Это был вальс, да и только! Крупные белые снежинки, кружащиеся в вальсе надежды, оттанцевав все свои па, ложились на белое, создавая это самое белое собою.

Это был белый вальс!

Я вышел на улицу, смахнул с лавочки уставших балерин, сел, закурил, очарованный танцевальной мозаикой…

— Все кружитесь?

— Умираем.

— Неправда, сейчас в вас столько жизни!..

— Просто мы умеем умирать. Тебе вряд ли удастся это осознать, людям не свойственно умирать красиво, вы не умеете…

— Пожалуйста, продолжай, это очень интересно. Так, что же, по-твоему, жизнь?

— Жизнь — всего лишь полет.

— А смерть?

— Простое падение. На протяжении ваших долгих лет вы падаете довольно часто, и падение воспринимаете как ушиб, в худшем случае как перелом. У нас же все гораздо красивее и проще. Летишь — живешь, упал — старость, затем — смерть.

— Значит, у вас есть еще и промежуточное состояние между вашей жизнью и вашей смертью — старость. Что она?

— Мы об этом не думаем. Видимо, так кому-то надо.

— А, вот, скажем, рождение?

— Сознательна только жизнь настоящая. Рождение и смерть сознательны лишь для прошлого и будущего. У вас разве не так?

— Почти, за исключением видения в смерти будущего, потому что это уже бред какой-то, где оно, твое будущее в смерти?

— Моего, конечно, нет, но собственной смертью я создаю будущее другому, а это важнее личных привилегий.

— Мне пора.

— Постой. Сейчас я попробую тебе объяснить, и ты все поймешь. Пожалуйста, возьми меня в руку и подержи недолго.

— Но…

— Я знаю. Я сознательно отдаю свою жизнь тебе, потому что, делая вывод из нашего разговора, тебе часто бывает тяжело, и я просто хочу, чтобы тебе стало чуточку легче. Бери же, и прощай!

Рука приняла эту маленькую и холодную жизнь. Сердце защемило на мгновение превращения снежинки в каплю. Я поднес эту каплю к губам, и стало тепло…

Дома меня обругали за то, что я, не закрыв форточку, устроил сквозняк…