Солдаты

Лучше ли, чтоб тебя спасла драконья рать, чем быть спасенным вообще? Я не знал. Без помощи Каллан помер бы, но рука помощи от солдата-драконария? Думаю, Каллану следовало быть благодарным, если это означало, что Роза, Портовый Местер и другие также попали бы в драконьи лапы. Но я и так уже выболтал куда больше, чем следовало.

— Этот малец мчался так, будто сам черт гонится за ним по пятам, — сказал драконарий, что первым увидел меня. — Болтает о каком-то кораблекрушении и о Кенси.

Другой драконарий — чином выше. На его лице было множество мелких шрамов. Они белели, светясь на его обветренной коже.

— Он был один?

— Похоже на то.

— Как тебя звать, малец?

— Дамиан! — ответил я в поздней попытке не выдавать слишком многое.

— Дамиан? — спросил первый солдат. — Мне кажется, ты сказал «Давин»!

— Нет! Дамиан!

Оба драконария обменялись взглядами, и я увидел, что первый покачал головой.

— Нет, господин мой рыцарь, — произнес он, — малец назвался «Давин», я уверен.

«Господин мой рыцарь»? Так этот был одним из прославленных рыцарей Дракана? Не будь у него этих шрамов, он выглядел бы совсем обыкновенно.

— Лгать мне неумно, — сказал рыцарь, не особо нажимая на свои слова. — Это внушает подозрение. Что это был за корабль?

Я открыл рот и тут же закрыл его. Однажды я уже допустил глупость — оскандалился, прокололся, нет, на самом деле дважды. Вообще-то я не умел ломать комедию, а как раз сегодня я, забегая вперед, скажу, что с трудом держался на ногах. Я дрожал от усталости, у меня зуб на зуб не попадал, а еще держать в голове множество полуправд и полновесных врак… нет, лучше вовсе заткнуться и молчать.

— Нельзя ли мне капельку воды? — спросил я.

— Что это был за корабль? Отвечай!

Я повесил голову:

— Хочу пить. Нельзя ли мне капельку воды?

Коли б только тот второй захотел…

Удар обрушился мне на затылок, удар вообще-то не смертельный, но достаточно сильный.

Я заставил себя упасть. Солдат попытался поставить меня на ноги, но это мне не помогло. Мне и вправду едва хватило бы сил подняться, так что притвориться, будто это невозможно, было нетрудно.

— Не бей по голове, Балайн! Сколько раз тебе говорить? — сказал рыцарь.

— Да я слегка! — защищался солдат.

— Тогда бей его слегка по другому месту. Узника без сознания не допросишь.

Нет, как раз то, что надо. Слова эти дошли и до меня.

Солдат пнул меня, словно бы чуточку испытующе, в бок. Но я не был каким-то Гладким Хребтом. Я подставлял спину для кнута под расчет за дневную работу на Битейном дворе в Сагис-Крепости, и нужен был пинок посильнее, чтобы заставить меня завыть.

— Ну?

— Простите меня, господин мой рыцарь!

— Он в беспамятстве?

— Думаю, так!

Хрустнул гравий совсем рядом с моим ухом. Краешком глаза я увидел сапог, и это предупредило меня за секунду до того, когда он схватил меня одной рукой за волосы и приподнял с земли мою голову. Сверкнуло лезвие ножа, и какой-то краткий миг я думал, что он тут же перережет мне горло. Но не горло ему было нужно. Острие ножа вонзилось мне прямо под левый глаз.

Глаза!

Я не успел подумать. Повернувшись на бок, я ударом руки отбросил нож в сторону. Я не хотел ослепнуть, не хотел…

Он отпустил мои волосы и вогнал кончик сапога мне в плечо, так что я перевернулся на спину. Так я и лежал и заметил тоненькую струйку крови, сбегавшую по щеке, как слеза.

— Ясное дело, в беспамятстве он не был, — сухо сказал рыцарь.

— Экая грязная хитрая тварь! — пробормотал солдат с таким видом, будто ему хотелось пнуть меня снова.

— Где, он сказал, находился этот корабль?

— В каком-то месте, что зовется Троллев залив. Отсюда полдня ходу на корабле, говорят люди из Арлайна.

— Ладно! Возьми нескольких рыбаков из селения и лодку — другие можете сжечь, и плывите к этому Троллеву заливу. Поскольку уж больно малец старается не произносить ни слова, наверняка это плавание того стоит. Я могу дать тебе… ну, скажем, десяток рыбаков. Столько должно хватить.

— А что если это ловушка?

На какой-то миг рыцарь заколебался. А потом покачал головой:

— Настолько ума у него не хватит.

Солдат окинул меня еще одним ядовитым взглядом.

— А что с мальцом? — спросил он. — Нам взять его тоже с собой?

— Нет! Им займусь я. Могу ошибиться, но у меня такое ощущение, будто мой господин Драконий князь захочет с ним поздороваться.

Первые полмили я падал три раза.

— Мальцу конец, — сказал один из рыбаков Арлайна, пытавшийся на последнем отрезке пути удержать меня на ногах. — Он больше не выдержит.

— Пусть постарается, — сказал ехавший ближе всех ко мне солдат-драконарий. — Не можем же мы все время отдыхать только потому, что у него кишка тонка.

— Это жестоко, а он совсем мальчишка.

Рыбак, как видно, был не из тех, кто промолчит.

— Уже полночь.

Солдат-драконарий подскакал на своем коне поближе к рыбаку.

— Как тебя звать? — спросил он.

— Обайн!

— Послушай-ка, Обайн! Если ты в другой раз разинешь пасть, когда тебя не спрашивают, отрежу тебе ухо.

Упорный рыбак злобно глянул на солдата-драконария. Он открыл рот, и наверняка ему хотелось что-то еще сказать, но я дернул его за плечо.

— Брось! — сказал я. — Он так и сделает.

Рыбак Обайн злобно смотрел на солдата-драконария, но, к счастью, на этот раз промолчал. Солдат-драконарий коротко кивнул, довольный тем, что заткнул рот непокорному, и поскакал дальше вдоль длинной череды людей, что плелись в ночи.

Нас было около сорока человек. Все взрослые мужчины из Арлайна, несколько рыбаков с наказом плыть к Троллеву заливу. И по ребенку из каждого дома. Младшему даже еще и года не было — крошечная девочка, висевшая в мешке на спине своего отца и, пожалуй, единственная во всем караване пленников, которая ничего не боялась.

Женщинам разрешили остаться. Но как они будут жить, когда мужчин угнали, а лодки сожгли, сказать невозможно. Всего за восемь часов солдаты-драконарии полностью разрушили их существование и навсегда изменили жизнь обитателей Арлайна.

— Черти! — пробормотал Обайн, словно услышав, что думаю я. — Проклятые дьяволы!

Мои ноги горели, словно их жгли огнем, меж тем как все остальное дрожало от холода и изнеможения. Скоро у меня не останется ни единой мышцы, которая бы не болела.

Я спросил Обайна, куда нас ведут.

— Думаю, в Баур-Лаклан. Но это больше, чем один день пути. А с малявками…

Баур-Лаклан. Меньше одного дня пути. Тогда нам придется где-то отдыхать, думал я. Спать! О, спать! Но не похоже, будто солдаты-драконарии собирались позволить нам отдыхать. Почему они так спешили? А может, дело не в спешке? Быть может, изможденными людьми куда легче управлять?

Когда я упал в пятый раз, даже солдаты-драконарии увидели, что идти я не могу. Один из них подтолкнул меня мечом, и я сделал последнюю попытку подняться на ноги. Но сумел только встать на колени, а потом судорога свела мышцу, отделяющую грудь от живота.

— Господин рыцарь!

Драконий рыцарь проехал верхом вдоль нашей колонны.

— Что еще?

— Нам его не поднять!

Рыцарь придержал своего серого коня и глянул вниз, на меня.

— Вот как! — только и вымолвил он. — Похоже, на этот раз он не придуривается!

Солдат поднял свой меч:

— А вот я…

— Нет! — Серый конь фыркнул, и рыцарь, успокаивая его, положил руку на шею жеребца. — Полагаю, Драконий князь пожелает видеть этого мальца. Швырните его на одну из вьючных лошадей. И привяжите крепко-накрепко — нельзя, чтобы он свалился по дороге…

Я проснулся, и мне показалось, будто я вернулся назад в Сагис-Крепость, в дыру вместе с Машей и другими узниками. Думаю, это потому, что все у меня ужасно болело и я так устал! И потому еще, что нога моя крепко в чем-то застряла, точь-в-точь как когда они заковывали нас там ночью в кандалы.

Голова у меня так болела, что казалось, она вот-вот расколется. Мне не дали ничего попить, и я чувствовал, что горло у меня будто сушеная треска, которая месяцами висела на ветру для просушки. Воды! Неужто нигде нет воды?

Я с трудом сел. Я вообще не мог припомнить, как оказался здесь. То был, пожалуй, сеновал, и там была солома, на которой можно было лежать. На самом верху, прямо под потолком, было несколько узких… окошками их, пожалуй, вовсе не назовешь… скорее, отдушины или всего-навсего продолговатые дыры. Я мог с грехом пополам угадать там клочок неба, который уже начал светлеть.

Я попытался подняться, но мне показалось, что моя нога крепко схвачена. Я стал шарить в темноте, нащупал какое-то деревянное стремя с очень тонкой цепью. Легкие оковы. «До чего выгодно! — с горечью подумал я. — Так можно заковать население целого города, не таская за собой железо».

На миг я закрыл глаза. Только бы перестала так болеть голова. Хоть на миг! И всё остальное. Думать я не мог.

— Ну, ты проснулся?

То был мой сосед, который, ясное дело, почувствовал, что я зашевелился.

— Да! Есть у нас вода?

— Нет! Они дали нам по кружке воды перед сном, но ты тогда уже отключился.

Я прищурился и попытался различить черты его лица во мраке.

— Обайн?

— Да, и вообще-то спасибо! Этот сатана наверняка бы обкорнал мне уши.

Сперва я не мог вспомнить, о чем он говорит. У меня так стучало в голове, что о другом я не мог думать. Но вот я вспомнил: солдат-драконарий и его угрозы.

— Ты, пожалуй, куда краше с обоими ушами, — сказал я. — А если придется за что-то пролить кровь, то пусть это будет что-то достойней.

— Ты не из Высокогорья?

— Нет!

Я знал, что это можно услышать по моему выговору.

— Как звать тебя?

— Давин! Давин Тонерре!

— Ну и ну! Малец Пробуждающей Совесть, что живет у Кенси?

Я кивнул, но потом подумал, что он не увидел этого во мраке.

— Да! Но… Хорошо, если бы ты молчал об этом при рыцаре-драконарии.

Он фыркнул:

— Положись на меня! Я не скажу ни слова этому ползучему гаду, покуда не смогу плюнуть на его могилу.

Обайн был наверняка человек воинственный. Во всяком случае сейчас. Сказать, был ли он таким до того, как драконья рать захватила его селение и отняла у них дома и семьи, было никак нельзя.

Семья…

— У тебя есть дети?

— Трое! — сказал он. — Эти дьяволы схватили и мою старшенькую, Маери. Девочке всего восемь лет.

Маери! Так звали и дочь Портового Местера, внезапно вспомнил я. Маери, что улыбалась мне и протягивала чашу, наполненную тодди до краев, даже когда у меня денег на это не было. Как раз теперь я поменял бы тодди всего мира на большую кружку холодной воды.

— А где твои другие дети? — спросил я. — Здесь их не слышно и не видно.

— Не знаю… Они где-то держат их, и коли мы ослушаемся, то…

Он сплюнул, вместо того чтоб договорить.

— Они — дьяволы.

Солнце едва успело по-настоящему взойти, прежде чем они пришли и снова согнали нас с сеновала. Мое измордованное тело ужасно тосковало, что ему снова придется двигаться, но мне было все равно, ведь это означало, что мне наконец дадут чего-нибудь попить. Я опрокинул в себя три большие кружки, до того как они вытолкали меня из очереди у бочки с водой.

Я был по-прежнему бос, и ноги мои выглядели ужасно. Окровавленные и опухшие от ран и шрамов, о которых я даже не мог вспомнить, где и когда их получил, но это было еще не самое худшее. Часть пальцев на ногах я вообще не чувствовал, и я знал: это могло означать, что я их отморозил и в конце концов — Антонов огонь и смерть. Каллан вечно читал нам проповеди об этом, да и матушка тоже… В Высокогорье холод мог убить тебя. У меня не было даже тряпок, чтобы обмотать ими ноги.

Моей единственной рубашки было все же недостаточно, чтобы держать в тепле замерзшее тело.

— Как далеко еще до Баур-Лаклана? — спросил я Обайна.

— Самое большее — один день, — ответил он. — Возьми мои носки. Я могу набить башмаки соломой.

Я так устал, что был готов заплакать, как девчонка. Этот человек хотел отдать мне свои носки. То было самое лучшее и самое доброе, что кто-то сделал для меня с тех пор, как… с каких пор, я точно не припомню.

— Спасибо! — поблагодарил я. — Этого я не забуду.

Он что-то пробормотал — самое ласковое, что я услышал, было слово «дьяволы». Обычно на это потребовался бы год для человека, который, как Обайн, посчитал бы меня кем-то иным, нежели незаметным мальцом из Низовья. Но если хочешь поскорее получить новых друзей, надо завести общего недруга.

Баур-Лаклан, как прежде, лежал в своей широкой долине. Но вокруг него…

Их были тысячи, тысячи людей, тысячи палаток, и костров, и лошадей, и повозок, и оружия.

— Неужто они захватили город? — спросил Обайн. — Ты не видишь, захватили ли они вместе с городом замок? Крепость?

Я покачал головой. Но шума сражения слышно не было, и, когда глядишь вниз на эту муравьиную сутолоку и солдат-драконариев, кажется невозможным, что Баур-Лаклан оказывал сопротивление. И наша маленькая, изнемогающая от усталости колонна во главе с драконьим рыцарем с изборожденным шрамами лицом так же беспрепятственно миновала не только их лагерь, но и вошла в город и подступила прямо к воротам и ко двору, где я однажды рано утром бился с Ивайном Лакланом, потому что думал, будто он заманил мою мать в ловушку и подстрелил ее из лука. Тут мы остановились — не потому, что кто-то нас остановил, но потому, что дети в передних рядах колонны внезапно закричали и попытались разбежаться.

— Что там такое? — закричал Обайн. — Маери, что там такое?

Он протиснулся вперед и успел нырнуть, увернувшись от удара рукояткой кинжала.

— Обайн, погоди!

Но он ни на что не обращал внимания, кроме того, что услышал крик своей дочери. А солдаты-драконарии сыпали ругательствами, и командовали, и раздавали удары древками копий, а кое-кто и мечами. Надеюсь, плашмя.

Я и сам произнес несколько ругательств, какие только знал. Я больше не мог видеть Обайна, но и не мог вообще бросить его на произвол судьбы. Этот человек, несмотря на все, отдал мне свои носки. Я пробился вперед сквозь беспокойную толпу, мимо лошади и солдата-драконария, что повернулся спиной ко мне.

— Назад! — скомандовал другой и швырнул мне вслед копье.

Удар пришелся на предплечье, и я нырнул в толпу мимо него.

— Обайн!

Объятый ужасом маленький мальчик, мчавшийся изо всех сил, ткнулся мне прямо в живот. Я схватил его, прежде чем он продолжил свой бег прямо под одну из лошадей, и, подняв его, посадил к себе на бедро, как поступил бы с моей сестренкой Мелли.

— Спокойно! — сказал я. — Отнесись к этому спокойно!

Он икал, всхлипывал и дрожал от страха.

— Чудище! — скулил он. — Это — чудище!

— Чудище? Где?

— Там! Посреди двора замка!

Свет факела озарил отливающие мягким светом скалы, гигантское туловище, что поднималось куда выше лошадиного и было куда длиннее, нежели река, как показалось мне сначала. Но это было, несмотря на все, лишь начало и конец животного — его голова, хвост и вонючая разверстая пасть, полная острых зубов.

Я хорошо знал, что это, ведь я видел одного такого!

 

Чудовище

Дракон! На дворе замка Хелены Лаклан! Как это могло случиться? Это все равно что увидеть кита в пруду с рыбами или, скорее, змею в курятнике. Немыслимо, и опасно, и… и совершенно невозможно. Мальчик вцепился в меня, будто пиявка, и попытался спрятать лицо у меня под мышкой.

— Чудище! — снова, тяжело дыша, прошептал он. — Чудище!

— Это всего-навсего дракон, — сказал я и сам услышал, до чего глупо прозвучали эти слова. — Смотри! Он привязан!

И это так и было — толстая цепь приковала его к одному из тяжелых столбов, составлявших Железный Круг. Дракон шипел на нас, и хоть вид у него был злобный, но как раз теперь он ничего не мог нам сделать.

Я по-прежнему не мог до конца этому поверить. Как он очутился здесь, наверху, так далеко от Дунарка? И зачем?

— Давай сюда этого детеныша! — закричал прямо у моего лица солдат-драконарий, так что мальчик еще больше напугался и начал дико рыдать.

Я невольно разжал руки, обнимавшие ребенка. Но в тот же миг драконий рыцарь проскакал верхом на своем сером в толпе испуганных детей, обеспокоенных лошадей и рыбаков из Арлайна, которые рвались, чтобы отыскать и успокоить своих детей. Серый фыркнул, пытаясь повернуть, но драконий рыцарь умел держать его в узде.

— Спокойствие! — воскликнул он голосом, прогремевшим меж стен замка. — Дракон прикован! Он ничего вам не сделает. До тех пор, пока не ослушаетесь!

Толпа и вправду чуточку успокоилась. Там по-прежнему слышались сопение и хныканье, всхлипывания и плач детей, а двое рыбаков лежали на мощенной камнем мостовой, один — с раной на ноге, что ужасно кровоточила, а второй — явно в беспамятстве. Была ли тому виной конская подкова или древко копья, я не знал.

— Тех, кто не подчинится, — сказал рыцарь, — мы не сможем использовать ни на что другое, кроме как на корм дракону. Но тот, что надежен и служит нам верно, займет свое место в Ордене Дракона. А место может стать по-настоящему высоким. Наравне с моим. Подумайте об этом!

Никто не произнес ни слова. Один из рыбаков плюнул на землю и получил предупредительный удар от одного из солдат-драконариев. Но для меня в этих словах прозвучало нечто мерзко знакомое. Оно напомнило мне Сагис-Крепость, и Наставников, и поучения Князя Артоса.

Послушание было всем на свете. Коли ты послушен, будешь сидеть за почетным столом Князя Артоса. Коли нет — кончишь в острожной дыре, а умрешь там, тебя используют на корм дракона. Да, Дракан научился кое-чему от своего деда.

— Детей поселят отдельно! Первая трапеза — дар Драконьего князя. После этого вам должно обслужить и накормить детей. Ребенок, чей отец, или брат, или дядя не станет служить князю, будет плакать от голода.

Рыбаки слушали. Тот, что плюнул, похоже, раскаивался в этом. Я мельком увидел лицо Обайна, и даже у него вид был такой, будто он еще сильнее стиснул зубы, а вовсе не строптивый. Неужто Дракан каждый раз, захватывая новый город, поступал так? Тогда ничуть не удивительно, что драконья рать росла стремительно.

— Вижу, что вы теперь уже послушнее, — похвалил рыцарь. — Это разумно. Посадите спокойно детей и идите сюда вместе с Балайном. Он покажет вам, где вы сами будете кормиться и спать.

Это отняло немного времени. Самые младшенькие прижимались к своим родителям — в большинстве случаев к отцам или братьям, — но все рыбаки это поняли. А дракон покоился за спиной рыцаря как вечное чешуйчатое напоминание о том, что может случиться с теми, кто не покорится.

Затем Обайн спокойно объяснил Маери, что он вынужден уйти и что ей нужно идти с драконарием и делать то, что он скажет. И что дракон не причинит ей никакого худа до тех пор, пока она будет послушной. Большинство рыбаков изо всех сил старались с собой совладать, обуздать собственный гнев, чтобы не испугать детей. Сам я разомкнул руки мальчика, обвивавшие мою шею, и мягко толкнул его к другим детям. И если я и раньше ненавидел Дракана, то теперь эта ненависть стала куда сильнее.

— Сюда! — сказал Балайн. — Несколько ступенек вниз.

Люди пошли. Один из них поддерживал того, чья нога кровоточила, а другие как можно осторожней подняли того, что был без памяти. Кое-кто из тех, что постарше, вели младшеньких за руки, а одна девочка, в годах Дины, стояла, держа в объятиях, будто куклу, грудное дитя.

— Нет, не ты, — сказал рыцарь, когда я хотел последовать за остальными. — Ты останешься здесь.

Я остановился:

— Я?

— Да, ты. Ты пытался обмануть меня. Ты думал, я это позабыл?

Они приковали меня рядом с драконом — к другому из кованых железных столбов Железного Круга, сработанных так, что они походили на мечи, воткнутые в землю. Дракон был в самом Круге, я — снаружи. Меж нами — ржавая цепь. Через нее мог бы перелезть ребенок. А сможет ли дракон?..

Я думал, что дракону не добраться до меня. Они наверняка хотели меня запугать. Рыцарь сказал, будто Дракан пожелает поговорить со мной, а какие разговоры, если дракон сожрет меня?! Поэтому-то они и не приковали меня в таком месте, куда добрался бы дракон. Верно?

Сначала казалось, дракон вовсе не проявил любопытства ко мне. Было холодно, и, точь-в-точь как другие гады, он был вял и медлителен на холоде. Когда он вот так лежал посреди двора замка, мимо почти все время проходили люди и лошади, и он, верно, сообразил, что не все они пойдут на корм дракону!

Но все-таки он заметил, что один из этих людей никуда не уходит. Что один из этих людей и вправду не может убраться. Дракон поднял голову.

Я подался назад настолько, насколько позволяла мне цепь. Быть может, дракон раздумает?

Однако не похоже! Одним рывком он поднялся и, качаясь на кривых, толстых лапах, приблизился на несколько шагов ко мне. Я слышал, как его когти скребут гравий. Когда же дракон добрался до цепи Железного Круга, он на миг остановился. Затем попросту улегся на живот и начал подползать под эту цепь. Я попытался сделать еще один шаг назад, но цепь уже натянулась. Захоти я убраться подальше, это стоило бы мне левой ноги.

Неужто дракон и вправду пролезет под цепь?

Нет! Целиком он не пролезет. Больно высоко поднимается его горбатая спина.

Я выдохнул с облегчением. Нет! Ему меня не достать…

Животное это не устраивало. Дракон разинул пасть и зашипел на меня, и ему явно казалось, что раз я стою на одном месте без движения, то я, должно быть, и есть драконий корм. Его бледные желтые глаза таращились на меня, и я ощущал вонь от полусгнившего мяса, которая его окружала.

Однажды, еще раньше, я был так же близко от дракона. Это было тогда, когда Маше и мне нужно было вызволить Герика из Драконьего рва Сагис-Крепости. Но тогда все произошло так быстро, и стоял там скованным беспомощный Герик, а не я.

«Но теперь все иначе», — сказал я себе. Дракон Герика скован не был. Он сожрал бы его в два счета. Мой дракон этого не мог. Он лежал на животе, вытянув шею под ржаво-коричневой цепью, и двинуться дальше не мог.

— Тебе меня не достать! — сказал я дракону, а также чуточку самому себе, сказал с той силой уверенности, какая только была у меня.

Внезапно он припал лапами к земле и попытался подняться. Цепь натянулась над его плечами и застучала, страшно застучали и заскрежетали мои оковы и тяжелые железные столбы. Видно было, как вздулись мышцы дракона под чешуей. Ведь цепь ему не разорвать?

Да, у него ничего не получилось. Но когда он решился повторить свою попытку, я увидел, как один из столбов зашатался, будто дерево, что вот-вот вырвут с корнем. Дракон также заметил: что-то случилось. Он бросился вперед, словно конь в упряжке, и потащил все, на что хватило сил. Один столб шатался все больше и больше. И с каким-то скрипом, словно древние ржавые ворота, которые едва открываются, он выбрался из своего рва. Дракон встряхнулся, будто пес, которому что-то попало в шерсть, и цепь скользнула вдоль его бугристого позвоночника. Он выбрался из Железного Круга.

Я вспомнил, как в самом конце кричал Герик, — крик без слов, лишь сплошной страх и ужас в голосе.

— Дракон вырвался на свободу! — крикнул кто-то, но это был не я.

Я стоял онемев и не спускал глаз с чудовища, которое сделало еще один неверный шаг вперед, потом еще один… и остановилось…

Дракон до конца свободен не был. Его шею по-прежнему охватывала цепь, как и мою ногу. Но раз он мог вырвать столб с корнем, то мог, пожалуй, повторить это еще раз. Склонившись вперед на своей цепи, будто нес, что разрывает ошейник, он стал скрести землю когтями, чтобы найти опору. Я в панике оглядывался в поисках какого-либо оружия, копья, острого сука, чего угодно.

Но ничего не было.

Несколько драконариев в таких же мундирах, как и у драконьего рыцаря, выбежали во двор. Они не спускали глаз с дракона и меня.

— Этот, клянусь богом, вырвал столб из земли! — сказал один. — Доброе крепкое кованое железо, столб такой толщины, что его едва обхватишь руками.

— Приведи сюда караульного драконария, — сказал другой. — Это должно входить в его обязанности.

Первый кивнул и помчался в замок.

Тот, что остался, смотрел на меня каким-то странным взглядом.

— Ты боишься? — спросил он.

Ясное дело, я боялся! Что он думал? Я окинул его одним-единственным злобным, полным ненависти взглядом и снова перенес свое внимание на дракона. Он был от меня на расстоянии менее двух лошадиных корпусов, всего в семи-восьми шагах от меня. Но он не был свободен. Он раздраженно вертел головой и кусал цепь. Но даже драконьи челюсти не в силах перекусить железную цепь.

Человек в мундире драконьего рыцаря подошел чуть ближе.

— Похоже, этот столб выдержит, — сказал он. — А жаль, если дракону так приспичило!

— Ты, пожалуй, подначиваешь его? — прошипел я. — Можно подумать, что ты заодно с драконом!

— Так оно и есть, — согласился он. — Всегда!

Что-то таилось в том, как он произнес это, и оно заставило меня внимательней поглядеть на него. Знак дракона светился черным и алым с золотом на его мундире и на его плечах, а плащ и штаны казались чешуйчатыми, словно сшитыми из кожи дракона. Кто знает? Может, так оно и было. Дина говорила, будто у самого Дракана был плащ из драконьей шкуры, так что, может, и рыцари его щеголяли в таких же.

— Тебе нравится смотреть, как пожирают людей? — спросил я.

Он с невозмутимым спокойствием разглядывал меня холодными темно-голубыми глазами.

— А ты сам разве не ешь мясо? — спросил он. — А драконы не так уж далеко ушли от нас. Мы с ними здорово похожи.

То был вопрос, который Местер Маунус называл философским: насколько человек отличается от животных? Но у меня не было желания разводить философию как раз теперь. А уж в следующий миг у меня вообще времени не было, потому что я почувствовал такой сильный рывок в оковах на голени, что потерял равновесие и свалился набок.

— Что?..

То был дракон! Вместо того чтобы хвататься за собственную цепь, он схватился теперь за мою. Он стоял там, широко расставив лапы, с опущенной головой и держа в пасти цепь. И наверняка не обнаружил еще, что за птица на другом конце цепи. Вертя своей могучей шеей, он снова дернул за цепь, так что я сполз на несколько метров ближе. И тут что-то начало для этой твари проясняться. Дракон таращился на меня и на цепь меж нами. Потом он еще раз рванул ее. Я скреб гравий руками и ногами, я упирался, сопротивляясь. Но он был во много раз сильнее меня. Он тянул цепь, как кот тянет за свободный конец клубка ниток, и единственное, что спасло меня, было то, что он был вынужден выпустить цепь из пасти, чтобы схватить меня. Я бросился назад, и животное зашипело от ярости. Дракон еще раз стиснул цепь зубами и потянул ее, и тут я никак не смог помешать ему подтащить меня на несколько шагов ближе. Но на этот раз он придавил цепь лапой, прежде чем вцепиться в нее зубами. Он широко разинул пасть и вытянул вперед голову, будто змей, что собирается схватить добычу. Его челюсти сомкнулись на расстоянии меньше вытянутой руки от меня.

— Да сделайте же что-нибудь! — крикнул я драконьему рыцарю, который по-прежнему только и делал, что стоял и глядел во все глаза так, словно не было у него других развлечений. Ведь у него, черт побери, был меч! Или же он всерьез думал, что дракон имеет право сожрать меня?

— Хитрая бестия! — сказал он, и слова эти прозвучали почти ласково. — Да, драконы становятся все умнее.

Уже множество людей толпилось теперь во дворе замка, но никто из них не захотел вмешаться. Я попытался было не думать о том, каково мне будет, если дракон доберется до моей ноги. Они были острые-преострые, его зубы. И ядовитые. Дина говорила, что ее рука после укуса сразу стала бесчувственной.

Дракон еще раз схватил цепь в зубы. Это вызвало такой ужасающий рывок, что я очутился меж передними лапами чудовища. Я бил по его морде цепью и тянул так крепко — изо всех сил! Дракон неожиданно фыркнул и стал царапать меня одной передней лапой. Два его когтя провели сверху вниз по моей руке кровавые царапины, но, если б я ослабил хватку, все было бы кончено. Покуда я держал цепь натянутой, дракон не мог разинуть пасть. А пока он не мог разевать пасть, я мог пожить…

Он отбросил голову назад, словно дикий конь, а я проехался вместе с ней. Я выпустил цепь из рук и, проделав дугу, перелетел через шею чудовища прямо на цепь. Я летел до тех пор, пока цепь, рванув лодыжку, не затормозила мой полет, и я упал сверху на дракона, прямо на чешуйчатую серо-голубую спину этой бестии, и теперь любовался его длинным хвостом. Я вдавливал пальцы меж чешуями чудовища и пытался крепко уцепиться за его лопатки, но они были тверды, как рог, эти тонкие мелкие пластинки, и держаться за них было трудно. Цепь еще раз рванула лодыжку, и я скользнул вперед через шею дракона, вниз к его голове и к пасти, которой, пожалуй, лучше не захлопываться как можно дольше.

Голова!

Глаза!

Я видел прямо под собой лишь один его глаз, бледно-желтый и бешеный. Я сжал кулаки и стал крепко, изо всех сил, как только мог, молотить глаз дракона.

Оттуда раздалось такое тоненькое шипение, что его можно было принять почти за крик. Дракон забыл про все свои хитрости. Он кидался из стороны в сторону и бился головой, он скреб сначала одной передней лапой, а потом другой. Я не мог крепко держаться и по большому счету ничего не мог больше сделать. Последний рывок головой, и я полетел по воздуху, а когда натянулась цепь, рухнул плашмя на землю и так ударился спиной, что на какой-то миг у меня почернело в глазах.

Я не мог пошевелить руками. Я не мог пошевелить ногами. Если б бестии снова захотелось сожрать меня, она могла бы это сделать. Противиться я больше не мог.

Но тут что-то произошло. Голоса! Люди, что кричали друг другу! Возбужденное шипение дракона! Неужто смотритель дракона и его люди вынырнули в конце концов?!

Кто-то склонился надо мной. Я медленно открыл глаза. То был недавний драконий рыцарь с холодными, очень темными глазами. Они что-то напомнили мне, эти глаза. Напомнили мне о…

— Ты слышишь меня?

Я слабо кивнул. У меня не хватало воздуха в легких, чтобы ответить.

— Если в следующий раз ты вздумаешь вести игру с одним из моих драконов, то будь немного внимательней. Я могу запросто разгневаться, если им причинят вред.

Мои драконы! Неужто он имел в виду…

Меня вдруг осенило, почему его глаза показались мне такими знакомыми. Они самую малость напомнили мне глаза Нико… И в этом, пожалуй, ничего такого удивительного не было, раз они были сводные братья.

— Дракан! — вымолвил я со всей силой той небольшой толики воздуха, что оставался в моих легких.

Он кивнул:

— А ты, должно быть, сын Пробуждающей Совесть, старший брат Дины? Тебя ведь Давин зовут, не правда ли?

 

Драконья кровь

В тот вечер я открыл для себя, зачем нужен Дракану в Баур-Лаклане его дракон.

Стемнело. Посреди Железного Круга зажгли большой костер, и дракон лежал так близко от него, что языки пламени отражались в его серых чешуйках и сверкали в его полуоткрытых глазах. Я тоже подполз чуть ближе, хотя приблизился плотнее к дракону. Но это было лучше, чем помереть от холода.

Моя лодыжка опухла и нарывала, над и под оковами в ноге стоял такой стук, будто там трудилась целая толпа кузнецов. Да и рука болела там, где дракон оставил метки своих когтей. Но было нечто еще худшее, нежели боли, которые мучили меня. У меня в голове Шептуны снова начали свою работу, и на этот раз у них и вправду было такое, что можно было обратить против меня.

…твоя вина… твоя вина…

Каллан. Помер или помирает… Роза… Что они сделают с такой девочкой, как она? Она похорошела в последнее время — светлые волосы, красивые ноги, грудь, на которую я, по правде говоря, не мог не обращать внимание, хотя и пытался. Одна мысль о том, что они, эти солдаты, быть может, захотят…

…твоя вина… твоя вина…

Когда первые рыцари вышли из замка, я ощутил почти облегчение: хоть что-то происходит. Пусть все что угодно, все, что заставило бы меня думать о чем-то другом, кроме голосов Шептунов и боли в ноге. Они разместили вдоль стен факелы, так что двор замка был весь освещен полыхающими языками пламени.

Но вот вышел Дракан. Его мундир был схож с мундирами других, — быть может, чуточку больше золота в знаке Дракона на груди, но, несмотря на сходство с драконариями, его замечали в тот же миг. Казалось, будто в нем тлели какие-то скрытые силы. Ощущение того, что он может вспыхнуть когда угодно! Это было все равно что сидеть в горнице с бочкой пороха и с зажженным фитилем.

— Время! — вымолвил он.

И даже если б он не произнес это слово особо громко, те рыцари, что расставляли факелы на другом конце двора, пришли бы на его голос и заняли площадь своим строем, образовав полукруг близ дракона, лежавшего у огня. Их было двадцать четыре, кроме Дракана. Я сосчитал их. Я пытался также запечатлеть лица драконариев в своей памяти, потому что это могло помочь жителям Высокогорья в их войне, если я когда-нибудь выйду живым отсюда.

Один за другим выходили рыцари вперед и склонялись перед драконом так, как люди склонялись перед князем или образом святого. Это не произвело заметного впечатления на дракона, но у меня от этого по коже мурашки побежали.

— Мы благодарим Дракона за тот дар, что мы ныне получим, — произносили они, словно бы в один голос.

Было что-то мерзкое в том, как столько людей говорят одно и то же одинаковыми голосами, будто их обуял один и тот же злой дух.

— Мы благодарим за силу Дракона!

Громкий звук от кожи, трущейся о кожу, когда они все вместе в одно и то же время ударяли себя в грудь, прямо в сердце, сжатой в кулак рукой в перчатке.

— Мы благодарим за храбрость Дракона!

И снова:

— Мы благодарим за мудрость Дракона!

Мудрость? Какие великие мысли они рассчитывали получить от этого гада ползучего? Дракон наверняка был хитрее, чем я, когда так использовал цепь, чтобы оттащить меня на расстояние. Но при чем тут мудрость?

Я глянул на дракона. Он поднялся и начал покачиваться из стороны в сторону, он переступал с одной передней лапы на другую. Шея его вертелась, а голова бессмысленно подергивалась. Какая беда приключилась с этой бестией? Если б я верил, что драконы могут обладать такими чувствами, я бы сказал: он боялся! Беспокоился! Но из-за чего?

Дракан, двадцать пятый в этом сборище, выступил вперед из Круга. В одной руке он держал золотой кубок, в другой — нож. Дракон отступал перед Драканом, шаг за шагом, до тех пор, пока двигаться дальше было уже некуда. Ему, видно, было так же худо приспосабливаться к Дракану, как и мне к нему. Дракон разевал пасть и шипел, как кот, но это был кот, который боялся.

Я видел, как шевелились губы Дракана, но никак невозможно было расслышать, что он говорил. Казалось, он говорит с драконом, как говорят с конем, чтобы успокоить его. А что говорят испуганному дракону? «Так, так, дракон хороший…»? Что бы там ни было, похоже, это действовало наверняка. Дракон опустился вниз, плечом на землю, и как-то чудно, словно изнемогая от усталости, опустил голову.

Нож сверкнул в свете факелов. Дракан сунул лезвие ножа меж двумя чешуйками на шее дракона, и темная струя крови перелилась через блестящую сталь ножа и закапала в кубок, который Дракан держал в другой руке. Дракон стоял неподвижно, покуда это происходило. Неужто он в самом деле так боялся Дракана, что не смел пошевелиться? Я был близок к тому, чтобы пожалеть дракона.

Когда кубок был почти полон, Дракан вытащил нож. Чешуйки снова встали на свои места, и кровь почти в тот же миг перестала течь. Дракон тряхнул головой и опустился на землю, будто усталый старый пес, который даже не в силах больше ворчать.

Полукруг рыцарей подступил ближе. Они по-прежнему двигались неспешно и торжественно, но в их шагах ощущалось подавленное нетерпение. Первый в их полукруге упал на колени у ног своего князя, и Дракан протянул ему кубок.

— Пей! — велел он. — Сила Дракона, храбрость Дракона, мудрость Дракона!

Рыцарь обхватил руку Дракана и прижал губы к краю кубка. Он испил темной крови.

Ничего гаже этого я не видел и все же не мог отвести глаз.

— Что пьешь ты? — вопрошал Дракан.

— Силу, храбрость и мудрость! — повторил он. — И свободу!

И засмеялся.

Один за другим вставали они на колени. Один за другим пили они кровь.

Когда кубок обошел все сборище, в нем по-прежнему еще оставалось что-то из густой темной жидкости.

— Приведите малого! — повелел Дракан.

Малого? Неужто меня имел в виду?

— Он не посвящен! — возразил один из рыцарей. — Он даже не нашел своего места в Ордене Дракона!

— Нет! — с тонкой улыбкой ответил Дракан. — Но подумайте вот о чем! Сын Пробуждающей Совесть! Какая месть может быть прекрасней и полнее?

О чем он? Месть? Не хочу я пить его мерзкую драконью кровь! Но даже если б они силой влили ее мне — при чем тут месть?

Трое из них подступили ко мне. Один снял с меня ножные оковы — он едва сделал это из-за страшной опухоли на моей ноге, — двое других взяли меня за руки и потянули вверх, заставив встать. Боль охватила мою ногу так сильно и страшно, что у меня на миг почернело в глазах. Одна из двух ран на руке от когтей дракона раскрылась и снова начала кровоточить, однако как раз лодыжка вызвала такую боль, что им пришлось почти нести меня.

— У тебя жалкий вид! — произнес Дракан. Он склонился надо мной и почти мягко, словно то был дракон, к которому он обращался, продолжил: — Будь спокоен! Очень скоро тебе станет много-много лучше!

Он протянул кубок мне. Я отвернулся.

Жидкость в кубке была такой темной, что не походила на кровь. Но запах был, несомненно, тяжелый, сладкий и полугнилой одновременно. Как собственная вонь дракона, только еще хуже.

— Ты отвергаешь дар Дракона?! — воскликнул он. — Ты не знаешь, от чего отказываешься!

Пинком в коленную чашечку они заставили меня встать на колени, а один из них схватил меня за волосы и откинул назад голову. Я пытался отвернуться или хотя бы стиснуть зубы, но один из них всунул лезвие ножа меж моих зубов и заставил открыть рот. Его угораздило порезать мне уголок рта, так что жидкость, которая полилась мне в горло, была смесью крови моей и драконьей.

Они не отпустили меня, пока не уверились, что я проглотил это отвратительное пойло. И даже если я сплевывал и сплевывал без конца, я знал, что, увы, уже слишком поздно. Оно было во мне, в моем горле, в моем желудке, в моем теле. Мне хотелось вырвать…

— Так! — произнес Дракан тем же самым мягким голосом. — Теперь ты вскоре станешь одним из нас!

Я не знал, что он имел в виду. Коли он посчитал, будто я хоть сколько-нибудь, хоть самую малость стану драконарием, даже драконьим рыцарем, оттого что выпил мерзкую драконью кровь, то он ошибся. Однако же что-то происходило, нечто происходило в моем теле. Мое сердце начало биться быстрее, а руки и ноги стали теплыми. Внезапно боль в ноге стала совсем иной. Нет, погодите, боль вовсе исчезла! Я был близок к тому, чтобы громко расхохотаться. Боль исчезла!

— Он начинает улавливать смысл, понимать, в чем дело, — произнес один из драконьих рыцарей. — Гляньте-ка на его лицо!

— Забирай его! — сказал другой. — Дай ему увидеть… это! Дай ему попробовать!..

— Об этом я, по правде говоря, уже думал! — произнес Дракан. — Вы-то, пожалуй, не поверите, что я вливаю в него драгоценный дар Дракона лишь для того, чтобы он только лежал тут, улыбался во сне.

Забрать меня с собой? Куда?

Но в следующий миг мне стало уже все равно. Я обнаружил нечто другое.

Голоса исчезли.

Шепчущие, буравящие голоса, что рассказывали мне: я был подл, я был труслив, я был убийцей… все было по моей вине, я был всему виной, и я попросту ни полушки не стоил… Они — эти голоса — исчезли… Впервые за много месяцев они попросту заткнулись; нет, их попросту больше не было.

На этот раз я не смог удержаться от смеха. Это кровь забила ключом в дурмане освобождения… Это было облегчением столь великим, что ему надо было вылиться наружу. Я хохотал так громко, что Дракан пораженно заморгал. То был дикий и неподобающий смех, я хорошо это знал, но из-за этого я не испытывал угрызений совести. Совесть… исчезла. Исчезла, как будто ее и не было.

Копыта коней громыхали по мерзлой земле. Мрак был густой, а морозный туман еще плотнее. Но что мне до этого? Я видел во мраке. Я не боялся. И я был лучшим всадником на свете. Ни больше ни меньше… Один из драконьих рыцарей скакал рядом со мной, и это он держал поводья лошади, на которой ехал я. Но это ничего не значило. Нам все равно полагалось ехать одной дорогой, скакать в ночь. Мне хотелось откинуть голову назад и завыть, как воет волк…

А почему, собственно говоря, и нет?

Я это сделал. Завыл гулко и протяжно.

Этот вой разрезал ночь, как клык разрезает артерию. Покажите мне того волка, который сделал бы это лучше меня! Лошадь рванула вперед, будто я хлестнул ее кнутом, и это также было прекрасно. Скачем быстрее! Больше свободы.

Я завыл снова.

— Он уже сильно на взводе! Высоко летает! — закричал один из спутников.

— Так ведь оно и бывает! — ответил ему тот, что держал поводья моей лошади. — В первый раз мы все до одного летаем!

Я не до конца понял, о чем это они. Но может, они и правы. Может, я могу летать. Вот встану на спину лошади и разведу руки по сторонам, будто птица крылья… Я быстро поднялся в седле и уже стоял на коленях. А теперь оставалось только встать…

— Эй! Садись, малец!

Одна моя нога соскользнула. Тяжесть моя была не по ней. Я соскользнул наискосок, и моему спутнику пришлось с силой схватить меня за руку, чтобы снова направить на верный путь.

— Следи за ним хоть немного, — прозвучал сзади голос. — Ему еще не пришло время сломать себе шею. Оставим это Дракану.

Я обернулся и стал смеяться над ними. С чего это я сломаю себе шею? Это — не я. Не здесь. Не сейчас.

В голове колонны раздался крик:

— Вот они! Будьте готовы! Внимание! Приготовьтесь!

Призыв передавался вдоль колонны, от одного к другому. Я тоже кричал вместе со всеми, только чтобы не остаться в одиночестве. Я не знал, кто такие «они» или почему нам следует быть внимательными. Но мой спутник достал меч и швырнул мне поводья:

— Вот! Теперь справляйся помаленьку сам!

Я ловко схватил поводья. Вот теперь я мог бы остановить лошадь, но это было ни к чему. Зачем мне останавливаться? Но у меня не было меча, и это немного огорчало. Коли он есть у всех остальных, почему бы мне не иметь его?

Возглас сверху впереди. Кричал не мужчина. Потом вдруг пылающие факелы во мраке! А некоторые из них летят в воздухе, описывая искрящуюся дугу, и приземляются на белой от инея соломенной крыше.

Факелы на крытой соломой крыше. Что-то тут было не так, как надо.

— Ведь может загореться весь дом, — сказал я своему спутнику. — Надо поосторожней!

Он рассмеялся.

— Это не важно, — ответил он. — Это же не дети Дракона!

— Да все равно! Как ты можешь! — воскликнул я.

Дети Дракона! А мы его дети?

Да, что-то такое было с Драконом. Мне от него кое-что перепало. И потому-то мне так славно сейчас. Может, я тоже дитя Дракона? Это было трудно понять, особенно потому, что люди так орали вокруг меня и было столько огня и мрака. Вижу, теперь они взялись за мечи. Почему мне не дали меч?

— Недругам Дракона — смерть! — выкрикнул кто-то.

И тут они все вместе, все мужчины, закричали то же самое. Да и я тоже. Я не хотел оставаться в стороне. Ну а факелы на соломенной крыше! Стало быть, что-то там было не так, как должно быть.

Какой-то человек вынырнул прямо под мордой моей лошади. Я рванул поводья, чтоб остановить ее, но рванул неправильно: я только повернул шею лошади в одну сторону, так что она споткнулась и рухнула на колени. «Теперь ты увидишь, могу ли я летать», — подумал я и пролетел небольшое расстояние, а потом ударился о что-то твердое, но нет, то была не земля, она появилась позднее. Я лежал, оглушенный, спиной к очень теплой стене. Искры роились во мраке, будто огненные мухи. Пожалуй, было бы лучше отодвинуться немного от огня. Я хотел бы подняться на ноги, но, даже если б я мог скакать верхом и летать, ходить я наверняка не мог.

Так что мне оставалось ползти. Я полз на четвереньках вперед, но кто-то толкнул меня, упал на меня сверху, а я свалился на живот. А потом мне пришло в голову, что великолепно здесь лежать. И мне не мешало то, что на мне лежал человек. Что-то потекло вниз по моему затылку, затем спустилось ниже, на шею, и вдоль ключицы, и еще ниже, на грудь. Я толкнул человека, лежавшего на мне, и он откатился в сторону. И тут до меня дошло, что с этим человеком я знаком, правда не очень близко. Он был одним из людей Хелены Лаклан, с которыми я обменялся парой слов. Однажды мы вместе с ним искали Дину и Тависа Лаклана.

«Ведь он мертв! — подумал я. — Такой удар по голове не пережить». В волосах у него виднелись кровь и осколки костей, а в глазах никакой жизни не осталось. Меня захлестнул гнев. Добрый человек, умерший такой смертью, на что это похоже?! И горящие дома!

— Стоп! — громко, как мог, сказал я. Я по-прежнему не мог дышать, как прежде. — Вот люди, которых настигла беда.

Никто меня не слышал. Они продолжали свое дело, пока в городе не осталось ни единого живого человека и ни единого целого дома.

— Поднимите его на лошадь! — велел Дракан, когда они нашли меня.

Я не успел далеко уйти, я по-прежнему видел горящие городские дома. Я дрожал всем телом, будто меня била лихорадка.

Их было по-прежнему двадцать четыре и еще Дракан. Я сосчитал их. И снова обратил внимание на их лица. Двадцать пять человек, что прискакали верхом в спящий город и перебили всех, кто не успел бежать. Мужчин, женщин, детей! Убитые лежали повсюду. Не похоже, чтоб это особо сильно трогало Дракана и его людей. Вид у них был скорее довольный. Что это были за люди?

Люди, которые пили драконью кровь.

Точно так же, как это сделал я.

Я хорошо помнил это ни с чем не сравнимое ощущение того, что ты можешь все, способен на все. Никакой боли, никакой совести! Свобода! То было мое счастье, что мне не дали в руки меч. Я болтал вместе с ними, кричал вместе с ними: «Смерть врагам Дракона!» Будь у меня меч, я бы также убивал вместе с ними?

Даже теперь! Даже теперь я заметил, как меня чуть кольнуло желание испытать этот хмельной дурман вновь. Эту свободу! Мне было так тяжко из-за всего этого! У меня так болела душа!

Дракан разглядывал меня своими темно-синими глазами, столь схожими с глазами Нико.

— У тебя такой вид, будто тебе и вправду худо, — сказал Дракан.

Я не ответил. Да и что было отвечать?

— Скажи-ка мне теперь. Где он, собственно говоря, мой дорогой полукровка, мой сводный брат? Где скрывается малый Никодемус?

Неужто Дракан и вправду думал, что мне так легко ответить на его вопросы?

— Этого я не знаю, — ответил я.

И это была правда. Кто знал, где теперь скрывались Нико и Дина? Добрались ли они в Дунарк? А если они там, как они поступили, обнаружив, что Дракана там нет?

— Отвечай, когда Драконий князь тебя спрашивает!

Удар по затылку заставил меня упасть вниз лицом на шею лошади. Но я не произнес больше ни слова. Я лишь исподлобья смотрел на него.

— Спокойно, Урса! — молвил Дракан. — Это не к спеху. Раньше или позже он расскажет все, что я желаю знать. Только чтобы получить еще один кубок драконьей крови.

 

Тяжелые оковы

Мы вернулись в Баур-Лаклан посреди ночи. Заспанных конюхов подняли на ноги, чтобы позаботиться о лошадях, покрытых пеной и потом после безумной скачки. Рыцари-драконарии во весь рот зевали и били друг друга по плечу. Вместе они перешли двор на слегка неверных ногах, будто люди по дороге в кровать шли после попойки.

— А что делать с ним? — спросил рыцарь по имени Урса, кивнув в мою сторону.

— Заковать снова, — ответил Дракан.

— Здесь?

— А где же еще?

— Ему будет холодно.

— Одолжи ему свой плащ, коли ты так печешься о нем.

На этот раз пришлось заковать мою правую ногу, потому как левая распухла так, что кандалы на ней не сходились. Неужто лодыжка сломана? Мысль об этом заставила меня похолодеть, потому что со сломанной ногой нечего и думать о побеге. А я собирался что-то предпринять. Коли б они подали мне еще раз кубок с драконьей кровью, неужто я рассказал бы им все, что знал? И сделать все, к чему они хотели бы принудить меня?

— Сюда! — сказал Урса и бросил свой черный плащ мне на колени. — На дворе такая стужа, что может и мертвого убить!

Я удивленно глянул вверх. Неужто это сострадание со стороны драконьего рыцаря? Или это только потому, что я еще не рассказал, где прячется Нико?

Костер догорел, и лишь несколько факелов освещали двор замка.

Я не смог разглядеть лицо этого человека, а он ушел, не произнеся больше ни единого слова.

— Так он отдал тебе свой плащ? — спросил Дракан. — Должно быть, он становится чувствительным на старости лет.

Людей, что злы, как Дракан, должно выдавать их лицо. А иначе как распознать их, как отличить от других?..

Ему бы быть покрупнее и поуродливее. Нет, я не думаю, что у него должен быть рог на лбу, но все-таки… Это невозможно, что он стоит тут и кажется совсем обыкновенным. И похож на Нико!

— Что тебе от меня надо? — устало спросил я.

— А тебе не кажется, что ты неблагодарен? — сказал он. — Я подарил тебе драгоценную драконью кровь и, можно сказать, посвятил тебя в рыцари Дракона, а ты только и знаешь, что сидишь тут жалуешься да сетуешь!

— Я не хочу быть одним из твоих рыцарей! Я не хочу пить драконью кровь!

— Вот как! Вообще-то у меня есть небольшой подарок для тебя. Но если он тебе не нравится, можешь просто выбросить его.

Он что-то кинул мне, и я невольно это схватил. То была маленькая фляжка. И я тотчас понял, не открывая: там драконья кровь!

— Делай с фляжкой все что хочешь, — сказал он. — Я не принуждаю тебя ни к чему.

С тем он и ушел.

Я долго сидел, глядя на фляжку. Я ее не открывал.

Но вообще-то я ее не выбросил.

Настало утро. Дракон улегся на то место, где выгорел костер, потому что земля была там по-прежнему еще теплой. Я завернулся в плащ Урсы и все равно мерз так, что меня трясло.

— Малец?

У меня не было желания с кем бы то ни было говорить, и особенно с драконариями.

— Малец, ты не спишь? Можешь выслушать меня?

Толчок… И тут до меня дошло, что так говорят жители Высокогорья.

Я распахнул плащ и глянул вверх.

То был Ивайн Лаклан!

Какой-то миг я думал: меня так страшно лихорадит, что начинаются разные видения. Ивайн здесь! Должно быть, я сам себе внушил это, потому что на самом деле я лежу в Железном Кругу. Все это слилось в моей голове — я никогда потом, после нашего с Ивайном единоборства, не мог видеть его, не вспомнив при этом вкуса крови и гравия и горечь поражения. Я закрыл на несколько секунд глаза, но, когда открыл их вновь, он по-прежнему стоял передо мной. И в драконьем мундире.

Дрожь омерзения охватила меня. Предатель! Но тут же я ощутил еще более глубокое отвращение. Хотя на мне никакого мундира Дракона еще не было, но я лежал здесь под плащом Урсы… Я разъезжал с рыцарями Дракона и вместе с ними орал: «Недругам Дракона — смерть!» — покуда они убивали жителей города и жгли их дома. Я был куда хуже Ивайна! В десять раз хуже!

— Чего тебе? — спросил я.

— Я не могу стоять здесь и часами болтать, — ответил он. — Слушай хорошенько. Вечером здесь кое-что произойдет, прямо во время захода солнца. Коли тебе удастся освободиться от оков, ты сможешь удрать вместе с нами?

— Удрать вместе? По-твоему, я смогу… удрать отсюда?

— Я так подумал. Ну, если не хочешь здесь остаться.

С тем он и ушел.

До меня стало медленно доходить, что Ивайн вовсе не предатель. Мундир был способом скрыться от врага, простым переодеванием. Где-то поблизости были люди из клана Ивайна Лаклана, неподвластные Дракану, и они надумали напасть на него и на драконариев.

— Сколько же у тебя людей из Лакланов?

Кроме Обайна и других арлайнских рыбаков, я здесь не видел иных высокогорцев. Само собой, большого значения это не имело, но трудно представить себе, что Дракан позволил бы им разгуливать толпами. Но конюхи, стряпухи и кухонный люд, дровосеки, челядь всякого рода, они нужны Дракану и его рыцарям, чтобы подавали еду и разводили огонь для согрева, к тому же они наверняка частенько переходили по наследству от одного хозяина к другому, когда замок бывал захвачен недругами. Но не здесь. Я придирчиво разглядывал стены замка. Я хорошо помнил, как был удивлен, когда мы явились сюда: на этих стенах было так мало следов от пожара и других знаков ожесточенных битв. Быть может, Лакланы не защищали крепость до последнего человека. Быть может, они придумали нечто другое, похитрее.

В то же утро, позднее, отряд всадников въехал рысью во двор крепости.

— Есть новости? — окликнул их один из стражников у ворот.

— Не более чем слухи о них! — прокричал предводитель отряда.

— Сдается мне, слухи эти недостоверны. Разве она не старуха, которой более семидесяти лет? Но ведь есть же границы того, насколько быстро она может бегать.

Я надеялся, что та, о ком они говорили, была Хелена Лаклан. Коли она на свободе или находится где-то в другом месте Высокогорья, то Дракан не сломил Лакланов до конца. Далеко до этого…

«Вечером здесь кое-что произойдет», — сказал Ивайн Лаклан. И если я смогу освободиться от оков… Но как? О чем он думал? Что я могу сделать голыми руками? Я ведь не дракон, чтобы вырывать столбы с корнем! Я — человек, и вдобавок человек в довольно жалком виде. Я весь дрожал и был уверен, что у меня лихорадка. Лодыжку разрывало от боли, а рука, по которой дракон прошелся своими когтями, жутко болела, словно там все воспалилось. А стоило мне закрыть глаза, как являлись множество новых призраков. Теперь я видел не только бледное лицо Каллана или перерезанное горло Вальдраку. Теперь то были языки пламени, и мертвецы, и человек из Лакланов, имя которого я вспомнить не мог. И собственный мой голос, что орал вместе с другими: «Недругам Дракона — смерть!»

И мне снова захотелось пить.

— Эй! — крикнул я одному из солдат-драконариев. — Не дашь ли напиться?

Он только поглядел на меня. А потом молча двинулся дальше.

Неужто это намеренно? Неужто Дракан хотел, чтоб я непременно выпил из его маленькой фляжки с драконьей кровью из-за одной только жажды?

Ни за что! Лучше помереть!

Почему тогда я просто не выбросил эту фляжку? Она лежала под рубашкой, и я ощущал ее тяжесть. Стоит мне отпить из нее, боли как в лодыжке и в руке, да и в душе… на некоторое время…

Но нет!

Нет!

Я не стану этого делать.

Ближе в полудню явился Дракан с двумя рыцарями-драконариями, и они стали разглядывать меня.

— Ну, где же он? — спросил Дракан.

— Кто? — кисло спросил я.

Дракан только улыбнулся. Он знал, что я просто тяну время.

— Мой дорогой сводный брат Никодемус Равн! Ведь он где-то здесь, не правда ли? Но в каком точно уголке этого забытого богом захолустья он укрылся?

— Я этого не знаю.

— Он не пил из фляжки, — сказал один из рыцарей.

— Твердолобый упрямец! Себе на уме! — произнес другой. — А что если мы чуток пособим ему?

— Нет! — возразил Дракан. — Если он выпьет сам, то он мой со всеми потрохами, целиком и полностью. Представьте себе, что мы сделаем, когда найдем и ее, и Никодемуса, и девчонку Пробуждающей Совесть, — а все потому, что ее сын стал моим человеком и сделает все, о чем я попрошу. Этого стоит немного подождать. И право, я полагаю, что нам не придется долго ждать.

Будь у меня силы, я бы ударил его цепью либо голыми кулаками. Однако я не был уверен, что смогу хотя бы встать.

— Моя мать говорит, что ты убиваешь вокруг себя совесть, как чума убивает жизнь. Ты разносишь заразу, как чумная крыса. — Про крысу я выдумал сам, но ведь знать ему это было незачем.

Он смотрел на меня ясными темно-синими глазами, и я разглядел в них бешеную ненависть — ненависть, показывать которую он не желал.

— Мы сожжем ее, когда отыщем, — медленно произнес он. — Ведь она ведьма, а ведьм сжигают. Я рад, что в последний раз тогда она от нас ускользнула. Мои бедные драконы только захворали, если б съели ее.

Когда они ушли, я немного посидел, глядя на дракона. Сегодня он даже не пытался добраться до меня. Быть может, он устал от последней игры со мной, ведь у него ничего не получилось, или вроде меня ослабел от холода и потери крови. Я не знал, много это или мало для такого чудища — потерять целый кубок крови.

Я подполз чуточку ближе. Дракон таращился на меня, но ему было лень даже оторвать голову от земли. Мне казалось, что нынче он и наполовину не так опасен, как вчера. Но, пожалуй, изменился не дракон. Скорее это у меня появилась другая причина для страхов, причина куда хуже и куда серьезней прежней.

Страх — стать такими, как они.

«Если он выпьет из фляжки сам, он — мой». Правда ли, что это так?

Я должен выбраться отсюда. И если для этого я должен вырвать железные столбы…

— Дракон! — позвал я.

Он лишь кисло глянул на меня.

— Глупый дракон!..

Я поднял с земли камень.

— Глупое старое чудище!..

И тут я бросил в него камень.

В первый раз это не удалось. И во второй. Да и в третий. Но в конце концов дракон так разъярился, что, пожалуй, готов был сожрать меня только ради того, чтоб его оставили в покое. С четвертой попытки он просунул голову под ржавую цепь Железного Круга, точь-в-точь туда, куда я и хотел. И он тянул ее с трудом, и надрывался, и снова тащил, покуда железный столб не начал клониться. И рухнул. Дракон свалил его. Я рванул свою цепь. Она по-прежнему крепко держалась, как и тогда! Если дракон примется грызть и тянуть ее, как в последний раз…

Он этого не сделал. Только шипел на меня, будто хотел сообщить, что бы он сделал, если бы добрался до меня. А потом он пополз к своему старому месту в погасшем костре и улегся.

Я выждал немного, прежде чем подползти назад к Железному Кругу. Моя цепь только обвилась вокруг железного столба. Перетянуть ее через столб из-за ржавой цепи самого Круга невозможно, но, если столб будет вырван из земли, я просто сниму с него цепь.

Однако столб еще держался. Я огляделся. Если кто-нибудь и заметил бы мои попытки перетянуть цепь, то они не стали бы вмешиваться и выяснять, в чем дело. Вот если бы я начал подкапывать столб, нужно быть никуда не годным стражником, чтобы не обратить на это внимания. Я немного поправил столб, чтобы не так бросалось в глаза, как он наклонился, сел около него и под прикрытием плаща Урсы начал рыть землю. У меня были только свои руки и собственная цепь, чтобы скрести землю, и работа не очень спорилась. Хорошо хоть, что до захода солнца оставалось еще много времени.

Дракан спустился вниз позднее. Некоторое время он постоял, глядя на меня.

— Если ты еще не надумал испить из фляжки, — сказал он, — то я охотно заберу ее назад.

Моя рука сама собой нащупала фляжку сквозь ткань рубахи. Но не для того, чтобы отдать ее, а чтобы помешать забрать. Дракан улыбнулся.

— Я так и думал, — произнес он. — Сколько времени ты будешь терпеть, а?

Он повернулся, чтобы уйти, но в тот же миг послышался конский топот и крик со стороны ворот. На двор въехали двое конников. Один лежал лицом на шее коня, не в силах выпрямиться в седле, так что другому пришлось вести его лошадь за поводья.

— Дракан! — тяжело дыша, сказал раненый. — Мне нужно немедленно поговорить с Драканом!

— Я здесь! — произнес Дракон. — Чего тебе?

Раненый попытался было выпрямиться, но это привело лишь к тому, что он угрожающе покачнулся и чуть не вывалился из седла. Одна его рука был красно-черной от грязи и крови, но его темный мундир не давал увидеть, насколько сильно кровоточила его рана.

— На нас напали, — сказал он. — Засада! Высокогорцы! Они перебили почти всех и взяли пленных и всю провизию.

— Где?

— По пути из Фарнеса.

— Каких пленных?

— Из Фарнеса — мужчин и детей-заложников, а еще тот сброд, что мы подобрали в Троллевом заливе.

— Каллана Кенси? Портового Местера?

— Да! Этих двоих среди прочих.

Дракан постоял некоторое время, не произнося ни слова. На его лице, как на драконьей морде, не выражалось ничего. Но я ликовал. Я ликовал в душе и ощущал такое облегчение, будто с плеч моих сняли тяжкую ношу. Каллан и другие все же не попали в когти Дракана. И там были люди-высокогорцы, наверняка из Лакланов, что оказали сопротивление и сами бились с драконьей ратью, хотя их и была самая малость.

Тут Дракан повернулся на каблуках и глянул на меня… и в его лице было нечто заставившее меня сидеть тихо-претихо. Тут я и понял, что заставило дракона безропотно отдавать кровь.

— Ты знаешь их! — сказал он.

— Кого?

— Тех людей! Ту засаду! Ты знаешь, кто эти люди.

Я знал только то, что эти люди были из Лакланов. Но я не произнес ни слова.

— Поднимайся!

Если он собирается меня бить, я могу по-прежнему сидеть. И… там был столб. Стоит мне подняться, они заметят, что столб покосился.

Дракан двигался так быстро, что мои усталые глаза едва поспевали за ним. Внезапно я заметил холодный острый край клинка, приставленный к моему горлу. Драканов меч!

— Поднимайся! — повторил он. — А не то я зарублю тебя!

Я встал. И это было нелегко. Но иногда жизнь человека зависит от того, можешь ли ты собрать свои силы, чтобы просто стоять на ноге, которая разрывается от боли.

— Он имеет какое-то отношение к этому делу? Это он во главе тех людей, что напали?

— Кто он? Нико?

— А кто же еще?!

— Нико… не так уж он стремился быть главным. То есть мятежники, может, этого и хотели, но Нико всегда был сам по себе.

Дракан смерил меня взглядом, пытаясь решить, говорю я правду или нет. Но казалось, поверил мне, потому что опустил меч.

— Нет! — молвил он. — Твоя правда! Нико не стал бы предводителем шайки бабья. И все-таки… все-таки они бы хотели посадить этого скомороха на княжеский трон вместо меня.

Мне пришлось прикусить губу, чтобы не вступиться за Нико. Потому что Нико и вправду не по душе было властвовать над людьми. Но это вовсе не означало, что он был бы скверным князем. Или был бы? Во всяком случае, он никогда бы не стал разорять города и селения и убивать народ. Кто угодно, но только не Нико!..

Меч снова коснулся моей шеи.

— Если он не бегает по всей округе и не играет в разбойничьего атамана, где же он тогда? Где скрывается?

Эту песню мы словно бы уже пели однажды — раньше, разве нет? Я хорошо помнил свои слова:

— Этого я не знаю.

— Мы больше не играем в эти игры, Давин! Я устал от непокорных высокогорцев, которые скрываются во мраке всякий раз, когда на них пытаются напасть. Я устал слушать, как мои солдаты жалуются на холод и туман, на засады и нападения. Есть одна-единственная причина того, почему я вообще интересуюсь этим краем, и это он, Нико. Помоги мне заполучить его, и пусть тогда Высокогорье плесневеет в мире хоть целое столетие.

Теперь был мой черед угадывать, правду ли он говорит. Но нет! Я не верил, что он подобру-поздорову исчезнет и оставит нас жить в мире на вершинах гор, даже если мы подадим Дракану Нико на серебряном блюде. Однако… быть может… неплохая мысль: заставить Дракана поверить, будто я ему верю.

— Ты так полагаешь?

— А что мне делать с вашими скалами, вереском и жалкими овцами? Разве достойный человек будет жить на голых скалах?

Я сделал вид, будто взвешиваю его слова.

— А если я скажу это, все равно убьешь меня?

— Зачем мне убивать тебя? — спросил он. — Какой мне вред оттого, что ты жив?

Надеюсь, немалый. Если б это зависело от меня. Но теперь не время огрызаться по этому поводу.

— Дай мне немного воды, — попросил я. — Тогда… я, пожалуй, скажу.

Плечи мои обвисли, и я попытался придать себе жалкий вид. Это было не так уж трудно.

Дракан опустил меч и повернулся к другим людям на крепостном дворе. Один из караульных у ворот помог раненому спешиться и как раз подносил кружку к его губам, чтоб тот мог напиться.

Не произнеся ни слова, Дракан выхватил кружку из его рук и протянул ее мне.

— Вот! — сказал он.

На краю кружки была кровь. Я стер кровь рукавом и напился. Когда тебя мучит жажда, нечего привередничать.

— Ну!

— Немного поесть — тоже! — попытался я. — И фуфайку. Я вот-вот помру от холода.

Он снова был так проворен, что я даже не успел закрыть рукой лицо. Удар обрушился мне на голову сбоку, и я отшатнулся на полшага назад, лодыжка отозвалась острой болью, и я рухнул навзничь прямо у подножия моего покосившегося железного столба.

— Ну, ты знаешь или не знаешь? — спросил он, приставив острие меча к моей груди.

И я почувствовал, как острие впилось в мою кожу.

Как меня озарило, понятия не имею. Но теперь я знал, что мне говорить.

— Скайарк! — произнес я. — Он в Скайарке.

Дракан заколебался:

— Если ты лжешь…

Я только покачал головой.

— Это самая неприступная крепость Высокогорья, — пробормотал я. — Где бы укрылся ты, будь на его месте?

Он расхохотался, он и вправду стоял и хохотал.

— Ну да! — в конце концов вымолвил он. — Самые толстые стены, какие он смог найти наверху. Как это похоже на этого мелкого скомороха.

И он повернулся и убрался восвояси, не глядя ни на меня, ни на столб, ни на раненого, который внезапно, жалобно застонав, свалился на землю.

— Отнесем его в крепость, — решили караульные, — пока в нем осталась хоть капля крови.

Они потащились вместе с раненым вестником. Я медленно сел. Как раз теперь на дворе никого, кроме меня и дракона, не было. Я примерился здоровой ногой к столбу и пнул его изо всех сил раз, другой… Я тряс его, как натасканный на крыс пес трясет крысу, и в конце концов столб подался. Я освободил цепь и взвесил все свои возможности. Смогу ли я улизнуть теперь, пока караульных нет?

Нет, мне нужна была помощь. Я даже стоял с трудом. Я был вынужден ждать, пока Ивайн и его люди сделают то, что они собирались сделать. Я снова, как мог, укрепил столб в яме, чтобы было незаметно, что я свободен. Солнце стояло совсем низко, так что ждать мне оставалось недолго. А пока я мог подумать о том, что случится, когда Дракан пойдет войной на Скайарк. Я помнил стены того города, укрепления. Никогда никем не завоеванный, все эти долгие годы Скайарк стойко защищал горное Скайлер-Ущелье. «Пусть только попробует сунуться туда, — подумал я. — Поглядим тогда, не сломает ли Дракан зубы об этот орешек».

Когда солнце начало садиться за стенами Баур-Лаклана, я достал фляжку с драконьей кровью и взвесил ее на руке. Один лишь крохотный глоток! Лишь столько, сколько потребуется, чтобы я мог идти и чтобы боль в лодыжке не заставила меня потерять сознание. Коли я не выпью хоть чуть-чуть, не больше одной-единственной капельки…

«Если он выпьет сам, он — мой!»

Если Дракан и в самом деле прав, то содержимое маленькой фляжки было еще надежней цепи, чем та, от которой я только-только с трудом освободился. Но так худо это быть не может. И если я этого не сделаю, боюсь, что бегство окажется невозможным. Один крохотный глоток. И только дракон видел, как я это сделал.