Шумно и оживлённо началось в городе утро. С самого рассвета полицейские машины уже мчались с завыванием по всем направлениям. Длинная вереница чёрных фургонов Чучельного комбината потянулась к Шлаковому пустырю, готовясь забрать всех Ужасных Заговорщиков и зверей.

На главной площади пылала целая гора растрёпанных разноцветных книжек-сказок. Стаи пёстрых страничек и белых листков высоко взлетали в воздух, точно из кратера вулкана в разгар извержения. Вместе с пеплом, поднятые волной горячего воздуха, они кружились и уносились с площади высоко над крышами, точно целые караваны пёстрых и белых птиц.

Пожарные непрерывно поливали горящие сказки специальной поджигательной жидкостью, так что стены домов, окружавших громадную площадь, стали тёплыми.

Поднялся ветер. Он подхватывал улетающие с костра листки и нёс их с собой в сторону моря. Их было так много, что скоро стало казаться — высоко в воздухе над городом течёт река улетающих листков.

Колеблясь, покачиваясь и ныряя в прозрачном воздухе, улетали белые странички, на которых взмахивали белыми крыльями лебеди, сверкали морозным инеем ледяные моря и мчалась в снежном вихре Снежная Королева в блеске северного сияния. А на других зеленели луга, пёстрые от весенних цветов и бабочек, и тёмные леса с избушками на курьих ножках, уходили в радужные миражи пустыни караваны верблюдов, и на рваной, трепетавшей от ветра страничке с обожжёнными краями, казалось, быстро перебирал ножками жизнерадостный Буратино, спеша убраться подальше от города, рядом с плавно изгибавшимся листком, который нёс на ковре-самолёте радостного человечка в чалме над крышами Багдада. И стаи любопытных чаек, живших на реке у впадения в море, поднялись в воздух и с криком помчались, кружась и ныряя, следом за рекой улетающих сказок, с изумлением наблюдая, как белые нарисованные облака взлетают в небо всё ближе к настоящим белым облакам, плывущим над морем.

А в это время на краю Шлакового пустыря, вздымая тучи пыли, показались первые фургоны Чучельного комбината.

Шеф полиции с разбегу ворвался на свой командный пункт и изо всех сил заорал во все свои передатчики команду:

— Закончить операцию "Мышеловка"!

Густыми толпами полицейские с испачканными мордами поднялись с земли, где пролежали всю ночь в засаде, и торопливо начали чиститься. Земля на Шлаковом пустыре была не очень приспособлена для того, чтобы на ней ночевать!

Капитан Крокус, стоя у штурвала баржи с пистолетом в руке, увидел тучи чёрной пыли, которую подняли фургоны и двинувшиеся по пустырю полицейские, и сказал львам:

— Ну, детки, вот и конец! Будем драться! Пока мы живы, не дадим полицейским хватать ребят! Так я говорю?

— Да! — ответили львы. Глаза у них загорелись, они медленно подошли и стали, слегка пригнувшись и готовясь к прыжку, у самого борта.

"Странно, — подумал Капитан Крокус. — Ведь всю жизнь я считался капитаном. Но я был только капитан львов. А погибать мне приходится у штурвала корабля… который, правда, так и не сдвинулся с места".

Капитан в последний раз бросил взгляд на парус. Он висел как тряпка. Да он и был громадной тряпкой, как всякий парус, когда нет ветра, чтоб его развернуть.

Очень уставшие за ночь ребята стояли на палубе, тоже не отрывая глаз от паруса, и самые маленькие и слабенькие из них уже завели тихое жалобное похныкивание, которое грозило перейти в общий безутешный рёв и плач…

С высоты обрыва, где стоял домик Капитана Крокуса, нёсся топот, звон разбиваемых стёкол и крики — это полиция под командой самого Шефа обыскивала и переворачивала всё вверх дном, разыскивая сбежавших Ужасных Заговорщиков.

Обнаружив, что домик пуст, полицейские кинулись обыскивать всё вокруг, и вот уже сам Шеф полиции появился на высоком обрыве и увидел баржу. Видно было, как он протянул руку, показывая своим молодцам, и что-то крикнул, но звука его голоса не было слышно.

Неистовый, пронзительный резкий тысячеголосый крик чаек заглушил всё вокруг. Шеф полиции изумлённо поднял голову и уставился на небо.

На палубе баржи сотни пар глаз, среди которых было уже немало заплаканных, сотни маленьких носов, среди которых было немало уже мокрых и жалобно хлюпающих, тоже запрокинулись и уставились в небо, где, кружась, ныряя и взлетая, окружённая обезумевшими от любопытства чайками, играя на солнце, текла высоко в воздухе река листочков.

Поток тёплого ветра пригнул траву на обрыве, зарябил воду, и дети, задрав кверху головы, замерли с открытыми ртами, и тут тот самый маленький мальчик, который накануне самым последним тащил большую ливерную колбасу на пустырь, а теперь стал первым обладателем самых заплаканных глаз и самого мокрого курносого, шмыгающего, хлюпающего носа, самый первый улыбнулся, сперва робко, потом до ушей, потом засиял и замахал шапочкой, глядя в небо.

— Ты кому? — спросил его Мухолапкин.

— Гусёк!.. Он лисицу обманул! Во-он летит! — воскликнул Мальчик, Который Хотел Принести Ливерную Колбасу.

— Дурачок ты, — сказал Мухолапкин. — Это Братья Лебеди.

— Белоснежка! — охнула от радости девочка.

Текла воздушная река, кричали чайки, всё новые листки, колеблемые, подхваченные ветром, неслись к морю, и каждый видел что-нибудь своё любимое и следил за ним глазами и вскрикивал от радости, узнавая друзей.

В глазах всё мелькало, трепетало, переливалось, точно крылья бабочек, так что нельзя уже было понять, ветер ли несёт белокрылых лебедей или взмахи их крыльев гонят воздух, поднимая ветер.

Железный борт баржи громко заскрежетал о причал. Капитан Крокус вздрогнул, оглянулся и чуть не вскрикнул: звенящий пёстрый ветер наполнил заплатанный парус со всеми его горошками, клеточками, мухоморами и цветочками. Парус развернул свои обвисшие складки и медленно, гордо расправил грудь. Платочки, косынки, холстинки стали парусом!

Баржа ещё раз толкнулась о причал, и вода заплескалась и забурлила у её борта. Капитан Крокус кинулся к штурвалу, повернул его, и тут все заметили, что баржа поплыла, отворачивая от берега! Поплыла!

Солнце встало где-то далеко в открытом море, и от него по воде пролегла алая полоса солнечного света. И по этой вот полосе, медленно рассекая волны, двинулась старая баржа мимо города, прямо к открытому морю и солнцу.

Остался позади Шлаковый пустырь с полицейскими, бегавшими по берегу, с чёрными фургонами, готовыми к погрузке, с распахнутыми железными дверьми.

Громадный, тысячеэтажный, миллионнооконный город медленно уходил назад. Вода журчала у бортов, вокруг баржи стоял гомон чаек и детских весёлых голосов, а в городе как будто ничего не изменилось, только всем вдруг стало как-то неуютно и пусто. Точно над городом включили гигантский холодильник и всё там, начиная с человеческих сердец, стало застывать.