Несмотря на страшную усталость, я превозмогла себя и досидела до темноты (если заснуть до захода солнца, проснешься, скорее всего, ночью, и что тогда делать до утра?). Когда же наконец я доползла до спального мешка, то обнаружила, что уснуть не в состоянии. Слышала я о бессоннице от переутомления, но сама до сих пор с этим явлением не сталкивалась и порядком струхнула — без сна в таких обстоятельствах недолго и ноги протянуть. Поворочавшись полчаса с боку на бок, я вылезла из палатки и попросила Лешу достать из аптечки димедрол. По счастью, снотворное подействовало. Я и сама не заметила, как уснула.

Глубокой ночью к моему одурманенному сознанию прорвались какие-то звуки — громыхание котелков, топот, крики, — но я только поглубже залезла в спальник с твердым намерением не просыпаться.

Однако суматоха за стенками палатки принимала все больший размах. Количество топающих ног увеличилось, кричали уже с разных сторон, где-то трещали ветки, по моей палатке несколько раз скользнул луч фонарика.

— Леша! В той стороне посмотри! — раздался у меня над ухом истошный вопль Прошки.

— Тут никого нет! — через минуту донесся крик Леши.

— А Варька где? Прошка, загляни быстро в палатку, посмотри, на месте она? — скомандовал Марк.

Вжикнула «молния» моей палатки, и яркий луч уперся мне в лицо.

— Варька! Ты дрыхнешь?! Ну и соня! Ты ничего сейчас не слышала?

— Уйди, Прошка! Я спать хочу… — пробормотала я и перевернулась на другой бок.

Но Прошка начал безжалостно трясти меня за плечо.

— Да очнись ты хоть на минуту! — возбужденно вопил он. — У нас тут что-то странное творится… Кто-то ходит по лагерю, гремит посудой, а когда вылезаем — никого нет.

— Ничего странного, — буркнула я. — Твой Черный Альпинист пришел себе новую жертву выбирать. А гремит ледорубом или цепями. Отстань от меня, Христа ради! — И я сунула голову в спальник.

Как ни странно, мое объяснение Прошку нисколько не обрадовало. Во всяком случае, вместо того чтобы рассыпаться передо мной в благодарностях за избавление от мучительной неизвестности и тихо удалиться, он зашипел рассерженной змеей:

— Нашла время шутки шутить! Мы и так чуть не очумели от страха. Не будь свиньей, вылезай!

Я тяжело вздохнула и расстегнула спальник.

— Я все поняла. Это коллективное убийство. Сначала вы всем скопом злодейски погубили Мирона с Нинкой, а теперь взялись за меня. Лучше бы уж сразу на скалы сбросили, чем медленно и мучительно убивать бессонницей.

Но Прошка уже исчез в темноте и меня не слышал.

Я вылезла следом и при виде открывшейся мне картины обалдела. Кто-то прилепил к каменному столу горящую свечу, и в ее неверном свете исполняли диковинный танец длинные тени, вооруженные палаческими топорами.

— Может, это зверь какой? — вопрошал Генрих.

— Если зверь, то, судя по топоту и пыхтению, не меньше горного козла, — ответил Марк. — А мы никого не видели, хотя вылезали несколько раз. Под конец уже не застегивали палатки и сразу выскакивали на шум. Никого. Как в воздухе растворяется.

— Невидимка, — сдавленно прошептал Прошка. На его физиономии застыло напряженное и испуганное выражение. Марк и Генрих тоже были встревожены не на шутку. Лицо Леши выражало полную растерянность.

Я хотела было сказать, что это мятежный дух Мирона не может найти покоя, но в последнюю секунду прикусила язык. Представляю, что бы они со мной сделали!

— Дай сюда фонарик! — Я выхватила требуемое у Прошки из рук и обошла стол. Неподалеку от дерева валялся котелок. Я подняла его, заглянула внутрь и увидела остатки макарон. — Посуду надо мыть за собой! — зло рявкнула я на мужиков. — Вы, когда искали своего злоумышленника, на землю светили?

— Зачем? Говорю же тебе, это крупная тварь — топала, как стадо бизонов! — возмущенно откликнулся Марк.

Но я отмахнулась от него и поводила фонариком туда-сюда, освещая пятачок вокруг столового дерева. Неожиданно один из внушительных серых булыжников, полускрытый валуном-стулом, зашевелился и переменил местоположение.

— Ежик! — умильно восхитился Генрих.

Назвать существо, не уступающее размерами молочному поросенку, уменьшительно-ласкательным словечком мог только Генрих. Он вообще питал непонятную страсть ко всем живым тварям, начиная от жуков и гусениц и кончая слонами и китами. У них с Машенькой в доме даже существовала специальная колонковая кисточка, которой полагалось стряхивать тараканов со стола, чтобы не повредить им лапки.

— Здесь еще один! — крикнул Леша, посветив фонариком за палатку. — А вон и третий. Все ясно: это великое переселение ежей.

Не обращая внимания ни на восторги Генриха, ни на вытянутые физиономии остальных, я вернулась в свою палатку и залезла в спальник, но заснула, разумеется, только с рассветом.

Когда я продрала глаза, солнце уже приближалось к зениту и жара стояла одуряющая. Все общество, за исключением Генриха, расползлось по мало-мальски затененным участкам и бессильно лежало, высунув языки.

— А где Генрих? — полюбопытствовала я, вернувшись с моря после водных процедур.

— Отправился за водой, — легкомысленно ответил Прошка.

— Вы отпустили его одного?! — поразилась я и обвела всех троих недоверчивым взглядом.

— Мы попытались его отговорить, но он и слушать ничего не хотел, — несколько смущенно объяснил Леша. — Даже обиделся, когда я стал набиваться ему в провожатые.

— Ну все! Теперь его придется по всему Крыму разыскивать, — обреченно произнесла я.

— По-моему, ты преувеличиваешь, Варвара, — неуверенно сказал Прошка. — Генрих давно уже вышел из того возраста, когда человеку требуется нянька. Ничего с ним не случится. Ну, может, поплутает немного, беды в этом нет.

— Ну-ну. — Я выразительно пожала плечами и пошла искать тень погуще.

К обеду парило уже невыносимо. Мы ползали по плато сонными мухами и не находили в себе сил даже спуститься к морю. О еде не хотелось и думать, но отсутствие Генриха и воды вызывало тревогу. По идее он должен был предполагать, что вода понадобится нам к обеду.

В три часа я захлопнула книжку и раздраженно посмотрела вокруг.

— Ну, что будем делать? Снарядим поисковую экспедицию сейчас или дождемся ночи?

— Да что ты все волну гонишь, Варвара! — вскинулся Прошка. — Может, Генрих сидит у Славок, пережидает жару. Или Белов вызвал его к себе. Заблудиться тут практически невозможно. Иди себе вдоль берега, пока не упрешься в забор.

Я скептически хмыкнула, но спорить не стала. Что толку препираться с человеком, которого предыдущий опыт ничему не учит?

В четыре часа Леша нервно забегал туда-сюда по плато.

— Не мельтеши, пожалуйста, — раздраженно попросил его Марк. — И без тебя тошно.

— Варька, Прошка, может, дойдем до пансионата, узнаем у Славок, появлялся там Генрих или нет? — предложил Леша. — Как бы его солнечный удар не хватил.

Я с трудом оторвала от матраса размякшее тело. К моему немалому удивлению, Прошка последовал моему примеру без единого звука.

— Давайте вместо Варвары схожу я, — героически вызвался Марк.

— Не стоит. Лучше тебе еще денек отлежаться после Прошкиного антикомарина, — сказала я и во избежание дальнейших препирательств решительно направилась к тропинке.

Солнце уже вполне зримо сместилось к западу, но легче от этого не стало. Сверху пекло, раскаленные камни дышали жаром, отраженный от идеально гладкой морской поверхности солнечный свет резал глаза. К тому времени, когда мы, едва волоча ноги, дотащились до пансионата, с нас сошло семь потов. Я добрела до тенистой аллеи и упала на первую подвернувшуюся скамейку, а Леша и Прошка отправились к Славкам. Вернулись они минут через десять, и по их лицам я сразу поняла, что Славкам о судьбе Генриха ничего не известно.

— Не заходил он к ним, — сообщил Леша. — Они сегодня почти целый день просидели в номере, так что вряд ли Генрих мог с ними разминуться. Может, спросить у Белова?

— Нет, это ты неудачно придумал. Белов, не дай бог, решит, что Генрих пустился в бега. Еще сочтет его исчезновение признанием вины. Придется идти дальше. Генрих мог войти в ворота и не заметить ни забора, ни корпусов. А тут сквозной проход.

— Ну и куда же мы пойдем? — уныло спросил Прошка.

— Куда понадобится, — огрызнулась я. — Нечего было его одного отпускать. Заблудиться тут, видите ли, невозможно! Можно подумать, вы первый день с Генрихом знакомы.

Прошка без единого звука проглотил упрек и покорно поплелся за нами с Лешей. Как мы добрались до остановки автобуса, идущего на Алушту, я помню весьма смутно. Зато отчетливо помню бетонную стену, которая преградила нам путь, когда мы попытались пройти по берегу дальше. За стеной, увенчанной колючей проволокой, торчали, подпирая небо, какие-то безобразные металлические конструкции. Шоссе, подходившее у остановки почти к самому морю, огибало забор и круто поворачивало в гору.

— Все! Дальше идти бессмысленно, — объявил Прошка. — Думаю, даже Генрих не способен полезть через колючую проволоку или потопать по такому солнцепеку в горы.

— Но куда же он тогда подевался? — недоуменно спросил Леша. — И что нам теперь делать?

— Возвращаемся в пансионат, — хмуро скомандовала я. — Черт с ним, с Беловым! Пусть подозревает Генриха, пусть хоть всесоюзный розыск объявляет, главное, чтобы Генрих нашелся.

Половину обратного пути до пансионата мы проделали на карачках. Ноги нас не держали, а нужно было не только идти по сравнительно ровному берегу, но и перебираться через завалы и обломки скал. Воздух от духоты так сгустился, что, казалось, его можно резать ножом. Добравшись на полусогнутых до административного корпуса, мы с Прошкой бросились на скамейку, молчаливо свалив миссию переговоров с Беловым на Лешу — он единственный из нас сохранил какое-то подобие человеческого облика.

Леша вернулся скоро, причем в сопровождении Белова. Я дошла до такого состояния, что вид человека, сделавшего из меня всеобщее посмешище, не вызвал во мне никаких эмоций. На его приветствие я, правда, не ответила, но не из желания продемонстрировать неприязнь, а по причине полного бессилия. Белов с первого взгляда оценил наше состояние, предложил Леше подождать его здесь вместе с нами и куда-то скрылся.

Я тупо смотрела на расплывающееся в сумерках серое здание административного корпуса и уныло гадала, где сейчас Генрих и что шпион Белов собирается предпринять. Организовать поисковую экспедицию, что ли? И куда эта экспедиция направится? В горы? Будет носиться взад-вперед по берегу? Обрядится в водолазные костюмы и начнет обшаривать морское дно?

Мне так и не удалось придумать ни одного разумного поискового мероприятия, но у Белова, по всей видимости, голова работала лучше. Когда он вернулся к нашей скамейке, за ним по пятам шел один из двух хмурых бородачей со спасательной станции и вел на поводке здоровенного черного пса — немецкую овчарку. В отличие от Генриха, я люблю далеко не всех представителей животного мира, но от собак просто без ума. От одного взгляда на умную породистую морду черного зверя мне сразу стало легче. Прошка, который собак побаивается, напротив, окончательно пал духом и вжался в скамейку.

— Через пять минут на воду спустят катер, — сообщил Белов. — Поедем к вашей стоянке. Собака должна понюхать что-нибудь из вещей Луца. Да и след нужно оттуда брать. Жаль, темнеет уже, но собаке темнота не помеха. Вы как, до причала дойти сможете?

Я оттолкнулась ладонями от скамейки и с грехом пополам встала. Но с первым же шагом ноги у меня подогнулись, и я непременно упала бы, если бы кто-то не подхватил меня на руки. В следующее мгновение я обнаружила, что этот «кто-то» — Белов. Мне хватило доли секунды, чтобы представить себе новые насмешки, которыми будут осыпать меня по этому поводу Прошка и K°. Вне себя от ужаса и негодования я сделала отчаянный рывок и высвободилась из шпионских объятий. Правда, свобода досталась мне недешево, поскольку приземлилась я на пятую точку и посадка была отнюдь не мягкой.

Черный пес истолковал происшествие по-своему и решительно встал на мою сторону (моя любовь к собакам, по счастью, взаимна). Когда Белов дернулся вперед, чтобы помочь мне подняться, зверь загородил меня своим мощным телом и показал великолепные клыки.

— Ты что это, Хан?! — воскликнул шокированный бородач. Вышколенный Хан бросил на меня извиняющийся взгляд и неохотно отошел в сторону, но благодаря ему я успела подняться на ноги самостоятельно.

— Благодарю вас, я сама дойду, — холодно сказала Белову и, уловив насмешливый блеск в Прошкиных глазах, добавила: — Если вас не затруднит, донесите, пожалуйста, моего друга, а то он будет ковылять эти триста метров до рассвета. — Не дожидаясь ответа, я повернулась к ним спиной, повисла у Леши на руке и гордо (но, боюсь, совсем не грациозно) удалилась.

Хотя на катере мы добрались до места за десять минут, к моменту высадки было уже совершенно темно. На берегу нас встретил Марк — мрачный, как распорядитель похорон. Генрих, естественно, не появлялся. Марка как самого свеженького среди нас отправили наверх принести что-нибудь из носильных вещей Генриха, а мы остались ждать на берегу. С наступлением темноты поднялся ветер, и умница Хан занервничал.

— Похоже, будет гроза, — заметил бородатый проводник. — Надо бы поторопиться, а то след весь смоет.

Марк принес не одну и не две, а целый ворох вещей Генриха, включая фонарик, ручку и книжку по топологии. Хан обнюхал все это добро, покружил на месте, бросился в одну сторону, в другую, потом отыскал самый свежий след и уверенно рванул в противоположную от пансионата сторону.

— Ну конечно! Излюбленный трюк Генриха, — простонала я. — Почему же нам сразу не пришло в голову пойти туда?

Между тем собачий проводник, к моему удивлению, не побежал за Ханом. Вместо этого они с Беловым снова погрузились в катер и медленно поплыли вдоль берега.

— Чего это они? — не понял Леша. — А если след повернет или собака не сможет где-нибудь пройти? В такой темноте на берегу ее не разглядишь. Почему никто не пошел с собакой?

— Они торопятся, а собака бегает быстрее человека. Если Хан что-нибудь обнаружит или попадет в затруднительное положение, он подаст голос. Замечательный пес! — Последнюю фразу я произнесла с особой убежденностью.

— Ничего себе пес! — откликнулся Прошка. — Лошадь с тигриными клыками! А как кровожадно посмотрел на Белова, когда он тебя уронил! Я так и обмер.

Марк внезапно вышел из своей мрачной задумчивости:

— Что значит — уронил?

Я зарычала и оскалилась почти как Хан:

— Если кто-нибудь из вас скажет хоть слово по этому поводу, я этому мерзавцу глотку перегрызу!

Видимо, оскал у меня вышел впечатляющий, потому что больше никто не предпринимал попыток вернуться к запретной теме.

Внезапно небо прорезала вспышка, и почти сразу же ударил гром. Никогда еще я не видела, чтобы гроза начиналась так стремительно. Не успели мы подняться на плато, как хлынул ливень. Нет, ливень — не то слово. Впечатление было такое, словно мы встали под водопад. В одну секунду на мне не осталось ни одной сухой нитки.

Скользя и оступаясь на размокшей глине, мы вскарабкались на плато и кинулись к палаткам, но на полпути нас остановил отчаянный Лешин вопль:

— Бумага!

Я вздрогнула и обернулась. Марк остановился, и луч его фонарика скользнул назад. Под столовым деревом стоял грязный, мокрый Леша и нежно прижимал к груди намокший рулон туалетной бумаги. По скорбному лицу обильными слезами катились дождевые капли.

Палатки из парашютного шелка — вещь замечательная, но у них есть один существенный недостаток. На тропические ливни они не рассчитаны, да и в обычный-то дождь приходится накидывать пленку. Короче говоря, скоро мы обнаружили, что наши спальные мешки по консистенции напоминают кисель. Ливень кончился так же быстро, как и начался, но легче от этого не стало. Нам предстояло провести ночь на сырой земле, без спальников и даже без костра — дрова тоже вымокли, и развести огонь не представлялось возможным.

Счастье еще, что меня с детства приучили укладывать рюкзак так, чтобы вещи не отсыревали. Все, что хоть сколько-нибудь боится воды, я при укладке распихала по полиэтиленовым мешкам и теперь могла хотя бы переодеться в сухое. У ребят дела обстояли похуже, но и им удалось откопать в глубине рюкзаков не очень мокрую одежду. На этом наше везение кончилось. Беспокойство за Генриха, невозможность прилечь и поесть горячего совсем лишили нас духа.

— Мы даже не обедали сегодня, — причитал Прошка, грызя сухарик. — Попробуй только скажи, Марк, что мне это полезно, я с тобой до конца жизни разговаривать не буду!

— Тебе-то, может, и полезно, но почему страдаем мы? — опередила я Марка, который явно собирался принять вызов. — Если боги наслали на нас эту грозу только для того, чтобы ты попостился, то это безумное расточительство. А если они с той же целью отправили за водой Генриха и устроили нам сегодняшнее маленькое развлечение, то мы находимся во власти сумасшедших садистов.

— Да уж… — Марк зябко поежился во влажном свитере. — Может, все-таки попробуем развести костер? Пока будем возиться, как раз согреемся.

— Слушайте, у нас же спирт есть! — осенило Прошку. — Давайте примем по пятьдесят граммов для профилактики.

— Спирт надо для Генриха оставить, — сказал Марк. — Он наверняка промок насквозь.

— Да там целый литр, — поддержал Прошку Леша. — Куда Генриху столько? Давайте сейчас выпьем по чуть-чуть, а потом еще раз вместе с Генрихом.

— У нас даже воды нет. Ни запить, ни разбавить. Надо было котелок под дождь подставить, но Леша, конечно, не догадался. Он о бумаге думал.

— Ерунда! — отмахнулся Прошка. — Для лечения и сугреву лучше потреблять чистый.

Леша сходил за бутылкой и разлил спирт по кружкам. От первого глотка у меня глаза повылезали из орбит, но потом стало тепло и приятно, и я потребовала повторить процедуру.

Когда на нашем плато появились Хан с мокрым проводником и почему-то сухой Белов, мы были уже хороши. Сбившись в тесную кучку, мы сидели на пластиковом коврике и горячо доказывали друг другу, что все будет отлично: солнышко высушит вещи и дрова, Генрих найдется и принесет воды, никто не заболеет, и все мы счастливо доживем до глубокой старости и умрем в один день. На вновь прибывших мы попросту не обратили внимания. Даже когда Хан ткнулся прохладным носом мне в ладонь, я лишь обняла его за шею и пообещала, что мы заберем его с собой и будем холить и лелеять до конца дней.

Белов что-то сказал, но мы были слишком поглощены обсуждением нашего безоблачного будущего, чтобы снизойти до беседы с каким-то следователем прокуратуры. Неизвестно, надолго ли у шпиона хватило бы терпения, но ему на выручку пришел хозяин Хана.

— Эй, что это у вас? Водка? — спросил он бесцеремонно. — Налили бы и мне, что ли. Я, пока за товарищем вашим гонялся, вымок весь.

Леша щедро плеснул ему спирта в свою кружку. Бородач лихо вылил содержимое кружки себе в глотку и застыл с вытаращенными глазами.

— А… а…. а… Что это было? — сумел наконец выговорить он.

— Денатурат пополам со скипидаром, — не моргнув глазом, соврала я. — Отличное средство от простуды. А где Генрих?

— Что?! — Бородач схватился за грудь.

— Не слушайте ее, — пьяным голосом посоветовал Леша. — Она все врет. Вы нашли Генриха?

Бородач обвел нас странным взглядом и ответил вопросом на вопрос:

— Скажите, ваш товарищ — опытный скалолаз?

— Генрих?! — удивился Прошка. — Да что вы! Он сроду выше подоконника никуда не забирался. А почему вы так решили?

— Хан шел по следу и уперся в скалу, которая перегораживает проход по берегу. Там почти отвесная стена, но Хан со всей определенностью дал понять, что ваш друг полез наверх.

— Не может быть! — воскликнули мы хором.

— Хан не мог ошибиться, — обиделся бородач. — Я за него ручаюсь.

Все замолчали. Я лихорадочно пыталась представить себе, что могло погнать Генриха на скалу. Одна за другой перед глазами мелькали яркие картины: Генрих наступает на змею и в состоянии аффекта взлетает на отвесную стену, а потом не может спуститься. Генрих на ходу изобретает и мастерит из подручных средств антигравитатор и решает провести испытания. Генрих видит на голой скале невесть как туда забравшееся несчастное существо и бесстрашно бросается на помощь. В последнем случае он, вероятно, сумел найти в себе скрытые резервы.

Мы все еще сидели с открытыми ртами, когда на нашей поляне вновь зазвучали шаги и из темноты появились Славки.

— Генрих у нас, — сообщил Ярослав и сбросил на землю рюкзак с канистрой. Второй Славка поставил рядом другую канистру.

— Как он у вас оказался? Что случилось?! — наперебой закричали мы, вскочив.

— Уф! — Ярослав вытер лоб рукавом. — Мы толком не поняли. Да и сам Генрих, кажется, этого не знает. По его словам, он шел, шел и увидел перед собой совершенно незнакомое селение. Генрих подошел к местной жительнице и вежливо поинтересовался, как ему попасть в пансионат «Бирюза». Местная жительница несказанно удивилась и сообщила, что до завтра этого сделать никак нельзя, поскольку автобус в ту сторону ушел и другого сегодня не будет. Генрих объяснил, что пойдет пешком. Баба удивилась еще больше и показала на дорогу, которая уходила куда-то вверх. «Килуметров тридцать пять будет, через перевал», — сказала она и предложила Генриху поселиться в другом пансионате, поближе. До него Генрих не дошел километра три. Тут до несчастного дошло, что он перепутал направление. Он поблагодарил местную жительницу и сказал, что ему непременно нужна «Бирюза». «А если берегом идти, намного короче получится?» — спросил он напоследок. «Морем, конечно, раза в три короче, — согласилась баба. — Но берегом туда не пройти». Поскольку Генрих только что прошел берегом, он решил, что местная жительница не слишком хорошо осведомлена, но ничего не сказал, только поблагодарил еще раз. Конечно, он отправился по берегу обратно и уперся в непроходимые скалы. Час потратил на поиски прохода, потом попытался взять скалы приступом, но ничего не вышло. Поскольку плавает Генрих немногим лучше топора, то обогнуть этот участок вплавь он не решился. Вернулся в селение и потопал по дороге. До нас добрался уже в темноте, совершенно без ног. А тут еще ливень начался. Мы уговорили его остаться, но он очень беспокоился, что вы сидите без воды, и попросил нас сходить сюда.

— Но как же он перелез через эти скалы в первый раз? — спросил пораженный Леша после минутного молчания.

— Этого Генрих не помнит. Говорит только, что шел, шел и пришел в то селение.

В наступившей тишине было отчетливо слышно, как бородач пробормотал себе под нос:

— Ну и компания! Все как один — психи.

Он позвал Хана и Белова и отправился к катеру.

— Минутку! — крикнул Белов и попросил нас показать, кто где сидел в роковой вечер и откуда упал Мирон. Ребята ответили на его вопросы, Белов кивнул, вежливо предложил Славкам составить ему компанию и откланялся. Славки, обрадовавшись, что им не придется топать пешком, быстро ушли.

Некоторое время мы все молчали.

— Смотрите! — воскликнул вдруг Леша и показал рукой в сторону очага. Там, весело потрескивая, горел костер.

Мы долго как завороженные смотрели на пламя, потом подошли поближе. Кто-то не только развел огонь, но и заботливо разложил вокруг него наши дрова — для просушки.

— Фантастика! — выговорил наконец Марк. — Кто это сделал?

— Шпион Белов, разумеется, — без тени сомнения сказал Прошка. — Ему была невыносима мысль, что любимая замерзнет или упьется денатуратом пополам со скипидаром.