— Мужчины, кто бы чего не говорил, разные, — авторитетно заявляет Роза Андреевна, — вернее, у них разные намерения.

Данное партсобрание созвано не случайно, а с целью на меня повлиять, пока не все потеряно. Роза Андреевна не подозревает, что уже потеряно все, что можно, и рада поучить молодежь.

В виде молодежи и сурового порицания общественности вместе с нами сидит Юля. Если бы здесь была Нина Петровна, я бы, возможно, и прониклась чем-нибудь (хоть и знаю о ее эпичности и нешуточном размахе накалённых страстей, но не устаю вновь и вновь восхищаться эзоповской тонкостью слов и действий), но Роза Андреевна с ней давно не ладит (все из-за того же Эзопа и шекспировской бездны страсти), поэтому, как говорится, пригласили вот такую, лояльную и местами экзальтированную по молодости, общественность. Ей положено молчать и внимательно слушать, что она сейчас и старательно делает. Набирается мудрости, так сказать.

— Возьмем, к примеру, несколько типажей мужчин… — Роза Андреевна готовит полномасштабное наступление на мою совесть и честь. Она не со зла и не с корыстной личной целью, поверьте. Просто ей небезразлична Вероникина бедовая жизнь, и у нее слишком большой жизненный опыт.

Сегодня понедельник, а я все еще под впечатлением от того самого вечера со Стасом. Самочувствие мое совершенно неясное, настроение приподнятое, и все будто в тумане.

Конечно, на всю ночь я тогда не осталась. Остаться на ночь — это очень близко и до боли интимно, а я еще не нашла такой большой корзины, чтобы собрать в нее все осколки от обязательно разобьющегося сердца. Пусть пока так — все-таки немножко, но на расстоянии.

Я послушно написала Роберту, что у меня возникли проблемы и что очень извиняюсь, но не могу поехать с ним, и отключила телефон. Стасу ничего зачитывать не стала, да и не до этого нам было. Я успела полежать — и не только полежать — на той самой большой кровати в светлой комнате, и Стас действительно был нежен и ласков. Поначалу.

Юлька слушает и мотает себе на ус размышления Розы Андреевны о нелегкой женской доле и месте мужчины в ней, а я продолжаю вспоминать недавние события.

А потом нежность сменилась сами понимаете чем. Такое ощущение, что — прямо сказать боюсь — что Стас тоже давно э-э…не того самого. Ну не верю я, что он вот прямо от меня в таком угаре.

Может, он расстался с Алисой? Я давно о ней ничего не слышала, и звонки прекратились…

Вероника начинает тешить себя иллюзиями. Советую всем пристегнуться.

Виноват во всем Роберт. Как я не догадалась сразу? Стас в который раз доказывает себе свою же исключительность и неповторимость. Вероника ведь предпочесть могла другого! Если бы я не сказала, что иду к Роберту, интересно, все бы сложилось или нет?

Воскресенье я просидела дома. Стас позвонил один раз, поздно вечером — он уезжал по своим делам. Спросил, все ли нормально, и обещал позвонить в понедельник.

Зато его звонок сегодня на шестом уроке переполошил весь десятый класс. Мне обычно никто не звонит посреди урока, потому и не включаю сотовый на беззвучный режим, но на этот звонок не ответить я не могла.

— Стас, я на уроке, попозже, — быстро проговорила я, кажется, еще глупо улыбаясь при этом. Мой десятый класс — все, как один — глазенки повытаращивали. У классной хахаль появился! Вот, собственно, такие разговоры будут в школьных коридорах. До того никакого мужчины на горизонте не появлялось, мои дети и родители привыкли к мысли, что я одинока и очень свободна, и что можно с легкостью звонить мне в девять часов вечера.

Еле дождалась окончания шестого урока. Было громадное желание отпустить всех моих пораньше, но я прекрасно знала, чем это может аукнуться. Потому десятый класс даже пересидел после шестого урока. Чтобы не таращились впредь.

Я подождала, пока из класса выйдет последний ребенок, Аня кивнула мне (кивок головы на нашем птичьем — значит, все спокойно), закрыла дверь в свой кабинет и набрала номер Стаса.

— Привет.

— Ты придешь сегодня? — слышу в трубке чуть хрипловатый голос. Стас, наверное, где-то простудился. Ни «здравствуй», ни «привет, как твои дела». Все четко и по делу, как обычно. Но меня это уже не задевает и не удивляет.

«Стас, я, вообще-то, занята. У меня сегодня два репетиторства и танцы в фитнесе. И нам пора перестать встречаться, потому что ничего хорошего из этого не выйдет…»

— Да. Вечером увидимся? В семь?

— Можно и пораньше.

— В пять.

— Из школы тебя забрать?

— У меня здесь дела есть, Стас. Давай в пять точно. Сама приду.

— Хорошо, дорогая. Созвонимся.

— Да.

А потом нагрянула Роза Андреевна, позвала Юльку и меня пить чай…остальное вы знаете.

— А есть мужики-хулиганы, которые используют женщин, а потом… Да, Вероника? Один экземпляр я недавно встретила рядом с тобой.

Юлька от восхищения даже рот приоткрывает. Роза Андреевна, ну кому вы это говорите? Молоденькой девушке, у которой, как по секрету поведала мне Юлька, даже мальчика не было. Вот ее-то и должны прельщать именно такие хулиганы…

— А может, он не такой плохой, — подает голосок общественность. Тонкий-тонкий голосок, — может, он просто не нашел своей единственной?

И тут же коршуном падает с небес Роза Андреевна на бедного ребенка:

— Юля, это только в книжках ваши хулиганы самые хулиганистые! А жизнь, девочка, жестокая штука.

— А может, где-то в глубине у хулигана прячется большая и красивая душа? А ее никто не разглядел?

— Ну, душа-то, конечно, у каждого, — задумчиво тянет Роза Андреевна, а молодую общественность несет. Глазенки горят реабилитировать неподходящего, с точки зрения Розы Андреевны, претендента. Вот она, юная вера во всегда возможное изменение человека в лучшую сторону! Есть в этом что-то. Что-то близкое тебе, Отче.

— Я считаю, Роза Андреевна, что особенно такие вот «хулиганы», как вы говорите, могут очень сильно любить. Только надо разбудить их душу, понимаете! Всколыхнуть то хорошее, что есть в них. Помните про катарсис в литературе? Очищение через страдание. Какая-то встряска, не знаю… чтобы жизнь повернулась в другую сторону… Кстати, многие русские классики писали о такой любви. Помнишь, Вероника, как у Есенина? — и декламирует вдохновенно:

Ты такая же простая, как все, Как сто тысяч других в России. Знаешь ты одинокий рассвет, Знаешь холод осени синий. По-смешному я сердцем влип, Я по-глупому мысли занял. Твой иконный и строгий лик По часовням висел в рязанях. Я на эти иконы плевал, Чтил я грубость и крик в повесе, А теперь вдруг растут слова Самых нежных и кротких песен…

Роза Андреевна гневно поправляет очки и готовится отчихвостить общественность по полной, но я успеваю открыть рот раньше:

— Юлечка, мой дорогой дружок…Дело в том, что я тоже знаю это стихотворение. И знаю, чем оно заканчивается.

С легкостью подхватываю эстафету, не так вдохновенно, конечно, но без запиночки:

Не хочу я лететь в зенит, Слишком многое телу надо. Что ж так имя твое звенит, Словно августовская прохлада? Я не нищий, ни жалок, ни мал И умею расслышать за пылом: С детства нравиться я понимал Кобелям да степным кобылам. Потому и себя не сберег Для тебя, для нее и для этой. Невеселого счастья залог — Сумасшедшее сердце поэта. Потому и грущу, осев, Словно в листья, в глаза косые… Ты такая ж простая, как все, Как сто тысяч других в России.

Роза Андреевна согласно кивает и растягивает губы в улыбке. В чем-чем, а уж в Есенинской лирике мы с ней солидарны, и я найду, как утихомирить горячий порыв Юли.

— Объясню, — продолжаю я с молчаливого благословения Розы Андреевны, — ключевых здесь строчек для понимания стихотворения несколько. «Ты такая простая, как все, как сто тысяч других в России». Образ возлюбленной лирического героя здесь отличается типичностью, похожестью на большое количество русских женщин, у них одинаковые судьбы. Лирическая героиня видела в жизни одиночество и грусть, и много, а «холод осени синей» — это о возрасте героини, возможно. «Иконный и строгий лик по часовням висел в рязанях». Ну, здесь скажем о высокой нравственности героини, как считаешь? Герой-то, конечно, влюбляется, и эта любовь будит все хорошее в его душе, что он имеет, но вся красота теряется от строчки «Не хочу я лететь в зенит, слишком многое телу надо». Лирический герой избалован, и подобная любовь для него трудна и является чем-то чуждым ему, ради нее он не хочет жертвовать ни своими привычками, ни разрывом со старой жизнью… ничем. Он — поэт, и видит то, что не замечает другие, потому обращает внимание на эту скромную незаметную красоту, которая на самом деле — настоящая. Но его душа другая, развращенная и разменянная на удовольствия, и, увы, никакого счастливого финала…

Мой экспромт не отличается полнотой анализа стихотворения, но я и не готовилась к этому, и литературу соответствующую не смотрела. Можно было, конечно, сказать еще больше, но много говорить о стихотворении Есенина я не хочу. Оно к делу не относится.

А еще я лукавлю, кстати. Но обмануть общественность мне не удается.

— Не договариваете вы, Вероника Васильевна, — хитро щурит умные глаза Юля, — а идея-то стихотворения не в этом. «Потому и грущу, осев…». Эта грусть — и есть его любовь! Он понимает, что несовершенен, циничен, развращен любовью многих женщин, и, может, им не суждено быть вместе, но он действительно любит ее, и это чувство большое и настоящее! Да, они разные, но в последнем четверостишии мы видим, как эти два героя становятся равными, как эта любовь преображает его!

— Так, прекратили обе! Устроили литературный вечер, — призывает к порядку Роза Андреевна, — с детьми устраивайте!

Мы с Юлей, не сговариваясь, прыскаем и понимающе переглядываемся. Филолог филолога всегда поймет.

— Мой хулиган, кстати, не любит Есенина, — сообщаю с усмешкой я Юле.

— Ты ему Есенина читала? — брови девушки взлетают вверх, и рейтинг Стаса повышается, подозреваю, на много пунктов. Хотя бы за то, что стихи просто послушал.

— Было дело. Хулигану Есенин не понравился, — хмуро сообщаю я, не вдаваясь в подробности.

Роза Андреевна морщит лоб и возводит глаза к потолку. Пламенная речь Юли спутала ей все карты, а вот мне эта речь пытается помочь поднять голову надежде. Надежде на большую и красивую любовь…

— Обожаю Есенина. Был, конечно, великим бабником, но такой он…ух! — говорит мне Юля. Посмеиваюсь и кошусь на Розу Андреевну, которая очень недовольна:

— Я тоже.

Ни по каким делам, как он складно наврал Веронике, Стас не поехал.

Просто решил побыть один, отдохнуть и подумать.

А думать было о чем.

Ну наконец-то! Стас в субботу до семи вечера прокрутил в голове тысячи вариантов сценариев удачного соблазнения. А не понадобился ни один. Как только Вероника согласилась, что собралась к мормону, не называя заветное слово «Роберт», Стас уже знал, что сегодня ее никуда не отпустит. И даже в ванной бы запер, по хозяйственному совету Димыча, если дело бы повернулось иначе. Поплескал бы ей в лицо холодной водички, чтобы очухалась от мормонского гипноза, а дальше — по ситуации. Плевать, что делать, лишь бы не ушла!

Это вообще что за хр. нь? Скромненькая наша девочка, напялила чулочки — и на свиданьице! А уж как платьице постоянно поправляла, только бы он, Стас, не увидел!

Стаса до сих пор колотило, когда он вспоминал о мормоне. Вот урод. Небось, наобещал Веронике, что женится, раз она без оглядки бежит на свидание и уже пытается наряжаться для него. Другого объяснения у Стаса не было.

Он поотжимался еще немножко, сделал упражнение на растяжку мышц — и утренний комплекс закончен. Стас посмотрел в окно: грязно, пасмурно. Снег так и не выпал пока.

Пробежку на сегодня Стас решил отменить. Отдыхать так отдыхать! Он еще в себя не пришел после той бурной ночи.

Легкость в теле кружила почему-то голову, и Стас бы смог бы много-много пробежать сегодня. Не стал. Слишком уж легко, слишком хорошо. Эта легкость Стаса сильно настораживала.

Десять часов дня! Десять! Ну и проспал он, привыкший вставать максимум в восемь утра, даже когда у него в гостях была Алиска или какая-то другая веселая девчонка. Стас вставал, заваривал чай, иногда даже готовил завтрак — он не гнушался это делать, ведь в полях на учениях приходилось и сухпайками питаться, а иногда и самим кашеварить. Да и что тут особого готовить на завтрак? Ну, кашу там сварить или омлет сделать. А Зоя Алексеевна, его приходящая домработница, хлопотливая болтушка лет пятидесяти пяти, года два назад научила Стаса печь блины. Чем он иногда тоже пользовался, чтобы не потерять навык.

Стас ни от кого никогда не хотел зависеть. Поэтому учился всему, что ему было полезно.

Алиске, встававшей намного позже Стаса, доставался обычно готовый завтрак. Эта красота могла есть все подряд, никогда не сидела на особых диетах. А фигурка оставалась обалденной. Бывает же такое.

После утренней зарядки Стас прошел по коридору в ванную. Вот где он оторвался, покупая квартиру. Поставил и душевую кабину, и джакузи с гидромассажем — сказывались его контракты, когда и душа-то могло не быть толкового, а о ванной все только мечтали.

Быстро принять душ и нормально поесть. А потом… нет, не звонить ей. Ни в коем случае не звонить, хотя так и подмывало.

Эта вредина не осталась на ночь. Может, и к лучшему — пробуждение утром было бы для нее нелегким. Засмущалась бы, не знала, куда глаза деть…

Стас часов в десять проводил ее, молчаливую, до двери. Напоследок прижал в подъезде к давно крашенной синей краской стене, поцеловал и немного потискал. Кажется, ей это понравилось. Стас уж стал было надеяться, что она позовет его к себе на ночь…

Но она не позвала. Ладно, пригласим сами, мы не гордые.

Горячие струи воды били мускулистую спину Стаса. Он намыливал голову шампунем.

А ведь это не коньяк — выпили-то всего ничего, да и Стас втихаря отставил рюмочку: не понравилось ему, что все время она платье одергивает. Не прячет ли там что? Может, не помогли никакие Стасовы договоренности, и ее избили — так, несильно, чисто чтобы припугнуть, и Вероника изо всех сил скрывает синяки? Только чтобы Стас не помогал, ага. Она же сама со всеми разберется, ну-ну. Что нам стоит коня на скаку остановить али избу подпаленную спасти? Да фигня.

Пришлось воспользоваться старым, как мир, способом со столовыми приборами. Пусть только встанет из-за стола…

Но то, что увидел Стас под платьем Вероники — а вернее, то, что из-под платья выглянуло — переплюнуло все самые немыслимые Стасовы фантазии и переживания.

Бантики, мать их!

Вот этого он никак не ожидал. На мгновение мелькнула шальная мысль — а может, для него сюрприз хочет сделать? — но потом Стас отмел эту глупую надежду. Так не делают. И что-то там про уйти и про ребенка — вообще отмазка ни о чем.

Ну а дальше все случилось как случилось.

А ведь это не коньяк…Стас не ждал такой раскованности от Вероники, а от себя — подобной реакции. А ты попробуй, потяни процесс, если твоя женщина кричит и извивается на столе, и кончает поразительно быстро, а ее внутренние мышцы сжимают тебя так, что тянуть с разрядкой становится нереально?

Конечно, первый раз все закончилось за несколько минут. Второй уже Стас постарался исправиться, быть понежнее и потянуть все подольше, но опять плохо вышло. Да что ж такое? Он всегда гордился своей выдержкой. Не зря Алиска разводила кипиш, когда Стас ее отшил. Закончилось блаженство-то. Рамзанчик вряд ли будет думать об удовольствии Алисочки. Накупит ей, конечно, золота, одежды дорогой, но уныло правильной, спа-салоны да развлечения, скучные для вольнолюбивой русалки.

Но того, что у них было со Стасом, Алиска точно не получит. Кусай теперь локти, красавица!

Воскресенье, утро (половина одиннадцатого, по некоторым часам, еще утро). Вечеринка у Туза, бушевавшая всю ночь субботы, еле-еле начинает раскачиваться. Сейчас Туз один и не очень занят. Можно навестить его, спросить о здоровье…Стас уже месяц не был у него.

У Туза в субботу и воскресенье табунами ходят красивые девушки. Его огромный дом может разместить всех. А если кому приходится спать вдвоем-втроем в комнате, так ни одна не пожалуется. Быть приглашенной к Тузу — великая честь. Здесь можно найти богатого любовника, в редчайших случаях — мужа. Вот почему всеми правдами и неправдами стремятся туда прошаренные модельки и просто охотницы за деньгами.

Посмотрит на них, отвлечется. К тому же, периодические поездки к Тузу благотворно влияют на бизнес — в этом высказывании Стас убеждался, и не раз.

А если честно, он просто давно хотел увидеть старика.

Стас быстро оделся — джинсы, свитер. Никакого дресс-кода в дом Туза не было, а для него — тем более.

Перед поездкой Стас заехал в элитный табачный магазинчик и купил дорогие сигары — те самые, которые курит Туз. Тот в этом не нуждался, конечно, просто Стас часто так делал. Ему хотелось дарить старику подарки.

Дом находился за городом, но для определенного круга этот дом был центром мира.

Огромный парк вокруг с высоченными соснами — Туз очень любил запах хвои. Белокаменный дом с колоннами всегда вызывал у Стаса смутную улыбку. Вот так посмотришь и сразу не скажешь, что этот монументальный дом в классическом стиле на самом деле — место разврата. И что внутри отделан он сверхсовременно. На первом этаже есть одна комната, где и бар с услужливым барменом, и настоящий камин, возле которого лежит медвежья шкура, и восточный уголок с непременными подушками, и бассейн, и уголок с цветником. На что хватило воображения Туза — все впихнули в необъятную комнату.

Дом был так похож на Туза. С виду — сухонький старичок в непременном костюме. А копнешь глубже…

Через час Стас подруливал к массивным воротам, преграждающим посторонним вход на частную территорию. Парк был обнесен со всех сторон высоким кирпичным забором, перелезть который было проблематично, да еще пущенный по незаметным проводам ток…Стас не позавидовал бы умнику, рискующему пробраться в частное владение Туза.

А еще у мнительного старика были неплохие ребята — охранники. Некоторых надежных парней Стас сам устроил к нему. Платил Туз хорошо.

Вот и сейчас ворота открылись, и Стас беспрепятственно проехал вперед. К машине подбежал один из охранников, и Стас опустил стекло.

— Стасон, здорово! Сто лет не видел…

— Здорово, Гром. Че там отец, зажигает?

— Да все, как обычно. На вечеринку?

— Не, отца проведать решил. Посижу чуть и обратно. Сам нормально?

— Да че мы, мы нормально. Отец то учения у нас проводит, то подарки дарит за успешные маневры. Развлекается, короче.

— Подарки — эт хорошо. Ладно, бывай, потороплюсь, а то веселье начнется, а мне оно пока без надобности.

— Давай, Стасон… — паренек в бронежилете отошел от машины Стаса.

Несколько поворотов по идеальной дороге в лесу — и Стас увидел перед собой белый трехэтажный особняк с греческими колоннами. Как обычно, цыкнул и мотнул головой. Вот не вязалась красота неписанная с тем, что в доме может твориться. Сколько лет этот особняк уже видит, и каждый раз — как в первый.

Стас поставил машину на стоянку возле дома, где его джип затерялся среди модных навороченных иномарок, захватил упаковку сигар и прошел к двери. Непременный обыск перед дверью, дотошный и обстоятельный (здесь ни для кого различия не делали, ибо старик не доверял никому), и Стас вошел в дом и шагнул в скандально известную комнату.

Туз всегда сидел недалеко от бассейна, на специальном возвышении, никогда не принимая участия в творившемся вокруг него «веселье». Наблюдал издалека, иногда одобрительно улыбался или кивал головой, иногда насмешливо или презрительно морщился. А еще он так умел курить сигары, что только одно созерцание неторопливого, немного ленивого, действа превращало Стаса в кролика, который завороженно наблюдает за удавом. Стас мог смотреть на элегантно курящего сигары Туза часами. Это были жесты истинного властителя, каким и был Туз.

Тузу уже перевалило за шестьдесят. Точный его возраст Стас не знал. Когда они познакомились, Туз уже был далеко не молод. Эдакий самый обычный старичок в очень дорогом, правда, костюме. И порой даже при галстуке.

«Мне ты очень понравился, мой мальчик, — сказал много лет назад после боя на ринге побитому, окровавленному, но непобежденному Стасу сухощавый старикан в сером костюме, — ты же пока не знаешь, кто я? А я тебя хочу пригласить к себе в гости…».

Стас равнодушно пожал плечами, бесстрашно встретив предостерегающий взгляд двух громил, неотступно следующих за стариком, но покорно пошел туда, куда указал ему старик. И пока неизвестно откуда появившаяся медсестричка перевязывала Стаса, старик говорил…

Стас стал частым гостем в доме Туза, или отца, как называли его охранники и некоторые — за глаза. Голову кружило обилие легкодоступных баб только вернувшемуся с последнего контракта Стасу. На контрактах к доступным женщинам он относился с опаской, к недоступным не лез, тем более, срывать лавры любвеобильного и ветреного Пули ему не хотелось, поэтому подобное знакомство было для Стас как манна небесная. Набарагозил он тут в давнишние годы, да так, что иногда вспоминалось — и самому не верилось, и становилось местами стыдно за себя прежнего.

А потом все приелось, и Стас, вместо того, чтобы выпивать и тусоваться с модельками в бассейне, начал просиживать подолгу рядом с Тузом, несколько отстраненно, как и он, наблюдая за происходящим.

Сегодня Туз сидел не на возвышении недалеко от бассейна, а в цветнике, и вдыхал аромат роз, растущих у него круглый год. Его настоящее местоположение было неудивительным: в комнате почти никого не было. Несколько девушек заканчивали наводить красоту у бассейна, а из гостей еще, видимо, никто не встал.

— Давно не был, мой мальчик, — Туз, как всегда, был в строгом костюме. Аккуратно подстриженные височки — Туз мог похвастаться седовласой шевелюрой, не тронутой лысиной — острый, принизывающий насквозь взгляд. Но Стаса взгляд не смутил. Он широко улыбнулся и положил на столик коробку сигар.

— Привет, Алексей Георгиевич. Рад видеть. Сто лет не был.

— Балуешь старика, — ухмыльнулся совершенно не нуждающийся в подобных подарках Туз, — ну здравствуй, тоже рад тебя видеть. Что нового? — вновь пронизывающий, как рентген, взгляд.

— Да все по-старому…Дела идут понемножку…

Туз наклонил стебель одной из роз, вдохнул аромат цветка. Блаженно закрыл глаза.

— Слыхал я, терки у тебя с Рамзаном?

Скрыть что-то от Туза было невозможно.

— Да какие терки, — махнул рукой Стас, — Алиска ушла от меня к нему. Отпустил ее, вот и все…

Туз знал Алису лично. Именно у него познакомилась она со Стасом.

— Верно. Туда их, негодных шалав. Слыхал я, ей невесело с Рамзанчиком живется. Хулиганит он, надо полагать. Значит, за другой девушкой приехал, — понимающе улыбнулся Туз, — изволь. Сам же знаешь: сводничать — мое излюбленное занятие… пойдем, — Туз встал с резной скамейки. Стас молча пошел следом.

На возвышении, неприкосновенном месте Туза, они сели за небольшой столик.

— Вот, посмотри, — начал Туз деловито, — в синем купальнике — Жанна. Ох и девка, как говорят! Сиськи, правда, силикон, ну да ладно. Тебе-то, поди, экзотика. А вон — блондинка Машенька. Сла-адкая девочка! Сам я немного того…дышу к ней часто-часто.

— Так в чем проблема, Алексей Георгиевич?

— Ан, Стасик, дружок… скучны мне эти бабы. Держу вот, для декору, спонсирую. Сам знаешь. Они у меня как сыр в масле. Ты приглядись. Найдем мы тебе девку почище Алиски… — у Туза уже глаза блестели, дай только посводничать.

Стас внимательно посмотрел туда, куда указывал ему старик… и понял, что ни до Жанны, ни до Маши ему нет никакого дела.

— Я…я тут сам женщину встретил, — потупившись, тихо сказал Стас. Иначе хлопотам старика по поиску любовницы для Стаса не будет предела.

— Да? — Туз не спеша начал раскуривать сигару, — Говори, мой мальчик, говори. Я с удовольствием послушаю. Кто она?

Стас замялся. Как рассказать-то?

Старик прищурился.

— Кем работает?

— Она учительница.

Туз многозначительно поднял брови.

— Преподает русский в школе, — Стас потупился еще больше.

Туз издал незабываемый звук «п-п», который так царственно получался только у него, и дым от сигары устремился в разные стороны.

Некоторое время он не говорил ни слова, лишь задумчиво курил.

— Ясно, — наконец сказал Туз, и Стас понял, что тема закрыта. И что ему не добиться от Туза жестокого порицания за Веронику, на которое он так надеялся.

Надеялся хоть немного остыть от неизвестного жара во всем теле и избавиться от навязчивых мыслей.

В огромный зал тем временем зашли несколько гостей в плавках, включили музыку. Они радостно приветствовали девушек в бикини, гладили их, громко предлагая массаж и водные процедуры. Стас поморщился.

— А ведь когда-то ты был именно таким, мой мальчик, — ласково заметил Туз.

— Это после армейки. Сейчас — нет. И даже не хочется. И вроде и бабы красивые, а что-то…не то…

— Умнеешь, Стас. Сказал бы — стареешь, да не скажу. Ты ж видел, много у меня моего возраста в бассейне перекупалось, и не только… Набираешься мудрости. Хвалю. Беседовать с тобой я обожаю. А теперь развлеки меня рассказом о своей учительнице. Я давно о таких ничего не слышал.