Сергей Павлович Курдюмов, мой Учитель, строя модели синергетики и развивая синергетическое видение мира, всегда с особым трепетом относился к возможности приоткрыть – с помощью синергетики – завесу над тайной феномена человека и его тела и сознания. Рассматриваемые мною в этой главе новый энактивный и телесный подходы к пониманию человеческого сознания как эпифеномена над отношением «мозг – тело – окружающая среда» может помочь нам в раскрытии сложных внутренних механизмов работы сознания.

 

11.1. Дэвид Юм как предшественник концепции энактивного ума

В «Трактате о человеческой природе» Юм последовательно продвигался в направлении обоснования натуралистической концепции человеческой природы. Он полагал, что все аспекты жизни человека, и когнитивные, и нравственные, и эстетические можно объяснить с натуралистической точки зрения.

Проект Юма – это, как он сам его называет, «экспериментальная философия», т. е. философия, основанная на опыте. «Если наука о человеке (science of man) является единственным прочным основанием других наук, то единственное прочное основание, на которое мы можем поставить саму эту науку, должно быть заложено в опыте и наблюдении». Сущность ума также неизвестна нам, как и сущность внешних тел, и в познании ума мы не можем выходить за пределы опыта. Ведь все наши привычки основаны на опыте. Опыт является и начальным, и конечным пунктом всех наших рассуждений о познании.

Юм усомнился в существовании жесткой границы между человеком и животными и высказывался в защиту положения, что звери также наделены богатой гаммой эмоций, чувств, впечатлений и даже мышлением. «Не только люди, но и животные обладают способностью мышления и рассудка (reason)», – полагает он. В наши дни Э. Томпсон, коллега и соавтор Ф. Варелы, заложившего фундамент для динамического энактивистского и телесного подходов в когнитивной науке, отстаивает положение о сильной (или глубокой) непрерывности жизни и ума, поскольку существуют единые образцы самоорганизации, свойственные и жизни, и уму. «В науке о сознании, – поясняет Томпсон, – предположение, что жизнь служит прообразом ума, а ум принадлежит к жизни, было названо тезисом о сильной непрерывности жизни и ума… или, как я предпочитаю называть это, о глубокой непрерывности жизни и ума. Согласно этому тезису, жизнь и ум разделяют набор базисных организационных свойств, и организационные свойства, характерные для ума, являются обогащенной формой тех свойств, которые фундаментальны для жизни». С позиции современной теории сложных систем можно говорить о сквозной непрерывности – непрерывности неживого, способного к самоорганизации, самодостраиванию, демонстрирующего свойства квазижизни (вихри, ураганы и т. п.), жизни, построенной на началах автопоэзиса, и ума (ментального). Динамика природы, самоорганизующейся неживой природы и гомеостатически устроенной живой природы, подобна динамике ума.

То, что у Юма высказывается как догадки или намеки, становится ныне краеугольными камнями для неклассической эпистемологии и динамического энактивистского подхода в когнитивной науке. Прежде всего, это юмовское ощущение недостаточности картезианской дихотомичной и рационалистической философии, с позиции которой познание представляется формой абстрактного рассуждения, происходящего в бестелесном царстве ментальной субстанции. Юм говорит о единстве (или союзе) ума и тела и о том, что мы не должны отделять вопрос о субстанции ума от вопроса о причине движения. Мышление и движение «постоянно бывают связаны друг с другом… Движение, может быть, действительно является причиной мышления и восприятия».

Энактивистская когнитивная наука сегодня принимает в качестве одной из исходных посылок недостаточность репрезентатистской теории восприятия, а также вычислительной теории познания, строящейся на метафоре «мозг как компьютер». Складывается убеждение, что неправомерно рассматривать мозг по аналогии с компьютером и смотреть на процесс познания как на вычислительные манипуляции внутренними ментальными репрезентациями. Ум требует тела и возникает во взаимной игре мозга, тела и окружающей среды. Ум проявляется в способности движения и взаимодействия с реальным миром, а также в адекватном ответе на изменяющиеся условия внешней среды.

Телесность познания при этом понимается так, что всякий когнитивный агент как-то физически, телесно встроен в мир. Более того, сам факт обладания определенным телом определяет различия в способах познания мира. Телесное действие конституирует восприятие и познание. Благодаря своей телесной активности когнитивная система энактивирует мир смыслов, выделяет контур своей среды. Проблема смысла становится не просто проблемой познания, а проблемой существования в действии.

Юм развивает достаточно глубокую теорию ума человека как пучка различных восприятий (the bundle theory of mind). Он сторонится метафизических спекуляций и говорит, что каждый человек в его познавательных, умственных свойствах есть «не что иное, как связка или пучок (bundle or collection) различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении». В этой своей теории Юм по сути дела движется к пониманию ума (человеческого Я) как автопоэтической системы, т. е. системы, производящей саму себя, постоянно достраивающей и поддерживающей саму себя. Главными признаками автопоэтической системы, согласно теории У. Матураны и Ф. Варелы, является ее организационная (операциональная) замкнутость и структурное сопряжение с окружающей средой. Компоненты автопоэтической системы являются одновременно и причинами и следствиями их собственной организации; они соединены по принципу циклической причинности. Понятие автопоэтической организации формирует ядро энактивистского подхода к пониманию Я (воспринимающего и действующего ума) как живой системы (биологически базированная теория познания) и проживающей и переживающей себя в своей субъективности (феноменологический подход к познанию). Юмовская теория ума как пучка может быть интерпретирована как базовая для современного представления об уме как о некоторого рода самоорганизующейся динамической системе. На этой почве сегодня происходит встреча когнитивных наук и феноменологии и осуществляется исследовательская программа натурализованной феноменологии, или, как ее называл Варела, нейрофеноменологии.

Юм вводит любопытную метафору – ум как театр. Ум, по его словам, есть «нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные восприятия; они проходят, возвращаются, исчезают и смешиваются друг с другом в бесконечно разнообразных положениях и сочетаниях. Собственно говоря, в духе [на самом деле Юм пишет здесь о mind, т. е. об уме. – Е. К] нет простоты в любой данный момент и нет тождества в различные моменты, как бы велика ни была наша естественная склонность воображать подобную простоту и подобное тождество». В театре играют актеры, и есть зрители, которые наблюдают за игрой актеров и за разворачиванием действа, причем по принципу интерактивности сами актеры являются зрителями, а зрители могут вступить в театральное действо, переживая это действо как свое собственное. Чем это не автопоэтическая организация, построенная на энактивности, реальном и/или виртуальном вдействовании в среду? Ведь всякая автопоэтическая организация действительно умеет поддерживать свою тождественность, идентичность в непрерывном процессе изменений, постоянно преодолевая и развивая себя, но вместе с тем сохраняя свое ядро. Самосознающий ум (Я) есть простая сложность или сложная простота, стержневая детерминация сохраняется сквозь постоянные вариации.

И наконец, Юм показывает, как строится живой телесный самоорганизующийся ум, тождество ума-тела каждого организма и каждого индивида как личности. Мысли, заложенные в этом пассаже, предвосхищают современное понимание принципов эволюционного холизма, способов конструирования сложноорганизованного целого из частей. «Этот результат [установление идентичности. – Е. К] станет еще заметнее, если к общему назначению частей прибавить их гармоническое сочетание (sympathy) и предположить, что во всех своих действиях и операциях они находятся во взаимном отношении причины и действия. Так обстоит дело со всеми животными и растениями, составные части которых не только приноровлены к одной общей цели, но и находятся во взаимной зависимости, взаимной связи. Действие столь тесного отношения между ними таково, что хотя, как всякий согласится, по прошествии нескольких очень немногих лет и растения и животные изменяются полностью, однако мы все же приписываем им тождество, несмотря на то что их форма, размеры и вещество совершенно меняются».

Юм выступает здесь как предшественник Варелы и его нынешних последователей, развивающих энактивизм как новый тип конструктивизма в эпистемологии и когнитивной науке.

Догадка Юма, что следует рассматривать ум в терминах динамической активности и телесности, начинает реализовываться сегодня как целая исследовательская программа энактивизма.

 

11.2. Автопоэзис: рождение концепции

Чилийские ученые Франсиско Варела (1946–2001) и его старший коллега, учитель Умберто Матурана (р. 1928) создали в начале 1970-х годов концепцию автопоэзиса, или самопроизводства, жизни, живых существ. Их исходной исследовательской установкой было выявление сущности жизни. При этом они не соглашались с распространенным представлением, что сущность живых систем в отличие от неживых – в их способности к самовоспроизведению, репродукции. Это свойство представлялось им недостаточным для понимания того, что делает жизнь жизнью.

А всё начиналось с исследовательских увлечений и явной склонности Варелы к философствованию еще в студенческие годы. Как студенту, стремящемуся проникнуть в существо биологических проблем, ему посоветовали установить контакт с нейробиологом Умберто Матураной. В своей биографической статье «Первые шаги автопоэзиса: Хайнц и Чили» он вспоминает: «В погожий апрельский день в 1966 году я пошел, чтобы познакомиться с ним в его лаборатории, расположенной в подвальном помещении одного из отделений новой школы. В то время Матурана был уже признанным ученым, известным по своим иследованиям в области физиологии зрения, результаты которых были представлены в нескольких классических статьях, написанных в Гарварде и в Массачусетсом Технологическом Институте. В Чили он продолжал работать по физиологии и анатомии сетчатки глаза позвоночных животных». Ввалившись в его лабораторию, юный студент со всем энтузиазмом заявил, что хочет «изучать роль сознания во вселенной», на что получил от Матураны ответ: «Мой мальчик, вы попали как раз туда, куда следует».

Еще будучи студентом биологического факультета Католического университета в Сантьяго, Варела стал серьезно увлекаться философией, читая классические тексты Аристотеля, Ортеги-и-Гассета, Сартра, а также открыл для себя европейскую феноменологическую традицию, обратившись к изучению воззрений Гуссерля, Хайдеггера, Мерло-Понти, – философов, которые наложили отпечаток на все его последующие исследования в области когнитивных наук.

Следуя по стопам своего учителя Матураны, Варела для завершения своего биологического образования в январе 1968 г. отправился в Гарвардский университет, где в июне 1970 г. защитил докторскую диссертацию по проблеме обработки информации, получаемой сложным глазом насекомого. По признанию Ф. Варелы, чрезмерно прагматическая ориентация американской науки совсем не подходила складу его ума, его всегда интересовали вопросы биологии познания и более общие вопросы природы феноменов сознания. Когда его втягивали в дискуссии во время ленча в студенческой столовой, обычной реакцией были слова: «Франсиско всегда впадает в философию».

После успешного окончания Гарвардского университета Варела имел блестящие предложения от престижных американских университетов. Но, не подчинившись закону утечки мозгов, он сознательно вернулся работать на родину в сентябре 1970 г. Он вспоминает: «Несмотря на протесты моих профессоров, я отказался от должности исследователя в Гарварде и другой должности профессора в еще одном американском университете. Я решил занять должность, предложенную мне Научным факультетом в Сантьяго, будучи оправданно заинтересованным в возвращении тех средств, которые были вложены в мое обучение. Я возвратился в Чили 2 сентября 1970 г., и выборы Альенде, состоявшиеся два дня спустя, оказались для меня вторым и подлинным завершением моего образования».

Последующие три года стали для Варелы наиболее креативным периодом жизни и в интеллектуальном, и в научном, и в философском планах, когда им совместно с Умберто Матураной была создана теория автопоэзиса, призванная объяснить сущность жизни. Период творческого подъема соответствовал годам демократического правления Сальвадора Альенде, которому Варела глубоко симпатизировал.

Теория автопоэзиса в своих основных чертах была разработана Матураной и Варелой за довольно короткий период совместной напряженной работы, немногим более чем за год. Они размышляли над вопросом о циклической природе метаболизма живых существ и его отношении к когнитивной деятельности. «Это были времена поиска и обсуждений, фокусирующихся на том, что казалось неудовлетворительным, на аномалиях, – пишет Варела. – Не удовлетворяло главным образом понятие информации как ключевое для понимания мозга и познания; это понятие, похоже, не играло явной роли в понимании биологических процессов. Интуиция Умберто, однако, подсказывала, что живые существа являются, как он говорил в те дни, “само-отнесенными” (‘self-referred’) и нервная система некоторым образом способна генерировать свои собственные условия отношения к окружению. Это был вопрос об изменении ориентации внутри “экспериментальной эпистемологии” (отличный термин, введенный МакКаллохом)».

Варела рассказывает о том, как родилась сама идея автопоэзиса. «Непосредственной предпосылкой созревания автопоэзиса был текст, написанный Матураной в середине 1969 г., первоначально названный “Нейрофизиология познания”. Умберто продолжал свою собственную линию исследования и все время ставил вопросы о неадекватности идеи информации и репрезентации для понимания биологической системы. Он посещал меня несколько раз по разным поводам в Кембридже и, как и в Сантьяго, мы проводили длинные беседы. Во время весеннего семестра 1969 г. Хайнц пригласил его приехать в Биологическую Компьютерную Лабораторию на несколько месяцев, и эта возможность совпала с международной встречей Фонда Веннера-Грена по теме “Познание: множественный взгляд” (“Cognition: A Multiple View”). Это мечтательное название было в духе чудовищного развития того, что сейчас называют когнитивной наукой, но в то время это еще не рассматривалось в качестве особой области науки.

Умберто подготовил текст для этой встречи, где он впервые ясно и привлекательно выразил свои созревшие идеи, с тем чтобы разъяснить, что он до сих пор подразумевал под самоотнесенной природой живых существ, и определенно установить понятие репрезентации как эпистемологическую ось, которая должна быть изменена. С его точки зрения, было необходимо сконцентрировать внимание на внутренней связности нейронных процессов и описать нервную систему как “закрытую систему”, как утверждалось в тексте. В этой статье делается важный скачок, и сегодня я все еще убежден, что это было несомненным началом поворота в новом направлении. Я помню, как Умберто приехал в Иллинойс и как мы обсуждали некоторые трудные места этого текста, когда он завершал работу над ним. Этот текст был опубликован вскоре после этого (Garvin P. (Ed.) Cognition: A Multiple View. Washington: Spartan Books, 1970) и начинался с абзаца, в котором выражалась благодарность Хайнцу и мне за обсуждения, которые мы проводили по этой теме. Затем Умберто переработал этот текст в еще более полный вариант, который получил название “Биология познания”…

В своей статье Умберто провел параллель между циклической природой нейронных процессов и тем фактом, что организм является также циклическим процессом метаболических изменений, как это было показано в журнале “Science” со ссылкой на недавнюю статью Коммонера, в которой обсуждались новые результаты в области биохимии метаболизма и его эволюции. Рассматриваемый вопрос, таким образом, состоял в следующем: если мы на время оставим в стороне организацию нервной системы и сфокусируем внимание на автономии жизни в ее клеточной форме, то что мы сможем сказать? Этим размышлениям о циклической природе метаболизма живых существ и его отношении к когнитивной деятельности, хотя они едва ли занимают короткую страницу в окончательной версии “Биологии познания”, предстояло стать тем фокусом, из которого будет выведена идея автопоэзиса.

Это были последние месяцы 1970 г., я снова был в Чили, и Биологический факультет обратился ко мне с просьбой прочитать вводный курс по клеточной биологии для новых студентов. Матурана и я были теперь коллегами на Биологическом факультете и имели соседние офисы в “переходных” (но все еще используемых) помещениях на новой территории Научного факультета на Калле Лас Палмерас в Макул. Было все, чтобы начать исследования природы минимальной организации живого организма, и мы не теряли времени зря. В моих записях первые зрелые наброски появились к концу 1970 г., а к концу апреля 1971 г. появилось больше деталей наряду с минимальной моделью, которая станет позднее предметом компьютерного моделирования. В мае 1971 г. в моих записях появился термин “автопоэзис” как результат вдохновенной идеи нашего друга Хосе М. Булнеса, который только что опубликовал диссертацию о Дон Кихоте, где он проводил различие между praxis и poesis. Новое слово было уместным, поскольку мы хотели обозначить нечто новое. Но это слово приобрело силу только в соединении с содержанием нашего текста, в котором определялся его смысл; его резонанс выходит далеко за пределы просто шарма от неологизма.

Это были месяцы практически постоянной работы и дискуссий. Некоторые идеи я пробовал обсуждать с моими студентами по курсу клеточной биологии, другие обсуждал с коллегами в Чили. Для нас стало ясно, что мы пускаемся в путешествие, которое было осознанно революционным и антиортодоксальным, и что это мужество всем было обязано общему настроению в Чили, где возможности развертывались в коллективное творчество. Месяцы, которые привели к разработке автопоэзиса, неотделимы от Чили того времени.

Зимой 1971 г. мы уже осознавали, что имеем дело с важным понятием, и мы решили представить это в письменной форме. Наш друг одолжил нам свой дом на взморье Качагуа, куда мы дважды приезжали между июлем и декабрем. Дни, проведенные на морском берегу, были поделены между длительными прогулками и монашеским ритмом писания, которое обычно начинал Умберто, а я продолжал далее в течение дня. Одновременно я начал работу над первым наброском (который был пересмотрен Умберто) более короткой статьи, в которой выдвигались принципиальные идеи с помощью воспроизведения минимальной модели (которая была названа “Протоб”, далее об этом будет сказано подробнее). Примерно к 15 декабря (опять согласно моим записям 1971 г.) мы имели полную версию текста на английском, названного “Автопоэзис: организация живых существ”. Рукописная версия насчитывала 76 страниц, с которой мы сделали несколько дюжин копий, используя старый синечернильный мимеограф. Хотя впоследствии этот текст был несколько видоизменен, именно этому тексту предстояло быть опубликованным намного позже».

Как часто случается в истории науки, творческое сотрудничество Матураны и Варелы развивалось по восходящей спирали, в которую зрелый собеседник вносил свой опыт и свои прежние соображения, а молодой ученый – свежие перспективы и идеи. Эта смесь прошлого и настоящего, талантов и слабостей, продуктивного воображения и скрупулезного критического анализа и привела к качественному скачку – рождению новой идеи. К 15 декабря 1971 г. был подготовлен текст на английском языке «Автопоэзис: организация живых существ».

Работа, которая была закончена к концу 1971 г., была принята научным сообществом далеко не сразу. Она была послана, по крайней мере, к пяти издателям и в ряд международных журналов, и они все без исключения сочли, что этот текст нельзя публиковать. Еще раз подтверждается старая истина, что судьба всех новых научных идей нелегка. Эта книга вышла в свет лишь спустя девять лет, после многочисленных отказов со стороны международных издательств. Она была опубликована только тогда, когда идеи теории автопоэзиса уже получили распространение благодаря научным докладам на международных конференциях, нескольким статьям в реферируемых журналах и поддержке известных ученых, прежде всего Хайнца фон Фёрстера. Последний был, по сути дела, первым ученым, кто сразу же проявил интерес к идее автопоэзиса, в то время как почти все другие убеждали Матурану и Варелу отказаться от пустых спекуляций. Варела всегда с особой теплотой говорил о своей дружбе и постоянном плодотворном научном общении с фон Фёрстером – видным представителем кибернетического движения, который является автором концепции кибернетики кибернетики, или кибернетики второго порядка, а также конструктивистской версии теории познания. А мировоззренческая позиция конструктивизма оказала заметное влияние на теоретические представления Варелы.

Варела так описывает ситуацию со сложностью опубликования идеи автопоэзиса и решающую роль, которую сыграл Хайнц фон Фёрстер в опубликовании первой статьи об автопоэзисе: «Статья была послана в несколько журналов, включая “Science” и “Nature”, но результаты были подобны тому, что произошло с нашей книгой: полное отвержение. Хайнц приехал в Чили зимой 1973 г. и помог нам в значительной степени переписать текст. Он взял этот текст в Соединенные Штаты и сам послал его редактору журнала “Biosystems” (“Биосистемы”), членом редакционного совета которого он был. Статья была встречена резкими комментариями в отзывах, но вскоре после этого была принята и, наконец, опубликована в середине 1974 г. (Varela F., Maturana H. and Uribe R. Autopoiesis: The Organization of Living Systems, Its Characterization and a Model // Biosystems. 1974, Vol.5. P. 187–196)». Это было первой публикацией идеи автопоэзиса на английском для международной общественности, что привело к тому, что международное сообщество обратило внимание на эту идею. Кроме того, эта статья предвосхищала ту научную область исследований, в которой через двадцать лет, в 1990-х годах, начался настоящий бум исследований. Это искусственная жизнь и клеточные автоматы.

Драматичная ситуация, сложившаяся после прихода к власти Пиночета в сентябре 1973 г., вынудила Варелу как активного сторонника Сальвадора Альенде эмигрировать из Чили вместе со своей супругой. Они без промедления выехали из страны с тремя детьми, маленькими чемоданами и сотней долларов в кармане. За последующие два десятилетия он со своей семьей сменил пятнадцать различных жилищ в пяти странах на трех континентах, что, по его собственному признанию, вселило в него дух свободы, мобильности, открытости к различным интеллектуальным веяниям, независимо от тех сторон света, с которых они приходили.

Теория автопоэзиса сформировалась, таким образом, в определенном интеллектуальном климате чилийского научного сообщества в начале 1970-х, выразила, по сути, «дух времени», вербализовалась в устах Матураны и Варелы. Она автопоэтично кристаллизовалась в определенной исторической ситуации. Сама логика исторической ситуации в развитии науки подвела к рождению идеи автопоэзиса, научная среда должна была оказаться подготовленной к ее принятию. Ибо, как отмечает Варела, «идеи возникают как движения в исторической сети событий, в которой формируются индивиды, а не наоборот».

А далее наступил совершенно иной этап. Трудности с продвижением и публикацией первой монографии Матураны и Варелы вскоре сменились вниманием к концепции, ее признанием, а потом и широким распространением в научном сообществе. Варела размышляет, почему идея автопоэзиса имела успех: «Что это означает, если идея, подобная идее автопоэзиса, в буквальном смысле, теория клеточной организации, обретает видимые очертания и занимает особое положение за пределами теоретической биологии и начинает воздействовать на отдаленные области знания? Мой ответ заключается в том, что, в конечном счете мы можем только понять этот феномен, поскольку эта идея имеет в качестве подоплеки важную историческую восприимчивость, с которой она соотносится и резонирует. Исторический фон этих тенденций не проявляется сразу как четко очерченный, он становится ясным ретроспективно, ибо идеи, подобно истории, являются возможностями, которые культивируются, а не результатом какого-то механического детерминизма. По прошествии определенного времени автопоэзис занимает привилегированное место, на мой взгляд, благодаря тому, что он ясно и эксплицитно выразил тенденцию, которая сегодня становится уже силой во многих сферах культурного исследования.

Тенденция, о которой я говорю, может быть коротко выражена так. Это – исчезновение интеллектуального и социального пространства, которое делает познание умственной репрезентацией, а человека рациональным деятелем. Это исчезновение того, что Хайдеггер называет эпохой образа мира. В этой связи можно было бы сослаться также и на картезианство. Автопоэзис стал влиятельным по той причине, что он смог встать в один ряд с другим проектом, который фокусируется на интерпретативной способности человеческого существа и постигает человека как субъекта, который не открывает мир, а скорее создает его. Это то, что мы назвали бы онтологическим поворотом современности, который к концу XX века приобретает очертания как новое пространство для социального взаимодействия и мышления и, несомненно, прогрессивно изменяет лицо науки. Другими словами, автопоэзис является частью картины, которая намного шире, чем биология, в рамках которой он занимает сегодня привилегированную позицию. Именно резонанс с исторической тенденцией, больше интуитивной, чем известной, составляет ядро первоначальных идей об автопоэзисе, формирование которых я намереваюсь проследить».

Получив признание в начале 1980-х, теория автопоэзиса определила дальнейший творческий путь Варелы как ученого. Возникнув первоначально как биологическая теория, эта теория, по сути, влилась в русло влиятельного междисциплинарного течения – теории сложности (синергетики). Факт сегодняшнего дня в том, что теория автопоэзиса плодотворно применяется в когнитивных науках, эпистемологии, социологии и других социальных и гуманитарных областях. Сегодня нередко говорят об автопоэзисе мысли, автопоэзисе человека, автопоэтической социальной организации (системе). Любопытно, что в 1960-е и 1970-е годы почти все попытки изучения сложных систем, к которым можно отнести и выдвижение идеи автопоэзиса, воспринимались как «трансдисциплинарный шум», и лишь в 1980-х годах это направление начинает утверждаться и разветвляется на ряд различных областей научных исследований, таких как искусственная жизнь, динамическая нейронаука, невычислительный (динамический) подход в когнитивных науках и т. п.

Один из лейтмотивов творчества Франсиско Варелы на протяжении всей его жизни – исследование биологической укорененности человеческого знания, встроенности познающего субъекта в окружение, ситуационности познания. Классический пример когнитивной науки – категории цвета. Живые организмы живут фактически в разных и не пересекающихся друг с другом хроматических мирах. И если мир голубя окрашен в пять цветов, перед бабочками открывается неожиданное великолепие мира в ультрафиолетовом свете, недоступное человеческому глазу, ночные животные (волки и другие хищные звери), как правило, не различают цветов, т. е. видят мир черно-белым, а палитра красок мира, предстающая перед человеческим глазом, широка и включает в себя множество цветов и оттенков цвета (причем в разных языках число основных категорий цвета различно), то не имеет смысла вопрошать, каков подлинный цвет мира. Поэтому позиция Варелы такова, что мир не может быть охарактеризован посредством атрибутов, но только посредством потенций, которые актуализируются в когнитивном действии и благодаря ему. Мир организма возникает вместе с его действием. Это – «энактивированный» мир. Здесь корни и понятия авто-поэзиза, в буквальном смысле само-производства, как фундаментального свойства организации всякого живого существа.

Франсиско Варела критиковал доминирующую в когнитивных науках модель, согласно которой мозг рассматривается по аналогии с компьютером (компьютерная метафора или вычислительная парадигма). Вычислительная парадигма исходит из того, что мозг представляет собой некий тип нейронного компьютера, возникший в ходе эволюции. Варела же отстаивал динамическую парадигму и утверждал, что мозг не сводим ни к какому суперкомпьютеру, что ум является эмерджентной, сложноорганизованной и автономной сетью элементов, а уровень когнитивных процессов является независимым, на нем возникают новые, не редуцируемые к субстратной основе качества. Нет нужды в новом иерархическом уровне или «шефе», чтобы дирижировать оркестром элементов познания, сама динамика познавательных процессов выполняет эту роль. Мышление и сознание – характерные свойства человеческих существ, которые неотделимы от их опыта и действия в мире. В этой перспективе в когнитивных науках могут плодотворно применяться такие подходы, как подход феноменологии или буддизма, которые сфокусированы на рассмотрении мышления как жизненного опыта.

С 1986 г. Варела обосновался во Франции, в Париже, став профессором когнитивной науки и эпистемологии сначала в Политехнической школе. Затем с 1988 г. он работал в Национальном центре научных исследований, получив пост директора Лаборатории когнитивной психофизиологии в Госпитале Сальпетриер. Варела умер 28 мая 2001 г. на самом пике своей творческой карьеры. В начале 1990-х годов он заразился гепатитом С. И хотя в мае 1998 г. он успешно перенес операцию по пересадке печени, после этого он смог прожить всего три года. В последние годы жизни он опубликовал целый ряд оригинальных и инновационных работ, в которых представил результаты своих феноменологических исследований человеческого сознания, в том числе и глубокие и волнующие размышления о своей собственной болезни и опыте трансплантации органов.

Разработка совместо с Матураной концепции автопоэзиса была для Варелы хорошим стартом. Ведь сделанное им в биологии и нейрофизиологии в 1970-е годы продвинуло его к выдвижению блестящих идей и плодотворной концепции энактивного ума в когнитивной науке в 1990-е годы. До сих пор, спустя десять лет после его смерти, Варела остается флагманом исследований и одной из наиболее цитируемых фигур в философии сознания и когнитивной науке. Его интеллектуальной традиции следует ряд влиятельных международных журналов, в том числе «Phenomenology and the Cognitive Sciences».

Ключевое свойство живых систем, по мнению Матураны и Варелы, – это авто-поэзиз, в буквальном смысле само-производство (греч. αυτος – сам + ποιησις – производство, созидание, творчество) всякого живого существа, поддержание им своей идентичности. Это был нетривиальный, новый подход в понимании сущности жизни. Встреченная первоначально чрезвычайно холодно, концепция автопоэзиса получила впоследствии широкое признание научного сообщества. Более того, она была успешно распространена и на понимание общественных систем и организаций, что является заслугой, в первую очередь, немецкого философа Никласа Лумана. В свете автопоэзиса можно понимать сегодня функционирование сложных самоорганизующихся систем вообще, т. е. автопоэзис вливается в теорию сложных систем, которую у нас в России чаще называют синергетикой.

Основные положения концепции автопоэзиса перекликаются с идеями, развитыми в рамках эволюционной эпистемологии, прежде всего К. Лоренцем, Р. Ридлем и Ф. Вукетичем. Первое положение состоит в том, что жизнь есть познание (life is cognition) или познание есть атрибут жизни. Если попытаться просто для себя усвоить, что если не определяется, то подразумевается под познанием (cognition), то наилучшим ответом будет: cognition – это software живого существа, а hardware – это его тело.

Как уже отмечалось выше, Матурана и Варела использовали компьютерную модель искусственной жизни наподобие клеточного автомата, который имитировал возникновение упорядоченных структур из первоначально неорганизованного вещества. Важнейшим фактором было наличие катализирующих элементов, ответственных за нелинейные обратные связи, запускающие процессы самоорганизации. Жизнь возникает с появлением способности к самоподдержанию и к восстановлению нарушенных связей между клетками, что противодействует разрушающим воздействиям извне. Компьютерная модель показывала, что структуры обретают способность каким-то образом контролировать происходящие нарушения связей, чтобы их восстанавливать. Эта способность самоподдержания целостности структур легла в основу определения сущности жизни, а затем и феномена познания.

Чтобы определить сущность познания, Варела выделил характерное свойство живого существа. «Я придерживаюсь здесь того взгляда, что репродукция не является существенной для минимальной логики жизни… Идентичность имеет логический и онтологический приоритет над репродукцией, хотя и не предшествует репродукции в историческом плане». Таким образом, определяющим свойством живого существа является поддержание им своей идентичности (тождественности) и внутренняя направленность на сохранение своей идентичности. Варела развивает свою мысль: «Всякая поломка может рассматриваться как основание для поиска того, что упущено, чего недостает системе, чтобы она могла поддержать свою идентичность… Короче говоря, это постоянное, непрекращающееся действие и поиск того, чего не хватает, становится базой для непрерывной когнитивной активности системы». «Создание когнитивной области связывает организмы и их миры так, что это и составляет саму суть понятия интенциональности, используемого в современной когнитивной науке… Использование этого когнитивного термина здесь оправданно, поскольку он лежит в самой основе того, как интенциональность возникает в природе». «Более традиционный уровень когнитивных свойств, включая мозг как многоклеточный аппарат, это в сущности продолжение того же самого базисного процесса».

Варела суммирует свою мысль следующим образом: «Познание в его отношении к жизни есть активность по поиску и устранению неполадок. Познание есть действие, направленное на нахождение того, что упущено, и восполнение недостающего с точки зрения когнитивного агента». Познание обладает сродством с жизнью, которая умеет отыскивать поломки, дефекты и нарушение и давать на это свой ответ, устраняя обнаруженные неполадки. А это уже является важнейшим положением для развития концепции ума как автопоэтической системы.

 

11.3. Концепция автопоэзиса: от понимания сущности жизни к пониманию сущности познания

Если исходить из концепции автопоэзиса, то неизбежен вывод: познание неотделимо от жизни, первое всегда сопутствует второму и наоборот. Подобную позицию, в сущности, занимал и Конрад Лоренц. «Жизнь как таковая в одном из своих существенных аспектов представляет собой когнитивный процесс. Жизнь обрела существование с “изобретением” структуры, способной собирать и сохранять информацию», – писал он в работе «По ту сторону зеркала».

Важнейшими свойствами автопоэтической системы являются ее автономность, самореферентность (циклическая организация, в которой она порождает продукты, которые ее саму порождают, поддерживают и возобновляют), операциональная замкнутость, ее структурное сопряжение со средой и структурный детерминизм.

Поскольку жизнь тождественна познанию, то автопоэзис является сущностью не только всякой жизни, но и всякого процесса познания.

Человек беспрерывно восстанавливает себя и поддерживает свою идентичность и в телесном, физическом, и в духовном планах. Сложная организация души-тела человека балансирует «на краю хаоса», на хрупкой границе между жизнью и смертью. Необратимый телесный и духовный рост, подъем по лестнице жизни и возвышение духа над самим собой невозможны без возвратов к старому, без оглядок, без переключения на иной режим, когда в основном происходит растекание по старым следам, без спусков на несколько ступенек вниз. Нужно спускаться хоть немного, чтобы однажды не скатиться по всей лестнице вниз, не сорваться на полное падение, не умереть.

 

11.4. Тело-сознание как самореферентная система

Сознание, сопряженное с телом, является в высшей степени самореферентной системой. Оно способно к самообучению и самодостраиванию. Возвышение сознания есть показатель внутреннего роста личности.

Речь идет о высшей ценности человеческой жизни – самореализации, о чем говорили мыслители со времен Гераклита до Абрахама Маслоу построившего известную пирамиду человеческих ценностей. По мысли Гераклита, ничто никогда не есть, но все становится, поэтому и себя он видит в процессе непрерывного становления, обнаружения своей собственной природы. Он смотрел на мир широко открытыми, полными любопытства глазами, но все, что знал, выпытал у самого себя. «Я искал самого себя», – говорил Гераклит. А В. Вульф утверждала, что «помимо трудности самовыражения есть еще бо́льшая трудность: быть самим собой… Человек, осознавший самого себя, приобретает независимость; отныне он не знает, что такое скука, и жизнь легка, и он купается в глубоком, но умеренном счастье».

Сознание является операционально замкнутой системой, т. е. одновременно и отделенной от мира (фильтры сознания), и соединенной с ним (открытость миру). Операциональная (организационная) замкнутость является условием успешной когнитивной и креативной активности сознания.

Индивидуальность телесного сознания (или мыслящего тела) – это, в первую очередь, автономность внутреннего мира человека. Независимость от внешних влияний дает возможность телесному сознанию существовать и развиваться, расти. Индивидуальность – это существование в обыденности внешнего мира как в вакууме. В результате обостряются одиночество и боль души, возникает стремление вырваться из мира данности, взглянуть на мир другими глазами, ощутить странность этого бытия. Ощущение странности мира дано не каждому оно есть путь к открытию, к осознанию новых форм, новых понятий, нового слова, новой мелодии, нового стиля в живописи и т. п. Такая ориентация ума была присуща Ницше, который утвеждал, что философия есть «искание всего странного и загадочного в существовании».

Телесное сознание творящего человека индивидуалистично. Это камерное сознание. Человеку нужно спрятаться в себе, чтобы самораскрыться, уйти в себя, чтобы выше, как можно выше прыгнуть. Самопознание есть миропознание.

 

11.5. Автопоэтичность тела-сознания

Автопоэтичность работы сознания – это его непрерывное самопроизводство, поддержание им своей идентичности через ее постоянный поиск и ее становление. В автопоэзисе всегда есть не только сохранение состояния, но и его преодоление, обновление. Можно, пожалуй, говорить и об автопоэзисе мысли, что означает наличие в ней вектора на самодостраивание, изобретение и конструирование, достижение цели и построение целостности. Познание автопоэтично в том смысле, что оно направлено на поиск того, что упущено, на ликвидацию пробелов.

Представление Варелы об автопоэтичности сознания и автопоэтичности роста личности в процессе ее самореализации резонирует с некоторыми образами сознания в истории философии.

Согласно Платону, душа находится в диалоге сама с собой, в ходе которого она припоминает то, что она знала в своей космической жизни; внутренние конфликты вожделеющей, страстной и разумной души стимулируют движение колесницы души.

Декарт развил учение о сознании как прямом и непосредственном знании души о самой себе (интроспективная концепция сознания).

Один из гештальтов сознания в «Феноменологии духа» Гегеля – это «несчастное сознание», которое тоскует по самому себе, по высшей сущности, которое всегда хочет преобразований, но никогда не достигает окончательной реализации. Сущность разума – это его самополагание, становление самим собой.

Автопоэтичность сознания – это также свойственная ему «нехватка-к-бытию», о которой говорил Жак Лакан. Это его «творческое беспокойство», на которое указывал Стивен Пинкер. Человек в сопряжении тела и сознания, как и всякое живое существо, отличается от мертвого тем, что оно всегда может быть иначе. По М. К. Мамардашвили, «быть живым – это быть способным к другому». «Человека характеризует избыток недостатка (Ж. Батай) или фундаментальное неблагополучие (С. С. Хоружий), постоянно порождающие смятение, беспокойство, импульс к действию, различные формы активности, деятельности».

 

11.6. Самодостраивание

Автопоэтичность предполагает выход за пределы самого себя и самодостраивание.

Самодостраивание имеет место в визуальном восприятии, в распознавании образов. На самодостраивании основывается работа синергетического компьютера, о котором пишет в своих книгах Г. Хакен.

Самодостраивание лежит в основе работы творческой интуиции, озарения, инсайта. Происходит восполнение недостающих звеньев, «перебрасывание мостов», самодостраивание целостного образа. Мысли вдруг обретают структуру и ясность. Интуиция всегда холистична (это – целостное схватывание) в отличие от логики, которая аналитична.

На первоначальном этапе работы интуиции, вероятно, имеет место максимальное расширение креативного поля поиска, охват максимально возможного разнообразия элементов знания. При этом уравновешивание главного и неглавного, существенного и несущественного, т. е. радикальная переоценка познавательных ценностей перед лицом смутного Единого – творческой цели – является основой для продуктивного выбора идеи. Единство возникает через разнообразие (одно – через многое) – это принцип кибернетики и общей теории систем, который находит в синергетике самые разные формулировки: «порядок из хаоса» (И. Пригожин), «порядок через шум» (Х. фон Фёрстер), «организующая случайность» (А. Атлан), «unitas multiplex» или «многообразное единство» (Э. Морен). Целое и одно часто как ключевое звено или притягивающий центр возникает в форме образа (оно ощущается, а не мыслится!). И это ощущаемое целое ведет в творчестве.

Суммируя сказанное, отметим, что обсуждаемые здесь эффекты самоорганизации характерны для «разума во плоти», или «воплощенного разума» (embodied mind), для «отелесненного сознания» или «одухотворенного тела». Человек как субъект познания осваивает доступный ему фрагмент мира, который называют мезокосмом – миром средних измерений (средних длин, времен, весов). Человек является существом мезокосмическим. Человек имеет свое визуальное окно восприятия, аудиоокно восприятия и т. д. Другие живые существа, обладающие иной телесной организацией, осваивают мир в иных размерностях и иных аспектах, – они видят в этом мире свое, слышат другие звуки, для них значимы иные запахи. Всякое живое существо строит под себя свою среду, свой субъективный мир – Umwelt, который структурно сопряжен со спецификой его телесной организации и с его когнитивными возможностями восприятия пространства, времени, цвета, звука и т. п. С эволюционно-эпистемологической точки зрения оно строит свою экологическую нишу, а с эволюционно-эпистемологической – когнитивную нишу.

 

11.7. Ситуационность тела-сознания

Мы должны принимать во внимание также ситуационность когнитивной активности сознания. Влияние соответствующего окружения на человека как на когнитивное существо таково, что, с одной стороны, человек определяется этой ситуацией, а с другой стороны, он творит эту ситуацию. Познающее существо и окружающий мир, как он выглядит здесь и сейчас, т. е. ситуационно, находятся в отношении взаимной, циклической детерминации. Все мы живем в таких ситуациях, что творим мир, который находится вокруг нас, и одновременно являемся «творением», «плодом», «результатом» развития ситуации, изменяясь в ней и благодаря ей.

Учитель, который объясняет материал даже самым нерадивым и не желающим учиться ученикам, все равно изменяется сам. Он изменяется в результате самого акта обучения. Эмпатическое переживание, которое может возникать в такой ситуации, приводит к эффекту самообучения в преподавании (learning by teaching). С точки зрения теории сложности, обучающий и обучаемый в результате решения учебных задач могут попадать в один и тот же темпомир, т. е. их когнитивная деятельность синхронизируется.

И любой акт нашей деятельности в этом мире означает изменение среды и изменение от среды. Любой акт означает трансцендирование за пределы собственного тела, расширение своего Lebenswelt (жизненного мира), увеличение своего присутствия в мире, наращивание связей интерсубъективности и интерактивности. Выражаясь научным языком, это – так называемые нелинейные обратные связи, устанавливающиеся между познающим (воспринимающим и мыслящим) телом и средой его активности.

 

11.8. Конструирование себя

Концепция автопоэтичности тела и мысли внутренне проникнута конструктивизмом. Человек не просто отражает мир, но он конструирует его в соответствии со своими когнитивными, экзистенциальными и социальными установками. Человек всякий раз совершает акт конструирования мира, своей среды обитания, своей социальной среды, своего космоса, малого (личного, семейного) и большого (социального, планетарного, звездного) космоса. То есть всегда нужно учитывать, куда вписан человек, в каком плане мы его рассматриваем, но всегда речь идет именно о взаимном конструировании человека и среды. Взаимосвязь судеб человека и космоса с его сложными структурами, человека и общества или цивилизации с ее сложными структурами – это взаимосвязь не покорения, а партнерства, солидаристического приключения, совместного плавания. Установление отношений партнерства с малой и большой средой, партнерства с космосом – это новый экологический подход, новое экологическое сознание. Состоять в партнерстве с космосом, быть сотворцом космической истории и истории человечества – значит осознавать на себе огромный груз ответственности.

Основателями конструктивизма и идеи о том, что мир нужно рассматривать в качестве поля самоорганизующихся систем, были не только Матурана и Варела, но и их учитель Хайнц фон Фёрстер. Выше уже говорилось о плодотворности введенной фон Фёрстером метафоры танца. Процесс познания человеком мира подобен танцу человека с миром, танцу, в котором оба партнера попеременно являются ведущими. То человек старается попасть в такт миру, – его ведет мир, то он сам перенимает активность, а мир подстраивается под его па. Эта метафора, как мне представляется, как нельзя лучше передает суть нового отношения челоека к миру – его интерактивного взаимодействия с миром, обоюдного со-творчества, их динамической коэмерджентности.

Фундаментальной идеей здесь является идея цикличности, обратной связи, самоотнесенности, самореферентности, самоструктурирования. В трудах фон Фёрстера она передается посредством немецкого слова Eigen, соответствующего английскому self или русскому «собственный», «само», «Я» (eigenbehavior, eigenelement, eigenfunction, eigenprocess, eigenvalue). У фон Икскюля, как мы уже видели, эта цикличность выражалась в понятии функционального круга. Ни одна система не смогла бы выжить без способности поддерживать и воспроизводить свое собственное поведение и свою собственную организацию.

 

11.9. Энактивный ум движущегося тела

Энактивация – совершенно новый термин для отечественной эпистемологии. Энактивация – это вдействование человека в мир. То есть человек познает всегда только благодаря действию, именно через действие куется интеллект, развиваются познавательные способности. И мыслит человек не только мозгом, чувствует не только сознанием, он мыслит и чувствует всем своим телом. Говорят о «глазе ума», т. е. о визуальном мышлении, которое характерно для высокого творчества, когда сознание видит, как собрано целое из частей. Говорят о синестезии творческого мышления, когда различные чувственные ощущения пересекаются (скажем, мы слышим музыку, которая переживается нами как обладающая цветом и ароматом) и запускаются триггером нашего мышления. Синестезия позволяет уловить вкус мира на кончике нашего языка.

Все эти новые подходы взаимосвязаны, переплетены друг с другом. Наиболее адекватным становится холистичный подход к пониманию функционирования сознания. Сознание отелеснено (обременено телесными детерминантами) и его когнитивная архитектура организована сложным образом: в ней синкретично соединены восприятие и мышление, дискурсивное, понятийное и невербализованное, образное, логическое и интуитивное, аналитическое и синтетическое, аналоговое и дигитальное, архаическое и постмодерновое.

Человек – существо телесное, как сейчас говорят, отелеснен в нем сам разум чувствующий и думающий. Некоторые философы-сенсуалисты, такие, например, как Э.Б. де Кондильяк, считали осязание (телесные соприкосновения) самым базисным ощущением, потому что жизнь всякого живого существа «начинается с этих функций организма и зависит исключительно от них». «Мы чувствуем лишь постольку, поскольку наши органы [к чему-то] прикасаются или что-то прикасается к ним». В мысленном эксперименте Кондильяка первоначально ничего не воспринимающая статуя сначала начинает осязать, потом осваивать тело посредством движений, потом видеть и слышать. Активность и телесность восприятий, их связь с моторными действиями человеческого тела – это то, что утверждают современная когнитивная наука и философия сознания. Это понимание запечатлено и в поэтических образах. Как мы уже упоминали, Марина Цветаева отмечала, что телесные соприкосновения никогда не забываются, они прописываются где-то глубоко в человеческой психике. И, кроме того, тактильные ощущения никогда нас не обманывают, они всегда истинны и никогда не стираются из памяти. Следы памяти отпечатаны в телесном опыте. Человек помнит телом, самые подлинные чувства – это, как говорится, ощущения кожей.

Такова совокупная и всепроникающая связь тела и сознания, всех уровней познания, неразрывная связь познания с действием, познания через действия в среде и через взаимодействие с той средой, которая формирует познающее существо и которую он под себя видоизменяет. Связь человека с миром, нас с вами, каждого из нас.

 

11.10. Различные состояния тела-сознания

Человек может находиться в различных состояниях: бодрствующее состояние, состояние творчества, творческого полета и вдохновения, состояние человека во сне, состояние умирания. Тысячелетний опыт духовных практик и современная когнитивная наука сходятся в том, что существует глубокая аналогия между разными типами состояний: творчества, сна, оргазма, умирания.

Во сне человек как бы расстается с самим собой – словно здесь он раздвигает какую-то границу человеческой телесности – он уходит в некий виртуальный мир, который, конечно, обусловлен его жизненным опытом, его дневным бытием, решаемыми им задачами, но прокручивает этот опыт по-своему, перелопачивает этот опыт, а потом, проснувшись, человек возвращается. Часто это помогает увидеть мир иначе и решить проблему. Наиболее креативная часть сна – это сон со сновидениями, называемый парадоксальным сном, который регистрируется как сопровождающийся быстрым движением глаз (стадия REM – rapid eye movement). В этих фазах REM сна «создается пространство, которое можно использовать не сразу и не непосредственно, но где можно тренировать воображение, переосмысливать, переформулировать. Это – форма повторения, которая позволяет испытывать новые возможности». Как говорят французы, reculer pour mieux sauter (отступить, чтобы лучше прыгнуть). Возврат к старому есть способ прорыва к новому, способ активизации креативных потенций сознания. Новое знание (новый образ, новая идея) возникает как результат переплавки старого, накопленного опыта. Новое узнается в старом, вполне в соответствии с теорией знания как воспоминания Платона.

Различные стадии сна чередуются, и обычно стадия быстрого сна со сновидениями случается с нами пять-шесть раз в течение ночного сна. А сон без сновидений еще древние индусы считали глубочайшей тайной. Вообще непонятно, что там творится. СП. Курдюмов говорил, что там, во сне без сновидений, человек может соприкасаться с каким-то отдаленным будущим цивилизации. Правда, поскольку это сон без сновидений, то этот опыт мы не можем вербализовать, мы не можем донести его содержание друзьям, своим коллегам, окружающим нас людям. То есть сам человек, может быть, становится другим, происходит изменение глубинной структуры его личности. Но приобретенный опыт, это состояние во сне, когда человек расстается с самим собой и узнает что-то о мире, невозможно описать словами.

Опыт засыпания и сна подобен опыту умирания. Смерть – это диссипация, возвращение тела к той основе, которая ему единосущна. Согласно учению даосов, душа гибнет со смертью тела и растворяется в мировой энергии ци. Жизнь человека – нечто вроде протуберанца, который мимолетно взметнулся над океаном мировой энергии и поглотился в ней. Согласно западному видению мира, смерть можно трактовать как расширение пространства человеческой души. Рождение и становление самосознания означает отделение себя от вселенной, вырывание себя лучом сознания из единого вещественного, телесного ковра жизни, мучительное обособление от Бога-Природы. Тоска по смерти, кьеркегоровская и хайдеггеровская Krankheit zum Tode (болезнь к смерти), которая воспринимается здоровым сознанием как противоестественная, выглядит с этой точки зрения как вполне объяснимая. Умереть – значит обрести желаемую целостность, встроиться недостающим фрагментом в пазл бытия, слиться в любовном экстазе с Богом. По словам Г. Гессе, «возвратиться к Вселенной, отказаться от мучительной обособленности, стать богом – это значит расширить свою душу, чтобы она снова могла объять Вселенную».

Описание опыта умирания, в том числе людьми, перенесшими состояние клинической смерти, включает в себя ряд характерных феноменов: ощущение ясности и умиротворенности сознания, опыт выхода из тела (out-of-the-body experience), ощущение шума (гудения, рычания, свиста, музыки), встреча с духами, умершими родителями и друзьями, попадание в пространство лучезарного света, воспринимаемого как личный свет, в котором легко передаются мысли, интенсивное и ясное вспоминание своей жизни, личностный рост в любви к другим и в жажде познания при отсутствии страха смерти. Все это говорит о том, что, умирая, человек входит в состояние резонанса с миром. По некоторым данным, мозг в предсмертных состояниях по какой-то причине начинает продуцировать вещество ДМТ, являющееся нейромедиатором, которое ответственно за возникновение состояния ясности сознания, непроизвольное вспоминание, казалось бы, совершенно стертых из памяти эпизодов далекого прошлого.

Еще один пример телесной обусловленности работы сознания – состояние творческого вдохновения. Художники, как они творят? Дзенский художник говорит: «Чтобы нарисовать эту сосну, я сам должен стать сосной». Недавно на одной из конференций я смотрела фильм об Иннокентии Смоктуновском, где он делится опытом актерского искусства. «Я не играю этот образ (речь шла о князе Мышки – не), я становлюсь им, я живу им». Это тоже выход за пределы своего Я, за границы своей телесности. Я живу, проживаю этот образ, я перевопло щаюсь в него. А перевоплощаясь в другого человека, я отрываю в себе иное, может быть, даже более глубокое и подлинное Я. Становясь другим, я становлюсь собой.

Состояние творческого вдохновения – это тоже резонанс человека с миром. По словам И. Г. Гердера, «человек есть непрерывное совместное чувствилище, которое прикасается то к одной стороне бытия, то к другой». И это чувствилище имеет резонатором свое тело. В творческом порыве человек отдает себя миру, причем отдает полностью, без остатка, без оглядки. Так, известно, что некоторые поэты, которые дали миру образцы поэтического творчества, признавались, что «не я пишу, а кто-то другой водит моей рукой», «я не могу не писать», «я рвусь к перу, перо – к бумаге». Это – пронзающее чувство, которое приковывает человека к бумаге или к холсту и вынуждает его писать. Это – осознание, что он должен писать и должен творить, он должен что-то сделать в этом мире, осуществить свою вселенскую миссию. Для этого он заброшен в мир. Всякое творчество, как и сон, – это отдача себя миру, слияние с миром, растяжение до предела границ человеческой телес ности. Но отдача для чего? Для того чтобы себя найти, чтобы вновь собрать себя по кусочкам. Человек, который не боится расстаться с собой, диссипировать в среде, растворить себя в мире, является поистине цельным человеком, ибо динамично переустраивает свою целостность.

Для объяснения эффекта резонанса в творчестве есть два подхода.

С одной стороны, холистический, согласно которому только цельная, холистическая личность, такая, как Смоктуновский, могла создать такие художественные образы. Только тот, кто внутри себя очень много имеет, является человеком без границ. Потому что если человек ничего не имеет внутри себя, не имеет внутреннего собственного содержания, тогда он настолько без границ, что в нем ничего нет, он пустой, в нем не остается никакого ядра, никакого собственного содержания. Он весь рассеян в окружении.

С другой стороны, есть и такие люди, которые еще недостаточно духовно созрели, твердое ядро личности у которых находится в стадии формирования, они могут отдавать миру всего себя – но вместе с тем для них важны и социальные связи, бесконечная и постоянная поддержка, участие в этом мире. А тот, кто нашел в себе это ядро, или свой жесткий стержень, должен отходить от мира, на время уходить в пустыню, в затворье, в одиночество, уходить, чтобы собирать себя, чтобы затем опять до конца отдавать себя миру и сказать этому миру Новое слово. И вот получается, что человек – это своего рода пульсирующее существо. Именно поскольку он собрал в себе это твердое ядро, постольку он осознает свою миссию на этой Земле, он готов и чувствует свое призвание бесконечно отдавать себя миру, отдавать себя без остатка. Отдавать без остатка, чтобы потом обнаружить в себе еще что-то новое. А если он будет что-то для себя придерживать, у него ничего не получится. Если постоянно отдавать всё, отдавать полностью, вычерпывать колодец своей души до самого дна, только тогда ты соберешь цельную картину самого себя.

 

11.11. Хрупкая сложность тела-сознания. Балансирование на краю хаоса

В связи с развитием теории самоорганизованной критичности (П. Бак, С. Кауфман) в настоящее время появилась красивая метафора «самоорганизация на краю хаоса». Сложные адаптивные системы не только допускают хаос, который делает их достаточно гибкими и податливыми, дает возможность хорошо приспосабливаться к изменчивым условиям окружающей среды, но и балансируют на краю хаоса, существуют как на лезвии бритвы. Сложные адаптивные системы, в особенности живые существа, чрезвычайно хрупки, так что даже малейший наилучший шаг в направлении усовершенствования их организации может привести к их быстрому спонтанному распаду и гибели.

Стюард Кауфман, бывший в свое время студентом Уоррена Мак-Каллоха, а ныне работающий в Институте исследования сложных адаптивных систем в Санта-Фе (Нью-Мексико, США) отмечает, как и многие другие исследователи, что живой организм есть сложная адаптивная система, которая существует «на краю хаоса». Балансировать на краю хаоса – значит существовать у порога некоторого рода фазового перехода, при котором, как правило, можно ожидать наступления эмерджентных событий и рождения нового. Самоорганизация означает «порядок для свободы», который только и дает возможность выхода в иные измерения (жизни, познания, бытия).

Всякий человек имеет и теневую сторону, которая состоит не только в его психических слабостях и недостатках, но и таит в себе демоническую динамику. Как писал К. Г. Юнг, «в бессознательном имеется особое скопление энергии, своего рода заряд, который может взорваться. Здесь нужно проявлять осторожность. Поначалу даже неизвестно, во что это может вылиться, когда начинают анализировать мечтания и грезы. При этом, возможно, приводится в движение что-то внутреннее и невидимое… В некотором смысле происходит поиск артезианского колодца, но тем самым существует риск натолкнуться на настоящий вулкан». Чудовищная, взрывная, неорганизованная энергия, прорывающаяся из слоев бессознательного, подобна лавинообразным природным процессам, так называемым режимам с обострением, изучаемым в синергетике, в которых могут прокладываться совершенно новые русла развития темы, проблемы и т. п., возникать новые, доселе невиданные структуры самоорганизации.

Кульминационным моментом творческой активности человека является озарение, или инсайт. Какова природа инсайта? Развиваемые в книге представления о когнитивной сложности позволяют наметить пути к пониманию его природы. Инсайт является катастрофическим по своему характеру процессом. Основу инсайта составляет внезапный и бурный, катастрофический процесс структурной сборки целостных образов и представлений, переструктурализации знания, установления связей между элементами, доселе, казалось бы, несоединимым. Теория самоорганизованной критичности представляет собой теоретическое обоснование катастрофизма. В ней выдвигается, в частности, идея точечного равновесия, когда длительные периоды квазистационарности, медленного и незначительного роста в биологической или когнитивной эволюции, когда, кажется, не происходит видимых изменений, сменяются гораздо более короткими периодами быстрого взрыва, когда происходят драматические, решающие изменения, после чего опять достигается лишь «точечное равновесие».

«Эволюция происходит рывками, а не следует по медленному, но устойчивому и равномерному пути». В синергетической модели режима с обострением также есть длительная квазистационарная стадия, когда не происходит никаких видимых изменений (на языке стадий творческого процесса это вызревание идеи), и стадия резкого, очень быстрого роста, за которую ответственны механизмы нелинейной положительной обратной связи, автокатализа (стадия иллюминации – озарения, инсайта, ага-переживания).

Согласно теории самоорганизованной критичности, всякая сложная структура хитро устроена, в ней как бы являет себя мудрость природы, но она в то же время является очень хрупкой. Как уже неоднократно отмечалось, балансирует «на краю хаоса», так что наилучший дальнейший шаг к ее усложнению и улучшению может стать спусковым моментом для разрушительной лавины. В этом смысле гений, который оперирует сложными структурами знания, балансирует между мудростью и безумием. Сложные когнитивные структуры в его сознании могут эволюционировать к опасному краю хаоса.

Огромная литература посвящена изучению связи гениальности и безумия, умопомешательства, тех или иных психиатрических отклонений. В рамках развиваемой здесь концепции можно сказать, что неустойчивость психической организации талантливых и гениальных людей, вплоть до действительной психиатрической патологии, является предпосылкой гибкости, флексибельности мышления и восприятия, которая и создает основу для увеличения разнообразия, размножения альтернатив, увеличения доли конструктивного хаоса. Не расплодишь разнообразие – не создашь принципиально новое! Гении устойчивы в своей неустойчивости и неустойчивы в своей устойчивости, и это расшатывание внутри себя позволяет им схватить в текучести мира то, что другим недоступно для понимания. У талантливого и тем более гениального человека часто есть по крайней мере определенная шизоидность. Это еще не болезнь, но пограничное психическое расстройство. Такие люди видят странность этого мира, видят загадку там, где большинство людей просто проходят мимо и ничего не замечают. Удивиться миру – значит быть на полпути в открытии чего-то нового в нем. Принятие психоактивных веществ (ЛСД, псилоцибина, мескалина и т. п.), по-видимому, вводит человека в психические состояния, которые являются естественными для людей шизоидного типа, каковыми нередко являются одаренные люди.

Итак, инсайт – явление эмерджентное. Это неожиданный скачок в понимании, внезапное обнаружение смысла, связанное с новым соединением образов, идей, мыслей, элементов знания. Вообще говоря, творить – это уметь соединять. «Creér, c’est unir», – говорил Пьер Тейяр де Шарден. И в самом деле, творческая способность – это способность неожиданно, иначе соединить, может быть, даже известные вещи, радикально переструктурировать элементы, в результате чего в исследуемом или конструируемом предмете обнаруживается новый смысл. В этом заключается, вообще говоря, и чувство юмора, которое радикально выделяет человека из царства животных и напрямую связано с его креативными способностями. Искры юмора – это повседневная тренировка ума, чтобы достичь вспышек озарения. Известна фраза Эйнштейна: «Creativity is intelligence having fun». Действительно креативность – это интеллект, который забавляется, развлекается, веселится.

 

11.12. Креативность. Хаос как путь к инновации

Путь самоорганизации и творчества природы таков, что режимы структурализации, роста упорядоченности в сложных системах сменяются режимами усиления процессов диссипации и рассеяния, увеличения хаотических элементов, растекания по следам прежних процессов, которые когда-то протекали в них. Стадии периодического погружения в хаос (как «метафизическое единство потенций» (Шеллинг)), приобщения к «родимому хаосу» (А. Блок), обращения к сокровищнице возможных, мыслимых, но пока еще не реализованных, форм необходимы для выхода из эволюционных природных и интеллектуальных тупиков, для инновационной перекристаллизации природных или человеческих систем, для обновления их организации, для возникновения новых структур (тех или других из спектра возможных, детерминированных собственными свойствами этих систем), структур-аттракторов.

Человек-творец движим надеждой, что сотворенное им в минуты напряженной творческой работы и приобщения к хаосу не будет простым фоном для научного или культурного течения (как это действительно имеет место с 95 % творений), а оставит свой след, вольется в сокровищницу научных знаний или культурных форм. Эту сокровенную мечту выразил Р. М. Рильке, по сути, в чисто синергетическом образе «разрастания флуктуаций», или «эффекта бабочки», когда малое, незначительное индивидуальное изменение приводит к значительным коллективным последствиям:

Порядок и беспорядок в мире тесно взаимосвязаны, взаимообусловлены и порождают друг друга. Издавна считалось, что своего рода мерой беспорядка в мире является черт. Черт опрокидывает планы, вносит сумятицу и путаницу (как говорят, черт попутал), умножает беспорядок, в общем, является энтропийным принципом. Черт как бы прощупывает возможности, а человек реализует одну из них. Черт вступает в игру с миром, получает доступ к сокровищнице потенций (зияющей бездне хаоса), причем, быть может, зловещих и гибельных потенций хода событий, а человек его осаживает, усмиряет. Но дело-то в том, что частица черта, чудовищных демонических сил живет в каждом из нас, и она может прорываться, проявлять себя, поражая фейерверком блестящих креативных или мрачных дестабилизирующих сил.

Без хаоса не видно элементов самодвижения. Инерция есть всегда лишь стремление сохранить наличное состояние. Хаос же – сущностный элемент эволюции, положительной или отрицательной, эволюции или инволюции, прогресса или регресса, усложнения форм, морфогенеза или их деградации, но всегда эволюции. Именно он есть начало, первичный носитель, движущая сила эволюции. Именно он есть стимул, толчок, механизм эволюции, перекристаллизации форм или рождения новых, еще неизвестных формообразований и структур.

Эта закономерность организации сложной системы имеет силу и для творчества природы, и для креативности человека. Творческая активность человека нуждается в особых стадиях или периодической активизации постоянно присутствующего в слоях подсознательного случайностного, стохастического, хаотического движения ума. Чтобы быть продуктивным, познание должно иметь периоды выпадения в хаос. В И-цзин говорится: «Человек должен выйти из своего гармонического развития и, сознательно нарушив эту гармонию, двинуться в хаос, ибо в хаосе он находит свободу для своего творчества».

Многие писатели, поэты и философы интуитивно понимали эту важную особенность творческого мышления. Чтобы создать что-то новое, нужно предварительно разрушить старое, оторваться от него, выйти из прежних русел мышления. «Страсть к разрушению – это творческая страсть», – говорил Г. В. Флоровский. О разрушении как творческом принципе писал С. Лем. Мишель Фуко отмечал, что «написать книгу – это всегда в некотором смысле уничтожить предыдущую. Работать – это значит решиться думать иначе, чем думал прежде». Борис Парамонов рассуждает в духе Платона, подчеркивая, что творец создает свои образы из ничего и способен показать в вещах то, что другие не замечают: «Порождающая сила художника – его собственная, он сам создает свои “эйдосы”, как и всякий творец, творит из ничего. Сведение художественного творчества к искусному мастерству, ремеслу не унижает художника, а необыкновенно его возвышает, подчеркивает его самостоянье… Творчество – не уход в иные и лучшие миры, а уменье настоять на своем, заставить любоваться своим уродством… Творчество – это индивидуальная смелость, превращающая комплекс в норму: норму восприятия данного творчества как ценного. Это умение модницы обыграть свои некрасивые ноги или плоскую грудь».

Ныне развиваются методики хаотического познания, которое позволяет мыслителям испытывать новые возможности и максимально использовать моменты интенсивной вдохновенной работы, когда происходит прирост нового: содержательных и гармонично сложенных частей художественного произведения, музыкальной композиции, элементов нового научного знания и т. д. Креативное мышление является мышлением дивергентным. В то время как в процессе конвергентного мышления осуществляется переход от исходной проблемы через ряд заранее предписанных операций к единственно правильному решению, дивергентное мышление позволяет проводить поиск в различных направлениях от исходной проблемы, чтобы предложить много возможных идей и комбинаций идей, которые могут служить решениями. Путь творчества состоит в том, чтобы отдать себя во власть хаосу для овладения им, подчиниться хаосу, получив возможность создать из него изящную структуру.

Блуждающий «глаз» ума – образ, достаточно точно передающий основу креативности человека. Ум должен быть децентрализован, расфокусирован, должен совершать свободные движения между векторами направленной активности. «Блуждания по полю возможных путей развития», хаотические движения креативного разума приводят время от времени к «выпадению» на ту или иную структуру-аттрактор. Тем самым определяется вектор креативной активности, ведущий к прорыву к новому. Поле возможностей испытывается, «прощупывается». В результате одна из скрытых структур актуализируется, происходит кристаллизация нового знания.

Хаос является генератором случайности, генератором разнообразия, из которого складывается новое единство, рождается новая структура. Рассмотрим хотя бы в качестве примера воспоминания или перечитывание какого-либо текста. Перечитывание – это всегда не полное повторение по старым следам, оно всегда чем-то дополняется. Это что-то определяется накопленным человеком (за время, прошедшее между прочтениями) опытом или просто свободными сиюминутными ассоциациями сознания. Бесконечное повторение одного и того же, передумывание, перечитывание, просмотр накопленных материалов и записей никогда не протекают полностью и всецело по прежним руслам. Эта неповторимость старого и есть высечение искр нового знания в себе самом.

Любопытно, что настоящие гении в искусстве (поэзии, музыке, живописи) нередко начинали с подражания и вариации чужих произведений. «Вариации на тему» сыграли значительную роль в творчестве Л. Бетховена. Все дело в том, чтобы варьировать творчески, подпустить окрашенный личностью хаос, дать возможность для спонтанных движений собственной души. «К 1782 году относится первое известное нам сочинение Бетховена – фортепьянные вариации на тему марша ныне забытого композитора Э. Дресслера, – пишет исследователь жизни и творчества Бетховена А. Альшванг. – Вариации – распространенный и излюбленный в XVIII веке жанр. Они представляли как бы “рассуждения на тему”. Сначала излагалась тема – собственная или заимствованная из популярных опер, песен, маршей и т. п., затем композитор давал ряд разнохарактерных ее изменений. Бетховен очень любил этот жанр и не расставался с ним в течение всей своей композиторской деятельности. Пристрастие к вариациям стоит в прямой связи со свойственным бетховенской творческой мысли стремлением возможно полнее и разностороннее развить взятую тему, разработать ее, видоизменить, извлечь из нее максимум заложенных в ней возможностей. Впоследствии Бетховен достиг небывалой до него свободы в трактовке варьируемой темы».

Методы активизации креативного мышления сопоставимы с техникой расширения сознания в йоге и с психоделическим опытом. Исследователи измененных (под действием ЛСД) состояний сознания отмечают, что существует сценарий, называемый «цирк в глазной сетчатке». При этом психике присуща абсолютная гибкость и ничем не ограниченная свобода, имеет место спонтанная смена настроений и чувств. «Все возможно. Все чувства доступны. Человек может “примерять” разные настроения, меняя их как одежды. Субъекты и объекты кружатся, трансформируются, переходят друг в друга, сливаются, сплавляются, вновь разъединяются. Внешние объекты танцуют и поют. Ум играет на них, как на музыкальных инструментах». Прежде чем структура личности вновь затвердеет, кристаллизуется, она должна быть полностью размыта, растворена в потоке энергии, превращена в вату, воспринимающую всё и вся.

Многие философы и психологи говорили о том, что творческий человек должен уметь расчищать пространство внутри самого себя для спонтанной активности, рождающей новое. Пустота, незаполненный центр души и/или интеллекта есть условие для творчества. Эта пустота имеет разные смыслы. Это и перевзвешивание всего для выхода из привычных русел и рождения новой целостности. Это и ценность момента. Творящий человек, как говорил А. Маслоу, – холистический человек, преодолевающий свою раздробленность. Он весь в настоящем, настоящее втягивает в себя прошлое и будущее и прободает в вечность.

Согласно синергетической модели Германа Хакена (параметры порядка, принцип подчинения, циклическая причинность), в результате креативной деятельности или творческого обучения возникают новые параметры порядка поведения человека как сложной нелинейной системы. В результате «раскачки» системы по всем доступным степеням свободы возникают новые макроскопически упорядоченные структуры знания. Креативность является фактором успеха, ибо она подспудно опирается на хаос как способ самообновления. Что-то предпринимать – значит постоянно изменяться и находить векторы дальнейшего развития.

Что может означать в таком случае «синергетическая методика» энактивации, активного встраивания познающего субъекта в окружающий мир? Зная, как устроено сложное в мире и по каким общим законам оно функционирует, вписывать свои когнитивные действия в универсальные цепи самоорганизации, оставляя себе тем самым бо́льшую надежду на успех. То есть сообразовывать свои действия с общим порядком, с общими правилами игры, установленными самой природой. Делать структуру своей личности конгруэнтной изумительным структурам самоорганизации в царствах неживой и живой природы.

 

11.13. Автопоэтичное обновление

Итак, человек как оператор самодостраивания и самообновления тела и духа никогда не задан наперед: он продукт своей свободной творческой деятельности, своего окружения, среды, которую он строит и которой он управляет. Свобода индивида, по Сартру, есть «разжатие бытия», образование в нем трещины, дыры, ничто, откуда рождается новое в индивидуальном и социальном планах.

Позиция конструирования своего сознания-тела, безусловно, имеет свои преимущества.

Во-первых, позиция конструктивизма позволяет нам свободно играть с реальностью; мир представляется как если бы (als ob), в свободном, подвешенном состоянии, его мы можем перестраивать по своему усмотрению, пробовать, испытывать и ждать от него отклика.

Во-вторых, конструктивизм подчеркивает важность создания метареальности в процессе коммуникации, в которой отношение играет бо́льшую роль, чем содержание передаваемого.

В-третьих, конструктивизм акцентирует внимание на возможности постоянного и активного создания реальности и самого себя, индивидуальной эмерджентности, растворения Я субъекта в окружающем его мире, в деятельности, в сетях коммуникации, которые он создает и которые создают, творят его самого.

Таким образом, получается, что автопоэтичное обновление, самоорганизация человека, когда он постоянно раздвигает границы своей телесности или своего сознания, а потом собирает себя как личность, это и есть путь человека к самому себе. Человек находится в пути. Он лишь стремится к тому, чтобы целиком и полностью стать самим собой.