Трамвайные рельсы

  -Вот он, родимый. Прям футурама какая-то, а? – спросил Влас,   заканчивая бинтовать мне плечо. На бинты он пустил свое рубище, которое когда-то было рубашкой.

  -Ага. Только **ущихся роботов не хватает. – Злобно буркнул я, скрипнув зубами. Хоть кровотечение и остановилось, все болело прямо-таки адски.

  -Не остри, остряк, острее будешь. Нет, ну ты видел? Как только хозяин этой штуки смог ее зарегистрировать?

  В самом деле, болид был футуристичный. Внешне похож на обычную машину, но с двумя стоящими в ряд сиденьями, как у старинного истребителя. Лобовое стекло было гораздо больше обычного и странно выгнутое. Потом до меня дошло, что оно такой формы из-за того, что кончается ровно под ногами пассажиров. Капот (а он имелся, хоть и совсем небольшой), был открыт. Большинство пространства в нем оказалось свободным – двух больших деталей явно не доставало. Влас снял с рюкзака аккумуляторы и проверил их состояние. Поцарапались, помялись, но вроде ничего страшного. С небольшим усилием детали вошли в пазы. Мигнули фары, пиликнуло что-то из кабины. А дальше Влас неожиданно для меня расхохотался и принялся отплясывать нечто отдаленно напоминающее гопак.

  -Влас, ты чего это?

  -Сам подумай! Этой штуке двадцать лет! Аккумуляторам двадцать! Да и модель такая… недолговечная. – Влас прекратил плясать и открыл дверь обтекаемого агрегата. – Последний день пережидаем в этом горо-о-одке. – Последнее слово наемник насмешливо пропел на какой-то знакомый мотив.

  Я лег на пол и закрыл глаза. Спать, так спать. Только…

  -Вопрос.

  -Москвич, да ты какое-то что, где, когда, только в масштабах одного человека! Ну валяй.

  -Где «таблетки» для часов берешь?

  Влас почесал в затылке.

  -Знаешь такое слово – аномалия? Это раньше…

  -Да знаю, знаю… двенадцать лет было, в сталкера наигрался выше крыши.

  -Ну так вот мои часы – это аномалия. Батареек в них нет.

  И в доказательство своих слов Влас вытянул из кабины руку и показал мне открытую крышку часов. Батареек и в самом деле не было.

***

  Следующая ночь началась на удивление хорошо – лучики лунного света пробились через небольшие дырочки в крыше гаража (а я то думаю, почему так жарко). Мелкая пыль облаками летала в синем свете. Влас еще ворочался во сне, изредка подрагивая веками и невнятно бормоча. Сейчас проснется.

  Я встал и отряхнул одежду. Мое внимание привлек белый отсвет в углу. Подойдя туда, я обнаружил зеркало. Треснувшее и немного оплавленное, но зеркало. Вот наконец я и увидел собственное отражение. Занятно.

  Небольшая колючая щетина покрывает пол-лица, волосы слиплись и запылились. Все лицо в царапинах и кровоподтеках, под глазом темно-фиолетовый фингал. Это когда меня так угораздило?

  Одежда выглядит еще более жалко, чем раньше. Вся изорвана, рукава у свитера нет, а его расцветку не определит уже никто – низ мокрый, грудь в крови, а второй рукав чуток обгорел. Штаны были похожи на два флага СССР – такие же красные и такой же формы. По крайней мере, на ногах их держало какое-то чудо. Ботинок я вообще не обнаружил.

  Тут я уперся в собственный взгляд. Когда-то давно, еще в метро, я смотрел в зеркало и видел скучающего, забитого жизнью человека, который заперт на одной станции не меньше чем навсегда. Взгляд флегматика и холерика одновременно. Теперь ни того, ни другого не было. Такой взгляд был у Кремня, когда он выходил на поверхность. У Димы, когда он стрелял в пневматическом тире. У Костра, когда он слушал речь Арарата. У Кукуцапля, когда он играл в рулетку в Раша-Вегасе. У Власа, когда он узнал, что над Тэцем идет дождь. Я не знаю, как назвать свое лицо. Но чувствую – изменилось не только оно. Изменился я сам.

  Человек, который ушел с Партизанской несколько дней назад, с непониманием и скукой посмотрел бы на человека, который совсем недавно ползал по канализации с бывшим ВДВшником и вдумчиво слушал проповедь невольного каннибала.

  Чего я добиваюсь? В самом деле? Пытаюсь вернуться в подземные переходы, туннели и залы, которые за двадцать лет привык называть своим домом? Но что мне там делать? Федору старому, флегматичному и скучающему, жизнь на Партизанской казалась сущей пыткой. Чем же она будет казаться Федору новому?..

  Федор новый. Не звучит. Так же как не звучит Дмитрий, как не звучит Алексей, как не звучит Александр. Димон– звучит. Костер, Спасатель – звучит. Нельсон – еще как. А кто такой Федор? Да никто. Я – Москвич.

  «Забавно. И этот человек еще недавно думал, что это прозвище какое-то бессмысленное». – Сказал кто-то у меня в голове. Я не на шутку испуался. Как известно, голос в голове – первый признак шизофрении.

  «Да перестань. В обществе шизофреников шизофреником считается нормальный человек. Я ведь не предлагаю тебе кого-нибудь убить или вскрыть вены? Так что давай поболтаем».

   Я решил не отвечать внутреннему голосу и сложил руки на груди.

  «Не корчи из себя неприступного. Профессиональных психологов здесь в радиусе тысячи километров не найдешь, а Влас максимум из тебя дурь прикладом выбьет. А сам по себе голос в мозгах не лечится».

  Никогда бы не подумал, что моя собственная шизофрения умнее меня.

  «Чего ты ко мне вообще привязался?»

  «Вот это уже другой разговор! Сам посуди, ты должен был всего лишь войти в пределы Садового Кольца и снова спуститься в метро. А вместо этого ты пережил такую массу интересных…»

  «Злоключений». – Вмешался кто-то еще.

  «О нет, их двое…» - Простонал я мысленно и схватился за голову.

  «А то».

  «Повтори-ка, что ты там говорил про злоключения?»

  «А то и говорил, что ты страху натерпелся столько, что первый в жизни просмотр «Пилы» нервно курит в сторонке! И все ради чего? Я знаю, что предложит этот…»

  «Гениальный человек».

  «Да вы вообще не люди, а мои глюки!»

  «Гениальный глюк. Москвич, в метро делать нечего. Сидеть на попе ровно и ждать, пока Ганза доберется до коммунистов. А здесь каждый день приключения, риск, адреналин!»

  «Какой адреналин?! Да его уже раз пять, минимум, чуть не порвали! Поскорей вернуться в метро, сразу в Полис и там жить, пока Ганза не успокоится».

  «А он прав». – Внезапно сказал я своим глюкам.

  «Предатель». – Буркнул первый голос.

  Все, звуки в голове прекратились. Вокруг было абсолютно тихо, в ушах звенело от напряженной тишины.

  Я дотронулся до зеркала и провел пальцем вдоль трещины. На стекле остался след пыли, сажи и грязи.

  -Так Москвич или Федя? – прошептали губы, а палец уткнулся в центр зеркала, закрыв мое лицо. Вдруг сзади зашебуршился Влас.

  -Ну что, турист, пора отбывать на нашем роскошном лайнере! – Влас в очередной раз проверил состояние аккумуляторов и сел за руль нашего электромобиля.

  -Ты ведь в двенадцать лет в метро попал?

  -Ну да.

  -Значит, прав нет, сидеть спереди не можешь. – Удовлетворенно протянул наемник. – Открывай ворота гаража.

  Я подошел к ржавой двери. Внутри от волнения все как будто испарилось и в желудке образовался неприятный ваккум. Сказать про порхающих в животе бабаочек – сказать самую большую банальность, на какую я только способен.

  -Ну давай, тягай! – Высунулся Влас из окна.

  Да. Тягай, Москвич. Руки сомкнулись на ручке ворот, под пальцами на пол посыпалась ржавчина. Двери распахнулись, машина выкатила чуть вперед, а я уселся на заднее сиденье. Первое, что мне пришло в голову – в такой безопасности я себя давно не ощущал. Под капотом что-то жужжит, местный житель сосредоточен, как никогда раньше, сиденье слегка, почти неуловимо, вибрирует. Я закрыл глаза и представил себе прошлое. Как папа везет нас Санкт-Петербург – Москва на своей горячо нелюбимой «Ладе Калине». Какой же кайф, какой кайф…

  Машина дернулась вперед и покатила по асфальту. Все-таки за дорогой никто не ухаживал уже известное количество лет, так что "американские горки" случались часто.

  Мы на скорости пронеслись мимо храма. В дорогу нас проводила воткнувшаяся в землю икона Богородицы, видимо, упавшая с колокольни. Хороший знак. Поворот, в проломе автомобильного моста как раз хватает расстояния, чтобы проехал наш шаттл. Вот башня Раша-Вегаса, низко над землей собирается синяя туча – у жителей Большого Треугольника явно сегодня будет праздник. Красивый, оплавленный торговый центр, гранитные бассейны фонтанов. Какой-то человек крадучись бежит по площади к пятиэтажке на той стороне дороги. Удачи тебе, бродяга. Она тебе пригодится.

  Машина подскочила в особо глубокой выбоине. Влас выругался.

  -А у этого водилы не было полиса техосмотра. Нелегальщина, однако.

  -Ага.

  Вот памятное место схватки с тремя видами мутантов одновременно. Может, показалось, но в окне дома мне почудился синий берет ВДВ.

  Дорога некоторое время была удивительно ровной – будто вчера положили.

  Вот взорванная стена загса. Мы так и не узнали, кто нас спас. Может, это был мародер, который надеялся найти нас уже мертвыми. Может, отличный человек, вроде Спасателя. А может, просто бродяга, услышавший выстрелы из здания. Кто тебя знает.

  Над парком возвышается колонна ангела мира. Красиво, романтично. Есть какая-то романтика в заброшенном городе.

  Бункер наемников мы проскочили на скорости. Я успел увидеть лишь как Димон вскочил со стула.

  -Зачем ты с ним так?

  -Как?

  -Жестко. Ты оставил его в аду.

  -В ад попадают не просто так. Испытания даются человеку, чтобы их проходить. Если ты не можешь выйти из ада – ты просто еще слишком слаб. – В голосе наемника отчетливо засквозила если не жестокость, то железо.

  Я положил ему руку на плечо.

  -Ты изменился.

  -Ты тоже.

  -Я тоже.

  -Испытания меняют людей. Не просто меняют. Раскрывают твою сущность. То, что ты есть на самом деле. В душе. Видимо, в душе я такой.

  -Все слова.

  -Да… слова.

  Колеса пробуксовали на разогретом асфальте. Тут что-то грузное ударилось о лобовое стекло. Это человек!

  -Че он творит?!! ЭТО ПЕРЕГРУЗ!!! – Влас рванул ручник, выпрыгнул из машины и закричал на распростертого на стекле человека самыми матными словами, какие он знал.

  Я тоже вылез и увидел его.

  Терминатор. Кремень.

***

  -Ты мертв! Влас, это мертвяк!!! – закричал я, хватаясь за противогаз, как за единственное оружие. Наемник зарядил дробь.

  -Стойте! Не мертвяк! Кремень! Терминатор!.. – он с трудом сел на капоте. Очков нет. Весь покрыт рубцами и шрамами. Левой руки по локоть нет. Одет в серые лохмотья, в которых с трудом угадывается химза.

  -Ты мертв!

  -Как видишь, нет. Ай л би бэк, да? – без тени усмешки спросил Кремень, взглянув на безжизненные пятиэтажки.

  -Тебя схватила летяга!

  -И унесла в гнездо. В куполе местной церкви. Там я нашел бронированный сейф, из которого шла мелодия. Кто-то свистел. Чья-то злая шутка, от этого становилось очень не по себе. Я пошел в Москву. Переждал у врачей в подвале местной поликлиники. В кинотеатре на меня напали люди в желтом, сказали что Раша-Вегасу требуется помощь. Я не сдавался, но в итоге очнулся за несколько минут до рассвета. Так быстро я никогда не бежал. Тухляк оказался ужасным местом. Там у меня украли все оставшееся и выбили стекло в химзе. Я пошел через парк. Это было ошибкой. Какие-то твари откусили руку. Вот и все. Сегодня я здесь.

  -НУ ХОРЭ БОЛТАТЬ!!! РАССВЕТ ВАС ЖДАТЬ НЕ БУДЕТ!!! КТО ИЗ ВАС СО МНОЙ ПОЕДЕТ?!!

   «Работа над ошибками дается только тогда, когда есть ошибки». – Внезапно сказал один из голосов в моей голове и затих. Я понял, что теперь это – навсегда.

  -Влас. Кремень. Дальше без меня.

  Никто ни о чем меня не спросил.

  -Псих. Поехали, Терминатор. – Бросил через плечо Влас и сел в машину.

  «Иногда стоит не писать работу над ошибками. Все может стать только хуже». – Это были уже мои собственные мысли. Электромобиль завелся. Последний взгляд наемника отразился в зеркальце заднего вида. Никакого сожаления – тот самый взгляд, которым сопровождались смерти. Их смерти. Костер, Кукуцапль.

  Главный принцип христианства – уметь прощать. Я прощаю Власа. Слышите, там! Я надеюсь, мне это зачтется!

  Рельсы трамвая под ногами сверкали чистотой. Вы – загадка, которую я не успел задать. И, пожалуй, уже на задам. Но всегда приятно знать, что ты не идеален.

  Рука сама собой нырнула в чудом уцелевший карман.

  Шекспир. Гамлет.

  «Что ты делаешь? Ищи подвал!» - это не чужой голос. Я пытаюсь переубедить сам себя.

  «Не надо делать эту работу над ошибками. Не надо». – Я закрыл глаза и открыл книгу. Страница приятно зашуршала под пальцами. На висках выступили капли пота.

  Рельса скрипнула под ногами.

  -Быть или не быть – вот в чем вопрос. – Поднял я взгляд к небу. Надо мной тянулась цепочка из летяг.

  -Вам не обломится. Уходите.

  Четыре слова произвели на стаю больший эффект, чем все крики Власа вместе взятые. Косяк повернулся и улетел в сторону храма.

  Сердце заколотилось чаще. Вдали заалел восход. Я сел на рельсу по-турецки.

  «Рассвет. Я неудачник. Но позволяю себе больше, чем многие сталкеры. Сталкеры… нет. Неудачники – это вы. А я… я увижу рассвет».

  Тут левая рука разжалась. Власовы часы.

  Наверняка столбик термометра ползет вверх. Солнце поднималось все больше. Вдали загрохотало.

  -Пять.

  Секунд. До рассвета.

  -Четыре.

  Точка отсчета была день назад. Ты рассчитывал на большее, а, Гамлет?

  -Три.

  Губы отсчитывают секунды до того момента, которого я бы и врагу не пожелал.

  -Два.

  Нет ничего хуже, чем знать, когда ты умрешь.

  -Один.

  Вокруг ни души. Эх, люди. Не цените вы то, что больше не увидеть. Что ж, пусть со мной разделят это рельсы. Трамвайные рельсы.

  -С добрым утром.

  Вспышка света. Работа над ошибками закончена. Отложите ручки.

***

  Электромобиль выкатил из тумана за секунду до вспышки.

  Влас вздохнул за рулем. Федор… ты был не просто спутник… или все-таки ты просто попутчик? Этого уже не узнаешь. Слишком много он спрашивал у тебя, но слишком мало ты спрашивал у него.

  Влас знал – хоть Москвичу и дали выбор, выбрал он отказ от всего. Это не просто глупый суицид. Он понял то, что не поняли другие. Пока не поняли.

  Электромобиль подпрыгнул в выбоине.

  Но не с одним Федей случилась неприятность в жизни. Катя ждет. А если нет… об этом Влас старался не думать.

  История еще не закончена. Еще есть дела в Москве.

***

  Максим покачал перед глазами привязанными к пальцу цепочкой часами. Что-то подсказывало политику – происходит нечто очень важное. Еще не конец. Лишь кульминация. История разгоняется по рельсам. Как трамвай. Очень важный трамвай.