Душа была безумием палима,

Всю ночь он гнал лесного кабана...

Деревьев расступается стена,

у ног его зубцы Иерусалима.

Священный град почил, как Рыцарь Белый,

повергнут мановением Царя;

он ждет тебя; холодная заря

ласкает труп его похолоделый.

В тяжелом сне он горестно затих

под вещими Господними словами:

«О сколько раз собрать птенцов Моих

хотел я материнскими крылами!

Се дом твой пуст, вместилище пороков!

До страшного и горестного дня

ты не увидишь более меня,

о город, избивающий пророков!»

Какой восторг тогда, какая боль

проснулась в миг нежданно в сердце львином?

И протекла пред верным паладином

вся жизнь твоя погибшая, король!

И вспомнил ты свою смешную славу

все подвиги ненужные свои;

как раненый, с коня ты пал на траву

с росою слив горячих слез ручьи.

Почившего Царя своих мечтаний

ты в верности вассальной заверял,

и простирал сверкающие длани,

и рыцарские клятвы повторял.

Какой глагол звучал в душе твоей?

И сон какой в тот час тебе приснился?

Но до звезды среди лесных ветвей

ты, как дитя, и плакал и молился.

И пред тобой безгрешною стопою

согбенный весь под бременем креста,

благословляя грешные места,

прошел Господь кровавую тропою.

И отпустил тебе твой Бог и брат

твои вины, скорбя о сыне блудном.

и заповедь о Граде Новом, чудном,

тебе земной тогда поведал град.