Мама уже уехала в город, оставив завтрак на столе. Веранда воя, кроме одного угла, была залита солнцем. Тарелки на столе сверкали, зайчики бегали по потолку, и осы гудели, стараясь пролезть под крышку вазочки с вареньем.
Дедушкино кресло от телевизора переехало к открытому окну, в тень, а сам дедушка сидел, развалившись, покачивая ногой в мягкой домашней туфле, и что-то читал.
Филя начал пить чай, наблюдая за туфлей. Она, по обыкновению, раскачивалась, как маятник, на самом кончике ноги дедушки, всё дальше сползая, до тех пор пока не оказывалась на одном большом пальце, потом на кончике пальца… и всё-таки почему-то не падала.
Дедушка был занят чтением и не обращал ни малейшего внимания на то, что его нога вытворяет с туфлей: Туфля чудом сейчас держалась уже где-то на кончике ногтя, и всё-таки держалась! Просто удивительно, как это у дедушки получается! Правда, и тренировался он уже, наверное, очень давно и каждый день: стоило ему откинуться в кресле, заложить ногу за ногу, приняться за чтение — и начиналось! Когда его спрашивали, зачем он так делает, он приподнимал очки, приглядывался к качающейся туфле и, объявив, что это ему успокаивает нервы, снова принимался за чтение.
Но на этот раз Филя дождался: туфля как-то уж очень задорно взлетела налево… направо и вдруг сорвалась и шлёпнулась на пол.
— Тьфу ты, чтоб тебя! — сказал дедушка, снял очки, поискал её глазами и, чтоб не вставать, далеко вытянул длинную ногу, сполз до половины с кресла, так что почти лёг на спину, и, удовлетворённо крякнув, ловко поддел на палец сбежавшую туфлю.
И только тут Филя обратил внимание на то, что читает дедушка: собственный его дневник с необитаемого острова, свёрнутый в длинный свиток.
— Ты что же это чужие дневники без спросу почитываешь? — угрожающе спросил Филя. — Откуда ты его взял?
Дедушка невозмутимо продолжал читать, покачивая туфлей, и ещё хихикнул:
— Гм… Тут на подоконнике стояла банка от компота. Меня заинтересовало, почему там вместо компота бумага.
— И не банка. Закупоренная бутылка!
— Понятно. Пожалуй, бутылка… Очевидно, из тех, что принято бросать в море при кораблекрушениях, предварительно засмолив?
— Вот и нечего читать! — уклончиво пробурчал Филя.
— Напротив! — горячо воскликнул дедушка. — Такую бутылку просто обязан немедленно распечатать первый же, кто её нашёл! Ведь там может оказаться просьба о помощи! Или точные координаты потерпевших крушение!.. Э?
— Ну и нечего смеяться! — уже примирительно сказал Филя. — Ничего смешного нет! Что ты там нашёл?
— Просто я удивляюсь: дневник дневником, сампаны, капитаны, корабли, тигры — всё как следует, и вдруг кто-то решил пойти в гости!
Филя вскочил и, подбежав к дедушке, заглянул в развёрнутый до половины свиток.
— Где гости? — недоверчиво спросил он. — А-а… это! Я уж и забыл… Это я придумал. Знаешь, когда я ходил на остров, я видел каждый раз там, на краю леса, домик. Я подумал, как, наверное, скучно ему стоять одному на краю леса… Да я уж и позабыл, что я там про него написал! Я просто подумал, что, если бы я сам был таким домиком, мне, наверное, очень хотелось повидаться с другими, пойти к кому-нибудь в гости.
— Тогда всё понятно, — сказал дедушка и, усиленно раскачивая туфлю, прочёл: — «Маленький домик стоял в полном одиночестве на краю леса. Он очень соскучился и решил сходить в гости к большому городскому дому.
— Здравствуйте, — сказал он дворнику, который подметал улицу. — Я к вашему дому пришёл в гости!
— Да ведь его сейчас нет! — ответил дворник. — Знаете ли, с самого утра, как ушёл из дому, так вот до сих пор его и нет дома.
— Странно. Никогда не поверю, чтоб такой большой дом на весь день уходил из дому. Наверное, просто-напросто у него в голове не все дома!.. — сказал маленький домик, обиделся и пошёл к себе домой».
Дедушка дочитал, захохотал, уронил туфлю и так откинулся на спинку, что чуть было совсем не сполз с кресла на пол.
После завтрака Филя собирался сбегать на «остров», чтоб забрать компас и карту из тайника.
— Остров ликвидируется? — заинтересовался дедушка. — Значит, туда вход посторонним теперь свободный. Я пойду с тобой.
— Вот это дело! — сказал Филя. — Потопали!
— И мы возьмём аппарат и сделаем несколько снимочков на память! А?
— Блеск-треск! — радостно подпрыгнул Филя. — Блестящая мысль! Какой аппарат возьмём? Лейку?
— Тринадцать на восемнадцать. Зеркалку! — значительно поднял палец дедушка.
Это был старый, довольно тяжёлый, но зато любимый дедушкин аппарат. А аппаратов у него было семь штук, потому что он всю жизнь был фотографом. И очень не любил, когда говорили, что он был. Он всегда говорил, что и остался фотографом, только теперь снимает просто для удовольствия.
Они заперли дачу, а Мятного тигра, к его негодованию, посадили на веранде стеречь дом.
Мятный тигр, показывая своё отвращение к взяткам, выплюнул мятную конфету, которую ему дали перед уходом. Всеми средствами выражая своё возмущение людьми, которые сами уходят, а его оставляют одного, лаял так, будто обнаружил целую стаю чужих кошек на буфете, визжал, будто ему прищемили дверью хвост, потом наскоро попытался проскрести насквозь когтями дверь. Когда всё это не помогло, он бросился на кухню, вскочил именно на тот подоконник, где ему находиться строже всего запрещалось, и, чуть не своротив набок морду, прижался к стеклу, заглядывая за угол, чтоб как можно дольше с презрением следить, как уходят дедушка с Филей.
— Он просто незаменим как сторожевая собака, этот наш Тигр, — сказал дедушка, вышагивая длинными ногами по дорожке. — Конечно, не для хозяев дома, а для жуликов! Вспомни, как он разрывается от лая и старается растерзать гостей, когда они стучатся в дверь и открыто входят в дом? Он считает их невежами и нарушителями его спокойствия! А вот воров, если они проберутся в дом потихоньку и будут ходить там на цыпочках, он будет тепло приветствовать как приятных, воспитанных посетителей… Наверное, он пригласил бы их заходить почаще, если бы умел разговаривать!..
Соседка, поднимавшая на шесте развешанное бельё, окликнула их, поздоровалась и с интересом спросила, куда это они отправляются.
— Тристан Д’Акунья! Тут недалеко! — приветливо сказал дедушка и раскланялся, приподняв панамку.
Когда они отошли немножко подальше, Филя спросил:
— Дедушка, ты легкомысленный?
— Пожалуй, — согласился дедушка. — Это она про меня говорит?
— Нет, это другие разные… Она говорила, что ты чудак.
— Наблюдательная женщина! — самодовольно заметил дедушка.
Скоро они добрались до того заливчика, где помещался остров, но, как на грех, там купалось какое-то семейство и снимать необитаемый пейзаж было трудно. Они с дедушкой присели на песок около тайника с компасом и картой и решили подождать.
— А тебе это не обидно, что она тебя так называет? — мягко спросил Филя. — В крайнем случае, ты на неё внимания не обращай. Подумаешь, соседка! Вечно помойные вёдра нам под самый забор выливает!
— К сожалению, я далеко не уверен, что я настоящий, подлинный, стопроцентный чудак, и это меня очень огорчает!.. Но льщу себя надеждой, что всё-таки я хоть немного да чудаковатый человек! Так что помойные вёдра тут ни при чём!
Филя внимательно слушал, шутит или нет дедушка. Нет, похоже, что он говорил хотя и весело, обычным своим легкомысленным тоном, но всерьёз.
— Да ты и сам-то немножко чудачок! — ласково сказал дедушка. — Выдумал себе Д’Акунью и возился с ней целый месяц. Чем плохо? Отличное дело. К сожалению, многие мальчики, когда делаются большими, начисто забывают всё, о чём они мечтали, пока были ещё маленькими чудаками. Им начинает казаться смешным всё, о чём они мечтали. Они разучиваются верить в то, чего нельзя купить, взвесить, пощупать или положить в рот. Они верят только в те страны и вещи, которые уже открыли или сделали другие. Они верят в электричество, водопровод и телевизор и прочее, хотя обо всём этом когда-то мечтали целые поколения чудаков, а некоторые люди над ними смеялись в глаза, хихикали за спиной, показывали на них пальцами!
А когда эти мечтания были наконец осуществлены, «разумные» люди сели в автомобиль и поехали, начали смотреть телевизор, а некоторые опять стали смеяться над новыми чудаками, которые мечтают опять о чём-то новом. Всегда находятся люди, которые смеются, а то и бесятся от злости, услышав обо всём новом, о чём мечтают другие, не замечая, что сами-то они живут среди осуществлённых мечтаний других людей. Просто они верят во вчерашний день и не верят в завтрашний — так им спокойнее.
— Ну, — рассудительно сказал Филя, — над самолётами и автомобилями, над космическими кораблями уж никто на свете не смеётся!
— Конечно! Ведь это уже старые, осуществлённые, сбывшиеся мечты!.. Но мечты появляются всё новые, их становится нисколько не меньше!
— Ты про зелёных человечков с другой планеты? — перебил Филя.
— Подожди ты с зелёными! Ах, прежде нам надо суметь научиться справедливо устроить жизнь для белых, чёрных и жёлтых человечков на нашей планете! До сих пор ещё на земном шаре не осуществилась мечта тех высмеянных всеми рассудительными людьми мечтателей, которые хотели научить людей не мучить друг друга, не считать себя выше других только потому, что у тебя другой цвет лица.
А эта мечта на всём земном шаре ведь ещё не осуществилась. Но и она станет реальностью из мечты. Такой же, как паровоз или трактор. И тогда трезвые люди скажут опять: какая же это мечта, это ведь правда!
— Ну, факт, — сказал Филя: он и сам так думал. — Значит, ты считаешь, что ты сам чудак?
— Нет, я слегка чудаковатый старик, и только, — печально сказал дедушка. — Я кое о чём мечтал. Но я чудак-неудачник. Это тоже неплохо. Не думай, что стоит стать чудаком и всё тебе удаётся. Нет, приходится иногда чудакам помечтать десять — пятнадцать тысяч лет, чтобы самый чудаковатый и удачливый чудак сообразил наконец, что колесо надо сделать круглым! Вот оно как! Я не придумал колеса. Однажды я попробовал делать фотографии по-новому, но клиенты отказались мне платить деньги за такие фотографии. Они хотели, чтобы было всё, как у других… Я чуть не разорился и не вылетел в трубу. И стал фотографировать так, как им хотелось. Время было такое.
Филе стало вдруг очень, чуть не до слёз жалко дедушку, что он жил в такое время, когда можно было вылететь в трубу.
— Кому ты говоришь! — сказал он хмуро, чтоб подбодрить. — Уж я-то знаю: самый ты настоящий чудачина! Это точно!
— Ну, спасибо на добром слове? — засмеялся дедушка, и они слегка обнялись, делая вид, что просто похлопывают друг друга по спине.
Дачники уже набрызгались вдосталь в заливе, вылезли на сушу и, отойдя в сторонку, улеглись под навесики из прутиков и полотенец от солнца и стали пить кефир.
Дедушка, потирая руки, долго устанавливал аппарат, указывал, как должен сидеть с растрёпанными волосами и одичалым видом Филя на своём «необитаемом острове», вглядываясь безнадёжно в даль. Как он должен махать проходящему мимо кораблю… Как жарить на вертеле кусочки коры у костра… И всё это он снял. Остров был ликвидирован, во всяком случае, до будущего года, и они пошли вместе домой.
Мятный тигр уже издали услышал их шаги и стал носиться по всему дому. Казалось, в доме резвится, бегает и буянит целая стая собачонок, чьи морды выскакивают то и дело то у одного, то у другого окна, в то время как ещё одна скребёт от нетерпения дверь.