Глава 1

В большинстве историй герой является центром добра и справедливости: в финале он вершит правосудие или страдает от того, что предал идеалы добра, воспетые им же — в обоих случаях зрители задерживают дыхание и задумываются о собственной судьбе. В жизни мы такие же герои — каждый своей истории. Я не знаю, как отзовутся люди, прочитав историю моей жизни, если таковая будет когда-либо записана. Одну вещь я знаю наверняка: я верю в справедливость, хотя центр добра из меня сомнительный.

За воспоминаниями нелегких событий оказалось невозможным вспомнить имя девушки, лежащей со мной под одеялом. Кажется, Оля. Да, точно Оля. Я выдохнул и сделал то, что считаю нужным, да простит мне это мой слушатель.

— Оля, ты какого хрена тут делаешь?

Я отодвинулся от нее, и ее голова скатилась с моего плеча на подушку. Обожаю эти моменты: девушку вырывает из объятий неги и о боже, какое милое, удивленное и безупречно глупое лицо.

— Ларион, т-ты что? Я не Оля.

— Все равно, иди отсюда.

Ее глаза распахнулись, удивление сменилось шоком. Девушка пытается убедить себя в том, что спит, и ей снится кошмар. Мне очень трудно удержаться от добродушной улыбки, но я вспоминаю для чего это надо, вспоминаю о моем письме, которое ожидает девушку дома. Я одел на себя каменное лицо и сказал:

— Одевайся и вали.

Я встал с кровати. От утренних потягушек по телу пробежали волны послесонной истомы и легкого озноба. Самая сладкая часть утра, эти потягушки. Сравниться с ними может только десятиминутное лежание под теплым одеялом до выхода на работу. Жаль, некогда отлеживаться. Надо по-быстрому в душ, смыть соленое упоминание о прошедшей ночи, и на работу.

— Подонок! Со мной так никто не поступал! — Донеслось мне в спину.

Я остановился перед дверью из комнаты, на тот случай, если девушка надумает удержать меня. Я обернулся. Мой взгляд невольно прошелся по ее бедрам, обнаженной груди. Красивая дура, надо признать… даже утром красивая!

Я сказал сухо:

— Когда я выйду из душа, тебя чтобы не было в квартире.

Она оказалась умнее остальных. Из привычно высокомерных глаз покатились слезы, настоящие, с чувством. Это чувство ее разбудит, а из моего письма она поймет, что со своим пробуждением делать.

Я вышел из комнаты в большой звездообразный холл, который служит перемычкой между тремя комнатами, кухней и уборно-душевым блоком. Квартира обставлена с тонким дизайнерским вкусом, все в светлых и золотых тонах. Кто-то из собравшихся завидует Ярославу Столбневу, который в двадцать шесть лет уже начальник финансового отдела в крупной фирме и купил квартиру на свои деньги, а не занимал у родителей.

Друг вышел ко мне из кухни. Он выше меня, гладко выбрит, на нем дорогой костюм в полоску. Идет на цыпочках, чтобы не разбудить тех, кто еще спит по комнатам. Мы поздоровались, и я уже хотел пройти в душ, но Ярослав меня остановил. Он сел на тумбу с обувью, но одевать туфли не стал. На его лбу морщины, как я понял, причина которых — я.

— Опасайся Лену, она в ярости. Советую тебе скорее убраться из дома, пока она не проснулась. Ты уже наказал ту девушку?

— Спрашивай, что тебя действительно интересует. — Резко ответил я. Мне совсем не улыбалось быть отчитанным, будучи в исподнем.

— Чего ты сразу не сказал, что мы собирались вчера поговорить о жизни? Я, признаться, хотел культурно выпить, а ты завел разговоры. — Ярослав потер лицо, после чего все-таки одел обувь и, сидя, уставился на меня. Из-за того, что на мне одни лишь трусы, мне стало неловко.

— Я убежден, что у каждого из нас есть интересующие вопросы, а также лишние ответы. Скажем, я хочу узнать устройство атомного ядра, а тебя терзает, что значит, когда любимая из-за границы вдруг пишет: "я так сильно тебя люблю!" Если мы хорошо поговорим, то взаимно обогатимся. Скажу больше, Мир сталкивает людей не просто так: всегда есть то, что можно узнать, надо лишь правильно задавать вопросы. Последние дни меня начало интересовать, чем отличаются те, кто работает, от тех, кто выполняет любимые дела. Я получил свой ответ. На примере нашей компании я увидел прогрессию энергии человека в зависимости от его дел. Олег нигде не работает, живет за счет жены. У него так мало энергии, что спит он по четырнадцать часов в день и постоянно жалуется на нехватку сил. Николай работает батарейкой на своей фирме; он жалуется, что к концу рабочего дня просто выдыхается, спит он по девять часов. Ты занимается работой, от которой тебя прет, это даже можно считать твоим любимым делом. Спишь ты по шесть часов и всегда полон сил.

Я смолчал, что в последнее время меня практически постоянно клонит в сон.

— И надо было тебе это поднимать за хорошей выпивкой… — Сказал Ярослав. Ему польстили слова о нем, и он расслабился. — В той комнате спят вполне счастливые люди. Они не придумывают себе никаких любимых дел, работают и делают то, что должны делать.

— Любимое дело это не работа. Работа в моем понимании это последовательное выполнение должностных инструкций. Это цикл. Человек в нем батарейка, которую вставили в механизм получения прибыли. Человек на работе энтропирует жизненную силу, и только занимаясь любимым делом, получает.

— Не согласен с тобой. Мои сотрудники выглядят довольно счастливыми. К тому же, разве твой начальник не вставил точно так же тебя в процесс?

— Вставил. Поэтому у меня упадок сил. Поэтому я вспылил с ним на совещании, поэтому сегодня будет трудный разговор — я не хочу, чтобы мое любимое дело, которое призвано давать мне силы, превратилось в цикличную последовательность.

Ярослав встал, взял из утопления в стене черный кожаный портфель.

— Ларион, ты вечно так. Нет, чтобы сразу сказать, что да почему. Ночью голову себе изломал. Я бизнесмен, мне некогда додумываться, о чем ты говоришь, у меня все на прямых потоках информации: шанс есть, значит надо делать. В детстве я первый лез на дерево, пока ты раздумывал: стоит лезть, или найти дерево повыше, а может вообще нехрен лазить по клену, давай в соседний огород и на яблоню. Ладно, мне пора. — Он повернулся и открыл дверь, но остановился на пороге. Встав ко мне боком, друг спросил: — А что значит, когда девушка ни с того ни с сего присылает тебе сообщение "я тебя так люблю!"?

— Это значит, что она с другим.

Мой ответ серьезно озадачил Ярослава.

— Ты уверен?

— Девушки любят говорить о своих чувствах. Вот уехала она на отдых, тебя рядом нет, она влюбилась в кого-то, но при этом ты для нее все еще что-то значишь. Она радуется, что влюблена и хочет поделиться этим с тобой. А ты энтропируешь на работе и ломаешь голову: "с чего".

Ярослав покраснел. Он хотел сказать что-то злое, поднял указательный палец, а потом опустил его, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.

По пути в душ я задумался. Москва это уникальный город. Я чувствую здесь энергию жизни, она щекочет мою кожу. Но энергия входит в человека только когда он не энтропирует… Впрочем, мне тоже пора, день предстоит нелегкий, вначале надо отправить письмо этой девушке… все же ее Оля зовут. Потом на работу. Надо быть свежим и собранным. Я тихо прошел по коридору до ванной комнаты, с осторожностью взялся за тяжелую позолоченную ручку и потянул вниз. Внутри замка скрипнула пружина, я открыл дверь и вошел внутрь.

Здесь просторно, стены выложены голубым итальянским кафелем. Ближе к полу кафель зеленый, на полу мягкие ковры. Слева огромная душевая кабина. Я подошел к раковине. Из отражения на меня смотрит невыспавшийся, но довольный жизнью человек. Я пригладил волосы. Новая стрижка с волосами, находямищи на уши, мне явно к лицу. Вообще под мое стандартное лицо идет любая стрижка, как любая одежда идет манекену. Я провел пальцами по щеке. Бриться еще рано. Тогда я шагнул в душевую кабину и включил душ на максимум. Душ это лучшее место в квартире, лучше него может быть только ванна, но Ярослав в своей квартире принципиально не стал устраивать "чугунное корыто". Работа у него серьезная и ответственная, в водичке плескаться некогда.

Ощутив себя чистым, я вытерся, одел боксеры и вышел из душевой комнаты. Надо идти и разбираться на работе. На полном ходу благочестивых планов меня остановил холодный взгляд Лены. Единственная девушка, способная меня пристыдить. На Лене сидит ужасно розовый халат мамы Ярослава, которая иногда гостит у сына.

Лена держит под руку мою жертву. Девушка уже одетая, собиралась уйти, но Лена увидела ее зареванное глупое личико и придержала. Не к добру.

Полностью игнорируя обиженную, я обратился к Лене:

— Чего такая серьезная?

— Извинись. — Потребовала Лена, тряхнув рукой девушки. Словно я что-то украл и сейчас мне этим предметом трясут перед носом.

Я пожал плечами.

— Лена, извини, что ночью я был с ней, а не с тобой. Но ты же знаешь наш уговор: никакого секса.

Губы Лена из мягких припухлостей с красиво поднятыми краями сжались в сердитую полосу. Она дернула головой, чтобы откинуть попавшие на глаза волосы.

— Перед ней извинись! Зачем ты сделал ей больно?

— Давай не будем об этом.

— Это не детские игры, Ларион! Откуда в тебе такая жестокость?

— Ты права, от игрулек такого удовольствия не получить.

Господи, ведь можно было обойтись без этой сцены. Все равно я окажусь прав.

Лена задышала часто, лицо опасно покраснело. Ее сподручная подняла заплаканные глаза, но видя мое бесстрастное лицо, быстро опустила их в прежнее положение. Игнорируя ее, я отчеканил:

— Ты делаешь ей больнее. Мне все равно, что она чувствует. Ты не против, если я пойду, наконец, на работу? Мне после разборки у босса надо с Владом сходить на довольно рискованное мероприятие, а вы меня задерживаете.

Девушка всхлипнула и отвернулась. Она попыталась уйти, но Лена прижала ее к себе, а в мою сторону кинула уничтожающий взгляд и отвернулась. Прошептав что-то девице, она посмотрела на меня снова. "Какая же ты сволочь" и "как же я тебя ненавижу" — сказали ее глаза. С первого взгляда, эти фразы звучат одинаково, но смысл разный. Я, конечно, сволочь, но ненавидеть меня трудно. И Лена это знает.

— Пойдем отсюда. — Сказала Лена девушке. — Подальше от этого урода.

Она повела ее к входной двери. Я хотел было сказать, как быстро Лена изменилась от милой но серьезной девушки до сущей карги, но решил смолчать. Будет плохо, если вместо стандартных двух недель она не будет общаться со мной целый месяц.

 

Глава 2

Передо мной высится здание бизнес центра. Полуденное солнце нещадно отсвечивает от стеклянных поверхностей. Настало редкое мгновение жалости, что я не купил машину. Доехал бы в салоне с климат — контролем, а не жарился на тротуаре пешим ходом. Хорошо, что от метро "Тульская" идти недалеко, иначе бы загнулся.

Воздух горячий и плотный. Жизнь по эту сторону стекла замерла, в отместку за суету внутри здания. И в погоду и в непогоду внутри возня, шум и бумажная неразбериха. От офисов до курилки протоптаны намоленные дорожки. Кофейные автоматы стабильно ломаются раз в месяц из-за перегрузок. В дни поломок жизнь здания замирает, ровно до тех пор, пока не приедет босс или заказчик. Тогда сотрудники начинают носиться, словно кофе вкололи себе прямо в вену.

Я пробежался по блестящим ступенькам до стеклянных дверей, дернул на себя ручку, вошел. Минуту постоял с расправленными по-птичьи руками под холодными струями кондишена.

Охранник, взглянул на меня и хмыкнул. Тоже мне, тренер, прочитал я в его глазах. Да, я тренер, ответил я наглым взглядом. Можно было и не отвечать, он всего лишь охранник. А я тренер. Что значит — веду людей вперед, а не протираю задницу за мониторами.

Наша тренинговая фирма находится под самой крышей. Босс думает, что раз выше, значит круче. Может оно и так, но подниматься на лифте все же долго. Как-то я сказал об этом боссу, на что Арнольд Николаевич отрезал: "к нам тяжело подниматься, зато легко лететь вниз". Упорный он человек. Перед таким любые стены гнутся, лишь бы он их не стал крушить.

Пыхтя от жары, я пошел от лифта по широченному коридору к офисной приемной. Меня сзади догнал коллега Виктор, начальник отдела тренингов для управленческого звена компаний. Вид у него встревоженный, но строго деловой. Он убедился, что нас никто не подслушивает, и быстро заговорил:

— Арнольд Николаевич в ярости. Что ты ему сказал?

— Что не хочу быть роботом.

— Пояснишь?

— Как-нибудь потом. Что у тебя?

— Переводись обратно ко мне в отдел тренингов управленческого звена, здесь мы сможем тебя отстоять. Пару раз лишишься премии, а когда стихнет, выдадим тройную.

Мне стало не по себе, в животе что-то перевернулось. Все оказалось куда серьезней, чем я ожидал. Я сказал:

— Помнишь, почему я ушел из твоего отдела?

Виктор запротестовал:

— Не хочу слышать эту песню. Переводись назад, сейчас только это сможет спасти твою карьеру.

— Мы готовили менеджеров по мебели, а я хотел готовить менеджеров по людям. Извини, я пойду до конца.

— Чушь. Мы делали свою работу, мы давали орудие, а как распорядятся — их дело. Пусть хоть тиранами становятся.

— Я так не могу.

— Тогда ты пропал.

Я хотел ответить "еще посмотрим", но решил смолчать. Виктор обогнал меня, приложил пропуск к электронному замку приемной и скрылся внутри открвышихся дверей. Я постоял с минуту, раздумывая, потом тихо ругнулся и тоже достал свой пропуск.

Стиль приемной безупречен: переплетение строгих синих и серебряных тонов, у стен под светильниками черные кожаные диваны, перед ними круглые стеклянные столы. На крышках столов и за ресепшеном изображено лого фирмы. Под лого золотыми цифрами написан солидный год основания фирмы.

— Добрый день, Анюта. — Обратился я к секретарю. Анна что-то старательно набивает на клавиатуре, одновременно кивает в телефон. Она качнула мне головой, оторвалась от телефонной трубки и губами беззвучно сказала "привет". Ладно, подумал я, разговаривай. Жестами спросил, на месте ли босс.

— Подождите пару минут. — Вежливо сказала она в трубку и обратилась ко мне. — Ларион, Арнольд Николаевич приходил час назад…

Она наклонилась вперед и заговорила шепотом. Мой взгляд соскользнул с ее милого личика на разрез блузки, поэтому я услышал только вторую часть фразы:

— … со своим племянником. Имя у юноши еще странное, похоже на название краски. Босс сказал, что если ты не ответишь за свои слова, то гореть тебе в аду. У вас серьезно? А то он когда шутит, а когда и не очень…

— Анюта, у тебя такая милая улыбка. Блузка что надо. Как раз под очаровательную шейку. Ты ответь, босс у себя?

— Нет, я только что говорила. — Она округлила глаза.

— Какой я рассеянный. — Сказал я, откровенно разглядывая ее декольте.

Я оставил девушку разговаривать по телефону, проскрипел кроссовками до двери в кабинет Арнольда Николаевича. За дверью открылась втиснутая в стены приемная. Рассчитанно на то, чтобы гость почувствовал себя зажатым со всех сторон, прежде чем войти в просторный кабинет Арнольда Николаевича и там с удовольствием разогнуться.

Я вежливо поздоровался с непосредственной секретаршей босса. Учитывая гонор своей жены, тот нанял отставную училку лет пятидесяти с рубильником вместо носа. Она то задирает нос от важности, то вожделенно-робкими глазами сканирует мое лицо. Сегодня Галина взъерошена и строга настолько, что карандаши лежат отдельно, а ручки отдельно. Второй раз за наше знакомство она не пустила меня в кабинет. Первый раз я был нетрезв и с двумя женщинами в мини юбках. Тогда Галина сказала, что босса нельзя отвлекать от важной беседы. На самом деле, втрескалась в него по уши и ревнует ко всем подряд, но даже самой себе признаться в этом не может. Юлит перед ним так, что смотреть и смешно, и противно.

Галина выставила ладони вперед и едва не выпрыгнула навстречу.

— Ларион Викторович, Арнольда Николаевича на месте нет.

— Хорошо, я подожду его в кабинете.

Я пошел к двери, но с удивительной прытью Галина перекрыла собой проход. Ее мерзкая голова по-боксерски вжалась в плечи. Она зашипела:

— Там жена Арнольда Николаевича. Она самого черта съест.

— Я что, похож на черта?

— Нет, но…

— Пусти. Мы с ней просто мило побеседуем. А когда придет босс? Чтоб я знал, когда заканчивать беседу.

— Трудно сказать, они с молодым родственником поехали смотреть новую машину. Сказали, что вернутся не скоро.

Секретарша выглядит раздосадованной: то ли от неожиданного прихода жены босса, то ли от того, что босса нет в своем кабинете. Нельзя принести ему чай с лимоном или взять для него на охране газету.

О жене Арнольда Николаевича я наслышан. Стерва редкостная, любит деньги и власть больше, чем своих детей. Красива, как Джоли в свои лучшие годы, но ее красота не чарующая, а покоряющая и злая. Раз босс отлучился надолго, у меня есть шанс поставить на место еще одну даму. Я погрузился в свое внутреннее пространство и вошел в комнату с надписью "соблазнитель".

Я хлопнул в ладоши, отвлекая Галину от грустных мыслей. Мое настроение начало спонтанное бурлить. Стерве надо дать по заслугам, будь она хоть женой президента.

— Галина, дайте, пожалуйста, пластиковую линейку. Лучше черную.

— Зачем?

— Хочу сделать сеппуку. Убить себя раньше, чем меня убьет Арнольд Николаевич.

Галина подняла со стола линейку, но задумалась: отдавать или нет. Пользуясь ее замешательством, я выхватил линейку сам и шагнул к двери. Галина попыталась меня удержать за руку. Я с усмешкой уклонился от ее толстых пальцев, распахнул дверь кабинета и закрыл ее уже за собой.

Сквозь жалюзи молочного цвета в кабинет пробиваются огоньки летнего солнца. Оранжевая подсветка аквариума бросает рыбьи тени на стену справа от стола. Кожаные диваны покоятся в ожидании гостей.

— Кто вы? — Потребовала от меня женщина в кресле босса. Ее ногти медленно постукивают по столу. Я оценил их кроваво-красный цвет и то, что они крепче камня. Вцепятся — не отпустят.

Я ответил:

— Да и вы на любовницу не похожи.

— Выйдите вон, и ждите своего начальника. Секретаршу из-за вас уволят, я велела ей никого не впускать.

Женщина привстала в кресле, но оно отъехало назад, и женщина снова повалилась в него. Красивое лицо вспыхнуло краской злости, губы стали тонкими, а глаза мстительно сощурились. Красива в ярости, как валькирия.

Я привычно пошел к шкафчику с хитрой дверцей, за которой в темной прохладе покоится мини-бар. Кто-то за потайной дверью хранит деньги, кто-то трусики секретарш. Арнольд Николаевич вместе с гостями любит полакомиться свежими или крепкими, в зависимости от настроения, коктейлями. Мини-бар великолепен: держатели для бутылок хромированы, полочки с кожаной отделкой. Небольшой холодильник со льдом и фруктами внутри.

Я замешал себе мохито, повесил дольку лимона на край бокала и двинулся к столу босса. Жена Арнольда Николаевича цепляет меня глазами как затаившаяся сирена. Сейчас откроет чудный зовущий рот и польется песня. Я приготовился слушать, потягивая коктейль. Она оценивающе сказала:

— Значит, вы тот самый тренер. Который Холод. Развратник и зануда. Мне Арнольд про вас рассказывал, вы поссорились на днях. Теперь вас точно уволят.

— И о вас он рассказывал. Только хорошее. — Сказал я, прищурившись на левый глаз и покачивая пальцем. — Только глаза у вас странные, про них он не упомянул. Один строгий и требовательный, а другой выдает ваше желание. Желание, чтобы вас сейчас же схватили за волосы, прижали к столу и трахнули как развратную обезьяну. Один ваш глаз — воплощение садизма, другой — мазохизма. Арнольд Николаевич силен, раз сумел приструнить такую мощь, как вы.

Ее лицо покрылось красными пятнами. Если ее вырядить в бело-синий костюм, получится истинная королева льдов. С кровавыми ногтями, уничтожающим взглядом и вздернутым вверх подбородком. Она дернулась встать, но совладала с собой и осталась сидеть.

— Арнольд силен. Только подчиненные у него слабые.

Покачивая бокалом с мохито, я философски заговорил:

— Значит, вы садистка с мужем, детьми, подчиненными. Но Арнольд Николаевич рассказал вам обо мне, ненормальном и развращенном. И вы явились сюда, вы знали, что я приду сегодня. Арнольд Николаевич не просто так поехал катать племянника, это вы послали его за какой-нибудь чепухой вроде цветов, чтобы остаться со мной наедине. Знаешь что? — Я резко сменил тон, чтобы выбить ее из колеи и окончательно взять власть. — Ты всех привыкла нагибать и это ты считаешь унижением. Я пришел унизить тебя.

Стараясь не глядеть в ее сторону, чтобы не струхнуть, я отставил бокал и встал. Кровь отхлынула от ее лица, губы среди белых щек горят как маяки бедствующих кораблей. Она сказала сухо, но с вызовом:

— Только посмей.

Вызов есть. Вызов принят.

— Я дурак. Мне можно.

Она держится ровно и глядит вперед. Я подошел к креслу, расстегнул ремень. Ширинка поползла в разные стороны. Когда предмет греха вывалился, уже наливаясь кровью, я наклонился к штанам и достал из кармана линейку. Коротко замахнувшись, я хлестнул черным пластиком по столу и приказал:

— За работу. Живо!

Ее лицо дернулось в сладостной муке. Превозмогая свои очевидные желания, женщина сказала:

— Если ты хоть раз притронешься ко мне…

Она не закончила фразу, потому что удивленно уставилась на свою ладонь, сжавшую мое срамное место. Пока ее мозг занят обдумыванием ответа, который бы заткнул меня за пояс, ее тело делает то, что хочет на самом деле. Я растянулся в улыбке и еще раз хлопнул линейкой по столу.

— Я сказал, бери губами.

Не дожидаясь реакции, я свободной ладонью схватил ее аккуратно прибранные волосы и с нажимом приставил ее лицо к своему паху. Насколько легко подчиняются те, кто сам любит подчинять!

Через несколько минут я сказал ей, чтоб отпустила. Она послушно отстранилась, посмотрела снизу вверх. Вместо злости и ледяной царственности во взгляде появились робость и скромность. Как будто она стервозной маской всего лишь прикрывает белого мотылька души. Она жаждала, чтобы через маску кто-нибудь пробился. Показал ей, какая она на самом деле зависимая и вообще бедняжка.

Я поднял ее. Кресло пинком отправил в сторону.

— Руки на стол, ноги в стороны!

Господи, хоть бы секретарша не услышала и не вломилась сюда, с нее станется. Жена Арнольда выгнулась, грациозно положила ладони на стол, попу оттопырила. Какое интересное слово, будто такую чудную попку можно пырить, да еще и отто. Я шлепнул ее по ягодице линейкой.

— Снимай блузку!

Я не заметил, как она оказалась топлесс. Женщина повернулась ко мне и потянулась руками на шею, но я шлепнул линейкой ее по груди и приказал строго:

— В исходное положение!

Когда я стягивал штаны с нее, вдруг почувствовал, что трясусь как осиновый лист. Но, черт возьми, надо показать этой стерве, что и на нее есть ремень…линейка! С окрепшим чувством справедливости, я хлестнул ее по голой попе. Она выгнулась и прошептала:

— Еще…

Я схватил ее за волосы, притянул к себе и прорычал на ухо:

— Сейчас я трахну тебя как грязную шлюху…

Бумаги босса полетели со стола. Ящики открылись от непрерывных толчков. Рыбки в аквариуме жадно припали к стеклу. После такого зрелища рыбы решат открыть брачный сезон раньше.

Я поймал рукой падающий со стола ноутбук, кинул его на диван, не отвлекаясь от дела. Возникла мысль утащить женщину на диван, но ладно уж. И так пойдет.

Женщина настолько измучилась в ожидании сильной руки, что за пятнадцать минут получила женское счастье два раза. От каждого ее пульсирующего сжатия я рычал ей в ухо и бил линейкой по бедрам, бокам, а она с остервенением бросалась на меня как матрос на защиту Родины.

Стеклянный глобус, подаренный Арнольду Николаевичу на сорокалетний юбилей, покатился со стола и грянул о пол. Не в силах прерваться, я вытянул шею, посмотрел как он там. На полу валяются две ровные половинки. В недобром предчувствии я хлестнул женщину по бедрами настолько сильно, что жена Арнольда Николаевича замерла. На лице застыл крик сладкой муки, но из открытого рта не сошло ни звука. Я хлестнул еще раз. И еще. Она застонала.

— Черт…. Какой же ты ублюдок. Нежнее с женщинами надо.

— Заткнись. — Сухо сказал я.

Я натянул ее гриву так, что корни волос жалобно затрещали. Она набрала в грудь воздуха, распрямила корпус, несколько секунд была в верхней точке, после чего рухнула на стол, выгнулась и выдохнула, мощно, с облегчением. Осталось разрядиться мне. Я задвигался быстрее и только вышел на финишный круг, как за дверью послышался встревоженный голос Галины. Она приветствовала босса подобострастным голосом, клонясь к земле. Плохо соображая, что сейчас будет, я задвигался с невероятной скоростью. Уже видны финишная черта, болельщицы в мини, бутылка шампанского и цветы на пьедестале…

Дверь распахнулась круто, во всю ширь. Вошел Арнольд Николаевич, держа в руке букет из кровавых роз с синей лилией посередине. С секретаршей за его спиной кто-то тихо разговаривает.

Босс сказал, поднимая глаза:

— Ириночка, надеюсь, ты не скучала?

Двигаясь с космической скоростью, я вошел в жену босса последний раз и замер на мгновение. Из-за плеча Арнольда Николаевича вытягивает невероятно длинную шею секретарша. Вот ведь сволочь, она все слышала и даже не подумала меня, дурня, остановить. Меня вырвало из комнаты соблазнителя и я горько посмотрел на эту ситуацию со стороны.

На угловатом лице Галины проступили смесь удовлетворения и скорби по моей участи.

Какие стальные нервы надо иметь, чтобы поступить как Арнольд Николаевич. Он скромно извинился, словно вошел к президенту во время важной беседы, затем сказал нам одеваться и вышел. Дверь закрылась за его спиной.

— Чего встала, милая. — Сказал я, кладя линейку на стол. — Руки в ноги и наводи порядок.

Она повернулась, ко мне и замерла. В ее глазах впервые за долгое время беспокойство о судьбе другого человека. Чего боишься, дурочка, сказал я взглядом. Со мной все будет в порядке.

Хотя сам я уверен в обратном.

— Ларион, он тебя уничтожит. Беги из страны, куда-нибудь в Мадагаскар. У меня есть связи с авиакомпанией, тебя переправят…

Я приложил палец к ее губам. Она поцеловала его, в глазах по-прежнему блестит страх. Я сказал мягко:

— Одевайся. Арнольд хоть и черт, но договориться с ним можно. Он любит спорить, а у нас как раз назрел завидный спор. Пока будем его решать, я буду цел. А там посмотрим.

Не знаю, насколько у меня убедительно вышло, но Ирина прижалась ко мне, секунду постояла и бросилась к одежде. Сквозь пелену физического истощения я отыскал свою одежду. Пытаясь не думать о предстоящем разговоре, я оделся, поправил волосы, стер со лба пот. Линейку я спрятал в задний карман, на память. Жена Арнольда Николаевича тоже оделась. Я поцеловал ее в лоб, стараясь передать вместе с поцелуеммысль, что есть в мире не тольео ненависть и насилие. Потом пошел к двери, пытаясь морально собраться. Хоть бы Арнольд Николаевич не заметил, как трясутся мои пальцы! Я вышел к нему, и он представил мне молодого паренька:

— Ларион, смотрите. Это мой племянник Гош. Насчет него и будем разговаривать. В кабинете убрано?

Я взмолился, чтобы Ирина прибрала бумаги и спрятала разбившийся шар.

— Разумеется.

На каменном лице босса дернулась жилка, но он тут же совладал с собой. Он обратился к племяннику, который кажется рядом с ним тенью дистрофика:

— Это Ларион, наш выдающийся… во все стороны тренер по межличностным коммуникациям. Он считает своей миссией — нести знание в массы.

Рукопожатие было скользким, словно до этого Гош намылил руки. Мы вошли в кабинет Арнольда Николаевича, сам он задержался что-то сказать Галине. Судя по тому, как притихло раззадоренное пыхтенье секретарши, разговор был не о цветах.

Гош во все глаза разглядывал Ирину. Она успела прибраться в кабинете и в себе. На ее лице снова холодная величественная маска. Не каждому заметно ее учащенное дыхание и ранка на губе.

От взгляда Ирины, Гош сложил руки за спиной и принялся разглядывать свои туфли. Мы с ней переглянулись. Она всем телом хотела продлить мгновения близости возле меня, но вошел муж. Ирина бросилась к нему, схватила букет. Шепнула что-то на ухо, и в кабинете от нее остался едва заметный аромат элитного парфюма.

Мы с Гошем сели на диван. Арнольд Николаевич поставил напротив нас стул и водрузился на него. Гош смущенно ковыряет в пальцах, одновременно пытаясь спрятать их то в карманы, то под бедра. Я расслабился насколько это возможно. В любом случае, не мне говорить первому. Есть время собраться с духом.

— Господа. — Начал Арнольд Николаевич. — Прежде всего ты, Гош. Недавно мы с Ларионом имели увлекательный спор по поводу работы компании. Всегда так бывает: построишь с нуля компанию, разовьешь, а потом приходят молодые да ушлые и указывают при всех, что надо было строить в другом месте, а то и в другое время. Так, Ларион? Если б ты не приносил денег и не был хорошим собеседником… В общем, Гош. Тебе уже сколько? Двадцать пять? А все еще живешь с мамой. Нехорошо! Спроси у Лариона, что можно сделать?

— Ларион, я хочу научиться общаться с девушками. И навсегда отвязаться от своей мамы. — Сказал Гош, заикаясь. Его речь отрепетирована, и я засомневался в его способности что-либо видеть сейчас, кроме крутящихся в мозгу слов. — Как это сделать?

Я развел руками:

— Исключительно тренировкой. Арнольд Николаевич…

— Сейчас просто Арнольд. — Сказал босс строго.

— Хорошо. Вы хотите, чтобы я продемонстрировал новые принципы тренинга на Гоше?

Арнольд расставил широко ладони, словно отец, принимающий загулявшегося сына.

— Вот за это, Гош, я Лариона и люблю. И даже не буду наказывать, если его слова окажутся правдой. Ларион, ты видишь, в каком состоянии Гош. Даю тебе три недели, чтобы ты довел его до приличного уровня. Договорились?

Я скривился. Три недели — смешной срок.

— Мало. Нужно полгода тренировок.

— Тренинг никто не купит, если он будет столько идти. Рассчитывай на две пары выходных и по дню среди недели. Отсчет пойдет с завтрашнего дня. Гош согласен, за это ему будут свои пряники, в случае провала не будет ничего. А если не справишься ты… — Арнольд Николаевич попросил Гоша покинуть нас, что племянник выполнил с облегчением. — Ларион, вначале я хотел сделать так, чтобы ты ушел из компании и больше никогда не нашел себе работу. Устроить это просто. Но теперь кое-что изменилось, не так ли? — Он приблизился ко мне. Если его голова двинется хотя бы на сантиметр, то мы столкнемся лбами. — В случае проигрыша ты никогда никого не будешь тренировать и навсегда покинешь Москву.

Я замер. Это удар в самое сердце. Москва с ее уникальной жизненной энергией и любимое дело, благодаря которому эту энергию я могу брать. У меня хотят отнять все это! Я вспылил:

— Мне нельзя отсюда уезжать!

— Те, кто хочет со мной потягаться, должны рассчитывать, что вернутся стрижеными. Странно, что ты это не понял за время нашего сотрудничества.

Я с ужасом понял, что в деловых кругах о пари никто не узнает. Арнольд Николаевич любит наслаждаться победой единолично. Каждую выигранную сделку он записывает на личный счет "Арнольд: Мир" и пока счет идет с хорошим отрывом в его пользу. О новом выигрыше все смогут только догадаться по его довольному оскалу и новому приобретению, которое он купит себе в качестве приза. Обычно это дорогие безделушки, которые босс обожает, но денег на которые тратить жалко. Дома у Арнольда есть комнатка, забитая как консервная банка хрустальными птичками, золочеными буддами, статуэтками народов всего света и миниатюрными машинками, обязательно хромированными и с драгоценными камнями вместо фар.

Я спросил с надеждой:

— А если я проиграю, но вернусь в Москву?

Он прислонил два пальца к моему виску и прорычал:

— Не советую.

— А вдруг я случайно поступлю на работу… или открою свое дело?

— Ларион ты этого не сделаешь. Или это будет твоя последняя работа.

Я сглотнул, слюна оказалось вязкой и едкой. Я представил, как к моим ногам привязывается камень, и я пускаюсь в глубоководное исследование.

Что он за человек! Босс мог просто вышвырнуть за то, что я нагрубил ему на совещании при всех и трахнул его жену. Нет, ему нужен азарт, чувство полного разгрома соперника. Противники Арнольда сами себя вбивают в землю, а потом он с брезгливым отвращением избавляется от них.

— Хорошо. — Сказал я. — Если справлюсь, то мою систему введут в действие. И я останусь на фирме.

— Договорились? — Сказал босс без лишних прений.

Я посмотрел на протянутую ладонь босса. Широкая и тертая, даром, что в офисе сидит. Мало кто знает, что он когда-то был и на лесозаготовках, и в охранном предприятии, но друг помог начать дело, а дальше звериная хватка и природная напористость Арнольда Николаевича взяли верх. Есть у него на уме такое, отчего у меня по спине пробежали. Я вспомнил его племянника. Затюханный тип, такого не то что с женщиной, его с собакой будет сложно познакомить. Три недели! Даже если мы будем каждый день заниматься, за три недели никак не сделать из Гоша мужчину… к которому будут липнуть женщины, как пчелы на мед.

Я сказал неожиданно сиплым голосом:

— Принято.

Мне показалось, что мою руку сжали металлические тиски. К моему горлу подкатил ком. Если проиграю, он и жену, и все вспомнит…. У меня возникло навязчивое чувство, что она здесь оказалась совсем не случайно!

 

Глава 3

День разгорелся зноем и запахом преющих листьев. Мне нравится утомляющая жара, от которой по телу бегают расслабляющие волны, но сегодня по дороге домой было не до улыбки. Люди шарахаются от меня в стороны. Вокруг меня образовался круг отчуждения. Я заметил еще двух таких же людей: головы понурые, рядом с ними даже в переполненном метро никто не сидел.

Дома, как нормальный человек, я прошел в обуви до компа и пнул беднягу ногой. Удовлетворившись тихим шуршанием внутри системника, я вернулся в коридор. Разделся.

По телу бегает мелкая дрожь, левую сторону шеи сводит судорога. Давно я не испытывал подобного напряжения. Все проблемы решались на ходу. Я даже не глядел в их сторону. А сейчас пальцы трясутся, как у алкоголика со стажем.

— Возьми себя в руки, Ларион. — Сказал я себе. — Ну, уволят, ну уедешь в пригород. И там люди есть, и там можно брать энергию жизни.

Люблю поговорить с собой. Чаще всего это бессмысленные рулады с размахиванием руками на театральный лад, но сегодня я едва не дошел до зеркала. Когда мать довела отца до смерти, я прислонился лбом к зеркалу и смотрел внутрь своего зрачка. Зеркало покрылось испариной от моего дыхания. Я смотрел до тех пор, пока пар не собрался в крупные капли и не потек обильными слезами моего отражения.

Я сел за интернет чтобы расслабиться. После непродолжительного серфинга по новостной ленте, мое внимание привлек мигающий значок почты. У меня защемило под ложечкой. Письмо от босса.

"Здравствуй, Ларион. Это письмо неофициальное, показывать его никому не следует, договорились? Вначале даю номер Гоша. Ты наверно не взял его по своей природной скромности, а зря.

Гош программист и приговоренный девственник. Срок у тебя три недели, и позволь дать совет: чем скорее начнешь, тем быстрее разочаруешься. Не стоило тебе переходить мне дорогу. У нас так хорошо начиналось. Такие мастера, как ты, всегда приносят хорошие деньги. Но вы считаете себя незаменимыми. Это не так.

Мы в бизнесе, Ларион, а я бизнесмен. Все, кто меня подвел, должны устраниться. Я хорошо к тебе отношусь и помогаю устраниться, сохранив лицо. Это прощальный подарок. Рекомендую воспользоваться данным временем, чтобы подыскать нормальное жилье, объясниться с друзьями… если они у тебя есть.

И уходи.

Тихо, без шума. Устроишься на мебельную фабрику разнорабочим, через год с твоими навыками убеждения сможешь стать заместителем директора. Ты хороший парень, хоть и пришибленный. Выпей я больше бурбона, написал бы еще, но зовут дела".

Письмо оборвалось резко, подчеркнуто пренебрежительно. Я почувствовал себя мерзко и неуютно. Словно вошел в дом, а над дверью было подвешено ведро с отходами. На двери надпись "Не входить!", но я с усмешкой толкнул ее, а теперь стою и благоухаю.

Я достал телефон, переписал номер Гоша. Возникла мысль позвонить Владу, вдруг он отменит задуманное. Было бы здорово, появится время отдохнуть от событий и настроиться на рабочий лад.

— Алло, Влад?

Из трубки донесся жизнерадостный смех.

— Да, Ларион! С приятным аппетитом меня!

Я спросил:

— Мы сегодня идем, или все отменилось?

— Разумеется, идем, столько готовились!

— Тогда…хорошо. Увидимся в три на выходе из Коньково.

Я положил трубку. Откуда у меня неуверенность, это глупое, нехорошее чувство! Я не хочу его вспоминать. Мысленно я стиснул себя в кулак. Надо принять волевое решение и…

У меня зазвонил телефон, я вздрогнул и едва не выронил его из пальцев. Гош!

— Д-добрый день. Это племянник вашего начальника, мы сегодня познакомились. Вы можете говорить?

Я сосредоточился. Нагнал на себя значительный вид, хмыкнул про себя и вальяжно сказал:

— Да, могу. Сегодня в восемь вечера у меня дома, записывай адрес. Первая Дубровская, дом два, квартира десять. Попросишь у жильцов, чтобы кто-нибудь открыл дверь, поднимешься на пятый этаж. Рядом с квартирой в стену вделан счетчик электричества. Откроешь его дверку, с внутренней стороны на шурупе висят ключи. У меня важное дело, я могу припоздниться, но ты жди. В холодильнике есть еда и пиво, на компе интернет — наслаждайся.

— Войти в квартиру без хозяина почти это хуже, чем взломать файлы друга!

— Ты хочешь быть с девушками на короткой ноге?

Гош спешно ответил:

— Хочу.

— Тогда меняйся. — Я оборвал звонок.

Пусть жестко, но он слабый, а слабых нельзя жалеть. Сильных жалеть опасно, а то расслабятся. Слабых жалость вовсе в могилу загонит. Когда с меня сошла маска напыщенной самоуверенности, в голове тикнул тревожный звоночек. Как предчувствие, что началось не самое лучшее время в жизни.

Влад пришел сурово и вовремя. Я даже часы проверил — ровно три. Мы поздоровались и хором заговорили, что надо видеться чаще, хотя оба понимаем, что это только слова.

— Где они? — Спросил серьезно Влад.

— Остынь, не драться идем. Так, поговорить.

Его торс обтянут черной футболкой, скроенной на плечах так, что визуально их расширяет. Куда ж тебе укрупняться, подумал я с легкой завистью. И так плечи широченные, а руки как два полена, коряжистые и переплетены тугими жилами. Штаны у Влада черные, но так же свободны, как и мои бежевые шорты. На ногах мягкая тряпичная обувь. В такой одежде, объяснял Влад, можно неслышно подкрасться даже к кошке.

— Повязки на голове не хватает. — Сказал я. — Станешь вылитый ниндзя.

Лицо друга смягчилось, желваки на скулах расслабились. В коричневых глазах мелькнуло удивление от моего сарказма.

— Ты говорил прийти в доброжелательной одежде, но уже на выходе я подумал: вдруг они силой попытаются нас оставить? Запрут в казематах и будут промывать мозги дни напролет.

Я спросил с опаской:

— Только не говори, что взял с собой нож.

— А точнее нож номер четыре. — Оскалился Влад. Я вспомнил, что второй его номер больше первого раза в три. Если дело пойдет по прогрессии…

— Меч что ли захватил? — Спросил я.

Оказалось, нет. Пока мы шли до места назначения, сверяясь с распечатанной картой, я много что услышал о ноже номер четыре, а также о том, чем он отличается от каждого из семнадцати ножей в коллекции Влада. Коллекцией это можно назвать с натяжкой: коллекционеры свои вещи берегут за стеклом, периодически доставая на свет божий и сдувая случайные пылинки. Влад своими ножами делает все, что можно делать куском заточенной стали, не вызывая при этом подозрение милиции. Он мне показывал, как надо бриться хорошо заточенным вакидзаси, что "намного лучше бритвы". А последний раз, когда я был у него в гостях, он заявил, что ножом можно есть суп. Я на слух не поверил, и Влад съел тарелку с супом дочиста.

— Еще раз о правилах. — Сказал я, когда мы проходили очередной ориентир в виде пятиэтажного желтого дома на краю перекрестка. — Находимся постоянно вместе. Как только увидим, что нас пытаются развести по отдельным залам, делаем крайне занятой вид и уходим. — Я дождался, пока Влад повторит мои слова и кивнет. — Ничего не есть и не пить у них. Ты перед выходом поел?

— Конечно! — На лице Влада появилась смесь гордости и смущения. — Извини, что оделся по-своему, но правила я помню. Это ж так интересно!

Я огрызнулся:

— Ты выглядишь так, словно приготовился сделать кувырок через голову, упасть на землю и открыть огонь по врагу.

Влад взмахнул своими огромными ручищами:

— Обидься еще.

Минут десять шли молча. Влад изображал чемпиона по броуновскому движению. Бегал с картой взад-вперед по улице, приставал к прохожим с целью уточнить, где свернуть. Энергии в нем как в электрической машинке с новыми батарейками, расходует почем зря. Он хочет быть самостоятельным и сильным, наставника все ищет, который бы смог его энергию в верное русло пустить. Хорошо, что мне удалось подбить его на общественно полезное дело, а то совсем бедняга киснет.

Мне бы его энергию. Так получилось, что силы у меня есть только тогда, когда разлитая повсюду энергия проникает в меня. Хождение по сектам — еще одно любимое дело, благодаря успешному выполнению которого жизнь наполняет мое быстро мерзнущее тело. Можно не проводить аналогий с фамилией, холод не физический. Просто где-то в груди есть огромная яма, связанная с окружающим миром каналом. Энергия жизни, или тепло, либо послупает в яму, либо вытекает из нее.

Мы свернули на перекрестке рядом с развалившейся церквушкой. Здание огорожено на десяток метров беззубым забором, затянуто зеленой сеткой и благочестиво забыто. Мы углубились совсем в глушь. Я не ожидал, что в Москве можно найти такую дремоту. Изогнутые больные деревья щекочут развалившиеся пятиэтажки. Под солнцем трещат валяющиеся то тут, то там доски и палки. Воздух затхлый, словно заблудился и медленно гниет. По изломанному временем и травой асфальту мы вышли к приземленному зданию, вытянутому вдоль тупиковой улицы. Кое-где сквозь красный кирпич лезет поросль, местам круглые запруды мха. Крыльцо скошено, рядом висит проржавевшая табличка "осторожно, сосульки!" Первые две гранитные ступени наполовину разломаны, будто взрывом. Я нырнул под козырек подъезда, подождал Влада, который пристально изучал выцветшие витражи на стеклах.

Я сказал:

— Если придется что-либо съесть или выпить, то идем в туалет и два пальца в рот.

Мое предложение Влад подхватил с энтузиазмом:

— Я сразу на них вызову. Будут знать.

Я поднес палец к звонку, но нажимать не стал. Спросил у Влада:

— Влад, скажи, зачем мы туда идем. Я что-то подзабыл.

— Ты и чтоб забыл? Это ты нихрена имена запомнить не можешь, меня то Васей, то Витей называл.

— Это было давно. Имя у тебя такое, созвучное.

— Было давно, но длилось целый год! — Влад вскинул брови, снова и снова удивляясь. Я шикнул на него. Он вздохнул, скосился в сторону и громко заговорил заученный текст. — Мы идем в секту ради тренировки навыков социального взаимодействия и внесения разлада в их структуру. Наши цели: изгой группы и скрытный лидер. Изгоя надо приободрить и сказать ему, что над ним здесь все смеются. Он и сам это знает, но уйти не может, сил не хватает. Когда мы ему это скажем, то в его голове что-то перемкнет… Ларион, я забыл, что именно перемкнет, не сердись.

С тайным лидером сложнее. Это человек, который хоть и подчинился влиянию главы, но в силах создать что-то свое. Надо ему также об этом намекнуть. Еще нам запрещено посягаться на самого лидера, потому что вызовем гнев всей организации. В итоге визита мы должны выбить из секты изгоя и тайного лидера.

— Какое будет препятствие на пути к цели?

Влад нахмурился, почесал затылок. Я сказал:

— Хочешь анекдот расскажу?

Понимая, что сейчас будет язвительное замечание, Влад зажмурился и замахал на меня руками:

— Погоди. Сейчас я вспомню…препятствие, которое мы должны преодолеть…

— Встретились, Влад, два мужика. Пошли в бар, выпили, и один спрашивает: "ты знаешь, чем дурак от умного отличается?" "Чем", — спросил тот. "Умный, когда думает, чешет лоб, а дурак — затылок".

— И второй тут же почесал затылок? — Мрачно осведомился Влад.

— Задницу он почесал! Влад, в любой группе есть хранитель традиций. Тот, кто знает о группе все мелочи: какая погода была на первом собрание, что ели и кто нажрался до зеленых чертей. Это препятствие не преодолевать это надо, а соглашаться и строить удивленное лицо. Хранитель традиций всю подноготную нам про группу выскажет, сильные и слабые места. Его надо разговорить, он — наша опора, именно от него получим поддержку. При условии, что будем правильно его слушать.

— Чего ты так завелся?

— Иди ты… в думательное место. — Прошипел я шепотом, словно нас могут подслушать. — И последнее, наиглавнейшее правило: в любую секту только один раз.

— В одну секту только раз. — Повторил Влад. — Честно говоря, я бы и одного раза заходить не стал, если б не тренировка. Как мы в тот раз кришнаитов отделали!

— Не только тренировка. С нами должны уйти как минимум два человека.

— А с хранителем что делать? Привяжется ведь.

— Его не спасти. Натура у него такая — привязываться и подчиняться…

Я потянулся к звонку, но рука замерла на полпути. Дверь открылась, в лицо пахнула прохлада кирпичного помещения.

— Я знала, что вы уже пришли. — Поприветствовала нас женщина. Морщины на лице говорят о своих пятидесяти, длинную юбку подпоясывал черный тряпичный ремень с белыми знаками. Рисовали от руки, знаки как один кривые и с заплывами краски.

Это та, от кого мы узнали о секте. Дала нам в метро "литература почитать". Как же ее зовут…

— Проходите, мы все вас ждем.

— Спасибо. Это Влад, а меня зовут Ларион.

Влад неслышно очутился рядом со мной и поздоровался со всем радушием, на которое способен. Женщина оглядела его взглядом, в котором можно прочесть "ой, батюшки!". С трудом оторвав взгляд от мускулистого торса Влада, она сделала приглашающий жест и велела идти следом. Я затрусил вперед, рассматривая низкие потолки с рыхлой штукатуркой и обшарпанные стены.

— Меня зовут Марфа. — Донеслось спереди. — В миру, как вы помните, я Ольга Сергеевна, но здесь… — мы остановились вслед за ней, а она мечтательно развела руками, пытаясь охватить коридор, выходящий в небольшой холл. — В этом удивительном и духовном месте я тоже другая.

— Здесь вы Марфа. — Поддакнул Влад. Хорошо, что она не видит, как он скалится и давится беззвучным смехом.

Внезапно Марфа повернулась, глаза вот такие, и сказала:

— Вы абсолютно правы, молодой человек. После беседы с Геннадием любой преобразится. Пока я не попала сюда, я была скучной одинокой женщиной, страдающей от недостатка внимания. Он помог всем нам разобраться в себе и сплотить нас в большую семью! Великий человек…

Марфа сложила ладони на груди и мечтательно покрутила головой. Получив от меня тычок под ребро, Влад отвернулся и кашлянул. Когда повернулся, стал красный, словно обварился, а губы плотно стиснуты.

— Оцени этот момент. — Шепнул я Владу. — Она была одинока и ей дали подобие семьи. Один из главных способов манипуляции над человеком — дать ему видимость того, что ты ему родной.

Влад посерьезнел и сухо кивнул. Чтобы избавиться от смешливости, он ладонями растер лицо. Шаг его стал твердым и ускорился.

Марфа привела нас в хорошо освещенную приемную. Свет проникает через широкие окна с решетками. Марфа и подоспевший ей на помощь мужчина наперебой пояснили, что здание старое, решетки вынимать пробовали, но стала рушиться стена. На пожертвования в здании сменили проводку, со дня на день готовится к старту косметический ремонт.

Вокруг нас возникла суета, находясь в центре которой я невольно ощутил свою сверхзначимость. Мужчина в серой рубашке и простеньких коричневых штанах подсунул Владу книгу. На черной обложке улыбчивым полукругом расположены те же значки, что у сектантов на поясах. Влад повертел в руках книгу, рассматривая символы под всякими углами. Я уже хотел сказать, чтоб он прекратил, но с присущим упорством Влад спросил:

— Скажите, пожалуйста, как называется книга? Тут названия нет ни на обложке, ни внутри…

Назвавшись Иваном, мужчина с жаром заговорил:

— Название зашифровано в символах. — Он поочередно и с почтением коснулся каждого символа. — Это Алт, символ свободы. В стенах этого заведения мы абсолютно свободны, в то время как мир вокруг есть рабство навязанных мыслей, убеждений, рекламы. С детства нам промывают мозги, о том, что хорошо, а что плохо. В юношестве намеренно играют на слабостях нашего неокрепшего организма и учат курить, выпивать. Как выстоять перед соблазном, когда круглые сутки реклама пива и сигарет? А едва употребишь, они начинают играть на вашей совести: ты нехорошо поступаешь, подводишь родителей! Чтобы избавить от навязанного комплекса вины, они предлагают выход в виде беспрекословного подчинения и отсутствия собственных идей. И это самый легкий и очевидный случай навязанного невольничества… Напугал я вас? Хорошо, если нет. Вы пьете-курите?

Влад расправил плечи и сказал с вызовом:

— Нет. А вы?

— Я перестал, как только познал Алт. И стал в его пределах абсолютно свободен! Влад задрал брови до потолка.

— Разве у свободного человека могут быть пределы?

Мужчина пояснил ему, как старший брат — младшему:

— Пределы существуют, например, наши тела… Я рекомендую задать этот вопрос Геннадию Степановичу. Я буду рад проводить вас в конференц-зал.

Друг выглядит озадаченным. Наверное, он думал, что сектанты все как Марфа — забытые сыновьями и друзьями тетки. Или глупые подростки. Иван выглядит крепким здравомыслящим человеком.

Мы проследовали за Иваном по коридору с арочным потолком, свернули налево и уперлись в высокие двери с табличкой "конференц-зал". Иван распахнул поочередно створки дверей. Суетится, словно мы пришельцы из другого мира, и нам нужно показать все в самом лучшем свете.

Просторный зал человек на пятьдесят, на окнах современные жалюзи. Потолок отделан плиткой. Внутри шумно и кипит работа. Марфа укладывает на стулья-парты листы с пятью символами сектантов. Листы черные, а знаки белые. Возле окна с кипой бумаг суетится женщина, одетая так же, как Марфа: юбка до колен и светлая блуза. Мужчины настраивают проектор в конце зала, еще один, постарше растягивает на противоположной проектору стене экран. Слева от экрана стоит бордовое замшевое кресло.

Иван указал на него.

— Геннадий Степанович провел двадцать лет в Карпатах, питаясь водой и травами, впитывая солнечный свет. По возвращении в Россию, он сел в это кресло на три недели. Обдумывал и осмысливал те образы, что являлись к нему в горах. Картина мира выстроилась целиком, Геннадию были явлены пять символов: Алт, Ирхат, Соман, Флавур и Белем. Прошу прощения, что так сразу загрузил вас, но когда я вспоминаю рассказы о его странствиях, то мысли путаются, хочется рассказать сразу очень многое… Друзья! — Иван воздел руки ко всем присутствующим. — Рад вам представить Влада и Лариона.

С нами поздоровались, словно только что заметили. Сзади подошли еще четверо: две женщины, мужчина и совсем молодой парень. Все одеты по местной моде, как один. Они поздоровались и сели за парты, предложили сесть нам. В левом конце полукруга осталось одно место, Иван указал мне туда, но Влад запротестовал. Иван не стал настаивать.

Прошло десять минут, в зал загрузились еще трое, затем сразу семеро. Иван окинул помещение хозяйственный взглядом и попросил сидящего рядом принести еще стульев. Только тот поднялся, как в дверном проеме показался мужчина. Он поднял руку вверх, сжал в кулак и сказал:

— Добрый день, друзья.

Сказал он тихо, но я уверен, что его услышали даже муравьи на улице. Таким бы голосищем на телефоне доверия работать, вмиг болезни снимать, а он секту ведет. Не смог пробиться во властную структуру, так создал свою.

Выглядит он не так хорошо, как говорит. Рыжий, но не золотого цвета, а воровато-рыжий. Такое ощущение, что на его волосы вылили химическую смесь, после чего остался такой цвет и лысина на самой макушке. Лоб широкий, внушает у дураков доверие, мол, большая голова, значит и мозгов много. У гидроцефала тоже тыковка — во, а круглый день только и делает, что сопли жует. Геннадий Степанович, если это его настоящее имя, сухощек, но взамен пузат, что вкупе с небольшим ростом дает бочкообразность в теле. Верхние веки наползают на глаза. Верхней губы совсем нет, зато нижняя как у самого губастого негра.

Когда Геннадий глянул на меня, я невольно съежился и поискал взглядом выход. Он зашел в притихшую аудиторию, поприветствовал еще раз и сделал такой выкрутас пальцами и левой кистью, что неподготовленный человек свихнет себе пальцы. Сектанты поприветствовали своего главаря ответным знаком.

Геннадий воцарился на кресло, длинные руки раскинулись по подлокотникам. Началось. Я шепотом дал Владу команду отслеживать изгоя с тайным лидером. Хранитель традиций, скорее всего Иван.

Геннадий заговорил мощно. За магические обещания о развитии, пути к свободе и силе, сектанты отдали свой разум. Голос Геннадия сновал по воздуху жгучими волнами, от которых в глазах сектантов разгорался маниакальный блеск. Несколько раз сектанты прерывались, делали свое странное приветствие руками и прочие, только им понятные выкрутасы.

Влад завязал контакт с тайным лидером — светловолосым парнем лет двадцати. Влад подсел к нему и словно невзначай выяснил, что тому нравится фехтование. Это был подарок судьбы. Я сконцентрировал свое внимание на женщине в возрасте, которую все понукали и следили за каждой ее оплошностью. То она не так сделает их фирменный жест руками, то сядет мимо стула, то споткнется.

Женщина даже не понимает, что ее ошибки лишь следствие навязанной ей роли неудачницы, вряд ли она так же плоха дома или на работе. Я подсел к ней и вежливо указал ей на подобное несоответствие. Глаза ее прояснились. Она с легким отвращением стала глядеть на соратников и с большим авторитетом на меня, который поддерживает каждую ее реплику.

Геннадий перешел с общих тем на конкретику применения его мифологемы и голосом стал обращаться к Владу, показывая всем на его примере, с чего начинается путь Воина в этом нелегком мире. Он мощно и убедительно сказал, что таких, как Влад, единицы, и именно для них писалось Откровение о Пяти Символах.

Я заметил, что Влада зацепила идея об избранности, он перестал говорить сам, только слушает. Я похолодел. Он задумался над его словами, дурак, дурак!

Только я собрался бить тревогу, вскакивать и уходить, как могучий голос Геннадия взялся за меня. Я почувствовал себя песчинкой океанского берега, на которую идет волна. Разум поплыл, голоса сектантов бросаются на меня со всех сторон: осуждая, поощряя, благоволя, и все это на фоне постоянного и мощного воздействия Геннадия. Вокруг нас с Владом сгрудилась половина группы, что-то объясняя, показывая…

Из последних сил я сделал вид, что мне пришла смска, достал телефон и написал сообщение Лене, чтобы она мне срочно позвонила.

— У вас неотложное дело? — Вежливо спросил Геннадий Степанович.

— Нет. — Против собственной воли сказал я. — Нет никаких дел…

У меня на спине выступил холодный пот. Футболка прилипла к позвонкам, руки похолодели. Лена, звони, звони. Только ты сможешь вытащить меня отсюда.

Геннадий заговорил с Владом. Я не слышал о чем, только сконцентрировал свои мысли на Лене: бери телефон и звони! Пожалуйста…

В кармане завибрировало, и донеслась легкая музыка. Шатаясь и натыкаясь на сектантов, я подошел к Владу и вцепился в его руку. Я показал на телефон, сказал, что нас срочно вызывают и надо бежать.

— Хорошо. Вы идите, а Влад может остаться. Судя по всему, ему нравится лекция, зачем лишать друга полезных знаний.

Сектанты посмотрели на меня как на врага народа, который хочет лишить не только Влада, но и их всех наиприятнейшего времени.

Я сказал извиняющимся тоном:

— Мы вместе работаем, напартачили с оборудованием, а босс рвет и мечет, если мы придем и все не исправим, нас уволят.

Выскользнуть удалось. Влад плетется по коридору за мной, оглядываясь и что-то бормоча под нос. Несколькими хорошими пощечинами я привел его в чувство. Его взгляд прояснился, но очень скоро опять погрузился в глубины внутреннего общения. На выходе из здания секты я приложил телефон к уху, оттуда донесся сердитый голос Лены:

— Третий раз звоню!

— Я не могу в точности описать, что происходит, но ради бога, обругай меня матом!

— Ларион? Ты пьяный? Накурился?

В моей голове эхом носятся чарующие слова Геннадия, пытаясь вернуть меня в конференц-зал и побыть с дружной семьей.

— Лена, я знаю, как сильно ты на меня злишься из-за той девицы. Гнев нужно выпустить. Я не хочу между нами недомолвок.

— Я не собираюсь ругаться.

Она произнесла это так сухо, что мне подурнело. Я взмолился:

— Пожалуйста! Меня надо привести в чувство, наори на меня.

— Я сделаю то, что ты просишь. А взамен ты расскажешь мне, зачем ты так поступаешь с девушками.

— Я не могу этого сказать тебе.

— Вешаю трубку.

— Согласен…

На меня из трубки полился такая матершина, что грузчик обнялся с моряком и зарыдали. Такого отборного моряцкого мата мое ухо не слышало со школьных пор. Она ругалась долго, мощно и красиво. Черт возьми, она даже ругается красиво! Настоящая женщина.

Наконец я почувствовал, что голос сектанта оказался за пределами моего сознания. Перекричав Лену, я быстро договорился с ней о встрече и бросил трубку. Обещанное придется рассказать, это плохо. Не стоит Лене знать этого, пусть и безумно интересно.

У ворот здания я нашел Влада. Стоит на крыльце и разглядывает витражи стекол. Я схватил его под руку и рванул из этого места. Район вокруг кажется незнакомым, лишь солнце все так же печет.

Я мысленно порол себя за самоуверенность. Опять она меня бросила в пекло, где с меня содрали шкуру. Из-за того, что все пошло наперекосяк, я истек жизненной силой и замерз. Это состояние упадка мне порядком надоело за сегодняшний день. Первый, легкий приступ был, когда я поругался из-за Ольги с Леной. Второй раз я окунулся в холод энтропии душевных сил из-за сделки с боссом. Но сейчас я просто окоченел и разбит. Многие годы я не ощущал подобного. Меня выкинуло из комнаты манипулятора во внутреннее личное пространство. Вспомнились крики и ругань матери, и то, как она за провинность гнала меня спать. Меня потянуло в сон. Чтобы сбросить морок я заговорил с Владом. Он реагировал слабо. Я завел его в забегаловку — место, куда бы он ни пошел, ни при каких других обстоятельствах. Я купил Владу кофе и сладкий пирожок, от хот-догов и радиоактивных беляшей он презрительно отказался.

— Надо отомстить. — Болезненно прорычал Влад.

— За то, что полез на чужую территорию и получил по ушам?

Мы завели разговор о смысле мести. Друг вернулся в привычную колею, достал нож и стал им играться, чем вызвал опасливые взгляды окружающих. Моя тревога за Влада ослабла.

Из забегаловки вышли уже с шутками. Мы с другом обнялисьи аоехали по домам. Вот и старайся ради людей. Я обиженно плюнул под ноги. Не ходите, дети, в Африку гулять. Даже если полны сил и всерьез думаете, что голыми руками одолеете льва. Когда-нибудь хищник прочитает те же книги по охоте, что учили вы. И кто уже жертва?

 

Глава 4

Листья на деревьях от жары скрючились спиралями, на них белстит выступивший воск. Трава за день пожухла и смялась под прессом выхлопных газов и пыли. Но мои внутренности стискивал холод.

Близится к шести вечера. Я подошел к своему подъезду, и буквально дотащился до своего пятого этажа по холодным ступеням.

Возле квартиры меня ждали. Гош, двадцать пять лет. Приятная внешность, аккуратная стрижка, слегка подкачаться и поправить осанку — красавец выйдет. Снять бы с него к чертям этот затянуто-офисный наряд…

Увидев меня, он очнулся и вытянулся.

— Добрый день, Ларион!

— Ой, не кричи… — Я поморщился, мы обменялись рукопожатиями.

— Нет, я пришел час назад.

— А чего не зашел?

Гош опустил глаза и потрогал карман брюк, там звякнуло.

— Ну? — Я устало показал ему на дверь своей квартиры.

После долгих мучений с замочной скважиной, Гош открыл дверь и шагнул внутрь. Сил нет смотреть, как он смущенно топчется на пороге. Я сказал ему раздеваться и попросил его сделать мне кофе с корицей. Чтобы бедняга чувствовал себя как дома, я сделал краткий эускурс по квартире. Не такая шикарная, как у Ярослава, но все же своим потом заработана.

— Это коридор, влево моя комната. Вправо кухня. Кухня — святое место, там варится кофе, а по особым случаям в холодильнике есть сливовое вино. Впереди ты видишь туалетную дверку, рядом дверка с табличной "Д", что значит "ванная". Впереди направо комната для гостей, там всегда заправленная кровать и мой комп с инетом. Осваивайся, а я пошел умыться.

Умывшись, я силой прогнал воспоминания о событиях этого дня. Не должно было так произойти. Суть такова, что все события, происходящие в моей жизни, на что-то намекают, иначе бы они не произошли. Но что я должен сейчас о себе думать?!

Из холодильника на кухонный стол я вытащил шоколадку, чтобы спастись от мелкой дрожи в пальцах, поставил френч-пресс с кофе. Пока я молча наслаждался горячим напитком и приходил в себя, Гош сидел напротив и изучал пол, стены и кухонные шкафы орехового цвета.

Я вошел в комнату тренера и приготовился налаживать с Гошем контакт "тренер-студент", но сразу не заладилось. Он мне не доверяет, на каждую мою фразу — тонна вопросов и все каверзные. Такое чувство, что его здесь насильно держат, или он себя заставляет здесь быть, рассчитывая на "пироги" от дяди.

У него зазвонил телефон. Он нервно достал телефон из кармана штанов и поднес к уху. Звонила, судя по всему, мать. Гош сказал, что работает, и через часа два будет дома. Я усмехнулся. Поговорив с мамой об рыбных котлетках на ужин, Гош сунул телефон мимо кармана. Хорошо, что у меня на кухне ковер, телефон не повредился. Гош наклонился, суетливо закинул мобильник в карман и прижал рукой.

Я сказал:

— Итак, чего ты хочешь?

— Хочу затащить в постель хоть кого-то.

От его простоты и недоверчивости я завелся сам. Во мне проснулась саркастичная скотина.

— О, это просто. Возьми дубину побольше, а лучше монтировку. Потом…

— Нет. Чтобы на меня не повесили уголовщину.

Я махнул рукой.

— Тебя дядя отмажет. Подстроит все так, словно девушка сама на тебя напала, отымела, а потом замахнулась на тебя монтировкой, но в страсти не рассчитала силы и сама себя оглушила по затылку.

От такого примера Гош побледнел, руки потянулись к горлу, поправить воображаемый галстук. На всякий случай я отошел, чтобы впечатлительный парень не оросил меня драгоценными флюидами своего желудка.

Если я выиграю эту битву, то получу много сил. Я мысленно прикидывал, насколько горячей будет волна победы. Любимое занятие "тренер" ни за что меня не подведет, и я смогу получить тепло жить дальше.

— Ладно. — Сказал я. — Можно и без насилия. Погляди в интернете проститутку…

— Меня это не устраивает. — Сказал Гош. — Ты прекрасно понял, что я имею в виду.

— Тогда снова вопрос: чего хочешь?

— Хочу девушку.

— Чем тебя не устраивают высказанные варианты?

— Это же… искусственно!

— А я тебя не собираюсь учить натуральности. Кто-то может поглядеть на тебя и сказать: "ты специфично общаешься с девушками, после чего они прыгают к тебе в постель. Это искусственно!"

— Я хочу не зависеть от внешних обстоятельств. Вот я программист, все знания у меня инсталлированы в голову. Мне хоть калькулятор дай, я смогу написать программу. А если б не умел…

Я подбодрил его:

— Именно этим мы и будем заниматься. Вместо того, чтобы накачивать тебя "искусственными" приемами на влюбление в себя, мы будем работать над твоим восприятием мира.

Гош кивнул и я понял, что лед между нами подтаял. Я заговорил с напором, представляя, как светлое облако выходит из моей головы и вместе со словами проникает в голову собеседника:

— Фантазируй. Представь свое внутреннее пространство, это будет место, где только ты один, твое личное, куда закрыт доступ абсолютно всем. Создай в своем внутреннем пространстве комнату соблазнителя. Входи в нее, при этом у тебя активируется вся память и навыки общения с женщинами. По выходу из комнаты возникнет ложное чувство, что любовное приключение происходило не с тобой, а с кем-то другим. Поверь, это был ты, просто в ином сознании. Пьяный чувствует то же самое, однако другим человеком он, выпив, не становится.

Если ты правильно это сделаешь, то в твоем внутреннем мире будет уже две комнаты: одна "соблазнитель", а вторая "программист". В любой момент ты можешь войти в одну из комнат и пользоваться всеми предметами в ней, что тебе необходимы.

К сожалению в твоей новой комнате висят старые обои. Сейчас ты неуверен в себе, забит стереотипами и программами о том, как надо вести себя с женщинами. — Я перевел дыхание. Говорить с Гошем на его полупрограммном языке оказалось непросто. — Это наследие от добрых родителей, заботливой школы. Масс-медиа тоже приложило к тебе свою алчную лапу. Твой винчестер забит всяким дерьмом, и чтобы ты действительно понял, чем мы будем заниматься, его надо форматнуть. Тебе необходимо избавиться от двух третей своих шаблонов.

— А почему сразу не ото всех? — Спросил Гош. — Я с компа все вирусы удаляю сразу.

Я усмехнулся и хлопнул его по плечу.

— Помрешь. Знаешь, как выводят вшей?

— Присваивают человеку имя "человек", вшам имя "вши" и разводят их по разным директориям?

А Гош остряк. Я сказал:

— Сдирают с буйвола шкуру, обматывают ей вшивого. Ждут. Паразиты липнут на шкуру, после чего ее снимают и жгут.

Свежуют следующую скотину, цикл повторяется заново, но часть вшей оставляют. Они выделяют яд, на уничтожение которого иммунитет выделяет антитела. Если яд убрать сразу весь, то озверелые антитела устроят анархию.

Вспомни все свои стереотипы об отношениях парня и девушки. На следующем занятии разберем.

— А их много?

Вид у него раздраженный, ладони блестят от потливого напряжения. Сказать бы ему, чтобы не одевался так, словно идет к царю мира на прием. Свободней надо. Свободней одеваешься — лучше дышится, мыслится светлее. И легче.

— Больше, чем думаешь. Выпиши все, что тебе говорила о девушках мама, отец и друзья. У старательных студентов такой чуши набирается с три десятка. Стереотипы про секс тоже упомяни.

— С чего мне тебе верить? Вы с Арнольдом Николаевичем в ссоре из-за твоего тренинга, который ты якобы хочешь улучшить. Что, если твои советы завирусуют мой мозг? Уж лучше будет, как есть.

Я потерял дар речи и на некоторое время меня выкинуло из комнаты тренера в ледяное внутреннее пространство. Пока я входил обратно в себя-тренера, Гош наговорил мне гору неприятных вещей. Я вспылил и прогнал его со словами: "пусть будет как есть. А жениться будешь на своей мамаше".

Мое тело предвкушало тепло энергии, которое я получу от победы в своем любимом деле. Вместо этого я застыл глыбой льда. Все равно, как голодный бы бежал десять километров по каменистому полю в надежде получить еды, а на финише его бы отхлестали плетью. Остаток вечера я промаялся во мраке сознания, дрожа и задавая единственный вопрос: что значат мои поражения, одно за другим. Энергия жить либо есть, либо ее нет, и она всегда есть, когда делаешь правильные дела.

Голова раскалывалась, я уснул. Мне снилось, что я стою на ослепительно ярком пъедестале; по-моему, это была скала. Вокруг нее собрались люди, они, как один, тянули ко мне руки, и из ладоней их и обращенных ко мне лиц шло приятное тепло. Я улыбался и чувствовал, что сейчас взлечу… Но что-то пошло не так, люди отвернулись, а руки их опустились, потом люди разошлись. Мне стало грустно и обидно. Под моей скалой разверзлась трещина, я не видел ее конца. Тьма из трещины обратила ко мне свой лик. Мне стало страшно. Тепло, накопленной мной, ринулось к лику тьмы, и я никак не мог сдержать хоть каплю той человеческой любви, которой был окутан ранее. В попытках согреться я стал метаться по своей сияющей вершине, но скоро окоченел, застыл на краю обрыва и свалился в темную мертвящую глубину.

Кошмар так быстро сменился другим сном, что мне стало понятно, что я сплю. В этом сне я подошел к женщине, сидящей на берегу океана. То, что это именно океан у меня не вызвало никаких сомнений, жалкий клочок суши, на край которого я шел, кажется потерянным в этом водном мире, пронизанном бесконечным светом и мириадами рудужных потоков. Здесь я почувствовал энергию жизни, и мне не надо было ее впитывать или добывать своими делами, я стал с ней един. Слезы счастья поткли по моему лицу.

Женщина одета в синее платье с золотым орнаментом по краям. Издали мне показалось, что на голову ее накинут платок, но вблизи я увидел, что это часть платья, одновременно воздушного, чтобы не стеснять движения, и плотного, чтобы не просвечивать. Я не смог разглядеть ни ее лица, ни запомнить прическу золотых ее волос, от этого стало неловко, но когда она подняла на меня взгляд и развела руки в стороны, я обрадовался как маленький ребенок. Робкими шагами я подошел к ней, сидящей, как кажется, на белокуром облачке и прильнул к ней, умастив свою голову ей на грудь. Она обняла меня, положила руки на мой затылок и прижала. Недавний кошмар забылся, я возрадовался и тут же поник, понимая, что это сон и совершенно не желая знать, что скоро проснусь, и Ее не будет рядом.

— Ты уже наигрался, Ларион? — Спросила Она меня, и я готов был умереть вот так, сидя перед ней на коленях, с головой на ее груди. — Готов вернуться?

Вместо того, чтобы по-взрослому ответить, я ударился в детство и стал жаловаться, но, похоже, для Нее это не было неожиданностью:

— Я слабею день ото дня, словно из меня вытекает жизнь. Только постоянное нахождение в комнатах удерживают меня в мире. Если бы мне не возвращалось добро, которое я даю людям, то я уже давно бы иссяк.

— Ты помнишь то, что я тебе говорила, прежде, чем отпустить играть?

В Ее божественном голосе проступили нотки строгости. На глазах у меня выступили слезы, и мне стало стыдно за то, что Она спрашивает, а я не могу ответить, потому что сказанные Ей слова забылись между радостью, от того, что пустили поиграть, и щипцами акушерок.

Я недостоин находиться здесь, я так грязен.

— Не волнуйся. — Сказала Она и погладила меня по макушке. — Ни один ребенок не помнит родительских наказов, иначе он не был бы ребенком. Ступай, Ларион. Я оставила тебе подсказки, пойми их, доиграй, и возвращайся… — Конец Ее фразы утонул в моменте моего пробуждения, мне показалось, что Она сказала "если захочешь", но это вполне могло быть голосом моего своеволия.

Я проснулся, и лежал с закрытыми глазами до тех пор, пока ощущение блаженства и спокойствия не утонуло в безбрежной тоске. Я напомнил себе, что я здесь делаю и зачем. После этого я с сожалением открыл глаза.

Увиденный сон более реален чем этот мир, здесь нет таких чувств, там я больше, чем когда-либо чувствовал себя живым. Мне не надо было даже думать о том, как добывать энергию к жизни, я был самой этой энергией.

Мне необходимо узнать ответы на возникшие вопросы. Кто Она? Кто я для Нее, о каких подсказках Она говорила. Про подсказки, хотя, понятно: события, которые происходят со мной, призваны мной же и необходимы, чтобы что-то понять. Но что именно?

Чтобы выяснить хоть что-либо, я спозаранку отправился в клуб боевых искусств "Опера". Главный тренер и основатель клуба, Павел Евгеньевич, мне известен под именем Кедр. Более странной фигуры я не мог представить. О себе он рассказывал мало. Ничего конкретного я о нем не знаю, даже возраст только приблизительно: ему за пятьдесят. Я познакомился с ним, будучи школьником. Чем-то я ему приглянулся, чем — не знаю. Тогда он носил краповый берет и звание. После трагедии в степи, где он потерял друга, Кедр ушел из войск и организовал "Оперу". До сих под не понимаю шутки с этим названием. Впрочем, о боях мы говорили мало. Разговоры с Кедром происходили о выходящих за границы физической реальности вещах. Это натолкнуло меня на самые значимые открытия в моей жизни. Однако, Кедр не одобрил моего способа добычи энергии к жизни и мы виделись редко, а говорили о нейтральных новостях. Идти к нему в разлаженном состоянии было страшновато, но только он мог помочь.

Я плохо помню, как пришел в "Оперу" и ждал его у двери в раздевалку, пока не кончится его занятие. Моя голова была полна вопросов, которые варились в соусе нахлынувшей неуверенности. После звонка на перерыв в раздевалку вошло много сильных телом мужчин, они дышат тяжело, тела их покрыты потом, футболки прилипают к спинам. При их виде я ощутил себя задохликом. Мне стало неловко. Я вышел и наткнулся на Кедра. В раздевалке есть мужчины крупнее него, но нет никого, от кого исходила бы такая уверенность и сила. Мы прошли по лестнице вверх в его кабинет, состоящий из шкафов с кубками и наградными листами. Кедр сел на стул, меня усадил на свое кресло за письменным столом. Я повернулся чтобы посмотреть в окно за собой, а когда вернул голову на место, то обнаружил перед собой бутылку Егермейстера и две наполненные стопки. Мы выпили и Кедр показал, что готов слушать.

С его стороны было странным не отметить моего плачевного состояния, обычно он по-доброму подтрунивал надо мной.

Я рассказал ему про сон с Ней. Во время рассказа мне стало настолько страшно, что я чаще стал оглядываться на окно, словно для побега.

— Тебе приснилась Мать. Что ж, хороший знак. Но эта встреча означает большие перемены, и судя по твоей реакции, ты боишься этих перемен. Не оглядывайся, здесь тебе ничего не грозит.

— Кто она? — Спросил я, отмечая про себя тот факт, что Кедр практически не двигается, а когда говорит, его рот едва открывается. Он даже не моргает. От этих фокусов мне стало страшно вдвойне.

— Мать.

— Хорошо, почему она спрашивала "не наигрался ли я?"

— Мы все Ее дети. А естественное состояние ребенка, это игра. Недавние события поставили тебя в шаткое положение, и ты подумал вернуться. Но практически все, что делают люди, это игры с явлениями. — Он особенно выделил последнее слово. — Политика это явление, и игроков в нее море. Математика, буддизм, изобразительное искусство — все это явления этому Миру, игровые площадки для людей. Когда мы уходим от Матери, то получаем необходимые для своей Игры навыки. Ты лучше меня знаешь, что отличаешься от остальных. Ты чувствуешь куда тоньше, чем другие люди, в твоем распоряжении большая сила убеждения и недурные мозги.

— С каким явлением я играю?

— С самым опасным. С людьми.

Мне показалось странным, что он так легко дал ответы на мои вопросы. Это значит, что я мог сам легко догадаться, или, что скоро последует вопрос, за решением которого можно умереть. Я сказал:

— Недавно я собирал компанию старых друзей. Мы сидели, общались, и я пытался понять: "что дает им энергию к жизни?" Физик Леонид говорил об открытиях. Дизайнер Николай, говорил о своих разработках. Говорили еще, и много, люди из совершенно разных, как ты сказал, явлений. Но смысл был один: творчество. Иначе жизнь утекает. Но они определились и счастливы творить на своих местах, даже, на мой взгляд, таких странных для этого дела, как бизнес у Ярослава. А я… что дает энергию к жизни мне?

— Со своими любимыми делами ты был на верном пути, но сошел с него, и можешь погаснуть.

— Хорошо. Вернее, ничего хорошего, но ответь мне, что даст мне сил жить дальше? — Спросил я, и меня пронзила невероятная ясность того, что это и есть тот вопрос, на который не будет прямого ответа. Лицо Кедра, а потом и он сам исказилось и поплыло. Я протер глаза, но ничего не поменялось. Зная Кедра и его опыты с психоделиками, я испугался, что он что-то подмешал мне в ликер. Его голос громыхнул у меня над ухом, и в то же время где-то внутри моей головы:

— В тебе много могущества, Ларион. Прекращай играться в детские игры. А теперь прекращай меня доставать и строить сон, где мы пьем фальшивые спирта, мне будет куда приятней сделать это с тобой по-настоящему. Я вскочил с кровати, как ошпаренный. Несколько секунд я морщился от непонятного и очень громкого звука, позже я понял, что ору и захлопнул рот. Никогда Кедр не делал со мной ничего подобного. Мысль, что я сам вызвал его в свой сон, меня потрясла, ровно как его слова о моем могуществе и Игры в Людей. Действительно, в этом мире люди мне интересней всего. Явление… Немного подумав, я сообразил, что это укладывается в существующую картину мира: я пришел в этот мир играть с людьми, и поэтому каждый человек что-то несет для меня в себе, какую-то правду. Если у меня есть спичка, то у него коробок. Я вспомнил Арнольда Николаевича. Неужели, и с ним у меня подобная связь? В таком случае главное — не сгореть от взаимного трения.

 

Глава 5

Мне очень не хотелось идти на встречу с Леной и говорить на неудобные темы. Не все вещи обо мне достойны ее прекрасного слуха. Невыносимо было растягивать утро и ждать, когда у Лены будет обеденный перерыв. Чтобы хоть как-то скоротать время, я сел за планирование занятий с Гошем, учитывая особенности его отформатированного мозга. Едва стрелки стукнули полдень, я одел светлые джинсы, белые туфли и нежного цвета футболку. Июль две тысячи девятого. День предстоит жаркий, солнце уже печет, само потом покрылось, а все хлещет лучами на землю. В свете последних событий на меня навалилась дикая неуверенность. Казалось, весь мир ополчился на того, кто был доволен жизнью. На улице возле моей туфли приземлилась голубиная пуля, а машина коммунальщиков окатила меня водяной пылью. На белоснежных туфлях и по низу джинс поползли черные точечки, и ни одного магазина рядом, чтобы купить щетку почиститься. У входа в метро меня облаял рыжий пес с проплешинами и засаленным боком. Чтобы как-то собраться, я пофлиртовал со случайной прохожей. Вхождение в комнату соблазнителя существенно подняло мой тонус. Гормоны заиграли, горячая кровь унесла по венам чувство неловкости и присутствие молчаливого кошмара.

Никак не могу взять в толк, каким органом девушки чуют на мужчинах чужие запахи. Едва Лена вышла из своей машины, и мы по-дружески обнялись, как она скривила нос. Нахмурилась и заявила:

— На тебе духи незнакомой женщины.

Видимо, женщины в первобытном обществе были слепы, а своих мужчин узнавали исключительно по запаху. Поговорка, что они любят ушами с тех времен.

— Завидовать девушке, которую я только увидел, чмокнул в щечку и легонько схватил за попу — верх безумия с твоей стороны.

— Засранец. — Резюмировала Лена. Взгляд ее суровый и презрительный, но есть надежда, что скоро растает. Она заявила:

— Хочу холодной колы и что-нибудь пожевать. Из-за тебя я с работы ушла до обеда.

Я развел руками. Но что-то не верится, что она мне подыгрывает, зная мою страсть к фаст-фудам. Я сказал:

— Макдоналдс?

— Фигура?

— Лена, в настоящей женщине должно быть хоть сколько-то здорового жира. Вот в тебе… — Я посмотрел на подругу. — Должен признать, очаровательно выглядишь даже в офисном варианте.

Лена улыбнулась и машинально поправила воротничок блузки. Пальчики смахнули с груди невидимую пылинку.

— Я думаю еще немного сбросить.

— Не смей! Мужчина не собака, на кость не бросается. Тебе наоборот надо пару бутербродов со свининой съесть и не ходить в спортзал недельку. Станешь настоящей женщиной.

— Веди. Но если хоть кто-нибудь скажет, что я потолстела, постригу тебя налысо. Голову постригу, слышишь?

Слышу, но тянет посмеяться над серьезным видом девушки, которая полчаса назад вышла из офиса и еще не понимает, что работа осталась позади, а здесь живой мир. Мы дошли до ближайшей базы гамбургеров. Я галантно открыл перед Леной дверь, усадил за столик и даже сам купил и принес заказ. Слева от нас широкое стекло с видом на стоянку машин и автостраду чуть дальше. Чуть сзади кассы и очереди к ним.

Заподозрив неладное, Лена сказала:

— Сколько мы с тобой знакомы, ты первый раз такой джентльмен. Решил исправиться?

— Какой там! Я просто показываю себя милым в преддверье нашего милого разговора. Разговор милый, я милый, разве не чудесно?

Несмотря на веселость, на душе у меня было неспокойно. Я боюсь неизвестно чего, проблема в том, что неизвестно что тоже может меня бояться и потому атаковать. Лена принялась за еду. Поначалу ела аккуратно, но быстро вошла во вкус: глютамат натрия сделал свое дело. Оставшийся кусочек ее гамбургера я подал ей лично и едва не лишился пальцев.

— Вот теперь поговорим. — Сказала Лена, тщательно вытирая руки, а потом губы салфеткой. — О тебе.

Лена не замечает возни вокруг, смотрит прямо на меня, как будто хочет проткнуть взглядо. Я невольно сглотнул. Разговор грядет суровый, как зимнее солнце Сталинграда.

Лена сказала:

— Я долго закрывала на это глаза, думала, что это разовые злые шутки. Что ты успокоишься и перестанешь коверкать девушкам судьбы. Объясни, что происходит?

— А что происходит на твой взгляд?

— Ты встречаешь девушку, влюбляешь ее в себя и жутким образом бросаешь. Ты знаешь, как девушки переживают?

— Я парень, откуда мне знать. Но ты смотришь правильно, все происходит именно так. С одним маленьким исключением.

— Каким же?

Лицо Лены заострилось и огрубело. Она отставила стакан с колой к груде обломков нашего перекуса. Возле нас появился незадачливый паренек с предложением убрать мусор. Как на него посмотрела Лена, словами не передать. Парень опустил глаза, втянул голову в шею и побежал в сторону туалета. Надеюсь, с ним все будет в порядке.

Я сказал:

— Я наказываю только тех, кто этого заслуживает.

— Этого не заслуживает никто!

На нас стали оглядываться, причем заметил это только я. Мелькнула идея пойти в другое место, но набитый едой живот попросил посидеть еще как минимум полчаса.

— Лена, забудь минут на десять вчерашний случай. Вообще забудь все и послушай меня.

Она сделала губы совсем как у злой учительницы. Не будь между нами стола, Лена уже давно бы накинулась и душила меня своими нежными пальчиками.

— Пять минут.

— Ты читала Камю?

— Про что?

— Про Сизифа, который вновь и вновь закатывал свой камень на гору.

— А разве это не миф?

Я покачал головой.

— У Камю подложка под этот миф особая. В его Сизифе можно найти себя… я нашел. Прочитав Сизифа, я подумал, что живу зазря. Человеку свойственны эти терзания: кто мы, откуда мы, куда идем, как здесь очутились — эти вопросы возникают не только после новогодних праздников в странных местах. Мужчину вопросы бытия мучают особенно, мужчина направляет ветвь развития, он двигатель эволюции.

— Что-то Володю Иванова с технического отдела не занимают такие вопросы, он живет и работает, понимаешь? Просто живет и просто работает!

Настал мой черед воротить нос.

— Я имею в виду мужчин, а не особей с членом, которым достаточно того, что арендуют кусочек планеты на пятьдесят лет, а потом сливаются в виде удобрения. Я хочу хоть на миллиметр улучшить тот участок, на котором меня родили. Потому я не уезжаю в Америку, хотя зовут.

И из Испании предложения поступали, и из Германии. Один мой ученик уехал после повышения в Японию, так звал туда главным тренером на фирму.

— Ты не едешь, потому что боготворишь эту свою Москву.

— Послушай, Лена, это странно и непонятно, но в какой-то момент я осознал свою цель. Я помогаю людям.

— И так ты помогаешь?! — Лена отчаянным жестом случайно смахнула на пол коробку из-под гамбургера. — Доводя бедняжек до безумия?

— Я для этих девочек словно маленькое отвратительное зеркальце.

— Поясни.

— А что пояснять?! Был у меня друг, Григорян Сергей. Ты бы Сергея назвала обычным парнем, но танцевала бы от восторга, познакомьтесь вы поближе. С придыханием ты б рассказывала, какой он классный и романтичный. Но встретиться вам не доведется, а все потому, что влюбился он в некую Анну, которая после двух месяцев активных отношений сказала ему: "Сережа, ты хороший, нам было вместе классно, но это все".

Сергей спросил у нее, почему так, но ответа не услышал. С горя он решил спросить у ближайшего облака, как ему дальше быть. И, наверное, он спросил, прыгнув на небо с восьмого этажа. Не знаю, получил он ответ у облака или нет. Гравитация работает независимо от наших намерений, Сергей узнал это на личном опыте.

— Сожалею. — Прошептала Лена.

Глаза ее стали большими, в них блеснула влага. Суровый вид, с каким она требовала объяснений, постепенно рассеялся, уступив задумчивой чувственности.

Я пожал плечами.

— Жалеть нечего, он даже мне не сказал, дурак. После похорон я стал искать Аню, на это ушло два месяца. Я нашел ее как раз в тот момент, когда ее попу тискали мохнатые лапы какого-то урода. У него была жутко волосатая спина и плечи, толстая золотая цепь на шее и бульдожье рыло. Ничего себе, подумал я. Именно тогда я задумал Аню в себя влюбить. Мне было восемнадцать, первый курс института. Веселое время.

Я не спрашивал ничего о Сергее, хотя знал, что она в курсе. Я развлекался, два месяца сводя ее с ума крышесносными свиданиями и диким сексом. А потом бросил. Стараясь, чтобы она прочувствовала то, что чувствовал Сергей в момент удара об асфальт.

Аня после расставания заболела жестокой ангиной, температура была под сорок. Валялась дома пару дней, с упорством названивая мне на мобильник и печатая в аську. Не стерпев молчания с моей стороны, больная приехала ко мне домой. С зареванными, злыми глазами, от нее пахло лекарствами и потом. Ей нужно было только одно: узнать, почему так.

Я с ней поговорил. Она внимательно слушала, гневно вздыхала, хотела меня побить и задушить, а потом разрезать на куски и скормить свиньям. Но под конец моего рассказа она осунулась, глаза впали и она расплакалась. Затем вообще позеленела и обругала желчью мой любимый ковер, который потом еле отстирали в химчистке. Угадай, что она мне написала в смске через полгода?

Лена встрепенулась. Глаза большие и задумчивые, ладони сцеплены в замок.

— Что?

— Аня написала, что я дал ей лучший в жизни урок. Что благодаря своему горю, она смогла смириться с тем, что из-за нее погиб человек. Еще сказала, что она поняла смысл любви. А совсем недавно мне пришло сообщение. Аня выходит замуж и готовится стать мамой.

Я замолчал. Не знаю, почему я рассказал Лене только внешний фасад правды. Нет, Сергей был моим другом, но это был лишь триггер к открытию для меня еще одного дела, дающего энергию. Я чувствую энергию жизни вокруг и в себе; это заряд, делающий возможным жизнь. Не знаю, как его назвать, наверно, энергия жизни — самое простое и точное объяснение этого явления. До отъезда от матери в институтское общежитие я практически умирал, мне казалось, что она высасывает своей руганью и унижениями эту энергию из меня. Я уверен, что она выпила до дна моего отца. После этого у нее много было мужчин, но ни один не продержался долго. Она всех изводит, но ее невозможно не желать, она как злое божество из древних мифов.

Отдалившись от матери благодаря гневу, который ломал меня и забирал больше, чем давал, я сумел в амебообразном состоянии проанализировать, почему мать всегда счастлива, полна сил и жизни. Она занималась тем, что ей бесконечно нравилось: подавлять и уничтожать мужчин. Мне всегда хотелось отомстить ей, но я боялся ее, кроме того, совершенно не представлял, как себя вести с женщиной. Я стал учиться этому, и это вызвало во мне небольшой всплеск жизни. Я пошел к источнику силы дальше и понял, что имею огромное влияние на женщин. Я анализировал принципы своего влияния, и кое-что смог вербализовать; в этом мне помогло обучение на псифаке. Мне нужны были деньги, и я стал учить принципам влияния, обучение стало моей страстью и давало много энергии, которая оживила меня, но была как море: так же быстро отступала после прилива, оставляя тело в трескучей суши.

Следующее дело, дающее мне энергию, я приобрел благодаря Сергею. Наказав его Анну, я почувствовал невероятную энергию, устремившуюся извне вглубь меня. Кроме этого, я поставил целью когда-нибудь отомстить матери: соеденить первое и второе любимые дела, научить кого-нибудь тому, что знаю сам, чтобы он разбил ее ледяное сердце. Одного такого юношу я обучил, но он сгинул в секте, его разум изменился и изменил всему, что было дорого до этого. Месть сектам стала моим третьим любимым делом. За победы с трех дел мне лилось столько энергии, что я чувствовал себя в целом океане жизненной энергии. Если раньше я чувствовал ее вне себя и не знал, как взять ее, то теперь стоило протянуть руку и меня наполняло чувство, счастья, я казался себе неуязвимым для печали и страха, наверно, в такие моменты я был бессмертен. Входя в комнаты соблазнителя, тренера и смутьяна я жил. Вне этих комнат меня резко покидали силы; только перед сном и на час после пробуждения я становился самим собой в истинном смысле. Приходила злоба на мать и страх за свою жизнь, благо, я знал что стоит войт в комнату и наполнюсь силой.

Копнув в глубину, я понял, что боюсь рассказать правду. Что Лена не поймет и это отвратит ее от меня.

— Ларион, ты опасен. — Сказала Лена. — Свои умения ты пустил не в то русло. Как вообще можно жить, причиняя боль другим? Каким бы благородным поводом ты ни оправдывался.

— Я возвращаю им ту боль, что они причинили сами! — Вспыхнул я. Стало интересно, до чего доведет нас этот разговор. — И те, кто понимают это, становятся лучше.

— А кто не понимает? Режут вены?

— Все понимают, я умею втолковывать. — Строго ответил я. Лена отпрянула на спинку стула, в глазах мелькнул страх. Наверно, я сильно завелся, хотя внутренне спокоен. Чтобы не разругаться, я решил сменить обстановку.

— Пойдем отсюда, я хочу на воздух.

— Я тоже устала, но идти сейчас будет сложновато. — Сказала Лена, после чего добавила с повышенной интонацией. — Ларион, пойдем к тебе.

Возражать я не стал. Мы прогулялись до ее машины и поехали ко мне, молча. Ради Лены я пересилил свое отвращение к машинам, но все равно сел на пассажирское сидение. Так же молча поднялись по ступенькам подъезда, показавшегося мне сейчас обшарпанным и темным. Молча вошли в мой дом, светлый и уютный. На обоях цветы: фиолетовые, оранжевые и желтые, все пастельных тонов. Успокаивает.

— Что-нибудь будешь? — Спросил я вежливо.

— Только что поели.

Лена сняла туфельки. Благодаря особыму женскиму чутью, нашла где-то тапочки. Я заварил чай и достал с верха холодильника печенье с орехами и эклеры.

Игра "кто заговорит первым" меня раздражает. Когда я раздражен, то очень быстро заражаю недовольством окружающих, вместо хорошей беседы получается склока с дракой. Щелчок вскипевшего чайника я воспринял как сигнал к продолжению разговора.

— На чем остановились? — Спросил я.

Лена как в первый раз осмотрела в мое жилище. Ее удовлетворительное хмыканье значит только одно: хорошо дом содержишь, холостяк. Слава богу, из кухни не видна моя комната, квинтессенция хаоса из разбросанных носков, предметов туалета и прочего хлама.

— Мыостановились… — Она закатила глаза и задумчиво замычала, после чего ткнула пальцем. — На тебе.

— На том, что я нехороший человек?

— Да, Ларион, да! — Ее палец вернулся в кулак, Лена стукнула по столу. — Мне жаль твоего друга. Но что сделала тебе Вика, которую ты назвал Олей? Свидания и расставания это естественный процесс, как он в человеке заложен, так и остается. Ты не можешь изменить человеческую природу. Отрываться на единичных случаях просто верх глупости.

Я пропустил тираду мимо ушей и спросил:

— Что за Вика?

— Та, с вечеринки. — Тут до Лены что-то дошло, и она окончательно вскипятилась. — Чем она провинилась? Как вообще ты можешь решать, кто виноват, а кто нет?

Я церемонно налил себе чай. Летом не столько хочется есть, сколько пить. Горячий чай лучше утоляет жажду, чем холодная вода.

— Вот здесь ты в точку. Позволь объяснить…

Лена неожиданно сказала:

— Ларион, я красивая?

— Да.

Лене показался мой ответ недостаточным. Она встала и покрутилась как на подиуме. Затем села и посмотрела так, чтобы я понял: это вопрос.

— Ты красивая. Немножко толстая после еды, но сойдет. На троечку. — Я лукаво подмигнул. — На троечку по трехбалльной системе.

— Хорошо. — Сказала Лена. — Давай я стану встречаться с Ярославом, и кину его. Ты возьмешься меня наказывать?

— Не дури. — Подобные предложения вызывают у меня острый приступ злости, в руки приливает кровь и хочется крушить все подряд. — Я позволяю тебе многое по отношению к себе, но не надо меня злить. У него девушка есть, недавно он мне в очередной раз хвалился, насколько у них все хорошо. Или ты хочешь, чтобы я посредством Ярослава завязал отношения с тобой?

Лена открыла рот, сраженная наповал. Отмахиваться от меня нет смысла: фальшь учую и будет хуже, потому она сказала тихо:

— Братишка ты мой, все в порядке… налей чаю.

Я нахмурился, но она так исключительно мило поглядела на меня, что я нехотя поднялся и нашел ее любимую чашку, всполоснул и заварил зеленые листья.

— Ларион, а что тебе написала Аня, которая поняла смысл любви?

— Обычный девчачий бред. — Ответил я, кладя Лене сахар в чашку. — Высокий смысл, тонкие материи. А что?

— Интересно. — Лена взяла у меня из рук чай. — Спасибо.

— Пожалуйста, с тебя сливовое вино. А насчет любви — это очень абстрактное понятие, к тому же субъективное. Я уверен, что Аня имела в виду совсем не то, что написала.

— Это точно. Но как-то не верится, что ты для себя точно не уяснил, что это за зверь — любовь. Ты учишь на него охотиться, должен знать и ведать про него все.

Она ткнула меня в бок и рассмеялась. Я ткнул в ответ, но смеяться не хотелось. Неспроста Лена заговорила о любви. Может, в этом и есть ее правда, которую она призвана донести до меня? Тогда это должно намекать на мои любимые дела. Уж не перестал ли я их любить и наслаждаться ими? Тогда понятно, почему они стали вырываться у меня из рук!

Я сказал:

— Я учу не охотников, а обычных парней. И только для того, чтобы у хороших ребят был шанс найти ту самую. Я их сразу настраиваю на длительный поиск, сама понимаешь, быстро получается только у мастеров спорта по скоростному спуску.

— Я тебя обожаю. — Лена отставила чай, что поспешил сделать и я, чтобы не облиться, когда она кинулась обниматься. — Ты из самой некрасивой ситуации выходишь победителем.

— А в щечку чмокнуть? — Спросил я.

Лена, хохоча, поцеловала, но тут же скривилась:

— Колючий!

— Я мужчина, а не порнозвезда.

— И это хорошо. — Сказала она и чмокнула в другую щеку.

— Значит, я прощен? За то, что даю несносным девицам по задним местам?

Мое лицо сложилось в милую картинку, брови по-щенячьи поднялись.

— Нет, я по-прежнему считаю, что ты занимаешь отвратительными вещами. Но что возьмешь с такого милого существа?

Лена обняла мое лицо ладонями и прижала к груди, как глупого сына. Я минуту понежился, потом сказал:

— Отпусти, пожалуйста.

— Не хочу.

— Ты меня прижала так, что у меня возникло желание потрогать себя в неприличном месте.

Я вырвался из ее объятий и с силой почесал нос.

— Это у тебя интимное место? — Рассмеялась Лена.

— Конечно! У каждого актера лицо — интимный орган. Причем все лицо, а нос это…

— Фу, не говори!

Мы успокоились. Приятно, что Лена, уставшая после работы и сумевшая относительно спокойно поговорить со мной на скользкую тему, разрядилась. Ей сейчас просто приятно находиться со мной. Моей сестренке.

Она встала и открыла форточку, захотелось глотка прожаренного воздуха. По ее настроению и неторопливым движениям, я подумал, что она хочет у меня остаться до вечера, что было бы сегодня лишним. Времени только четыре часа.

В этот момент со стороны входной двери послышался характерный звук ключа, входящего в замочную скважину.

 

Глава 6

Лена показала в сторону коридора.

— Кто это?

Я испугался. От Арнольда Николаевича можно ожидать очень нечестной игры. У меня засосало под ложечкой.

Входная дверь захлопнулась, и скоро на пороге кухни появился Гош. По-видимому, он только что с работы: в деловом костюме с папкой в подмышке. Увидев девушку, он смутился, а раскрытый для чего-то рот быстро закрыл.

Я сказал:

— Это моя сестренка Лена, это Гош, мой студент. Будьте знакомы.

Гош очень удивился, застав меня с Леной. Внутренне я был уверен, что он придет: все-таки босс ему пообещал нечто очень ценное. Но как теперь наладить отношения?

Мы оставили Лену и отправились поговорить в мою комнату. Там мы принялись дружно извиняться и это заставило меня опасаться его больше, чем если бы он на меня сорвался за ту грубость. Что он задумал? Когда мы пришли к Лене на кухню, Гош был готов заниматься. Из папки он достал исписанный тетрадный лист.

Вместо добродушной и ластящейся кошки на стуле вместо Лены уже оказалась царица морей. Это особый талант Лены, мгновенное перевоплощение.

Гош смутился и с заиканием спросил:

— Сестренка? П-приятно осуществить обмен никами.

Лена поразилась от таких слов. Я хлопнул Гоша по плечу:

— Люблю его за то, что не скрывает своего недоразумения. — Перевел взгляд на еще не отошедшего студента и разъяснил. — Кофе будешь?

— Н-нет, спасибо.

— Гош, да? — Вмешалась Лена. — Мы с Ларионом как раз беседовали, каким благородным делом он занимается, обучая парней обращаться с девушками.

Под ее прямым вызывающим взглядом Гош поник, издав писк застуканного за онанизмом мальчика. Он беспомощно взглянул на меня, я подмигнул: она это в шутку, не стесняйся.

Он сказал:

— Мы только начали мое обучение.

— Неважно. — Отмахнулась Лена. — Ты скажи, почему Ларион не учит девушек, как вертеть парнями?

— Вообще-то все, что я буду рассказывать ему, работает и в сторону мужчин. — Сказал я Лене. — Хватит смотреть на Гоша, как волчица на кролика. В отличие от меня, он не заслужил укора. Гош, тебе на заметку, если ты сможешь соблазнить Лену, то я лично пожму тебе руку. Это высший пилотаж. Она знает все, чему я тебя собираюсь научить.

Я похлопал его по плечу. Лена укоризненно, но с довольной улыбкой посмотрела на меня.

Гош помаялся, глядя то на меня, то на Лену. Я его успокоил: при ней можно, она член семьи и никому наши тайны не выдаст. Выдохнув, Гош приподнялся на стуле и положил на стол лист.

— Это что? — Спросил я.

— Шаблоны и глупости в отношениях между мужчинами и девушками. Пришел к тебе проверяться на вирусы. По-моему, мы вчера договаривались на это время.

Я взбодрился. И вошел в комнату тренера без всяких проблем.

— О, здорово! — Мое настроение поднялось. — Тебе выпал уникальный шанс, Гош. Мы будем разбирать стереотипы, а ты смотри на реакцию лучшей представительницы женского вида. Если упросишь ее остаться, конечно.

Лена властно подняла бровь. Гош сгорбился, по его горлу шумно прошел комок. Он отвернулся от Лены, но напоролся на мой дикий взгляд и спросил затравленно:

— Останешься?

Я повернул его лицо к Лене.

— Не ко мне, а к ней обращайся. Я останусь, хоть выгоняйте. А ты, Лена, не будь такой строгой.

Последняя фраза подействовала странно. Лена беззвучными движениями губ посоветовала мне заткнуться, а к Гошу стала куда более благосклонна. Вдохновленный ее улыбкой, он начал:

— Первое. Девушкам нужно уступать место в общественном транспорте.

Я замахал руками. Не то, как говорится, и не туда. Гош мельком посмотрел на Лену, царственно попивающую чай, и затараторил:

— Моя мама говорила, что надо быть честными и искренними с девушками.

— Это лучше. Лена, что скажешь?

Она отодвинула от себя кружку с чаем, ноги элегантно и вызывающе легли одна на другую. Лена сказала:

— Не всегда, Гош. Те, кто порят правду, быстро надоедают.

Гош сомнительно посмотрел на меня. На его лбу выступил пот, лист в руках мелко трясется.

— Видишь ли, Гош. — Сказал я. — Лена настоящая женщина. Она видит мужчин насквозь, воздушные замки на этот счет перестала строить давным-давно. Но даже ей нужна сказка с безграничным финалом.

Гош сказал:

— Но программный код надо завершить, иначе он не будет работать!

Лена удивленно вскинула брови, хотя она должна была пересекаться с компьютерщиками на работе. Видимо, этих парней женский пол вообще не замечает и расценивает как приятное приложение к компу, такой автономный механизм по установке винды. Лена вежливо указала Гошу, чтоб он говорил общепринятым языком. Любовь зла, полюбить можно и компьютерного маньяка, но общаться придется через переводчик.

От такого замечания Гош вжался в стул и отодвинулся от Лены.

Я усмехнулся:

— Не бойся ее, не укусит. Не дорос ты еще, чтоб тебя покусала Лена.

— Кусаю я исключительно дураков. — Вставила Лена ядовито и кивнула в мою сторону. — А ты умненый.

Гош всем видом дал понять, что если дело в мозгах, он готов стать последним дураком на свете.

— Выходит, девушкам нельзя говорить правду? — Сказал он.

Чтобы не рассмеяться, Лена отвернулась и стала разглядывать маячащую напротив окна верхушку дерева. Иногда на нее залетают птички, чирикают о своем. Бывает, что повернут голову бочком и смотрят в мое окно. Сейчас там солнце, тучи и послеобеденная истома.

— Вот за это я тебя и уважаю. — Сказал я Гошу с серьезным видом. — Со стороны такой паинька, а внутри: бей, круши, ври напропалую! Нет, Гош. Девушкам нужно говорить то, что есть, иначе заврешься, запутаешься и выйдет нехорошо. Но правду нужно подавать в сказочном виде. Кем ты работаешь?

— Кодировщиком. — Смущенно ответил Гош.

— И кому нужна такая правда? А ты скажи: "Лена, я работаю тем, что дрессирую тупые машины подчиняться любому моему слову. Чтобы когда ты села за свой ноутбук, он не требовал пьяным голосом пароль, а галантно предложил войти". После этого сможет ли она назвать тебя презренным программером?

Гош посмотрел на Лену, та улыбается и потирает пальчики. Она подмигнула и покачала благосклонно головой. Я сказал Гошу идти по списку дальше, пока не пропало приподнятое настроение.

Он громко вычитал из своего листа:

— Нужно присматриваться к девушке, подойдет ли она тебе, и только затем подходить и знакомиться. Я тут еще записал: "семь раз отмерь и один раз отрежь".

Я воскликнул:

— Сущий маньяк, девушку собрался резать! Гош, если будешь резать, не говори никому, что у меня занимался. Скажут, что Холод совсем обезумел.

Гош замямлил что-то в оправдание, стал покашливать. Его лицо залилось красным и распухло от напряжения. Нахлынувшее на него вдохновение ушло в никуда. Он сгорбился и опустил взгляд.

Я сказал:

— Пока будешь мерить, другой уже отрежет и убежит. Знакомиться с девушками надо сразу же, как увидел подходящую. Даже если увидел сзади. Чем дольше будешь думать, как подойти, тем больше будешь бояться и придумывать себе отмазки. Женщины, скажу по секрету, такие звери, что неуверенность считывают за долю секунды и сразу дают от ворот поворот.

Следующим пунктом Гош назвал заветы бабушки, что надо помогать решать девушке ее проблемы и спрашивать ее об ответных чувствах.

— На этом моменте поподробнее. — Сказал я. — Ты и только ты создатель чувства, которое будет испытывать девушка. Если ты правильно развеселил ее, тебе незачем спрашивать, радостно ли ей. Человек такая скотина, что любит весь спектр ощущений: и хорошие и негативные. Мы любим бояться и наслаждаемся дозами страдания. Зачем человек в кино на ужастик ходит? Бояться ему хочется, но так, чтоб безопасно.

Я знаю много приветливых парней, от которых девушки уходили к откровенным подонкам, потому что те удовлетворяли их потребность в отвращении, досаде, злости. Давай девушкам эти ощущения и никогда не спрашивай, что они чувствуют. Если чувство создано правильно, девушка сама скажет, не постесняется.

От одной мысли, что девушек для профилактики необходимо обижать, Гоша едва не стошнило. Как, как можно оскорбить эти невинные создания!

— Относись к этому как к игре. — Сказал я. — Девушке чтоб тащиться от тебя нужно двадцать единиц радости, десять злости и один раз в месяц полномасштабный скандал. Сводил ты ее в кино, угостил в кофейне. Это — добро. Следом спроси, что ее бесит, и сделай это! Назови дурой и пошли пешим эротическим маршрутом. А когда подойдет время скандала, поцелуй при ней ее подругу. Девушка поплачет, погорюет, приползет к тебе и скажет, что любит тебя больше жизни.

Не смей их жалеть!

Гош проглотил информацию. При взгляде на Лену у него дергается кадык, словно хочет ее поцеловать. Я подмигнул ему: можешь попробовать. Лена перехватила мой немой совет и многозначительно показала когти.

— Дальше про любовь. — Гош зарылся в листок с головой. Его бесконечные покашливания стали раздражать уже и Лену, но та делает вид, что не замечает. Она по деликатности похожа на Ярослава. Тот тоже никогда не скажет, что девушка похожа на кобылу, а вежливо опишет ее как девушку с удлиненным лицом. — Помню, как учительница литературы мечтательно рассказывала, что любовь должна прийти сама, ее нужно уметь ждать. Приплывет она на корабле…

Лена усмехнулась:

— Под алыми парусами!

И сложила губы бантиком.

Я сказал:

— Само приплывает только удобрение. Прелесть его в том, что его даже ждать не надо, оно само. Чтобы тебя оценило золото вроде Лены, нужно самому стать золотом.

Лена от частого упоминания своего имени окончательно раскраснелась и стала покусывать нижнюю губу. Я послал ей воздушный поцелуй, она схватила его ладошкой и прислонила к щеке Гоша. От неожиданной нежности Гош достиг предельной концентрации смущения. Его голова завертелась по дуге. Чтоб как-то сбросить напряжение, он продолжил читать:

— Нужно добиваться взаимности женщины, завоевать ее любовь. Ларион, я не понимаю. Их надо завоевывать, чтоб не сидеть и не ждать? Написать программный код, внедрить его в систему девушки и наслаждаться результатами?

Злиться на его высказывания и раздражающее поведение не хватало сил. Я сцепил руки в замок, чтоб не дать Гошу затрещину. Бедняга уже перестал замечать за собой, что говорит птичьим языком. На таком можно общаться только с кибер-шлюхами.

Я сказал:

— Есть у меня друг, настоящий боец. Воюет со всем миром, мы с ним по сектам ходим. При всей бойцовости, даже он против завоевания девушек. По его словам, в мире достаточно боли, чтобы еще этих ведьм за волосья таскать. Правда, главное зло, по его разумению, сидит в нем самом, он ищет поэтому просветления… Гош, научись воображать, вызывать к жизни сказочных химер и погружаться в них вместе со своими избранницами. Вуди Аллен сокрушался, что его жена никак не хочет повзрослеть: когда он принимает ванну, она настойчиво топит его кораблики!

Прежде, чем Гош что-либо ответил, я переместил всю компанию в комнату для гостей. Гоша я усадил для его же удобства на мягкую кровать, застеленную темным покрывалом. Я сел на стул со спинкой, Лена походила по комнате, не столько ища себе места, сколько разглядывая диски и книги на полках. Она наконец остановилась справа от меня, присела на компьютерный стол, закинула ногу на ногу.

Шторы в этой комнате, как и в казино, плотные и никогда не открываются. Когда у меня гости, я не хочу чтобы они чувствовали время и общались со мной максимально долго, не отрываясь на внешний мир. В студенческие годы, когда эту квартиру я еще снимал, ко мне хаживал Ярослав. Всегда заводил будильник, чтобы ни минуты дольше позволенного не видеть мое лицо.

Подумав немного, я сходил на кухню. Вернулся с большой кружкой очень сладкого чая и поставил за монитор, чтоб ее не было видно. Когда все расселись, я хлопнул в ладони и напомнил Гошу, на чем мы остановились.

Арнольд Николаевич знал, кого подсылать. Гошу часто звонила мама, он выходил с ней беседовать, а когда возвращался, то нервничал еще сильнее. Нервозность Гоша окончательно передалась мне, и я в бешенстве завертел глазами. Уже готов выломать ножку стула и размозжить его тупую голову. Большого терпения и радость от будущего приливы энергии позволили мне вернуться к теме беседы. Время на часах показывает почти шесть, что-то мы засиделись. Я проголодался, одним печеньем разве что Лена наестся. Надо бы выпроводить обоих и приготовить себе ужин, принять ванну. Вчерашний день был сущим адом, сегодняшний получше, но тоже не фонтан.

Я заговорил чарующим голосом:

— Варит колдунья зелье, бросает в любовное зелье три великих раствора: трагедия, мистика, сила…

— Половничек этанола. — Вставил Гош.

— Если ты любитель вялых стояков, то пользуйся этанолом и прочими спиртами. — Сказал я безразлично. — Гош, сейчас мы воспользуемся Леной последний раз, и тебе придется попотеть. Будет жутко неловко, но это неудобство будет двигателем твоего роста. Наша психика как мяч, который чем сильнее ударишь ногой, тем выше взлетит.

— И мощнее треснется. — Заметила Лена.

Я сходил на кухню за листком Гоша и озвучил полный список того, что написано. Вслед за мной Гош повторил, что все написанное на листе всего лишь хитрый ход, придуманный женщинами для того, чтобы найти себе управляемых мужей, добытчиков, которых можно безответно пилить.

После этого Гош скомкал лист и с видимым облегчением швырнул под компьютерный стол в мусорку. Комок ударился мне об ногу и отскочил под кровать. Я наклонился сразу убрать его куда следует. В комнате для гостей должно быть чисто.

— Теперь, сказал я Гошу, самое трудное. — Он сделал большие глаза: то есть это было простое? В ожидании развязки Лена удобнее устроилась на столе. — Гош, скажи Лене о том, какой ты сейчас в плане с женщинами. Опиши все свои неудачи, все промахи. Расскажи то, о чем тебе трудно даже вспоминать. Глядя Лене в глаза. А потом поблагодари за то, что выслушала.

— Может, в другой раз? Она на часы смотрит, ей идти пора.

— Я разберусь, когда мне идти. — Жестко сказала Лена. Похоже, действо ей нравится. В глазах появился задорный блеск, на губах играет полуулыбка, показываются остренькие зубки.

Гош оглянулся, но сзади только стена. Бежать некуда. Из груди его вырвался странный звук, похожий на стон. Я напомнил ему:

— Сейчас будет обертывание шкурой, скажи ему "да"!

Гош встал с кровати на расстоянии вытянутой руки до меня и Лены. Закусил губу. Он побелел лицом, на лбу выступил пот. Кашляет безостановочно. Ноги подогнулись, и его зашатало. Я приготовился хватать его, если упадет. Но он устоял. Обвел взглядом кухню, меня, Лену. Посмотрел на свои руки. Пошевелил пальцами и стал тереть ладони. Отодвигает момент. Энергия кипит в нем так, что волосы трясутся, а он тянет. В его глазах появился маньячный блеск, руки дрожат как в паркинсоне.

— Говори!

Он прекратил тереть ладони, посмотрел на Лену и сказал:

— Мне двадцать семь лет. Моя мама это единственная женщина, с которой я общаюсь. Я живу в ее доме и даже не брыкаюсь, когда начальница на работе называет меня "маменькин сынок". Переехать от нее не могу, потому что на новую квартиру пока не заработал, снимать неудобно. Она до сих пор покупает мне одежду и говорит, чтобы я не знакомился с плохими девочками. За последние полчаса мой телефон дважды вибрировал. Это мама звонила узнать, во сколько я буду дома.

Ларион, можешь надо мной смеяться сколько угодно. Мне достаточно взглянуть на Лену, чтобы бежать без оглядки. Был случай, когда на застолье с родственниками со мной заговорила восемнадцатилетняя племянница. Мне тогда было двадцать три. Она показалась мне красивой. Я выпил много вина, потому смог с ней заговорить. В это время у меня возникла эрекция, а племянница села на пустой стул возле меня. Я как мог прятал пах под свисающей частью скатерти. И в этот момент мама подняла меня говорить тост. Все увидели мой позор, а я с ревом убежал в темную комнату и сидел там, заткнув уши. Единственный секс у меня был по пьяни. В бреду стыда не помню, как это произошло. Я сам над собой смеюсь, но иногда пробирает мерзкое чувство и хочется выпрыгнуть из своей шкуры. Лена, будь я действительно таким рациональным и прагматичным, как Ларион обо мне думает, я бы уже давно построил маленький уютный мирок с виртуальным Блэк Джеком и кибер шлюхами. Или купил аппетитную козочку, как сделал такой же бедняга их недавних новостей.

Гош сжал губы, смотрит куда-то в потолок. Щеки красные, из глаз текут слезы. Даже сквозь его рубашку видно, что сердце работает с утроенной силой.

Я сказал:

— Козочка это не так плохо. Есть целые народы, регулярно пользующиеся ими, а за римской армией следовали табуны домашних животных для половых нужд армии.

— Что ты несешь! — Обозлилась на меня Лена.

— О, у тебя проснулся материнский инстинкт. Прижми Гоша к своей груди. А то он вот-вот заплачет.

Гош остановил взрыв Лены жестом. Он сказал с отрешенным взглядом:

— Лена, он прав. Я давно мог завести дома овцу. Но проблема в другом. Я хочу женщину, хочу уметь наслаждаться ей и дарить наслаждение, без этого моя жизнь ничего не стоит. Впрочем, мы можем прямо сейчас отрезать мне член и не париться с идиотом, который на это не способен.

Лена посмотрела на мена особым уничтожающим взглядом.

— Стоп, стоп. Ты прав, членовредительство это уже не смешно. — Я оттолкнулся ладонями от ручек кресла, встал, взял Гоша за плечи. Слезы льются из немигающих глаз, руки дрожат. Я усадил его свое место. Из-за монитора достал остывший чай, приказал выпить. Гош пил резкими дрожащими глотками, морщась — до того чай был сладок. Я не стал распространяться на тему полезности глюкозы при стрессе, молча проследил, чтобы он допил до конца.

Я сел на край кровати напротив Гоша. Он теперь в моей власти, но по тому, как он безразлично отставил кружку и вперился глазами в пространство мимо меня, я понял, что ситуация критическая. Он раскрылся не оттого, что доверяет мне, а подому что на него надавили, раскололи. Даже Лена притихла, старается быть незаметной.

Неожиданно Гош ожил.

— Спасибо. — Сказал он Лене. — Что выслушала меня.

Лена сидит задумчивая. Ресницы распахнуты веером, глаза глубокие и странные. Она сказала:

— Гош, ты молодец. Я бы так не смогла рассказать о себе. Ты молодец. — Потом она обратилась ко мне. — Проводишь?

— Да. — Сказал я. — Гош, посиди тут.

Мы с Леной вышли в прихожую.

— Нельзя так. — Тут же накинулась она. Мне показалось, что она сейчас вцепится мне в горло когтями, а зубами вгрызется в печень. — Ты что делаешь? Он теперь до конца жизни будет вспоминать меня, как не знаю кого!

— Почему ты хочешь всегда остаться чистенькой и правильной? Впрочем, делай как хочешь, только пойми: я не такой.

Лена презрительно оглядела меня. Прощальный поцелуй в щеку был похож на укус змеи. Закрыв за ней дверь на замок, я вернулся к Гошу. Странное дело, но Гош перестал покашливать. Теперь он монотонно бьет пальцем по столу. Ткни его сейчас, упадет и помрет.

— Мы преодолели первую ступень успеха. — Мой бодрый голос заставил его вздрогнуть. — Мы знаем, где ты сейчас находишься. А теперь обозначим, куда ты должен прийти. Один из трех великих компонентов — Сила!

Вопреки расхожему мнению, сильными не становятся, сильными рождаются. Слабый мужчина не может стать сильным. Его судьба — погибнуть, чтобы на его месте родился сильный.

Полчаса назад ты мне доказал, что ты сильный. Ты признался в своих слабостях женщине! Вначале я думал дать тебе мысленное задание, чтобы ты представил девушку и признался в слабостях ей, но ты выдержал большее.

Я взял его за плечо. Внезапно я поверил, что может получиться, я смогу выиграть пари.

Гош включил предусмотрительно выключенный мобильник. Тихий стон слетел с его губ. Он показал мне дисплей.

— Девять пропущенных звонков от мамы. Когда приду, будет разговор. Что мне с ней делать?

— Потом мы с твоей мамой разберемся. На сегодня занятие окончено. Хотя постой. Чтобы ты просто так не шлялся, а тренировался постоянно, я дам тебе в пользование Теорию Вызова.

Я взял у него сотовый, достал свой. На своем телефоне я набрал его номер, подождал, пока дойдет сигнал. Телефон Гоша завибрировал, экран и клавиатура вспыхнули. Держа телефон на ладони, я развернул его дисплеем к Гошу и спросил:

— Что поступает тебе на телефон?

— Вызов.

— Красивая женщина это всегда вызов. Не пропускай входящие.

 

Глава 7

Я встал, приглашая Гоша на выход. Наедине со мной он не сутулился и вел себя вполне уверенно, видимо, бедственное его положение касалось только женщин. Я пожал ему на прощание руку и отправил вниз. Провожая стихающие внизу шаги, я закрыл дверь и тут же, в коридоре, разделся до трусов. Одежду на вешалку, тело в душ. Холодные струи душа бьют нещадно, колко, но внутри горит пламя. Я готов был кричать от радости, я чувствую, что оживаю. В эйфории я тер мочалкой так, что остались царапины. Зато почти все отмылось, что наболело. В глубине тела теплится огонек надежды: с Гошем можно совладать. Не такой он пропащий… каким был в семнадцать лет я.

Воспряв духом, я включил горячую воду. По бледной коже быстро побежали красные линии. Волоски на теле втянулись в пупырышки, а сами пупырышки разгладились. Едва стало жарко, я движением руки вырубил душ. Выскочил из ванны на тряпичную подстилку, потоптался на ней, как гусь. Вытираться не стал, нагишом вышел на кухню и открыл форточку. После меня остались мокрые следы по кухонному ковру. Я встал на выходе из кухни, туда, где тянет сквозняк, и расправил руки. Ласкающий ветер обдувает и сушит. Мои глаза от неги прикрылись, улыбка сама собой растянулась до ушей.

Зазвонил сотовый. Наслаждение моментом было таким полным, что я вскрикнул. Бодрая мелодия гудка пронзил мое изнеженное душем тело. Я сделал неловкое движение и сослепу ударился бедром об косяк. На месте удара вырос багровый шар. Ойкая и бегая по квартире в полнейшей дезориентации, я с трудом нашел источник звука в своей комнате в кармане джинс.

Номер Влада.

— Да? — Поспешно спросил я.

— Ларион… Нужно поговорить.

От голоса друга вспомнился только что принятый ледяной душ. Меня едва не вывернуло наизнанку, я съежился, чтобы сохранить тепло.

Я сказал:

— Давай через час на Китай-Городе.

— Хорошо. Будь вовремя.

Он не сказал, а я не спросил, по какому поводу и о чем будем говорить. Мне стало страшно, что-то внутри запротестовало против поездки, сказало сидеть дома и делать вид, что все идет нормально. Еще немного, и меня бы охватила паника. Чтобы избежать ее, я занялся подсчетом времени: двадцать минут на сборы, полчаса на дорогу. Влад не терпит опозданий, надо быть вовремя.

На моей памяти Влад никогда не просил помощи. Даже когда умерла от рака его мать, он стиснул зубы и похоронил ее, потом несколько дней сидел дома и метал ножи в доску. Дерево испещрилось, словно доску рубили топором десяток бугаев. Даже тогда он отказался от предложения встретиться и поговорить по душам. Я не знаю, чем смогу помочь, лучше было бы его напоить вином или пивом, но ни того, ни другого, он не пьет. По его убеждению, боль можно победить только на трезвую голову.

Знать бы только, что болит.

Я спустился в метро. Подошел к белой полосе и поглядел, сколько ждать поезд. Не прошло и минуты, как ушел предыдущий состав. От нечего делать я достал из кармана мобильник и привычно сверил часы с электронным табло. Мои идут на четыре минуты вперед, чтобы всегда быть чуть раньше, чем вовремя.

Из туннеля загрохотало, рванул на редкость мерзлый ветер. По моей спине пробежал одинокий и холодный паук. Я поднял воображаемый воротник и качнулся от края платформы. От тревожных мыслей меня потянуло в сон, в таком состоянии лучше держаться подальше от поезда. Приезжающий состав я встретил зевком.

Через стекло ближайшего вагона я увидел девушку. Время замедлилось, давая мне возможность ее разглядеть. Поначалу я так и воспринял ее: девушка. Мгновением позже добавилось: длинные каштановые волосы с проблеском отчаянной рыжины, тоненькие ручки, шея… Наши взгляды встретились, и я ощутил нечто в ее глазах. Эти глаза быстро расширились, а ее зрачки из больших и притягательных стали восхитительно необъятными.

Мое тело стало ватным, я потерял над ним контроль. Моя реальность сошла с ума. Глаза этой девушки не только стали огромными, они захватили меня в объятья. Время замедлилось. Поезд пополз как улитка, а потом и вовсе замер. Девушка продолжает смотреть на меня, а я на нее.

— Привет. — Прошептал я. Губы не слушаются, мой привет был похож на пьяное признание.

По онемевшим суставам резануло так, что на мгновение потемнело в глазах. Как будто сверху на меня упал тонкий стальной лист и разрезал надвое. Запахло бергамотом, словно рядом заварили чай эрл грей. Когда черные круги от боли перед глазами сменились фиолетовыми и вовсе исчезли, я с ужасом понял, что нахожусь одновременно в двух местах: здесь и здесь же, но в другом месте. Взбесившееся восприятие разорвалось надвое, одна его часть осталась в застывшем времени, где мы с девушкой смотрим друг на друга с мечтательно-оценивающим выражением на лицах. Другой половиной я увидел, что время пошло своим ходом. Поезд остановился, двери раскрылись. Я подошел к девушке познакомиться.

— Привет.

Она посмотрела мне в глаза и открыто улыбнулась.

— И тебе привет….

Я словно смотрю на телевизоре одновременно два канала, и один из них поставил на паузу. На другом нажал "плей".

Мне слышно и я понимаю все, о чем мы с девушкой говорим. Вот я будоражу в ней интерес к своей персоне. Я вижу, как попросил ее закрыть глаза, а сам взял ее ладони и приказал влюбиться в меня. Она рассмеялась и одернула руки, а я схватил ее за талию. Ее смех раздался громче самой веселой музыки. Мне понравились ее губы, расправившиеся из пухлых комочков в белозубую улыбку. Черты ее лица, на них приятно смотреть. Девушка должна быть благодарна тому небесному художнику, который делал ее лицо.

Время ускорилось и понесло нас, обнимающихся, в будущее. События заспешили друг с другом наперегонки. Мы с девушкой встретились, и я окончательно сорвал ей крышу. Первый секс, после которого у нас завязались крепкие отношения. Мне хочется делать все только с ней, видеть ее при каждом своем вдохе. Дальше глупый ритуал свадьбы, не нужный ни ей, ни мне, но важный для ее родителей. Временем позже я держу на руках первенца. Время замелькало так, что я едва различаю картинки, но внутренностями замороженного тела чувствую каждое мгновение.

У нас появился второй ребенок, дочка, я ее назвал в честь Лены. Так мило растут дети, ссорятся, просят нас с мамой разрешить их споры. Мы с женой берем детей, едем в Тибет к хорошему другу, он что-то рассказывает, но я не понимаю ни слова! Мы с женой возвратились в Москву, спустя годы наши дети выросли и разъехались. Вот мы с женой состарились, наша кожа взрезалась морщинами. Наша жизнь близится к смерти, но ни я, ни она не умерли. Я увидел нас, стариков, обнимающихся и устремленных в теплую и неизбежно темную даль. Там прекрасно и тепло, телу приятно, а ощущения сходят с ума от чувства любви. Я увидел перспективу еще дальше, туда, где нет ни возлюбленной, ни меня, нет вообще никого, но в то же время все вместе. Эта перспектива настолько глубока и высока, что никакого ускорения времени не хватает, чтобы скользнуть из одного в другой ее конец. Там вообще нет конца! Ускоренная часть моего восприятия истончилась звуком гитарной струны и исчезла в глубине памяти, оставив твердое знание о том, что увиденное будущее может осуществиться только в этом городе. Привычная реальность возобновила свой неспешный ход. Поезд поехал. Двери открылись. Я вошел в вагон, а девушка вышла, играя полуулыбкой между щечек.

Двери вагона закрываются, сообщил приятный женский голос из динамиков вагона. Следующая станция — Таганская.

С шумом друг к другу поползли двери. Меня пронзило ощущение уходящего чуда. Такое было всего раз в моей жизни, тогда я наблюдал, как уходило лето. От невозможности вернуть уходящее было обидно до слез, и я плакал, целуясь с дождем, а холодные капли смывали с лица обжигающие слезы утраты.

Я выкинул вперед руки, по ладоням больно ударило. Мои ладони оказались зажаты дверями, но зазор слишком мал, чтобы машинист открыл двери снова. Я попытался разжать двери, в груди застонало от усилий, на лбу выступил холодный пот. Мои часы заведены на четыре минуты вперед, а опоздал я на секунду!

Около моих ладоней появились еще одни, крепкие, с мозолистыми толстыми пальцами. Я вздрогнул от неожиданности. Они дернули двери так, что те приглашающе распахнулись. Я оттолкнулся подошвами от пола вагона и мгновенно оказался вне поезда.

— Спасибо! — Крикнул я за спину и побежал в ту сторону, куда по моим предположениям должна пойди та девушка.

Люди. Я мыслями настолько погрузился в беспокойство за Влада и свое любимое дело, что люди выскользнули из виду, и только сейчас я заметил плотную толпу вокруг. Продираясь, толкая пассажиров плечами и извиняясь, я высматриваю ту девушку по ее волосам. Где-нибудь да должны мелькнуть каштановые пряди с вкраплениями блестящего золота. Девушка должна быть выше других, так мне показалось в поезде.

На меня налетел усатый мужик, пробормотал что-то под нос и понесся дальше. Из-за этой секундной заминки я остановился. Прямо передо мной — переход на другую линию, слева — очередь к эскалатору и выход из метро в город.

В голову нагрянула пустота, совершенно не к месту и не ко времени. Я повернулся волчком на месте, пытаясь увидеть хоть намек на ту девушку… знать бы, как ее зовут, я бы закричал на всю Москву ее имя!

Погоди, сказал я себе. Пусть и в воображении, но я с ней целую жизнь прожил! Я должен знать ее имя, надо лишь вспомнить. Вид у меня стал дикий. Ближайшие ко мне люди шарахнулись в стороны, как от бешеного пса. Вокруг меня на расстоянии вытянутой руки образовалось пустое пространство. Миленькая девочка дернула маму за палец и показала на меня, за что получила от мамы легкий подзатыльник.

— Нехорошо показывать пальцем на незнакомых. Остановись же! — Услышал я строгий шепот матери. Девочка смущенно опустила глаза.

Остановись… оста… Аста! Мои губы сами прошептали это имя. Черт возьми, ее зовут Аста.

Я готов зацеловать за помощь эту девочку, показывающую откровенный интерес к другому человеку и еще не испорченную обществом с его запретами. Но время бежит. Я набрал в грудь прожаренный воздух подземки и на крике выдохнул:

— Аста!

И добавил про себя: где же ты?..

На меня обернулись десятки, единицы задержали взгляд. Не она, и не эта… Я снова вдохнул так, что затрещали легкие. И почувствовал на себе ее взгляд.

Она только-только встала на эскалатор вверх, заняла сторону справа. Мне показалось, что она смеется, но я пригляделся и увидел серьезное выражение на ее лице. Кажется, я ее напугал. Проталкиваясь к эскалатору локтями плечами, я жестами показал Асте, чтобы подождала меня, как сойдет с эскалатора. О том, чтобы идти до нее не было и речи, ступени для прохода заняты людьми по всей длине. Я закрыл глаза и попытался войти во внутреннее равновесие. К моему отчаянию, это не получилось, и я открыл глаза, едва ноги ощутили скольжение ступенек вниз.

Аста стоит около ограждения, слева от потока людей. Голова склонена набок, на лице скованная улыбка. Я улыбнулся в ответ.

— Привет. — Сказал я, одновременно понимая, что ее зовут не Аста. Потому что этого не может быть. Нет такого имени.

— И тебе. — Ответила она. Улыбка на ее лице растянулась пошире, глаза опустились.

— Как тебя зовут?

Она звонко засмеялась, словно я сказал самую смешную вещь в мире.

— Ты же кричал мое имя. Мы знакомы?

— Такое ощущение, что очень давно.

Аста удивленно приподняла брови. Она потерла ладони, словно ей холодно от потока воздуха из открытых за ее спиной дверей метро. Аста склонила голову на другую сторону. Разглядывает меня как дикий зверек, размышлюящий: приближаться к человеку или откусить ему голову. Меня самого продрал озноб. Делая вид, что меня толкают в спину, я прижался к ней ближе.

Для меня есть два типа женской красоты. Женщины первого типа хороши, когда недвижимы. Их красоту по-настоящему можно оценить только на стоп-кадре. На них смотришь, как на картины, получая невероятное эстетическое удовольствие. Асту я сразу отнес ко второму типу, к тому же, в который входит Лена. Эти женщины красивы в действии, у них сильные фигуры с развитыми мышцами. Аста одета в синее платье с большим желтым ремнем на поясе, и даже под обволакивающей тело тканью видна непостижимая сила ее движений. Глаза ее словно квинтессенция внутренней энергии, они изучили меня всего прежде, чем я успел открыть рот.

Во мне проснулась опытная сволочь. Я представил себя в личном внутреннем пространстве и вошел в комнату "соблазнитель". По телу пошел мандраж, температура повысилась, но несмотря на жар мне комфортно. На раздражители, такие как свет, шум и прочие беспокоящие обычно вещи, моя реакция стала практически нулевой. Светит, шумит вокруг и ладно. Все проблемы упаковались в темную прохладную коробку, а коробку я поставил в дальний угол сознания. Все внимание на девушку. Мой взгляд раздевает донага, голос стал грудным и обворожительным, движения плавными, иногда резкими, словно мы с Астой не разговариваем, а занимаемся сексом на расстоянии.

Я сказал:

— Знаешь, зачем я тебя позвал?

— Догадываюсь. — Ответила она холодно.

— Ты можешь всю жизнь о чем-то догадываться. А сейчас попытайся угадать наверняка. Даю три попытки.

— Нуу.. — Протянула она. — Ты хочешь со мной познакомиться.

— Зачем, мы ведь уже знакомы. — Сказал я и коснулся ее плеча. — Одна попытка истрачена, еще две.

— А что будет, если не угадаю?

— Я тебя укушу за попу.

Аста склонилась от смеха, показав остренькие белые зубы. Как хорошо она смеется, а выгибает шею так, что хочется куснуть. Представляю, как она будет смотреться на кровати, раскидав волосы волосы по подушке.

— Хорошо. — Волей-неволей она приняла игру. — Ты догнал меня затем, чтобы пойти сейчас со мной на фотовыставку. Показ закрытый и одного тебя не впустят.

Одета она действительно для торжества, с достоинством женщины, знающей толк в себе и людях. Я сделал круглые глаза и приоткрыл рот…. Она сочла мое удивление правдивым и сказала:

— Угадала?!

— Нет! — Я снова коснулся ее плеча, уде ближе к ключице. — Третья попытка.

Аста поняла, что я ее разыграл. Она захохотала, ее кулачок стукнул меня в грудь.

— Ты нечестно поступаешь! А ну говори!

— У тебя есть еще одна попытка. Угадывай.

— Не хочу. — Она цокнула каблучком совсем как маленькая девочка. — Кусай меня, но только за палец.

Я демонстративно покачал ее же пальцем им из стороны в сторону. Я сказал:

— Не пойдет, я играю по правилам.

Я присел, обхватил руками ее за талию и сделал вид, что поднимаю. Она заколотила меня по спине, и отбрыкиваться, вкладывая в это столько энергии, что я почувствовал: окажись рядом кровать…

Проходящие мимо мужчины с угрозой посмотрели на меня, но у Асты лицо счастливое, видно, что я не насильник. Мужчины угрюмо отвели взгляды. Чтобы не привлекать лишнее внимание и поиграться, я сказал:

— Ладно. — Я медленно поставил ее на землю. Пальцы мои поправили ей волосы, растрепавшиеся по всему лицу и груди. — Не буду тебя кусать сегодня. Взамен ты кое-что сделаешь.

— Не будешь кусать сегодня?

— Да, сегодня не буду, как ни проси. — С каменным лицом сказал я. — Ого, у тебя ресницы накладные?

Она задумалась. Наверно, посмотрела на себя со стороны. Поправила платье на бедрах.

— Нет, свои.

— Да ну? Сомкни веки.

Она закрыла глаза, а я наклонился и лизнул ее в губы. Что тут началось! Аста вскрикнула и с шипением накинулась на меня. В глазах стоит дикий восторг. Они блестят так, что можно выключить в вестибюле метро все лампы, и все равно будет светло.

Аста раскраснелась. Руки полезли в сумочку, чтобы достать зеркало и посмотреть, не размазал ли я помаду. Нахлынувший поток людей придвинул нас вплотную друг к другу. В тесноте она передумала смотреться и сказала с вызовом:

— Ты… жутко невоспитанный человек!

Я кивнул, соглашаясь со всем. Когда я более-менее успокоил ее, то сказал:

— Дай свои ладони.

И уже сам взял ее за руки, Аста лишь подняла их повыше, до уровня груди. Я посмотрел на нее, и медленно сказал:

— Закрой глаза.

Аста улыбнулась и сделала то, что я попросил.

— И что будет?

— Имей терпение. — Сказал я сердито. — Итак, ты сделаешь то, что я тебя попрошу. Сейчас я попрошу тебя…

Я рассчитал громкость фразы так, что слово "тебя" утонуло в тишине. А затем легко но ощутимо сжал ладони и крикнул:

— Быстро в меня влюбись!

Аста дрогнула и распахнула глаза так, что если бы ресницы были накладными, слетели бы как листья с дерева по осени. Она замерла. Мы смотрели друг на друга несколько минут, я в предвкушении победы, а она… мне показалось, что она уже знает этот прием на влюбление. Мне показалось, что я провалился, улыбка сошла с моего лица.

Аста сказала изменившимся голосом:

— Ты хороший… — От нее повеяло опасностью, словно не я с ней играю, а наоборот. — Но то, что ты задумал, может обернуться совсем другим концом, и я не буду никого жалеть. Понимаешь, о чем я? Впрочем, неважно. Мы больше никогда не увидимся, это просто не нужно.

Мое сердце провалилось в желудок от ее слов. Я сжавшимся затылком почувствовал, что Аста видит мою сущность, а предугадать мои действия для нее так же просто, как затушить спичку. Я стою перед ней как лист бумаги под ультрафиолетовым светом, и даже невидимые чернила на этом листе ей видны. Ощущение от такого осмотра гадостное. Я сказал хрипло:

— Мы встретимся. Пока не знаю, зачем, но просто так люди в моей жизни не появляются. У тебя есть что-то, нужное мне, а у меня — нужное тебе. Либо у нас общая цель…

Меня вышибло из комнаты соблазнителя. Аста совсем изменилась, стала суровой, сожалеющей и еще более красивой. Если бы я мог, я бы обнял ее, чтобы просто ощутить ее тепло, ее энергию жизни. Но руки не слушаются, ноги оледенели.

Аста вынула из сумки сотовый телефон, открыла и сделала мое фото. Эти мгновения я стоял в оцепенении, а она фотографировала меня, как объект, случайно увиденный и который скоро исчезнет. Когда она убрала телефон в сумку, то сказала с сожалением:

— Значит, мы встретились, чтобы я сделала это фото. Извини, надо бежать.

Аста оставила меня. Я стоял с трясущимися от бессилия руками, потом спохватился, глянул на часы мобильника. На встречу с Владом опаздываю. Проклиная себя и Асту, я с безумными глазами рванулся вниз по эскалатору. По пути звонил Владу, но его телефон был вне зоны действия. До последнего мгновения я убеждал себя, что это из-за того, что он в метро. Сердце сошло с ума: то замрет на минуту, то колотится. В горле пересохло. Я выбежал из вагона на Китай-Городе, несколько раз обежал вестибюль станции, но Влада нигде нет. Из-за Асты я опоздал на сорок минут. Теребя волосы и ругая себя, я поехал к другу домой, на Беляево, непрерывно звоня по телефону. Он не отвечал. Дома его не оказалось. Я ждал его у порога до полуночи, после чего на последних поездах поехал к себе, мысленно зажимая избитое терзаниями сердце. Что-то случилось с любимым делом-вместо подъема энергии, оно взяло из меня кусок жизни. Я пытался успокоить себя, что при Игре возможны и временные поражения. Стало легче, но сил не прибавилось. Полуживой, я приехал на Пролетарскую и доплелся до квартиры.

 

Глава 8

Утро субботы разбудило меня дерзким солнечным лучом, который ткнул мне прямо в глаз. Я встал, поплелся делать завтрак. На часах полдесятого. Спал мало, больше ворочался и пытался не думать. Получалось плохо, а по пробуждению я затеял настоящую внутречерепную ругань с Астой. О чем ругались, сам не пойму, но было очень обидно. Самое страшное, что подкачала моя личина соблазнителя. Может, она стала работать только тогда, когда я занимаюсь наказыванием? Я сосредоточился и, несмотря на отвратительное настроение, смог войти в комнату, увешанную фотографиями бывших со мной девушек. При этом неудачи с Владом и Астой забылись, настроение пошло вверх. Несколько минут я пребывал в блаженстве воспоминаний, пока не пришло сообщение от Влада: "не звони мне, я хочу подумать сам". Мой желудок неприятно забурлил, в горле стало горько. К тому же, мой омлет пригорел, я выругался и в раздумьях сел на стул.

— Ой. — Сказал я вслух, когда телефон в руке завибрировал. К моему удивлению на экране высветился номер Ярослава. — И тебе бодрое хмутро! — Сказал я в трубку.

— Я кое о чем поразмыслил и хочу об этом с тобой поговорить. — Сказал друг. Голос его решителен, словно он замышляет какую-то сделку со мной. — Ты уже позавтракал? Если нет, то я за тобой заеду, и отправимся к "Трем Дельфинам".

Предложение Ярослава меня несколько взбодрило. Я накрыл крышкой пахнущий гарью омлет и спросил, нельзя ли в ресторан пешком, но друг как обычно был непреклонен. Пока я ждал Ярослава, то включил комп чтобы посмотреть прогноз погоды: необходимая вещь при тренировках на улице. Ожидаются локальные дожди, а так солнечно и жарко. На автомате я зашел на почту. В графе "новые письма" стоит цифра один, я кликнул туда, гадая, кто мне может написать. Когда я увидел, от кого это письмо, то долго не мог собраться с духом и открыть его, словно оттуда на меня может выпрыгнуть убийца с ревущей бензопилой. Чтобы удостовериться, что все нормально, и мир не рушится, я подошел к окну, несколько минут полюбовался на мирно качающиеся деревья и монументальный дом напротив. Ничерта не успокоившись, я разозлился на себя и свою трусость перед боссом. Пока порыв злости не прошел, я рванулся к компьютеру и на одном дыхании прочел письмо.

"Добрый день, Ларион. На меня иногда накатывают воспоминания, прошлые мысли и я становлюсь добрым. Возвращайся на фирму, спор наш аннулируем, Гоша отставим в сторонку. Ты так молод, а молодым свойственно совершать необдуманные поступки, просто признай, что ты неправ, и начнем все по-старому. Мне достаточно будет твоих личных извинений и отказа от новомодных программ. Перешагни свою гордость, в бизнесе она ни к чему. Даю срок до завтра, просто позвони мне по прямому номеру. Договорились?"

Я откатился на сидении назад, руки закинул за голову и сцепил их в замок. Судя по дате отправления, завтра это уже сегодня, надо брать телефон и звонить. Если есть предложение, надо им воспользоваться. Незаменимые люди все же существуют, так, босс?

Я послал его к черту. Я должен выиграть это пари, на кону не только Москва, но и мое любимое дело.

Звонок по домофону возвестил о том, что приехал Ярослав. У меня уже урчит в животе, а запах горелого завтрака стал до того соблазнительный и зовущий, что я опрометью кинулся к двери на улицу. Тепло, солнечно и зелено. Только друг мрачный и в костюме, словно действительно на деловую встречу. Меня это разозлило. Он к друзьям относится, как к деловым партнерам, и неизвестно, чью еще сторону выберет в случае конфликта между мной и, скажем, его подчиненным.

Мы приветственно обнялись. Я сказал, что умираю, как хочу есть, вези куда хочешь, только поскорее. Ярослав осмотрел мой уличный вариант одежды, состоящий из светлых холщовых штанах и незаправленной рубашке, неоднозначно помотал головой и повел к своей машине. С его губ сорвалось что-то насчет фейс-контроля, но что именно, я не разобрал. Машина Ярослава черная, маленькие двери, большие колеса… фу.

— Ты не говорил, что у тебя новая. — Заметил я. — Но выбор хорош, сильная и быстрая, да? Сколько лошадей в цилиндрах?

Ярослав скривился. Видимо, из моего рта вопросы о машине звучат фальшиво до безобразия.

— Лошадь одна, и та между рулем и сиденьем. А ишачит, как баран. Ларион, ты б научился сам ездить, чем тебе это метро нравится?

— Тем, что катают другие. — Ответил я, забираясь на заднее сиденье. Ни один черт не заставит меня сесть рядом с водителем. К общим нерадостным мыслям воспоминания о моей первой и последней поездке за рулем. Мне было восемнадцать, справа от меня сидела моя спутница. Я до сих пор содрогаюсь от того, что было бы, будь я на ее месте.

Спустя полчаса машина мягко затормозила у двухэтажного здания ресторана "Три Кита". Дверь справа от меня открылась автоматически. Мы прошли длинный бордовый коридор с золочеными светильниками в стиле барокко. Зал поделен на две части стеклянной стеной аквариума, внутри которой плавают цветные рыбки и пузырьки воздуха. Сели у окна с золотыми виньетками на старорусский манер. Подошедший с меню официант поинтересовался, сколько нас будет, Ярослав ответил, что двое.

— Два острых сицилийских супа, два цезаря с креветками, два салата из кальмаров и устриц, фокаччо, красное вино на ваш вкус. — Сказал Ярослав официанту, взглянув на меня при этом, как на своего сына, за которого надо все делать. Я не успел моргнуть, как парень записал заказ и исчез.

Для разговора с другом я максимально отошел ото всех своих субличностей, запер комнаты на замки. Они сейчас лишние, к тому же… Я не сразу себе в этом признался, но ощутил заметное облегчение, как только это сделал. Словно стянул с себя груз трех дополнительных личностей. Я с поистине детским восторгом и беззаботностью очистил от еды тарелку с супом и одним из салатов. Друг сидит с таким видом, что я точно понял: он хочет чтобы я снова провел один из своих тренингов у него на фирме. Неожиданно для себя я отпер комнату с тренерским арсеналом; внутренняя свобода очертилась кругом моих обязанностей и нелегких мыслей о тщетности старых тренерских программ. Я поник, отодвинул от себя еду и налил вина. Прежде чем Ярослав насытится и перейдет к деловой части, я решил объяснить, что я на распутье и терплю поражение за поражением по всем фронтам. Надеюсь, он поймет, что главной помощью от него сейчас будет дружеская поддержка.

— Помнишь, лет в пятнадцать мы мечтали о том, чем будем заниматься в будущем? Мы пообещали друг другу, что будет здорово, и у меня было здорово. Последние три года я летал наяву. Мои любимые дела давали столько энергии, что я мог не питаться вообще. Но что-то сбилось. — Друг слушал, потом отложил в сторону вилку, налил себе и мне вина. Наши бокалы встретились, и через несколько секунд я продолжил рассказ. — Я истощен. Тренинг не идет, это раз. В сектах тоже потерял кучу энергии, которая не вернулась. Это все равно, что ты сделал крупный вклад в проект, а он загнил.

— Выходит, у тебя осталось третье любимое дело, которое пока что приносит прибыль?

— Да. — Соврал я, спрятав неуверенность и тот факт, что именно унижение жены босса послужило началом моего нынешнего угнетенного состояния.

— Ты действительно выглядишь не очень. Я много думал над твоими словами по поводу энергии к жизни. Похоже, ты прав, что ее дает только любимое дело. Знаешь, я вначале хотел просить, но теперь хочу тебе помочь. А ты поможешь мне.

— Я не могу вести тренинги, пока не разберусь с Гошем. Ты же о них пришел поговорить?

— Честно говоря, нет. Ты можешь наказать, — тут он спародировал меня, — одну зазнавшуюся особу — мою бывшую?

Эт слова отрезвили меня, во мне волнами накатывала злость. Мои ладони уперлись в толстое дерево стола. Я сказал жестко:

— Я тебя с детства знаю, ты всегда шел ровно, твои взгляды хоть и отличались от моих, но были здравы, и я тебе по-своему завидовал! Ты тот элемент спокойствия в моей странной жизни, на который можно опереться, который всегда как в старые добрые времена. И вот ты просишь меня о том, за что в свое время чуть по лицу не надавал. Что случилось? Где твою буйволиную шкуру проел червяк?

На нас оглянулся пузатый и лысый человек. Друг заволновался, принимая его недовольную рожу на свой счет. Но я успокоил его, сказав, что он на меня пялится. Слышно даже, как у него мозжечок скрипит. Соображает, как оболтуса в тертых штанах сюда пустили.

Ярослав ответил немного раздраженно:

— Я не понимаю, о чем ты.

— Помнишь тот момент, когда мы из-за моих планов повздорили? Год, два мы после этого не общались?

Ярослав нехотя кивнул головой. Судя по изменившемуся лицу, помнит прекрасно. Он сказал:

— Не общались мы дольше. Но сейчас-то все в порядке?

— В момент ссоры мы пообещали, что будем завидовать друг другу. Я буду завидовать тебе, что у тебя стабильный доход, постоянные девушки и хорошая машина. А ты сказал, что тебе будет не хватать той дикой и безобразной поры, какая была у нас в восемнадцать лет. — Я продолжил говорить на низких тонах, горько и с досадой. — Теперь ты просишь меня наказать твою бывшую. Ты был единственным, кому мне стоило завидовать, питая в этой зависти энергию для роста вперед. Но теперь я остался один. Раньше я мог в любой момент свернуть на твой путь: стать менеджером, старшим менеджером, начальником отдела, топом. С этого дня мне остается полный вперед до конца.

— Я ни от чего не отказываюсь. Просто в чем-то я дал сбой, так же, как и ты. Помнишь мою девушку?

Мой взгляд потух, я вздохнул, уткнулся в тарелку и молчал до тех пор, пока от сверхъестественного сочетания малознакомых продуктов не осталось и следа. Захотелось чая, что немедленно заказал.

— А я с ней встречался?

— Вряд ли… В любом случае, это та богиня, которая достойна, чтобы у ее ног лежало царство земное.

Я огрызнулся:

— Извращаешь мои слова. Я говорил: "жениться стоит лишь на той, к чьим похотливым ножкам не стыдно и корону бросить".

— Суть одна.

— Ничего подобного. То, что ты сказал — бредни влюбленного царевича, которому некуда девать отцовское наследство. Я говорил о такой, которая этого достойна, а не которую ты сделал достойной. — Я с усилием прогнал возникшее в воображении лицо Асты. Меня передернуло.

Ярослав усмехнулся. Горечь и досада отразились на его вечно сильном лице. Он сказал:

— Я хочу, чтобы она поняла, как она меня унизила. И что впредь так поступать не следует. Если ты хороша как богиня, нельзя опускаться до уровня варваров.

Я ухмыльнулся, хотя на душе гадко:

— Верно, потому что там мои владения. Давай ее сотовый.

Лицо Ярослава напряглось. Руки перебирают в воздухе невидимые нити, словно он до конца не верит в то, что делает это.

— Ты ей скажешь, что делаешь это из-за меня?

— Разве киллер кладет на труп визитку заказчика?

От такого сравнения друг дернул плечами. Мне уже видно, что расстались они давно, что он невероятно мучился, прежде чем обратиться ко мне. Но даже сейчас он продолжает сомневаться, а стоит оно того?

— Сколько вы встречались? — Решил подбодрить я друга. — Месяц, другой, полгода? Я по тебе вижу, что кризис уже миновал, но простить ты не можешь. И не надо прощать.

— Меня кинули на днях. Какой кризис?

— Первое, когда бросает девушка, которую по-настоящему любил, или испытал к ней крайне сильное половое влечение, не перебивай! Первым делом будет шок, потрясение. Отсюда снижение жизненного тонуса: сутулость плеч, поникшая голова. Дальше хуже, появляется жажда темноты. Кстати, интересно, почему брошенные люди избегают солнечного света. Может быть, тут есть физиологическая причина? Извини, мысли вслух. Затем у брошенного идет отрицание существования лиц противоположного пола или ненависть к ним. От общения с ними становится только хуже. Возникает желание вернуть свою бывшую. Воспринимаются попытки это сделать, но тут же грубый облом. Куда суешь нос, думает женщина, вначале пойми, за что я тебе дала отставку! Мужчина пытается придумать объяснение, почему так получилось. Но тут любая логика выглядит притянутой за различные части тела. Где-то глубоко внутри, несмотря на всю логику, мужчина страдает. На этой почве возникает неприятие всех людей. Кроме тех, кто так же страдает. Они понимают друг друга, так им кажется. А в конце находится хороший парень, который говорит страдальцу: "да, мне тоже больно, но в то же время я рад, что что-то может меня заставить так грустить. Я испытываю грусть и понимаю, что живу. Раз мне сейчас так плохо, значит, до этого было по-настоящему хорошо. И мне остается пережить плохое так же, как я пережил хорошее".

Ярослав опустил плечи, челюсти жуют машинально и без азарта. Во время нависшей паузы я смолотил все мясо и половину своего салата, а от прожаренного до сладости бефстроганова в животе разгорелась плотоядная жадность. Я повертел вытянутой головой в поисках официанта, и он тут же оказался рядом. Я показал на пустую тарелку и попросил повторить. Скользко улыбнувшись, парень снова растворился.

— Ты сказал, что тому хорошему парню тоже больно. От чего же плохо ему? Я думал, в этих вещах он подкован. — Бесцветным голосом спросил Ярослав. Он догадался, о каком "хорошем парне" я говорил.

Я ответил:

— Бывает то, что невозможно понять сразу. Но Вселенная не дура, людей сводит не просто так. Еще свидимся.

Ярослав недоверчиво прищурился. Мне стало безразлично, понимает он меня или нет. Обида, нанесенная им, терзает меня. Тот, у кого я хотел найти поддержку, и кто всегда был против того, в чем я только стал сомневаться, вдруг поддержал мое безумие. Что мне теперь делать? Кедр говорит загадками, от которых разум выворачивается наружу, Влад сам потерян, Лена относится ко мне как к ребенку, а Ярослав просит меня сунуть голову в пекло. С одной стороны, я могу действительно получить мощный заряд энергии, с которым будет проще решить другие проблемы. С другой стороны, если я провалюсь, это будет очень сильный удар и я уйду в топь ледяных кошмарных снов и бессилия. Не знаю, насколько долго я смогу там находиться, какой у меня запас сил.

Меня что-то ткнуло в руку, поглядев, я обнаружил в ладони визитку Ярослава. Судя по тому, как друг посмотрел на часы, встреча окончена. Не будет долгих прощаний, обещаний встретиться и прочих нежностей. Он проинструктировал напоследок:

— На обратной стороне ее номер. Когда планируешь первую встречу?

Я задумался. Будь моя воля, я бы уже сейчас увидел ту, что уделала Ярослава. Но надо работать с Гошем. Я сказал:

— Завтра.

Мы вышли из ресторана, обменялись рукопожатиями. Он уехал на машине, а я побрел пешком вдоль дороги. Я позвонил Гошу.

— Алло?

— Сегодня вечером заезжай ко мне, будет занятие.

— Что-то голос у тебя не веселый. Ты не болен?

— В полседьмого на Курской. — Отсек я, не желая, чтобы он лез ко мне в душу.

Я прервал разговор и побрел по улице вниз, шаркая пятками и сунув руки в карманы. Мне хотелось петь, но сил нет, несмотря на сытый желудок. Чтобы руки не болтались как плети и не задевали прохожих, я сунул их в карманы. Внутри меня зашевелились двери в мои комнаты, предлагая войти в одну из них, одеть маску и расслабиться под ней. Сейчас это ни к чему. Если войду в комнату, не смогу трезво размышлять над вопросом, что же дает силу жить Игроку в Людей, тогда я буду мыслить исключительно в пределах комнаты. Я решил, несмотря на опасность, быть истинно собой.

 

Глава 9

Дома, несмотря на знойное солнце за окном, я мерз и меня неизменно склонило в сон — закоренелый импринт от доброй мамы. Снились ледяные пещеры со слабым светом и сильным ветром. Будильник разбудил меня в пять часов дня. После сладких потягушек настроение улучшилось, но ощущение близкого ужаса не покидало, кроме того, силы покидали меня. Чтобы предотвратить энтропию, я проник в комнату тренера. Это взбодрило меня. Я стал собираться на занятие с Гошем. В шесть вечера я в боевом для тренинга настроении я высадился из вагона метро на Курской. Гош встретил меня хмурый и нелюдимый. Пассажиры в метро оглядывались на его угрюмую физиономию и спешили дальше. Когда он пожал мне руку, мне показалось, что я поздоровался с жабой.

Я спросил:

— Как на работе?

— Хорошо. — Буркнул он.

— Как домашние?

Гош посмотрел на меня сквозь узкую прорезь век. Мне стало стыдно, что бью его по больному. Он покачал головой, ладонь описала странный жест. Наверно на его языке это значит "довольно".

— Тогда приступим. — Заключил я. — Сегодня будем учить тебя знакомиться с девушками. В метро знакомиться не будем, это хард уровень, а мы начнем с мест отдыха.

— А что насчет баров?

— Сходим и туда. Бары и дискотеки вообще интересные места.

Гош общался со мной очень хорошо, у меня в голове сложилось мнение о нем как о взрослом уверенном человеке. Но я знал: стоит ему взглянуть на девушку, как его подменит некто другой. Вот этого другого и будем сейчас убивать.

Гош сказал глубокомысленно:

— Я думал, ты будешь меня учить каким-нибудь особенным приемам. Например, я посылаю девушке пинг, он обрабатывается, и результат выдается на внешний дисплей.

— Ты мне напоминаешь снайпера, который собрался стрелять еще до того, как зарядил винтовку. Сегодня поговорим о Силе.

— Ты считаешь, что мне нужно записаться в качалку? — Гош осмотрел свои руки с иссохшими без работы мышцами. — Я так тоже думал, но мама сказала, что там меня покалечат.

— Почему тебя мама не научила выслушивать без перебивания? Пока я говорю, будь добр, изображай рыбу. С девушками, кстати, то же самое, когда они говорят — молчи, а на лице выдавай эмоции. Улыбайся, если она говорит хорошие вещи и хмурься, если говорит какую-то чепуху. Если будешь слушать девушку с каменным лицом, то уже через минуту она заявит: "ты совсем меня не слушаешь!"

— И сколько мне ждать, пока ружье зарядится?

— Ждать можно всю жизнь. Сожми свои орехи в кулак и начинай действовать!

Я по-дружески хлопнул его по плечу. Мы направились к эскалатору. Пока поднимались, оба не проронили ни звука. На площади перед остекленной громадой торгового центра "Европейский" я попросил Гоша оглядеть место действия: лавки, мощеную плитками землю, флагштоки с флагами Евросоюза. Здесь мы будем постигать Силу.

Только я хотел начать, как у Гоша зазвонил телефон. Судя по его страдальческим глазам, опущенным бровям и униженной улыбке, звонит его мама. Гош отвернулся и несколько минут тихо с ней говорил, увиливаясь от ходящих мимо людей. Я не слышал, о чем они говорили, пока Гош не взорвался криком:

— Что значит, ты ждешь меня дома к восьми? Что?! А других, значит, мамы любят меньше?

Гош с такой силой надавил на сенсорный дисплей своего смартфона, что послышался пластиковый хруст. Лицо Гоша перекошено гневом, но очень быстро оно стало счастливым.

— Я впервые за всю жизнь смог отказать матери. Дома ждет скандал, но я впервые чувствую себя человеком, а не "милым сыночком".

Я не стал заострять внимание на подобного рода успехе, иначе Гош расслабится и будет сегодняшнее занятие не работать, а почивать на лаврах. Конечно, личная сепарация от родителей и их авторитетного мнения необходима для тех, кто собрался двинуться дальше, а не втупую повторить родительскую жизнь. Сделать это так же трудно, как выкопать колодец в пустыне, но для самосознания необходимо.

Я сказал:

— Отлично. Теперь приступим. Рукава рубашки закатай до локтей, галстук прочь, пиджак давай мне. Последнюю пуговицу расстегни, а лучше две, чтоб волосы на груди торчали. Входи во внутреннее пространство, а оттуда в комнату соблазнителя.

Пока Гош сводит с себя невыносимый образ офиса, я остановил даму средних лет и попросил зажигалку. Женщина сама стильная, зажигалку дала длинную, как палец куклы, с белыми и розовыми стразами по бокам. Я галантно склонился в поклоне, поцеловал даму во внешнюю сторону ладони и одарил улыбкой. Несмотря на видимое желание дамы пообщаться, я распрощался и отвернулся от нее. Ее роль в моей жизни окончена.

— Я говорю о внутренней силе. — Продолжил я. — Без нее ни то, что королеву, а пастушку придется год уговаривать. У тебя есть пять сотен?

— Зачем? — Гош нахмурился. Но уже знает, что спрашивать просто так я не буду, полез в бумажник.

Я взял у него весь кошелек. Раздвинул пальцами кожистые складки. Внутри живут деньги. Четыре бумажки по пятьсот, сотни, полтинник… Я выудил единственную десятку, затерявшуюся среди старших братьев.

Бумажник Гоша я спрятал в свой карман. Десятку схватил двумя пальцами и продемонстрировал ее жестом фокусника. После этого чиркнул зажигалкой и поднес пламя под бумагу Гознака.

Гош вскрикнул. Не обращая внимания на протесты, я поджег десятку. Всполыхнула за милую душу. Гош всплеснул руками, огляделся по сторонам. На нас смотрят недоуменно, кто-то показывает на нас пальцем и шепчет другу про наркоманов.

Я сказал:

— Если через три недели ты не будешь на моем уровне общаться с женщинами, то твой дядя с меня шкуру снимет.

— Это не повод жечь мои деньги.

— Твои деньги — мои заложники. За каждый твой промах я буду жечь пятисотку. Расскажи мне, как ты обычно знакомишься?

Гош опустил глаза. Носом лакированной туфли потрогал пепел от десятки. Меня всегда забавляли те, кто копит деньги, а не расходует их на свои нужды. Такое чувство, что эти люди деньги любят больше, чем себя!

Он вошел в состояние тревожности, как будто вокруг него собрались обнаженные девушки, и сказал через силу:

— Ну… я спрашиваю: "можно с вами познакомиться".

— Сразу нельзя.

— Почему?

— У девушек нельзя спрашивать разрешения. Сразу предлагай, что хочешь и настаивай. Сейчас ты поздороваешься с женщиной, представишься, кто ты есть и предложишь познакомиться.

— Это как? — Бледность разлилась по его лицу.

— Привет, меня зовут Гош, давай познакомимся.

До него начала доходить идея того, чем мы будем сегодня заниматься. От понимания ситуации легче ему не стало, он позеленел и зашатался на подломившихся ногах. Гош ссутулился, руки спрятались за спину, а глаза его уперлись в каменную плитку. От его решительности, с какой он дал отпор матери, не осталось и следа.

Он спросил дрожащим голосом:

— И к кому подходить?

— На кого я укажу пальцем.

Мы сели на первую попавшуюся скамейку. Я сказал, чтобы он представлял всех встречных женщин голыми, представлял, как он подходит к ним, раздевает и занимается с ними сексом прямо на улице. А всех встречных парней он легким и брезгливым жестом шлет подальше, они горбятся и уходят туда послушными табунами.

От упражнения спина медленно Гоша выпрямилась, в глазах появился задорный блеск. Каждую встречную он просто насиловал взглядом, от чего губы раздвинулись в улыбке. Показался хищный оскал.

Я подбодрил:

— Можно порычать перед знакомством, сказать: "супер!" — это разбудит внутри тебя пещерного человека, в чьи времена не знали об эмансипации и прочих глупостях.

Гош с готовностью зарычал. Сидящая рядом с нами старушенция опасливо повернула к Гошу голову. Увидев бешеное лицо, она поспешила найти себе более спокойное место для отдыха.

— Чувствуешь, как внутри тебя горит огонек?

— Настоящее пламя! — Сказал Гош.

Я указал пальцем на женщину, курящую около входа в Европейский. Гош вскочил, быстрым шагом приблизился. Я видел, как он обратился к ней, как она скривилась. Дураку понятно, что это провал. Гош потоптался возле нее несколько минут и вернулся. Он буквально накинулся на меня:

— Что не так? Я слишком сильно разъярился? Дико выгляжу?

— Внутренней силы в тебе еще нет. Непроизвольная жестикуляция скована. Та девушка просто не поняла, чего ты от нее хочешь. Слова это чушь. Запомни: любое чувство, возникающее у тебя с женщиной, возникает благодаря твоим действиям. Выдели это слово у себя курсивом в голове, жирным шрифтом подчеркни. Когда не работает простое "привет, давай познакомимся", нужно придумывать нечто такое, что запустит у девушки в голове механизм постройки воздушного замка в твою честь. Сейчас ты подойдешь и скажешь вон той девушке: "привет, Оля. Я наконец-то вернулся из Франции, как у тебя настроение?" При этом улыбаешься, руки открыты и расправлены вдоль тела, ладони на виду. В разговоре активизируй их, двигай ими, показывай картинку того, что произносишь. Например, сказал: "два" и показываешь два пальца. Упомянул реку и показываешь ладонью волны.

Гош уставился на свои ладони, пересчитал пальцы. Он поводил ими по воздуху, словно двумя самолетами.

Он сказал:

— Я не смогу столько произнести, обязательно запнусь и натуплю. Что будет, если девушка просто отвернутся и уйдет?

— Запнешься у одной, сразу же иди к другой. Я за тобой отсюда буду следить и показывать, к кому подходить. Минуты полторы поговори с девушкой о ее настроении, потом говори, что срочно занят, например, что тебя жду я. Обязательно бери номер телефона и уходи. Ты хозяин положения, ты можешь двигать руками-ногами, можешь говорить. Из слов и жестов нарисуй девушке картинку, которую она увидит и останется под впечатлением. Мы заряжаем твое ружье желейной пулей с ароматом ванили.

— После того как познакомлюсь, мне тут же идти к другой? У прежней на глазах? Пусть хотя бы уйдет!

Я молча чиркнул зажигалкой и поднес ее к пятисотке Гоша. Если он так злился по поводу десятки, то сожженные пятьсот будут ему две недели сниться.

— Иду, иду! Дай время подготовиться.

Спустя минуту разглядывания "обнаженных" женщин, Гош встал. Плечи прямые, взгляд упрямый. У первой девушки он получил от ворот поворот. Так жестикулировал, словно зебру ей хочет продать. На месте девушки я бы еще и по шее надавал. Хорошо, вечер свежий и мягкий, люди добрее, чем с утра.

За полчаса Гош подошел больше чем к двадцати девушкам. Уже у десятой барышни он перестал так сильно размахивать руками и качаться, словно бабуин на ветке. Гош вернулся ко мне с пятью свежими номерами в телефонной книге и улыбкой от уха до уха. Десять минут остановить поток его впечатлений было невозможно.

— Первые три раза были сущим кошмаром. Я думал, что помру на месте от страха, уже подумывал сбежать. Но когда увидел, как ты жжешь мои деньги, я плюнул на себя. И так легко пошло! Словно я это не я, а кто-то другой подходил и знакомился. Энергии куча! Что теперь? Я думаю, девушки так хорошо шли на общение, потому, что им нравятся путешественники, за которых я себя выдавал.

— Погода делать выводы. Сейчас будешь знакомиться с обвинением в сторону девушки. Пройдешь мимо женщины, заденешь плечом ее и обернешься. Сделай глаза навыкате и, тыча в нее пальцем, обвини ее в том, что она до тебя домогалась.

После короткой репетиции, мы с Гошем передислоцировались на скамейку подальше. Добротная скамья в окружении фонарей, спереди частокол с флагами. Правда, ко мне стали подходить торговцы цветами. Я громко спросил у Гоша: "когда нам в следующий раз в секту надо?" Торгашей сдуло, словно их и не было.

Подходил Гош к девушкам тяжко. Начинал хорошо, уверенно, а потом сбивался и, судя по выражению лиц милых дам, нес такую чушь, что иней крыл ресницы. После шестого подхода у него стало получаться естественнее, не так угловато. С одиннадцатой попытки он сумел взять номер телефона, а двадцатая девушка на прощание поцеловала его в щеку.

А мне лилась энергия жизни. Я так разогрелся, что забыл свои страхи и ужасы, даже всерьез начал задумываться сменить фамилию на "Теплов".

Когда он вернулся, я дал следующее задание.

— Иди и потребуй от девушки что-нибудь в подарок. Десять рублей, серьгу, прядь волос, брошку с сумочки. Любой предмет, чем дороже, тем лучше. Упрашивай, терроризируй, но сам не хватай. Ты должен принести мне предмет, вежливо и с благодарностью взятый из их рук.

Брови Гоша стукнулись на переносице, по лбу пошли складки. Впервые он не стал спрашивать о подробностях. В этом состоянии повышенной активности он не думает аналитически, все происходит на чувствах. Подстройка под ситуацию идет автоматически, и обучение происходит в ускоренном темпе. Тело по ощущениям напоминает жидкий металл, который тут же вплавляет в себя новое полученное знание.

Через пятнадцать минут Гош представил мне большое синее перо и букет цветов. Одно вставил в другое, сказал, что так красившее: пушистое синее перо с белыми и ровными астрами. Он так разгорячился, что мне едва ли не силой пришлось усадить его на лавку и успокоиться. Гош сидит и ерзает, словно сел на кнопку.

Я сказал:

— Сконцентрируйся на своем дыхании. Почувствуй, как на выдохе из тебя выходит напряжение, а на вдохе вливается спокойствие и осознание того, что все получилось. Дыши.

Его глаза остекленели. Грудь мерно вздымается и опускается, руки покоятся на коленях. Он сидел так с минуту, потом медленно моргнул и произнес:

— Так интересно. Я только что чувствовал себя, как будто в меня влили плазму. Ее свет сочился из моих ушей, глаз… Господи, что я сделал! Та женщина, у которой я взял букет, купила его для своей матери! Я знал это…и взял… — Он осунулся, на букет в руках смотрит как на грязную половую тряпку.

— Пользуйся другими, они для этого и нужны. Им от этого тоже польза.

— Ты ужасен.

— Гош, она букет для чего покупала?

Он дернулся от отвращения: к себе и ко мне.

— Для мамы.

— Она купила букет, чтобы подарить его и получить о себе позитивную оценку. Почему она отдала его тебе с радостью? Ты ей оценку дал много выше той, что светила от мамани!

Гош подпер подбородок. От тяжкого думанья даже уши зашевелились. Я сказал ему в самое ухо:

— Теперь нащупай точку своей растормошенности между "я тормоз" и "я горю" и иди знакомиться со словами "привет, меня зовут Гош, давай познакомимся". Вон на такой же скамейка сидит девушка, книжку читает. Да, в белом платье, рыжая.

Гош пошел на попятную:

— Я так уже подходил и ничего не получилось.

Я ничего не ответил, лишь показал на девушку пальцем, сказал, чтобы он вошел в комнату соблазнителя, если его оттуда вышибло. Гош оскалился на меня точь-в-точь как его дядя. Он поднялся, расправил плечи и пошел вперед. Прижатые к телу руки расслабились и свободно висят вдоль тела. Гош сел рядом с девушкой. По губам читать не умею, но сказал он то, что надо.

Девушка улыбнулась в ответ. Она закрыла книгу и положила на скамейку. Ладонью провела по волосам, скинув рыжую прядь с плеча. Другую ладонь она протянула Гошу для рукопожатия. Гош взял руку за кончики пальцев, быстро нагнулся и поцеловал в тыльную сторону ладони. Девушка одернула руку, засмеялась. Гош показал на запястье с часами, незаметно достал из кармана сотовый и показал, что готов записать номер. Девушка смеется, прикрыв губы ладошкой. Потом она выгнула шею, чтобы посмотреть, правильно ли Гош записывает, и стала диктовать.

По вечернему небу медленно ползают подсвеченные оранжевым солнцем тучи. Ветер тих и милосерден, если бы еще машины не гудели за спиной, а люди любили друг друга, была б не Москва, а рай.

Полчаса Гош ходил от девушки к девушке. Иногда тормозил, когда я показывал на очень ухоженных и дорого одетых. Край пятисотенной бумаги от таких заторможек стал полностью черный. Когда Гош вернулся, я торжественно вручил ему деньги и остальные его вещи, оставленные мне на хранение.

— Из девяти девушек шесть дали свои телефоны, знакомство прошло успешно. — Резюмировал Гош. — Почему?

— Самое простое знакомство самое эффективное.

— Но почему у меня вначале не получилось? А сейчас так просто…

Как пояснить это Гошу? Штука очень простая, но тонкая. Чтоб ткань мысли не порвалась, нужно бережное к ней отношение, а Гош сейчас на таком взводе, что едва дотронется до мысли, как разорвет на флаг Ее Величества.

Я сказал таким тоном, чтобы Гош наконец осознал один из компонентов мистического зелья:

— Внутренняя сила. Подумай об этом.

 

Глава 10

Вечер субботы был моим праздником жизни: успех с Гошем сделал свое дело. Краем сознания меня тревожило то, что я погружался в лед, едва пытался выйти из комнаты тренера. Но я решил отбросить тревоги и насдаждаться. По моим прикидкам, подобного количества жизненных сил хватит мне на неделю, если не будет уж очень сильных поражений.

Однако утром воскресения я проснулся от того, что замерз. От нахлынувшего страха я тут же проник в комнату тренера, надеясь что там осталось хоть сколько-то энергии, но там было как обычно: лишь легкий эмоциональный подъем в предвкушении скорой "подзарядки".

Я запаниковал и бросился в комнату соблазнителя. Там мне вспомнилось, что у меня есть дело — бывшая Ярослава. Воскресение я решил посвятить ей. Я встал с кровати, нашарил в шкафу у стены джинсы, в которых был на встрече с другом, из заднего кармана извлек его визитку. Как выхватить на свидание эту девушку? Я призвал к жизни прошлый опыт комнаты соблазнителя. Идея пришла тут же. Я молниеносно набрал номер с визитки.

— Алло? — Спросил женский голос.

У нее очень милый голос. Невероятно нежный, словно в ухо вставили подушечку суфле, а мочку ласкают поцелуем.

Меня обдало ознобом. Я не спросил у Ярослава, как ее зовут! Или спросил, но забыл.

Она сказала:

— Я вас слушаю, говорите.

Черт меня дери! Я сказал:

— Привет, я эээ…

— Кладу трубку.

Господи, почему девушки так часто говорят эту фразу?

Я собрался с духом, главное это не спешить. Я заговорил медленно, чтобы пока говорю, было время продумать, что говорить дальше.

— Погоди. Я тебе хочу сказать, что ты мне приснилась?

— Ты что, спрашиваешь?

— Да это шутка такая.

— Не поняла.

— Я неправильно рассказал. В общем, мне приснился номер твоего сотового. Точнее мне приснилось, что я звоню на этот номер, а кто там будет, черт его знает. И я бы не очень удивился, если бы попал к священнику.

— Почему? — В очаровательном голосе раздались нотки любопытства.

— Давно не исповедовался. Грешник я… насильник…

Она смутилась. Я почувствовал, как ее тело пронзила мелкая дрожь, ей представились картины насилия. Но не такие, как есть на самом деле. А сказочные, с красивым и диким мужчиной. Ей представилось, что ее насильно берут бронзовые от загара руки, мускулы на них покрыты шрамами от женских коготков, а ладони большие и горячие. А насильем это называется только потому, что она вначале сказала "нет".

Собеседница спросила:

— И что ты хочешь?

Я улыбнулся. Это уже интересно, чего я хочу. А здорово то, что я знаю, чего я хочу. И ты, милая, скоро узнаешь.

— Я хочу увидеть того, чей номер мне приснился.

— Да?! Ты кто такой?

— Сколько раз тебе снился чей-нибудь номер во сне, ты запоминала его цифра за цифрой, потом понимала, что он для тебя очень важен… а наутро начисто его забывала? Что-то мне подсказывает, что с тобой такое случалось. Иначе, зачем тебе все еще меня слушать?

— Мне кажется, тебя кто-то подослал.

Какая проницательная девушка. Я согласился:

— Хорошо. Давай сегодня же решим это раз и навсегда. Ведь если мы не встретимся, то будем до конца дней вспоминать эту историю с номером. Я буду прислушиваться к людям, и пытаться уловить похожий на твой голос. А ты будешь мечтать о принце в белых джинсах, который больше никогда не позвонит!

На том конце провода я почувствовал замешательство. Сказочному и необычному всегда доверяешь. Даже если знаешь, что в лесу водятся волки, вслед за волшебной феей все равно пойдешь туда.

Она привела свой последний довод:

— Твой голос кажется мне знакомым…

— Ты меня не знаешь. — Отсек я. — Предлагаю уговор. Если при встрече я тебя узнаю, или ты меня, расстаемся тут же.

— И когда мы увидимся?

— Через час на Октябрьской.

— У тебя нет машины?

В ее голосе послышалась усмешка. Я ответил, что машина есть, но хочу встретиться с ней на людях. Вдруг она сама маньяк, увидит мою тачку и сворует, а меня убьет.

Она, смеясь, согласилась. Надо было спросить, как ее зовут. Но лучше при встрече, а то забуду пока доеду. Я сказал, что буду в белых джинсах, белых туфлях и синей футболке с рисунком. Памятуя о том, что Ярослав описывал ее как "богиню и на этом точка", я попросил ее сказать, как она выглядит. Богиня сказала: "светлые волосы, синие джинсы и легкая кофта в цветную полоску".

На деле она оказалась обычной стройной девушкой с вот такой грудью. Стрижка с челкой, опять же, ничего примечательного. Я распознал ее издалека. Стоит, нервно смотрит на часы и стучит каблучком. На вид лет двадцать, обычный клубный вариант девушки.

Я подошел, улыбнулся. Она недоверчиво посмотрела на меня, глаза расширились. Я сказал:

— Здравствуй, я тебя узнал.

— Меня зовут Эльвира.

Лицо, о, сколько в нем всего. Когда я взглянул на ее лицо, то понял: рай существует. Или это происки дьявола, который создал подобное чудо, а после смерти радостно сообщит, что всех разыграл, что нет и никогда не было в ее глазах рая. Кто повелся, тот дурак.

Я закутал покрепче свои чувства, стянул тугими ремнями. Я заглянул в ее глаза и сказал мысленно: "ты моя, и сегодня я нежно тебя возьму", представив при этом светлое облачко, протягивающее тонкую ножку из моей головы к голове Эльвиры, а потом целиком переходящее туда.

Вслух я сказал:

— Ларион. Приятно познакомиться.

С первых минут разговора я почувствовал в ней королеву. Походка царственная, взгляд на окружающих надменный. Я немного поиграл в раба, чтобы Эльвира почувствовала себя в безопасности. Но пока мы шли из метро, позиции изменились. Она стала обычной девчонкой, а я превратился в дворового хулигана, который таких, как она, таскает за волосы и заставляет призваться в любви.

Мы вышли из метро. В лицо ударил пыльный воздух центра. Надо было продумать, куда пойдем, но времени не было.

Эльвира сказала:

— Я на машине.

— Намек понял, не дурак. Дурак бы не понял.

Она сощурилась и отстранилась. Но уже повелась на мою игру.

— Что же ты понял? Я ни на что не намекаю.

— Да, но сейчас ты сказала мне, что у тебя есть машина. Либо нам сейчас же расстаться и каждому по своим делам, либо едем куда-нибудь дальше вместе. Но знаешь, я не хочу в машину. Вдруг ты на меня нападешь и изнасилуешь?

— Нахал… по-моему, должно быть наоборот.

— Так не будет, поверь. Я не сплю с первыми встречными.

Я притянул ее к себе за талию. Под пальцами напряглась ее спина, тонекая, как у танцовщицы. Живот должен быть плоский и обязательно с кристаллом пирсинга в выемке пупка.

Я сказал:

— Мы пойдем к твоей машине, если поцелуешь меня в щеку.

От возмущения она попыталась вырваться, но я не пустил. Она замерла, спешно обдумывая, что делать. Совсем распустил ее Ярослав. Удовлетворял каждую просьбу, за что поплатился.

Она раздумывает, выполнять мою просьбу или звать на помощь. Я ухмыльнулся, показывая, что она мне ничуть не интересна, и если прямо сейчас расстанемся, то я найду другую, еще красивее.

Эля сдалась.

— Хорошо. Но только один раз. Потому что мне интересно, кто ты такой.

Она коснулась моей щеки губами. Я сказал:

— Пойдем. В какой стороне твоя машина? Ты водить умеешь или права купила?

Эля ответила, что купила. Я завел игру в оценки. Надо сомневаться в девушке, пусть оправдывается. А когда человек оправдывается, то становится ниже того, кто оценивает. И с восхищением смотрит на того, кто сверху.

Мы пробежались по зебре, встали возле ряда припаркованных машин. Я со всего маху ударил себя по лбу.

Эля ужаснулась:

— Что с тобой?

Я показал пальцем на бывшую машину Ярослава. Он ее полировал каждое воскресение, едва не целовал, когда ставил в гараж.

Я спросил:

— Это твоя машина?

Ключи перекочевали из сумочки в ладонь Эли. Она застыла, глядя на меня.

— Да, мне ее подарил один зануда. А в чем дело?

— Мне она не нравится. Слишком красивая. В таких всегда душно.

— Ну что ты, давай. Там есть кондиционер, будет не душно, а жарко.

Она взяла меня за палец и потащила к машине. От такого прикосновения у меня в штанах стало тесно. Если Эля и богиня, то покровительствует она разврату, а на жертвенном алтаре в ее честь устраивают круглогодичные оргии.

Я заупрямился. Память соблазнителя подсказала мне, что если я сейчас сделаю то, что она хочет, все пропадет. Надо сделать так, чтобы она следовала за мной. Тот я, который находится сейчас в комнате соблазнителя, целиком взял дело под контроль. Я расслабился.

— Постой. Мне хочется прогуляться. Давай через часик вернемся сюда, только с другой стороны этой длинной улицы. Тогда уже покатаемся. Ты правильно припарковалась, ее не увезут на штрафную стоянку за это время?

Эля обиженно надула губы. Руки в боки, а взгляд упал к моим ботинкам.

— А что если через час я передумаю? — Коварно спросила она.

— Исключено.

Я схватил ее за руку и повел вдоль улицы туда, где машин поменьше, а тени побольше. Надо уже что-то делать, она готова. Как она взялась за мой палец!

— Смотри. — Сказал я. — Будет фокус.

Она цокает каблуками справа от меня, поэтому я медленно поднял левую руку на уровень плеч и сказал:

— Сейчас эта рука…

На слоге "ка" я резко занес левую руку за голову, а правой схватил Эльвиру за ягодицу. Девушка взвизгнула, но не отпрянула, а развернулась ко мне. Ее губы прильнули к моим настолько быстро, что я не успел опомниться, как ее язык сказал моему: "привет".

Так же быстро, как Эльвира оказалась в моих цепких лапах, на небо наползли тучи. Московская пыль подверглась отчаянной водяной бомбардировке. Я пожалел, что мы не рассекаем на машине по дороге к моему дому, но деваться некуда. До машины уже далеко, намокнем пока добежим. Вокруг взметнулись сумки и листья газет, прохожие накрыли ими головы. Пригибаясь, люди заспешили к торцу ближнего дома. Я схватил Эльвиру за руку и пошел туда же, мы вбежали под козырек. Я поежился от темных холодных капель, просочившихся до кожи. Чтобы согреться, я поцеловал Эльвиру. Чувствую, что на нас смотрят. Находясь в комнате смутьяна, чужие взгляды вызвали бы у меня подозрение и активизацию защитных механизмов сознания; будучи в комнате тренера я бы стал размышлять, как использовать этих людей для тренировки. А сейчас, находясь во власти соблазнителя, я просто наслаждался и позволял этому самовлюбленному человеку действовать, как он хочет. Мне пришла на ум шальная идея о том, что я не нахожусь целиком в комнате, как было раньше. Какая-то часть меня смотрит за этим как бы сверху. Но кто тогда там? Наверно, моя проекция, снабженная навыками соблазнения, собственной памятью о том, как это делается и собственными целями. Чувствуя, как от подобных размышлений мне становится холодно и меня выдергивает из комнаты соблазнителя, я возвратился от внутреннего видения к действительности.

Под широким крыльцом Эльвира закурила, ссылаясь на особую романтику сигарет под дождя. Я скривил лицо, зажигалку отнял и спрятал в карман. За сигарету она стала бороться, вытягивая шею с зажатым фильтром меж зубов. Битва окончилась Элиным обиженным видом и моим шутливым злорадством. Скомканная сигарета нырнула в черноту урны.

Как оказалось, все те, кто спешил сюда, не столько прятались от кислотного столичного дождя, сколько целенаправленно шли на местную фотовыставку. Мы оплатили билеты и вошли в сухой светлый зал. Как и положено порядочной галерее, залов здесь много. Я поелозил взглядом по карте, нарисованной на билете, ткнул пальцем прямо. За полуоткрытыми створками ворот открывается самый большой зал. Там царит тихое гудение ценителей фотографического жанра. Эльвира взяла меня под руку. Я остановился, придирчиво поправил ее безупречную челку и только после этого двинулись дальше. Она спросила:

— Тебе какие фото больше нравятся, черно-белые или цветные?

Я уже открыл рот для увлекательной беседы, но увидел абсолютную пустоту в глазах Эли. Не понимаю, что за нездоровая привычка у многих спрашивать то, о чем сами не имеют ни малейшего понятия. Я поцеловал ее и ответил: "вкусные". И подмигнул, за что немедленно получил еще один горячий поцелуй.

Во время которого едва не поперхнулся.

— Что случилось?

— Гляди, какое интересное фото.

Я развернул ее к стенду и указал на фото парня в ослепительных лучах солнца. Лицо у него — смесь загадки и вдохновения, а свет выглядит, как блестящая корона.

Эльвира всплеснула руками:

— Красотища! Фотограф гений.

Совершенно непроизвольно я снова хлопнул себя по лбу. Хотел сказать ей сразу, но в голову пришла идея получше. Оглядевшись, я сказал Эле оставаться здесь у первых стендов, а сам подошел к мужчине, который разглядывал фотографии с явным профессионализмом.

— Уважаемый, подскажете, где найти фотографа, снявшего эти чудесные кадры?

Мужчина заговорил настолько величаво и покровительственно, что я мысленно дорисовал ему на голове цилиндр, а в руках лакированную трость.

— Фотографа я видел в правом зале, там организационная часть… а что понравилось в его работах вам?

Он даже сощурился, настоящий ценитель искусства. Наверняка у самого периодически проходят выставки, но посетителей в его залы приходится кнутом загонять.

— Мне понравился я. — Сказал я и, не дожидаясь вопросов, поспешил в правый зал.

Я нашел Асту там, где и сказал тот презентабельный господин. Она была не одна, но соблазнитель внутри меня нашел способ сделать так, что мы остались с ней наедине. Как только она обратила все внимание на меня, я пулей вылетел из комнаты во внутреннее пространство. И там на меня накинулись сомнения и страх и горечь: за что мне все это?!

— Хорошее получилось фото, даже на телефон. — Сумел выдавить я. Без арсенала соблазнителя я понял, что мне трудно общаться с Астой. Попытка проникнуть в комнату, из которой только что вылетел, привела к огорчению. Вход туда был не только закрыт, но и опечатан, трудно выразить, насколько меня это поразило.

— Я долго над ним работала. — Ответила она так, словно это завершение диалога. Но нет, подумал я злобно. У Асты есть ответ для меня обо мне самом, причем именно о том, который находится в центральном внутреннем пространстве, иначе бы меня не выкинуло из комнаты. Я должен его узнать!

Я сказал:

— Мы встретились. Это значит, что ты не права, и все-таки у нас есть общее дело. У меня к нему есть спички, у тебя коробок.

— А что, если я просто не хочу?

— Хочешь. — Сказал я наобум и по смущенному выражению ее лица понял, что попал в точку. — Может, ты просто боишься этого дела?

— Ларион, у нас ничего не выйдет, потому что я знаю таких людей, как ты. Зачем мне, живущей на определенном отрезке пространственно-временного континуума, видеть то, что уже известно? Я знаю тебя, каждый твой шаг. И не терплю повторов.

— Тебе скучно от этой определенности? Позволь внести немного хаоса. — Сказал я, раздраженный ее фантастическим языком. В голове у меня тут же созрел дьявольский план. Я отвернулся от Асты и сказал громко: — Господа посетители! Так сильно понравившаяся нам своими работами Аста Васильевна хочет в знак благодарности сделать нам подарок. Для съемки приглашаются все девушки и двое молодых людей.

Аста погладила волосы, нервничает, но держится молодцом. Заинтересованные зрители подошли, очень скоро собралось достаточно народу для воплощения мной задуманного. Я прошептал на ухо Асты план, а сам сел на стул рядом с живописной вазой.

Аста приняла мой вызов, не могла не принять на виду у всех. Повинуясь ее командам, меня коружили девушки. Они потянули ко мне руки, склонились как рабыни, и смотрят на меня как на молодого бога, взошедшего на небесный престол.

А я содрогнулся от ужаса. Не это ли я видел в том кошмарном сне?

— Девушки, молодцы! — Сказала Аста, одним глазом смотря в объектив. — Ларион, ты как будто испугался, сделай лицо бесстрастным. Ты господин и презираешь всех, кто тебя недостоин, в то же время хочешь поклонения. Сделай это!

Быстро защелкал затвор фотоаппарата, Аста за минуту выдала кадров пятьдесят, десяток со вспышкой. Посетители аплодировали, а парни, стоявшие по обе стороны композиции как телохранители, еще сильнее вытянулись и с гордым блеском в глазах задержали дыхание. Когда прозвучало финальное: "снято!" никто не хотел расходиться. Аста поддалась на уговоры и сделала финальный кадр, после чего демонстративно закрыла объектив крышкой.

— Спасибо за участие, смотрите на себя в следующей выставке. — Сказала она расходящимся моделям. Аста перевела взгляд на меня. — Говорят, найти свое лицо на стенде с фото это необыкновенное впечатление.

— Браво. — Сказал я ей, подойдя так близко, чтобы нас никто не услышал. — Было здорово.

— Тебе спасибо, развлек посетителей. Даже Олегу Вышневу понравилось.

— Это такой мужичок с видом, будто его кашу облагородила пролетавшая мимо птичка?

— Тихо! — Зашипела на меня Аста. — И не смотри на него, это модный критик.

Аста попыталась увести меня подальше, вдруг у критика хороший слух, но я вежливо одернул руку и взял у нее фотоаппарат.

— Что ты делаешь? — Встревожено спросила Аста, поглядывая в сторону Вышнева, который подошел к фото со мной, смотрит в нашу сторону и о чем-то напряженно думает.

— Достаю карту памяти. Мне с Эльвирой, — я показал на Элю, стоящую в десяти метрах от нас с убийственным взглядом, — надо еще обсудить важные дела, времени совсем нет. — Карта памяти, наконец, поддалась, выскользнула из ячейки в мои пальцы. Я сунул ее в карман. Потом достал оттуда же визитку Ярослава с номером Эли и дал ее Асте. — Это телефон этой девушки. Когда у тебя возникнет желание, ты сможешь позвонить по нему, и найти меня. Будет, о чем поговорить.

Эльвира подошла к нам, она готова взглядом уничтожить Асту. Я даже подумал, как буду разнимать их, если накинется. Но у женщин есть более коварный способ борьбы. Эля подошла, обвила мой локоть своими ручками. По моему боку прошло тепло ее тела. Она потянула меня к выходу. Я улыбнулся напоследок Асте, она — мне. Аста выглядела задетой. Хорошо.

Мы вышли из здания. Я снова попал в комнату соблазнителя.

Частенько я замечаю, что у стервозных девчонок плохо с картографией. Если б не я, то Эле пришлось бы ловить такси, чтобы доехать до своей машины. Мы буквально добежали до нее. На стерв присутствие соперницы действует очень сильно. В машине Ярослава, на заднем сиденье, действительно оказалось очень жарко.

Распростившись с Эльвирой, я побрел домой. Вместо ожидаемой энергии от выполнения любимого дела мне поступили какие-то крохи, кроме того, жутко клонило в сон. Это уже не смешно. Первые разы я думал, что это разовые случаи. Но теперь…

Едва я выпроводил из своей квартиры Эльвиру, как позвонил Гош. Он сказал, что уже свободно подходит знакомиться, но не понимает, что делать после. Я ответил ему: "стань ценным для девушки. Лучший способ влюбить человека в себя — заставь его что-либо для тебя сделать. Люди ценят свои вклады".

В тяжелых раздумьях о моих любимых делах, которые стали довлеть надо мной бетонной плитой, я полез в ванну, после поддался сну, чтобы не замерзнуть от ухода из меня жизни. Я лег в кровать, поворочался положенные полчаса с боку на бок и уснул. Мне приснилось, что я гуляю с девушкой. Огромный парк, везде цветы и уютные дорожки с нависающими до самой земли ветвями. Небо синее-синее, а трава до того зеленая, что хочется потрогать. У моей девушки во сне золотые волнистые волосы до плеч, красивые губы. Мы забежали под большое дерево и стали в тени целоваться. Я обхватил ее руками и с удивлением обнаружил, что на спине у нее струны, аккуратные серебристые нити от затылка до копчика. Я провел по ним пальцами. Столь божественные звуки бывают только во сне, иначе бы люди заслушивались до смерти. Играя струнах девушки, я понял, что это будет моим новым любимым делом, от которого пойдет энергия к жизни. Старые дела что-то сбоят…

Я с сожалением вышел из сна. В глаза бросилась темнота комнаты, а вместо чудесной музыки слышатся дальние голоса машин. Я приподнялся на руках. Щурясь, нашел взглядом тумбочку с мобильником. Включил телефон, свет экрана больно ударил по глазам. Я набрал номер Лены.

— Привет, Лена. Ты чего не спишь в такую шикарную ночь?

— Я тебя когда-нибудь убью.

— Мне нужна гитара. Знаешь, где можно купить?

— Даже не буду спрашивать, почему в три ночи ты звонишь именно мне и спрашиваешь, где можно купить гитару. Ты пьяный?

— Нет.

— Лучше бы был. Хоть какое-то разумное объяснение. Что мне сделать такого, чтобы я легла сейчас спать и больше не слышала звонков от тебя по ночам?

— Пообещать мне, что завтра сходим вместе за гитарой. Я давно тебя не видел и мне будет приятно это сделать именно с тобой. У тебя хороший музыкальный слух.

— А может мне надо просто выключить телефон?

— Тогда я возьму такси и приеду к тебе.

— Ты можешь…. Найди адрес магазина, продумай все: как и откуда дойдем или доедем. Какой же ты… даже язык не поворачивается. Все, я спать. Целую.

Вот и хорошо, подумал я. Не ругает, а целует. Мне больше и не надо. Но на душе стало грустно непонятно отчего.

 

Глава 11

Лена встретила меня на выходе из Таганской и в который раз посетовала на отсутствие у меня личного транспорта. Но меня ничуть не смущают поездки по метро. В нынешней ситуации постоянной энтропии жизненных сил из запасов, мне было чуть теплее среди людей, наверно, я хватал какие-то крохи от их сил. Иногда я даже представлял, как радужные линии выходят из окружающих и идут ко мне и становится теплее.

— Ты потрясающе выглядишь! — Сказал я Лене, когда мы обнялись. — Скажи, мы друзья?

Мои руки инстинктивно начали спускаться по ее спине ниже, но Лена расцепила объятья и отшагнула. Несмотря на блистающий день и радостного меня, ее лицо грознее серой тучи.

Она сказала укоризненным тоном учительницы:

— Исключительно друзья, иначе разругаемся, и не будем общаться. Веди.

Ни слова не говоря друг другу, мы с широкой и оживленной улицы свернули на узкую дорожку, зажатую между рядами домов. Я достал распечатку карты, пытаясь сориентироваться. Лена недовольно пыхтит. Возникло желание ее позлить, но я слишком увлекся проложением маршрута.

— Пятьдесят метров. — Я ткнул пальцем вперед. — И мы будем выбирать мне моего проводника в мир настоящей музыки. — Я решил умолчать, что собираюсь сделать это своим любимым делом.

— Что же по-твоему настоящая музыка? — Спросил Лена. Хочет отомстить за мое поведение на дорожном переходе.

— Ты знаешь, мне нравится хаус, поп, арэнби. Это зажигает, это драйв. Ноги двигаются сами, тело бросает из стороны в сторону. И тебе, когда ты не такая серьезная, тоже это нравится, согласись. Но давай посмотрим на то, как эта музыка рождается. Сидит за компом человек. Хорошо, не за компом, а за диджейским процессором. Он пишет программу, которая выполняется посредством последовательных музыкальных звуков. Человек и музыка разделены. Я не из тех, кто считает искусственную музыку ужасной и морщит нос. Мне нравится подобный диалог компьютера и человека. Это действительно как разговор, итогом которого является звучание.

Я встал, приобретая вид дирижера, перед которым целый оркестр. Лена взяла меня под руку. Она сказала:

— Да ты светишься. Влюбился в кого?

Я огрызнулся, стараясь не сбросить с себя величественного вида:

— Прекрати говорить небылицы.

Лена провела пальчиком по моему плечу. Нарисовала там круг, под конец царапнула ноготочком. Она сказала, потягивая слова:

— Говорят, маньяки часто влюбляются в своих жертв… А я видела бывшую Ярослава. Действительно красива. Длинные волосы, тонкая талия. Умеет себя подать, умеет угодливо смеяться, мужчинам это нравится.

У меня опустились руки. Может, она права, но дело тогда не в Эльвире, а в Асте. Я улыбнулся и, не произнося ни слова, погладил Лену по голове. Обнял ее за лицо, стараясь не помять аккуратную прическу. Дотронулся губами до ее лба.

— Так на чем мы остановились? Хаус дает драйв, но настоящая музыка происходит из единства инструмента и человека, когда они работают сообща. Скрипка расслаблена, но струны напряжены. Музыкант расслаблен, но по нему ходит напряжение иного рода. И он, и скрипка играют, сливая в музыку свое напряжение. Но чтобы произведение получилось, необходимо сработаться. Вот это — настоящая музыка.

— Ты точно влюбился, не отрицай. Ничего не хочу слышать.

Если раньше она и ее действия были у меня как под микроскопом, то сейчас она говорит странные для меня вещи. Это только слова, фасад, за которым скрывается действие или желание. Которого я не вижу.

— Лена, остановись. Эля для меня как…искупление. В страшный день смерти Сергея я предал друга, а ужаснее этого ничего не может быть. У нас, мужчин, это тяжело. Гораздо легче найти себе жену, чем друга. Мужчины не знакомятся друг с другом в метро. Поэтому я тебя так и ценю.

Она заметила:

— Как будто у тебя в последние два года был кто-то. Такая, чтобы надолго. Я подозреваю, что свою миссию ты выдумал не ради всеобщего счастья. Ты просто ищешь себе подходящую девушку, но…ищешь не в той среде.

Чтобы не вспыхнуть, я сжал кулаки и принялся разглядывать здания. С каких пор Лена стала такой ехидной? И Ярослав хорош, все ей выложил. Зачем? Неужели он был настолько зол на меня, что пожаловался Лене, словно она и его мамаша тоже.

Надо не пропустить магазин, а то зря проходим. Девять утра, утренняя прохлада ушла даже из узких и богатых на тени переулков. В центре наверняка медленно поднимается заря настоящего жара.

Лена молчит, как молчат ожидающие ответа. Чтобы порвать наш немой диалог, я остановил проходящую мимо бабушку. Господи, до чего Москва быстро старит людей. Судя по морщинкам на коже рук, ей максимум шестьдесят, а сгорблена, как Квазимодо. Я сказал ей:

— Добрый день, уважаемая. Подскажите, пожалуйста, где здесь музыкальный магазин?

Старушка остановилась, переводя мутные глаза с меня на Лену. Наконец сухой рот открылся и она произнесла:

— Не знаю. Здесь раньше общепит был, а сейчас что только не понастроили.

— Спасибо. Солнце вон как разыгралось, хорошо, что вы в платочке. А мы быстрее пойдем искать магазин, а то голову печет.

Мы оказались за ее спиной быстрее, чем она поняла суть произошедшего. Нам вслед донеслось старческое:

— И вам доброго дня, милочки. Будьте хоть вы счастливы…

Мы прошли улицу до конца, свернули направо и поднялись закоулками выше. Я только сейчас понял, что дал огромный крюк, что можно было от метро пойти прямо по этой улице. Но на карте не пропечатался проход сюда. Я пнул ближайшее здание, но только ушиб палец. Злости стало еще больше. Шагов через сорок перед нами возникла белая пластиковая дверка со скромной надписью "Скрипичный ключ". Вот оно, заветное место. Я открыл Лене дверь, подтолкнул. Ее каблуки защелкали по лестнице вниз. Я пошел следом, пригибаясь, чтобы не стесать головой потолок. Мне понравились стены. Облеплены цементом, словно на них нашвыряли манной каши. В розовых тонах, а освещение добавляет романтики и интима. Глядя вперед на качающиеся бедра Лены, я с трудом перебросил мысли на покупку гитары.

Мы свернули направо, перешагнули порожек и оказались в самом магазине. На меня набросилось ощущение присутствия музыки. Я помню, как пришел в огромный музыкальный магазин. Там все благородно: хромированные штакетины, безумный выбор инструментов, к некоторым даже в Википедии не найдешь описания. Но там выставка, а здесь музыка царь и бог, а продавцы ее покорнейшие слуги. Я отодвину вставшую передо мной Лену, чтобы насладиться низкими потолками с кругами люстр, деревянными подвесами для инструментов. Справа находится контрастирующе современный стол с компьютером и кассой. Слева скромные ряды гитар, плавно переходящие в стойки свирелей и прочих дудочек. В глубине, отделенный аркой, располагается круглый зал с барабанами, баянами. Совсем далеко висят скрипки. Тот зал на почетном пьедестале венчает дядя контрабас.

Лена спросила:

— Ты точно гитару хочешь или что-нибудь еще?

Я промычал что-то странное. Из-за стены круглого зала вышла нам навстречу девушка. Завитые волосы древесного цвета обрамляют милое личико с остренькой улыбкой и круглыми, как от удивления, глазами. Лена перехватила мой взгляд, нахмурилась. Пока продавщица, а судя по черным брючкам, белой блузке и жакету это продавщица, не подошла к нам, Лена прошептала раздраженно:

— Не смей к ней приставать на моих глазах. Тебе это не нужно, понял?

Может, я бы и послушал Лену, но девушка уже подошла к нам, и меня спонтанно втянуло в комнату соблазнителя. Дальше я откинулся внутренним взором перед кинотеатром и смотрел видео о том, как я соблазняю эту продавщицу. Лена разозлилась и вышла из магазина. Во мне бурлит энергия, но я вконец потерялся. Я насильно выбрался из комнаты соблазнителя и едва смог взять контроль над своим телом. Я обнаружил себя, стоящим за прилавком с кредиткой в руке. По ту сторону стола с кассой стоит девушка, я смутно помню ее имя — Марина. Она сказала:

— С вас тридцать восемь тысяч шестьсот.

Я внутренне присвистнул, хорошая цена для первой гитары. Пытаясь хоть как-то сориентироваться, я расплатился и предложил Марине:

— А теперь дайте мне ее. — Судя по ее округлившимся глазам, вопрос она не поняла. Я положил гитару в чехол и пояснил. — Возьмите гитару и дайте мне со словами, что она будет играть и звучать хорошо. Ведь вы можете это гарантировать?

— Да… Ларион, я даю вам эту гитару. Вы на ней будете часто тренироваться, станете хорошим музыкантом. И когда-нибудь я услышу по радио ваши песни. А гитара будет верно вам в этом помогать. Кстати. — Она наклонилась над прилавком ко мне поближе и заговорила шепотом. — Чтобы настроиться с инструментом на одну волну, нужно с ним переспать.

Я приоткрыл чехол и посмотрел на гитару. Черная, как воронье перо.

— Это Игорь. Он мужик!

Марина отмахнулась.

— Тогда спите с ним, как с другом. Обязательно увидьте его во сне. Это будет залог того, что вы сыграетесь.

Глаза ее блестят, как у маньяка. Я принял гитару, поставил к ногам. Сложил ладони на уровне груди и сказал:

— Намастэ. Это спасибо по-индийски.

— Всего доброго. Играйте в удовольствие.

Гитара оттягивает плечо, ремень чехла плотно впился в меня. Чтобы не стукаться в проходе инструментом о потолок, мне пришлось пригибаться до хруста в пояснице. Я поднялся по лестнице, пинком открыл дверь. По глазам резанул непривычно яркий свет, который нельзя ни выключить, ни даже приглушить.

Лена накинулась на меня, едва не сшибив с ног. Я выставил руки. Она ударила по ним ладонями и отступила. Гневно закинула прядь волос за ухо, а торсом наклонилась ко мне.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что творишь?

— По мере возможностей. — Соврал я, снова опасаясь, что она меня не поймет. Я и сам-то не понимаю. И боюсь того, что происходит. Не хочу, чтобы и Лена меня боялась.

— Как давно ты просыпался с мнением о себе, что ты полный дебил? С чувством омерзения по отношению к себе и своим действиям. Возникало у тебя в такие моменты желание выстрелить себе в висок, чтоб хоть как-то очиститься от позора?

Я выпрямился, насколько это возможно с гитарой за спиной. Надо будет отрегулировать ремни, а то нижним концом инструмент давит на копчик.

— Спасибо, Лена. Если б не ты, я бы никогда не узнал, кто я на самом деле.

Долгое время мы шагали в злости друг на друга. От нечего делать я завел песню, рассчитывая на то, что Лена заговорит первой. Но она настолько углубилась в угрюмое выражение лица, что я забеспокоился. Что она за человек такой, наговорит дерьма мешок, а потом сама же и дуется.

— Лена, прекрати.

Она повернула на меня немые глаза. В них отчетливо читается обида. Но в чем я виноват?

— Ларион…

— Погоди со словами. Мы оба знаем, что случается, когда ты обращаешься ко мне вот таким тоном и по имени "Ларион".

Лена сказала тоскливо:

— У тебя имя такое. Ларион… что ты сделаешь с гитаристкой?

Она остановилась, взяла меня за локоть. Я очумело завращал глазами.

— Это кто?

— Уже забыл? — Изумилась она, но это правда. Память того времени, что я был в комнате, практически полностью осталась там. — Та девушка с рыжими волосами, которая тебе гитару продала. Ты слишком опасен, я видела твои соблазняющие жесты, особые словечки сексуального характера… она обычная хорошая девушка. Я тебя прошу, не встречайся с ней.

— Марина не попадает под категорию тех, кого следует наказать. И в категории отчаянных красавиц вроде тебя тоже не находится… пусть живет спокойно. До поры до времени. Сейчас у меня дела с Элей, на работе запара.

Лена смущенно опустила взгляд. От любого другого мужчины услышит комплимент и бровью не поведет. А сейчас смущается.

— Марина тоже красивая…

— Огонька в ней нет. Изюминок маловато, а перца совсем не видать. Нет, я не к тому, что в тебе перца до пупа! Просто иногда ты действительно выглядишь так, словно на хвост насыпали соли.

Я задрал голову и шагнул к Лене, прижал ее к себе и положил подбородок ей на голову. После короткого объятия она расслабилась. Иногда девушки провоцируют парней специально для того, чтобы до них дотронулись любым способом. Обняли, прижали…нет, целовать не обязательно. Им важно почувствовать телом, что с ними рядом кто-то есть.

Все-таки изначально это были слепые существа.

Мы погладили друг друга по спинам и расцепили объятья. Оба похожи на загнанных зверей, что долго дрались у желанного водопоя за первый глоток и наконец утолили жажду. Что-то случилось с ней. Нечто нехорошее и тревожащее. Словно стоишь в воде, готовишься к заплыву, вода теплая и приятная. И вдруг накатывает ледяная струя, сковывающая мышцы в тугие узлы, не дает шевельнуться. Лена меня встретила не для этого разговора. Другой у нее был голос, когда она мне звонила утром уточнить место встречи. Она была счастлива. А сейчас черт знает что.

Оказалось, что от музыкального магазина до моего дома совсем ничего, около часа ходьбы. Мы подошли к моему подъезду. Приглашать ее домой не хочется, одному быть тоже не в почете. Лена прикусила губу, посмотрела на меня снизу вверх.

— Мы зайдем к тебе?

— Зачем? Чего ты сейчас хочешь?

Она опустила голову. Убрала ладонь с моего предплечья. Убрала нехотя и с сожалением. Неужели правда думает, что я сейчас схвачу ее за руку и потащу к себе? Она же знает уговор!

— Я хочу отдохнуть. — Сказала она после долгой паузы.

— Я тоже. Один.

— В таком случае пока.

— До связи.

Лена развернулась и пошла к стоянке, где оставила свою машину. Я нехотя отметил, как двое прохожих мужчин смотрят ей вслед. Один из них взглянул на меня. На лице выразилось недовольство: "парень, ты чего? Такая девушка!"

Хрен с ним, слишком запутанно и туго. И глупо. Такое либо рубить и быстро сращивать заново, либо путаться в узле дальше, пока он тебя самого не удавит.

 

Глава 12

Часы едва перевалили за четыре. После прощания с Леной в груди осталось неприятное чувство, которое не преминуло напомнить мне про Влада. Мое сердце болезненно сжалось. Я достал телефон из кармана джинс. Потянулись минуты нерешительного раздумья, пока я вконец не обозлился и не нажал кнопку вызова. Гудки эхом отзываются у меня в голове, окружающие звуки потускнели на фоне дьявольски громких гудков. Влад не ответил. Я выдохнул, даже не понимая того, чего боюсь. Как все по-дурацки, подумал я. Поднялся в квартиру. Кофейная заправка не пошла на пользу, я сижу на кровати и гляжу на стены. В ладонях пустая, но еще горячая кружка. Белая, без надписей. Обычно из нее пьют гости. Я что, гость в своем доме? Кто тогда в нем хозяин… Я! Я хозяин в своих комнатах!

Я позвонил Гошу, чтобы продолжить тренировки, он долго упрямился, но согласился уйти с работы пораньше. И тут меня снова втянуло во внутреннюю комнату без моей воли, настолько крепко, что я всего лишь мельком видел происходящее. Я взял том стихов Баркова, сунул в карман. Мы с Гошем пересеклись на Пушкинской. С моей подачи он читал классику русского мата, стоя под памятником Александра Сергеевича. Он отчитался на отлично, до меня дошли смутная радость за него. После этого, я-соблазнитель показал Гошу на дорогу к метро, но тот хотел продолжения. Мы пошли к парковой аллее. В середине аллеи под деревом на белой скамейке я заметил симпатичную девушку. Наверно, выбралась под вечер понежиться на теплом ветру. Сидит и читает книжку в красной обложке. У меня-соблазнителя зачесалось с ней познакомиться, но я уступил это право Гошу. Тот застеснялся, поэтому я без лишних трений отправился к ней.

Белое плате как у маленькой девочки, белые с золотом туфли. Ноги аккуратные и стройные, закинуты одна на другую. На колене покоятся держащие книгу руки, на красной книге как на выставочном стенде лежат тонкие пальчики с красными ноготками. Я в полупьяном бреду вижу, как я же прошелся взглядом от ее пальцев по запястьям с серебряными браслетиками до плеч. На них держатся воздушные бретельки платья, они очаровательно выделяют область шеи… Я плотоядно сглотнул. Эдакий подснежник. Зря девушка так одевается. Ее хочется либо защитить от всех подряд, либо накинуться и изнасиловать. Кто-то присмотрит, чтобы никто не сорвал, а другой обязательно сорвет.

Я-соблазнитель оказался из тех, кому не достаточно просто лицезреть и умиляться. Мне нужно получить цветок целиком. Вдохнуть его аромат, видеть его в своих руках, получать ощущения от поглаживания по белоснежным с серебряными жилками лепесткам. Мягко, чтобы не спугнуть, я подошел и приземлился рядом с девушкой. От нее струится такой же серебряный, как и браслеты на ее запястьях, аромат. Я взглянул на нее детским и невинным взглядом. Она заметила это, быстро глянула в мою сторону и тут же отвернулась обратно в книгу. На щеки выпал нежно-бледный румянец. Это настолько мило, что я едва не подпрыгнул от восторга. Ко мне в голову прокралась чудовищная и неправильная мысль о том, что я урод, а Вероника такая ослепительно-белоснежная, чуткая и чувственная, в невесомом платьице и с сумкой на хрупком плечике. Она воплотившаяся Божественная мысль, спустившаяся на лавочку под тень деревьев почитать Данте. Смотрит на меня анимешными глазами и даже не подозревает, какое дерьмецо приземлилось рядом с ней. Я напряг душевные силы предупредить ее, но не смог. Со страхом я забился по ту сторону комнаты соблазнителя и застыл, вмороженный в лед. Тот, кто был в комнате, теперь я почувствовал это, пьет мои силы.

Этот подонок закружился с Вероникой в небывалом для нее танце. Он был ведущий, она — его партнером и инструмент. Забыв о людях и делах, мы двинулись по улочкам моей любимой Москвы, исполняя движение за движением. Танцуем вольную программу, а я лишь подбиваю ее под тот финал, который нужен мне. В нужный момент я поцеловал Веронику. Через поворот стрелки часов вокруг своей оси, я тронул Веронику за бедра и слегка приподнял юбочку. Спустя три движения провел пальцами по ее губам, шее и взял в ладони ее колокольца грудей. Она потянулась ко мне всем телом, надеясь завершить танец в горизонтальном положении хоть на газоне, но я перевел наш танец в легкую средневековую кадриль с ее горячими взглядами, но холодными и сдержанными движениями. Это продолжалось до тех пор, пока мы не дошли до тихого подъезда в утомленном летом дворике. Мы вышли из подъезда, измятые и краснолицые. Я поправил ей платье, пригладил его на попе. Ее анимешные синие глаза пьяны. Зацелованные губы распухли, справа на нижней губе выступила кровь. Я вижу, как остановил Веронику, облизал большой палец и вытер красную капельку. Потом она пригласила меня к ней домой в Королев, если будет время. Мы обменялись номерами телефонов. Последний поцелуй мог длиться вечность, но я оборвал его на середине.

Меня тут же вышвырнуло из комнаты соблазнителя. Замерзая на ходу от упадка сил, с трясущимися руками я добрался до дома и тут же рухнул на кровать. Сон был душным. Я проснулся мокрый и замерзший, закутался в покрывало. Значит, мне нельзя больше входить в те комнаты: они обрели самостоятельность. Я столько сил вложил в них, что они заменили истинного меня. Догадывался ли об этом Кедр, когда предупреждал меня? Если да, то почему не рассказал об этой опасности? Видимо, счел, что я справлюсь. Или что я настолько упертый, что не послушаю его, пока не убежусь сам. Что ж, убедился. А дальше? Как с этим справиться?

Я встал с кровати рывком. У меня подкосились ноги. В мышцах слабость, голова трещит. На ватных ногах добрался до умывальника на кухне, открутил по максимуму холодную воду. Моя голова сама нырнула под струю. После отрезвляющего душа я занялся дыхательной практикой, чтобы как-то успокоить нервы. Дома мне стало тошно: стены, казалось, давили на меня. Я оделся и выбежал на улицу. Уже пришел в себя, но в теле по-прежнему ощущается слабость и холод. Ветер приятно чешет волосы, я вдохнул полной грудью. Стало лучше. С широкой дороги я свернул к гаражам, там узкая дорожка идет до прудика с желтыми фонарями и утками.

В тени гаражей меня ждали. Точнее, такие ребята никого специально не ждут. Но если проходишь мимо, они встречают тебя улыбками: "как раз тебя-то мы и ждали. Понимаешь, на пивандрий не хватает…"

У меня возникло здравое желание вернуться немного назад и обойти бравую компанию стороной, но меня уже заметили и притихли. Парни подталкивают друг друга в бока, о чем-то улыбаются. Не знаю, что за дурость играет в мужчинах в такие моменты. Вместо того, чтобы вернуться и выбрать нормальный путь, мы прем прямо под ножи. То ли себе пытаемся доказать что самые крутые, то ли гордость не позволяет послать все с пригорка в задницу.

Я расправил плечи и попытался не сутулиться. Всегда возникает эта дурацкая сутулость, когда вижу опасность. Тело хочет сжаться до минимальных размеров, чтоб никто не заметил. Я пошел вперед. Влад бы на моем месте расправил плечи, да растолкал всех одним ударом. А меня мысли о возможной драке сводят с ума.

Парни разливают водку. Странно, стаканов шесть, а их пятеро. Одеты в туфли на босу ногу. Хари традиционно обширные и отекшие. Над ними стоит плотный туман из дешевых спиртов. Мой нос не успел зажмуриться, и я вдохнул. Я не из тех, кто нюхнет чуть пробку и пляшет джигу, но этот аромат меня пробил до макушки.

— Здорово брат! — Воскликнул один из парней. Он мне сразу не понравился тем, что хочет выделиться из своего сброда одеждой. Но никто ему не подсказал, что если одеть новую спортивку и иногда чистить туфли, лучше не станешь.

— И вам не болеть.

Я приветственно вскинул ладонь. Тот парень нагнулся к широкой каменной плите, на которой стоят питейные принадлежности. Я сам не заметил, как передо мной оказался протянутый стакан, на треть заполненный водкой.

— Выпьешь с нами за приезд кореша? Виталя только что из армии вернулся, отмечаем по-тихому.

Сзади парня обнял другой, менее опрятный, но более счастливый. Виталя.

— Давай с нами! — Сказал он. — Сам небось в армии был, помнишь, как оно — приезжать.

— Помню. — Хмуро соврал я. На мое счастье мать одно время была с каким-то знатным воякой, тот от армии отогрел.

Заводила с чищенными туфлями и даже бритым лицом, отцепился от Витали. Сказал миролюбиво, но меня от такой миролюбивости передернуло:

— Давай пропустим по стакашку, и пойдешь дальше. Уважить парня надо. Давай, а то ребята ждут, водка стынет.

Я принял вставленный мне в ладонь стакан. Мои плечи обхватили с двух сторон, и ввели меня в символический круг. Виталя шатается, его то и дело хлопают по плечам и обнимают, и только из-за этого он еще не свалился. Заводила, которого кто-то назвал Олегом, обнял Виталю. По громкому возгласу Олега все потянулись чокаться, меня увлекли с собой. Чокнулся я от души, так, что в стакане ничего не осталось. Символически выпил, куснул протянутый лаваш. Чуть расслабился. Они уже бы напали, если б хотели. Но все равно мышцы подрагивают в нехорошем предчувствии. Когда один из них хлопнул меня по плечу, я едва не отпрыгнул.

— Ты чего, все в порядке. Еще будешь?

— Нет. Витале привет. А я пошел.

Все переключились с неожиданного гостя на Виталю, который побледнел и стал заваливаться на бок. Его придержали, покрикивая друг на друга, чтоб не сломали. Олег, держа Виталю за бока, повернул голову. Губы напряглись что-то сказать мне, но друг начал снова валиться. Олег кивнул, мол, иди. Пользуясь случаем, я отодвинул того, кто хлопал меня по плечу. Он шарахнулся от меня, но быстро потерял интерес и из-за голов стал с участием наблюдать за Виталей. По каменистой тропинке я вышел из гаражной зоны снова на асфальт. Судя по приглушенным крикам, Витале полегчало, и праздник продолжается.

У пруда на удивление пусто. Я посмотрел на часы, половина девятого. Обожаю мосты и фонари, но для фонарей рано, а мост далеко. Ноги слегка подрагивают, хочется сидеть. Пива глотнуть, что ли. Протянуть конечности вдоль лавки, забыться на часок. Вода перед глазами есть, любоваться можно бесконечно. Особенно с пивом в руке. Я выбрал скамейку почище. Все какие-то пыльные, то ли от ног, то ли от задниц чернорабочих. Газету надо в следующий раз взять или пакет. Я ругнулся, но собрался с духом и сел. Прохладно, свежо. Мои блуждающие мысли затронули Асту. Позвонить ей хочется, но не буду. У меня ее карта, пусть сама ищет со мной встречи.

Я вздрогнул от чужого взгляда. Повернул голову направо и увидел мужчину. Лакированные туфли, штаны со стрелками, об которые можно порезаться. Первые три пуговицы белой рубашки расстегнуты, открывая любимую девушками волосатость. Красивый, зараза. Мне б такой прямой нос, выразительные брови и волосы… хрен с волосами и носом, но похожие брови дайте!

Он сказал:

— Добрый вечер, Ларион.

Я так засмотрелся, что снова дернулся. Он смотрит ровно в глаза, смотрит покровительственно. Улыбается голливудской улыбкой "чиз".

— Действительно добрый. — Ответил я.

Мы переглядывались минуты две. Его улыбка все растягивалась, но в конце он резко погрустнел, хлопнул себя по коленям и произнес:

— Не узнал. Неужели не помнишь?

Я покачал головой. Он сказал позитивно:

— Тогда познакомимся. Константин Разумовский. Для друзей Костя Разум.

Вот тебе прогулочка, присвистнул я про себя во второй раз. Разум! Он…не просто изменился. Он стал принципиально другим.

Я пожал протянутую руку, улыбнулся.

— Ларион Холод. Просто Ларион.

Мы расхохотались, тряся друг другу руки. Вот уж действительно, не часто люди меняются столь кардинально. Причем в лучшую сторону!

— Даже не буду спрашивать, какими судьбами. Столько произошло. — Он перевел взгляд на меня, и я желудком ощутил себя, как школьник перед учителем. — Как студенты, как девчонки?

Да, конечно же, про девчонок. Сразу вспомнился Влад, который первым делом поинтересовался бы насчет здоровья, развития и воли. Крепнет ли тело, светлеет ли дух. А потом начал бы рассказывать про ножи.

— Хорошо. — Ответил я и запрятал укол совести о Владе. Не время сейчас. Слишком много навалилось, и я воспользовался передышкой просто поговорить с Константином. Глядя на него я забыл о своих ужасах, от него мне таинственным образом передалась уверенность. Разговор потек приятный и легкий, как бывает только с очень близким человеком. Мимо нас идет девушка, вслед которой оба непроизвольно посмотрели. Когда нехотя отвели взгляды от упругих округлостей, Константин помрачнел. Плечи осунулись, он как-то ужался, и сказал с теми неуверенными интонациями, которыми сейчас изобилует Гош:

— Хорошо, что мы встретились, Ларион. Наверно ты мне сможешь объяснить, что со мной происходит в последнее время.

Я приготовился слушать, готов подсказать. Он сказал:

— Проблема в том…даже не знаю, поймешь ли? Уже два года, как женщины исчезли из моей жизни. Вместо прекрасных существ, от которых взыгрывает кровь, а по телу бегают приятные мурашки, меня окружают тела. Сексуальные, страстные тела. Но страсть не та. Вот раньше, еще до тренинга. Была у меня пассия, мы вместе работали, оба молодые специалисты, оба скромные. Я о ней мечтал, мы виделись один-два раза в день: на обеденном перерыве и по случайным обстоятельствам. Ну, воды из кулера взять. Для меня было счастьем, если виделись три раза в день. Каждый вечер я засыпал с радостью о завтрашнем дне, когда увижу Настенку, а она скажет: "привет" и смущенно опустит глаза. Это была сладчайшая из мук. Я хотел добиться Настю, видел это во снах, грезил наяву. В трудные моменты это давало сил. Хрен с ним, начальником, говорил я себе. Зато у тебя скоро будет Настя. — Его выражение лица смягчилось почти до детского. Видно, что такие слова он говорит редко, может, смог открыться только мне. Я почувствовал укол жалости к этому человеку. Хотя вправе ли я жалеть? Он точно сможет справиться со своей проблемой, а я, смогу ли, или меня в один прекрасный момент втянет в какую-либо комнату. Кем я тогда стану: закоренелым развратником, борцом против сектантства, или тренером-автоматом до конца своих дней?

Константин предложил пройтись. Я согласился. Прокомментировать его ситуацию не так просто, а на ходу как-то лучше думается. Да и ноги затекли, размять надо.

Он направился в сторону гаражей, но я придержал его. Рассказывать недавнюю историю казалось глупо. Я сказал, что стало темно, а между гаражей грязь, можно испачкаться.

— Твоя обувь чиста. — Заметил он.

Я прикусил язык. Действительно, на белых туфлях ни пылинки. Носить обувь это единственное, чему меня научил отец.

— Я тропку знаю хорошую. Но вдвоем там не пройти.

— А друг за дружкой?

— Господи, — взмолился я шутливо. — Что ж тебя туда так тянет? Или у тебя там гараж и ты хочешь показать свой новый мотоцикл?

В итоге мы пошли в небольшую рощицу возле чертовых гаражей: ни мне, ни ему. В темени вечера отчетливо зазвучит шоссе неподалеку. В церквушке возле пруда грохнул колокол. Я посмотрел на часы — ровно одиннадцать.

Я спросил:

— Так что у тебя с женщинами?

Сложилось впечатление, будто он чего-то ждет. Руки сунул в карманы, остановился. Я встал напротив него. Хорошо здесь: деревья, прохлада. Шум полностью поглощается разлапистыми кустами.

— Странно и горько и противно. Нет, не сами женщины, ты что. Попытайся понять: когда я мечтал о них, засыпал с мыслью о них, робел перед ними, только тогда они у меня были. А после твоего тренинга то одна, то другая, то сразу обе. И женщины пропали. Их заменили тела. Как на работе: я вижу не людей, а подчиненных.

Он стал величественен и бездвижен, как мраморная статуя. Я положил ладонь на его плечо. Он встал рядом. Вытащил правую руку, обнял за плечо меня. Мы уставились на дерево впереди. Не дай бог, подумал я, что он переметнулся на мужчин. Будет очень, очень нехорошо!

Он сказал сторону:

— А знаешь, кто во всем этом виноват?

— Кто?

Он повернулся ко мне, заглянул в глаза. Мне стало жутко.

— Ты.

Я увидел размытое движение от его кармана к моему животу. В тот же миг правый бок взорвался неизмеримой гаммой ощущений. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица, от рук и ног. Она устремилась в правый бок, там стало горячо и влажно. Я хочу посмотреть вниз, но взгляд прикипел к Костиным глазам. В них всплыла жестокость и та дикая злоба, которая копится годами, а потом выплескивается и убивает жизнь.

— Сходни, Ларион. Пройдя твои занятие, я изменился. Но из-за этого у меня исчезли женщины. Я получил их, и они пропали! Ты разрушил мою жизнь, а я заберу твою. Надеюсь, ты согласен.

Мои ноги подкосились. Колени больно ударились о выступающие из земли корни. Во рту стало солоно и так же горячо. Я попытался закричать, но в горле забулькало. Костя оторвал от своего плеча мою руку, кинул ее. Рука безвольно повисла вдоль тела. Я стараюсь удержаться, но земля так и тянет. Мне в лицо дунул холод. Не такой, энергетический, внутренний. А какой-то теплый… холод. Мир утонул в сумерках. Константин склонился ко мне, выдернул железо из моего живота. Там стало горячее. Я силюсь сказать хоть что-нибудь, но губы отказались двигаться, силы покидают со скоростью пули. Мне стало обидно до слез.

— Будь добр, подыхай скорее.

Я почувствовал, как он что-то делает наверху. Вытирает нож… готовится ударить в шею…

Со стороны гаражей послышались шаги и мат. Константин напрягся. Я уже приготовился к удару в шею, как услышал противный звук блевотни. Шаги со стороны стихли, словно кто-то наконец нашел дерево, на которое можно опереться. Снова на землю полилась с характерным звуком рвотная масса.

— Эй! — Раздался крик совсем рядом. — Я по тебе случаем не попал? А то я когда струю пущу, то люблю, чтоб подальше захватило! — Шаги догрохотали до меня. В нос ударил кислющий запах, словно этот человек сутки напролет жрал старые щи. — А я тебя знаю! Ты с нами только что водку давил. Как тебя вставило с одной-то рюмашки, или ты больше выпил, я не помню уже… В таком виде и одна нормальная женщина тебя домой не пустит. Поднимайся, пошли, пивком отрезвимся.

Я болезненно улыбнулся. Челюсти свело. Я завалился набок, пытаясь раскинуть руки так, чтобы была видна рана. Чтобы понял, болван, что меня убивает не алкоголь, а металл.

Резкий запах прошиб мне ноздри до затылка. Меня ощупали неловкие руки. Виталя, если я правильно узнал его голос, отрезвел за секунду. Он выругался и сказал уже без пьяных ноток:

— Лежи, сейчас прибегу. — Он сжал мою ладонь в кулак и приложил к ране. — Держи крепко!

Не успеешь вернуться, слабо подумал я. Уже столько крови вытекло, что умру, даже если прямо сейчас приедут хирурги. Мои глаза ожгло сильнее, чем рану. В ушах стоит разговор с Константином. На остатках сознания понял, что он специально меня караулил, подальше от дома. Не первый день, может не первый месяц.

Во мне вскипела черная злость. Я стиснул зубы, застонал. На зубах почувствовалась крошка эмали, я впился в губу. Черт, как же больно! Теперь понимаю, что чувствуют больные, которых оперировали без наркоза. Я представил, что растительность вокруг так же, как люди, источает энергию вовне. Как эта энергия собирается надо мной, как капельница, и устремляется в мою рану, залечивая и заживляя. Для уселения эффекта надо было бы войти в одну из комнат, но я испугался, что проекция меня, которая там находится, окончательно возьмет надо мной власть.

Вокруг меня взорвались крики, матершина. Наверно я на минуту вырубился, потому что не слышал, как люди подошли. В ухе раздался голос:

— Отыми руку, сейчас водкой прополощем. Скорую уже вызывают.

— Не надо… скорую…

Я расцепил кулак. Рука двигается как каменная. По телу побежал мороз. Краем уха услышал звук раздираемой ткани. Рвали то ли на мне, то ли меня.

— Приготовься. — Приказал Олег. Почему-то я был уверен, что это он. — Я лью, будет больно.

Мне в зубы сунули деревяшку, обмотанную тряпкой. Тот, кто сувал, вовремя убрал пальцы. От водки в боку вспыхнули такие искры, что в глазах потемнело. Я укусил деревяшку, чувствуя, что это последняя моя еда.

Олег прохрипел:

— Да не жуй ты ее. Кому дорогу перешел? Ладно, менты разберутся. Скорую вызвали?

Не надо скорую, подумал я. Константина и меня свели вместе, чтобы мы поняли что-то друг от друга. Если его заберут в тюрьму, с ним уйдет и тайна.

Раздался незнакомый голос:

— Он что-то сказать хочет. Олег, я выну тряпку.

Когда мой рот освободился, я пустил соленую слюну. Она протекла по щеке и попала в ухо. Я сказал, пытаясь вложить силу в голос:

— Отставить скорую… слушай мою команду, мужики.

Надо мной мечутся тени. Одна из теней подняла руку, остальные затихли. Олег сказал мне грубо:

— Заткнись, слышишь? Тебе через минуту крышка, а ты расприказывался. Пей.

Мне осторожно подняли голову. В зубы ударился пластиковый стакан, оттуда пахнуло гашеным спиртом. В меня влили два глотка, следующие я выпил сам. С болью и злостью, словно хочу уничтожить водку. От алкоголя и злости полегчало. Когда стакан убрался, я сказал:

— Олег отмени скорую. Первая Дубровская, я там живу. Пять минут довести.

Олег замешкался. Достал мобильник, посветил мне в глаза. Что-то промычал и сказал громко:

— Данил, Виталя. Вы потрезвей, подымите парня. Аккуратно, иначе сдохнет по пути. Артерии не пережмите. За мной.

Я стараюсь держаться, хотя такое чувство, что сейчас сдохну. Перед глазами пляшут красные огни. Чувство, будто рана расползается в стороны, и сейчас я тресну на много кусков. Я сжал зубы, чтобы с тошнотой не вылилась водка. Странное дело, от нее стало легче. Я даже сделал пару шагов. Но споткнулся и заорал от боли. Олег ударил меня ладонью по губам:

— Раз уж решился геройствовать, заткнись. Если помрешь, нас по этапу пустят.

Виталю эта перспектива не обрадовала. Он сказал:

— Может, оставим его и вызовем скорую? Видишь, как одет. Такие франты только нагрубят в благодарность.

Олег взял его за грудки и прошипел в лицо:

— Никогда, слышишь, никогда не бросай человека. Пусть тебе самому ногу прострелят, а друга должен донести.

— Он не друг нам.

— У раненого нет расы или звания. Он всегда друг, его надо просто донести.

Я попросил палочку с тряпкой в зубы. Когда подали, я вонзился в нее на сантиметр вглубь. Иду хуже пьяного, но стараюсь изо всех сил. Иногда падю в темноту, куда-то лучу. Когда просыюсь, то с удивлением обнаруживаю себя все еще на ногах. Перед тем, как выйти на оживленную улицу, Олег остановил. Откуда-то появилась рокерская косуха. На меня ее одевали вшестером, словно броню на тевтонского рыцаря. Мне она показалась тяжелее скалы, а пахнет как стойло с конями. Мне хотелось расцеловать того, кто мне ее дал. По моим щекам покатились слезы. Олег снова остановил процессию. Достал мобильник, посветил мне в глаза. Брови сшиблись на переносице, он приказал ускориться. Спросил у меня дом, подъезд. Я ответил и сказал, чтоб в правом кармане джинс они достали ключи, а живу на пятом этаже. Я взмолился, чтобы никто по пути не встретился, никто не позвонил, чтобы вообще все замерли. Кроме Олега, Витали и их друзей.

Тащились половину вечности. Я нырял в темноту, как холонавт в свои трипы, но не мог выйти из темени по собственному желанию. Дышал еле-еле.

— Помер, бедняга. Пошли, поглядим, что в холодильнике есть, жрать хочется. И мотать надо. Если застукают здесь, то вляпаемся по полной!

Я приподнял чугунные веки. Слепящий свет бьет в глаза, темные силуэты склонились едва не к лицу.

— Живой. — Сказал Олег. — Не такой слабак, как показалось. Раз выжил, пока по лестнице перли, то поправится. Знаю я одного такого же, хиляк хиляком, но жизни в нем больше чем в нас всех вместе взятых. Но таких судьба не щадит, дерет по полной.

Тряпки у меня во рту не оказалось, вынули. Каждый звук дерет хуже перца, но я сказал:

— Оставьте меня… возьмите что хотите, все ваше. Холодильник тоже ваш… Оставьте…

Тени заметно оживились. Их около семь или восемь, и две из них остались безучастны. Виталя, одна из таких теней, сказал:

— Ты это, живи, понял? Как выздоровеешь, бухнем вместе. Обещаешь? А больше нам ничего не надо.

Слезы покатились сами собой. Я закивал. Попытался поднять руку, но она не шевелится, а другая прикипела к ране. Я сказал едва слышно:

— Возьмите что-нибудь. На кухне под микроволновой, деньги… на опохмел…

Тени оживились, но две из них по-прежнему остались безучастны. Олег сказал Витале:

— Этот дурак ничего не понимает. Мы русские, а не американцы. Ээх… Ларион Холод, у тебя есть, кому позвонить?

Я удивился было, откуда знают мое имя. Закивал, лишь бы ушла эта суета, погасили свет. Как же больно от света!

Олег хотел остаться и проследить, чтобы мне была оказана профессиональная помощь, но видимо друзья нажали на него. Опасное дело они затеяли, таща меня сюда. Олег вынужденно махнул рукой. Мое тело дернулось от дверного хлопка. Друзья ушли, оставив после себя стойкий запах водки, кажущийся мне сейчас сладче любого парфюма. Я пошарил левой рукой вокруг себя, обнаружил сотовый. Я мысленно перебрал всех своих друзей, бывших студентов и просто знакомых, кто-то из них обязательно должен быть медиком. Если повезет, то хирургом. Но кто? Обзванивать всех значит истечь кровью.

Иван Столяров, пронеслось в голове. Он мне когда-то говорил, что, будучи студентом в ВУЗе, ходил по моргу в трусах в горошек и пел арию Фигаро. Давай… Пальцы дрожат, я несколько раз промахнулся мимо нужной кнопки.

— Здорово, Ларион! — Донеслось из трубки. — Рад тебя слышать!

Больная улыбка коснулась моих губ.

— Чего не спишь в такую ночь? Ваня, у меня мало времени. Как сказала мне телефонная компания, мой абонент может быть отключен за нехватку ресурсов.

— Ты на мели? Если нужны деньги, буду рад помочь.

— Стоп. — Коротко сказал я и скривился. Боль стеганула с такой силой, что на мгновение я потерялся. — Мне нужен хирург. Моего любимого песика сильно погрызла другая собака. А ты вроде как медик.

Из трубки раздалось длинное мычание. Иван сказал, что хоть он и закончил медицинское, но работает сейчас начальником кадров в автомобильной компании. Я не стал дослушивать, сказал, что моему песику совсем плохо и повесил трубку. Онемевшими пальцами я натыкал еще один номер, но сказали, что он не используется. Третий звонок тоже без результата, а на четвертый у меня не осталось сил.