Звонок Гуля услышала не с первого раза. Не открывая глаз, протянула руку к сотовому.

— Алло, — произнесла сонно.

— Гуля! Гуля, где ты? — голос отца чуть дрожал от хорошо принятого вчера на грудь.

— Я в гостях ночевала.

— Когда ты придешь?

— Папа! Часа через два. Или три. Это для тебя так важно? Что-то ты меня вчера вечером не очень ждал…

— Не помню. Ничего не помню…

— Яс-но, — Гуля недовольно покрутила головой, открывая глаза, — я сказала — скоро буду. Часа через три.

Положив трубку, посмотрела на часы, и тут же подскочила с дивана. Одиннадцать! Ничего себе поспала!

Гуля встала, оделась и, убрав подушку с одеялом обратно в шкаф, открыла дверь, ожидая увидеть где-нибудь Антона: он же обещал приехать утром.

Ни в танцевальном зале, ни в раздевалке, ни в душевой Антона не отказалось. Гуля успокоилась: значит, утро у Антона начиналось поздновато, и Гуля успеет в душ.

Вчера Антон, услышав, что Гуля согласна репетировать завтра с утра, быстро попрощался и уехал. «Завтра вечером выступление, надо выспаться», — сказал, будто извиняясь. Гуля пожала плечами: что ж, понимаем. Выступление — это святое.

После отъезда Антона она закрыла дверь танцевального центра и легла спать. Подушкой и одеялом Тошки пришлось все-таки воспользоваться: без них бы Гуля не заснула.

Сейчас же, при поиске полотенец, она заметила в шкафу не только гель для душа и сами полотенца, но и мыло, шампунь, бритву, зубную пасту и щетку — все это Антон оставил здесь на случай своего внезапного ночлега. Она позаимствовала у него, кроме геля для душа и полотенца, еще шампунь, и направилась в душевую.

Пока промывала волосы шампунем с очень резким свежим запахом, пока намыливала тело руками — мочалки она не нашла — соображала, как бы потактичнее отказаться от предложения. Потому что согласиться на подозрительную авантюру в два часа ночи в немного неадекватном состоянии и согласиться на нее с утра, на трезвую и расчетливую голову, — две большие разницы.

Антон пристал к ней, как репей, с новым номером! Танго — и чтобы непременно с Гулей. С королевой, ну-ну. Как будто сто раз не танцевали вместе на площадке четыре года назад. Обтанцевался с королевой Антон, если уж точно представить ситуацию. Перетанцевал даже.

Обычно на таких выступлениях — еще неумелых и непродуманных — Гуля находилась в одной части площадки с горящими веерами или веревками, а Антон крутил кометы — огромные пои, похожие в деле на ярчайшие световые шары — в другой ее части. Потом они менялись местами. Взаимодействия у них почти никогда не было, вот это — правда. Женька не парился по поводу композиции номеров и хореографии. Вышли, поработали с огнем, ушли. Поклонились, все похлопали, фаерщики получили деньги.

Как же отказаться-то, а?

Гуля выключила воду и тут же услышала музыку. Пока она мылась, приехал Антон.

Вытершись и просушив полотенцем волосы, принялась одеваться. Хорошо хоть с одеждой в душ зашла, повесила на дверной крючок, прежде чем шагнуть в душевую кабину. Не забыла захватить с собой сумочку: там большая косметичка со всем необходимым.

Если бы Гуля не уволилась вчера, сегодня она сидела бы в это время на работе и исподтишка наводила красоту. Теперь, повернувшись к зеркалу, Гуля красилась в Антоновском душе.

Зеркало помогло ей заметить фен: он висел на гвоздике, и его отражение Гуля заметила сразу. Высушив волосы, расчесавшись и заплетя волосы в косичку, наконец осмелилась открыть задвижку душевой и выйти из нее.

В танцевальном зале играла медленная плавная музыка. Антон стоял в центре зала и делал разминку. Гуля понимающе хмыкнула: вот что значит фанатик. Скрестив руки на груди, замерла в этой позе в дверях, наблюдая, как Антон наклоняется до пола и, слегка согнув колени, очень медленно разгибается. Гуля говорила в таких случаях девочкам (движение распространенное и полезнейшее, она сама использовала его каждую занятие по восточным танцам): «Поднимаемся позвонок за позвонком». Что сейчас и делал Антон, не торопясь, поднимая корпус наверх.

Гуля, расцепив руки, шагнула в зал.

— Привет, — обратился к ней Антон, заметив ее в зеркале, — как спалось?

— Замечательно, спасибо, — Гуля готовилась слинять как можно быстрее. Находиться рядом с улыбающимся бодрым Антошкой — это для нее слишком. Она начинала волноваться.

Вчера Гуле было как-то все равно на его несравненный видок в майке в обтяжечку — слишком много всего случилось. Сегодня же, выспавшись, Гуля постановила: не случилось ничего особенного. Из дома ушла сама, по своему капризу, а ситуация с тетей Лилей и дядей Расимом неприятна, конечно, но не так уж и повлияет на ее жизнь. Все-таки дядя Расим к ней ни разу не пристал, а слова тети Лили ничего не значат, и Гуле они не указ.

Но как только разобралась со всеми внутренними переживаниями, осталась одна большая проблема: Антон, к которому она уже давно неровно дышит.

Он включит музыку, и чувственное танго наполнит класс. Что, Гуля не слышала никогда, под какую музыку танцуют танго? Слышала, и не раз.

Этому фанатику — счастье: он добился наконец от Гули чего-то там, а что самой Гуле? Волнение усиливалось.

«Линять отсюда надо, линять… Мне переживаний и без Антошки хватает. С отцом непонятки, да и вообще — со всей жизнью. Еще из-за этого придурка я не плакала, и из-за его дурацких танцев!»

— Антон, я…

— Гуль, как насчет завтрака? Я от бабушки пирожков с картошкой привез. Конечно, не очень полезный завтрак, но бабуля с утра напекла целую гору. Позвонила мне, я уже у нее позавтракал, и тебе прихватил. Кушай. После начнем в полножки танцевать. Разбираем танец сегодня недолго, мне еще готовиться к выступлению, репетицию провести…

Гуля остолбенела и сразу не смогла подобрать нужные слова.

— Пирожки? Да ладно, Антон, не стоило!

— Иди, ещь! Они в тренерской на столе. Ставь чайник. А я пока разомнусь.

Гуля ушла в тренерскую, ощущая, что идет она туда через силу.

На столе лежал какой-то куль с одеждой. Гуля долго не понимала, что это, пока не догадалась развернуть. Антошкина бабушка завернула пакет с пирожками в старую кофту, чтобы не остыли.

Так же делала и бабушка Гули много лет назад.

Гуля почувствовала, как в глазах начало щипать. О ней никто не заботился с тех пор, как умерла мама. Считалось, что Гуле шестнадцать, она уже взрослая. Даже добросердечная тетя Камилла ей говорила, и не раз: «Гуля, запомни: теперь ты отвечаешь за отца, и ты — глава семьи. Заботься о нем!» Гуля заботилась — как умела.

А для нее никто не пек пирожков…

«Антошка мог сам нахомячиться у бабушки, и мне ничего не привезти. Он попросил бабушку…она даже завернула…».

Гуля осторожно потерла глаза, помня о туши, которой накрасила ресницы. Если заплачет и тушь потечет, вот будет номер! Ушла кушать пирожки, а вернулась зареванной!

Тошка просто хороший парень. Добрый, внимательный к людям, привыкший заботиться о своем коллективе. Не фантазируй, Гуля, пожалуйста, что пирожки — это не просто так, а какой-то намек! Намек на то, что Антон относится к тебе по-особому…

Гуля заварила чай, попробовала пирожки бабушки Антона. Классные!

Пока завтракала, слушала музыку, доносящуюся из зала, и думала о том, каково ей было четыре года испытывать к Антошке черную зависть. И каково четыре года зависти ни к кому не испытывать, а просто тренироваться, стремиться к чему-то, бороться, может, в чем-то ошибаться, но исправлять свои ошибки…

«А ведь он не знает, как я к нему отношусь. Думает, у меня характер вредный, и я постоянно злюсь…»

Такие мысли расстроили Гулю.

Нужно было раньше вести себя по-другому, чтобы понравиться Антошке! Быть милой, разговорчивой, строить ему глазки, и тогда…

Гуля чуть не рассмеялась. Несомненно, так пробовали делать многие девочки, и ни у одной не вышло, раз Тошка вновь один.

Никому не известно, как влюбить в себя этого красавчика-танцора. А уж Гуле — и подавно. Для этого раньше было много времени, но она что сделала? Правильно, его «профукала».

Нечего здесь душу рвать, сделала вывод Гуля. Потренируется она часок, узнает секреты новых круток и пойдет домой с чистой совестью. Бросит завидовать Антону (тем более, после его рассказа завидовать резко расхотелось), начнет набор в свой коллектив, подумает, как можно изменить формат своих представлений, чтобы добиться новизны, а значит — и большего количества заказов. Перед ней сейчас открывались необозримые возможности, которые нужно было реализовать, пусть с трудом, с многочисленными тренировками и рекламными ухищрениями. Разговор с Антоном стал для нее словно глоток свежего воздуха. Все достижимо, было бы только желание, стремление и постоянный систематический труд — непременные условия для поставленной цели!

Как у Антона…

— Готова? Или пирожки моей бабушки настолько вкусные, что тренировку придется перенести ввиду наевшегося до отвала исполнителя? — заглянул в тренерскую Антон.

— Я…сейчас… — Сердце заколотилось у Гули в груди. Антошка вытирал напульсниками лоб (майка тоже была мокрой — кажется, разминка у него нехилая) и немного насмешливо разглядывал сидящую за столом Гулю. Именно из-за этого взгляда голубых глаз Гуля почувствовала вполне объяснимое беспокойство.

— Минуточку, чай допью. Надеюсь, мне не надо будет кувыркаться или делать сальто назад, — закончила Гуля с сарказмом, скрывая так свое волнение.

— Нет, — Антон, как обычно, хитро подмигнул Гуле, — я так над девочками не издеваюсь. На площадке…

Гуля чуть не поперхнулась чаем от такого ответа, но вида не подала, что Тошкины слова ее смутили.

— Боюсь спросить, где ты так развлекаешься, — парировала тем же саркастическим тоном. Антошка, протянув многозначительное «М-м-м», прошел во вторую часть комнаты, позабыв закрыть за собой дверь. Гуля очень захотелось туда заглянуть, но такого она себе не позволила.

— Все, пошли уже, — Антон вышел из комнаты в другой майке.

Гуля последовала за ним в танцевальный зал.

— Тренировочные пои там, — указал Антон на две пары шариков для тенниса, лежащих на полу. В их серединки были вставлены длинные цепочки, один конец которых был закреплен в шарах. Гуля не умела делать такие. Весь запас тренировочных поев в количестве четырех пар у нее остался от старого коллектива: Женька, Пашка и Юля подарили Гуле их на память, а также продали ей весь реквизит, который использовали раньше. Антону же пришлось заказывать реквизит для своего коллектива самому, он же сделал и эти пои.

— Лады, Антон, включай музон. Я га-атова, — с бравадой начала Гуля.

Антон будто не заметил ее кривляний.

— Слушай музыку. Счет по восьмеркам, это не ча-ча-ча или румба, — Антон нажал на пульт и сразу начал считать в такт музыке, — раз, два, три, четыре, паять, шесть, семь, восемь…

— Поняла, — кивнула Гуля.

Объясняет, как будто для начинашки. Она и без него про восьмерки прекрасно знала.

— Слушай теперь.

Гуля слушала, изобразив на лице задумчивую мину и изо всех сил скрывая, что находиться рядом с Антоном ей очень не по себе.

Все так, как она и думала — страстная мелодия, где-то на грани. Композиция была из разряда «сильных», ее нужно было еще «вытянуть» — то есть станцевать так, чтобы можно было отразить своим телом и лицом все то, что заложено в музыке. Если же этого не сделать, танец будет смотреться негармонично, и музыка «забьет» танцора. Тогда качественного номера не выйдет, ничего не получится.

— Ну как? — поинтересовался Антон, выключая музыку.

— М-да… Ты, я смотрю, легких путей не ищешь. Сложная музыка!

— Именно, — радостно подхватил слова Гули Антон, — сильная, сложная… Но за счет огня и композиции танца я надеюсь, что ее получится отработать и раскрыть! Здесь надо отрепетировать все — движения поев, хореографию…ноги, тело… вплоть до поворотов головы и взглядов. Хочу этот танец исполнять поближе к зрителям, так что им будет все видно — кто посмотрел, куда посмотрел…

— Я не смогу за один урок выучить твой танец, Антон. Это нереально, сам понимаешь.

— Не за один, за несколько — мы же с тобой договаривались! И мне не нужно, чтобы ты слепо выполняла мои движения. Сегодня всего лишь первая репетиция, танец может поменяться. Мне нужно другое, если честно…

— И что же? — критично произнесла Гуля. Наклонившись, взяла в руки пои, начала крутить, изо всех сил изображая равнодушие.

— Мне важно состояние. Состояние танго. Это же драма, игра! Игра в соблазнение партнерами друг друга. Выражение самых крайних чувств, быстрая смена эмоций…

— Э-э-э, нет! Я на такое не подписывалась! Тоша, это не ко мне, иди ты на фиг! — замотала головой Гуля. Внутри что-то дрожало, словно тоненькая струнка, и ужасно хотелось поиграть в игру, предложенную Антоном.

Игра в страсть, в чувства, в любовь…

А потом ей со стыдом вспоминать, как напоказ вытащила из души то, на что Антону плевать?

— Ну, ты загнул, Антон! Воображение у тебя что надо, не спорю!

— Ты трусишь, что ли, Гуля? — усмехнулся Антон, подходя к ней ближе. Гуля начала быстрее крутить пои, чтобы тот не подошел совсем близко.

— Нет. В мыслях не было.

— Тогда перестань мучить пои, остановись.

Гуля так и сделала.

— Остановилась. Что дальше?

— Я давно не видел, чтобы Гуля боялась чего-то. Надо на видео записать. Буду просматривать и удивляться.

— Пошел ты! Ничего я не боюсь, — Гуля тут же обиделась на слова Антона, хотя прекрасно понимала, к чему он все ведет.

Но она не была трусливой!

— Давай хоть попробуем, что ли? Что мы болтаем ни о чем? Может, выучить постановку у тебя не получится, а я — эмоции, эмоции… — издевался Антон.

Гуля понемногу закипала. Теперь он сомневается в ее памяти и в танцевальных способностях! Ничего не ответив Антону, прошла на центр зала.

— Начинаем с точки? — обернулась к нему, хмуро воззарившись.

— Нет, конечно. Когда мы начинали с точки? Кто тебе даст выйти на площадку и встать в нужную позу? Начинаешь выход с технической площадки. Ты поджигаешь от дежурной чашки пои, я — от ближайшей ко мне чашки. С разных сторон выходим. Сначала — я, ты ждешь. Я представляю себя зрителям и ухожу на задний план. Выходишь ты. Показываешь себя зрителям… И, самое важное! Выходишь, имея в виду, что я есть на сцене, показываешь себя не только зрителям, но как бы и мне…

Антон подхватил с пола пои и показал Гуле несколько движений.

— Раз, два — шаг, захлест, три, четыре — шаг, захлест. Пять, шесть, семь, восемь — вокруг себя прокрутиться. Раз. Два, три, четыре — повторяешь шаги с захлестами, пять — ронд ногой по полу… (Ронд — круг — прим.)

Гуля с легкостью повторяла движения за Антоном. Подумаешь, сложные комбинации!

Но это было только начало.

За час пришлось Гуле порядком попотеть, зато она освоила несколько новых круток и выучила почти половину Антошкиного танца.

Она несколько раз протанцевала его почти без подсказок Антона, с крайне серьезным выражением лица: нужно было не забыть очередность движений, правильно их выполнить, успеть сделать все под нужную музыку, а еще — крутить все время пои.

— Замечательно. А теперь — расслабься, не будь такой зажатой. Работаем с эмоциями. Я танцую с тобой свою партию. Объяснить, какие эмоции, или сама уже догадалась?

— Э-э-э, — протянула Гуля, едва заглушив нервный смешок. Добрались все-таки! А она обрадовалась, что Антон молчит про ее ничего не выражающее лицо.

— Если в двух словах — кто кого пересоблазняет. Соблазнение должно быть настолько тонкое…

— Я не понимаю, Антон, что тебе надо. Вообще не понимаю, — призналась Гуля.

Она лгала: прекрасно представляла задумку Антона. Просто реализовать ее не хватало духа.

— Помочь с эмоциональным наполнением танца? — Антон подошел к ней почти вплотную.

Гуля отступила назад.

— Не надо.

— Гуля, да что ты меня все пугаешься! Не съем я тебя, успокойся! Просто проведу такой же прием, который всегда хорошо работает на моих девочках из коллектива. Никто от него не заболел и не пострадал. Глаза закрой.

— Мечтай, ага, — проворчала Гуля, но все же послушалась. Какая-нибудь театральная практика на раскрытие «чего-нибудь» — Антон ей раньше рассказывал о таком. Например, что некоторые громко кричат перед выступлением, чтобы снять напряжение, или еще что-нибудь делают в том же духе.

— Не открывай глаза только, — предупредил Антон, и вдруг Гуля почувствовала его ладонь у себя на щеке. Сердце забилось еще быстрее, и словнос головой накрыло горячей волной: Гуле стало очень жарко, а еще — неудобно стоять рядом с Антоном.

Но, как попросил Антон, глаза открывать не стала. Это же ее чувства, это она так реагирует на него!

Это не Тошкины проблемы.

— Просто представь: Аргентина, Буэнос- Айрес… Портовый город, девятнадцатый век, время «серебряной лихорадки». Бар на окраине города, огромное количество мужчин — сильных, красивых авантюристов, приехавших за деньгами и… — нежный шепот Антона обволакивал Гулю, рассказывая той красивую сказку о далекой стране, — И ты — прекрасная молодая аргентинка, которая знает себе цену. Она купается во внимании мужчин — женщин здесь крайне мало. И выбирает одного… — палец Антона осторожно коснулся губ Гули. Антон неспешно провел им по ее губам, продолжая говорить тихо и завораживающе, — Представь, что это ты, Гуля. Создай свою историю, придумай ее, погрузись в эту, совсем иную для тебя, жизнь! И эмоции пойдут, и будут такими, какими нужно, — Антон приобнял ее, но тут же отстранился.

— Поняла?

Голос его немного изменился, но Гуля не придала этому значения. Она, открыв глаза, глядела, пораженная, на Антона.

— Ан… Антон… Это ты так со всеми своими девочками работаешь? Ну ни хр. на себе…

— Все для победы, — усмехнулся Антон, садясь на линолеум, — короче, походи с этим, Гуль. Перевари в себе, создай перед глазами картинку… А сейчас мы закончим тренировку — знаю по опыту, у тебя эмоций пока никаких не будет. Ни у кого сразу они не появляются. Сегодня вечерком как, свободна? Я выступлю, и часов в одиннадцать вечера буду уже здесь. Работа будет недалеко отсюда, поэтому рано освобожусь. За день у тебя в голове и танец уложится, и придумаешь что-нибудь…

«Я что, идиотка, с тобой ночами танцевать? Идиотка».

— В другое время никак, Гуль, — покаянно вздохнул Антон, будто прочитав ее мысли, — у меня с пяти до десяти вечера здесь тренировки, а по утрам и днем то репетиции, то дела… Я свободен только вечерами. Вечер после работы — мое личное время. Трачу его, как хочу. После домой отвезу, или оставайся ночевать здесь — как хочешь. До часу ночи потренируемся максимум. Ты не занята сегодня, не выступаешь?

— Нет.

— Согласна?

«Тебе это так важно?» — хотела спросить Гуля — и не сказала ни слова. Не важно, что танец значит для Антона.

Это важно для нее. Побыть с ним рядом еще одну ночь, ощутить, каково это, когда за окнами тьма, а в танцевальном зале играет танго.

Танцевать танго при дневном свете не так захватывающе. Танго требует темноты, хотя бы полумрака в зале. И ночи за окном.

— Да, — изобразив на лице недовольство пополам со смирением, ответила Гуля, — в одиннадцать вечера я буду здесь. Не опаздывай только, а то я могу заснуть во время репетиции.

— Не заснешь, — Антон поднялся с пола, — обещаю…

И Гуля, дрогнув, отвела взгляд. Она поверила.