За пять лет Фан совсем забыла, каким забавным и милым может быть Алекс. Когда она думала о нем, то сосредоточивалась на отрицательных моментах их совместной жизни. Вспоминая только плохое, она чувствовала, как уходила боль. Со временем Фан убедила себя, что в их браке было мало хорошего.

Но меньше чем за две недели она поняла, что все это время себя обманывала. Алекс, как никто, умел веселить ее, никогда не стесняясь высмеивать себя.

Она так увлеклась мыслью о своей ущемленности, что совсем забыла, что никогда и нигде не чувствовала себя более защищенной, чем когда находилась рядом с Алексом.

В своем соглашении они не учли некоторые важные детали. Например, как часто они будут видеться. Фан думала, что «развивать события медленно» означает встречаться раз в неделю, может быть даже реже. Представления Алекса о медленном развитии в корне отличались от ее.

В четверг они ходили на «Рождественский Гимн». А уже в субботу смотрели новый рождественский фильм. В кинотеатре, казалось, были только дети.

Алекс ждал ее у буфета. Вокруг него вились дети, как покачивающаяся в порывах ветра трава вокруг дуба. Наблюдая эту картину, Фан внезапно почувствовала в душе острую боль. Если бы они не развелись, были бы у них сейчас дети? И каким отцом стал бы Алекс? Хотел ли он детей? Она обнаружила, что даже не знала об этом.

Один раз они говорили о том, чтобы завести ребенка. Но Алекс тогда сказал, что надо подождать. Фан с ним согласилась.

Когда их брак распался, она была вдвойне рада тому, что они решили подождать. Развод и так дался им очень тяжело, а ребенок еще больше усложнил бы дело.

Стоя в стороне, Фан наблюдала за любопытной сценкой. Маленькая девочка дергала Алекса за джинсы, чтобы привлечь его внимание.

Он наклонился к ней, внимательно слушая, что она ему говорит. Потом она открыла ладошку и показала несколько смятых банкнот. Фан догадалась, что малышка хотела узнать, хватит ли ей денег, чтобы купить понравившиеся конфеты.

Волосы ребенка были такого же золотистого цвета, как и у Алекса. Кто-нибудь мог бы подумать, что девочка его дочь.

Фан почувствовала, как слезы подступают к ее глазам. Неосознанно она провела рукой по животу, поглаживая его.

Может быть…

Нет. Она помотала головой, словно желая вытряхнуть из нее тревожившие мысли. Не сейчас. Еще слишком рано. Может быть после Нового года. Если они все еще будут видеться друг с другом.

— Я хочу попкорн, изюм в шоколаде, печенье и кока-колу.

— Это слишком много для такой маленькой девочки, как ты, — предупредил Алекс свою собеседницу.

— Мама сказала, что я могу заказать все, что хочу, пока она меняет Билли пеленки. Все, что хочу, — повторила она, словно Алекс не понял это с первого раза.

Алекс улыбнулся. Он плохо разбирался в детском возрасте, но предположил, что девочке, должно быть, не больше пяти лет.

У нас с Фан могла бы быть дочка такого же возраста, вдруг подумал он. Похожая на эту маленькую девочку с золотистыми волосами отца и с синими глазами матери.

Странно, что эта мысль сейчас пришла ему в голову. Они всегда были далеки от того, чтобы думать о детях, если вообще собирались когда-нибудь затронуть эту тему.

— У меня хватит денег? — снова спросила девочка, недовольная его медлительностью.

— У тебя хватит денег, — сказал он ей.

И был вознагражден широкой, радостной улыбкой.

Боже, как это, наверное, прекрасно быть ответственным за такую очаровашку, подумал он. Наблюдать, как она растет, как познает жизнь. Ловить отражение мира в ее глазах…

Он выпрямился и поискал глазами Фан. Их взгляды встретились, и Алекс увидел, что на ее лице отражены те же мысли. Думала ли она, что у них мог быть ребенок такого возраста, как эта девочка? Хотела ли Фан, чтобы их жизнь сложилась иначе?

В воскресенье Алекс предложил устроить пикник, и они пошли в Гриффитский парк. Во вторник ему удалось достать билеты на «Щелкунчика», даваемого в павильоне Дороти Чандлер. В среду Фан настояла, что должна разобраться с документами в магазине. Это была правда, хотя документы могли и еще подождать. Но у нее возникло такое чувство, словно ее захватило вихрем и понесло неизвестно куда. Ее жизнь вышла из-под ее контроля. Ей необходимо время, чтобы отдышаться.

Однако когда она получила это время, то испытала неодолимое желание позвонить Алексу и сказать, что передумала и хочет с ним пообедать. Гордость запретила ей схватить телефонную трубку, но не могла помешать думать об Алексе. Документы остались лежать на столе нетронутыми.

В четверг Алекс зашел за ней в магазин, чтобы по окончании работы пойти покупать елку. После развода Фан ни разу не ставила рождественскую елку, полагая, что это только усугубит чувство одиночества.

— Но без елки это не Рождество! — объявил Алекс, и Фан дала себя убедить, что елка совершенно необходима. Не успев опомниться, она обнаружила, что весело соглашается и находит угол в передней комнате самым идеальным местом для елки.

Спустя час после того как Алекс зашел за Фан в магазин, он уже протискивался вместе с восьмифутовой елью через входную дверь.

Фан, удивляясь огромным размерам своей «маленькой» елки, не могла сказать, почему согласилась приобрести именно ее, и четко знала только одно — она давно не чувствовала себя такой радостной и оживленной.

В начале недели солнце, которым так славится Южная Калифорния, снова исчезло. Вновь стало холодно, а пасмурное небо, застланное большими серыми тучами, обещало ливневый дождь. И лучшее, что можно было придумать в такую погоду, — это заняться украшением елки.

Алекс укрепил ель в стойке, потом бросил несколько поленьев в камин и разжег огонь. Пламя только начало разгораться, когда Фан принесла поднос с какао и печеньем. Она испекла его накануне, когда должна была работать над документами, все еще лежащими на ее рабочем столе.

Алекс сидел у огня, но, когда Фан вошла в комнату, встал и повернулся к ней. Он так привычно смотрелся здесь, словно был частью этого дома. Без него эта комната казалась пустой и одинокой, как ее жизнь.

Это сравнение пришло так неожиданно, что Фан испугалась. Она почти бросила поднос на журнальный столик, потому что ее руки внезапно ослабели.

— Почему ты не попросила меня принести это? — сказал Алекс, подходя к столику и подвигая поднос на середину.

— Он не тяжелый, — машинально ответила Фан.

Она уловила запах его одеколона, и мысли ее спутались. Она смотрела на золото его волос, прекрасно контрастирующих с зеленым свитером. Тонкий кашемир плотно облегал его торс так, что рельефно выделялись мышцы — мышцы спортсмена. Фан впилась ногтями в ладони при воспоминании о том, как она ощущала эти мускулы своим телом.

— Печенье! — радостно воскликнул Алекс. Его глаза светились восторгом.

Фанни моргнула и не без усилия направила свои мысли в другое русло.

— Я подумала, что неплохо пойдет с какао, — сказала она.

Почти с чувственным удовольствием Фан наблюдала, как крепкие зубы Алекса вонзаются в нежное, сахарное печенье в форме игрушечных солдатиков. Он жевал и проглатывал.

— Оно чудесное!

— Спасибо.

С явным наслаждением Алекс расправился с первым печеньем и нагнулся, чтобы взять другое.

— Я не ел такого печенья целые годы!

— Если ты скучаешь по этой выпечке, я могу дать тебе рецепт, — сказала Фан небрежно.

— Мне нравится печенье, приготовленное тобой.

Фан потянулась за чашкой какао, но Алекс поймал ее руку и сжал в своих ладонях. Она подняла на него удивленные глаза.

— Как ты догадываешься, последние три месяца я думал не о твоем яблочном пироге, — сказал он шутливым тоном, но глаза его оставались серьезными.

— Я верю тебе, — прошептала Фан. Она не могла сказать громче, так как внезапное волнение сдавило ей горло.

Алекс смотрел в лицо Фан, безуспешно пытаясь угадать, о чем она думает. Но эти прекрасные синие глаза, как всегда, утаивали чувства и мысли. Он знал, она не могла всерьез поверить, будто интересовала его только из-за своего кулинарного мастерства. И от этого он становился нетерпеливым в игре, которую они вели.

Он не хотел быть для Фан другом. То есть быть другом для него явно недостаточно. Он хотел быть ее любовником. Он хотел иметь на нее все права, кроме крайне незначительного права быть бывшим мужем. Он не желал быть для нее чем-то бывшим. Он желал присутствовать в ее жизни, опираясь на что-то большее, чем прошлые отношения.

Фан дернула рукой, пытаясь высвободиться, и Алекс отпустил ее. Он проследил, как она взяла чашку с какао, чтобы только чем-то занять руки.

Мысленно он напомнил себе о терпении, в то время как Фан трепещущим взглядом посмотрела ему в лицо. Прошла всего неделя, как он вернулся в жизнь Фанни. Но он и не рассчитывал за несколько дней воссоздать все то, что они утратили за пять лет.

— Мы будем украшать елку или оставим ее в естественном виде? — спросил Алекс беспечно.

Он заметил, что напряжение, окутавшее Фанни, ослабло. Беззаботный тон, с которым Алекс задал вопрос, вернул их на твердую почву. Он подумал, что Фан похожа на полудикого котенка. Она подходила близко и тут же убегала прочь, как только он пытался протянуть к ней руку.

Терпение! Его у него никогда не было. Но он готов научиться ему, если хочет вернуть Фанни. Он все еще не знал, что за ошибку он допустил, из-за которой она попросила развода. Но что бы это ни было, на сей раз он решил найти путь, который вернет ее.

— Будь осторожен! — Фанни с беспокойством наблюдала за Алексом, влезшим на лестницу-стремянку. Стоя на предпоследней ступеньке, он поднялся на цыпочки, пытаясь дотянуться до верхушки елки и надеть на нее стеклянного ангела.

— Я вовсе не горю желанием сломать себе шею. — Алекс изловчился и уверенно нацепил игрушку на макушку ели.

— На самом деле я боялась, что ты упадешь на елку и сломаешь ветки…

— Спасибо за беспокойство о моей безопасности, — сказал он холодно.

— Пожалуйста.

На ее щеках появились ямочки, и, посмотрев на них, Алекс еле сдержался, чтобы не заключить Фан в объятия. Он незаметно тоскливо вздохнул, сложил стремянку и отнес ее на веранду. Когда же вернулся, Фан уже выключила свет, и комната, освещенная только огнем в камине, погрузилась в полумрак.

— Ты готов? — Фан стояла около розетки, собираясь включить лампочки на елке.

— А ты слишком нетерпелива для человека, который наотрез отказывался ставить елку.

Фанни пропустила мимо ушей его замечание, воткнула вилку в розетку и встала рядом с Алексом.

Некоторое время они стояли в тишине и смотрели на светящуюся елку.

— Как красиво! — наконец восхищенно произнесла Фан.

— Неплохо для людей, много лет не украшавших елку, — заметил Алекс.

— Очень даже неплохо, — мягко согласилась Фанни.

Она почувствовала, будто у нее внутри развязался какой-то твердый, крепкий узел, о существовании которого до сих пор она и не подозревала.

Ей вдруг пришло в голову, что прошедшая неделя оказалась счастливейшей в ее жизни. Она развелась с Алексом, потому что боялась, что не сможет выразить себя, находясь в его тени. И только теперь поняла, как безумно скучала, когда он ушел из ее жизни.

— Думаю, пришло время для тоста, — сказал Алекс, поднимая чашки с какао и протягивая одну из них Фан. — За Рождество, — сказал он, глядя ей в глаза.

— За Рождество, — прошептала Фанни, зная, что оба они думают совсем о другом.

Наверное, Алекс угадал ее мысли, потому что взял у нее из рук чашку и поставил ее вместе со своей на журнальный столик. А когда он вновь повернулся к ней, в его взгляде, вне всякого сомнения, она прочитала желание, страсть и вопрос, на который ей вовсе не обязательно было отвечать словами.

Сердце Алекса учащенно забилось. Он учил себя терпению, он обещал, что даст ей столько времени, сколько она захочет. Но сейчас глаза Фан говорили ему, что она не намерена испытывать его терпение.

Он нащупал красный рождественский бант на затылке Фан и развязал его. Черной волной волосы заструились по ее спине.

— Я мечтал о том, чтобы увидеть твои распущенные волосы, прикрывающие обнаженное тело, — тихо сказал Алекс.

Он взял прядь ее волос и перекинул вперед на льняную ткань белой блузки. Затем коснулся рукой ее щеки и большим пальцем погладил губы.

— Если я поцелую тебя, Фан, то уже не остановлюсь, — прошептал Алекс.

— Я не прошу об этом…

Губы Алекса дотронулись до ее губ, и весь мир внезапно уменьшился до размеров комнаты, в которой они находились. Губы Фан открылись ему. Она прижалась к нему, его рука пробежала вдоль ее позвоночника, и Фанни позволила себе растаять в его объятиях.

Один поцелуй, и страсть, от которой они отреклись, разгорелась ярким пламенем. Все исчезло, весь мир перестал для нее существовать, точно так же, как и три месяца назад. Сейчас существовал только этот мужчина, только этот момент и осознание того, что все делается правильно, что это именно то, чего ей хочется, чему суждено случиться. Хватит сожалений! Хватит притворства! Алекс — вторая половина ее души. Она больше не могла обманывать себя, отвергая его. И этой ночью она снова хотела испытать это чувство — чувство своей завершенности.

Алекс не мог ни о чем думать, обнимая Фан, видя, как ее тело тянется к нему, как страсть сжигает ее. Он так долго хотел ее! Но как голодный человек, вдруг оказавшийся на банкете, Алекс разрывался от противоречивых желаний. Ему хотелось растянуть каждый момент их встречи, прочувствовать каждое прикосновение и в то же время не терпелось насытиться.

Он знал, что только она одна могла утолить его голод.

Одежда упала на пол. Они не могли терять время на то, чтобы подняться наверх в спальню. Толстый ковер выполнил роль постели.

— Ты так красива! — с восхищением произнес он.

— Не заставляй меня ждать, Алекс! — взмолилась она осипшим голосом. От этого призыва его тело затрепетало, воспламенилось сильной жаждой.

— Фан. — Ее имя в устах Алекса прозвучало почти как мольба.

Его бедра опустились между ее раздвинутых ног. Обхватив его руками, она притягивала его к себе, и Алекс содрогался от сладостных мук ее прикосновений. Он колебался. Вне всяких сомнений, ее желание было так же велико, как и его. Но он хотел большего — хотел обещания на будущее.

— Нет сожалений, Фан? — спросил он охрипшим голосом. — Ты больше не убежишь от меня?

Она посмотрела ему в глаза. На мгновение в комнате воцарилась такая мертвая тишина, что потрескивание поленьев в камине казалось оглушительным.

— Сожалений нет, Ал. — Она сказала это шепотом, но твердо и ясно. — Я не убегу больше от тебя. Не убегу.

Алекс почувствовал, как облегчение пришло к нему. Он не планировал этого. Это едва ли могло служить примером терпения. Но, может быть, она и не нуждалась в его терпении.

— Приди ко мне, Ал, — нежно прошептала она, — заполни меня собой снова.

Ее мягкий просящий голос и страстное желание в глазах испарили последнюю каплю его самообладания.

— Фан.

Он медленным движением вошел в нее. Она попросила наполнить ее, и он сделал это.

Как хорошо, подумала Фан с наслаждением. В другой раз она бы разбилась вдребезги от этого напора. Но сейчас она раздвинула в стороны колени и вбирала его глубже и глубже, чувствуя потребность ощутить его до самого сердца.

Ногти Фан впились ему в спину, когда она оторвала губы от него. Ее шея изогнулась, когда напряжение возросло до невыносимых размеров.

— Ал!

Его имя прозвучало как мольба. Она просила его закончить испытание почти мучительных ощущений и тем не менее умоляла, чтобы они никогда не кончались.

Алекс откинул назад голову, чтобы увидеть лицо Фан, когда он изменит угол своего вхождения. Он увидел, как ее глаза широко раскрылись в экстазе. И затем она ослабела под ним.

Через мгновение Алекс почувствовал оргазм. Ощущение ее тела, обвившего, ласкающего его, очертя голову понесло его в собственное завершение.

Фан почувствовала его содрогания внутри себя, и это ощущение во сто крат увеличило ее наслаждение.

Прошло довольно много времени, прежде чем Алекс смог найти в себе силы выйти из нее. Он заглушил поцелуем бормочущий протест Фан. Но она не стала возражать, когда его рука скользнула под нее и пододвинула поближе к себе. Она положила голову ему на плечо.

Им было что сказать друг другу, но ни один не хотел нарушать тишину. Лежа на ковре в комнате рядом с огнем, освещавшим их тела, они хотели насладиться этим моментом. А вопросы могли подождать.