О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927

Книппер-Чехова Ольга Леонардовна

Чехова Мария Павловна

Удальцова З. П.

1901

 

 

1. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Милая Олечка, я все сделала, что мне было приказано, т. е. послала письмо Марксу и две бандероли, и даже телеграмму, как тебе известно. Я положительно не знаю, что от меня требуют. Это меня несколько омрачило, Антон тоже мне об этом писал. Я ему послала два письма из Ялты, но, по-видимому, он их еще не получил. Из Ниццы письма идут в Ялту 10 дней!! Купчую на Кучкой наконец вчера совершил Коновицер. Завтра еду туда приводить все в порядок, хотя адски не хочется, холодно, мороз. Еду с Синани и Буниным, о Бунине расскажу по приезде. Он остановился у нас и состоит моим кавалером. В горы не ходили – они в снегах. Вообще в нынешнем году гораздо холоднее, чем было в прошлом в это же время. О Левитане очень вспоминаю… У Чалеевой была, она прихварывает, и настолько, что не выходит, теперь, кажется, ей лучше. Мне положительно некогда ее навестить.

Новый год я встречала у Елпатьевских с Буниным, и вчера была опять на костюмер. балу в Курзале – было ничего себе. Второе письмо мое ты, вероятно, еще не получила. Сегодня опять была жизнерадостная бабушка с утра, а к вечеру приехала за ней Софья Петровна.

В Ялте люди мрут как мухи, за праздники умерло сразу несколько знакомых – противно. Тебя хочется видеть, но об отъезде вспоминаю с большим неудовольствием. Опять путешествие по морю, «отбивные котлеты» и т. п. Ведь мне нужно искать квартиру и перебираться! Впрочем, ты этому не сочувствуешь… Сегодня я немного не в духе, по случаю этого недоразумения с Марксом, и хочется даже плакать, ибо не чувствую себя виноватой. Будь здорова и счастлива. Твоя Маша.

Целую и обнимаю тебя крепко. 12 или 13 выеду сама непременно.

Все письма М.П. к О.Л. за этот год (кроме особо оговоренных) хранятся: ОР РГБ, 331.105.3. Год по содержанию.

 

2. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Спасибо за письмо, милая Олечка. Я не думала получить скоро. После твоего отъезда я заплакала на вокзале, это от того, что ты не нашла ни одного приветливого слова сказать мне на прощание. Я рыдала, и мне стыдно было дяди Саши и твоего брата. Была воскресенье у твоей мамы, Адочка обрадовалась, без конца целовала меня и называла тетей Машечкой. Милая девочка! Я обедала у вас. В Питер я не собираюсь, но возможно, что на пятой неделе я уеду за границу. Поеду через Петербург – тогда повидаемся.

Вашему огромному успеху я страшно рада. Воображаю, как ты теперь задерешь нос! Поклонись от меня всей труппе и поздравь с успехом. Особенный привет Евгении Мих.. Санину можешь не кланяться.

Я начала ходить в мастерскую и вообще чувствую себя превосходно.

Какая-то девица Матвеева привезла мне подарок от Антоши из Ниццы – бювар. Теперь Антоша уже в Ялте.

Напиши еще, буду ждать, завтра куплю петербургские газеты. Целую крепко. Твоя Маша.

Поклон Владимиру Ивановичу.

Год по содержанию.

 

3. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Если ты придаешь значение, милая Олечка, газетной ругани, то я очень рада – это тебя Бог наказывает за меня. Но Бог не без милости – подожди, за «Трех сестер» похвалят. В самом деле, вздор, почище тебя людей ругали, да и то ничего! Впрочем, поплачь еще, это мне приятно. Насилу собралась тебе написать, все народ мешал. Сейчас только ушли гости и я села тебе накалякать писульку, хотя уже 12 ч. ночи.

Вчера – воскресенье – обедали у твоих. Адочка лежит в постели, ее лечат гомеопатией. Мама твоя, мне показалось, немного расстроена и волнуется перед концертом. Она на днях была у меня вместе с Константином Леонардовичем. Мой брат прислал мне целую кучу подарков, масса платков, плед, ножницы, мыла и пр.

Завтра напишу еще, но теперь адски хочется спать. Покойной ночи, целую тебя, хотя не стоит, твоя Маша.

Поклонись Вл. Ив. и всей труппе.

Год по содержанию.

 

4. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Милая Оля, концерт твоей мамы был восхитительный. Несмотря на преклонный возраст, твоя мама делает успехи с каждым годом! Публики было много, и продолжительные овации. Под конец концерта во время пения романсов я расчувствовалась, вспомнила прошлый год и немножко даже пустила слезу. Пришлось удирать домой, принять валерианы и лечь в постель. А как было хорошо год тому назад!

Я слышала, ты уезжаешь с компанией на Иматру. Напиши.

На днях была у меня твоя невестка, сидели весь вечер, болтали.

В Москве беспокойно, говорят много о Толстом. Что-то будет? Странное время!

Я много работаю, не вижу, как и день проходит, свободны только вечера.

Целую тебя. Если не лень – пиши чаще. Маша

Год по содержанию.

 

5. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Сижу на Иматре, милая Маша, дышу упоительным воздухом. Мне хорошо. Сейчас едем на саночках на Мал. Иматру. Шлю привет и крепко целую. Ольга.

С нами еще Мария Вас. Кошеверова и Л. Гельцер.

Все письма О.Л. к М.П. за этот год хранятся: ОР РГБ, 331.77.15. Датируется по почтовому штемпелю.

Здесь же расписались: И.М. Москвин, Г.С. Бурджалов, Б.М. Снигирев, Г.Д. Рындзюнский.

 

6. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Пожалуйста, Книппер, piper et papaver, не воображай, что я делаю тебе «вечные упреки». Я сейчас себе ломаю голову и никак не могу вспомнить ни одного упрека. Вероятно, ты мои настроения принимаешь за упреки. Ну уж в этом я не виновата. Юпитер, ты не прав, если ты сердишься!

Сейчас я только вернулась из «Праги», где обедала с Влад. Иванов. Как хорошо беседовали, если бы ты знала! Он мне рассказывал все с самого вашего приезда в Питер. Он тебе сам, вероятно, об этом скажет.

Крестовская мне тоже страшно понравилась, поклонись ей непременно от меня.

А о моих подругах, о Яворской и о Танечке я не позволю тебе дурно говорить. У тебя, вероятно, «Протопопов» завелся, что ты стала такая нахалка!

В Петербург я приехать не могу, ибо в пятницу на шестой неделе еду в Ялту. За границу поехать у меня не хватит храбрости. Хотя, впрочем, все может быть. Мне очень жаль, что ты ничего не пишешь о своих проектах на праздники, значит, увидимся не скоро.

Будь здорова и счастлива, и я тебя целую и обнимаю. Твоя Маша.

Вчера я обедала у твоих, притащила [?] и Горького с собой, но он не обедал, зато спорил жестоко с дядей Карлом. Да и досталось же Толстому от дяди, Горький так и присел…

Пиши, пожалуйста, поскорее. У тебя новостей больше, и потому ты больше должна писать.

А Влад. Ив. Дуся, Пуся…

Письмо хранится в папке недатированных (ОР РГБ, 331.106.11). Год по сопоставлению со следующим письмом и с письмом О.Л. мужу от 11 марта.

 

7. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Милая Олечка, если бы ты знала, как я хочу тебя видеть, как я давно уже тоскую по тебе, но, увы, приехать не могу. Если я вернусь из Питера в среду, то когда же я успею собраться в Ялту? В пятницу я непременно должна выехать, об этом я уже написала домой, и Антон пишет, что ждет. Поручений написал массу, надо все успеть исполнить. Наконец-то ты написала, что желаешь меня видеть! Страсть как хочется мне и тебя видеть, есть т. к. много чего рассказать!

У меня что-то желудок и кишки шалят, это мешает мне жить. Теперь наоборот, все бегаю в свою уборную. Я сидела там, когда пришел Влад. Иван. Представь положение! Сейчас еду с одним интересным мущиной обедать в «Эрмитаж», постараюсь быть воздержанной. Вечером Влад. Иван. приглашает в Малый театр на свой экзамен, но думаю, что не в силах буду пойти, по вечерам чувствую себя утомленной.

Поприветствуй от меня Крестовскую и, пожалуй, Танечку.

Целую, люблю и обнимаю. Твоя Маша.

Получаю от Антоши письма часто, и все с поручениями. Жду от тебя письма немедленно, напиши, друг мой, скорее.

Год по содержанию.

 

8. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Олечка, отчего ты мне не пишешь? Тебе Ялта противна, что ты не высказываешь ни малейшего желания туда ехать. Да? Значит, мы увидимся еще через месяц?! У меня сердце болит, что я тебя не увижу, не могу остаться до понедельника, уже будет поздно ехать, и меня очень ждут в Ялте. Мне думается, что Антоша не совсем здоров. Бунин пишет, что Антон чувствует себя «сравнительно» хорошо, и это сравнительно меня пугает. Сам же он пишет, что прихварывает часто. Никогда еще меня так не влекло домой, увидеть своих, как теперь.

Фоминую я, должно быть, пробуду в Ялте.

Хотела пообедать прошлое воскресенье у твоих, но не удалось, позвонила, и мне Зина сказала, что кроме Ал. Ив. нет никого дома, мама уехала в Орехово-Зуево, и я осталась с большим носом. Простите. Не удалось.

Теперь, если милость твоя, пиши в Ялту.

Целую тебя очень чувствительно, по-старому. Твоя Маша

Год по содержанию.

 

9. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Милая, дорогая моя Маша! Вчера я так устала, что не в силах была написать тебе. И сейчас спешу адски, надо идти на новую квартиру посылать Володю пить кофе, а то он там ночевал и нельзя оставить квартиру одну. Антон был у доктора, беседовал 2 часа. Утешительного мало – процесс не остановился. Прописал ехать на кумыс, а если он не сможет пить его, то в Швейцарию.

Я варю Антону какое-то лекарство, толку в ступе, отстаиваю и кипячу – это для кишок. Дай Бог, чтоб кумыс помог ему хорошенько! Как только все устрою, так и поедем.

Мне грустно ужасно.

Зачем ты уехала, Маша! Мне и грустно, и страшно.

Антон и вчера обедал у нас.

Перевезли вчера меня и Володю, и шкафы, кот. отлично уставились. У меня уже уютно. Я водила туда свою новую подругу Оленину. Сегодня все остальное поедет.

Ну прощай пока, милая Маша, зачем ты плакала? Не надо. Целую крепко-крепко, и пиши мне, как доехала. Твоя Оля.

Кланяйся матери.

Год по содержанию.

 

10. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Дорогая моя милая Машечка, ничего не могу писать толком, прости. Взволнована, дела по горло. Сегодня мы венчаемся и уезжаем в Уфимскую губ. в Аксеново на кумыс. Антон чувствует себя хорошо, мил и мягок. В церкви будут только Володя с д. Сашей (по желанию Антона) и еще 2 студента свидетеля. С мамой вчера была трагедия и объяснение из-за всего этого. Ночей не сплю, голова трещит, ничего не понимаю. Мне ужасно грустно и больно, Маша, что тебя нет со мной в эти дни, я бы иначе себя чувствовала. Я ведь совсем одна, и не с кем слова обо всем сказать.

Не забывай меня, Машечка, люби меня, это так надо, мы должны быть с тобой вместе всегда. Не мучайся, не терзайся, я тебе буду писать часто, вот увидишь.

Не брани меня, не называй холодной. Мне сейчас так хочется поплакать, каждый нерв дрожит.

Целуй меня крепче в ответ на мой крепкий поцелуй. Кланяйся матери. Скажи ей, что мне будет очень больно, если она будет плакать и мучиться из-за женитьбы Антона. Мне бы так хотелось поговорить с ней и успокоить ее. Твое состояние я знаю и чувствую за тысячи верст.

Будь здорова. Пиши. Твоя Ольга

 

11. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Милая Маша, я все смеюсь, как пишет мой «супруг» – ты этому веришь? Поневоле засмеешься – завез меня куда-то в Вятскую губ., посадил в избу, кормит севрюжкой. «Он» велит написать, что я одурела от счастья – ты веришь? «Он» очень мил, весел, бьет меня по нескольку раз на день и велит считать себя счастливой. На пароходе было великолепно, ели стерляди, пили чай и были веселы. В Нижнем навещали Горького. Ольга

 

12. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Милая моя, родная моя Машечка, написала тебе глупую открытку, а теперь хочу написать как следует. Начну с знаменательного дня 25-го мая. Для меня все события этого дня прошли как сон. Во-первых, я не спала последней ночи и встала с сильной головной болью и натощак в 8 ½ ч. утра отправилась к Туру доканчивать свой зуб, кот. он мне отлично починил. Вернувшись от него, я укладывалась, потом ездила с Лёлей за покупками, в 2 ч. пообедала, надела беленькое платьице и поехала к Антону. С матерью все объяснилось, хотя она была сильно огорчена и обижена, что я ее оставила как бы в стороне, но ведь я сама не знала до последнего дня, когда мы будем венчаться. Свадьба вышла преоригинальная. Зина приходила в ужас, хотя и крестила и плакала, одевая меня. Мама отнеслась ко всему умно, т. к. я объявила, что если поднимутся рыдания, то я убегу из дому. Свидетелями были д. Саша, Володя, Зейферт и студ. Алексеев, все это устраивалось накануне венчания, взяли первых попавшихся. Больше в церкви не было ни души, у ограды стояли сторожа.

К 5 час. я приехала с Антоном, шафера уже сидели на скамеечке в саду. Как-то все странно было, но хорошо, что просто и без затей. Я еле стояла от головной боли и одно время чувствовала, что или я расплачусь, или рассмеюсь. Знаешь, мне ужасно сделалось страшно, когда священник подошел ко мне с Антоном и повел нас обоих. Потом я успокоилась, и мне было даже хорошо и покойно. Венчались мы на Плющихе у того батюшки, кот. хоронил твоего отца. От меня потребовали только свидетельство, что я девица, за кот. я сама ездила в нашу церковь.

Там вздумали ставить препятствия, что без оглашения венчать нельзя, но я сообщила, что никто в Москве не знает о нашем венчании и что мы не желаем оглашения. Помялись и все-таки дали свидетельство. Венчание вышло не длинное. Мне страшно было обидно, что не было Ивана Павл., но я не поняла Антона, почему это произошло: ведь Иван Павл. знал, что мы венчаемся, Антон ездил с ним к священнику. Поздравили нас наши шафера, затем сели и поехали. Антон завез меня домой, поехал за своими вещами и вернулся к нам. У нас хохотали над нашей свадьбой. Но когда я вернулась из церкви, наша прислуга все-таки не выдержала, и все гуськом явились поздравлять меня и подняли вой и плач, но я отнеслась благодушно. Уложили меня, причем Наташа, поросенок, все-таки надула меня, хотя я к ней посылала 2 раза – не принесла шелкового лифчика и батист. шитой кофточки. В 8 час. поехали на вокзал, провожали все наши, тихо, скромно. Антон заранее заказал маленькое спальное купе, и мы отлично доехали до Нижнего. Там нас встретил доктор – знакомый Антона и приготовивший нам каюту на пароходе. Затем он повез нас к Горькому и болтал отчаянно много. У Горького при входе в сенях и в кухне сидит по городовому. Доктор никак не мог очухаться, что Антон представил ему свою жену.

У Горького мы сидели, и только в конце уже пришлось к слову, и мы сказали, что обвенчались. Он, конечно, пустил черта, удивился, обрадовался и здорово колотил меня по спине. Он выглядит хорошо, чистенький, в светло-голубой рубахе, и рад был Антону несказанно. Екатер. Павл. отправилась родить, как он заявил нам, и Максимка гулял, т. ч. мы их не видели. Сидели недолго. Горький пишет пьесу нам.

На пароходе ехали до сегодняшнего злополучного дня и сильно проклинаем доктора из Нижнего, кот., не узнавши хорошенько, как надо ехать, заставил нас сидеть здесь, в этой глуши. Нам надо было плыть до Казани и там пересесть на другой пароход прямо до Уфы. А мы плыли по Волге, плыли по Каме и теперь ждем парохода с 12 ч. дня; сейчас девятый час вечера, говорят, что пароход придет в 3 ч. утра, а может, в 5, а может, совсем не придет. На пристани невозможно было оставаться, и потому мы перебрались в избу к вознице, кот. возил нас в село. Погода прояснилась. Уныло здесь, неприветливо адски. Но мы ничего, в хорошем настроении, сейчас велим поставить самовар, затем ляжем на полу, подостлавши все, что есть мягкого. Антон милый-размилый, я его люблю и любуюсь им и ухаживаю за ним; чувствует он себя лучше гораздо. Кашляет только по утрам. На кумысе опять буду ему варить сондигандо для аппетита. В Москве он ел много и с аппетитом. Он такой нежный, ласковый, хороший. Сидит сейчас и читает, а то писал письма. Уже темнеет. Смешно подумать, где мы торчим. Кама, по-моему, прескучная река, местами только немного живописна, где есть леса. Волга хороша, но самой красоты мы не видели все-таки. Еще остается нам плыть больше суток, там в Уфе опять, верно, ждать поезда. Скорее бы водвориться! Вот, Машечка, я тебе рассказала все, передавая только факты.

Мне самой очень, очень хорошо, чувствую себя счастливой и хочу, чтоб и Антон был со мной счастлив. Ему хорошо, я чувствую. Ты не волнуйся, Машечка, родная, будь умница, будь милая, чтоб нам всем хорошо жилось, ведь мы любим все друг друга – правда? Ты ведь меня не разлюбишь – нет, оттого, что я стала женой Антона? Пиши мне скорее, я тебе буду писать часто.

Сейчас дадут самовар, надо готовить все. Целую тебя крепко, не хандри, не кисни и пиши. Твоя Оля.

(Пожалей меня – из меня льет адски.)

 

13. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Ну, милая моя Олечка, тебе только одной удалось окрутить моего брата! Уж как крепился, не поддавался человек, но судьба пришла и кончено! Тебя конем трудно было объехать! Только вчера, получивши от тебя письмо, я несколько поуспокоилась, ведь с 18 мая ты ровно ничего мне не написала. Неожиданная телеграмма, конечно, встревожила нас, особенно мать. Она все металась из стороны в сторону, плакала сильно. Теперь она уже успокоилась и даже, кажется, начинает желать повидаться с тобой поскорей и примирилась с тем, что ее Антоша женат. Мне казалось таким ужасом венчание – эта трепка для Антона, все-таки больного человека, – что я не раз спрашивала себя, зачем тебе все это понадобилось?

Но как я страдала, если бы ты знала, моя дорогая! Что, если наши отношения изменятся к худшему, теперь все зависит от тебя. И вдруг ты будешь Наташей из «Трех сестер»! Я тебя тогда задушу собственноручно. Прокусывать горло я тебе не стану, а прямо задушу. О том, что я тебя люблю и уже успела к тебе за два года сильно привязаться, ты знаешь. Вспомни альфу – постановку «Одиноких» и омегу – нашу послед. поездку из Севастополя до Москвы, и тебе станет ясно, как я к тебе относилась.

В Ялте переполох по поводу женитьбы Антона, сегодня уже напечатано в газетах об этом. Прилагаю вырезки. Больше всего болтают m-m Бонье и Синани. Первая даже плачет. Плачет и наша бабушка Марья. Телефон трещит непрерывно, не оставляют нас в покое… Я смеюсь, острю, говорю глупости и принимаю поздравления. Вчера была начальница, и даже пили за ваше здоровье! Мать тоже чокалась.

Работаю я много, вожусь с Машей и Арсением в саду, много шью и стараюсь как-нибудь скоротать эти два месяца, пока вы будете на кумысе. Я так надеюсь, что вы приедете в Ялту. И вдруг ты не захочешь! У меня только одно теперь желание – поскорее увидеть вас. Третьего дня Средины получили телеграмму от Антоши (это я узнала от начальницы), а мы все еще ничего не знаем про вас, хотя бы в три слова телеграммку! Пиши же, милая, как вы поживаете? Счастливы ли? Как здоровье Антоши? Начал ли он пить кумыс? Если ты очень счастлива, то все-таки не забывай меня страждущую, совсем одинокую… Пиши обо всем, о своих будущих предположениях и т. д. Буду ждать с огромным нетерпением твоих писем. Как странно, что ты Чехова, нужно сейчас на конверте так писать.

Третьего дня приходила Надежда Ивановна, плакала у меня, она недовольна своей новой невесткой, Л.В. тоже недоволен, они не могут простить ей ее еврейства. Я еще у них не была.

Вот как получу от тебя письмо после венчания, успокоюсь и буду ходить в гости. На днях с Елпат[ьевским] и Купр[иным] собираюсь пешедралом в горы, думаю также проехать к Дроздовой в Бахчисарай, пописать там. Ну, будь здорова, моя новая сестрица, целую тебя очень крепко и надеюсь, что ты будешь для меня тем же, чем была. Твоя Маша

Год по содержанию.

 

14. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Ты, Машка, злая! Почему от тебя нет ни строки, ни одного словечка тепленького? Мне это как-то странно и по правде сказать, и обидно и грустно. Не совсем тебя понимаю. Жду и буду ждать каждый день весточки от тебя. Подумай хорошенько и напиши.

Вот уже второй день что мы здесь в санатории, в «исправительной колонии», как говорит Антон. Он сидит сейчас против меня и тянет кумыс и занят корректурой. Прибыли мы сюда после адских мучений. Из Пьяного Бора попали на скверный пароход, очень маленький и набитый пассажирами. В рубке (с наперсток) сидела масса некрасивых дев и все отчаянно вязали крючками, точно обет дали, и отчаянно говорили на «о». Со мной в каюте были две девы из Елабуги, одна, учительница в Пьяном Бору, много мне рассказывала про этот дивный уголок, т. е. про эту дыру. Кстати, вместо подражание она говорит подражение – вообще оригинальный говор. Давала мне читать стихи жены земского начальника в Пьяном Бору, кот. с тоски сделалась поэтессой – можешь себе представить эту прелесть: много страданий, но очень мало поэзии. Ехали еще две учительницы, одна из Москвы, другая из Перми, и узнали Антона, а мне вдруг говорит, что я очень похожа на артистку Книппер. Я так и покатилась со смеху. У нее, кстати, Машенька, бритая борода, пушистые баки и усы вдвое длиннее моих – каково? На пароходишке на этом плюгавом вообще живо признали Антона и начали приставать к нему, а я разыгрывала унизительную роль жены знаменитости. Ты рада? По Белой славно плыли. Река симпатичная, извилистая, живописная, не такая мертвая и холодная, как Кама. Мы с Антоном здорово жарились на солнышке, но зато твоя розовая рубашечка, кот. ты шила, вся выгорела, но, кажется, довольно ровно. Вечера были очень холодные. Антона одолевал один инженер из Уфы, но везде побывавший, и начинал и кончал разговор непременно «о дамах». Говорил много, и к тому же глух. Прицеплялся и ветеринар-студент, бывший навеселе, и одна дама хромая из Благовещенска. Публика удивительно неизящная, неинтеллигентная и неинтересная.

Рано утром мы прибыли в Уфу и спешили на 6-тичасовой поезд, но, увы – и тут несчастье! Недалеко от Уфы произошло крушение поезда с переселенцами, путь был загроможден, и мы ждали поезда до 2-х часов. Умирали с тоски и от жары. Антон все время ест и все на меня сваливает, что я требую. Стерлядок много истребили. Сели наконец в поезд, но и тут неприятность – в нашем купе не спускалось окно! Призывали столяра, отвинчивали раму, но ничего не помогло – так и ехали с закрытым в духоте адской. Антон все время был весел и острил и все время хотел есть. На ст. Аксеново оказались только плетенки без сидения, была коляска, но оказалось, что ее выслали за другими. Тут же представился какой-то субъект и объявил, что в санатории получено до дюжины телеграмм и что одну вскрыла родственница ваша – Анна Ивановна Чехова (жена Мих. Михайловича. Антон уверяет, что ты иначе не будешь знать, кто это, правда?), думавшая, что это от мужа. Взгромоздивши багаж на одну таратайку, мы сели на другую и уже в темноте доехали до санатории. Воздух был упоительный, благорастворение удивительное, т. ч. я дышала вовсю, и тепло было к тому же замечательно. Здесь нас встретил д-р Варавка (славная фамилия!), повели нас в столовую, накормили, напоили и водворили. Тут случился курьез: Антон, знаешь, ездит с студенческим багажом, я ему говорила, что надо все брать с собой. Он уверял, что все можно купить на месте. Оказывается, здесь ни простынь, ни подушек не дают. Хорошо, что я простыни взяла и среднюю подушку. Ему прислал доктор свою. Завтра я еду в Уфу закупать все нужное, а то неуютно. Место здесь живописное, лесистое, овражки, горы, вообще славно, а главное воздух – чудный, напоенный, пахнет цветами, много берез, дубов. Санатория состоит из 40 маленьких домиков, двух домов по 10 номеров и столовой, где находится и гостиная, и биллиардная, и библиотека, и пианино есть. Домики издали, по-моему, похожи на большие ватеры. В каждом из них 2 несообщающихся комнаты, кругом галерейка узенькая, комнаты средней величины, все беленькие. Обстановка: стол, три стула, кровать жестковатая и шкафик. Ах – и треножник с микроскопическим кувшином вместо умывальника. Как видишь – по-спартански. Кровати пришлют нам помягче, и зеркало я получила. В одной комнатке спальня наша, в другой «рабочий кабинет» – видишь, как громко! Наш домик крайний, т. ч. вид на степь отличный; тут же лесок березовый. Утренний кофе нам приносят в комнату, в 1 ч. мы идем завтракать, подают два горячих блюда, в 6 ч. обед из 3-х блюд и в 9 ч. чай, молоко, хлеб с маслом. Вчера Антона вешали, и он начал пить кумыс, пока переваривает его хорошо, ест отлично и спит много. Познакомилась я с твоей родственницей и ее сыном 8 лет. Много смеемся с Антоном, говорим о тебе. Мне очень хорошо на душе, Машечка. Ну, будь мила, напиши мне, чтоб я знала, что у тебя на душе, какие мысли в голове. Понимать-то я все понимаю, но хочется от тебя иметь письмецо. Я сейчас очень много говорила с Антоном о тебе. Знаешь, Маша, мне очень хочется написать твоей матери хоть несколько слов, но ужасно боюсь, сумею ли ясно выразить то, что хочу сказать. А сказать мне было бы легко!

Кланяйся Марьюшке, Арсению и Мархфуше.

Что ты делаешь целый день! Каждый день жду письма от тебя, пойми ты, душа жестокая!

Хозяйничает здесь дама тоже из Ялты, хохлушка, полная, симпатичная. Тяжело больных здесь нет. В общем, курьезно, меня иногда душит смех.

Сегодня я вешалась. О ужас – во мне 3 п. 32 ф.! Надо худеть. Хотя я опять похудела уже.

Ну, будь здорова, не хандри, голубушка, пиши, умоляю тебя. Целую крепко-крепко. Твоя Книпшитц

 

15. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Если бы ты знала, милая моя Машечка, какой гнет ты сняла у меня с души своим письмом. Я просто не знала, что думать после твоего письма к Антону. Я все перестала понимать. Сразу так вскипела, что хотела накатать тебе сгоряча письмо здоровое, но, спасибо, Антон остановил меня. Он сам очень расстроился твоим письмом и ничего не понимал. Ты бы, наверное, не написала такого письма, если бы знала, как огорчишь его. Ну, довольно об этом. Сегодняшнее письмо успокоило нас. И главное, как раз мы много говорили о тебе, обдумывали, по какой дороге посоветовать ехать тебе сюда, чтоб обратно вместе прокатиться по Волге. И вдруг этакое послание.

Больше всего ты меня огорчила несправедливым подозрением, будто я буду уговаривать Антона не ехать в Ялту. Я бы с наслаждением все лето прожила в Ялте! И отсюда непременно прямо поедем к вам. Откуда ты взяла, что я не люблю Ялты? При других обстоятельствах я, конечно, не могла бы ехать к вам. Ну, ты успокоилась, милая моя, тревожная Машечка? Всегда мы помним о тебе и надеемся тебя скоро увидеть здесь. Ведь ты приедешь? Да? Комнатка для тебя есть. Посмотришь на нашу исправительную колонию.

Сегодня неделя, что мы здесь. Антон сегодня вешался и, представь, прибавил 8 фунтов. Он пьет уже 4 бутылки и пьянеет, много спит, много ест. Острит, шутит, одним словом, прелесть! Боюсь мечтать, но мне кажется, что мы с ним отлично будем поживать. Но как только вспомню об августе, у меня душа в пятки уходит! Ах, Маша. Маша, если бы ты знала, какая во мне борьба происходит! Мне ужасно хочется видеть тебя и мать, хочется с ней поговорить.

На днях я ездила в Уфу покупать супругу моему подушку и простыни и ночные рубашки. Вот яма-то эта Уфа! Пекло, духота, пыль! Потеряла целые сутки, вечером зашла в театр, просмотрела 2 акта «Старых годов» – больше не высидела! Вчера мы с Антоном и здешним доктором Варавкой смотрели, как ловят рыбу бреднями, попалась большая форель среди другой рыбы. Завтра идем с удочками. Речонка маленькая, но живописная.

Антон сидит, болтает с кадетиком из Питера, славный мальчик, но заика, бедный. Общество неважное. Мы побалтываем все-таки. Антон срамит меня, что я так дую молоко, стаканов по 6. С Анной Ивановной видимся, но говорить с ней как-то не о чем. Она очень моложава, остроносенькая, худенькая.

Я начала обливаться холодной водой градусов в девять. На ручье устроена купаленка, и можно досыта лить воду. Я этому рада ужасно. Можно и теплее воду сделать. Приезжай, будем ходить вместе.

Средин собирается сюда, вчера я написала ему в Нижний. Будь здорова, Маша, собирайся в путь и приезжай, как писал Антон.

Кланяйся матери, скажи, чтоб Марьюшка не плакала. Кланяйся всем. Целую тебя крепко, крепко, мою милую, будем жить по-прежнему. Твоя Ольга.

Нас пропечатали решительно во всех газетах, даже в южных: смеемся много.

 

25. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Только что написала два нужных письма и немного устала, но все же хочу и тебе написать хоть немного, дорогая моя сеструля Маша. Антон ушел с кадетиком удить рыбу, пристрастился к этому спорту. Я желала бы, чтоб ты видела его, когда он священнодействует на реке и как он счастлив, когда поймает рыбку. Сейчас я пойду к нему. Чувствует он себя хорошо, почти не кашляет, ест отлично, по две порции, пьет по 4 бут. кумысу и спит отлично, т. ч. я его дразню. От кумыса ведь пьянеют и все спать хочется. Он мил, мягок до бесконечности. Глупостей болтает без конца.

Машечка, порадуйся, – я собственноручно сшила Антону наволоку и простыни подрубила, вообще я все что-то шью и зашиваю и чищу. Сегодня послали Антону за калошами в Уфу, а то здесь после дождя ходить нельзя. Я тоже жду своих из Москвы, а то беда. Носить здесь светлые юбки, белые башмаки неприятно: очень быстро чернеют от чернозема.

Ты теперь уже получила письмо Антона от 4 июня, и мы с нетерпением ждем ответа и ждем тебя. Ответ твой придет не раньше, чем через неделю – как долго ждать!!! Телеграфируй, приедешь ли, чтоб я знала.

Мы с Антоном начинаем слегка мечтать о Ялте, ему хочется в свой кабинет. Народу прибавляется здесь, поджидаем Средина. Я вчера уже представляла себе, какое впечатление произведет на тебя здешняя исправительная колония. Ты тоже попьешь кумыс. Мужчины здесь есть всякие. Ты со всеми, наверное, начнешь флиртовать разом, а я уж теперь буду только любоваться, а то ты всегда говорила, что я мешаю тебе.

Я не то что полнею и крепну, хотя горло скрипит что-то по-прошлогоднему. Обливаюсь я каждое утро, и это мне сильно по вкусу. Ну приезжай, сама все увидишь. Клубника начинает поспевать, ее здесь, говорят, масса. Вчера мы ездили с доктором за 8 верст на реку Дёму ловить рыбу, но ничего не поймали, очень уж жарко было.

Ну, Машечка, до свиданья, не ломай себе голову о наших будущих отношениях, а люби меня по-прежнему, а я счастлива, что у меня есть сестра, да еще Маша. Пиши мне скорее.

Кланяйся всем и сама будь здорова и благополучна.

Целую крепко, крепко, кланяйся комнатке своей и японцам на занавесках, и лестнице, по кот. я люблю прыгать. Евгении Яковлевне кланяйся хорошенько, скажи, чтоб она меня хоть немножко полюбила, я, право, не скверная и зла никому не желаю. Ольга.

Антон шлет поклоны тебе и матери.

 

17. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Это второе мое письмо к тебе, милая Оля, если не считать последнего письма, котор. я писала вам, супругам, вместе. По-видимому, наши письма расходятся. Вчера ночью я вернулась из Бахчисарая. Если бы прибавить к этому очаровательному путешествию хорошее настроение, то было бы великолепно. Я ехала с компанией, в котор. был киевский актер Скуратов, Антоша его помнит, он играл в Москве в Пушкинском театре, и покойный Николай рисовал его в «Зрителе» в роли из «Побежденного Рима». Много говорили о Худ. театре. Ты пишешь, что хотела бы написать моей матери, – за чем же дело стало? Очень бы хорошо сделала. Ты не думай, что она на тебя сердится, напротив; достаточно того, что ты жена Антоши, и она уже желает тебя видеть и тоже боится, что ты не будешь расположена к ней; боится, что ты не захочешь после кумыса приехать в Ялту. Антоша все пишет, что «я приеду тогда-то…», и о тебе ни звука. Как странно. Неужели правда, ты не приедешь в конце июля? Тебе разве по случаю бракосочетания не продлят каникулы, хотя бы до 15 августа? Ты знай все-таки, если не приедешь в Ялту, то очень обидишь мать. По правде сказать, я очень удивляюсь геройству матери, что она так легко примирилась с женитьбой своего любимчика, котор. все время только и толковал о том, что никогда не женится, и вдруг сразу огорошил – женился, да еще на актрисе… Она даже собирается тебе писать.

Ты мне пишешь о каких-то кикиморах, с котор. ты ехала на пароходе, и пишешь о них много, а вот о чем ты думаешь и что предполагаешь – ничего об этом не пишешь. Когда приедешь в Ялту, как будешь жить зимой? Ничего об этом не говоришь. Помнишь, в Гурзуфе и потом иногда в Москве мы с тобой мечтали жить вместе. Как же теперь? Дашь ты мне приют? Я думаю, что я вам не помешаю, а, быть может, сумею быть и полезной. Мое кухонное и столовое хозяйство может пригодиться на первых порах, покупать не надо. Держать квартиру одна я не буду – одиночество тяжело. Если тебя не устраивает жить со мной (до моего замужества, я решила выйти замуж – добрые люди уже ищут мне жениха), то я распродам все и возьму комнату где-нибудь в семье. Мать решила жить в Ялте, на случай же приезда в Москву она будет останавливаться у брата Ивана. Иван еще не приехал. Завтра напишу Антоше. Скажи ему, что чек я получила. Собираюсь в Гурзуф и боюсь, что разревусь там от воспоминаний. Милая Олечка, приезжай ради Бога, мне страшно хочется тебя видеть и говорить с тобой. Неужели между нами ляжет бездна, как это всегда бывает, когда одна из подруг выходит замуж! Ведь у нас с тобой были исключительные отношения. Если ты не лгала, то ведь ты сильно была привязана ко мне, да? Обо мне уж и говорить нечего. Приеду ли я к вам, я еще не решила. Вероятно, не приеду, а буду с нетерпением ждать вашего приезда. Пиши чаще и побольше о нутре. Антоша все пишет: все останется по-старому, – на чертей по-старому, нужна не видимость, а мораль. Ну, Бог с тобой, прощай.

Целую тебя крепко и обнимаю по-старому. Твоя Маша.

Дождь опять идет, и камелии мочатся. У нас в саду очень зелено. Мамаша и вся дворня кланяются тебе. Это письмо пошлю, для верности, заказным.

 

18. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Ты, Машка, дуся, что прислала мне такое милое письмо. Я за него крепко тебя целую. Теперь ты опять прежняя Маша. Села писать, но не знаю от жары, с чего начинать. Прямо тропики. Сижу и обливаюсь влагой. Антон лег, читает и спит. Дует горячий ветер. Ты пишешь, что не знаешь, приедешь ли. Отчего, Машечка? Только что очень измучаешься ехать по такой жаре в вагоне, а по Волге ехать уж очень далеко. Мы сидим и придумываем, как бы покороче добраться до Ялты. Страшно подумать ехать в такую жару.

Как я тебе благодарна, что ты меня успокоила относительно матери. Я тут же села и написала ей. Надеюсь, мы с ней поладим.

Ты меня спрашиваешь о будущем, о зиме – я сама ни о чем не думала. Страшно рада, страшно, что жить буду с тобой и что ты первая заговорила об этом. Итак, значит, решено! Гурзуфские мечтания сбываются. Приедем, будем говорить много и о многом. Я тебе опять не буду давать спать, радуйся.

Начала 20-го, а кончаю 21-го – ходили вчера чай пить дневной к m-lle Баранецкой, и пила с удовольствием: целых 4 стакана. Соскучилась по дневному чаю и теперь завела у себя каждый день, привезли мне чаю. Сегодня будут пить у нас. Есть я скоро совсем перестану, да и сильно приелся здешний стол. А мы с тобой состряпаем рыбку с майонезиком, этак вкусненько, а? И водочки при свидании дернем, а, Машечка?! Жара все стоит. По вечерам, когда все стихает, я на галерейке, обращенной к степи и освещенной луной, совершаю обливание – довольно, собственно говоря, бесстыдно. Могу не услыхать, если кто-нибудь выйдет из-за угла. Антон доволен.

Я было начала заниматься ботаникой с одним лесником, да теперь только читаю, зачитываюсь «Анной Карениной», и Антон только что перечитывал ее. Перечла «Головлевых». Шью нижний шелковый лифчик. Буду хвастаться.

Милая Машечка, и мне ужасно хочется видеть тебя. Как я буду волноваться, когда буду подъезжать к дому. Вчера мы с Антоном искали водного пути до Ялты и, кажется, нашли, но ехать долго. От Самары до Царицына, там 1 ч. по жел. дор. до Дона, затем по Дону до Ростова, по Азовскому до Керчи и далее по Черному. С неделю будем ехать, а, может, и более. Антону хочется так. Сейчас вернулись с рыбной ловли, ничего не поймали.

Думай хорошенько о зиме и рассказывай мне свои планы, а пока будь здорова моя (пока незамужняя) сестра Маша, целую твою милую мордочку. Кланяйся всем. Ольга.

Антон шлет поклон и поцелуй.

Чернозем меня изводит, ходишь всегда грязной, моюсь каждый [день] вся с мылом и вечером еще раз. Белье меняй хоть каждый день, а прачки [нрзб] держать – мука.

Средины телеграфировали, что если мы останемся еще с месяц, то приедут. Мы ответили, что уезжаем в первых числах июля.

 

19. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Милая Оля, передай Антоше, что у нас все весьма благополучно. Земля в саду дышит от влаги. Сильные дожди прекратились только вчера, и барометр стал подниматься. С страшным шумом шла вода через наш сад, унося с собой плети арбузов и дынь… С час вода шла в бак от сильного напора. Раза два была сильная гроза. Погода чудесная – прохладно, тихо и зелено. Персики на наших деревцах крупные, красные и, вероятно, скоро поспеют. Приехал наконец Ваня, давно ожидаемый матерью. В.И. Чалеева опять больна, опять кровохарканье, я у нее была на днях. Приехала Лопатина, сегодня жду ее к себе.

В Ялте так хорошо, что я даже не жалею, что не поехала к вам. А не поехала главным образом потому, что только недавно начала выздоравливать. Сначала был бронхит, котор. я привезла из Москвы. Елпатьевский избавил меня от него горчичниками и разными микстурами. Потом началось прошлогоднее расстройство желудка, вероятно, лихорадочного свойства, т. к. я ничего не ела. Теперь я чувствую себя хорошо, быстро поправляюсь. Поеду на днях в Гурзуф.

Мамаша здорова, кланяется, бабушка прихворнула – полеживает. Куприн уехал. Бонье тоже. Поговаривают, что у них романчик.

Будь здорова, кланяйся Антоше. Твоя Маша.

Очень хочу есть и потому руки трясутся.

Напиши, когда можете приехать в Ялту, хоть приблизительно.

Письмо хранится в папке за 1904 г. (ОР РГБ, 331.105.6), но по содержанию и по тону письма, оно написано на три года раньше, достаточно его сопоставить с письмом М.П. от 12 июня 1901 г.

 

20. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Как поживаешь, милая моя Машечка? Как здоровье, главное? И физическое, и нравственное? Каждый день жду от тебя письма. Лучше тебе без меня?

Знаешь, все наши недоразумения за летние месяцы мне хочется стряхнуть, как гадкий кошмар, и не хочется вспоминать об этих нелепостях. Тяжело и грустно. Сделаем так, чтоб этого не было больше. Ведь мы любим же друг друга. Я к тебе искренно привязана и большего не желаю – только бы тебе было хорошо, только бы не было призрачных страданий. Приезжай бодрая, крепкая, и давай жить по-хорошему. Домик я сняла славненький в доме Бойцова на Спиридоновке за 850 р. Очень уж уютненький и расположение отличное, Антон покажет тебе план приблизительный. Комнаты небольшие, но все ровные, и кухня – прелесть, и кругом сады, воздух чистый. На улицу выходят новомодные большие дома. Двор большой, чистый, теперь еще кончают стройку и потому завалено, но к 1-му сент. все вычистят и я начну переезжать. Хочется перевезти вещи до твоего приезда, чтоб не было много суеты. В домике есть настроение.

Как здоровье Маши и Марфуши? Напиши. Как новая повариха, приехал ли Арсений? Наладилось ли хозяйство после разгрома? Пиши все.

Все о тебе спрашивают, все тебе кланяются, мама целует крепко. Привози все свои этюды, у нас есть 2 отличные рамы, и можешь подарить моей маме парочку, будут висеть с шиком, и реклама тебе. Слышишь, Маша? И мне подари, не скупись.

Та квартира нелепа и мещаниста, хотя три большие, высокие комнаты, но без ватера – это ужасно, и 4-я комната, кот. лежит отдельно, – низкая и маленькая, тебе бы нельзя там жить. Пиши скорее. Кланяйся, мамаше поцелуй ручку. У нас есть комната для мамаши, если же хочешь – можем сдать какой-ниб. девице. Целую тебя крепко, крепко. Твоя Олька

 

21. М.П. Чехова – О.Л. Книппер

Милая Оля, вчера не успела тебе написать, твой супруг заставил меня убирать кабинет. Сегодня продолжала уборку с утра, часто бегая в кухню.

Погода совсем летняя, о мехах не может быть и речи! В саду у нас цветут ноготки и левкои! Антоша был очень болен, сильно похудел и побледнел, теперь ходит с компрессом на боку, еще не выходил. Настроение у него хорошее, аппетит появился, и он начал кушать как следует. Теперь внимай и слушай, что сказал мне вчера Альтшуллер. Сказал он, что слушал Антона и нашел ухудшение, ухудшение это он приписывает долгому пребыванию его в Москве, была повышенная температура, кровохарканье и непрерывный кашель. Указывает он на то, что кто-нибудь из нас должен быть около него, т. к. он капризничает с матерью, часто ничего не ест, «матушка ваша страдает и ничего поделать не может». Это его слова, я ничего не прибавляю. Вот еще он что сказал, что написал тебе письмо, но, услыхавши, что приезжаю, разорвал. На твою телеграмму он ответил утром в субботу. Ты, вероятно, ее получила. Говорил Альтш. серьезно, отчеканивая каждое слово. Я сначала перетрусила, решила не уезжать, но потом, увидавши, что дело идет на поправку и что до пасхи осталось не так уж и много времени, придумала такую комбинацию. Во-первых, опять попытать счастья нанять кухарку, во-вторых – это самое главное, – посоветовать тебе испросить во что бы то ни стало позволение у Влад. Ив. и прочих великих вашего театра дать тебе отпуск после праздника недели на две, и когда я приеду в Москву, ты поедешь в Ялту, все-таки сократим время до пасхи хотя немного. Сейчас, по-видимому, он чувствует себя хорошо, ходит по кабинету и гостиной. Так как в коридоре очень тепло, то все двери открыты настежь, даже у меня наверху не топится – я пользуюсь теплом снизу. Вообще во всем доме тепло благодаря железной печке, внизу в коридоре поставленной. В кабинете висячая лампа придает уютность и настроение. Сейчас пойду в кухню, потом поужинаю и буду продолжать тебе писать на другую тему.

21 декабря. Вчера перед ужином появилась целая компания – Горький, Средин, Алексин и еще один доктор, очень интересный человек, читал восхитительно Антошины рассказы. Он из Питера прислан на чуму в Ялту!! Гости пили чай и ужинали. Твой супруг чувствовал себя хорошо – много ел, смеялся и не пускал гостей до 12 часов. Горький остался ночевать. Он произвел на меня очень приятное впечатление, необычайной доброты человек. Сегодня Антоша снял компресс. И мне думается, что Альтшул. преувеличил свои опасения. Бог даст, все обойдется и он будет здоров. Вот Средин на что уж был плох, а выходился, почти здоров, даже полнеть начал. Ты успокойся, не волнуйся.

Желаю тебе блестяще провести свою роль сегодня. Поздравляю тебя с праздником и желаю полнейшего благополучия.

Напиши мне подробно о спектакле и вообще, как живешь без меня. Не правда ли, скучаешь?

Сегодня 8 градусов в тени и солнце жарит вовсю. На набережной я еще не была. Пойду с мамашей после обеда, – обедает сегодня у нас Орленев.

Целую тебя крепко, крепко. Твоя Маша.

Третье слово у моей матери «Олечка», даже противно!

Год по содержанию.

 

22. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Милая моя Машечка, славная моя Машечка! Здравствуй! Я нарочно не писала тебе все это время, и теперь чувствую, что сильно хочется видеть тебя, чувствую, что скучаю без тебя и люблю тебя. А ты меня? Мне холодно без тебя. Ты меня должна всегда любить и приголубливать, и я тебя тоже. Хочешь так? Только не пускай в наши отношения ненужных нот, которые мешают. Живи так, как прежде жила, и не пускайся в черную меланхолию.

Что ты делаешь без меня? Наверное, не тоскуешь по мне и забыла думать – правда? Отчего ты мне не пишешь, как ты нашла Антона, ведь ты же обещала мне и не держишь слова. А я все ждала. Отчего это? Ведь ты же знаешь, что я беспокоюсь. Антон все еще ходит с компрессом или снял? Как он выглядит, отощал, верно, ничего не ел все время. Ты его теперь откармливаешь? Ради Бога, напиши все, все, всякую мелочь. Я себя чувствую сильно одинокой и совершенно покинутой, с отвращением прихожу домой по вечерам и ненавижу эту тишину. Только раз у меня ночевала Элька. Квартира мне кажется нежилой и мертвой.

Сыграли 3 раза «В мечтах». Пьесу ругают, и Немирович должен сильно страдать, но не показывает. Мне жалко его. Очень хвалят Качалова, про Андрееву как-то туманно, отмалчиваются. По-моему, она очень бледна в этой роли, ушла в ненужную никому девическую чистоту и дала слишком мало силы, страсти, энергии, борьбы и страданий. Играет красиво и сама ослепительна, но я чувствую то же, что и в Гедде Габлер, – сделано все, но нет самого главного.

Меня, Машечка, очень хвалят везде. Самарова говорила, что весь Малый театр гудит только обо мне, и Качалова хвалят. От туалетов все в восторге. Лилина очень не нравится в этой роли. Мне жаль Юльки, она у меня выходила здорово. Станиславского жалко – он как-то растерялся. Приедешь – обо всем поболтаем, всего не напишешь ведь. После 1-го спектакля мы ездили ужинать в «Эрмитаж», досидели там до утренних газет, попили, выпили чаю и стали расходиться. Настроение было оживленное, но как будто что-то хотели заглушить. Пели, Александров плясал, пела сестра Котика, Вл. Ив. дирижировал, сам подпевал. Лика пила здорово, точно приросла к одному стулу, курила и пила. В конце хотела со мной брудершафт выпить, но я отклоняла, я на это иначе смотрю. В 9-м часу утра Вишневский отвел меня домой, и тут же приехали Москвин с Гельцер, Лика и Александров сами напросились. Все, конечно, подвыпили, но были милы. Я их поила чаем, кофе, остатками вина, старым ростбифом и огурцами и насилу выпроводила их около 11-ти час. Как тебе это нравится? Лика опять несколько раз намекала о брудершафте, но я увильнула. Я не могу, Машечка! Ведь это же не могло ее обидеть? Ведь мы чужие друг другу и особенной симпатии или влечения к ней я не чувствую, а без этого всякое «ты» смешно и непонятно. Мне было тяжело это. Может, она не помнила, что говорила, но ведь я не была выпивши, я просто была оживлена. После их ухода я легла, но не спала совсем и вечером играла. После 3-го спектакля опять ездили, но уже одни мужчины, хотя Лике отчаянно хотелось ехать и она сильно уговаривала меня. Мне не нравится, что она со всеми дует брудершафт, и с Александровым, и с Москвиным, у которого с Гельцер из-за этого вышло какое-то объяснение, кажется.

Шуба моя вышла очень и очень интересной, но в спине есть недостаток, и я не [нрзб]. И потом она страшно широка мне. Но красива.

Оличка прислала мне розовое платье, но оно какое-то неоконченное и мне не нравится. Белое совсем не готово. Вчера прачка принесла белье, я разбирала твое и положила все на место к тебе. Шкафы заперты, в комнате пусто и неуютно, и я не хожу туда. Вчера была на елке у мамы. Мама сильно простужена. Зажигали елку, пили жженку. Мне было очень тоскливо. Были наши и Ольга с мужем. Сегодня хотела уехать с т. Лёлей к Троице от тоски, но ей занездоровилось и мы только махнули сегодня на лихаче за город, надышались, нагулялись и вернулись. Вечером были Бартельсы, играли в тётки, было тоскливо, хотя д. Саша и «теща» потешали нас. Мама мне подарила 6 прелестных батистовых сорочек. Я все думала о Ялте. Боже, как тоскливо! Куда деться?! Надо идти на люди, а мне никого не хочется видеть. Хожу потерянная и ничего не хочу. Ну, уже поздно, иду спать. Целую тебя крепко и жду письма. Твоя Ольга.

А с праздником и не поздравила. Поздравляю и целую крепко. Ты меня любишь?

Год по премьере спектакля «В мечтах».

 

23. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой

Милая Маша. Сейчас получила твое письмо и реву как дура от растерянности, от чувства одиночества. Я не могу ни рассуждать, ни думать, знаю одно – что я должна быть около Антона, а что будет дальше – не знаю.

Значит, мое предчувствие не обмануло меня – он был болен сильнее, чем мы думали. Это ужасно, ужасно. Я не знаю, что мне делать. Сегодня же буду просить об отпуске, а если не дадут, я способна бросить все и удрать. Ничего не знаю. Мне безумно тяжело на душе. Сижу целый день дома – одна. Не по силам себе я жизнь устраиваю. Надо что-то сделать, на что-то решиться. Запутлявила я и свою и чужие жизни… Как-то я с этим справлюсь!

Я знаю, что мне надо забыть о своей личной жизни, совсем забыть. Это и будет, но это так трудно сразу.

Как-то мне Бог поможет. Мне, Маша, страшно тяжело на душе.

Все-таки попроси Альтшуллера написать мне, а то я сама напишу. Все это время хочется ему написать. Да, вероятно, так и сделаю.

Сейчас прерывала письмо и ходила, ходила как зверь в клетке и все думала, думала. Скоро надо идти в театр. Когда я свободна, я не знаю, что с собой делать.

Живи, отдыхай, вы ходи Антона. Мне на свет глядеть не хочется.

От Антона получила какую-то записку, даже не письмо. Он меня забыл? Разлюбил? Напиши мне. Я все реву и реву.

Твоя Ольга

Год по сопоставлению с предыдущим письмом.