Чтобы понять, почему Рюрик оказался пред императором, необходимо вернуться на несколько часов назад. Самодержец послал за своим хирургом Копани, который был свидетелем дуэли, и когда тот через некоторое время явился по вызову, то Пётр спросил, почему он опоздал. Копани ответил, что ухаживал за графом Дамоновым.

– А что с графом? – спросил император. – Вчера он был здоров.

– Да, но сегодня произошёл несчастный случай.

– Послушайте, Копани, – вскричал молодой правитель, который в один миг увидел, что дело нечисто, – не думайте, что сумеете что-нибудь скрыть от меня. Так что случилось?

– Государь, я не собирался ничего скрывать от вас. Граф участвовал в дуэли.

– Вот как? Его вызвали?

– Нет, государь. Он вызвал.

– Так-так. И с кем он дрался?

– Со скромным оружейником, государь, по имени Рюрик Невель.

– Невель… Невель… – произнёс Пётр. – Знакомое имя.

– Его отец был капитаном во время последней войны с турками. Он продвинулся из рядовых при Фёдоре и был храбрейшим из храбрых.

– Капитан Невель. Ах, да. Сейчас вспомнил. Он и Валдай первыми забрались на валы Изюма. Так гласят старые депеши.

– Да, государь. Бедняга Невель был застрелен через месяц, когда вёл свою храбрую роту против целого батальона турецких солдат; а Валдай вернулся домой и получил чин полковника.

– А потом и титул? – добавил Пётр.

– Да, государь.

– И этот оружейник – сын капитана?

– Да, государь.

– И, мне помнится, у Валдая остался ребёнок.

– Да, государь, дочь. Она сейчас живёт у Ольги – он её опекун.

– И граф сражался на дуэли с молодым Невелем и победил, да?

Прежде чем хирург успел ответить, вошёл паж и объявил, что герцог Тульский желает видеть императора.

Император велел пустить его; и скоро гордый герцог вошёл в залу. Это был высокий, крепкий человек лет сорока пяти лет, со светлыми волосами и голубыми глазами. У него была надменная выправка, хотя сейчас, когда он стоял перед своим повелителем, он был вынужден выказывать уважение.

– Государь, – сказал герцог после обычного приветствия, – я пришёл требовать у вас правосудия. Мой юный друг, граф Конрад Дамонов был жестоко убит.

– Вот как? Убит, Ольга?

– Да, государь.

– Но как это случилось?

– Позавчера я отправил графа с посланием к Рюрику Невелю, оружейнику из Слободы. Граф пошёл к нему, а силач-оружейник затеял ссору и ударил этого дворянина. Разумеется, граф оскорбился, и поскольку буян угрожал повторить оскорбление и к тому же грубо оскорбил благородную госпожу, которую по сердцу графу, он не смог удержаться от вызова. Оружейник принял вызов и сумел самым трусливым образом нанести смертельную рану.

– Это серьёзное дело, – сказал император, который заметил, как удивился хирург, когда слушал рассказ герцога.

– Очень серьёзное, государь; и, разумеется, буяна следует немедленно казнить.

– Но разве это не граф вызвал его?

– Да, государь, но не забывайте, что благородный граф действовал из чувства самосохранения. В противном случае оружейник, несомненно, убил бы его.

– Вы присутствовали на дуэли, герцог?

– Нет, государь, но со мной мой друг, который там был.

– Тогда позовите его.

Герцог вышел, а когда вернулся, то с ним был Степан Урзен.

– Вот он, государь, – сказал Ольга, выводя своего друга вперёд.

Император несколько мгновений смотрел на Урзена, а затем сказал:

– Вы присутствовали на дуэли?

– Да, государь, – низко поклонившись, ответил Урзен.

– Он был и при первой встрече, государь, – добавил герцог.

– Да? Значит, вы знаете всё об этом деле?

– Да, государь, – ответил Урзен.

– Тогда расскажите.

– Сначала, государь, – начал Урзен, бросая умоляющие взгляд на герцога, – граф пришёл в мастерскую оружейника, чтобы получить… получить…

– Позвольте объяснить, государь, – перебил герцог, когда его марионетка замешкалась. – Этот человек может и не знать точно о моём поручении. У меня живёт молодая девушка – моя воспитанница – нежное, робкое создание, которое скрашивает моё одиночество. В детстве она была знакома с этим Рюриком Невелем, и он предположил, что это даёт ему право на отвратительные вольности. Боясь насилия, она не посмела протестовать, поэтому попросила меня заняться этим делом. Граф хотел жениться на ней, и я подумал, что он подходящий человек для того, чтобы выполнить столь щекотливое поручение. Я написал бумагу – что-то вроде заявления – о том, что подписавший больше не считает себя знакомым с этой госпожой. Там же было сказано, что его присутствие очень неприятно упомянутой госпоже. Я полагал, что он тут же её подпишет; и поскольку граф домогался руки госпожи, я подумал, он не откажется оказать ей такую услугу. Теперь, государь, этот господин может продолжать.

Получив разрешение, Урзен продолжил:

– Благородный граф пожелал, чтобы я, государь, сопровождал его, и я согласился. Придя в мастерскую, мы нашли его за работой, кажется, над ружейным замком. Он видел бумагу, но отказался её подписать. Граф кротким тоном убеждал его, но оружейник разозлился. Тогда граф в несколько более грубых выражениях пригрозил, что он сделает с оружейником, если тот снова оскорбит госпожу; оружейник ударил его в лицо и сбил с ног. Я не могу вспомнить всё, что говорил оружейник, но его слова были ужасны.

– А что касается дуэли? – спросил император.

В ответ Урзен поведал всё, что приготовил; и нужно сказать, что его доклад не вполне соответствовал тому, что мы уже слышали. Он дошёл до того, что поклялся, будто граф постоянно пытался пойти на уступки… будто он умолял Невеля прекратить дуэль; но тот не отступал, рьяно желая пролить кровь молодого дворянина!

Тогда-то, не обратившись к хирургу, император послал за Рюриком; узнав, что на дуэли присутствовал лейтенант Китайгородского гвардейского полка, он послал и за ним. Орша прибыл первым, а затем привели Рюрика.

И вот Рюрик Невель стоял пред императором.

Пётр несколько мгновений пристально смотрел на него, а затем сказал:

– Вы смело держитесь.

– Почему же, государь, мне не быть смелым, когда я стою перед тем, кого уважаю и почитаю и кого не боюсь? – сказал Рюрик спокойно и с особенным достоинством.

– Не боитесь? – сурово повторил самодержец.

– Нет, государь. Пётра Российского не следует бояться тому человеку, который любит и уважает его.

– Какая наглость! – произнёс герцог; и когда император посмотрел на него, добавил: – Вы видите, сударь, каков его характер.

– Да, – ответил Пётр, – вижу. Он превосходен. Я не знал, что среди моих ремесленников есть люди такой смелости.

Герцог не знал, как толковать эти слова, и отступил на шаг.

– Как же вы дерзнули ударить русского дворянина? – продолжил Пётр, повернувшись к оружейнику.

– Государь, Конрад Дамонов пришёл ко мне в мастерскую и принёс бумагу, по которой я должен был отказаться от всех притязаний на руку…

– Государь, – перебил герцог, – он искажает…

– Довольно, – прервал его император, властно взмахнув рукой, – мы больше ничего не услышим об этой госпоже. Почему вы ударили графа?

– Потому, государь, что он потерял своё лицо и ударил меня. Он отбросил щит, который защищает дворянина, и без причины ударил меня.

– И вы сбили его с ног?

– Да, государь.

– И, вероятно, вы бы сделали это ещё раз?

– Государь, – тихо ответил юноша, – когда Дамонов пытался угрозами заставить меня подписать эту бумагу, я сказал, что на земле есть только один человек, который может мне приказывать. Человек, который имеет право мне приказывать, никогда не ударит меня.

В этом ответе, в голосе и манере говорившего было нечто такое, что заставило герцога вздрогнуть. Он увидел, что в глазах императора сверкнуло восхищение оружейником.

– Теперь о дуэли, – продолжил император. – Как вы дерзнули обмануть графа на дуэли?

– Обмануть, государь? – с удивлением повторил юноша.

– Да. Степан Урзен, он ведь действовал обманным путём?

– Да, государь, – отозвался Урзен.

– И кого вы назовёте лучшим фехтовальщиком? – спросил Пётр.

– Государь, граф доказал своё превосходство.

– А что вы скажете, лейтенант?

Аларих вздрогнул, поскольку обращались к нему. Он знал, что герцог желает сокрушить его друга, и боялся вызвать гнев такого могущественного дворянина. Тут ему в голову пришла счастливая мысль.

– Государь, – сказал он, – лучше сами рассудите.

– Я? Как же я могу рассудить?

– Пусть Рюрик Невель покажет вам свои умения. Если я не ошибаюсь, во дворце есть хорошие фехтовальщики. Например, грек Деметрий.

– Что, мой учитель фехтования?

– Да, государь.

– Что ж, он лучший фехтовальщик в моей империи. Думаю, нашему юному искателю приключений с ним не справиться.

– Государь, – скромно, но откровенно сказал Рюрик, – нет никакого бесчестья в том, чтобы проиграть вашему наставнику.

– И вы сойдётесь с ним на шпагах?

– Да, государь, если вам угодно.

– Тогда, – вскакивая, воскликнул император, – сделаем небольшой перерыв в нашем суде. Что ж, давайте! Осветите залу. Пошлите за Деметрием, и пусть он принесёт тупые шпаги!

И герцога, и Урзена при таком повороте обуял ужас; но у них была одна надежда: Деметрий мог так легко победить оружейника, что Пётр не увидел бы его настоящей силы.

Скоро пришёл Деметрий, который нёс под мышкой две шпаги. Они были обычного размера, но с тупыми краями и остриями. Учитель фехтования был человеком могучего сложения и обладал великолепной фигурой. Он был грек по рождению и обучал самого императора.

– Деметрий, – сказал Пётр, – я послал за вами, чтобы вы развлекли нас своими умениями. Вот человек, чью силу мы обсуждали. Имейте виду – это всё не всерьёз. Рюрик Невель, возьмите оружие.

Юноша шагнул вперёд и протянул левую руку, чтобы взять шпагу, а правую – для приветствия. Грек тепло пожал её, поскольку в один миг увидел, что имеет дело с благородным человеком. Фигуры мужчин не слишком отличались. Деметрий был чуть выше, но Рюрик немного сильнее.

Наступила ночь, но из-за огромных светильников в зале было светло, как днём.

– Сударь, – сказал Рюрик, обращаясь к греку, – это не моё желание, хотя я, признаться, давно желал скрестись с вами шпаги в состязании.

– Вы мне нравитесь, – прямо и беззлобно отозвался грек, – и если вы меня побьёте, вы мне не разонравитесь. Кто-нибудь может меня побить, если учесть, что я не проигрывал с тех пор, как начал фехтовать.

– Ну же, ну же, – воскликнул Пётр, в нетерпении ожидавший развлечения, – начинайте, господа.

Фехтовальщики были похожи на близнецов, когда их шпаги скрестились с ясным, резким лязгом. Грек осторожно наступал, а Рюрик осторожно отбивал каждый удар. Затем Рюрик перешёл в наступление. Вскоре шпаги скрестились с более резким звоном, и из стали полетели искры. Лязг становился всё громче, а удары всё быстрее. Выпады делались с великим умением и силой, но никто не был задет.

Император был в восторге. Он хлопал в ладони и со всей мочи кричал «браво».

Вскоре в глазах Рюрика загорелся многозначительный огонь. Его противник заметил этот огонь, но не понял, что он значит. Юноша собрался исполнить самый дерзкий трюк из тех, что он знал. Его глаза пылали, а губы были стиснуты, как стальные. Наконец он увидел, что грек готовится сделать выпад, и опустил остриё. Деметрий быстро отбросил руку назад и сделал сильнейший выпад. Он был уверен, что победил, поскольку никто не земле не смог бы отбить его удар. Но смотрите! Плавным движением – движением почти незаметным – Рюрик поднимает шпагу, и клинок грека скользит по его клинку, а остриё грека вместо груди Рюрика попадает в перекрестье Рюриковой шпаги. Затем с быстротой молнии Рюрик всем весом могучего плеча сгибает локоть вниз и выбрасывает запястье вверх. В этот миг грек видит и чувствует, что значил этот странный огонь. Он чувствует, что его остриё схвачено, но прежде чем он успевает покрепче ухватить эфес, шпага выворачивается из его руки… она с тупым лязгом ударяется о сводчатый потолок и падает прямо в эфес Рюрика Невеля!

На миг в зале все замирают. Рюрик первый нарушает молчание. Он подходит к греку и, передавая ему обе шпаги, говорит:

– Деметрий, помните ваше обещание. Я знаю, вы храбрый человек, поскольку вижу это в вашем всепрощающем взгляде. Я вам не разонравился?

– Нет! – воскликнул благородный грек, бросая обе шпаги и протягивая оружейнику обе руки. – Я вас уважаю! Я вас люблю!

Пётр Алексеевич, порывистый император, с юношеским пылом вскочил со своего места и пожал руку Рюрику.

– Клянусь святым Михаилом, – воскликнул он громко, – вы свободны от всех обвинений, поскольку я теперь ясно вижу, что если бы вы хотели, вы бы легко закололи Конрада Дамонова.

– Государь, – ответил юноша, и теперь в его голосе звучала дрожь, – дважды я разоружил графа и щадил его. А когда я от ярости надвое переломил его шпагу, он взял вторую

– Герцог, – сказал император, повернувшись к Ольге, который трясся от ярости и унижения, – вы совершили ошибку. Теперь ступайте. И ни слова больше!

С дрожащими губами, трясущейся походкой герцог вышел из залы, а за ним следовал Степан Урзен.

– Что ж, Рюрик Невель, если вы оставите Москву без моего разрешения, то пеняйте на себя. Я не хочу терять вас из виду. Вы свободны.

Через час Рюрик прижался в груди своей матери. Он рассказал ей всё, что случилось, но не упомянул последних слов императора. Он не рассказал о них, поскольку не знал, добро они предвещают или зло.