Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии

Князева Елена Николаевна

Глава 13. Интерсубъективность с позиции энактивизма

 

 

13.1. Коммуникация как форма энактивного познания: эволюционный аспект

Коммуникация, на первый взгляд, – это чисто человеческий феномен. На самом деле только сложные формы вербальной коммуникации являются прерогативой человека. Животные тоже общаются друг с другом, причем весьма интенсивно и изощренно. Коммуникация в живой природе – это обмен информацией между особями, а также в более широком смысле – между живым существом и всей окружающей его средой, его жизненным миром – Umwelt, который созидается, конструируется им и творит, конструирует его самого.

Как уже отмечалось выше, согласно К. Лоренцу, сама жизнь есть когнитивный процесс. Эволюция есть также когнитивный процесс. А всякий сложный феномен познания включает в себя коммуникацию. Коммуникация используется животными для обозначения своей территории, для указания на то, как далеко находятся пищевой ресурс и насколько он богат, для предупреждения сородичей об опасности и т. д. Наиболее древние знаки коммуникации, которые практически нивелируются в мире цивилизованного человека, – это запахи. Для собак запахи и распознающий их орган обоняния – основные средства коммуникации.

Прорывные исследования в изучении способов коммуникации животных были проведены нобелевским лауреатом Карлом фон Фришем. Он изучил сложный телесный язык медоносных пчел, так называемый «танец пчел», посредством которого они сообщают друг другу о местоположении и качестве источников питания.

О типе используемых ими для коммуникации танцев рассказывает нам П. Вацлавик. Если обнаруженный пчелой нектар располагается в непосредственной близости, то пчела совершает так называемый круговой танец, который заключается в попеременно совершаемых движениях по полному кругу вправо и влево от источника. Если корм находится на среднем расстоянии от улья, то пчела совершает так называемый серповидный танец, который, если на него посмотреть сверху, похож на рисуемую пчелой восьмерку. Если же корм обнаружен на еще более далеком расстоянии от улья, то пчела совершает так называемый хвостовой танец, который заключается в том, что она продвигается на несколько сантиметров в направлении источника вперед, а затем совершает полукруг направо или налево, возвращаясь к исходному пункту своего движения, а затем повторяет свое движение вперед. Кроме того, фон Фриш установил, что в телесном языке пчел существуют «диалекты». Итальянские медоносные пчелы исполняют хвостовой танец, если источник питания удален более чем на 40 метров, тогда как у австрийских пчел этот сигнал используется при удалении по меньшей мере на 90 метров. Поэтому австрийская пчела скорее всего «не поймет» свою итальянскую коллегу и улетит дальше, чем нужно, а итальянская пчела при получении подобного сигнала просто не долетит до источника питания. Язык пчел является эволюционно выработанным и врожденным приспособлением к окружающей среде.

Рассматривая происхождение коммуникации в едином процессе эволюции живой природы и истории культуры человечества, Конрад Лоренц показывает, что коммуникация возникает как побочный продукт ритуализации, развития ритуальных действий. Песни птиц, например, служат не только для обозначения своей территории, но и для привлечения партнеров, поиска самки. Коммуникация является самым древним достижением в ходе развития ритуалов. Вторым достижением было «приручение» действий, их канализация, что привело к развитию социальных форм поведения. Третье достижение – это возникновение новых мотиваций. А четвертое – это запрет на смешение двух видов или двух квазивидов, например культур и субкультур. В итоге в культурных сообществах коммуникация становится свободным обменом символами.

Интересно обобщить, каковы эволюционные истоки коммуникативной активности живых существ, а в связи с этим каковы основные черты коммуникации в мире животных и чем принципиально она отличается от человеческой коммуникации. Этой теме посвящены пространные исследования, проведенные в последние годы в Институте Конрада Лоренца по изучению эволюции и познания в Альтенберге под Веной.

Во-первых, человек обменивается символами, а животные – сигналами. Это, казалось бы, принципиальное отличие. Символы человеческого мира обладают смыслами. Широкое толкование понятия Umwelt, введенного Икскюлем, склоняет меня к мысли, что живые существа в природе также различают смыслы, творят смыслы.

Во-вторых, в процессе эволюции живых существ возрастает гибкость, флексибельность коммуникации. Умение подстраиваться под изменение ситуации в окружающей среде означает, по сути дела, повышение адаптивных возможностей живых существ, улучшение их способностей выживания. Ответ на сигнал зависит от контекста, от исторического контекста, предыдущего опыта, памяти, кроме того, живые существа могут обучаться через адекватное ситуации действие. Гибкость, пластичность форм коммуникации соответствует такому современному представлению из философии сознания, как ситуационность познания (situated cognition).

Ч. Сноудон, изучая обезьян, приходит к выводу: «Репродуктивно успешные особи – это, по-видимому, те, которые могут быстро отвечать на изменения окружающей среды. Контекстуально гибкая коммуникативная система обеспечивает возможность быстрой корректировки коммуникации в соответствии с изменениями окружающей среды». В то же время коммуникативные системы не как угодно пластичны, не как угодно могут подстраиваться под окружающий мир. Возможности их подстройки и тонкой настройки на окружающую среду и адресатов их коммуникации определяются формами их телесной организации, способами их двигательной активности и т. п.

В-третьих, восприятие живого существа непосредственно связано с действием, которое творит мир. Восприятие обусловлено особенностями телесной организации живого существа и формами его коммуникации с окружением. Каждый биологический вид в живой природе фактически живет в своем собственном экологическом окружении и собственном когнитивном мире. Разные виды живут в различных, часто не пересекающихся мирах восприятия, действия и коммуникации. Какова реальность сама по себе как таковая, в своей собственной проекции? На этот вопрос ответить не так просто. Конрад Лоренц, например, как-то заметил, что в немецком языке слово «действительность» Wirklichkeit одного корня с глаголом «действовать» wirken. То, что окружает живое существо, – это не вещи, а, по выражению Я. фон Икскюля, обстоятельства действия – Aktion-Dinge. Действительность творится в действии, а способности действовать, формы поведения и коммуникации у особей каждого вида разные. Восприятие и коммуникация создают реальности разные для особей разных видов, разные – для детенышей и взрослых особей, разные – для творческой человеческой личности, которая завтра может быть непохожа на себя сегодняшнюю.

В-четвертых, коммуникация демонстрирует сложность познания и жизни живого существа. А сложность познания выражается в различных формах самоорганизации, кооперативного и когерентного поведения, возможности внезапного, эмерджентного рождения новых форм жизненной активности, познания, коммуникации. Самоорганизация связана с эмерджентностью, которая является важнейшим понятием в современной теории сложных адаптивных систем, каковыми являются биологические системы, человек – его тело и сознание, – социальные системы, информационные сети и т. п. Конрад Лоренц не любил слово «эмерджентность» и предложил слово «фульгурация» (от лат: fulguratio – сверкание молнии) для обозначения феномена рождения чего-то принципиально нового в эволюции.

 

13.2. Сборка субъектов

В последнее время в российском научном сообществе, главным образом по инициативе В. Е. Лепского, началось обсуждение проблемы сборки субъекта или сборки субъектов, если имеются в виду способы вписывания индивидуального субъекта в социальную и культурную среду и его отношения с другими субъектами. Одна из пионерских работ «Проблема сборки субъектов в постнеклассической науке» на эту тему была опубликована в Институте философии РАН в 2010 г. Сама постановка проблемы весьма необычна. Проблема сборки субъектов непосредственно касается обсуждаемой в этой главе проблемы интерсубъективности с точки зрения энактивизма.

Знание принципов коэволюции сложных систем позволяет раскрыть основные смыслы нового понятия «сборка субъекта» (или «сборка субъектов). Прежде всего, очевидно, что сборка субъекта неотделима от сборки мира. Под сборкой мира можно понимать способы рождения и самоподдержания в нем целостных образований, интеграции частей в целое при построении сложных систем, или, как сказал бы СП. Курдюмов, нелинейного синтеза частей в целое. Почему нелинейного? Потому что мир, наполненный сложными коэволюционирующими системами, нелинеен. Это означает, что следствия не просчитываемы из причин: малые причины могут вызывать несоизмеримые, огромные, далеко идущие и масштабные последствия, а относительно большие причины могут никуда не сдвигать систему, не вызывать видимых следствий, если система находится в устойчивом состоянии. Нелинейность связей между вещами и событиями мира определяет нелинейность способов сборки, нелинейного синтеза простого в сложное.

Можно говорить об изоморфности мира и каждой из его частей, о том, что сложность мира сказывается на сложности его части, а из сложности части вырастает сложность мира. Гегель говорил: «Каков человек, таков и мир», но можно сказать также, что «каков мир, таков и человек».

Матрешечность, или масштабная инвариантность (фрактальность) строения мира имеет эволюционный и пространственный, и темпоральный смысл. Вложенными, фрактально организованными являются и пространственные структуры, и циклы эволюции.

Говоря о сборке субъекта, необходимо прояснить и смыслы субъективности, в том числе напомнить философские смыслы понятия субъекта. В субъекте (человеке как субъекте, коллективном человеческом субъекте, мире и каждой вещи как субъекте) есть моменты самодвижения, автономии, обращенности на самого себя, рефлексии. По Аристотелю, субъект сам по себе неподвижен, но вместе с тем он сам движется. По Гегелю, субъект конституируется как сам процесс размышления над самим собой. Способ действия субъекта есть нарезание, расщепление, усмотрение различий посредством введения отрицания в поток чувственных восприятий. Эта способность к самодвижению, присущая субъекту, есть «чистая негативность».

Таким образом, мир в его сборке и человек в его сборке находятся в отношении взаимной детерминации и взаимного построения. С этой точки зрения непростое понятие habitus, введенное Марселем Моссом (1872–1950) и развитое Пьером Бурдье (1930–2002), становится вполне естественным и понятным. Фактически речь идет о сборке индивидуального субъекта социального действия, которая осуществляется под влиянием и по образу структур социального мира, в котором он действует. Habitus – это структура ума, набор приобретенных схем, верований, вкусов, диспозиций индивидуального сознания. Диспозиции индивида по отношению к его восприятию, мышлению и действию, то есть его habitus, есть объективации социальных структур на уровне индивидуальной субъективности. Индивид втягивает в себя социальный мир, он, как и мир, строится через диспозиции сознаний индивидов, служащих узелками для роста социальных структур. Структура индивидуального сознания изоморфна структурным условиям мира, в которых она возникает.

Сборка субъектов происходит через их синергийное взаимодействие. Американский антрополог Рут Бенедикт (1887–1948), которая прославилась благодаря своему сочинению «Patterns of Culture» (1934), развивала этический аспект понятия «синергия» (от греч. συνεργος – работать вместе). Синергия в ее антропологическом и этическом смысле раскрывает тайну сборки субъектов в социальной среде, когда разделение труда или работа команды (teamwork) дает неоспоримое преимущество какой-либо социальной группе (или государству) и выдвигает ее на экономическом рынке, политической арене или геополитическом пространстве.

Социальные образования с высокой синергией, иными словами, с оптимальной, правильной сборкой, сводят агрессию до минимума и доводят сотрудничество до максимума. Они отличаются бо́льшим доверием, меньшей централизацией (т. е. бо́льшим внутренним разнообразием) и бо́льшим чувством ответственности. Герман Хакен, рисуя картину желаемого самоорганизующегося общества, отмечает: «Каждый отдельный человек вносит вклад в коллективное поведение, которое действует как параметр порядка и в конечном счете – совершенно в духе синергетики – затягивает на этот путь все большее количество индивидов, даже, выражаясь несколько резко, “порабощает” их в своих действиях… В качестве общего знаменателя может быть взят как существенный принцип ответственности Ханса Йонаса в самом широком смысле. Достойное человека самоорганизующееся общество может продолжительно существовать только тогда, когда каждый поступает так, как если бы он в рамках своей собственной деятельности был ответственен за целое».

Психолог Абрахам Маслоу подчеркивал, что в обществе с высокой синергией «заведен такой порядок вещей, при котором действия индивидуума, направленные на достижение личной выгоды, выгодны обществу в целом… Такое общество лишено агрессивности не потому, что люди неэгоистичны и ставят социальные интересы выше своих личных, а потому, что при данном социальном устройстве эти интересы оказываются неразрывными». В этом смысле диспозиции индивида по отношению к действию, познанию и творчеству вливаются в подвижки социальной структуры, работают на нее, стимулируя обратным влиянием действия каждого индивида.

Стоит указать на еще одну важную характеристику процесса сборки субъектов. Сборка субъектов становится выгодной для социальной среды и для социальных сообществ, если она осуществляется спонтанно, без внешнего принуждения, путем самоорганизации. Тайну эффективной сборки субъектов можно попытаться раскрыть при помощи понятия хитрости коллективного разума.

Как известно, в своей философии истории Гегель описал феномен хитрости мирового разума (List der Vernunft). История достигает своей цели независимо от воли и конкретных действий отдельных индивидов, как будто за спинами и головами социальных акторов стоит некий мировой разум, который независимо, а иногда и вопреки воле людей, выводит историю в нужное, предустановленное русло.

Используя аналогию с идеей Гегеля, известный специалист в области эволюционной эпистемологии Э. Эзер говорит о существовании такого феномена, как хитрость коллективного разума. Тем самым он стремится понять, как жестокая конкуренция между индивидами в обществе оборачивается их плодотворной кооперацией, как преодолевается их эгоизм, превращаясь в энергию социального целого, в синергию социального творчества и инновирования.

Хитрость коллективного разума, по Эзеру – это:

• принуждение к самовыражению и представлению самого себя. Каждый член некоторой группы вынужден представлять себя перед другими членами этой группы. Семья или иная малая социальная группа представляет собой, согласно этому взгляду, такой «аппарат принуждения», посредством которого человек смог развиться в так называемом поле преодоления своей звероподобной сущности;

• принуждение создать условия, при которых другие тебя не могут не заметить;

• принуждение к формированию внутреннего самопонимания всей группы. Это принуждение к совместному самопредставлению группы в области научного исследования предстает в виде соответствующей целевой установки группы;

• принуждение к представлению себя вовне. Хитрость коллективного разума состоит в превращении конкуренции в кооперацию.

Каждая часть (человек как субъект) обладает своей собственной территорией. Творческий ум неограничен, автономен, определяет сам себя, требует для своего развития некоей среды для нестесненного развития, в этом смысле можно говорить об экологии творческого разума. Аналогичным образом Эзер говорит об экологии коллективного разума – об определенных ландшафтах информации и знания в процессе научной деятельности, где господствует и правит коллективный разум, или, в представлении Т. Куна, парадигмальное сознание.

Возникающее в результате сборки целое (целостная эволюционирующая структура) обладает свойством эмерджентности. Выделяют следующие критерии эмерджентности:

• неаддитивность, т. е. величина целого не равна сумме величин частей (в этом же заключается и холистический эффект);

• новизна;

• принципиальная непредсказуемость;

• макродетерминация (влияние части на целое и через целое);

• нередуцируемость (целого к части и части целого к целому и части, какими они были до возникновения целостности).

Глубокое понимание принципов коэволюции, нелинейного синтеза частей в устойчиво эволюционирующее целое, открываемых теорией сложных систем, может и должно лечь в основу эффективной сборки субъектов социального действия. Коэволюция – это «искусство жить вместе», содействуя утверждению толерантности и сохранению разнообразия в глобализирующихся сообществах. Коэволюция (устойчивое совместное развитие) как партнерство означает:

а) жить друг с другом, а не против друг друга;

б) жить так, чтобы не уменьшать шансы других, в том числе будущих поколений, жить так же хорошо;

в) заботиться о тех, кто беден и бесправен, а также о состоянии окружающей среды, расширять круг нашего внимания, сочувствия и заботы (толерантность и экологическое сознание).

Ф. Капра отмечает: «Партнерство – весьма существенная особенность устойчивых сообществ… Со времен появления первых ядерных клеток два миллиарда лет назад жизнь на Земле прошла через неуклонно усложняющиеся формы кооперации и совместной эволюции. Партнерство – тенденция объединяться, устанавливать связи, жить друг в друге и сотрудничать – одна из важнейших отличительных черт жизни. В человеческих сообществах партнерство означает демократию и расширение прав личности, поскольку каждый член сообщества играет в ней важную роль. Комбинируя принцип партнерства с динамикой изменений и развития, мы можем метафорически использовать термин совместная эволюция применительно и к человеческим сообществам».

«Искусство жить вместе» означает стимулирование толерантности к другому образу жизни/другим людям и поддержание разнообразия в глобализирующихся обществах.

Коэволюция есть «искусство жить в едином темпомире», не свертывая, а поддерживая и развивая разнообразие на уровнях элементов и отдельных подсистем. А значит, нужно культивировать у каждого чувство ответственности за целое в плюралистичном и объединенном мире.

«Искусство жить вместе» – это искусство поддержания единства через разнообразие, взращивания самости, своего неповторимого личностного Я путем одновременного обособления от среды и слияния с ней. Каждый элемент (личность, семья, этнос, государство) сложной коэволюционирующей целостности операционально замкнут, поддерживает свою идентичность. Каждый элемент творит себя через целое и преобразует целое, творя самого себя. Он должен забыть себя, чтобы найти себя, обнаружить свое сродство с миром, чтобы познать самого себя, построить самого себя по-новому.

 

13.3. Интерсубъективность как партиципационное производство смыслов

Ключевой принцип, на котором строится энактивистский подход к интерсубъективности, заключается в том, что живой организм (живое существо или человек как субъект познания) является центром активности мира, он вовлечен в мир телесно, нейронально, перцептуально, интеллектуально, он встраивается в динамику окружающей его среды и преобразует эту среду в соответствии со своими нуждами. В своей когнитивной деятельности он строится во взаимодействии с другими индивидами, посредством них и через них. Интерсубъективность вырастает в каждый момент из взаимодействия двух или более субъектов.

Томас Фукс и Ханне де Джегер трактуют понимаемую с точки зрения энактитвизма интерсубъективность как «партиципационное производство смыслов». Это «процесс генерирования и трансформации смыслов во взаимной игре между взаимодействующими индивидами, а также и сам этот процесс взаимодействия». Интерсубъективность – это не просто сотрудничество между взаимодействующими индивидами и координация их ментальной деятельности; интерсубъективность следует рассматривать в рамках отказа от понятий репрезентатизма, в контексте энактивизма, телесности, вдействования в мир и в друг друга и взаимного отелеснивания (интеркорпоральности). Мы моделируем верования и намерения других людей, с которыми мы имеем дело, как будто мы находимся в их ситуации. За такой процесс ответственны в мозге так называемые зеркальные нейроны.

Прежние концептуальные рамки, в которых отсутствуют процессуальная, ситуационная, телесная, интерактивная и энактивная составяляющие, ныне подвергаются серьезной критике.

Во-первых, наша ментальность – это не просто внутреннее царство, которое отделено от внутреннего мира других эпистемическим заливом, который мы можем переплыть посредством логических заключений, выводов, проекций. Мы в принципе скрыты друг от друга, поэтому, чтобы понять другого или других, мы должны поставить себя на его или их место.

Во-вторых, оценивая действия других и стремясь их понять, мы обычно занимаем позицию «третьего лица», т. е. внешнего наблюдателя. Это недостаточно, мы должны быть встроены в саму ситуацию, в сам процесс: наблюдения со стороны недостаточно, мы должны быть во взаимодействии или даже вдействовании друг в друга, а это и есть позиция энактивизма.

В-третьих, нам следует избегать картезианской ошибки, что тело есть всего лишь передаточный прибор, напротив, необходимо рассматривать взаимные связи телесно воплощенных когнитивных агентов.

В-четвертых, традиционные подходы к социальному познанию недостаточны и подвержены критике, поскольку в них не учитывается, что различные когнитивные и креативные способности проистекают друг от друга, определенным образом связаны и эволюционируют на протяжении человеческой жизни.

В качестве альтернативного выдвигается энактивистский взгляд на интерсубъективность. Его существо Фукс и де Джегер характеризуют следующим образом (следуя основным положениям этих авторов, я добавляю свои комментарии).

1. Социальное понимание, хотя и интеракционно, те. базируется на взаимодействиях между людьми, является индивидуальным делом каждого из нас. Оно строится от автономии каждого и благодаря ей.

2. Интерсубъективность существенным образом опирается на телесность в самом богатом смысле этого слова, т. е. на динамические действия, которые производят целостные телесно воплощенные и определенным образом телесно организованные индивиды.

3. Намерения индивидов не являются непрозрачными и скрытыми, они выражаются в действиях, поэтому могут быть восприняты и поняты другими.

4. Цели и интенции других людей не являются предданными и статичными, они генерируются и трансформируются в процессе взаимодействия. Социальное познание и социальное действие означают возможность самокорректировки своих действий в зависимости от реакций других и в зависимости от изменяющейся ситуации социального взаимодействия.

Отсюда делается следующий вывод: «Мы понимаем социальное взаимодействие как интерактивный и интеркорпоральный процесс, в который погружены оба партнера и в котором ведущую роль для понимания играет сам процесс взаимодействия. Короче говоря, социальное познание возникает из телесного социального взаимодействия или, применяя термин Мерло-Понти, из интеркорпоральности. Употребляя это понятие, мы понимаем его в рамках энактивистского подхода, а именно как динамическое сцепление (dynamical coupling) и координацию телесных когнитивных агентов».

Производство смыслов – это не разовый акт, а процесс. Смыслы со-создаются в процессе взаимодействия партнеров, они открываются все новые и новые по мере развертывания и углубления этого взаимодействия. Производства смыслов в социальном взаимодействии – это процесс с открытым концом, это настоящее приключение, которое подстегивается синергией взаимодействующих личностей. Кроме того, здесь имеет место холистический эффект, о котором говорят Фукс и де Джегер: «Взаимное инкорпорирование открывает потенциально новые области производства смыслов, такие области, которые недоступны каждому из индивидов в отдельности. Выражаясь в терминах партиципационного производства смыслов, в этой ситуации мы говорим о подлинно совместном производстве смыслов».

 

13.4. Распределенная телесность

Выше уже говорилось о том, что в настоящее время в философии сознания становится достаточно популярной, хотя и подвергается серьезной критике, теоретическая позиция расширенного ума (extended mind), или экстернализма. Работа нашего сознания не «закапсулована» в нем самом, а «растекается» в окружающую среду, через наши телесно-моторные действия, через инструменты и приборы, которые мы используем, через некоторые компоненты окружения, которые становятся частью нашего Я. Что представляет собой современный ученый без его компьютера, его книг, его записей и т. п.? Что будет делать автолюбитель без его машины и гаража? Что останется от рыболова, если лишить его рыболовных снастей и приспособлений? Примеры можно продолжать бесконечно. Мы создаем своей собственный мир, который фон Икскюль называл Umwelt, который становится неотъемлемой частью нас самих, но и мы сами распределены в нем.

В своих актах сознания и действия мы не ограничены пределами нашей телесности, границами нашей кожи и нашего черепа. Мы и в вещах, которые мы обустраиваем, и в событиях, на которые мы влияем и которые зависят от нас. Мир, который мы осваиваем и который преобразуем, становится нашим миром и фрагментом наших собственных личностей. Мы сами «собираемся» из кусочков наших действий, которые уходят далеко в окружающую нас природную и социальную среду. Мы и выстраеваемый нами окружающий мир – это единая и взаимосвязанная система. Представление о расширенном уме имеет в качестве сателлитного представление о расширенной, или распределенной, телесности, которое важно для развертывания новых, нетрадиционных подходов в проблеме интерсубъективности.

В социальном мире, мире социальных взаимодействий говорят вслед за Мерло-Понти об интеркорпоральности, которая необходима для социального понимания и производства смыслов. Наши целенаправленные или непроизвольные телесные действия – хватания, указание, передача из рук в руки, касания, движения навстречу или, напротив, отстранения, являются чрезвычайно значимыми действиями. Особое значение имеет весь арсенал невербальной коммуникации – язык телодвижений и поз, жестов, интонаций голоса, мимики и движений глаз, культурных касаний, о котором замечательно рассказвают в своих книгах Г. Е. Крейдлин. Интонации голоса и телесные движения нередко говорят больше и несут в себе больше смыслов, чем сами слова. И, конечно, намеренное прекращение коммуникации (не произнесение приветствия «Здравствуйте!) несет несравнимо больший смысл для знающих друг друга людей, чем беглое «Зрасьте!».

Коммуницируют между собой телесно организованные субъекты, и коммуникация их как именно таковых означает рождение смысла. «Фактически смыслы возникают, устанавливаются, изменяются и т. п. через межличностную координацию движений. И, наоборот, движения становятся межличностными, будучи координированными через попытки понимания друг друга, которые направляются также усилиями создать и наладить способы понимания друг друга».

Говоря о важности интеркорпоральности для возникновения интерсубъективности, подчеркнем также, что люди как когнитивные существа или, если рассматривать их в иной ипостаси, акторы социального действия, являются гибкими, пластичными, флексибельными системами. История их предыдущих социальных коммуникаций хотя и во многом определяет сегодняшнее общение и достижение понимания, но не жестко: они изменяются в процессе жизни и взаимодействия и могут выходить на новый уровень взаимного понимания и личностного соприкосновения или же, напротив, полностью или частично терять интерес друг к другу и/или способность достижения согласия. Необходимо учитывать также, что действия и социальные взаимодействия приобретают свою собственную жизнь и изменяются в зависимости от изменяющейся ситуации (ситуативность достижения интерсубъективности).

 

13.5. Эмпатия. Синергии духовной деятельности

Человек как участник социальных взаимодействий не просто наблюдает других людей; строя сложные межличностные отношения или занимаясь литературным, поэтическим, актерским творчеством, он развивает в себе способность вчувствования, эмпатии. Изучению феномена эмпатии придается ныне большое значение, тем не менее здесь остается еще немало неясного.

Эмпатия является одновременно и основой креативных способностей человека, и способом восприятия, понимания и создания красоты, и внутренним стержнем для морального действия. Эмпатия – тот узелок, через который соединяются истина, красота и добро. В художественном и отчасти научном творчестве способность вчувствования – это способность слиться с природным и/или социальным миром, войти с ним в резонанс, чтобы открыть в нем, а тем самым и в себе самом, что-то новое. В восприятии красоты это основа незаинтересованного любования. Этическое поведение начинается тогда и постольку, когда и поскольку человек научается чувствовать радость (или горе) другого как свою собственную радость (или горе), о чем писал Адам Смит в своем опусе «Theory of Moral Sentiments».

Как уже отмечалось в главе 12 (12.2.3), эмпатия есть высшая способность человеческого духа. Человек отстраняется от самого себя и сливается с миром или с другим человеком (или общностью людей), тем самым он открывает что-то ранее неизвестное в мире и одновременно перестраивает самого себя. Путем расставания с собой он себя находит. Пересаживая часть самого себя в личность другого, отдавая самого себя (тем самым создается как бы симбиозная личность), он находит самого себя подлинного, обновляет и развивает себя. Не боясь потерять свою идентичность, он ее обретает и укрепляет. В мире, в другом (или в других), в не-Я он узнает самого себя, свое Я.

Если параметры внешнего воздействия со стороны социальной среды соответствуют собственным параметрам личности как сложной самоорганизующейся системы, то имеет место феномен резонанса. Резонанс с точки зрения теории сложных самоорганизующихся систем (синергетики) – это топологически правильное воздействие на психику, мозг и тело человека (поскольку есть психосоматическая связка, то, воздействуя на тело, мы воздействуем на психику, и наоборот), т. е. воздействие на них пусть и малое, но конфигурационно правильное, симметричное. Это приводит к многократному усилению креативной активности личности, раскрытию огромных потенций человеческой психики и сознания.

Для того чтобы познать сложные явления природного и социального мира, нужно построить сложную структуру на поле мозга и сознания. И то и другое, рассуждая по большому счету, строится по единому закону: структуры мозга и структуры действительности конгруэнтны. Ведь и всякая природная среда, и среда мозга открыты и нелинейны, а стало быть, являются «полигоном» для разыгрывания процессов самоорганизации. Человек является результатом, продуктом эволюции природы, и, будучи ее собственным порождением, способен познавать мир и себя в нем. Не на этом ли пути следует искать решения главной проблемы для человеческого разума – познаваемости мира, – которую Макс Планк называл чудом?

Человек не чужд миру, его возвращение в лоно мира, понимание смыслов коллективной деятельности в социуме в пиковых моментах творческого экстаза и озарения есть возвращение к своей собственной природе, к своим истокам, к своему собственному происхождению.

В данном случае нас будут интересовать следствия и результаты таких топологически правильных самовоздействий на мозг, как реализация высших творческих проявлений человеческого Я. Научное открытие, творческая удача, озарение или провидение, когда угадывается некоторая объективная тенденция развития, – тоже своего рода резонанс человека-творца с миром, с окружающей его действительностью. Это – резонанс, по меньшей мере, эпистемический, в то время как восточные мудрецы, йоги, буддисты говорят даже о физическом, энергетическом слиянии с миром. Последняя позиция имела влияние и на русскую философию. «Восприятия не субъективны, а субъекты, те. принадлежат субъекту, хотя и лежат вне его. Иначе говоря, в знании сказывается подлинная расширенность субъекта и подлинное соединение его энергии (в смысле терминологии XVI в.) с энергией познаваемой реальности», – так характеризует свою теорию знания П. А. Флоренский.

Этот резонанс иначе можно описать как эмпатию, т. е. вчувствование (Einfühlung), вживание, вдействование в мир, энактивность, перевоплощение, перенесение и идентификация. Эмпатия означает чувствование мира или другого человека как самого себя, способность поставить себя на место познаваемой вещи, рисуемого или воспеваемого объекта. Как отмечает Е. А. Басин, «специфичным для эмпатии является механизм проекции – интроспекции, а результативным выражением процессов – идентификация… Будучи связанным с созданием воображаемой и условной ситуации, проекция и интроспекция суть механизмы воображения, направленные на преобразование не системы не-Я, а системы Я».

Парадоксально при этом то, что максимальное творческое самовыражение субъекта соответствует максимальной объективности, подлинности результатов творчества. Иначе говоря, максимум личностного, человеческого, субъективного в творце снимает это личностное или даже начисто уничтожает его и дает подлинно объективную картину бытия.

Истоки такого понимания творчества можно усмотреть еще в античной культуре. «Не мне, но логосу внимая, мудро признать, что все едино», – поучал Гераклит. Человек улавливает логос, объективный закон мира вещей, когда сливается с объективной действительностью, находится с ней в неразрывном единстве. Это состояние аналогично состоянию эмпатии в художественном творчестве. Обсуждая это известное высказывание Гераклита, В. Стружевский пишет: «Слушай не меня, а логос… Когда я говорю так, я утверждаю, что (1) я принадлежу к тотальности вещей, которые есть одно; (2) я слушаю логос, который “говорит” во мне и через меня. Logos есть αρχη. И как αρχη он проявляет себя во мне. Я есть его обнаружитель (revelator). И хотя я не есть логос в себе, хотя я есть нечто “иное”, я участвую в нем».

Андрей Битов истолковывает состояние творческого озарения, по сути дела, тоже как резонанс человека с миром. Его описание этого состояния весьма любопытно: «Только что я шел за мылом, погруженный в суетливый список небытия, вдруг озарение снизошло, слился с миром и настоящим временем на секунду, тут же вырвало меня из жизни снова в небытие, но как бы во вдохновенное, поэтическое, и опять на тебе… Какого черта идет ко мне этот мужик». «Поэзия, – пишет он далее, – постоянный прорыв не В, а СКВОЗЬ форму». Только в результате озарения, вернее, в его момент, человек приобретает подлинную бытийность, ибо до этого он был погружен в призрачное бытие, небытие. Озарением он оправдывает свое существование в этом мире.

Резонанс человека с природным и социальным миром в момент открытия, изобретения, создания нового слова, новой формы, новой мелодии и т. п. проявляется в том, что язык человека как субъекта познания и творчества объективируется. Не он говорит, а в нем говорит сама она, реальность как таковая. Он видит то, что другие не видят. Он слышит мелодию того, как звучит сам космос. Он подбирает слова, разбросанные в самой действительности. Смотря в мир через самого себя, он проникает в толщу объективного. Это своего рода ясновидение, пророчество.