Прекрасная графиня, бледная, как смерть, сидела в своей спальне. Теперь она не дрожала, теперь её охватило полное отчаяние.

– Вы будете переодеваться, госпожа? – спросила Зенобия тихим, дрожащим голосом.

– Нет, нет, – ответила дева, и её голос прозвучал странно даже для неё самой. – Зачем переодеваться для жертвоприношения? Глупый зверь может нести на шее венок, когда его ведут к языческому алтарю. Но, увы, бог не дал мне звериного невежества! Оно бы мне сейчас помогло. Нет, нет, Зенобия, я не надену подвенечного платья.

– Но этого ждёт герцог.

– Мне всё равно. Он не может меня об этом просить. Пусть он делает, что ему угодно, поскольку я беспомощна, но пусть не просит о подвенечном платье.

– О, моя милая госпожа, – вскричала верная служанка, обняв свою хозяйку за шею и заплакав, – если бы я могла поменяться с вами местами.

– Спасибо тебе, мой милый друг, – ответила графиня, с благодарностью глядя на служанку, – но теперь это не важно. Я достаточно вынесла. Скоро мои печали прекратятся.

Зенобия посмотрела на неё с любопытством, но ничего не сказала.

– Скоро бог заберёт меня домой, – немного помолчав, пробормотала несчастная дева. – Я даже сейчас чувствую холод в сердце, и я знаю, что моя душа долго не вытерпит подобного проклятия!

Зенобия не находила слов утешения, поэтому она сделала всё, что могла. Она положила голову госпожи к себе на грудь и держала так некоторое время. Наконец дверь открылась, и вошла одна из служанок.

– Госпожа, – сказала она, заметно содрогаясь, – герцог просил передать, что он ждёт вас внизу, в зале.

Она, казалось, ждала ответа, но Розалинда ничего не говорила.

– Что передать герцогу, госпожа?

На это графиня подняла голову, но затем снова опустила её, ничего не отвечая.

– Скажи ему, мы придём, – вмешалась Зенобия, которая видела, что это сообщение забрало у её госпожи последние силы.

– Да, да, – прошептала графиня, поскольку посланница медлила и требовательно смотрела на неё.

После этих слов служанка покинула покои графини.

– Милая госпожа, – проговорила Зенобия, изо всех сил стараясь держать себя в руках, – мы пробовали бежать, мы искали помощи, но тщетно. Пришло время…

– О, боже, пощади! – застонала графиня.

– И поскольку надеяться больше не на что, мы должны смириться. Лучше сейчас же спуститься вниз, чем задержкой вызывать гнев злодея. Если бы был хоть слабый проблеск надежды, мы бы не пошли, но его нет. Вы ведь понимаете, о чём я?

На несколько мгновений Розалинда застыла, как мертвец. Затем она встала, сложила руки в молитвенном жесте и подняла глаза к небу. Она не произносила слова вслух, но её губы шевелились. Она молилась богу, и эта немая молитва была красноречивей всяких слов. Затем она повернулась к компаньонке. Её бесцветные губы были сжаты, а лицо залила мертвенная бледность.

– Зенобия, – сказала она, и в её голосе было меньше чувств, чем в дуновении ледяного ветра, – я готова. Прежде чем меня оставит последняя радость, позволь мне ещё раз благословить тебя и прижать тебя к своей груди.

Она развела руки и заключила Зенобию в свои объятия.

– Благослови тебя бог! Пусть бог не оставит тебя до конца дней твоих, а затем примет в свой дом. Поцелуй меня. Теперь я готова!

Убитая горем девушка смахнула слёзы с глаз и через мгновение была так же холодна и бесстрастна, как прежде.

– Иди вперёд, Зенобия. Я пойду сама, без поддержки.

Не оглядываясь, девушка-мусульманка направилась в залу. Она шагала медленно, и ей представлялось, что она может слышать, как бьётся сердце её госпожи. В зале стоял герцог с полудюжиной своих слуг-мужчин. Когда графиня подошла к нему, он взял её за руку и строго посмотрел в её лицо, но ничего не сказал. Он повёл её в одну из гостиных, где их уже ждал горбатый священник. Когда Розалинда увидела этого жалкого злодея, готового выполнить свою работу, она чуть не упала в обморок. Сейчас она поняла, что священник был подобием своего хозяина.

– Видите, моя дорогая графиня, – тихим лицемерным голосом проговорил герцог, – всё уже готово. Я надеюсь, что мы не будем устраивать ссору перед этим святым человеком?

Последняя фраза была сказана угрожающим голосом, но на Розалинду она не подействовала. Она едва слышала, что он говорит.

– Начинайте, батюшка, – сказал Ольга, повернувшись к священнику. – Мы готовы.

Савотано выступил вперёд и пробормотал молитву на латыни. Затем он посмотрел на стоявшую перед ним пару и приказал им преклонить колени.

– Нет! Нет! Нет! – задрожав, выпалила прекрасная графиня. – Я не могу!

– На колени! – сквозь зубы прошипел герцог. И с этими словами он схватил графиню за руку и заставил её сесть. Почувствовав безжалостную хватку, она вскрикнула от боли, но не могла сопротивляться силе своего мучителя.

– Ну же, продолжай! – крикнул герцог, когда усадил деву. – Продолжай, Савотано, и сделай всё как можно скорее.

– Стойте! – раздался громовой голос, и донёсся он от двери.

Герцог встал и увидел, что к нему подходит оружейник Рюрик Невель. Но юноша был не один. Сзади шагала туша монаха Владимира. А ещё дальше – вдова Клавдия Невель и мальчик Павел. Кроме того, всю залу заполнил тяжёлый топот шагов и лязг стали.

– Стойте! Остановите эту проклятую комедию! – закричал Рюрик, входя в комнату.

– Жалкий пёс! – выпалил герцог, обезумев от гнева. – Как ты посмел прийти сюда?

– Послушайте, гордый герцог, – вмешался быстро подошедший монах, – за этим стою я. Это я пришёл, чтобы остановить эту мерзость!

Когда Розалинда услышала голос Рюрика, она встала на ноги; а после слов монаха в её душе снова заблистал луч надежды, и она подбежала к своему возлюбленному.

– Рюрик! Рюрик! – Это всё, что она могла сказать. Из её глаз хлынул поток слёз; она положила голову на грудь Рюрику, и он сильной рукой нежно обнял её.

– Не бойся, – прошептал он. – О, Розалинда, теперь ты в безопасности!

Безумный герцог, изрыгая проклятия, подошёл к ним.

– Клянусь всеми богами, – закричал он, сжимая кулаки и сверкая глазами, – теперь ты умрёшь! Эй, сюда, сюда! Рабы, где вы?

Через один миг боковая дверь распахнулась, и в комнату ворвалась дюжина слуг герцога.

– Вы вовремя! – закричал Ольга. – Схватить этих псов! Убейте их на месте, если они вздумают сопротивляться! Взять этих псов!

– СТОЙТЕ! – проговорил Владимир, и при этих словах все поднятые руки опустились. Теперь голос толстого монаха звучал иначе, чем раньше.

Герцог вздрогнул, как будто поражённый громом.

– Кто ты? – выпалил он, отступая назад.

– Ольга, герцог Тульский… – проговорил монах голосом, который казался странным для него, потому что он отличался от уже привычного. – Я ваш повелитель!

С этими словами он снял с себя длинную чёрную рясу, прикрывавшую его тело, и бросил её на пол, а вместе с ней – огромную кучу ваты! Округлость его фигуры исчезла, и сейчас этот человек стоял во всей своей красе. Его подбородок – этот выдающийся подбородок – теперь не был скрыт. Он был невысокого роста, но намного выше, чем стоявший рядом с ним Павел. Затем он положил руку на голову и сдёрнул плотную скуфью, а с ней седые волосы, и шелковистая шевелюра упала на шею и плечи!

– Это ИМПЕРАТОР! – выпалил Савотано, отпрянув назад.

– Да, – вскричал Пётр, обращая сверкающий взор на отпрянувшего герцога, – я – ваш император! Павел, сходи и позови гвардейцев.

Мальчик выбежал из дворца, а когда он вернулся, за ним следовали императорские гвардейцы.

– Пощады! Пощады, государь! – выпалил герцог, падая на колени.

Но император ему не ответил. Он только повернулся к гвардейцам и приказал им схватить герцога и мерзкого священника.

Розалинда Валдай смотрела на преображённого монаха, пока истина не овладела её умом, и затем она снова повернулась к Рюрику. Она посмотрела в его лицо, и увидела, что на нём покоится праведная улыбка. Теперь она осознала радостную истину и, тихо вскрикнув, в блаженстве упала на грудь своего благородного возлюбленного. Она не могла говорить… она только сильнее прижималась к своему защитнику и слышала сердце, которое билось ради неё, и печаль улетучивалась из её души.

– Ольга, – проговорил император, когда этот дворянин был крепко связан, – твоему произволу наступил конец.

– Нет, нет, государь, – дрожащим, умоляющим голосом закричал герцог, – не говорите так. Я могу быть неправ, но пусть моя безумная любовь станет моим оправданием. О, вы не опозорите меня! Вы не отдалите от себя того, кто так сильно вас любит!

– О, жалкий человек! – сказал Пётр, с крайним презрением глядя на гнусного негодяя. – Не добавляйте к своим преступлениям лжесвидетельство. Послушайте: несколько месяцев назад я узнал, что в моей столице зреет заговор и что здесь творится много злодеяний, о которых мне не сообщают. Я решил сам всё выяснить, и с этой целью мне надо было, не выдавая себя, смешаться с моим народом. Поэтому я сделал эту рясу, набив её ватой, которая покрывала меня подбородка. Я облачился в это одеяние, и сначала даже мой учитель фехтования не узнал меня. Иногда, чтобы отвести от себя подозрения, я облачал в эту рясу своего пажа и отправлял его в город. Я много трудился, Ольга, и я всё выяснил. Я случайно встретил на своём пути этого молодого оружейника и случайно подслушал, как граф Дамонов говорит со своим другом об их визите в мастерскую оружейника. Разумеется, я пошёл дальше, и я должен был вырвать нашу прекрасную юную графиню из ваших лап, но не прежде, чем я завершу другое дело. Вероятно, вы знаете, что царевна Софья и министр Голицын собирались свергнуть меня с трона. Ага, вы дрожите! И вот, мой благородный герцог, – более низким голосом продолжил император, – я узнал всё о вашем участии в заговоре. О, вы любите меня, неужели? Но теперь я знаю вас. Два ваших несчастных помощника в моих руках. Их зовут Тотьма и Виска. Они во всём признались, и я знаю обо всех ваших злодействах. Я знаю, что вы злоумышляли против благородной графини и её благородного возлюбленного, что вы злоумышляли против графа Дамонова и что вы злоумышляли против императора. Ни слова, сударь! Отныне вы не герцог Тульский. С этого часа более благородный человек будет носить герцогское звание. Рюрик Невель примет звание, которое вы опозорили, и я знаю, что однажды он его прославит.

Как только Пётр закончил свою речь, он махнул рукой, и его офицеры вывели арестованных из комнаты. Священник не сказал ни слова, а герцог громко ругался.

Когда мрачные злодеи исчезли, Пётр подошёл к Розалинде и взял её за руку. В её глазах стояли слёзы, и её нижняя губа дрожала.

– Прекрасная графиня, – тихим, мягким голосом сказал Пётр, – я не мог обещать, что вы не станете женой герцога Тульского, поскольку давно решил, что вы станете ею. Но теперь это будет не очень тяжело, не так ли?

Графиня смотрела на него, и с её уст готовы были сорваться слова благодарности; но из её глаз снова хлынул поток слёз, и она смогла выразить радость только своим видом, но не словами. Пётр поцеловал её чистый лоб и затем вложил её руку в руку Рюрика, после чего с тёплой улыбкой сказал:

– Отныне вы будете её опекуном, и если вы будете пренебрегать своим долгом, она всегда сможет найти укрытие у своего императора.

* * *

Прошла неделя с той странной сцены, которая была описана выше. Бывший герцог Ольга был обвинён в измене, и его отправили в бескрайнюю пустыню Сибири. Но позвольте сразу сказать: он так и не достиг места своего изгнания. По дороге его гордое сердце не выдержало, и он умер, всеми забытый, в крестьянской хижине посреди суровых Уральских гор. Он попросил офицера, который его охранял, не открывать его положения. Крестьяне, которые опустили его бренные останки в холодную могилу, посчитали, что он был обычным путешественником.

Горбатый священник Савотано был казнён как обычный убийца, а его соучастники были заключены в тюрьму.

И вот мы подошли к заключительной сцене.

В большой комнате герцогского дворца собралось блестящее общество, и здесь присутствовал сам император.

Московский оружейник Рюрик Невель преклонил колени перед императором, а Пётр достал шпагу и положил её сверкающий клинок на плечо Рюрика, после чего сказал:

– Встаньте, Рюрик, герцог Тульский, и получите свой титул и знаки отличия.

Бледный, дрожащий от волнения юноша встал, и затем император передал ему широкий пергаментный свиток с тяжелой печатью, на которой был изображён герцогский герб.

– А сейчас, – вскричал Пётр, сам наслаждаясь той радостью, которую он принёс, – начнём обряд. Идите сюда, батюшка, нам нужна ваша помощь для проведения обряда.

Лицо Рюрика больше не было бледным. Когда он почувствовал в своей руке дрожащую тёплую руку Розалинды, горячая кровь залила его лицо, и его тёмные глаза засверкали, как будто в них танцевали солнечные зайчики.

Нужные слова были сказаны, брак был заключён, и Розалинда Валдай стала герцогиней Тульской. Первой супругов благословила вдовствующая мать, а затем император. Затем рука об руку подошли Павел и Зенобия.

– Ага, – сказала счастливая герцогиня, когда увидела новый свет в глазах Зенобии, и затем повернулась к сверкающему Павлу, – вы любите друг друга.

– Если вы не возражаете, – прошептала прекрасная девушка, пряча лицо на груди своей госпожи.

– Нет, нет, Зенобия.

– А вы, хозяин, – проговорил Павел, жадно глядя на Рюрика, – вы не скажете «нет»?

– Нет, нет, мой благородный Павел. Если она тебя любит, я только рад.

Она его любила.

И ещё один человек подошёл к ним. Граф Конрад Дамонов, немного бледный и слабый, но почти выздоровевший, медленно выступил вперёд и взял радостную невесту за руку. Затем он взял за руку Рюрика и, не выпуская обеих рук, сказал:

– Сударь, сударыня, пусть в этот миг забудется прошлое. Будьте счастливы, и да благословит вас бог. Считайте меня своим другом, и пусть будущее покажет, насколько я могу быть благодарным.

– Да, – воскликнул Рюрик, крепче сжимая руку графа, – пусть будущее покажет, насколько мы все можем быть благодарны; и когда мы обратимся за помощью к богу, давайте не забудем творца нашей радости – нашего благородного императора Петра Российского!

И сцена завершилась как должно – раскатистым громким возгласом:

– Боже, храни нашего императора!

Пётр никогда не забывал об этом мгновении. Даже через много лет, когда в душе его поселялся гнев, он вспоминал эту сцену и этот возглас. Это было одно из самых ярких воспоминаний его молодости, которым он всегда нежно дорожил.