На следующее утро Рюрик проснулся рано, и за завтраком никто не произнёс ни слова на занимающую всех тему. После завтрака оружейник пошёл в мастерскую и достал из чулана длинный кожаный чехол, в котором лежали две шпаги, схожие во всём, кроме размера. Это были изящно отделанные толедские клинки. Рюрик взял тот, что потяжелее, обоюдоострый, с эфесом из позолоченного металла. Он вонзил остриё в пол и затем всем весом согнул клинок так, что набалдашник коснулся острия. Гибкая сталь с резким лязгом разогнулась и приняла ту же форму. Затем он с огромной силой ударил клинком плашмя по наковальне. Раздался резкий, ясный звон, но оружие осталось неповреждённым.

– Павел, в Москве нет подобного клинка! Дамаск не видел ничего лучше!

Оружейник говорил это своему помощнику, взвешивая прекрасное оружие в руке.

– Думаю, вы правы, хозяин, – ответил помощник, который с беспредельным восхищением взирал на испытание клинка. – Но, – добавил он, – вы не можете сделать такой же?

– Возможно, но у меня нет такой стали. Сталь этих клинков прибыла из Индии, и сначала это было одно громоздкое двуручное оружие. Оно принадлежало некоему бенгальскому вождю. Этот металл прочен, как бритва, и упруг, как пружина. Мой старый хозяин в Толедо отдал мне их на память. Если бы я назвал, сколько он потребовал однажды за большой клинок, ты бы не поверил.

– Сколько? – спросил Павел с мальчишеским любопытством.

– Семьсот дукатов.

– И всё-таки он их отдал.

– Да. Он нарочно назначил такую цену, поскольку их подлинная стоимость равнялась только тому благу, которое они ему приносили. Если он говорил правду, он любил меня, и дал мне их в подарок как лучший образец, который я могу пожелать.

После этого Рюрик положил маленькую шпагу, а затем дал Павлу несколько указаний по работе, обещая, что вернётся к вечеру. Услышав это обещание, верный помощник с сомнением помотал головой, но ничего не сказал, и скоро Рюрик ушёл в дом. Тут же к двери подъехал Аларих Орша.

Рюрик был готов, оставалось только надеть шапку и шубу. Его мать была на кухне. Он с улыбкой подошёл к ней. Он взял её ладонь и положил к себе на грудь.

– Благослови тебя бог, матушка. Я вернусь, – сказав эти слова, он поцеловал её.

– Храни тебя бог… и…

Это всё, что она могла сказать.

Рюрик мгновение смотрел в её бледное лицо, затем поцеловал её снова и повторил:

– Благослови тебя бог, матушка. Я вернусь.

Больше он ничего не сказал. Мягко усадив свою мать в кресло, он развернулся и вышел из кухни. В передней он набросил шубу и шапку, открыл дверь и покинул дом.

– У тебя хорошее оружие? – спросил Орша, когда лошадь тронулась.

– Превосходное. Думаю, оно меня не подведёт.

– Я спросил потому, – продолжил Орша, – что Дамонов гордится своим оружием. Это немецкий клинок, который якобы рассечёт надвое любое оружие из тех, что есть в Москве.

– У меня хорошее оружие, – безмятежно сказал Рюрик, – и оно прошло отличную проверку. – И после нескольких замечаний он поведал историю создания и приобретения шпаги.

Наконец они выехали на реку и через полчаса достигли места встречи. Был прекрасный день. Снег ярко сиял на солнце, воздух был спокоен и тих. Сильный мороз бодрил, и Рюрик распахнул шубу, чтобы вольнее дышалось. Они ждали всего несколько минут, когда у излучины реки появился противник.

Как только граф и его секундант приехали, а лошади были привязаны, лейтенант предложил перейти к строению, которое стояло неподалёку. Это был шлюпочный сарай, который зимой не использовался. Было предложено перейти туда, чтобы сияние снега не слепило глаза.

– А это что такое? – воскликнул Орша, когда увидел у излучины реки сани и офицера в них.

– Это всего лишь хирург, – отозвался Дамонов. – Я не рассекаю плоть человека, не дав ему возможности выжить.

– А ещё он может пригодиться и вам, да? – предположил лейтенант.

– Конечно. Всякое может случиться.

Через мгновение сани подъехали, и Рюрик узнал военного хирурга, которого он раньше видел, хотя не знал его имени.

– Что ж, к старому сараю, – вскричал Урзен.

– Да, – прибавил Дамонов. – Давайте скорее покончим с этим делом, поскольку я хотел бы вернуться к обеду. Сегодня я обедаю с Ольгой, и меня ждёт прекрасная дева.

– Не обращай внимания, – шепнул Орша, который шагал рядом с Рюриком. – В таком деле это самое важное. Он надеется разозлить тебя, выбить из колеи.

– Не беспокойся, – ответил оружейник. – Эти попытки обернутся против него, они лишь укрепят мою руку.

Все остановились, когда вошли под крышу нехитрого сооружения, и граф сбросил шубу и достал шпагу. Рюрик последовал его примеру.

– Господин граф, – сказал Рюрик, выступив вперёд, – прежде чем начать, я бы хотел, чтобы все присутствующие ясно понимали, что происходит. Вы первый искали со мной ссоры. Без всякой причины вы грубо оскорбили меня, и вот к чему это привело. И отвечать перед богом и людьми будете именно вы.

– Заткнись, лживый холоп…

– Прекрати, – вскричал хирург, положив руку на плечо графа. – Ты не имеешь права так говорить, ты только унижаешь себя. Если ты пришёл драться, дерись с честью.

С уст Дамонова чуть не сорвался злобный ответ, но он ничего не произнёс. Он повернулся к противнику и сказал:

– Хотите измерить шпаги, сударь? Моя, кажется, немного длиннее. Мне не нужно преимущество; если желаете, у меня есть ещё одна той же длины и того же веса.

– Моя меня устраивает, – ответил Рюрик.

– Тогда начнём. Готовы?

– Да!

Тут же две шпаги скрестились с ясным, резким лязгом.

Между двумя бойцами была разница, но не очевидная. Граф был немного выше, а Рюрик был тяжелее. Но вблизи наблюдатель заметил бы разницу в телосложении двух мужчин. Только у Рюрика была такая могучая грудь и такие широкие плечи, созданные для физической работы. И всё же граф Дамонов считался сильным человеком. В клубных атлетических состязаниях с ним мало кто мог сравниться. Но Рюрик Невель никогда в них не участвовал.

Сначала на лице графа отображалось презрение. Когда он увидел позицию противника, когда он обратил внимание на спокойствие, величавость, непринуждённость всех его членов, когда он заметил таинственный огонь в этих выразительных глазах, он понял, что имеет дело не с обычным любителем.

Наконец Конрад Дамонов отступил, и с его уст сорвался крик. Рюрик остриём шпаги коснулся его груди – остриё оказалось у самого сердца, но не вошло внутрь. Граф понял, что его жизнь больше ему не принадлежит, поскольку оружейник мог убить его, но пощадил.

– Вы хорошо фехтуете, – сказал он, пытаясь восстановить самообладание.

– И вы не новичок, – спокойно ответил Рюрик, в то же время отводя клинок.

– Давайте же, – крикнул граф, собирая все силы для следующей попытки.

И снова шпаги скрестились. На этот раз Дамонов был более сдержан. Раньше его подстёгивала самоуверенность; сейчас его вынудили считаться с силой противника. Рюрик быстро понял, что его неприятель более осторожен и стал вести себя соответственно. После двенадцатого удара граф сделал финт влево, затем в горло, а затем быстрый, молниеносный выпад в сердце. Но Рюрик с самого начала читал его, как книгу. Юноша следил за его глазами, и видел, что он метит в сердце. Движение Рюрика было почти бессознательно. Он отразил своей шпагой шпагу противника, затем быстро выкинул руку вперёд и схватил клинок врага в своё перекрестье; затем со всей силы рванул вверх и в сторону, и шпага графа пролетела через весь сарай. Она с глухим лязгом ударилась о противоположную стену и через мгновение наполовину зарылась в снег.

– Не беспокойтесь, сударь, – сказал Рюрик, когда граф отступил с поднятыми руками. – Я не нападаю на безоружного.

Руки Дамонова опустились, и краска стыда залила его лицо.

– Клянусь святым Павлом, – вскричал хирург, – считай, что ты лишился жизни; сейчас ты должен быть удовлетворён.

– Нет, нет, – смущённо воскликнул граф, чувствуя ярость и обиду. – Она просто выскользнула. Это был ложный выпад… трусливый финт. Я ещё не проиграл.

– Но сейчас твоя жизнь принадлежит Невелю. Он может проткнуть тебя, если захочет.

– Но не проткнёт, – закричал граф, прыгнув к тому месту, где лежала шпага, и хватая её.

– Господин граф, – сказал Рюрик спокойно, но с заметным презрением, – вы не можете винить меня за то, что я сделал, поскольку вы трижды пытались вырвать мою шпагу.

– Тогда попытайтесь ещё раз! – закричал Дамонов. – Заберите мою шпагу, если сможете.

– Может быть, не заберу, – возразил наш герой. – Но после сегодняшнего дня никто больше не сможет владеть вашей шпагой.

– Вот как? Не хвалитесь, а деритесь! Если вы…

Завершение фразы утонуло в блеске стали.

Граф сделал ещё один яростный выпад в сердце противника. Рюрик быстро отпрыгнул в сторону и изо всех сил ударил по рукояти графова клинка так, что тот переломился надвое.

– Другую шпагу! Другую шпагу! – закричал граф, совершенно ослеплённый безумием. – О, дайте мне другую…

– Прекрати! – воскликнули разом и хирург, и Степан Урзен. – Ты сошёл с ума, Конрад.

– Сошёл с ума? О, я сойду с ума! Где моя шпага? – вопил безрассудный граф, отбрасывая эфес, лишённый лезвия.

– Но ты не понимаешь…

– Прочь, я говорю! Я отступлюсь потому, что моя шпага сломалась? Клянусь богами, оружие подвело меня. Где другое?

– Подвело тебя, Конрад? – саркастично повторил хирург. – Если бы ты получил тысячную долю такого удара по голове, то она слетела бы с плеч.

Но граф был вне себя. В своём безумии он не видел, что его шпага была сломана нарочно. Он не понимал, что противник пощадил его. Но его друзья всё поняли.

– Здесь ещё кто-то! – воскликнул Аларих, который заметил, как тёмная фигура входит в ветхое строение.

Это был монах Владимир.

– Кто вы? Что вам нужно? – спросил Урзен, когда толстый монах вперевалку подошёл к дуэлянтам.

– Когда я проезжал рядом, я услышал шум оружия, сын мой, и остановился посмотреть, что происходит. Служитель церкви может прийти туда, где витает смерть?

– Да, – воскликнул граф. – Милости прошу, но не вмешивайтесь. Ну же, мою шпагу! Где она?

Урзен с неохотой принёс вторую шпагу, но прежде чем отдал её, сказал:

– Берегись, Конрад. Ты никогда…

– Замолчи, пустомеля! – прошипел возбуждённый дурак, хватая шпагу и быстро вставая напротив оружейника.

До сих пор Рюрик молчал, но теперь он понял, что его долг заговорить.

– Господин граф, – сказал он строгим и повелительным голосом и с видом таким властным, что Дамонов замер. – Я обязан кое-что сказать. Вы затеяли со мной ссору, вы вызвали меня. Я не боюсь смерти по зову долга, но я не хочу умирать и не хочу убивать ближнего таким образом. С тех пор, как наши шпаги скрестились первый раз, я шесть раз щадил вашу жизнь.

– Лжец!

– И дважды я обезоруживал вас, – продолжил Рюрик, не обращая внимание. – Я надеялся, это покажет вам, что я не желаю вам вреда; и что вы не можете сравниться со мной в этом деле.

– Заткнись, дурак! – завопил Дамонов, белый, как пена. – Если ты не смеешь скрестить со мной шпагу, пускай, но не юли, как трус!

– Ещё одно слово, – сказал Рюрик, в один миг побледнев от немилосердного оскорбления, нанесённого глупым графом, и гордо выпрямился. – Перед собравшимися здесь людьми и перед богом я клянусь, что до сих пор щадил вас; но теперь я могу лишиться жизни, если буду столь же легкомыслен. Отныне – берегитесь! Вас предупредили!

Возможно, граф действительно не понимал, о чём говорит Рюрик. В своём неукротимом гневе он мог вообразить, что ему просто не везёт. Тем не менее, он снова напал на Рюрика, сделав яростный выпад.

– Ну же, – выпалил он, – играйте лучше. Моя шпага ещё у меня!

Но Рюрик ничего не ответил. Он видел, что граф стал сильнее прежнего – казалось, гнев придал ему маниакальной силы, – и что он намерен бороться не на жизнь, а на смерть. Он бил быстро и яростно, и его движения были странными и непредсказуемыми. Он отринул все правила, он колол и рубил в диком безумии. Дважды он едва не проткнул Рюрика. Рюрик скоро понял, что должен остановить дуэль, иначе он не увидит заката и оставит свою мать без единственного ребёнка.

– Вы сдаётесь? – спросил он, отбивая удар графа.

– Ни за что! Подчиниться такому, как вы? Ха!

Дуэль продолжалась ещё несколько мгновений. У Рюрика была ещё одна возможность пронзить сердце безумца, и он ею не воспользовался. Все присутствующие, кроме безумца, это видели.

– Дурак! – пробурчал монах, который от волнения дрожал с головы до пят; его крупное тело тряслось, как студень. – Ты хочешь лишиться жизни, Рюрик Невель? Мне сказать твоей матери, что ты по своей воле оставил её?

При упоминании о матери Рюрик отбросил последние сомнения. Он отбил удар и вонзил остриё в грудь графа. Он пытался не затронуть сердце и другие важные органы, но он выбросил руку вперёд, и сверкающее лезвие насквозь прошло через тело графа. С выражением боли на лице он отступил назад и опустил в утоптанный снег лезвие, от которого валил пар. Граф ещё раз яростно бросился на него, но удары его были беспорядочны. Рюрик легко отражал эти удары, пока рука графа не опустилась. В следующий миг шпага выпала из его обессилевших пальцев, и он без сознания повалился на руки друзей.