Сегодня я не смогла заснуть от боли.

Жужик спит, похрюкивая и вздыхая во сне, в комнате слышно лишь его сопение да тиканье часов рядом с кроватью. О Боже, Боже, почто ты меня оставил?

Боль разверзается черной бездной, я мечусь по кровати, пытаясь найти положение, где болеть будет чуть меньше, и прекрасно знаю: все это смешно и бесполезно.

Если язва откроется, то совсем нехорошо. И у меня, как назло, нет таблеток. Думала, что вылечилась, что не будет пока, что не нужны таблетки? Идиотка.

Доползаю до кухни и варю себе овсянку, смолотую в порошок, заготовленную так, на всякий случай. Куда я пойду за таблетками? Середина ночи. А тревожить ту же Маринку среди ночи не очень хочется. Или уже нужно? Я прислушиваюсь к себе. Болит ужасно. Но — еще терпимо. Подождем до утра.

Главное, чтобы не стало хуже, потому что если хуже — это точно скорая. От мысли, что со мной может что-то случиться там, в больнице, а Жужик останется здесь запертым в квартире неизвестно на сколько дней, меня прошибает холодный пот. Нет, подождем до утра.

Что может быть страшнее одиночества? Только одиночество боли.

Я сижу на кухне, глотаю слезы пополам с овсянкой и смотрю на занимающийся рассвет. Жужик что-то почувствовал: пришел на кухню, грузно брякнулся на пол, вздохнул и закрыл глаза. Полное-полное одиночество. И все же — с ним теплее.

Овсянка не помогает. Наивная… веришь в чудеса, девочка? А нету чудес.

Ползу обратно в кровать. И что могло спровоцировать приступ? Сейчас не конец года, у меня в этом году нет выпускных классов, и нет проверки на вшивость в лице вышестоящих товарищей типа директора и этих самых с министерства.

Ибо не ведаешь ни дня, ни часа. И я не пионер, который всегда готов. Снять боль нечем. Да и нужно ли, если я пока могу ее терпеть?

Чтобы душа оживала, нужно пройти через боль. Это я поняла, читая Новый Завет по второму разу. И уходить от боли не следует — найдет и задавит. Мне ли не знать…

Смешную я, наверное, представляю собой картину для стороннего наблюдателя. Загибающаяся от боли женщина, переживающая о своей собачке… Если со мной что, ты позаботишься о ней, Отче?

А что мне остается? Только плакать и посылать мольбы в сереющую полутьму. И терпеть до утра.

Наступает рассвет. Сегодня я не бегаю, благополучный красавец, извини. Да ты и не заметишь.

На исходе ночи, слушая щебетание птиц за окном, совершенно измучившись от боли, я внезапно понимаю, что со мной из всего в мире, что есть, остается в боли только Бог. Слезы струятся по лицу, я уже успела и проклясть все, и малодушно попросить исцеления. А за какие заслуги, спрашивается? За красивые глаза, не иначе.

Рассвет все ярче, встает солнце, и я ненадолго забываюсь беспокойным сном, совершенно обессилев, бормоча: «Благодарю за все…».

Я не безумна и особо не религиозна, чтение Нового Завета для того, чтобы разобраться в себе — не в счет. Просто мне уже ничего не остается перед жерновами боли. Либо плакать и проклинать, и жалеть себя, и надеяться на что-то, либо — благодарить. И вообще ни на что не рассчитывать. Конечно, можно и скорую, как третий вариант, но я терпеливо жду утра. Чувствую, что дотерплю. Оставлю Жужика в надежных руках, позвоню в школу и сообщу о болезни. А потом — в больничку.

Выбираю, как и давным-давно, благодарность. Не потому, что я шибко умная. От благодарности делается светло на душе. Эта маленькая крупинка на весах боли незаметна, но она становится бесконечной — в сердце.

Это что такое? Опять неудачнице фигово? Нет, ей еще хуже. Ну тридцать три несчастья, не иначе. Сколько же уже можно болеть? Говорят, болезни — по грехам. Сколько же она грешила, мама дорогая!

Опять сидит, нахохлившись, как больная птичка, на ветке. Даже хваленная всеми сдержанность Стаса сейчас не выдержит. Еще немного — и он подойдет и вызовет ей скорую.

А нормальная медицинская помощь этой мадам более чем необходима. Стас уже повидал таких товарищей: лица бледные, как бумага, еле дышат, за живот держатся, испарина на лбу, учащенное сердцебиение от боли… В армии даже самый несчастный сержантишка не пошлет такого солдата никуда, кроме лазарета.

Тузик все свои дела уже сделал, стоит, поскуливая, рядом с мадам. А она даже на пса любимого не смотрит. То есть смотреть не может. Ай-яй-яй! Дело совсем плохо.

Стас наблюдал за мадам уже достаточно давно, стоя за разросшимися кустами недалеко от ее подъезда. Он чуть позже сегодня вышел на пробежку, и разогнаться не успел. Остановился, увидев скрюченную фигуру на лавочке.

Но той, даже если бы он и рядом стоял, было все равно.

Пес настроился на долгое ожидание. Повиливая чуть хвостом, стал заглядывать в глаза хозяйки своими преданными глазами, по-всякому вертел мордой, пару раз даже лизнул лицо. Опять заскулил. Мадам с трудом вздохнула и издала какой-то приглушенный звук, похожий на стон.

Все, баста. Пора оказывать первую медицинскую и узнать, что там творится.

Стас не спеша подошел к неудачнице. Не спеша — чтобы пес смог привыкнуть. Жужик покосился на Стаса, но особой нерасположенности не проявил.

— Девушка, вам плохо? Может, скорую вызвать…

Неудачница медленно подняла голову и посмотрела на Стаса. Стас впервые видел ее глаза так близко. К чуть пухловатым щечкам и курносому носу уже давно привык, но в глаза как-то не заглядывал. А глаза были действительно красивые: большие, голубого цвета, опушенные длинными густыми ресницами. И страдание, отражавшееся сейчас в них, как ни странно, еще больше украшало эти глаза. Стас бы даже сказал, что страдание им шло, как и всему лицу неудачницы. Оно, озаренное отсветом боли, становилось загадочным и трогательным…

Все это в одну секунду промелькнуло в голове у Стаса. И в следующую секунду он уже смеялся над этой глупой романтикой, которая ударила ему в голову.

— Мой…пес… — выдавила из себя неудачница, покосившись на собаку, — мне стало плохо…живот…

Стас отбросил всю официальность.

— Скажи, какая квартира, помогу. Доведу или донесу, как получится. Там есть, кто тебе поможет? Муж, мама с папой, родственники?

Неудачница мотнула головой. Ну, Стас так и думал.

Псина начала ходить вокруг хозяйки, поскуливая и пытаясь поставить передние лапы ей на колени. Стас рявкнул на нее, жестко и быстро прервав песьи переживания. Пес порычал немного, но уселся рядом и вроде бы затих.

Стас соображал, чем он может помочь. Отвести мадам и чертову псину домой — раз. Дать ей таблетки, если у нее имеются, и вызвать скорую — два. Нет, лучше сразу скорую, не рисковать с таблетками, да и времени нянькаться с неудачницей у Стаса не было.

Он присел на корточки снова заглянул в голубые глаза неудачницы. Когда он заговорил, его голос прозвучал тепло и дружелюбно:

— Девушка, я вас вижу не первый год. Давайте помогу дойти до дома, если можете. Если нет, вызовем скорую так, согласны?

— Я дойду, — скривившись от боли, произнесла неудачница. И никуда не дошла, естественно.

— Болезнь свою знаете? — по странному спокойствию мадам Стас понял, что этот вопрос для нее актуален.

— Знаю, — поморщилась неудачница, — возможно, язва…но, может, и не совсем все плохо.

— Понятно. Сидите уже, я в скорую звоню, — Стас снял с себя рюкзак и, бросив его прямо на тротуар, вытащил сотовый.

— А мой пес… — выдохнула неудачница, и Стасу захотелось взять ее за плечи и хорошенько потрясти. Он еле сдержался.

— Все будет хорошо, — он бросил взгляд на собаку. Пес что-то почуял и испуганно взирал то на хозяйку, то на Стаса. Трус.

Стас отошел от этой полоумной: вдруг ради собаки от скорой откажется? Эта может. Спокойно и четко обрисовал ситуацию диспетчеру скорой помощи. Закончив разговор, Стас подошел к неудачнице снова.

Та бледнела, серела, но изо всех сил терпела боль. Молча.

Ничего удивительного, Стас и не таких терпеливых видел. Терпеливых до жути, на грани потери сознания. Но это было во время военных действий, у бравых парней, а эта чего себя до такого доводит? Почему она раньше здоровьем не озадачивалась? Профилактику там, таблетки…

А мадам все плохело. Стас видел, как сжимает неудачница зубы, как мутнеют ее глаза и размышлял, не поторопить ли ему скорую еще одним звонком. Хотя как торопить? Бесполезно. Диспетчеры, как и он, вряд ли что-то могут сделать, если машины застряли где-то на многочисленных вызовах.

— Потерпите, девушка, — ласково сказал Стас, — еще немножко, и они приедут.

Неудачница не ответила, чуть головой шевельнула.

Но мадам крупно повезло. Минуты через две Стас увидел долгожданную скорую, заворачивающую к дому. Пес резко встал и забегал, поводок свободно волочился за ним. Стас поймал поводок. Убрать его надо отсюда, и срочно.

— Все, девушка, скорая едет, — Стас осторожно коснулся плеча неудачницы. Мутные глаза ее чуть прояснились. — Сейчас вас отвезут в больницу, подлечат…

— Жужик, — прошелестела эта ненормальная, косясь на конец поводка в руке Стаса, — его нужно…

Стас проклял все на свете.

— Я посмотрю за ним, не переживайте.

А что он мог пообещать женщине почти в полуобморочном состоянии? Только это.

И пошел навстречу машине скорой помощи.