Доминик была несказанно благодарна своему спутнику за молчание, так как чувствовала себя уставшей и ни на какие разговоры у нее сил не было. К тому же с Сиднеем оказалось очень приятно молчать, словно они с ним старые друзья, которым друг с другом разговаривать необязательно.

Когда они прибыли в Дувр, Сидней не терпящим возражения тоном велел ей оставаться в машине, а сам куда-то ушел. Его не было так долго, что Доминик почувствовала себя неуютно. Она уже собралась идти искать его, но тут он вернулся.

— Можем подниматься на борт, — сообщил он ей.

— Но у меня еще нет билета...

— Я взял два билета.

— Сколько я вам должна?

— Нисколько.

— Так не пойдет, — решительно заявила Доминик.

— Хорошо-хорошо, можете со мной потом расплатиться, если вам так хочется, — бросил он раздраженно и пристроился в хвост длинной колонны въезжавших на паром автомобилей. Спустя какое-то время они уже поднимались на верхнюю палубу.

На верхней палубе было так тихо и безлюдно, что Доминик, привыкшая пользоваться более дешевыми местами на пароме, даже поежилась. Бесшумно, как призрак, возникла стюардесса и показала им их каюты. Сидней коротко кивнул Доминик, когда их провожатая открыла дверь пятого номера.

— Встречаемся через десять минут в ресторане, — коротко бросил он и пошел дальше по коридору.

Доминик огляделась. Каюта была небольшая, но очень комфортабельная. Наверное, первый класс, подумала она с ужасом, так как не была уверена, что у нее хватит денег расплатиться за билет. Хотелось бы еще знать, где тут ресторан.

Она причесалась, наскоро обновила помаду на губах и тушь на ресницах и уселась на кушетку. Десять минут давно истекли, но она никак не могла решить, хочет она идти в этот самый ресторан или нет. Пожалуй, нет. Но... ей страшно хотелось побыть еще немного в обществе Сиднея Харпера.

Сидней уже ждал ее в ресторане и, когда она заколебалась, стоя в дверях, поднялся и приветственно помахал ей рукой.

— Что-нибудь выпьете? Я вам искренне советую, помогает от морской болезни, а в это время года может здорово качать.

— Когда я ехала в Англию, волнение было довольно сильное, но морской болезни у меня не было, — ответила она и улыбнулась.

— Сухой мартини подойдет? — Сидней тоже улыбнулся в ответ. — Поесть, между прочим, тоже не мешает.

Вскоре принесли еду. Сидней и Доминик вдруг почувствовали себя неловко. Изредка они перебрасывались ничего не значащими фразами, тщательно избегая касаться темы ее пребывания в Лондоне. Вскоре извинившись, Доминик ушла к себе в каюту. Сидней не стал ее удерживать.

— Мы причаливаем в Брюгге около семи утра. Примерно в четверть седьмого подадут чай и тосты. Завтракать будем позже, — сказал он на прощание.

В Проливе было довольно сильное волнение. Когда Доминик добралась до своей каюты и вскарабкалась на довольно узкую койку, она почувствовала слабость и дурноту. Но она так устала, что заснула прежде, чем поняла, началась у нее морская болезнь или нет.

Утром ее разбудила стюардесса, которая принесла чай и тосты.

— Здорово нас сегодня ночью болтало, — сказала она. — Скоро причаливаем в Брюгге.

Паром раскачивало как щепку, однако Доминик смогла проглотить тост с чаем, да и чувствовала она себя не хуже обычного. Пока она отыскивала путь на верхнюю палубу, в голове у нее почему-то вертелся вопрос, хорошо ли сегодня спал Сидней. В конце концов, она решила, что хорошо — он не похож на человека, подверженного природным катаклизмам.

Вскоре она нашла его. Сидней стоял на верхней палубе, опираясь на перила, и наблюдал за приближающимся берегом. Видимо, спиной почувствовав ее взгляд, он резко обернулся.

Все-таки в ней есть что-то такое, что привлекает внимание, подумал он. Это не ее внешность, конечно, хотя у нее славная улыбка и чудесные глаза, такие огромные, сияющие... Она словно светится... Светится добротой? Он пытался подыскать нужное слово. С точки зрения Патрисии, она выглядит невзрачной девчонкой, скверно одетой и малообщительной, но Сидней видел, что с Доминик все не так просто. Уж невзрачной он ее никак не назвал бы, а что касается одежды, то, да, конечно, она одевается в магазине готового платья, но одевается со вкусом и очень элегантно. Сидней вдруг понял, что почти ничего не знает о ней.

Доминик подошла, поздоровалась и тоже стала смотреть на приближающийся в утреннем тумане док. Потом они спустились вниз, сели в автомобиль и приготовились покинуть паром.

— Мне надо будет позвонить отцу, — вдруг сказала Доминик.

— Я уже позвонил ему, вчера перед нашим отъездом, и сказал, что привезу вас.

Она резко повернулась к нему.

— Не стоит этого делать.

— Стоит. Я хочу еще раз прогуляться с вами по пустому пляжу.

— Хорошая мысль, но надо было мне об этом раньше сказать.

— Я боялся, что вы мне откажете.

Доминик подумала и кивнула.

— Вы правы. Я вполне могла так поступить. — Она улыбнулась. — Ужасно приятно, когда тебя везут прямо домой. Большое вам спасибо.

— Не за что. Это вам спасибо за компанию.

— Вы это серьезно?

— Что именно?

— Насчет компании? Вам правда понравилось со мной путешествовать? А я думала, что вы взялись меня терпеть до самого Остенде, только чтобы ваша совесть была чиста.

— И это тоже, Доминик. Но вас оказалось совсем не трудно терпеть. К счастью, вы не из тех девушек, которых надо постоянно развлекать разговорами ни о чем.

— Пожалуй, да... Я, честно говоря, вообще не считаю, что пустая болтовня — это хорошее развлечение.

Сидней ничего не сказал, лишь одобрительно хмыкнул.

Они прошли таможню, и на выезде из Брюгге он предложил Доминик заглянуть в какой-нибудь уютный ресторан позавтракать. Они остановились в крохотной деревеньке. В самом ее центре был большой дом, в который можно было попасть через открытые ворота. В уютном помещении ресторана горел огонь в камине. Хозяин усадил их за барную стойку, налил чудесного шерри и принес меню. Доминик испустила вздох восхищения. Как здесь хорошо! Сколько раз она бывала в Брюгге, но не подозревала, какой чудесный здесь ресторан.

Завтрак оказался превосходным. В ресторане было еще несколько посетителей. Как раз столько, чтобы всем было уютно, а жаркий огонь в камине быстро изгнал воспоминания о дождливой холодной погоде снаружи. После завтрака им подали чудесный кофе, которого ей так не хватало в Англии.

Шоссе было относительно свободно, «порше» набрал приличную скорость, и Сидней сосредоточился на дороге, предоставив Доминик любоваться пролетающими мимо пейзажами. На самом деле он пытался продумать предстоящий разговор с менеером ван Блоомом. Раскрывать карты и сообщать, что он действительно доктор искусствоведения, но работает на британскую полицию, не стоит. Как же перевести разговор на контакты Фредериксона?

Доминик по мере приближения к дому приходила во все большее возбуждение. После ее отъезда прошла всего неделя, но столько всего за эту неделю случилось! Как же хорошо будет вернуться к спокойной домашней жизни! Хотя бы на некоторое время, призналась она себе. Поездка в Лондон заразила ее жаждой путешествий и приключений.

— Мама очень обидится, если вы не останетесь на ланч, — сказала Доминик застенчиво, когда они въехали на сонные улицы ее родного города.

— Боюсь, ничего не получится. Я очень спешу, и потом у меня конфиденциальный разговор с вашим отцом... Не волнуйтесь, — поспешно добавил он, видя, как она напряглась, — я не собираюсь на вас жаловаться.

— Папа никому не позволит на меня жаловаться, — холодно сказала Доминик. Она проклинала себя за глупость. С какой стати ему захочется подольше остаться в ее обществе? Он чувствовал себя виноватым за то, что с ней случилось в Лондоне, вот и отвез ее домой. Но это вовсе не значит, что он жаждет поддерживать с ней или с ее семьей какие-то отношения. После долгой паузы она добавила деревянным голосом: — Если откажетесь от ланча, вряд ли у вас с отцом получится разговор. Считайте это моим деловым советом вам.

Сидней истолковал ее раздражение по-своему. Он решил, что обидел ее своим молчанием по дороге в Остенде. Он вдруг понял, почему решил сам отвезти ее домой: ему просто-напросто хотелось побыть с ней наедине. С этим пора кончать, мрачно подумал он, чувствуя, что еще немного — и Доминик станет ему необходима как воздух. Эта мысль привела его в ужас...

Менее чем через пять минут он остановил машину возле мрачного и неприветливого здания музея Энсора. Дул резкий холодный ветер. Они торопливо выскочили из автомобиля и бегом побежали к входной двери.

Первым делом менеер ван Блоом обнял и расцеловал дочь, потом обернулся к сохранявшему вежливое молчание Харперу и протянул ему руку.

— Я очень признателен вам, что вы позаботились о Доминик. Пройдемте в столовую — ланч уже на столе, мы только вас и ждали.

Сидней заколебался, но потом решил, что, если он пробудет в обществе Доминик еще час, ничего страшного не случится. Все равно они больше не увидятся. И Сидней вслед за Блоомом последовал в столовую.

Доминик помогала матери накрывать на стол.

— Как здорово снова оказаться дома, — тараторила она. — Мне надо столько всего тебе рассказать... — Она замолчала, увидев, что в комнату входят мужчины. Доминик была весела и оживленна. Скажи ей кто-нибудь, что причиной ее радостного возбуждения является тот факт, что Сидней Харпер все-таки принял приглашение остаться на ланч, она бы возмутилась.

Видя ее оживление, Сидней почувствовал, что опасная граница в отношениях между ними гораздо ближе, чем он думал. Он и сам не знал, что его больше пугает: перспектива никогда больше не увидеть Доминик или предстоящая женитьба на Патрисии.

За ланчем, естественно, в первую очередь заговорили о похищенной картине. Сидней подробно рассказал, как идет следствие, проявляя чудеса изворотливости, чтобы не сболтнуть то, что известно полиции, но никак не может знать обычный свидетель. Он также надеялся, что этот разговор может ненароком вывести его на контакты Фредериксона, но был разочарован.

— Бедная мисс Барнхем, наверное, она ужасно расстроена всей этой историей с пропавшим Рейнольдсом, — вздохнула мефрау ван Блоом. — Кстати, вы уже назначили дату будущей свадьбы?

— Патрисия не слишком торопится под венец, — неохотно отозвался Сидней, раздосадованный, что беседа уклоняется от интересующей его темы. — Видите ли, моя невеста ведет бурную светскую жизнь — сейчас она собирается в Швейцарию кататься на лыжах, а потом поедет в Филадельфию навестить кого-то из ее многочисленных друзей. — Он заметил, как поскучнела вдруг Доминик, и решил быстро переменить тему: — Забыл вам сказать, что мистер Фредериксон в восторге от вашей дочери. Сказал, что давно не встречал никого, кто обладал бы таким природным чутьем на живопись.

Сам того не сознавая, Сидней сделал очень удачный ход, так как менеер ван Блоом вдруг сказал, заметно волнуясь:

— Мистер Харпер, я бы никогда не решился, но раз уж вы сами заговорили... Мне очень нужен ваш совет по поводу моей дочери. Может, мы пройдем в мой кабинет, а кофе нам туда принесут?

— Разумеется, менеер ван Блоом, я к вашим услугам, — с энтузиазмом согласился Сидней, не веря своей удаче.

Спустя несколько минут они уже наслаждались ароматом крепкого кофе в кабинете директора музея. Ван Блоом долго молчал, не зная, с чего начать разговор.

— Скажите, пожалуйста, мистер Харпер, каково ваше личное мнение о способностях Доминик к музейному делу?

— Полностью согласен с мистером Фредериксоном: у вашей дочери безошибочная интуиция и ясный ум. Больше мне нечего добавить.

— Видите ли, я подумываю отправить Домино в Англию на пару месяцев, чтобы она поработала у Фредериксона, но не уверен, что она уже готова к самостоятельной работе.

Сидней почувствовал непонятное возбуждение: мысль о том, что Доминик снова приедет в Англию, пугала его и радовала одновременно. Теперь он ясно осознал, как его угнетал сам факт того, что он видит ее в последний раз. Он приказал себе не думать об этом хотя бы сейчас, а сосредоточиться на деле.

— Правильно ли я вас понял: вы хотите попросить своего британского партнера взять Доминик на стажировку, верно?

— Да, на пару месяцев.

— Отличная идея, но есть одно «но»...

— Считаете, она может не справиться?

— Ну что вы, она справится, я в этом нисколько не сомневаюсь. Дело в мистере Фредериксоне...

— Простите?

— Дело в том, что у меня есть сведения из очень надежного источника, что у мистера Фредериксона скоро могут начаться гигантские проблемы в бизнесе.

— Какого рода? — с удивлением воскликнул ван Блоом.

— Кажется, его подвел кто-то из его партнеров. Не могу сказать, кто именно. Разумеется, не вы...

— Конечно, не я. Может быть, эти его новые контакты в Соединенных Штатах?

— Скорее всего... Он что-то говорил о проблемах, которые у него возникли в Сан-Франциско... — Харпер сделал решающий ход и теперь напряженно ждал, что ответит ван Блоом.

— В Сан-Франциско? Мне он что-то говорил о своей поездке в Филадельфию... Не помню только, как зовут его тамошнего партнера...

Есть! Сидней постарался скрыть возбуждение. Итак, Филадельфия! Теперь надо быстро закрыть тему, в деталях он разберется позже.

— Короче говоря, мистер Фредериксон вряд ли может сейчас нанимать людей на работу.

Ван Блоом сокрушенно вздохнул.

— Бедная моя девочка! Вот ведь не везет! Знаете, она умница и вообще чудесная... Но ведь парням подавай смазливое личико... Здесь, в Остенде, у нее совсем никого нет, и я надеялся, что, может, в Англии...

— Мне кажется, вам не стоит огорчаться, менеер ван Блоом, во всяком случае пока... — улыбнулся Сидней. — Как насчет галереи «Тейт»? Неплохое место для стажировки?

— Безусловно, я и мечтать не мог, что она будет работать там... Только, знаете, я знаком с Джейн Пауэрс, — он говорил о директоре галереи «Тейт», — но не настолько близко, чтобы просить ее...

— Джейн Пауэрс читала у нас в Оксфорде курс истории британской живописи девятнадцатого века... — У Сиднея был вид победителя. Ну и что страшного, если она будет в Лондоне, убеждал он себя. В конце концов, он уже большой мальчик и вполне способен держать в узде свои эмоции, сохраняя безопасную дистанцию между собой и Доминик. — И я уже пять лет вхожу в экспертный совет Галереи. Пока ничего не говорите Доминик, а вдруг не получится...

— В любом случае я буду признателен вам всю жизнь. — Старик растерянно качал головой.

Харпер встал, давая понять, что ему пора. Вслед за ним поднялся и ван Блоом. Они вернулись в столовую, чтобы Харпер мог попрощаться с женщинами. Он поблагодарил мефрау ван Блоом за отменный ланч, протянул руку Доминик и попрощался с ней вежливо и сухо, так как решил соблюдать безопасную дистанцию. Доминик, не подозревавшая, какие демоны противоречия терзают его, расстроилась, но не подала виду.

Коротко поклонившись, Сидней Харпер вышел на улицу.

Доминик принялась убирать со стола. Ее мать стояла у окна и глядела на улицу.

— Машина — прелесть, — сказала она, глядя на отъезжающий «порше». — И мистер Харпер — прелесть. Настоящий аристократ, сразу видно.

— Да. — Доминик произнесла это «да» так тихо, что мать обернулась и пристально посмотрела на нее.

— Итак, вечером ты нам с Отцом все подробно расскажешь, дорогая. Сейчас иди к себе в комнату распаковывать вещи — посуду я сама вымою и со стола уберу. Похоже, тебе есть что рассказать нам.

До самого вечера Доминик давала родителям обстоятельный отчет о своем пребывании в Англии, подробно излагая происшествие с картиной и свой визит к Барнхемам, но тщательно обходя моменты своих встреч с Сиднеем Харпером, что ее мать конечно же отметила, но ничего не сказала.

Харпер вернулся в Лондон и с головой погрузился в работу. Пимпл составил ему список личных контактов Фредериксона за последние три года, и этот список надо было отработать. Интуиция подсказывала Сиднею, что следы преступления ведут в Филадельфию, но он специально себя притормаживал, как охотник нетерпеливую гончую. Именно поэтому он не кинулся к папаше Ралфу выбивать командировку в США, а стал методично проверять список контактов, вычеркивая одну кандидатуру за другой. Лишь через три дня после возвращения он смог повидать Патрисию.

— Ну наконец-то ты явился! — приветствовала его невеста. — Честное слово, Сид, тебе надо что-то решать с этой проклятой работой. Ты бы прекрасно мог существовать в качестве эксперта, а не ловить преступников сам. В полиции хватает детективов и без тебя...

Сидней обратил внимание, что Патрисия тщательно подготовилась к встрече: она была необыкновенно хороша, а ее наряд продуман до мелочей. Еще месяц назад это польстило бы его мужскому самолюбию, но теперь он не почувствовал ничего, кроме раздражения.

Да, конечно, он тратит на работу больше времени, чем другие люди, но Патрисия прекрасно это знала, когда соглашалась выйти за него замуж. Значит, она тогда уже была уверена, что сможет заставить его бросить полицейское дело, просто решила хитро помалкивать до поры до времени. Или же просто не задумывалась, что неоконченные обеды, частое отсутствие по ночам — неотъемлемая часть их совместной жизни. Видимо, ей казалось, что он легко и просто включится в светскую жизнь, в которой она видела единственный смысл своего существования.

И что теперь со всем этим делать? Нельзя же просто сказать женщине: милая, я хочу разорвать нашу помолвку, так как у нас с тобой оказались противоположные взгляды на жизнь. Это выглядит убедительно, когда об этом думаешь, но если произнести вслух — прозвучит глупо. Поэтому Сидней просто сказал:

— Пат, дорогая, я не могу без этой работы. Она — часть меня, пойми это, пожалуйста, и перестань уговаривать меня бросить ее.

Патрисия решила прибегнуть к последнему средству, которое всегда помогало: она села рядом с ним на кушетку, постаравшись тесно прижаться к нему.

— Бедный мой, ты просто устал от своей бесконечной работы. Я не против того, что ты любишь свое дело, но зачем же отказываться ради него от всего остального? Жизнь и без того коротка... Ходжсоны пригласили меня на недельку к ним в Шотландию. Поехали со мной. Они просили меня взять тебя, если ты будешь свободен.

— В том-то и дело, что я не свободен, — тихо проговорил Сидней.

Патрисия нахмурила свои искусно выщипанные брови.

— Глупости, милый. Честное слово, ты меня просто хочешь разозлить...

— Нет, Пат, не хочу, — сказал он устало и отстраненно.

Патрисия вдруг почувствовала, что он не слышит ее, что его мысли — да и сам он — где-то очень далеко. В глубине души Патрисия знала, что никогда не любила его. Она любила саму идею стать женой этого состоятельного человека, красавца, по которому сохнут все невесты Великобритании, — в ней говорила гордыня, а не живое чувство. И вот сейчас — она инстинктивно осознавала это — все ее планы стать его женой под угрозой: она зашла слишком далеко...

Патрисия осторожно дотронулась до его руки.

— Сид, не злись, пожалуйста. Я сказала глупость, больше не буду.

Вернувшись домой, Сидней уединился с Брюсом в своем кабинете. Никогда прежде он не осознавал так ясно, что их брак с Патрисией Барнхем не имеет будущего и все его надежды, что все как-нибудь сгладится, не более чем жалкое оправдание собственной нерешительности и нежелание взглянуть в глаза реальности. Они не любят друг друга и никогда не любили. Оба тешили свое тщеславие.

— Я сам виноват, — сказал Сидней Брюсу, который в ответ дружелюбно помахал тем, что он считал своим хвостиком.

Когда Сидней лег в кровать, было уже очень поздно. Как всегда в последнее время, засыпая, он видел перед глазами ясное лицо Доминик. Только теперь он смог откровенно признаться себе, что скучает по ней. Завтра же с утра поговорю с Джейн по поводу Доминик, сказал он себе.

Утром следующего дня он уже сидел в просторном кабинете директора галереи «Тейт».

— Сид, мальчик мой, как я рада тебя видеть... — Джейн была старше его лет на десять-двенадцать и еще со времен Оксфорда привыкла обращаться с ним, как с младшим братом. — Я очень занята, ты тоже — я вижу это по твоим глазам. Так что быстро говори, что тебе нужно, и вали из моего кабинета...

Сидней собрался с духом.

— Мне нужно, чтобы ты на пару месяцев взяла одну очень талантливую девушку к себе на стажировку.

— Музейный отдел подозревает, что кто-то из наших сотрудников готовит в Галерее крупное ограбление?

— Нет-нет, это не мой агент, она не имеет к полиции никакого отношения... Это дочь директора дома-музея Джеймса Энсора.

— Дочь старика ван Блоома? Постой... Это она замешана в похищении картины Рейнольдса?

— Не знаю, можно ли говорить о жертве ограбления, что она замешана в похищении...

— Попробуй объяснить это попечительскому совету...

Сидней надеялся отделаться малой кровью, но понял, что придется говорить больше, чем ему хотелось бы.

— Джейн, я сейчас нарушу служебную тайну, но ты не оставляешь мне иного выхода... Обещай по крайней мере, что сказанное мною не выйдет за пределы этого кабинета.

— Это я могу обещать. — Джейн перестала улыбаться.

— Джейн, я абсолютно точно знаю, кто стоит за ограблением в Кингстоне. Через пару недель я смогу назвать его имя, а если повезет, то и покажу его широким кругам общественности. Поверь мне, Доминик ван Блоом тут ни при чем... Ну пожалуйста, Джейн! И не пугай меня этими олухами из попечительского совета, я прекрасно знаю — ты вертишь ими как хочешь...

— Так ее зовут Доминик?

— Да, и из нее может выйти отличный специалист, но она чахнет в своем Остенде...

— Раньше ты охмурял девушек, не прибегая к моей помощи. Тебе вполне хватало своего неотразимого обаяния а-ля Джеймс Бонд... Ну ладно-ладно, не злись, я пошутила... — Джейн снова стала серьезной. — Последний вопрос: ты в самом деле думаешь, что от этой затеи будет какой-то толк, хотя бы для нее?

— Будет! И для нее, и для галереи «Тейт». Ты ведь не сомневаешься, что в твоем деле я кое-что понимаю?

— Не сомневаюсь... Хорошо, я все поняла. Я подумаю... Ни слова больше, Сидней Харпер, не пытайся на меня давить, — строго сказала она, заметив, что он открыл рот, намереваясь сказать еще что-то. — Аудиенция окончена. Иди отсюда, и удачи тебе.

Джейн Пауэрс была заинтригована. Она очень любила одного из своих лучших учеников, однако все деловые решения Джейн привыкла принимать с холодной головой. Поэтому прошло еще три дня, прежде чем она отправила в Остенде официальный запрос на Доминик ван Блоом.

Менеер ван Блоом получил письмо из галереи «Тейт» спустя несколько дней, когда вся семья сидела за завтраком. На всякий случай он прочитал его дважды, прежде чем сказать Доминик.

— Знаешь, что это такое, Домино? Это официальное предложение от Джейн Пауэрс, директора галереи «Тейт». Она приглашает тебя на стажировку!

— Папа, но откуда она узнала обо мне?

— Это мистер Харпер постарался. Когда он привез тебя домой, мы с ним обсуждали такую возможность. Просто я не хотел говорить тебе раньше времени, а то вдруг ничего не получилось бы.

Доминик покраснела от гнева.

— Ты просил мистера Харпера оказать мне протекцию?! Как ты мог?!

— Успокойся, Домино, ни о чем я его не просил. Он сам предложил поговорить с миссис Пауэрс... — Менеер ван Блоом снял очки и посмотрел на дочь. — Тебе решать, доченька, но, если хочешь знать мое мнение, я посоветовал бы тебе согласиться. Это твой шанс приобрести необходимую квалификацию, чтобы со временем заменить меня в музее. Я ведь не молодею, родная.

— Па, не пугай меня своей мнимой старостью, — вздохнула Доминик. — Но я понимаю, о чем ты говоришь.

Она тут же представила себя в тридцать пять-сорок лет: невзрачная старая дева, ничего не ожидающая для себя впереди, сосредоточенная исключительно на своей работе. Ничего, кроме этого вот музея в ее жизни не будет. Не будет красавца мужа и кучи веселых детишек, любимой собаки и кошки с котятами, собственного дома с большой зеленой лужайкой... Всего того, что обычно и подразумевают, когда думают о счастливом браке.

Доминик заставила себя вернуться к реальности. Конечно, ей хотелось в Лондон, и причины у нее для этого есть. Не только те, о которых говорит отец. Все ее тело трепетало при мысли, что она будет два месяца жить в одном городе с Сиднеем и, может быть, ей даже удастся его увидеть. Доминик уже, разумеется, забыла, как мечтала вернуться домой и навсегда выкинуть этого джентльмена из головы.

— Конечно, я хочу поехать, па. А когда меня ждут в Лондоне?

— О сроках ничего не сказано. Миссис Пауэрс хочет получить твое принципиальное согласие, прежде чем обговаривать детали.

— Меня все-таки смущает мой английский.

— В Англии у тебя появится возможность его улучшить. Послушай, Домино, надо много чего обговорить, прежде чем соглашаться: собирается ли она тебе что-то платить или нет, сколько дней в неделю ты будешь занята на работе, где ты будешь жить...

— Для того чтобы все это обсудить, — вмешалась в разговор мать, — достаточно одного телефонного звонка. Естественно, что миссис Пауэрс не будет обсуждать детали, пока Доминик не подтвердит свой приезд в Лондон. Тебе надо купить кое-что из одежды, дорогая, — добавила она, обращаясь к дочери.

Нужно что-нибудь по-настоящему элегантное, подумала Доминик, чтобы Сидней увидел и... Если они, конечно, встретятся...

Мефрау ван Блоом была права — хватило одного телефонного разговора с миссис Пауэрс, чтобы утрясти все детали: Доминик будет получать небольшую зарплату, она будет свободна по воскресеньям и понедельникам, комнату в гостинице галерея ей оплатит. Джейн Пауэрс предлагает ей начать стажировку хоть завтра.

Ради такого случая было решено отправить дочь за покупками в Брюссель. Доминик купила жакет и юбку из коричневого твида, пару шерстяных свитеров и серый деловой костюм, чтобы ходить на работу. А поскольку отец расщедрился и выписал ей солидный чек, она не удержалась и приобрела очень эффектное вечернее платье темно-зеленого джерси на тот случай, если ее куда-нибудь пригласят. То, что пригласить ее может только Сидней, подразумевалось, но признаться в этом прямо Доминик опасалась даже себе.

Вернувшись в Остенде, она еще раз перемерила обновки, прежде чем тщательно упаковать их, и провела те несколько дней, которые ей остались до отъезда, в нарастающем возбуждении.

Прошло десять дней, прежде чем Сидней позвонил Джейн Пауэрс узнать про Доминик. Все это время он места себе не находил от волнения: увидит он Доминик снова в Лондоне или нет. Судя по озадаченным взглядам коллег и знакомых, он стал рассеянным и часто задумывался, погружаясь глубоко в себя.

Джейн явно обрадовалась его звонку.

— Я уж решила, что ты забыл про свою протеже, — поддразнила она его. — Можешь радоваться, скоро твоя ненаглядная юфрау приедет в Лондон. Она сказала, что будет счастлива поработать на «Тейт». Между прочим, девушка, похоже, действительно толковая. Я поняла эхо по ее вполне профессиональным вопросам. Надеюсь, смогу ее чему-нибудь научить.

— Джейн, я твой должник навеки! Когда она приедет?

— Сразу, как только будет готова. Точную дату я тебе назвать не могу.

— Хорошо, я сам привезу ее на следующей неделе, как раз в это время я поеду на континент по делам, — сказал Сидней, еще минуту назад не подозревавший, что через неделю поедет в Бельгию.

— Отлично, тогда привези ее прямо в гостиницу... Если тебе, конечно, не трудно.

— Мне абсолютно не трудно. Когда будешь говорить с ней по телефону, передай ей, что в субботу я буду в Брюгге и заеду за ней рано утром в воскресенье. Мы будем в Лондоне в ночь с воскресенья на понедельник.

— Прекрасно! Тогда до скорой встречи, — сказала Джейн и повесила трубку.

Ну и какого черта, я это сделал? — думал Сидней, тупо глядя на телефонную трубку, которую продолжал машинально сжимать в руке. Совершенно не за чем сопровождать Доминик: она уже взрослая, сама доехала бы. И зачем ему понадобилось врать Джейн, что у него есть какие-то срочные дела на континенте? Парень, что-то с тобой не то...

Он отчетливо понимал, что единственным объяснением его поведения может быть только одно — он просто хочет видеть Доминик, и как можно скорее! Неужели он влюбился в эту тихую, некрасивую девушку? Да нет, стал он убеждать себя, то, что он чувствует, совсем не похоже на любовь. Вот когда он ухаживал за Патрисией — тогда он действительно был влюблен... Он глаз от нее не мог оторвать, ловил каждое ее слово, каждый жест, все время боялся сказать или сделать что-нибудь не то. А с Доминик он чувствует себя так, словно знает ее всю жизнь. С ней ему всегда легко и просто... И всегда интересно, мысленно добавил он. Но это просто дружба — к любви это никакого отношения не имеет, заключил Сидней, пожалуй излишне поспешно. И ничего нет тут такого! Почему он не может съездить за своим другом в Бельгию!

Вечером, когда они с Брюсом сидели в кабинете, зазвонил телефон. Эндикот доложил, что с ним хочет говорить некий мистер ван Блоом.

— Огромное вам спасибо, мистер Харпер, — сказал менеер ван Блоом. — Я только что разговаривал с миссис Пауэрс... Доминик будет очень рада, что поедет с вами... Да и нам с женой спокойнее. Еще раз благодарю вас и обещаю, что в воскресенье в восемь утра Доминик будет готова.

Когда Доминик узнала, кто повезет ее в Англию, глаза ее зажглись, словно две темно-золотые звездочки. Все-таки судьба очень добра к ней! Сидней Харпер прочно занял свое место в ее сердце, но она не позволяет себе много думать о нем. Пусть он самый замечательный мужчина на свете, пусть он ей очень нравится, но он любит другую женщину и собирается на ней жениться. Она приняла его выбор и не смеет даже мечтать о нем. Но все-таки как здорово будет снова его увидеть! Пусть он молчит всю дорогу, но все же они будут вместе несколько часов.

Уложив дорожную сумку, она вымыла голову и намазала лицо кремом, который, по уверениям изготовившей его компании, делает прекрасной даже самую заурядную физиономию. Намазавшись чудодейственным средством, Доминик почувствовала себя уверенней и решила в азарте купить себе помаду модного оттенка.

Итак, ближайшие два месяца она будет работать в галерее «Тейт»... Если, конечно, ее не выкинут оттуда через неделю за некомпетентность. Есть еще опасность, что она не сработается с миссис Пауэрс или что та не допустит ее до серьезной работы. Остается только надеяться, что этого не произойдет: ей так хочется много увидеть и узнать.

От предвкушения предстоящих удовольствий у Доминик даже зашевелился кончик носа — она увидит Национальную Галерею и Британский музей, будет не спеша гулять по Лондону, может ей даже удастся съездить куда-нибудь, например в Оксфорд или Стоунхендж.

В последнюю ночь под крышей родного дома Доминик так и не смогла заснуть. Вскочив ни свет ни заря, она наскоро проглотила завтрак, облачилась в новый жакет и юбку и приготовилась к отъезду. Бледная от возбуждения, она не слишком внимательно слушала последние торопливые наставления отца и полные здравого смысла замечания матери.

Когда Сидней Харпер наконец приехал, Доминик от волнения чуть не забыла поздороваться. Наскоро выпив чашку кофе, Сидней встал. Доминик порывисто обняла мать и отца, попрощалась с ними и села в машину рядом с Харпером.

На мгновение, когда машина должна была вот-вот тронуться с места, она вдруг почувствовала непреодолимое желание выскочить из «порше» и спрятаться в доме, чтобы никуда не ездить и не оставлять тихую, безопасную жизнь под родительским кровом. Но автомобиль заурчал и двинулся прочь от ее родного дома, и момент для бегства был упущен.

— Вам удобно? — В голосе Сиднея было столько спокойной уверенности, что напряжение мгновенно отпустило Доминик. Никогда прежде она не чувствовала себя такой защищенной.

— Да, все хорошо, спасибо, — ответила она.

— Удачно получилось, что у меня как раз оказались кое-какие дела на континенте, правда? — Чуть ли не впервые в жизни Сидней чувствовал, что не в состоянии молчать.

— Вы хорошо знаете миссис Пауэрс? — спросила Доминик, не заметив, что он пытается оправдать свое появление. — Почему-то мне кажется, что она очень славная...

— Вы друг другу понравитесь, вот увидите, — улыбнулся Сидней, довольный, что она слишком возбуждена, чтобы наблюдать за ним.

Дальше они продолжили путь в полном молчании. Каждый чувствовал, как вибрирует воздух, наполненный потаенной страстью и взаимным притяжением.

Они добрались до Брюгге как раз перед самым ланчем.

— Мы, наверное, рановато? — спросила Доминик. — Для парома?

— У нас билеты на новый суперскоростной паром, пересекает пролив за три с половиной часа — очень удобно. Это катамаран. Думаю, вам понравится.

Катамаран Доминик совсем не понравился. Более того, эта посудина выглядела, на ее взгляд, не слишком надежно. Однако, поднявшись на борт, она в полной мере оценила преимущества этого вида морского транспорта. На пароме было тепло и комфортно, а также очень просторно. Видимо, сказалось волнение последних двух недель и бессонная ночь накануне, так как Доминик забралась в кресло и тут же заснула.

С таким неназойливым спутником путешествовать одно удовольствие, подумал Сидней.

Доминик проспала до самого Харвича. Когда они входили в док, Сидней разбудил ее осторожным прикосновением.

Она ненадолго отлучилась, чтобы поправить растрепавшуюся после сна прическу и освежить макияж. Вернувшись, Доминик села в машину и продолжала спокойно молчать все то время, которое понадобилось Сиду, чтобы выехать из городка на автостраду.

К ее удивлению, они вскоре свернули с главной дороги.

— Тут недалеко очень симпатичный ресторанчик — я предлагаю поесть, — объяснил Сидней. — Когда мы доберемся до вашей гостиницы, будет уже поздно обедать.

Доминик была готова обедать хоть шесть раз в день, лишь бы побыть в его обществе лишние полчаса. Им подали жаренную в гриле лососину, и она поняла, что проголодалась.

Когда с обедом было покончено и они двинулись в Лондон, Доминик стало грустно. Еще несколько часов, думала она, и это дивное путешествие закончится.