Я никуда не уехала, отец Михаил уговорил меня остаться и пообещал, что бы ни случилось, предоставить мне защиту и покровительство. Старухи от меня отстали. Видимо, стали побаиваться.

Отец Михаил оказался сенсором.

Это выяснилось через неделю.

В тот день была как раз суббота. Мы встретились в церкви — как-то незаметно для самой себя я стала приходить на литургии по субботам и воскресеньям. После службы отец Михаил попросил меня дождаться его, и когда он закончил все дела, мы пошли в парк и сели на скамейку. Было тихо, только сухие листья с негромким шорохом играли в догонялки у наших ног.

Видя, что он не знает, с чего начать разговор, я задала главный вопрос:

— Вы проснулись, да?..

Он глубоко вздохнул и кивнул. Стало быть, напрасно я опасалась, что он окажется в числе тех, кого инициировать невозможно. Надо сказать, я пыталась прикинуть, каким магом может стать такой человек, как отец Михаил. Точно не телекинетиком. И не пирокинетиком. Вряд ли левитатором. Я бы поставила на лекаря. Или телепата.

— Рассказывайте, — подтолкнула его я.

— Тебе много раз приходилось выслушивать истории о том, как это бывает в первый раз?

— О да, бывало! — засмеялась я. — Я их даже коллекционирую. И все же думаю, у вас особенная история.

Он замялся:

— Ты ведь понимаешь, почему я пошел на это… Я молился, я просил Господа дать мне знак, что я приобрел в ту минуту — благо или проклятие?.. Мне было важно получить знамение, потому что сам я этого так и не понял.

— Вы просили знамения, даже не будучи уверенным, что инициация была удачной? А если бы все осталось как было?

— Это тоже было бы знамение…

— Но перемена случилась, вы сами сказали.

— Да. Я все время готовился к этому, прислушивался к себе, ждал. А произошло все как-то… внезапно и одновременно буднично. Выключились одни ощущения и включились другие. Без всякого усилия.

— Когда это случилось?

— Вчера. Ты, наверное, помнишь: около десяти часов вечера в доме отключили электричество. Мы ужинали. И вот в тот самый момент, когда в комнате погасла люстра и стало совершенно темно, я и прозрел. Увидел Свету и мальчишек… но совсем в других красках. Я даже не подберу верных слов для того, чтобы описать это… Они излучали свет. И в оттенках этого света была упорядоченность, была структура. Я не видел их насквозь в буквальном смысле, нет; но даже на расстоянии я чувствовал, как бьются их сердца.

— Отлично, — улыбнулась я и машинально процитировала Чжао: — Вэллком ту ауэ комьюнити. На свете стало одним сенсором больше.

— Сенсор — неподходящее слово.

— Это, как бы вернее выразиться, жаргонизм. Есть тысяча разновидностей этого дара, но сенсорами мы называем всех, у кого есть внутреннее зрение. Некоторые видят предметы и людей даже сквозь стены, некоторые видят только объекты, температура которых такая же или выше, чем температура тела самого мага, некоторые могут с одного взгляда отличить мага от человека и даже угадать его специализацию, некоторые видят только живые объекты, некоторые…

Тут отец Михаил жестом остановил меня.

— Живые, — повторил он. — Именно живые. В тот момент, когда я прозрел, я вспомнил о знамении — благословение или проклятие, Господи?! — и…

— Ну?

— …и увидел, что Света носит ребенка. Представляешь, я увидел его сердечко… Но когда, умиленный, я перевел взгляд на Тимку… — Отец Михаил невесело покачал головой. — Я тоже увидел в нем чужую жизнь.

— Ой, не берите в голову, отец Михаил, — поспешила успокоить его я. — У каждого второго ребенка его возраста глисты. Он же во дворе в песке возится, а потом руки немытые в рот сует, а в эту песочницу кошки и собаки дворовые гадят. Тимку даже к врачу вести не обязательно, купите таблетки в аптеке. Или вот есть еще отличное народное средство — коньяк с пургеном…

Священник расхохотался. Я тоже засмеялась, но не над народным рецептом. Вспомнив его слова о знамении и оценив увиденное отцом Михаилом с этой точки зрения, я не могла удержаться от мысли, что у Всевышнего своеобразное чувство юмора.

— Все с вами ясно. — Я вернула разговор в прежнее русло, — Со временем вы научитесь еще каким-нибудь фокусам. Непременно научитесь, поверьте на слово. Но это умение — видеть — навсегда останется главным. И оно не будет требовать от вас почти никаких усилий. Я вот, к примеру, никогда не выкладываюсь, когда выступаю с кошками, зато когда приходит момент «поднять» человек шестьдесят… — Я прикусила язык, поймав на себе пристальный взгляд батюшки. Поздно.

— Так я и знал, что ты чего-то недоговариваешь.

— Я подумала, что на исповеди об этом рассказывать не обязательно, — попыталась я оправдаться.

— Послушай. Я на тебя не давил, ждал, пока сама расскажешь. Или проболтаешься. Я и без всякого чародейства неплохо разбираюсь в людях — только не сочти за хвастовство, — и я вижу, что ты не похожа-на человека, у которого в душе полная гармония. Я догадываюсь, что ты здесь не по своей воле. Ты ведь понимаешь, что в некотором роде я за тебя в ответе. Поэтому я предложил свою помощь. Но мне будет проще помочь тебе, если я буду знать все.

Я почувствовала, что еще немного, и я пожалею, что в минуту слабости посвятила отца Михаила в свою тайну. Он продолжал:

— Когда ты сказала, скольких людей ты приобщила к чародейству, я засомневался — а под силу ли было такое тебе одной, ведь ты, как сама призналась, не так давно открыла в себе этот уникальный дар. Ты и твои друзья действуете не как диверсанты-одиночки, у вас все отлажено, так?

— Волшебный цирк Белоснежки, вот как это называется, — угрюмо призналась я. — Все ребята в труппе — маги. Вы так вздрагиваете, когда я произношу это слово, как будто я говорю что-то неприличное. Это просто слово. Короткое и удобное. И верное. Если понимать магию не хрестоматийно, не как обряды с кровопусканием и рисование пентаграмм, а как власть над законами физики, то придраться не к чему. Мы — маги. На каждое представление цирка собирается от двадцати до трехсот человек. По меньшей мере половина из них — дети, их будить легче. Так что с каждого представления минимум ползала уходит домой уже магами.

— И сколько по стране колесит таких «цирков»?

— До нынешнего июля я была уверена, что мы одни такие… пионеры. А теперь вот…

— Конкуренты появились? — предположил отец Михаил.

— Нет, пожалуй, конкурентами их не назовешь…

— То есть?

— Мы слишком мало о них знаем, чтобы строить предположения. Группа людей. Точнее, магов. Действуют очень слаженно, милиция у них на побегушках. Мы всего-то раз с ними пересеклись, но освежать ощущения что-то не тянет.

— Но они занимаются тем же, что и вы?

— Не знаю…

— Ага. Стало быть, поэтому ты и сидишь здесь, а не выступаешь с кошками?

— Ну да. И главное, мы даже не знаем, кто они такие и что им от нас надо. Может, какая-то государственная спецслужба, как думает Артем — это наш главный, — а может, и мафия. Криминал ведь всегда в авангарде. И технические новинки у них первых появляются, и магические, видимо, тоже. Хотя… кое с кем из бандитов мы уже имели дело и… как бы это сказать… в общем, у нас как бы пакт о ненападении. Но наверняка я ничего не знаю.

— Что ты собираешься делать дальше?

— Тоже не знаю. Это будет зависеть от Артема. У него хорошие связи, он рано или поздно выйдет на этих людей и все выяснит. А я буду ждать. Хотя… не знаю, отец Михаил, возможно, в один прекрасный день я просто возьму и поеду домой.

Я не была дома, кажется, миллион лет. Родителям я время от времени отправляла письма, один раз звонила, плакала в трубку. Мучилась от невозможности увидеться с друзьями, с Отто… Первое время много думала о том, как там поживают мальчишки наши — Влад и Артурчик, им-то, наверное, было в сто раз хуже, чем мне. Но Артем недавно сказал, что обоих парней устроил: Владовых родителей ввели в курс дела, его самого перевели в другой вуз, а Артурчик весьма кстати уехал со своими предками на гастроли в Европу. Надолго. Хорошо бы они там и остались.

Пит по-прежнему работает охранником в школе Отто. Чжао взял под крылышко Дэн. Понятия не имею, чем наш оборотень сейчас занимается, но догадываюсь, что скучать ему не приходится. Димка фиктивно женился, сменил фамилию, устроился медбратом в частной клинике пластической хирургии в Екатеринбурге, платят очень неплохо, а пациенты его боготворят. Я пыталась выведать у Артема, что это за клиника, но он больше ничего не сказал. Пригрозил только, чтобы я не пыталась его искать…

— …Если бы я сказал, что хочу помочь тебе, ты могла бы понять меня неверно — я вовсе не разделяю вашу идею всеобщего приобщения к магии, она по-прежнему кажется мне дикой и чудовищной; я не стал бы подбрасывать дров в этот костер, даже представься мне такая возможность… Но я хотел бы помочь тебе лично. — Отец Михаил взял меня за руку. — Хотел бы помочь тебе вернуться к нормальной жизни.

— А что вы можете сделать? Спрятать меня в монастыре, как моего друга? Замолить мои грехи?.. Нет, отец Михаил, вряд ли вы чем-то можете помочь. Хотя… Знаете, я, пожалуй, дам вам один телефонный номер. Если со мной что-нибудь случится или если я вдруг надолго исчезну, не сказав куда, — позвоните и скажите об этом. Скажите, что вы друг Наташи… нет, скажите — Венди; но в подробности не вдавайтесь. Впрочем, можете намекнуть, что вы тоже маг, что я вас инициировала. Ну и объясните, что случилось.

— И чем это тебе поможет?

— Мне — не знаю, — вынуждена была признать я. — Но это поможет моим друзьям… Они — все, что у меня есть, так уж получилось.

— Тогда я буду за тебя молиться.

— Спасибо, — отозвалась я искренне.

Отец Михаил молча достал записную книжку. Я продиктовала ему телефон Артема. И отчего-то мне стало спокойно.

— Ладно, — только и сказал отец Михаил. — Даст бог, этот телефон мне никогда не пригодится.