На следующее утро Ермолаева пожалела, что жива. Сначала в шесть утра ее разбудил громкий трезвон будильника. От этого звука, наверно, проснулся бы и мертвый! Затем, когда она решила привести в себя в порядок, оказалось, что ванная комната уже занята Артуром. И судя по запаху, который шел из-под двери, у «мамы» были проблемы с желудком. Черт бы побрал совмещенные санузлы! Пришлось краситься в спальне, а вместо зубной пасты использовать жвачку с термоядерным ментоловым вкусом. Такой минимальный туалет Вика позволяла себе только в юности, когда с затянувшейся до утра вечеринки надо было бежать на пары.

Но добило ее не это, а гардероб Котовой. Безвкусица. Дешевка. Ширпотреб с рынка. Что может быть ужасней для актрисы? Еще и Сергей добавил негатива своим брюзжанием: видите ли, Ермолаева, как примерная жена, должна приготовить ему завтрак. У Вики хватило «примерности» лишь на то, чтобы послать его куда подальше и выскочить за порог. Когда же она, наконец, добралась до больницы, адрес которой нашла у Алисы в сумке, то от злости чуть ли не шипела на каждого прохожего. Слякоть, грязь, огромное количество народа в метро стали последней каплей для ее хрупкой психики.

Устало вздохнув, Вика, наконец, остановилась перед входом, рассматривая здание, где ей придется работать недели две — три. Невысокое — всего лишь в три этажа — белое, с окнами, обрамленными красной кирпичной кладкой. В таком не грех и самой рожать. Эта мысль всколыхнула ее воспоминания о том дне, когда она рожала в общежитии: видение небольшой комнаты с пожелтевшими обоями до сих пор преследовало ее в кошмарах. Так что, если Федоровой предстоит рожать в таком заведении, то ей, можно сказать, повезло.

Кстати, а как выглядит Федорова? Ведь Светлый никакого описания не дал. Сказал только, что она состоит на учете в этой женской консультации и все… Хм-м, интересно, и как она Анну узнает? Вика задумчиво закусила губу и нерешительно открыла дверь. Внутри оказалось так же прохладно, как и на улице. К тому же очень сильно пахло — да что уж там, воняло — хлоркой. Зажав нос рукой, Ермолаева осмотрелась. Узкий коридор заканчивался регистрационной стойкой, которая сейчас пустовала. Если не считать лавок вдоль серо-зеленых стен, то из мебели здесь ничего не было. Это мало чем напоминало холл больницы, поэтому «Алиса» в нерешительности застыла.

В этот момент неприметная дверь чуть правее стойки со скрипом открылась, и из проема показалась пожилая женщина в белом халате. Ее седые волосы были закручены в «гульку», а на крючковатом носу красовались практические такие же очки, как и у Артура- «Инны Васильевны». Бубня что-то себе под нос, она остановилась около регистрационного окна, затем задумчиво потерла лоб и только тогда обратила внимания на Ермолаеву.

— Котова? Что ты делаешь в родильном отделении? Какие-то документы принесла?

Вика недоуменно округлила глаза и осторожно спросила:

— Я здесь работаю?

Женщина сняла очки и, достав платок из кармана, медленно их протерла. Закончив с этим, она водрузила их обратно на нос и прищурилась, будто сомневаясь, что видит именно Алису.

— Котова, ведь это ты? Тогда зачем такие глупые вопросы задаешь? Тебя, скорей всего, начальница заждалась, ступай обратно — скоро начнутся приемные часы.

Вика смущенно поправила заплетенные в косу волосы и, не смотря на женщину, тихо спросила:

— Простите, а вы не подскажите, где находится поликлиника?

— Ты не знаешь? Котова, ты хорошо себя чувствуешь? — дождавшись кивка, собеседница поправила очки и продолжила: — Обойди родильное отделение с правой стороны, пройди вглубь парка и там увидишь практически такое же здание. Это и есть женская консультация «Аист». Она расположена чуть ближе к дороге. Ты точно себя хорошо чувствуешь?

Вновь кивнув, «Алиса» тут же вылетела из коридора на улицу, чтоб «знакомая» не успела еще что-то спросить. Ведь не скажешь ей, что ничего не помнишь. Не поймет, еще подумает, что она с ума сошла. И что тогда? Миссия будет провалена? Нет-нет, излишнее внимание ей ни к чему.

Ермолаева поправила воротник болоньевой куртки и вышла на узкую дорожку, по краям которой лежал слегка подтаявший снег. «Парк», о котором говорила медсестра, был небольшой — всего лишь с десяток больших деревьев. Видно было, что за ним ухаживали: здесь было чисто и уютно. Так и хотелось сесть на одну из немногочисленных деревянных скамеек, закрыть глаза и подышать прохладным морозным воздухом. Тихо, спокойно… а летом, наверное, в этом парке и вовсе благодать. Вздохнув, Вика засунула руки в карманы куртки, чтоб согреть их, и ускорила шаг — не хотелось в первый рабочий день после отпуска опаздывать. Кто знает, может, начальница Алисы такая стерва, которой палец в рот не клади — укусит! Тогда эти три недели работы в консультации покажутся Вике сущим адом. Тем более, с учетом того, что она ничего не знает об акушерстве. Первую помощь она еще сможет оказать, если сильно припечет, а вот ассистировать при родах — нет, увольте. Да и крови она боится — с детства в обморок грохалась, если поранится. Эх…

Тяжело вздохнув, Вика дошла до поликлиники. Возле входа стояли две девушки лет двадцати пяти. Они о чем-то весело общались, видимо, дожидаясь кого-то или обсуждая последние новости. При виде Вики они резко замолчали. Актриса лишь раздраженно передернула плечами и прошла мимо. И чего они так на нее уставились? Будто ни разу не видели сонных и ненакрашенных женщин. Наверное, именно поэтому Ермолаева не посмотрела на себя в зеркало, которое висело в холле, а прошла мимо прямо к регистрационной стойке. Небось опять ужасы покажут. К тому же, она была настолько сосредоточена на том, чтобы скорее добраться до рабочего места, что по сторонам почти не смотрела. И не обратила внимания на то, что испачкала пол — грязные лужицы кляксами прочертили кривую дорожку на темно-сером кафельном полу.

Зато это заметила одна из санитарок — кругленькая, как пончик. Она тут же запричитала и подскочила к Вике с упреками. Но как только узнала в ней Алису, замолчала и немного озадаченно хмыкнула.

— Котова, ты? Уже из отпуска вернулась? Быстро ты. Не понравилось, что ли?

Вика неопределенно пожала печами и, вытащив руки из карманов, ответила:

— Да так, возникли некоторые проблемы. Не подскажешь, где я могу переодеться?

Женщина язвительно засмеялась, слегка морща нос.

— Неужто настолько отвыкла от работы, что забыла, где что находится?

Ермолаева насупилась, но промолчала.

— Ладно, вижу, что и, правда, забыла. Вон видишь коридор? Иди по нему прямо, а затем сверни направо. Как увидишь дверь с надписью «Посторонним вход запрещен», заходи смело.

Вика посмотрела туда, куда указывала собеседница и хотела уже сдвинуться с места, когда та схватила ее за руку и покачала головой:

— Но пока постой здесь. Я тряпку принесу, вытрешь ноги, а то грязь за собой потащишь.

Актриса опустила взгляд на ноги и тут же покраснела.

— Ой, простите, я не обратила внимания…

Но извинения повисли в воздухе, потому что санитарка уже исчезла из виду. В холле появилось еще несколько девушек и пара пожилых женщин. Некоторые из них толпились около стойки, о чем-то споря, другие разместились на стульях вдоль стены. «Как в каком-то зале ожидания…». Эта мысль заставила Вику невесело усмехнуться. В этот момент вернулась санитарка. В одной руке она несла ведро с водой, а в другой — швабру. По ее постепенно мрачневшему лицу было видно, как она «рада» наплыву пациенток: теперь уже весь пол был заляпан грязью, а у стойки образовались настоящие лужи.

Ничего не сказав, санитарка прошлепала к Вике и, вытащив из ведра тряпку, кинула ей под ноги.

— На, вытирай. Да побыстрей: мне еще пол мыть. Ах да, вот ключи от раздевалки. Не забудь вернуть потом.

Выполнив то, что от нее требовали, Вика поспешила выбраться в коридор, а оттуда в комнату, о которой говорила женщина. Там она быстро сняла куртку, нашла шкафчик с подписью «Котова», достала оттуда сменные туфли и халат. Натянув все это на себя, она повесила верхнюю одежду на вешалку и только после этого вышла и закрыла за собой дверь. Стало как-то прохладно — темно-синяя водолазка, которую Ермолаева со «скрипом» натянула, не согревала. Что уж говорить про легкий белый халат!

Поежившись, актриса вернулась в холл, чтоб найти расписания дежурств. Возможно, если ей повезет, там будет указано, к какому кабинету и гинекологу она причислена. Тогда Вика хотя бы поймет, куда идти, а то сейчас хоть к каждому, кто в белом халате, подходи и спрашивай, знают ли они ее начальницу.

Увы и ах, затея оказалась безрезультатной. В таблице с фамилиями, должностями и номерами кабинетов никакой Котовой не оказалось. Раздраженно фыркнув, Ермолаева уже была готова обратиться за помощью в регистрационное отделение, как вдруг ее окликнула все та же санитарка. Подхватив ведро с уже мутной водой, она медленно приблизилась к актрисе.

— Ну, чего стоишь? Переоделась уже? Давай ключ, раз уже не нужен. Кстати, Мария Ивановна тебя уже ищет. Попросила не задерживаться: день сегодня обещает быть тяжелым.

Заметив растерянный взгляд «Алисы», женщина причмокнула губами и усмехнулась.

- Что, забыла, где ее кабинет находится? На втором этаже, № 212. Иди уже скорее.

Ермолаева смущенно потупила взгляд и слегка покраснела. Что-то, а стыд за время актерской работы она прекрасно научилась разыгрывать. Поглядев на нее, санитарка еще раз хмыкнула и покачала головой, но больше ничего не сказала, молча развернулась и, тяжело ступая, направилась в другой конец фойе. Пару минут понаблюдав за ней, Вика, наконец, стерла с лица виноватое выражение и зло передернула плечами. Ей уже начинала надоедать эта глупая идея с биомуляжами. Особенно, когда оказываешься в теле женщины, которую, казалось бы, все знают… или думают, что знают. И теперь крутись-вертись, стараясь не выбиться из образа, хотя понятия не имеешь, что должна говорить и делать акушерка Алиса Котова.

Задумавшись, грешница даже не заметила, как дошла до лестницы. Она удивленно огляделась и, остановившись, растерянно потерла лоб… М-да, нет слов. Вика покачала головой и, тяжело вздохнув, печально усмехнулась: мысли вернулись в прежнее русло. Нагрянули неприятные воспоминания. Чего она хотела, когда поступала в театральное училище? Играть. Вот в чем Ермолаева видела смысл своей жизни и ради этого пожертвовала ребенком. Так что же ее напрягает в нынешней ситуации? Надо играть Котову так, как будто она, Вика, находится на сцене или на съемочной площадке! Поняв, что это задание, в сущности, та же актерская работа, Вика заметно воспряла духом.

Добравшись до лестничного пролета между этажами, Вика остановилась около окна, чтоб перевести дух, но место уже было занято. Там стояла бледная девушка с большим животом — на восьмом или девятом месяце беременности. Она комкала в тонких пальцах платок и хлюпала носом. Все это, плюс покрасневшие, слегка опухшие глаза, говорило о том, что незнакомка только что плакала. Актриса нерешительно застыла на месте, не зная, то ли пройти мимо, то ли расспросить, что случилось. Впрочем, девушка сама оторвала затуманенный взгляд от серого пола и посмотрела на Ермолаеву. После чего начала нервно оправлять вязаное платье, вытирать слезы, приглаживать растрепавшиеся черные волосы — в общем, суетиться, видимо, втайне желая провалиться сквозь землю. Вика как можно мягче улыбнулась и ласково произнесла:

— С вами все в порядке? Вам плохо? Может, врача позвать?

Девушка быстро-быстро покачала головой и схватила свою сумочку, заброшенную в угол широкого подоконника.

— Нет… не стоит. Спасибо, что спросили, но не беспокойтесь — со мной все в порядке. Я уже ухожу…

Несмотря на то, что ее голос был хрипловатым от слез, он все равно остался настолько тонким, будто принадлежал не взрослой девушке, а девчонке лет десяти. Да и вела она себя соответствующе — втянула голову в плечи, прижала к груди сумку и начала отступать к лестнице. Совсем, как провинившийся ребенок перед грозной матерью.

Незнакомка стеснительно улыбнулась и, еще раз извинившись, спустилась вниз. Вика некоторое время смотрела ей вслед, чувствуя какое-то беспокойство. И вроде бы они только что познакомились, а Ермолаева уже ощутила какую-то ответственность за нее. Задумчиво закусив губу, она нерешительно теребила рукав халата, думая, идти за незнакомкой или нет, но господин Случай решил за нее. Со второго этажа сошла очень ухоженная женщина лет сорока пяти: холеное узкое лицо, столь же холеные руки с ярким маникюром и гладкие блестящие волосы. Из-под белого халата, сидевшего строго по фигуре, виднелись явно не дешевые черные брюки. Заметив Котову, женщина сердито поджала губы и нервно поправила воротник халата.

— Вот ты где! А я тебя уже заждалась! Зачем сообщать о том, что выйдешь на работу раньше, если все равно не появляешься в указанное время?

Вика едва сдержала горестный вздох. Она уже поняла, кто перед ней — Мария Ивановна Краснуха собственной персоной. И выражение ее глаз не сулило Ермолаевой ничего хорошего.

* * *

Артур с завистью наблюдал за тем, с каким аппетитом Сергей уминает подгоревшую яичницу. Казалось, он даже не замечал черного крошева на тарелке и не чувствовал хруста на зубах.

Кривошапкин всегда любил хорошо покушать, но то, что лежало в его тарелке, с трудом можно было назвать едой. Криво усмехнувшись, грешник воткнул вилку в желток и тяжело вздохнул. Его желудок будто сжался от страха. Аппетит пропал, а вместе с ним — и хорошее настроение.

Оторвавшись от завтрака, Сергей со злым весельем взглянул на напарника и ехидно спросил:

— Не нравится, тещенька? Зря! Активированный уголек вам полезен, если вспомнить, что произошло с вами с утра.

Артур дернулся, сжал вилку и хмуро процедил:

— Заткнись, повар недоделанный!

Лавров обиженно засопел. Выдавив себе на тарелку кетчупа, он пробурчал:

— Кто бы говорил! Ты даже яйца — и то не можешь поджарить.

Энергично орудуя вилкой, он забрызгал кетчупом подбородок и воротник голубой рубашки. Артур сморщился от отвращения. Надо же, какой валенок этот Лавров! Неотесанный чурбан, не имеющий ни малейшего представления о приличных манерах. Так бы и дал ему по безмозглой башке чем-нибудь тяжелым — если была бы хоть малейшая надежда, что это вправит ему мозги.

Кривошапкин перевел взгляд на тарелку, отодвинул ее и встал из-за стола.

— Это ты называешь поджарить? Превратить яйца в горелое месиво? Премного благодарен за восхитительный завтрак! Просто мечта гурмана! — иронично процедил он, с плохо скрываемой ненавистью глядя на жующую физиономию Лаврова.

Тот вытер рот полотенцем и глухо, едва сдерживая злость, произнес:

— Хорош уже меня эксплуатировать. Я тебе в повара не нанимался. Не можешь жрать нормальную пацанскую еду? Ну и не выступай тогда. Крем-брюле ты от меня точно не дождешься. Давай сам как-нибудь.

Гордый своей тирадой, Лавров взглянул на наручные часы с большим циферблатом и с достоинством удалился из кухни.

— Крем-брюле! — передразнил его Артур, от злости скрипнув зубами.

Когда за Лавровым хлопнула входная дверь, Кривошапкин растерянно осмотрелся. Чем себя занять? Посмотреть телевизор? Эта мысль тут же навела его на другую, и в воображении возникла картина: пожилая женщина, укрыв ноги пледом, смотрит «Санта-Барбару». Его мать очень любила эту мыльную оперу, и Кривошапкин до сих пор вздрагивал, если слышал что-то вроде: «Круз, я тебя люблю!» или «Иден, будь моей!». Чур-чур!

От неприятных воспоминаний его отвлек дребезжащий звонок. Артур вновь осмотрелся вокруг, ища источник этого звука, пока не осознал, что он исходит из коридора. Нахмурившись, грешник вышел из кухни и подошел к тумбе, на которой стоял белый телефон — такой же допотопный, как и вся обстановка, с диском вместо кнопок. Аппарат надрывно звенел, даже подрагивая от усердия. Чертыхнувшись, Артур резко поднял трубку и гаркнул в нее:

— Алло!

— Инна Васильевна, это вы? — защебетал женский голос. — Добрый день! Как я рада, что застала вас! Это Ирина Антонова, мать Антошки — вашего ученика. Только сегодня получила ваше сообщение, что занятие вы перенесли на завтра. Но к сожалению, Антошка уже улетел с отцом в Питер. Вы не будете против, если вместо него я приведу свою Аллочку? Помните то небесное создание, как вы о ней как-то сказали?

Нервно сглотнув, Артур нахмурился. Про что говорит эта женщина? Неужели про репетиторство по математике? — Инна Васильевна, вы меня слышите? Вы куда-то пропали, — голос невидимой собеседницы вернул Артура в реальность.

Кривошапкин прочистил горло и произнес:

— Нет-нет, я здесь и внимательно вас слушаю. Аллочка? Помню, помню это небесное создание. Конечно, приводите. Вы знаете, где я живу?

— Шутите? Конечно, знаю. Сколько раз Антошку к вам приводила! Тогда до завтра. Как всегда, после обеда?

Артур сжал еще сильнее телефонную трубку. От одной мысли, что ему придется возиться с ребенком, да еще и с девочкой, грешнику стало дурно.

— Д-да…

— Вот и хорошо! До свидания, Инна Васильевна!

Несмотря на то, что разговор был закончен, и из трубки донеслись короткие гудки, Кривошапкин продолжал держать трубку в руках и, не мигая, смотреть в стену напротив. Казалось, этот разговор ввел его в транс. Но едва он положил трубку, как раздался второй звонок. На этот раз Артур решил не отвечать. Вместо этого он надел темно-зеленую потертую дубленку Горбуновой, обулся в ее полусапожки из кожзама и, схватив сумку, выскочил из квартиры — от греха подальше.

Кривошапкин не любил детей, и они не особо к нему льнули. Поэтому мысль о том, что завтра ему целый час придется сюсюкать с девочкой и изображать из себя добрую тетю, заставила его нервничать. Эх, надо было соглашаться на предложение Вики и брать биомуляж Алисы Котовой. Сейчас бы сидел в женской консультации, в окружении хорошеньких медсестричек… Была у него одна такая. Верочка, кажется. Может, навестить Ермолаеву в больнице? Все равно ему нечем заняться.

Решив так, Кривошапкин поправил очки, которые вновь съехали на кончик носа и, насвистывая, спустился с лестницы. Видимо, свистел он слишком громко, поскольку вдруг отворилась дверь соседской квартиры, и оттуда выглянула пожилая женщина, по виду чуть старше Инны Васильевны. Поправив забранные в пучок волосы, она по-свойски улыбнулась Артуру и, шелестя юбками, вышла на площадку.

— Кого я вижу! Инна, ты уже вернулась? А говорила, что будешь неделю в Красной Поляне… Передумала, что ли?

Поперхнувшись свистом, Кривошапкин едва сумел вымолвить:

— Простите?

Соседка охнула и тут же подскочила к нему, чтобы поддержать.

— Ну-ну, не волнуйся ты так! Я Петру ничего не скажу. Понимаю, что от него хотела скрыться. Вот ведь, старый хрыч, прилип, как банный лист к мягкому месту.

Щебеча о непонятных Артуру вещах, женщина довела его до своей квартиры и уже готова была завести внутрь, но грешник вовремя опомнился.

— Простите, я сегодня обещала дочери зайти к ней на работу, — отстраняясь от пожилой дамы, сказал он.

Но бойкая бабуля подбоченилась и цокнула языком.

— И как это понимать, Инна? С каких пор ты мне выкаешь? Окстись, я же твоя лучшая подруга!

Артур опешил. Вот оно что, лучшая подруга! У него сейчас голова кругом пойдет…

— Ой, прости, родная, — он растянул губы в искусственной улыбке. — Я после этих перелетов хожу, как чумная…

— Как меня зовут, помнишь? — женщина шагнула к Кривошапкину и ткнула указательным пальцем ему в грудь. Ее полные губы сжались в полоску, а серо-голубые глаза подозрительно сощурились. — Ну, так что — помнишь?

Грешник вновь сглотнул, а его глаза забегали по сторонам, будто он надеялся найти ответ где-нибудь на стенах или на потолке подъезда. Но, увы, ни на обитой коричневым дерматином двери, ни на стене под пластмассовым звонком таблички с фамилией соседки не было. Наблюдая за его потугами, женщина тяжело вздохнула:

— А я тебя предупреждала, Инна, — и, выдержав многозначительную паузу, торжественно сообщила: — Склероз! Ты больна, милая. Тебе надо срочно лечиться.

Соседка одернула на себе кофту, оправила юбки и выставила вперед худощавую руку.

— Что ж, давай знакомиться заново. Меня зовут Веслава Ковальчик.

Артур неуверенно пожал протянутую ладонь и проговорил:

— Приятно познакомиться, Веслава. Прости, мне надо спешить к дочке.

Веслава раздраженно дернула плечом и пробурчала:

— Носишься со своей Алиской, как с маленькой. А ведь девочке уже тридцатник. Дай ты ей спокойно вздохнуть. Лучше собой займись. Сейчас я тебе вынесу один рецептик. Чудесные таблетки! Голова становится ясная, как в двадцать лет.

Веслава скрылась в недрах своей квартиры, но буквально через десять секунд вновь предстала перед Артуром, протягивая ему какую-то бумажку.

— Вот, бери-бери, не стесняйся, потом еще спасибо скажешь. Я к тебе на днях в гости загляну, — и Веслава, улыбнувшись, закрыла дверь.

На губах у Кривошапкина непроизвольно появилась улыбка. Давно он не видел столь бойкую старушку. Правда, с такими дотошными бабулями надо ухо востро держать. Того и гляди, подловит на какой-нибудь мелочи.

Кривошапкин выглянул в подъездное окно: снег валил сплошной стеной. Накинув капюшон, отороченный искусственным мехом, грешник, наконец, вышел из подъезда. Щеки тут же прихватило морозцем. Засунув одну руку в карман, а другой придерживая сумку, Артур резво припустил к метро. Прохожие с удивлением поглядывали на пожилую женщину, которая легко и непринужденно обгоняла молодых людей, ловко лавируя в людской толпе. Правда, пару раз Артур чуть не подвернул ногу. Очутившись на станции, он понял, что не знает, в какой больнице работает Котова.

Чертыхнувшись, Кривошапкин поспешно открыл сумочку, втайне надеясь, что там лежит телефон. И ему повезло — в руку тут же ткнулся мобильник старой модели. Артур секунду удивленно разглядывал его, а затем набрал номер, который закрепили за Ермолаевой еще на первом задании. Лишь с третьей попытки грешник дозвонился до Вики.

— Алло, кто это? — раздраженно сказала она. — Сергей, ты? Тебе делать, что ли, нечего? Я на работе! Моя начальница настоящая мымра, я еще не присела ни разу. Ну, говори, что там у тебя.

— Вика, успокойся! Это я, Артур. Ты сейчас занята? Я просто решил тебя навестить…

— И зачем ты мне здесь нужен? Под ногами мешаться?

— Смени тон, красотка, — не сдержался Артур. — Ишь, работает она! Видно, ты забыла, зачем мы здесь? Нам сейчас надо в темпе искать эту Федорову. Вот я и хочу подъехать к тебе и все обсудить. На этого дуболома у меня, признаться, надежды мало…

Вика тяжело вздохнула.

— Ладно, ты прав. Записывай адрес…

Бог после этого, видимо, решил сжалиться над Кривошапкиным, потому что до станции, где располагалась поликлиника «Аист», он доехал со всеми удобствами, которые только были возможны. И талончик без очереди купил, и в вагоне место уступили… Выйдя на свежий воздух, Артур поправил очки и бодрым шагом направился по адресу, который указала Вика. Спустя десять минут он уже стоял перед распахнутыми настежь воротами, ведущими в небольшой парк.

Артур не любил зиму, особенно московскую. Кому могут нравиться залежи грязного подтаявшего снега, неубранного дворником? А эти то скользкие, то мокрые тротуары, присыпанные настолько едучей смесью, что Артур никогда не носил зимние ботинки больше одного сезона? Кривошапкин шел по парку, под нос ругая городскую зиму и халтурную работу коммунальщиков. Вдруг до него донесся тихий плач. Видимо, плачущий не желал привлечь к себе внимания или чего-то боялся. Артур оглянулся в поисках источника звука. В нескольких шагах от него, прислонившись к дереву, стояла девушка в короткой болоньевой куртке и в трикотажном платье. Всхлипывая, она то и дело механически пыталась застегнуть куртку, которая с трудом сходилась у нее на животе. Вконец устав от бесплодных попыток, незнакомка разрыдалась в голос. При этом у нее с плеча соскользнула сумка и плюхнулась в мокрый снег.

Артур приблизился к незнакомке. Она удивленно обернулась на него и отшатнулась. Кривошапкин поддержал ее под локоть.

— Что вам нужно? — испуганно спросила девушка.

Артур, наклонившись, поднял сумку и помог надеть ей на плечо. Незнакомка улыбнулась ему сквозь слезы. Вытерев тыльной стороной ладони мокрые щеки, она поправила на шее красный шарф и тихо произнесла:

— Спасибо, что помогли.

— Меня зовут Инна Васильевна, — наконец-то, нашелся Артур и попытался вжиться в образ пожилой женщины. — Что у вас стряслось, деточка? В вашем положении нужно только улыбаться.

— Я бы рада, но… — тяжело вздохнула та. — Кстати, меня зовут Аня.

Кривошапкин, вытаращив глаза, переспросил:

— Аня? А фамилия?

— Фамилия? Зачем она вам? — удивилась девушка. — Впрочем, никакого секрета здесь нет. Фамилия у меня самая обычная. Федорова.

— Анна Федорова? — не сдержал эмоций Артур.

— Да, — с непониманием посмотрела на него девушка. — А что вас так удивляет?

Поняв, что совершил ошибку, Артур как можно добрее улыбнулся и покачал головой.

- Нет-нет, все в порядке, просто точно так же зовут внучку моих хороших знакомых… Почему вы плакали?

Смутившись, Анна полезла в сумку и достала пачку салфеток.

— Да так… семейное. Не стоит беспокоиться, правда.

Продолжая избегать взгляда Артура, девушка стала методично вытирать грязь с сумки. Тяжело вздохнув, Кривошапкин аккуратно взял ее за локоть и повторил:

— И все же, почему вы плакали? Может, расскажете? Вдруг вам легче станет.

Всхлипнув, Анна закусила губу и, дрожа, вновь заплакала:

— Нет-нет… Ох, я… вы никому не расскажете? — дождавшись кивка, она продолжила: — У меня тридцать пятая неделя идет, скоро рожать… но… родители против. Они хотят, чтобы я оставила ребенка в роддоме. Или, сказали, могу не появляться дома… Я ушла, и сейчас мне совсем некуда идти… Денег — сто рублей, где жить — не знаю… Вот…

В очередной раз всхлипнув, она шмыгнула покрасневшим носом и задрожала еще сильнее. Покачав головой, Кривошапкин придвинулся ближе и, обняв ее за плечи, произнес:

— А отец ребенка? Почему вы не обратитесь за помощью к нему?

При этих словах Федорова вновь залилась слезами. Артур понял, что наступил на самую больную мозоль девушки и преувеличенно бодрым тоном произнес:

— Знаете, что, Анечка? Вам бы сейчас не помешал горячий чай, а еще лучше, сытный обед. Будущие мамочки должны кушать за двоих. Может, вы поедете ко мне? Переночуете, а завтра с утра подумаем, что можно сделать.

Анна напряглась, хотела отказаться, но, тяжело вздохнув, прошептала:

— Хорошо, спасибо. Но только на одну ночь.

— Вот и отлично, пойдемте!

И они вместе направились к метро.

* * *

Зевнув, Сергей остановился около подъезда и перекинул пакет с пивом из одной руки в другую. Стеклянные бутылки громко звякнули. Лавров устало потер переносицу, вспоминания код, затем подул на замёрзшие пальцы и набрал очередную — пятую по счету — комбинацию. Домофон, наконец, протяжно пискнул, сообщая, что дверь открыта. Грешник с облегчением зашел внутрь подъезда.

Внутри было темно, хоть глаз коли — видимо, лампочка перегорела, и никто ее не заменил. Держась за стену, Сергей добрался до лестницы и начал наощупь подниматься. Наконец, он остановился у своей квартиры. Задумчиво посмотрел на замок и нажал на облупленную кнопку звонка. Резкая трель резанула его по ушам. Прошло не менее минуты, прежде чем за дверью раздались шаги, и кто-то начал поворачивать ключ в замке. Лавров нетерпеливо переступил с ноги на ногу и вновь зевнул. Наконец, дверь открылась. Перед ним стояла Вика, злая, как черт. Она презрительно сморщила нос — зевок пришелся ей в лицо — и, отступив, прошипела:

— Ты зубы хоть иногда чистишь? И где ты был? Уже двенадцатый час ночи, а ты… Ладно, заходи уже!

Лавров обиженно засопел и протиснулся внутрь.

— Ну, чего раскричалась? — миролюбиво протянул он. — Нет бы, приласкать мужа после работы…

Ноздри Вики вздрогнули, будто она принюхивалась.

— Ты что, пил?!

— Ну, немного, вот столько… — Сергей показал пальцами, сколько выпил, и широко улыбнулся. — Вика, ты…

Услышав свое имя, Ермолаева вздрогнула, с опаской оглянулась на дверь, ведущую в зал, и схватила собеседника за локоть.

— Тише ты! Мы не одни!

— Ты что, уже любовника успела завести? — еще шире улыбнулся Сергей и ущипнул Вику за талию. — Значит, я как муж тебя не устраиваю?

И он шагнул к ней с распростертыми объятиями. Вика беззлобно треснула его по руке и прошипела:

— Тс-с-с! Давай без телячьих нежностей. Сейчас не время.

— Не понял. Ты за этого пижона, что ли, так волнуешься? — завелся Лавров. — Думаешь, если мы пару раз поцелуемся, то разбудим нашу старую каргу? А я тебе вот что скажу: я не против. Пусть проснется да позавидует нашему взаимопониманию! Артурчик, ты где?

И он громко икнул, звякнув пакетом с бутылками.

— Вот, кстати, я ему пиваса принес. Эй, господин Крутько, выпить не желаете? — и он бесцеремонно постучал кулаком в дверь, ведущую в комнату Инны Васильевны. Не получив ответа, он, тяжело ступая, двинул в зал. И застыл на пороге, увидев незнакомую девушку.

— Оба-на! З-здравствуйте…

Вика подскочила к Лаврову и, приобняв его, улыбнулась Анне. Та с открытым ртом взирала на Сергея, позабыв про фотоальбом, который просматривала. Рядом с ней на диване сидел Артур с чашкой чая в руках. Его лицо выражало такую бурю эмоций, что нельзя было понять — он «Котова» убить хочет или истерично расхохотаться. Откашлявшись, Ермолаева вновь улыбнулась, но на этот раз смущенно.

— Анна, это мой муж. Он только что с работы, день рождения напарника праздновал, вот и выпил немного.

— А кто такой Артурчик? — невинно поинтересовалась Анна.

— Артурчик — это наш кот… кастрированный, — на ходу сочиняла Вика, с удовольствием наблюдая, как наливается краской лицо Кривошапкина. — Он умер… кот. Ну, знаешь проблемы с почками — после кастрации такое часто происходит. Сергей иногда об этом забывает… ну, что кот умер. Правда, милый? — Вика ущипнула Лаврова за бок.

Тот ойкнул, встрепенулся и быстро закивал.

— Ну ладно, вы здесь общайтесь, а я пойду, — сказала Вика.

Нахмурившись, Артур отставил чашку и приподнялся с дивана.

— Это куда ты пойдешь?

Вика еще крепче вцепилась в Сергея. Ее терпение уже было на грани — еще немного, и она начнет материться. Нет, ну надо же быть такими идиотами! Что один, что другой…

— Пойду мужа спать уложу… мама. Надеюсь, ты не против?

Не дождавшись ответа, актриса развернулась и потянула за собой ухмыляющегося Лаврова.