ручку.

— Варвара Андреевна!

Я обернулась и стала наблюдать, как шпион Белов искусно изображает душевную борьбу. «Интересно, как ему удается по желанию менять цвет лица? Может, для этого существуют какие-нибудь специальные приемы, которым обучают шпионов и следователей прокуратуры?»

— Я догадываюсь, чем вызвано ваше… ваша сдержанность. И хотя мой поступок был продиктован профессиональным долгом — согласен, это звучит довольно цинично, — я готов принести вам извинения. Я не думал, что моя маленькая дезинформация так сильно на вас подействует, хотя, признаться, отчасти рассчитывал на это. Насколько я понимаю, вы очень сильно испугались. Потом что-то произошло, и ваши подозрения рассеялись. Мне, конечно, было бы очень любопытно узнать, почему именно вы испугались и что рассеяло страх, но, боюсь, вы не захотите рассказать. Я не настаиваю. Только прошу вас, Варвара Андреевна, не держите на меня зла.

— Хорошо, Константин Олегович. Желаю дальнейших успехов и повышения по службе. Надеюсь, от признаний в любви и прощальных лобызаний мы воздержимся?

Белов поперхнулся, а потом расхохотался:

— А вы правы, вам совершенно не подходит имя Варя.

Я вернулась к Леше и Марку и объявила, что до тех пор, пока нас не пересажает московская прокуратура, мы свободны. Как я и предполагала, это известие явилось для них полнейшей неожиданностью. Видимо, Белов не хотел столь ошеломляющей новостью преждевременно выбить свидетелей из колеи.

— Надо пойти сообщить Славкам, — сказал Марк, когда немного пришел в себя. — То-то Ирочка обрадуется.

Чего мне не хотелось, так это радовать Ирочку.

— Ладно, вы сходите, а я во избежание скандала лучше сразу вернусь в лагерь. У Генриха, наверное, тоже поднимется настроение. Если это возможно — с его-то ожогами. Да и событие — не бог весть какая радость.

— Думаешь, дело так и закроют? — задумчиво спросил Марк.

— Белов так думает.

— Ну, может, оно и к лучшему…

— Может, и к лучшему, если мы сами догадаемся, кто убийца. Мне почему-то не хочется всю оставшуюся жизнь ловить и бросать подозрительные взгляды. Ладно, пойду я.

Я вернулась в лагерь. Генрих чувствовал себя неважно — похоже, у него поднялась температура. Услышав мои новости, он вздохнул, но ничего не сказал. Я достала спирт и протерла его ожоги.

— Придется нам, наверное, еще на пару дней задержаться, пока ты не оклемаешься.

— Не беспокойся, Варька. Думаю, завтра я буду здоров.

— Ладно, поглядим.

Тут вернулись Леша, Марк и Прошка. Славок с женами они не застали, но решили не разыскивать — оставили записку. Мы приготовили на скорую руку обед, поели, и я поднялась в гору — позагорать в солярии. Честно говоря, настроение у меня было невеселое и разговаривать ни с кем не хотелось.

Я устроилась на солнышке, сунула голову в тень и через несколько минут меня сморил сон. Проснулась я от резких, возбужденных голосов.

— Ты с ума сошел, Славка! — сердито говорил Марк. — Тоже мне, нашел козла отпущения!

— Чего это ты все к ней цепляешься? — негодовал Прошка. — На любимую мозоль она тебе, что ли, наступила?

— Да ты только посмотри на Варьку и вспомни Мирона! — басил Леша. — У нее непонятно в чем душа держится. Она физически не могла такую гору мышц через кусты в обрыв протолкнуть!

— Варька не могла так убить! — взволнованно убеждал Генрих. — Она человек открытый, у нее что в голове, то и на языке. Ни за что не поверю, что она убийца!

— Да вы выслушайте меня, — послышался невозмутимый голос Славки-Владика.

Но ему еще долго не давали раскрыть рта.

— Бред!

— Это вас Ирочка обработала?

— Ясное дело, кто же еще?! Сами они до такого в жизни бы не додумались!

Славка выждал, пока мои друзья выплеснут свое возмущение, и снова заговорил, спокойно и веско:

— Вы ведь согласны, что убийцу надо искать среди нас?

— Ну и что?! Варька — единственная подходящая кандидатура?

— В каком-то смысле — да. Мы все давно друг друга знаем, и если бы у кого-то из нас появился мотив для убийства Мирона или Нины, это не могло остаться тайной для всех. А если отмести наши — мои и Славки — разногласия с Мироном по поводу бизнеса, мотива ни у кого не остается. Вы готовы поверить, что я или Ярослав таким путем решили свои деловые проблемы?

Ответом ему было молчание.

— Вот видите! Остается предположить, что убийство — по крайней мере первое — произошло случайно, неожиданно для самого убийцы. Теперь переберите в уме каждого из нас и скажите: кто, по-вашему, способен убить человека в запале? Кто совершенно теряет голову в ссоре и не отдает себе отчета ни в своих словах, ни в поступках?

— Но Варька в тот момент не ссорилась с Мироном, — напомнил Леша. — А после предыдущей ссоры уже успела остыть.

— Во-первых, не успела. Ты вспомни, какая накаленная обстановка была за столом. Во-вторых, Варвара могла с Мироном еще раз побеседовать — у нас такой шум стоял, что мы не услышали бы, даже если они во весь голос орали. Но я не думаю, что они орали. Скорее всего, Мирон, увидев Варвару, процедил что-нибудь сквозь зубы и тем самым поднес спичку к бочке с порохом.

— Ладно, допустим, — скептически произнес Марк. — Теперь объясни, пожалуйста, каким образом Варька сбросила с обрыва человека, который весил вдвое больше ее.

— А ты когда-нибудь видел Варвару в ярости? — вмешался Ярослав. — В настоящей ярости, без дураков? Помнишь Гладышева из восьмой группы? Шкаф такой, под два метра ростом. Так вот, однажды он имел несчастье не на шутку Варвару разозлить. Выглядело это настолько комично, что мы от смеха не успели за нее вступиться. Слон и Моська, да и только! Но в следующую минуту вступаться было уже поздно. Никто не понял как, но она этого бугая сбила с ног, уселась верхом и начала методично дубасить по чему попало. Еле оттащили!

— Варька не могла столкнуть Мирона, а потом спокойно попивать с нами чай, — убежденно сказал Генрих.

— Ничего себе спокойно! — воскликнул Ярослав. — Да я в таком возбуждении ее никогда не видел. Хохотала, руками размахивала, говорила почти безостановочно…

— А спящую Нину подушкой Варька тоже в состоянии ярости задушила? — злобно поинтересовался Прошка.

— С Ниной, конечно, все не так просто, — сказал Славка-Владик. — Я сначала по этой причине тоже с Варвары подозрения снял. Но потом вспомнил: когда вы уже пришли в пансионат, Николай удивился, что Нина спит так долго. Он даже решил, что она проснулась и нарочно не подает виду — не хочет ни с кем разговаривать. Представьте себе, что Варвара зашла к Нине, когда та уже не спала. Помните, Нина утром на Варвару набросилась, хотя о гибели Мирона ничего не знала. А когда Таня ей сообщила, Нина сразу закричала: «Убийцы!» Теперь представьте себе, что она просыпается, все вспоминает, и тут в ее палату входит Варвара. Как, вы думаете, повела бы себя Нина?

— А на Марка тоже Варька покушалась? — Голос Прошки звенел от едва сдерживаемой ярости.

— Да какие это были покушения?! Смех один! — ответил ему Ярослав. — Чай отравленный в рот взять нельзя было, а от камня на таком расстоянии увернуться — плевое дело.

— Вот! — торжествующе сказал Марк. — Теперь понятно, что все ваши досужие домыслы не стоят выеденного яйца. Когда камень сверху свалился, Варька была внизу, я сам ее видел.

— Мы и над этим думали, — невозмутимо сообщил Славка-Владик. — Варвара ведь первая ушла с поляны? Кто мешал ей подкопать камень, подпереть его суком, привязать к суку веревку и стоять себе внизу, поджидать, пока Марк на тропинке покажется. Я еще тогда обратил внимание, что уж очень долго она моет котелки.

— Да откуда она знала, что я пойду купаться? Когда Варька уходила, я лежал на матрасе и вставать не собирался.

— А ты уверен, что ей нужен был обязательно ты? — спросил Ярослав. — Говорю вам, эти покушения — сплошная фикция, они нужны были убийце только для того, чтобы нас запутать. Какая в таком случае разница, на кого из нас покушаться?

— А вы этот сук с веревкой видели? — наскакивал на Славок Прошка. — Куда же он, по-вашему, подевался?

— Когда Варвара выдернула его из-под камня, она, естественно, его вместе с веревкой выбросила. С обрыва или в кусты. Чего уж проще?

— Тогда идите ищите! — закричал Прошка. — А до тех пор, пока не найдете, нечего наводить тень на плетень.

— Не думаю, что его можно найти, — заметил Владислав. — Варвара — человек неглупый. Скорее всего, она давно уже отвязала веревку и сложила в рюкзак, а палку сожгла на костре.

— Тогда нечего и языком трепать, — грозно сказал Марк. — Таких историй с разными кандидатурами в убийцы можно сколько угодно напридумывать.

— Нет. Конечно, Варька не могла этого сделать, — сказал, заканчивая спор, Генрих.

Я почувствовала внезапную слабость во всем теле. За долгие годы общения с друзьями я научилась безошибочно распознавать любые их интонации.

В голосе Генриха звучало сомнение.