ГЛАВА 24

— Расскажи мне о Королевстве Руин, — потребовала Керен, сидя на неровном, выщербленном полу тоннеля и холодно глядя назад, на сияющую преграду, которую она совсем недавно преодолела. — Расскажи мне еще раз.

— Когда-то это было Королевство Демонов, дом тех, кого Повелитель Сумерек поднял из Великого Озера Ночи и своими руками передал им этот дар. Это был необъятный мир, огромные залы длились бесконечно, колонны и стены сверкали драгоценными камнями и блестели серебром. Там были залы для рождения и смерти, для разговоров и сна, для пиров и сражений. Воздух сиял чистотой, от живых статуй исходил красный, золотой и янтарный свет. — Он на секунду умолк. — Я ничего этого не видел. Отступники стали препятствовать Повелителю Сумерек здесь, в Королевстве Между Мирами, они открыто выступали против него, помогая его врагам, двум изменникам. Когда Повелитель обнаружил предательство, его суд был короток, а наказание сурово. Там, где прошла его рука, остались лишь руины, и вся слава Королевства Демонов померкла. Я и мои предшественники родились среди разрухи и останков былого величия, но мы твердо решили восстановить забытую славу нашего дома.

Керен ощутила, как холод пронизывает ее насквозь, ей показалось, что ее плоть и кости как те существа, что обитают на дне океанов. «Сколько преград я уже прошла? — Она пыталась вспомнить. — Сколько раз меня собирали заново?»

Она посмотрела на бледную кожу своих рук, внимательно вглядываясь в них, пытаясь представить, как они держат меч, копье, щит…

— Кто такие Повелители Теней? — спросила она. — Что им нужно?

— Они части Принца Сумрака, осколки его величия, они разрабатывают планы, используя маски, мечи и ложь. Целые армии служат им, но между ними постоянно идет борьба — каждый хочет заполучить всю силу Повелителя Сумерек, не делясь ею с братьями. Но они должны будут это сделать, ибо чаша не может вместить целый океан. А до того времени мы не станем помогать им, потому что Порождения Демона не покоряются слугам.

Она положила ладони на пол тоннеля, погладив грубый камень. Он показался ей почти теплым, она чувствовала глубоко спрятанную в нем магию, которая пронизывала все в этой части Ошанг-Дакала. Древняя сила, подпитывающаяся еще более древней силой.

— А Сила Корня совсем-совсем мертва?

— Все, что осталось, похоже на мираж. Кекрахан, именно так мы называли Королевство Древа-Отца. Теперь там почти нет жизни, постепенно это место станет тенью воспоминания о воспоминании в медленно текущих мыслях Пространства. Без Древа-Отца и Силы Корня невозможно создать противовес мощи Повелителя Сумерек и восстановить гармонию.

— А что ты знаешь о войне?

— Едва ли это название здесь уместно. Остатки Имперской армии с несколькими жалкими союзниками устраивают один плохо подготовленный бунт за другим, а теперь они собираются напасть на Беш-Дарок и помешать Слугам обрушить всю силу Враолих Дора на потомка давным-давно свергнутого Императора. Но даже если они захватят цитадель Ясгура и спасут девушку, это ничем им не поможет. Повелители Теней поведут на них огромную армию и стаю ночных охотников, которых Слуги будят сейчас высоко над нами. Поражение будет полным, пощады не получит никто.

Ей представились смазанные картины комнат, в которых существа в масках что-то делали с жуткими крылатыми тварями, которые сонно шевелились и шуршали. Видела ли она то, что видела, или это просто игра воображения?

— Что такое Хрустальный Глаз?

Смущение:

— Дар смертным, один из трех, данных в давно забытые времена. С тех пор он успел побывать в руках тех, кто ничего не знал о его возможностях, и тех, кто знал слишком много. Он возводил королей на престол или уничтожал их, он видел расцвет и закат многих империй. В иные времена перед ним благоговели, в иные — презирали его, но его всегда боялись за его силу или за невозможность использовать эту силу. Во времена Орозиады эти страхи были уравновешены, после того как с помощью Глаза он отправил меня обратно в мое королевство и основал в Треваде поселение магов, оставив им Глаз на хранение. Но когда через тысячу лет вторглись могонцы, страхи магов подписали им приговор.

— Зачем Глаз тебе?

Она физически чувствовала на себе тяжесть его взгляда, но осталась сидеть как сидела, спокойная, ожидающая.

— Слугам от него мало пользы, то есть совсем никакой, Повелители Теней рассматривают его как досадную помеху, которую следует держать подальше от любого мага. Но он остается источником Низшей Силы, незаменимой для восстановления славы моего королевства. Когда мы пробьемся через все преграды в самое сердце Высокой Базилики, Глаз станет моим.

— А что со мной, я останусь в живых или погибну, или что-нибудь еще похуже?

— Не совершай ошибки, принимая разрушение тела за смерть духа. Я укрепил твой дух своим, я сделал так, чтобы ты не страдала, я исправил все, что было разрушено, во всяком случае этого хватит, чтобы преодолеть оставшиеся барьеры.

Кожа на ее лице заледенела, ее руки, ее грудь, ее живот — все было холодным и нечувствительным. Она хотела заплакать, но не могла.

— А когда все кончится? Что тогда?

— Я верну тебе твое тело таким, каким оно было, чтобы ты могла и дальше противостоять ударам судьбы. Ты сможешь, если захочешь, принять нашу форму, стать одним из Порождений Демона и вернуться со мной в наш дом. Твой дух воспринял многое из моего, так что у тебя уже есть необходимые задатки.

Керен ощутила непреодолимое отвращение:

— А если нет, я смогу когда-нибудь избавиться от тебя?

— Никогда. — В его голосе звучало легкое удивление.

Она встала и посмотрела в лицо принцу Сумрака. Радужная оболочка Орграальшенота заполняла почти весь тоннель, хотя он стоял согнувшись в три погибели и привалясь к стене.

— Ты знаешь, что такое быть рабом?

— Среди нас никогда не было подобных идей и слов. Есть только сила и гордость, стремление к цели и повиновение.

На нее смотрели холодные янтарные глаза, взгляд которых она не смогла выдержать. «Никто не спасет меня от этого. Все, что у меня осталось, — повиновение…»

Она прошла рядом с громадой Демона и направилась к следующей преграде. Одним движением сняла через голову платье, отбросила его в сторону и, нагая, помчалась к преграде. Загремел мрачный смех, смертельное сияние преграды разрослось, и она кинулась в это сияние.

Вскарабкавшись по крутой тропе, Бардоу остановился на относительно ровном месте хребта, чтобы отдышаться и посмотреть сверху на прибрежный городок Адранот. Ночь была сырой и холодной, море угадывалось в темноте на востоке. Несколько огней горело на берегу там, где под неприступными утесами Туаранара стояли рыбацкие хижины. Внизу, в Адраноте, повсюду горели лампы и факелы, особенно много их было в тавернах и кабаках, где велись жаркие споры по поводу все еще идущих в Зале Гильдий дебатов.

Бардоу покачал головой, вспомнив некоторые из аргументов и комментариев, которые он слышал, потом начал пробираться дальше по заросшему кустами хребту. Его уже три часа ждали прибывшие ранним вечером люди.

Патруль, состоявший из двух рыцарей и двух Детей Охотника, довел его до условленного места, почтительно поклонившись на прощание. Встревоженный, но и польщенный, он ответил на их поклон и пробормотал благословение, всплывшее из текста литургии, которую он совершил в библиотеке Главной башни перед поспешным отъездом из Седжинда. Когда патруль ушел, Бардоу вздохнул и собирался продолжить свой путь в одиночестве, когда из тени до него донесся голос:

— Вам идет отеческое благодушие, господин Бардоу. Вам удалось познать радости отцовства?

Это оказался Кодель, стоявший под спиралелистом со скрещенными на груди руками. На траве под деревом валялись лопнувшие коробочки семян, подойдя ближе, Бардоу ощутил исходящий от них сладковатый запах.

— Маги редко женятся, — ответил он. — Большинство женщин считают, что мы злы, либо холодны, либо вообще нелюди. А если женщина сама становится магом… они обычно заставляют тебя страдать и редко становятся добрым товарищем.

— А те мужчины, что избрали путь мага?

Бардоу улыбнулся:

— Они весьма эксцентричны и эгоистичны, они венчаются со своим одиночеством и хранят ему верность всю жизнь. — Он снова посмотрел вниз, на город. — Кроме тех, кто больше всего ценит уважение окружающих.

Взгляд Коделя задержался на Архимаге.

— Как движутся наши дела?

— Неплохо. Отцы города согласились отдать половину своих судов и все команды…

— Половину? — Глаза Коделя сердито сверкнули.

Бардоу пожал плечами:

— Они заявили, что остальные суда были угнаны из Адранота по вашему приказу. Но господин Командующий и мой коллега Медвин все еще в Зале Гильдий, и они стараются разрешить эту проблему.

Кодель помрачнел:

— Они лгут. Мои люди захватили лишь горстку судов, тех, что могонцы использовали для патрулирования побережья. Полагаю, эту проблему разрешит звон оружия.

Бардоу задумчиво поглядел на него. Его смущали постоянно сменяющие друг друга настроения этого человека: он мог быть внимательным, остроумным, бесстрастным, невозмутимым и жестоким. Говорили, что его агенты в Рохарке прячут целую флотилию, что они захватили небольшой остров и готовы использовать все это для захвата Беш-Дарока. Подобные слухи усиливали уважение к Коделю офицеров Мазарета. В то же время его мудрое и суровое руководство Тавриком успокаивало тех, кто считал Детей Охотника злобными фанатиками. Но все равно были моменты, когда всем в глаза бросалась его дикая ярость, вскипавшая совершенно неожиданно. До сих пор ходили рассказы о тех жестокостях, которые он учинил во время восстания в Уметре. Сразу несколько свидетелей рассказывали, как Кодель со стекающей изо рта пеной отсекал руки у трупа Кролаза, командира наемников.

Однако в его преданности общему делу никто не сомневался. Просто иногда, в такие моменты как сейчас, он казался скорее явлением природы, нежели человеком.

— Звон оружия оставит врага у нас за спиной, — произнес Бардоу. — Не забывайте, что горожане всего несколько дней назад освободились от местного могонского царька, речь идет об их гордости. В любом случае они прекрасно осведомлены, что у нас армия, так что необходимо терпение и сдержанность.

— Они требуют времени, которое уже на час сократилось! — ответил Кодель непримиримо. — Мы должны погрузиться и отплыть в Беш-Дарок как можно скорее, господин Бардоу. Мне только что сообщили, что остатки армии Ясгура вышли из города. Если не брать в расчет городскую милицию и горстку пеших солдат, Беш-Дарок практически не охраняется.

Сердце Бардоу дрогнуло.

— Какая прекрасная новость…

— Да, это было бы так, если бы ушедшая армия на повернула на юг и не шла сейчас маршем к Седжинду.

Бардоу на миг потерял способность говорить, его бурная радость сменилась совершенной опустошенностью.

— Когда вы узнали об этом?

— Час назад. Один из моих лазутчиков уже в пути. Он несет сообщение в Седжинд, чтобы предупредить Городской Совет и дать им возможность подготовиться.

— Но эта армия насчитывает тысячи солдат, — мрачно произнес Бардоу. — Они не смогут сдерживать их натиск.

Кодель печально кивнул:

— Единственная надежда — добраться до Беш-Дарока и захватить его. Больше нет ничего, что заставило бы войско Ясгура повернуть назад.

— Вы правы, время работает против нас. — Бардоу посмотрел вдаль, на темное море, и вздрогнул. — Я должен связаться с Медвином и сообщить ему о развитии событий.

Кодель оттолкнулся от дерева и вытащил из-за пояса пару длинных перчаток для верховой езды.

— Укажите ему на серьезность создавшегося положения. Упомяните также о том, что мое личное терпение истощилось. — Он коротко кивнул. — Всего хорошего.

Бардоу смотрел ему вслед, пока тот спускался по другой стороне хребта к лагерю. «Каким безрадостным он кажется, — подумал Архимаг. — И как похож на эти мрачные дни».

Отбросив в сторону все эти мысли, он присел под спиралелист, вдыхая окружающий его сладкий запах, и закрыл глаза, чтобы успокоиться. Он быстро и легко связался с Медвином, привлек к себе его внимание и передал все, что сообщил Кодель.

«События гонятся за нами по пятам, как псы за зайцем, — прокомментировал Медвин. — Они готовы рвать нас на части. Я почти ощущаю, как они торопят нас пойти против них».

— Они опасаются, что мы проиграем, — ответил Бардоу. — Мы должны убедить их в обратном.

«Скорее можно убедить реку течь вверх по склону… Мы поговорим позже, стол накрыт, это количество пищи достойно настоящих героев…»

— Как там Мазарет?

«Многоуважаемый господин Командующий являет своей грозной особой прекрасный противовес моей мягкости и любезности. К сожалению, это не так сильно действует, как хотелось бы. Не мог бы ты отложить эту твою встречу и присоединиться к нам?»

— Я должен побеседовать с нашими новыми коллегами, — пояснил Бардоу. — Они здесь по собственной инициативе, и, если я не явлюсь приветствовать их, они могут пойти своим путем. Мы не можем рисковать потерей целой группы магов.

«Понимаю».

— Я думаю, должен быть способ убедить наших неспешных хозяев, — задумчиво произнес Бардоу. — Если их нельзя убедить, то, возможно, удастся обольстить.

«Возможно…»

Медвин прервал связь, оставив Бардоу где-то между бодрствованием и Пространством. Медвин был прав. Они зажаты между необходимостью проводить в жизнь собственные планы и соответствовать планам других. Им необходим такой предмет, как Хрустальный Глаз, но с того раза, как он обнаружил Сувьель захваченной зеркальным дитя Бернака, он больше ни разу не смог ее найти. Она могла погибнуть, это было понятно, попасть в рабство к Нерек или даже хуже. Но необходимо попытаться еще раз. Он обязан выяснить правду.

Бардоу уже отдохнул и восстановил силы после той схватки в Седжинде и мог прямо сейчас создать Песнь Крыла Духа. Только он представил себе Сувьель, как Крыло тотчас потянуло его за собой в Пространство, вниз, через пустоту, еще ниже, через горные вершины и пропасти. В бесконечный сон, бесконечный, лишенный смерти и течения времени.

И Крыло не меняло направления, оно уверенно тащило его, пока они не оказались в таком месте, где стены Пространства превратились в тонкую пленку. Он разглядел сквозь них сумрачный коридор, гладкие каменные своды которого были покрыты резьбой. Знакомые сюжеты выбитых на них картин с трудом угадывались в слабом свете. На полу можно было разглядеть два тела: одно лежало, свернувшись в клубок, второе сидело, прислонясь к стене, — человек дремал, уронив голову на руки. Но как только Бардоу собрался рассмотреть подробности открывшейся перед ним картины, сидящий человек проснулся, тревожно вскинув голову, губы зашевелились, руки поднялись, рисуя в воздухе защитный знак.

— Нет, погоди!

Сувьель Хантика застыла, тревога и подозрительность не хотели уходить. Но они исчезли, когда она встала и подошла чуть ближе. Сувьель успокоилась и неуверенно улыбнулась.

— Бардоу, — прошептала она. — Я думала, что никогда больше тебя не увижу.

— Я пытался найти тебя, но ты была невидима, — пояснил он. — От тебя не было ни звука, мы подозревали самое худшее.

Она устало пожала плечами:

— Чужая сила не позволяла мне проявиться, сначала это была Нерек, а теперь мы здесь, в цитадели Слуг.

Внезапное понимание пробилось через полустертые воспоминания.

— Ты в Треваде, в одной из галерей для медитации! Ты же даже можешь увидеть Высокую Базилику с одного из балконов…

Но она отрицательно покачала головой:

— Балконов не осталось, а галереи… да, сохранилось несколько вроде этой. Остальные забиты каменными обломками, они либо открыты всем ветрам, либо стали жилищами чудовищ. — Она заметно вздрогнула. — Это простая случайность, что мы зашли по этой галерее так далеко и все еще не стали их добычей.

— А с кем ты?

Сувьель вздохнула:

— Это Нерек, порождение Бернака.

Она рассказала Бардоу, как Нерек приставила к ней огненного стража, когда они были под самыми воротами Тревады, как они встретили сначала Бабреля, старого служителя академии, а потом нашли группу детишек, двое из которых обладали такой силой, что смогли победить Нерек и вернуть ей обломки прежнего сознания. Слуги уже шли по следу детей, и Сувьель с чуть живой Нерек удалось бежать.

— Дети так боялись снова попасть в руки Слуг, — сказала Сувьель. — Бабрель рассказывал, что они не хотели говорить о том, что с ними делали, они только упоминали клетки, покрытые какими-то символами.

— Странно!.. — Бардоу постарался скрыть охватившую его тревогу. — И это все?

— Нет. Когда Нерек схватилась с мальчиками, она сказала им, что прекрасно видит, что разделяет их души, и, когда они говорили, я слышала, что там звучит еще чей-то голос. — Она устало потерла глаза. — Я никогда не слышала, чтобы кто-то делал подобное с детьми. А ты, Бардоу?

— Не знаю. Я должен вернуться в Крусивель и поискать рукописи. Но они лишь подтвердят мои ужасные догадки, я уверен.

«Сувьель не должна знать об этом, по крайней мере не сейчас».

— Если ты не в Крусивеле, то где же? — Сувьель пригляделась. — У тебя за спиной море?

— Я на гребне холма рядом с Адранотом, — ответил Бардоу и быстро рассказал обо всем, что успело произойти с момента отбытия Сувьель из Крусивеля: о восстании в Уметре, о появлении прямого потомка Кулабрика Тор-Каварилл, об осаде и захвате Седжинда, о захвате наследницы Кулабрика могонскими шаманами и о судьбоносном решении атаковать Беш-Дарок с моря.

Сувьель потрясло услышанное.

— Но как вы собираетесь выступать против Ясгура и его армии? И зачем туда идти?

— Я однажды читал в одном древнем манускрипте, посвященном военному делу, что необходимо быстро передвигаться в неожиданном для врага направлении и нападать на те укрепления, которые он не сможет защитить.

— Ну да, мы оба именно этим и занимаемся сейчас, — насмешливо произнесла она. — Хотя мой поход представляется мне менее лишенным смысла.

— В нашем тоже есть смысл… я не могу говорить об этом сейчас, но причины действительно существуют, и они настолько серьезны, что мы не смогли прийти к другому решению. — Он немного помолчал. — Если говорить о причинах, ты не объяснила, зачем тебе Нерек.

— Я подумала, что она может мне пригодиться. Кстати, использовать Крыло Духа, чтобы говорить со мной здесь, — это не слишком опасно? — Она посмотрела на него глазами полными слез. — Простите меня. Учитель, я…

— Нет, ты права. — Он уже раскаивался из-за своего легкомыслия. — Я сейчас же прекращаю разговор.

— А как Икарно? — быстро спросила она. — Он спрашивает обо мне?

— Вслух не смеет. Но с ним все в порядке.

Она кивнула, несколько успокоившись:

— Мысль о нем поддерживала меня в пути, когда становилось особенно темно. Я снова увижу его, когда вернусь с Глазом, обещаю.

— Сделай все, что сможешь, дочь моя. Наши мысли с тобой. Прощай.

И прежде чем она успела ответить, он прервал мысленную связь с ней. Все части Песни Крыла Духа распались в его голове, темный коридор исчез, его потащило обратно через океаны теней, сияющие черные небеса, пустыни и заросли колючих растений…

Он судорожно вздохнул и заморгал. На него разом навалились все запахи, звуки и картины этой ночи. Дерево за его спиной, сырая трава под ним, сладкий запах коробочек семян, темнота и легкое дыхание моря, морской дух…

Где-то рядом послышались крики, целый хор голосов и скрип повозок. На какое-то мгновение Бардоу почудилось, что на лагерь напали, но потом он узнал голос Мазарета, услышал Яррама, спешащего по дорожке, идущей по гребню холма. Бардоу окликнул его, пытаясь встать на ноги.

— Господин Бардоу, — воскликнул рыцарь, подходя ближе, — вы не заболели?

— Я ценю вашу заботу, капитан, но с моим здоровьем все в порядке. Я несколько задремал и пропустил момент. Что вызвало это оживление?

— Сворачиваем палатки. Пришло известие, что отцы Адранота дают все суда и команды и даже обещают помочь с провиантом.

Яррам казался таким же удивленным, как и Бардоу.

— Что же вызвало такие перемены?

Яррам потер подбородок:

— Точно не знаю, но ходят слухи, что маг Медвин на пиру играл на арфе и пел такую удивительную песню, что отцы города были совершенно очарованы и отбросили все сомнения. Единственное, в чем я уверен, нам только что велели снимать лагерь. А теперь прошу меня простить, но я должен спешить к моим людям.

— Конечно, конечно.

Когда Яррам с поклоном удалился, Бардоу позволил себе мрачно усмехнуться. Бард Медвин, кто бы мог подумать, что у него столько талантов?

Потом он вспомнил о магах-добровольцах, которые уже давно ждут его, и поспешил в условленное место. «Сколько же ему потребуется успокаивать, льстить и убеждать, — подумал он тоскливо. Потом засмеялся. — Может быть, мне тоже спеть им…»

 

ГЛАВА 25

— Кто я?

Сувьель тащила на себе Нерек, а та лишь безвольно переставляла ноги. Подавляя собственные страхи, Сувьель почти волоком провезла ее вдоль стены и усадила там.

— Прошу, скажи, кто я?..

В темноте галереи Сувьель не видела лица своей спутницы, но она знала, что это лицо движется и изменяется. Она уже несколько раз наблюдала перемены, когда две личности боролись за главенство в этом теле, и была рада, что здесь так темно.

После разговора с Бардоу прошло часа два, и с тех пор ее не покидало ощущение опасности, заставлявшее двигаться вперед, ища проход в полузаваленных галереях. Она помнила, что некоторые из этих коридоров ведут в соседние академии и институты, например в Аркаду Песен (школу истории) или Кузницу (Зал Переговоров), которые потом тоже выходят прямо в Высокую Базилику.

«Все, что я должна сделать, — пройти по этим лабиринтам и не попасться в руки Слуг или их помощников. Я не должна ничем привлечь их внимания, тихонько проскользнуть в Высокую Базилику и незаметно вынести оттуда Глаз. Ну и еще заботиться о безопасности Нерек».

Она потерла уставшие глаза. Это был безумный безнадежный план, но он был лучше, чем отсутствие какого-либо плана.

Сувьель выждала несколько минут и снова подняла Нерек. Женщина слабо протестовала, но позволила тащить себя дальше по холодным высоким коридорам, потолки которых поддерживали стройные колонны, некоторые из которых валялись сломанные и разбитые. Ясные звезды заглядывали в дыры в потолке, пробитые специально для того, чтобы освещались нарисованные на стенах огромные лица с зажмуренными в смехе глазами.

Коридор начал понижаться и закончился несколькими широкими ступенями, Сувьель поняла, что вход в Кузницу уже где-то рядом. Так далеко ни один враг не должен был забраться, здесь не было видно ничьих следов. Но Сувьель что-то чувствовала в воздухе, какую-то горечь, нечто вроде запаха нагретого камня, запаха, похожего на тот, который иногда появлялся при опытах Бардоу. Возможно, это был запах разрушенных стен или старой пыли, потревоженной их движением.

Ступени внезапно оборвались, на этом месте часть стены либо рухнула, либо была разобрана, вместо нее зияла глубокая пропасть и открывался потрясающий вид на западные земли Тревады. В ночи густые леса Ангатана казались темным плащом, простирающимся на север, и на юг, и на запад до самых Друандагских гор. Она знала, что там, в непроницаемой тьме, лежит Биррдэлинское море, а за ним — холмы Яфрена.

Ее охватила острая тоска по прошлому. Каким прекрасным все казалось при свете звезд! Она ничего не могла поделать с нахлынувшими воспоминаниями о прежних счастливых днях, о летних каникулах в Яфрене с подругами, где они исследовали старые пещеры в южных холмах, посвященные Ночному Медведю, встречались с гостеприимными кочевниками и ведьмами-лошадьми.

Сейчас толпы могонцев с их шаманами бродили по этим холмам, ведьм больше не осталось, все они были изгнаны по приказу Слуг.

— Я ненавижу это место, зачем ты привела меня сюда?

Он звука этого раздраженного голоса у Сувьель упало сердце. Победил Фолин.

— Чтобы тебя никто не обидел, — ответила она, отворачиваясь от пролома. Ее спутник стоял у противоположной стены, наклонив голову, одной рукой он держался за живот, как будто тот внезапно заболел, второй потирал лицо.

— Это тебя они обидят! — закричал он громко. — Я верен своему хозяину, который и их хозяин!

Сувьель метнулась к противоположной стене и схватила Фолин-Нерека за руку.

— Тише! — зашипела она. — Не вынуждай меня заткнуть тебе рот заклинанием!

Фолин повернул к ней голову. Звездный свет отражался в его недобрых глазах.

— Я ненавижу это место… и я ненавижу тебя!

Он резко взмахнул обеими руками, вынуждая ее отпрянуть в сторону. Падая, Сувьель постаралась развернуться и коснулась пола сначала левой рукой, а потом бедром. Она вскрикнула от боли, но тут же вскочила на ноги и увидела, как стройная фигурка сбежала по ступенькам и исчезла за поворотом.

— Проклятый дурак! — пробормотала она, мчась за ним.

Нижние ступени лестницы терялись в непроглядной тьме. Сувьель на миг остановилась, потом сделала шаг к стене и пошла, держась за нее. Эта поворачивающая лестница вела в зал с несколькими выходами, любимое место встречи студентов. До нее донесся шум, звук шагов, потом вернулась тишина. Ледяное молчание в кромешной темноте. Она заставила себя успокоиться и сосредоточиться, перестраивая зрение. Сначала не было ничего, потом Сувьель начала различать контуры, очертания колонн, скамьи и дверные проемы, которые были всего лишь сгустками тьмы во тьме.

Она заметила движение, какой-то человек нырнул в правую арку. Она как можно тише пересекла зал и последовала за ним.

Сувьель шла по коридору, который вскоре повернул туда, где было какое-то подобие освещения. На стенах и потолке сидели светлячки, от них исходил холодный сероватый свет. Света было достаточно, чтобы разглядеть коридор, и Сувьель пошла было вперед, когда до нее донесся полный ужаса крик. Фолин-Нерек выскочил из темноты, увидел Сувьель, замер и метнулся в боковой коридор. Сувьель побежала за ним.

Добежав до двух полуоткрытых створок, она поняла, что это один из входов в Кузницу, большой зал для переговоров и разбора спорных вопросов. Из-за дверей донесся еще один леденящий кровь вопль, она шагнула вперед, снова ощутив знакомый горький запах, который теперь стал сильнее.

Кузница представляла собой большой овальный зал, вокруг которого амфитеатром поднимались ряды кресел, над ними нависали балконы. Посреди зала на помосте стояли три скамьи: две друг против друга — для спорящих сторон, а третья посредине — для арбитра. Фолин скорчился у подножия одной из них и тихонько всхлипывал, глядя в темноту. При звуке шагов Сувьель он вздрогнул, оглянулся и некоторое время смотрел на нее молча. Потом поднял руку с вытянутым вперед трясущимся указательным пальцем:

— Убейте ее! Она враг… — Оглянувшись назад, на сгусток теней, он бешено замотал головой. — Нет, нет, не меня, ее! Она хочет уничтожить вас! А я хотел только помочь…

Все чувства Сувьель протестовали, но она повернула голову и посмотрела в темноту под балконом. На нее взглянули безжалостные ледяные голубые глаза, горящие на неразличимом лице; внезапный страх заставил ее отпрянуть назад, туда, где лежал Фолин. Глаза проводили ее взглядом, пронзительным, изучающим, потом раздался могильный голос:

— Маг, братья и сестры. Маг!

Восторженно-злые голоса закричали со всех сторон.

Вглядевшись в ряды кресел, Сувьель заметила множество теней, колеблющихся в темноте, на нее смотрели уже сотни глаз.

— Наш гость маг, — продолжал голос — Ну что ж, смертный, добро пожаловать. Смотри!

Размытые контуры перед ней вдруг засветились, разбрасывая в стороны зеленые, синие и пурпурные лучи. Проявились очертания толстых ног, потом стал виден торс, раза в два, нет, в три больше самого огромного быка, которого когда-либо доводилось видеть Сувьель, веером развернулся длинный хвост, захлопали чудовищные крылья. Длинная изогнутая шея потянулась к ней, широкие челюсти разомкнулись, демонстрируя двойные ряды зубов. Откуда-то из-за затылка тянулся единственный рог, загибаясь и нависая над глазами; похожие рога выходили из нижней челюсти, — правда, они выглядели похуже; их концы были обломаны и исцарапаны.

— Мы тебя знаем. Мы не забыли сладкий запах плоти магов, — заявило создание, пока остальные монстры один за другим начинали светиться в темноте. — А ты нас знаешь?

Сувьель знала. Это и были ночные охотники, самые страшные компаньоны Слуг. Говорили, что за долгие годы до нападения могонцев Слуги обследовали самые темные и глубокие норы в земле и захватили множество страшных тварей, живущих там с незапамятных времен. Потом они начали скрещивать их, пока не вывели новые породы для ведения войны.

Теперь сотни этих чудищ разглядывали Сувьель со своих мест в амфитеатре — воплощенное зло, внимательно изучающее ее. Сувьель стояла прямо в центре комнаты, теперь она видела углубление над широким входом, в котором горел темно-рубиновый свет. Языки багрового пламени вились вокруг сидящей на высоком каменном троне фигуры.

— Изображение нашего общего хозяина, альков, горящий огнем нашего благоговения перед ним.

Ночные охотники начали вставать со своих мест и подходить к ней, они уже плотными рядами окружали скорчившегося на полу Фолина и Сувьель. Другие голоса зазвучали в голове Сувьель, тяжелые и настойчивые:

«Высосем их, причиним им боль…

Я не прочь отведать гордости и страха…

Выпьем их силу…

Одна зрелая, другая молодая, но зрелая сильнее…

Разве не мы разрушили их храмы и подчинили их дух?..

Кинем их в огонь алькова…

Переломаем их кости, сожрем их мясо…»

Сувьель стояла, прижимая руку ко лбу, пока голоса продолжали бубнить. Потом ее страх перешел в злость, она подняла сжатую в кулак руку и уперлась ею в бок. Теперь она смотрела прямо на ночных охотников. Когда нет надежды на победу или спасение, единственное, что остается, — открытое неповиновение, наглое и яростное.

— Когда вы все будете разбиты, а так и будет, — начала она, — мой голос доберется к вам из Пространства, когда вы будете сломлены и погибнете, мой дух спляшет на ваших костях. — Носком башмака она чертила линию в пыли, двигаясь назад, пока не оказалась рядом с Фолином. — А теперь хватит болтать, раз уж вы собрались уничтожить меня.

Первое создание усмехнулось, и его голос снова зазвучал в ее голове:

«Мое прозвище Аворст. Готовься к смерти».

Когда Аворст откинул назад длинную шею, Сувьель выпустила наружу Песнь Ритма, которую она готовила где-то под верхним слоем своего сознания. Ночной охотник издал кашляющий звук, его голова качнулась вперед, из обломленных рогов под челюстью вырвались две струи пламени.

Сувьель видела, как они ударились о созданный ею щит. Яростное пламя лизало барьер и билось в него, отдельные языки выползали вперед, надеясь добраться до жертвы, но барьер держался. Сувьель чувствовала жар на коже, по лицу и шее тек пот, губы пересохли.

Когда первая злобная атака окончилась, Аворст некоторое время внимательно разглядывал травницу, потом предпринял вторую попытку, затем третью и четвертую. После каждого раза монстр останавливался, чтобы посмотреть на результат. После четвертой атаки Сувьель держалась на ногах только одной силой воли. Фолин скорчился возле нее, крепко прижав ладони к глазам. «Я решила, заклинания хватит, чтобы нас спасти, — подумала она. — К сожалению, я ошиблась…»

Тут Аворст махнул другим ночным охотникам, окружавшим их. Трое из них вытянули шеи в сторону Сувьель и тоже изрыгнули пламя. Когда оно столкнулось с барьером, Сувьель ясно ощутила, что ее последние силы на исходе, Песнь Ритма распалась. Ее ноги подкосились, она рухнула на колени и услышала у себя в голове грубый голос: «Ты не можешь сопротивляться вечно».

Аворст подошел ближе, Сувьель беспомощно смотрела, как он поднимает чудовищную лапу, готовясь опустить ее на остатки барьера. Послышалось слабое жужжание, Сувьель увидела боль и ярость, отразившиеся в глазах монстра, когда его лапа коснулась остатков заклинания. Барьер поблек, в лапу чудовища впились тысячи крошечных осколков заклинания, тысячи острых кусочков. Жужжание стало настойчивее, Аворст сопротивлялся, из множества мелких порезов на лапе текла кровь. Сувьель видела, как эта непомерная конечность дрожит, приближаясь к ее лицу…

— Хватит! — вскричала она.

Языки пламени угасли, Сувьель ощутила, как Песнь Ритма просто кончилась. Аворст убрал лапу, к Сувьель приближался человек в темно-синем плаще, опирающийся на простой длинный посох. Среднего роста и комплекции, с седыми волосами, чисто выбритый, но с молочно-белыми глазами Слуги. Когда он шел, Сувьель ощутила что-то знакомое и оттого особенно пугающее, потом его глаза поднялись на нее, и весь ужас узнавания обрушился разом. Это был брат Икарно, Койрег Мазарет.

Слуга Койрег и ночной охотник Аворст смотрели друг на друга, и Сувьель догадалась, что между ними идет безмолвный спор. Аворст даже захлопал крыльями и издал низкий злобный свист, но Койрег протянул руку, горящую изумрудным огнем, и чудище смешалось, опустило крылья и умолкло. Койрег перевел взгляд на Сувьель, но, прежде чем он успел заговорить, Фолин вскочил и бросился к его ногам. Койрег пришел не один, несколько стражников, в кожаных шлемах-масках, выступили вперед, обнажив мечи, но он жестом остановил их.

Фолин открыл рот, чтобы заговорить, но Койрег схватил его за подбородок и принялся вертеть его голову в разные стороны, внимательно разглядывая.

— Плохая подделка, — заявил он наконец, толкая Фолина ногой в грудь. Короткое резкое движение рукой, и стражники потащили прочь распростертое тело. Когда протесты и мольбы Фолина стихли, Койрег с улыбкой повернулся к Сувьель и посмотрел ей в лицо. — Маг, — задумчиво произнес он. — Низшая Сила, но использована умело.

— Койрег, что с тобой произошло? — спросила Сувьель.

Слуга на какой-то миг удивился:

— А, ты узнаешь внешнюю оболочку! Теперь это я, возрожденный я, живущий я! — Белые глаза засверкали, уставясь на нее. — Ты тоже дашь нам немало, будешь служить, как служим мы.

— Никогда! — ответила Сувьель, внезапно ощутив себя очень усталой и старой. — Я никогда не стану одной из вас.

Койрег коротко хохотнул, стражники взяли ее за руки, которые Койрег надежно связал, шепча:

— Твоя плоть — наш сосуд, твоя душа — наша глина.

Когда ее потащили в темноту по направлению к Высокой Базилике, Сувьель слышала, как Слуга продолжал кричать, повторяя: «Возрожденный я, живущий я!»

 

ГЛАВА 26

Ожидание наконец-то закончилось.

— Люди Яррама выстроены у Прибрежных Казарм, господин Командующий, — доложил одетый в черное гонец, появившийся в дверном проеме. — Через несколько минут его лазутчики начнут снимать часовых.

В небольшой, заполненной народом комнате произошло вдруг какое-то движение, все чего-то ждали. В свете закрытых абажурами ламп, стоявших на полу, лица людей казались напряженными или, наоборот, нарочито спокойными, на некоторых была написана ненависть, хотя их обладатели всего лишь натягивали перчатки, или закрепляли на поясе мечи, или просто завязывали шлемы.

— Прекрасно, — произнес Мазарет, поворачиваясь к двум мужчинам в одеждах чернорабочих. — Вы и ваши люди знают, что им поручено?

— Разумеется, — ответил один из них. Подтянутость этих людей и исходящая от них угроза несколько не вязались с их благодушным видом. Это были лучшие шпионы Коделя, они поселились в Беш-Дароке больше года назад и неустанно следили за врагом, замечая все его слабости и достоинства в ожидании сегодняшнего дня.

— Будьте быстры и безжалостны, — продолжал Мазарет. — Никто из них не должен успеть поднять тревогу.

Оба сдержанно кивнули, подошли к двери и выскользнули в ночь. Когда они исчезли, Мазарет отдал последние приказы своим офицерам и Цебрулю, лейтенанту-знаменосцу, который должен был возглавить наступление на Железные Казармы. Все они пошли по коридору, ведущему к задней двери, в комнате остались только Мазарет, его помощник и Медзин.

Командующий посмотрел на мага:

— Что творится во дворце? Ты узнал что-нибудь еще?

Медвин вздохнул, поскреб седую бороду, сегодня наконец подстриженную и причесанную.

— Сложно… быть уверенным в чем-то, когда ты всего лишь скромный наблюдатель, особенно когда в дело вовлечены такие огромные силы. Но обряды продолжаются, в этом я уверен.

— Понимаю, — кивнул Мазарет. — Наши войска скоро будут здесь. Давай подождем на улице. — Потом обернулся к помощнику. — Погаси лампу и унеси ее.

Снаружи было прохладно и свежо. Передняя дверь сыромытни, из которой они вышли, выходила на задворки склада, перед ними лежал темный пустынный переулок. Это место выбрали не случайно: складом давно не пользовались, вокруг почти никто не жил, а переулок представлял собой грязную клоаку, ведущую напрямую (на этом особенно настаивал Мазарет) к Императорским Казармам.

Замерзший и напряженный, Мазарет думал о великом городе Беш-Дароке и его десятках тысяч жителей, которые спали, ни о чем не догадываясь. Много раз за прошедшие годы он представлял свое возвращение сюда с победой, в зените славы, радостно и открыто. И вот он здесь, прячется в густой тени в ожидании непонятной битвы неизвестно за что. Одетые в черное люди будут красться по задворкам или прыгать с балконов, чтобы схватить часовых, до того как те сумеют произнести хотя бы звук, потом в них будут вонзаться ножи, их шеи обхватят грубые веревки. Тишина и внезапность были необходимы. Как сообщали лазутчики Коделя, силы врага в городе, включая часовых, превосходили войско Мазарета в два раза. Но они были рассредоточены по трем большим казармам и нескольким заставам. Если действовать быстро и без потерь, тогда у города будет шанс.

«Но если мы не воспользуемся преимуществами от внезапного нападения, тогда люди могут пойти против нас, — подумал он. — И если Бардоу с Коделем не смогут остановить поток этой проклятой магии, наши часы сочтены. По крайней мере, у Таврика и его отряда есть Оружейник, и, если Яррам последует моему совету, с ними все будет хорошо…»

Он печально засмеялся, и Медвин бросил на него удивленный взгляд.

— Все в порядке, старина. Я вдруг понял, что все мы рискуем уже самим пребыванием здесь, но все мы притворяемся, что есть разные степени опасности.

— Не очень-то утешительное наблюдение, — заметил маг.

— Увы, других и быть не может.

Медвин собирался ответить, но тут он увидел что-то у Мазарета за спиной и сказал:

— Они уже здесь.

Они шагали по темному переулку, все с круглыми щитами, металлические доспехи и оружие спрятаны под плащами, каждый шаг несет угрозу. Мазарет одобрительно покивал, потом пошел навстречу офицеру, ведущему отряд.

— Кално, прибавьте шаг и следуйте за мной. — С этими словами он двинулся в сторону Императорских Казарм, за ним последовало слаженное шуршание замотанных в тряпки подошв и шорох плащей — река воинов потекла по переулку.

Императорские Казармы представляли собой строгое трехэтажное здание, построенное два столетия назад во времена правления Императора Маврина. Единственный ряд окон темнел под самой крышей, перед главным входом располагался огороженный невысокими колоннами плац. Огромные двустворчатые двери и висящие рядом с ними длинные темные знамена освещала пара факелов. Когда они подошли поближе, Мазарет заметил троих людей в плащах с капюшонами, отходящих от двух безжизненных тел, распростертых перед входом. Двое подошли к дверям, неся связку ключей, а третий направился к Мазарету, который уже приказывал своему воинству остановиться.

— Все в порядке, — сообщил лазутчик. — Часовые с крыш сняты. Остались только те, что у черного входа, ваши люди должны быть там, чтобы сразу же ворваться в караульное помещение.

— Да, так и будет. — Мазарет кивнул одному из своих офицеров. Мгновение спустя около полусотни солдат, в основном рыцари Ордена, уже обходили здание и торопливым шагом двигались к черному входу в казармы. Оставшиеся две сотни Мазарет провел через плац к дверям, распахнутым лазутчиками.

Войдя, они оказались в передней, освещенной только двумя лампами на стенах. Двигаясь дальше, все приготовили мечи и щиты. Отряд перестроился, разойдясь налево и направо к двум дверям, минуту спустя эти двери распахнулись, из них выскочили вооруженные солдаты и бросились на пришельцев. Зазвенел металл, раздались крики — битва началась.

Мазарет невольно выругался, осознав, что их ждали, по спине прошел холодок. Он тут же оценил опытным глазом количество солдат и понял, что тех не больше шестидесяти и еще дюжина в заднем помещении. Это не засада, а простое нападение. Он, рыча, отдавал приказы и, уверенно ведя за собой почти не пострадавший отряд, начал теснить врага к задней двери.

К Мазарету подскочил вражеский солдат, размахивающий топором с крючьями. Командующий увернулся, взмахнул мечом и изо всех сил рубанул нападающего по ногам, под коленями. Потом его самого ударили в плечо, чья-то рука с зажатым в ней кинжалом рвалась к его груди. Мазарет ухватил человека за запястье, вывернул его, и они вместе с нападавшим упали на пол. Выражение ужаса на лице солдата сменилось гримасой агонии, когда Мазарет всадил ему в грудь его собственный кинжал. Тот закричал, но Мазарет отшвырнул его в сторону и вскочил на ноги, подбирая упавший меч. Он мрачно усмехнулся, заметив, как сократилось количество врагов.

— За мной! — завопил он, распахивая дверь, ведущую в глубь здания.

Широкий коридор вел прямо в караулку в задней части казармы. В коридоре было пусто, и, пока они бежали вперед, худшие опасения Мазарета снова ожили.

По заднему двору были разбросаны убитые и раненые, некоторые еще шевелились, большинство лежали неподвижно, но все вокруг было залито кровью. Несколько рыцарей возились с ранеными, кто-то из отряда Мазарета поспешил им на помощь. Мазарет нашел сержанта, невзирая на то что глубокая рана на его плече болела и кровоточила. Несколько вопросов и ответов подтвердили подозрения Мазарета. Более ста пятидесяти человек Ясгура вышли из задних ворот, когда рыцари еще только подходили.

— Они не стали нападать, просто прошли через нас, — сказал сержант. — Прошли и ушли.

— Куда они направились?

— К реке.

Мазарет кивнул. В Церковный Форт. «Это ровно то самое, что должен был сделать я», — подумал он, направляясь к своим офицерам.

Схватка внутри казармы завершилась, на полу сидела кучка пленников. Мазарет холодно разглядывал их, отдавая приказы об охране здания и размещении в нем раненых. Тем временем прибежал гонец: атака Яррама на Прибрежные Казармы прошла успешно, без всяких случайностей, захвачено почти триста пленных. А вот в Железный Казармах некоторые из людей Ясгура забаррикадировались внутри, и после яростных атак отряд Мазарета недосчитался двадцати человек, среди которых был и Цебруль.

Когда Мазарет спросил Медвина, как обстоят дела во дворце, оказалось, что там тоже все идет не лучшим образом.

— Бардоу с Коделем и его отрядом никак не могут найти внутренние покои, — пояснил он, вытирая руки обрывком занавески. Он возился с ранеными, и его обычно безупречный плащ был заляпан кровью. — Дворцовые стражники продолжают оказывать сопротивление, несмотря на силы Бардоу и сопровождающих его магов. У них, как оказалось, есть и магическая защита.

— А что с ритуалом? Он завершен?

Медвин устало улыбнулся:

— Если бы это произошло, среди нас не осталось бы ни одного, кто мог бы задать этот вопрос. Нет, он продолжается. Помнишь Зал Переговоров?

— Помню.

— Это там, это место охвачено настоящей паутиной заклинаний, каждое из которых сильнее предыдущего, и я не в силах пока что понять, что именно они защищают…

Из караулки вбежал солдат и отдал честь Мазарету:

— Господин Командующий, мосты горят!

Мазарет некоторое время смотрел на него неподвижным взглядом, потом взял его за плечо:

— Покажи мне.

Со ступеней у черного входа Мазарет оглядел всю темную громаду Беш-Дарока. Многие дома в южной части города были выстроены на холмах и прочих возвышениях, он видел, как ряды крыш, башен и куполов уходят к реке Олодар. Линия извивающихся огней факелов и масляных ламп обозначала путь реки, текущей через город, теперь к их сиянию добавился и огонь двух полыхающих мостов. Искры взлетали вверх, ветер гнал облака дыма на восток, к побережью. Пока они стояли и смотрели, третий мост вспыхнул в нескольких местах и тут же загорелся, — Мазарет понял, что люди Ясгура используют масло. Появился еще один лазутчик Коделя, он тяжело дышал.

— Командующий Мазарет? — спросил он, вглядываясь в лица.

— Это я.

Лазутчик подошел ближе, поклонился, потом негромко заговорил:

— Господин, у меня плохие новости.

Мазарет глубоко вдохнул, успокаивая себя, потом произнес:

— Продолжай.

— Командующий Яррам с прискорбием сообщает, что лорд Таврик и его товарищи попали в засаду на северном берегу. По Мосту Копий и по Мосту Королевы пройти нельзя, не хватает людей, которых можно было бы отправить через восточные мосты…

Мазарет подавил в себе охватившие его разом гнев и страх:

— Он хочет узнать, не пошлю ли я кого-нибудь из своих людей, так? — Он пододвинулся к лазутчику. — Я полагаю, что через несколько минут ни одним из мостов нельзя будет воспользоваться. Я хочу, чтобы ты и твои люди нашли другой способ переправиться через Олодар. Лорда Таврика необходимо найти и доставить сюда целым и невредимым, другого решения нет.

Лазутчик некоторое время выдерживал его взгляд, потом судорожно вздохнул, отвел глаза и кивнул:

— Как вы прикажете, господин. Мы вернем наследника.

— Я уверен в этом! — ответил Мазарет, вкладывая в свои слова как можно больше доверия. — Все мы сыны Матери-Земли; пока мы сражаемся за нее, она поддерживает нас.

Люди во дворе вдруг ободряюще закричали, повторяя имя Таврика, но Мазарет продолжал смотреть на лазутчика:

— Теперь ступай.

Лазутчик исчез, а Мазарет вернулся обратно в казарму, устало моргая. «Ради Матери, какие еще беды поджидают тебя, мальчик?»

Таврик поспешно прижал к носу мокрую тряпку — ветер нес новые клубы дыма к их убежищу на крыше. Когда лазутчик привел их сюда, после того как загорелся Мост Королевы, это место показалось надежным пристанищем: небольшой закуток, закрытый с трех сторон крышами, а с четвертой — ограниченный рекой. Теперь оно походило на западню. У всех ручьями текли слезы от разъедающего глаза дыма, волосы и одежду покрывал слой пепла, а открытые участки кожи были в багровых пятнах от осевших там искр.

— Сколько он еще там пробудет? — пробормотал Таврик, когда облако дыма проплыло.

Оружейник осуждающе посмотрел на него покрасневшими глазами:

— Столько, сколько необходимо, так что говори тише.

Таврик пожал плечами и повернул голову, уставясь на южный берег. На улицах кое-где горели фонари, но они освещали только зажиточные районы на холмах. После захода солнца непроглядная тьма опускалась на мастерские и дома бедноты, ее нарушали только огни в пивных или зарева продолжающих работать и ночью кузниц. Дворец противостоял всему городу. Это было средоточие огней, на всех четырех стенах полыхали факелы, огни светились в каждом окне Высокого Шпиля. Когда-то там обитали Катримантинские Императоры, теперь он превратился в логово Ясгура и его приспешников. Ночью дворец казался огромным кораблем, идущим навстречу темной-претемной волне.

— Огонь с одного из мостов пошел дальше, — произнес Эйгил.

Знаменосец лежал, растянувшись во весь рост, на одном из скатов крыши и смотрел на север, на горы. Не обращая внимания на хмурое лицо Оружейника, Таврик шагнул через конек крыши и подобрался к Эйгилу. Тот подождал, пока он усядется рядом, а потом молча показал рукой.

Это был северный мост, Мост Копий. Дома на берегу реки рядом с ним занялись огнем. При яростном свете пламени Таврик видел толпы людей, пытающихся как-то подавить пламя, передающих по цепочке ведра с водой. Таврик всем сердцем рвался к ним. «Это те люди, которым я принес зло и боль. Пока что мы доставили им только страдания…»

Над ними проплыла еще одна громадная завеса дыма, заслонившая все. Эйгил закашлялся, Таврик вторил ему, когда его вдруг кто-то окликнул. Обернувшись, он увидел сквозь дым Оружейника, который звал его, маша рукой:

— Лазутчик вернулся… нам пора уходить.

Словно гора упала с плеч Таврика, он старался не спешить, помогая Эйгилу спускаться по крыше к люку. Несколько человек уже спустились, оставались только они. Наконец все семнадцать собрались на чердаке, кашляя и бормоча проклятия. Оружейник повернулся к лазутчику, низенькому тощему человеку, на губах которого вечно играла саркастическая улыбка:

— Как вернуться обратно на юг? Хоть один мост уцелел?

— Нет… я смотрел лодки, на этом берегу не осталось ни одной целой.

— Можно вплавь, — предложил Таврик. Оружейник помотал головой, а лазутчик хихикнул: — Не сезон, парень. В воде полно ядовитых червей, течение быстрое, вода глубокая. Этой ночью реку не перейти.

Лицо Оружейника потемнело, он опустил на плечо лазутчика тяжелую руку в латной перчатке.

— Кончай эти игры, ответь, как нам попасть обратно! — прорычал он, потом добавил: — И скажи, как тебя зовут.

Лазутчик ответил ему ледяным взглядом, Таврик ожидал какой-нибудь колкости, но тот вдруг улыбнулся:

— Я известен под именем Рачо, о Безымянный, а единственный выход отсюда — через Черный Шлюз.

К изумлению Таврика, Оружейник захохотал:

— Я расскажу о тебе Коделю, коротышка. Ты мастер говорить гадости.

— Что такое Черный Шлюз? — спросил Таврик.

— Главная канализационная труба в северной части города, — объяснил Рачо, изо всех сил стараясь сдержать усмешку. — Она ведет в Эшел, приток Олодара, а потом выходит на побережье.

— Значит, мы пойдем к морю вместе с дерьмом и всем остальным, — подытожил Оружейник.

Все стали возмущаться вполголоса, но Оружейник сурово посмотрел на них сверху вниз:

— Нечего жаловаться. Думаю, я добавлю это в нашу программу тренировок, когда мы выберемся отсюда. — Он повернулся к лазутчику. — Ты точно уверен? Я не хочу обнаружить потом, что был другой путь, проще и короче.

— Клянусь могилой отца. Шлюз — единственный надежный ход наружу. Наши люди дадут всем вам специальные непромокаемые плащи.

— Прекрасно, тогда идем. Ты поведешь.

Рачо улыбнулся и нагнулся, чтобы открыть люк в полу чердака.

Они оказались в добротном городском доме, все двери были заперты, окна забраны ставнями изнутри и снаружи. У маленького лазутчика оказался с собой ключ от задней двери, которая бесшумно повернулась на прекрасно смазанных петлях. Они вышли в маленький, ограниченный высокими стенами дворик под нацеленные на них луки троих в капюшонах. Оружейник в мгновение ока выхватил кинжал, но не стал ничего делать, увидев, как опускаются луки.

— Свои, — успокаивающе произнес лазутчик, потом посмотрел на Таврика и закатил глаза в комическом отчаянии. Таврик подавил желание засмеяться вслух.

— Прекрасно. — Оружейник убрал кинжал в ножны. — Мы пойдем все вместе, впереди пойду я и эти двое. — Он указал на людей с луками, потом ткнул пальцем в третьего. — А вот этот и наш добрый Рачо будут замыкать отряд.

Все трое посмотрели на Рачо, который коротко кивнул. Оружейник заметил это, задумчиво нахмурился и перевел взгляд на Таврика:

— Где ты пойдешь?

— Где… в конце. Эйгилу все еще нужна помощь.

— Как хочешь.

Таврик понаблюдал за тем, как Оружейник выводит отряд со двора. Обычно тот не спрашивал у него, где он хочет идти. Почему же теперь спросил? Уж не потому, что у него обнаружился талант к ведению людей за собой, возможно, это Кодель…

— Интересный тип! — произнес Рачо. — Вот уж не ожидал застать его здесь.

— Ты его знаешь? — спросил Таврик, помогая Эйгилу выйти со двора и шагая вместе с ним по задымленному переулку вслед за отрядом.

Лазутчик некоторое время молчал, прислушиваясь к шуму города: крикам, стонам, звукам бегущих шагов. Потом он наконец заговорил:

— Последний раз я видел его пятнадцать лет назад. Наша деревня присягала на верность одному лорду из клана Айронкилов. Ваш друг был кузнецом Айронкила и его магом. Он часто бродил по холмам вокруг деревни в поисках руды.

— И где это было?

— На Туманных островах, к востоку от Затонувшего Королевства Лелоранделаса. — Тень от его капюшона не скрывала его грустной улыбки. — За Бурным морем.

— Так ты из Кеременкула? — удивился Таврик.

— Вы называете это так.

Таврик понизил голос:

— Так… как же его зовут?

Рачо захихикал:

— Это я сохраню при себе. Вряд ли он поблагодарит меня за болтливость… — Он остановился и посмотрел за спину Таврика. — Боги, неужели сгорит весь город?

Таврик оглянулся в ту же сторону и едва не закричал. Просвет между двумя домами позволял рассмотреть часть реки и улицы, ведущие к дворцу. Крошечные фигурки карабкались по стенам дворца, а из верхних окон самого Высокого Шпиля валили клубы густого черного дыма. Таврик смотрел, и вдруг откуда-то начал пробиваться звук, хриплый нечеловеческий вопль, несущийся со стороны дворца. Он начался единым предсмертным стоном, потом перешел в лязганье тысячи мечей и завершился чудовищным треском, эхо которого разнеслось по всему городу. И в тот же миг из окон Высокого Шпиля повалило пламя. Здание на миг скрыл огонь и снопы искр, потом часть стены рухнула, осев горой разбитых камней на зубчатой стене внизу.

Таврик смотрел, пораженный. Прежде чем он ушел с людьми Яррама, Бардоу сообщил ему, что Алель держат в башне и что он с Коделем отправится туда, чтобы освободить ее.

— Быстрее! — Рачо схватил его за руку. — Нам надо торопиться!

«Алель! — думал Таврик, едва поспевая за лазутчиком. — Во имя Матери, останься жива!»

Незадолго до того как Таврик со своими товарищами покинул задымленное укрытие, Алель стояла на затекших ногах у трона в Зале Переговоров и пыталась сдержать поток магии.

Зал представлял собой большую овальную комнату с высокими стенами, на которых были развешаны гобелены, являющие разные города и области несуществующей больше Империи. На массивных гранитных колоннах виднелись крюки для каких-то предметов, которые когда-то висели на них. Пол на возвышении перед троном был, можно сказать, подробной картой всего континента Толувераз, выложенной из полудрагоценных камней и кусочков цветного мрамора.

Когда-то, Алель была уверена в этом, он был отполирован и блестел, теперь его покрывал толстый слой грязи. От трона расходилось несколько канавок, некоторые из них извивались, образуя какой-то узор, а другие расходились пятью прямыми лучами, проходя через них. Все эти желобки были заполнены зеленым светом, на концах пяти лучей стояло по медному сосуду. Такие сосуды были здесь повсюду, все они светились зеленым и издавали негромкий звон.

Алель стояла у лестницы, ведущей на возвышение к трону, в небольшом круге, от которого начинали свой бег все канавки. Рядом с ней находилась небольшая колонна-алтарь, на которой сверху лежали простой загнутый кинжал и странный, похожий на яйцо предмет, сделанный из чего-то напоминающего серо-коричневое дерево. Сначала ее пугал кинжал, но теперь дикий темный ужас в нее вселял именно этот предмет.

За ней, держа концы веревок, обхватывающих ее горло и руки, стоял человек по имени Дов Коррен, который схватил ее у северных ворот Уметры и увез из Седжинда. Алель ненавидела его даже больше, чем Слуг и могонских шаманов, ведь он долго вынашивал свое предательство под маской дружелюбия. И это предательство должно было быть щедро оплачено. Он не раз на пути сюда хвастливо рассказывал, какая часть королевства станет его собственностью, когда Повелитель Сумерек ступит на землю. Алель считала, что он просто самодовольный идиот.

С другой стороны зала подошел слуга в желтой рубахе и что-то зашептал Дов Коррену. Коррен откашлялся, потом заговорил:

— Брат Галред, повстанцы захватили Императорские и Прибрежные Казармы, Железные же пока держатся. Те, кто пробивается во дворец, сейчас в передних комнатах этажом ниже, там их и остановили. Однако капитан стражи просит подкрепления.

В глубине комнаты стояли двое Слуг, они внимательно разглядывали узоры пола. Тот, что был старше, с седыми, зачесанными назад, на военный манер, волосами, оторвался от созерцания сосудов, его тут же сменил второй Слуга, помоложе. Алель отвернулась, чтобы не видеть омерзительных белых глаз.

— Мне плевать! — ответил Слуга высоким грубым голосом. — Даже если бы этот Бардоу и шайка его подзаборных магов были у самых дверей, я расправился бы с ними одним движением и даже не вспотел. И не зови меня братом, ты не Ночной Брат и у тебя нет ни одного из пяти знаков. Называй меня впредь только «ваша светлость». Все ясно?

Алель услышала, как Коррен сглотнул, прежде чем ответить, но в его голосе не прозвучало ни гнева, ни страха.

— Да, ваша светлость.

— Великолепно. На таком повиновении и растут Империи. — Слуга Галред повернулся к своему помощнику. — Брат Мираз, мы готовы к Враолих Дору?

Мираз, темноволосый молодой человек с мертвым лицом, поклонился:

— Последний из связанных сосудов готов, и пять зевов установлены должным образом.

Галред довольно кивнул:

— Наши братья с Великими Повелителями Теней, а Переплетение Душ ожидает смерть. — Он посмотрел на Алель, и на этот раз она не смогла отвернуться. — Когда-то Повелитель Сумерек был единственным правителем, пока его не предали его вассалы. Скоро он восстановит свою власть, и все, что противится ему, будет отброшено прочь. Мираз, тебя ждут твои обязанности.

Молодой Слуга с ничего не выражающим лицом осторожно пробрался между сосудами, приподнимая одежды, чтобы не коснуться ни одного из них. Он встал на колени в нескольких шагах от Алель, отвернулся, качнулся вперед и упал на руки. Алель не заметила ни ножа, ни усилия, которым можно было бы загнать его в тело, но по канавкам вдруг полилась темная красная жидкость, а Мираз так и застыл на коленях.

Это была кровь. Алель с ужасом наблюдала, как она заливает все желобки, кроме того единственного круга, в котором стояла она сама.

Тут Галред, который бродил между канавками, встал в круг рядом с ней. Она невольно отшатнулась.

— Страх — это хорошо, дитя. Но оковы надежнее.

Она знала, что он имеет в виду. Когда они приехали в Беш-Дарок, он сделал для нее невидимого стража, который давил на ее руки, ноги и голову, как только она пыталась обратиться к Низшей Силе.

— Пора, — произнес Галред. — Коррен, здесь будет очень жарко, ты можешь укрыться в одной из боковых галерей. А можешь остаться и смотреть.

— Я останусь, ваша светлость.

— Как угодно. — Он снова уставился на узор из канавок, потом поднял паучью руку и начал произносить дико звучащие слова странным, глубоким голосом, похожим на рык животного. От наполненных кровью желобков поднялись радужные завесы, сияющий движущийся лабиринт с длинными острыми лучами в тех местах, где стояли сосуды. — Дай руку, дитя.

В его словах была такая сила, что она не могла сопротивляться. Пальцы у Галреда оказались костлявыми, сухими и горячими, он обхватил ее запястье, сдвинув веревку вверх к локтю. Прежде чем она успела отреагировать, он впихнул ей в руку что-то острое.

— Не бойся, — сказал он. — Больно не будет.

По ее руке растекалось что-то, от чего она перестала чувствовать что-либо, даже хватку Галреда, а не только его горячие пальцы, вообще ничего. Галред поднес ее руку к деревянному яйцу, говоря:

— Возьми Семя. Ты можешь пользоваться этой рукой.

Она сделала так, как было приказано, он взял в руку кинжал. Звон от связанных сосудов стал громче, а ее страх превратился в растущую тьму, которая становилась вес темнее и темнее.

— Дух Матери! — воззвал Галред. — Войди! Смирись перед Духом Мира, Повелителем Сумерек. Я повелеваю тебе пролитой кровью и твоим последним прибежищем!

Яркое сияние поднялось у Галреда над головой, пустые белые глаза устремились на ее пальцы, сжимающие то, что он назвал Семенем.

На одном из концов лабиринта канавок медный сосуд вспыхнул, завалился набок, и яркое пламя погасло. Сияющая завеса в этом месте дернулась, в волшебном звоне появилась какая-то печальная нота. Галред опустил кинжал и злобно посмотрел на лабиринт.

— Коррен! — позвал он голосом, полным холодной ярости. — Обойди кругом и поставь сосуд на место.

Алель ощутила, как веревки вокруг ее шеи и рук безвольно повисли, высокий тощий человек поспешил к сосуду. Он присел на корточки и протянул руку через сияющую завесу…

Вспыхнуло яркое красное пламя, и Дов Коррен отскочил назад, рука его была в огне. Он ударил ею по гобелену на стене, тот загорелся, а Дов Коррен упал на пол, колотя по нему обожженной рукой.

Галред выругался, подлез под завесу и побежал в обход к упавшему сосуду. Но не успел он даже дойти до него, как начали падать остальные сосуды. Он яростно рычал, а радужная завеса становилась все выше и ярче.

— Кто ты? — заорал он, оглядываясь по сторонам, заглядывая в открытые двери и пустынные боковые галереи. — Выходи, трусливый пес, покажись!

Огонь с гобелена перекинулся на соседний ковер, столб серого дыма стал толще. Алель видела, как огонь пожирает все вокруг, но там, где она стояла, воздух оставался свежим и прохладным. Зал заполнил ужасающий звук, похожий на звон тысячи мечей, но Алель смогла поднять только одну руку, чтобы закрыться от него. Вторая рука намертво приросла к Семени.

Галред словно потерял всякую ориентацию, он метался по галереям, его волосы опалило, одежды дымились, когда он касался завесы, но, казалось, он ничего не замечал. И через некоторое время рванулся обратно к Алель, держа перед собой кинжал. На его лице ясно читалась жажда убийства. Он прокричал что-то непонятное и пошел на нее.

Его прервало нечто невидимое, оно схватило его и закружило так, что захлопали полы одежд, а потом швырнуло в лабиринт. Алель видела, как он раскрыл рот, чтобы закричать, но закричала она сама — его раздирало на куски, конечность за конечностью, кость за костью. Из кусков вверх било пламя, крови не было, разорванная плоть исчезала в завесе, словно унесенная бурным потоком.

Завеса начала дрожать и вспыхивать, словно раздуваемая невидимым ветром. Языки света потянулись к пяти отдельным сосудам, которые черными дырами зияли на полу. Длинные змеи черного дыма выползли из них, Алель чувствовала, что они подбираются к ее телу и разуму, как и шум, жуткое металлическое звяканье, которое достигло теперь высшей точки.

«Закрой глаза…»

Голос зазвучал в ее голове, усилив ее страх и смятение.

«А теперь закрой глаза, мое последнее сокровище…»

Она закрыла глаза, и мир раскололся одним слепящим и оглушающим треском, который длился, длился и длился…

Когда чудовищный звук замолк, когда до ее ноздрей донесся запах гари, когда она поняла, что лежит скорчившись на полу, сжимая в руке что-то шершавое и тяжелое, Алель открыла глаза.

Почерневший, закопченный пол и стены, все еще горящие кое-где огни, куски разбитой колонны, оплавившиеся и раскрошившиеся, и гигантская дыра в стене, через которую были видны звезды и облака. Сквозь дыру задувал ветерок, шевеливший лежащую на полу золу.

Она понятия не имела, что этот тип все еще здесь, пока он не выхватил Семя из ее ослабевшей руки.

— Обряд совершится… — Его скрипучий голос мучил ее. — Я еще получу мое королевство…

Не обращая внимания на ее мольбы, он схватил ее за руку и потащил по грязному полу в галерею. Послышались удары в дверь. На полпути к галерее он упал, вскрикнув от боли, и, прежде чем снова схватил ее, дверь разлетелась в щепы под радостные крики множества людей. Отчаянно вскрикнув, он вскочил на ноги и метнулся в темноту галереи.

Через миг дружеские руки помогли ей сесть, подали воды. Кодель опустился на колени рядом с ней и осторожно вытер ее лицо мокрой тряпкой.

— Ищите Семя, — произнес кто-то. — Оно должно быть здесь.

Алель смущенно покачала головой.

— Я потеряла его, — произнесла она виновато. — Он схватил его, а я не смогла его остановить.

— Кого? — спросил Кодель.

— Дов Коррена, — ответила она и разрыдалась.

 

ГЛАВА 27

Когда раскаленный, обжигающий ветер остыл и унесся прочь, когда призрачные очертания Зала Переговоров, засыпанного золой и закопченного, наконец растаяли, на освещенной факелами поляне остались стоять пять человек.

Бернак прерывисто вздохнул, стараясь ничем не выдать сбою радость. Это все еще был он, все еще живой. Его собственная сила утекла, чтобы слиться с другими в Переплетении Душ, он увидел это на заднем плане открывшейся ему картины. Еще там было чистое искреннее самопожертвование Слуги Галреда и аура Низшей Силы, окружавшая и защищавшая девушку. И Семя Матери, не вместилище, а скорее канал из Королевства Матери в реальный мир.

Бернак ощутил скрытые в Семени возможности, его невероятную, сметающую все силу, к овладению которой они почти совсем приблизились. Но гора не рухнула, вихрь не прорвался, а его душа осталась с ним. И в глубине души он был счастлив.

«Не так уж и глубоко, чтобы я не знал, насколько ты слаб», — заявила тень внутри его.

На миг перед Бернаком возникло видение налитого кровью глаза, и он заскрипел зубами. Его незваный компаньон все время «радовал» его подобными зрелищами, кусками ночных кошмаров, которые всплывали из глубин сознания в самый неподходящий момент.

«Я попирую на твоих старых костях, — подумал он. — Придет день, и я освобожусь от тебя, клянусь… В тот день я попирую на твоих костях».

Мысленным взором Бернак увидел кровавый оскал…

— Это действительно лучшее, что ты смог найти для нас?

Перед Истрегулом стоял призрачный силуэт Сокрытого. Бородатое лицо Истрегула дышало злобой.

— Ты, разумеется, сделал бы лучше.

— Думаю, да. Я, по крайней мере, поставил бы в этот зал полдюжины Слуг и еще дюжину…

— Похоже, брат, ты не совсем понимаешь, каковы наши связи со Слугами и их отношения с Ясгуром. — Он покачал головой, надвинув на глаза капюшон, теперь в свете факелов виднелась только неприятная усмешка. — Молодой вождь не допускает в город больше двух Ночных Братьев.

— Все было почти в наших руках, — засопел Сокрытый. — Тебе следовало лучше подготовиться…

— Как можно приготовиться к приходу невидимого врага? — примирительно произнес Бернак. — Тому, кто смог превзойти старшего Слугу?

Шлем Сокрытого повернулся к нему:

— Мы уже обсуждали то, что могут возникнуть непредвиденные трудности, значит, подобное предвидение было частью плана.

— Ты слишком поспешно судишь, брат, — вмешался Трэлор. — А мы, между тем, не слышали твоих предложений.

Трэлор и Гразаан, как и Сокрытый, виделись неясными размытыми контурами. На них не было шлемов и доспехов. Гразаан казался мрачным седым человеком в бело-голубых одеждах, а Трэлор — высоким симпатичным юношей в черном наряде.

— У меня есть собственные планы, — заявил Сокрытый. — Они прекрасно обдуманы и взвешены и должны быть более результативны, чем этот… спектакль.

— Но где доказательства? Мы не видели выполнения этих планов, — настаивал Трэлор. — Что еще мы можем осуществить, кроме Переплетения? — Он улыбнулся и взглянул на Бернака. — А ты, брат, у тебя есть какой-нибудь план, которому мы могли бы следовать?

— Нет.

Красиво очерченные брови Трэлора сошлись у переносицы, его миндалевидные глаза сузились.

— Совсем ничего?

Бернак засмеялся:

— Братья, неужели мне придется напоминать вам, что я был призван командовать могонским войском? Когда ваши заговоры и интриги не принесут ничего, мне придется подавлять бунты и заставлять мятежников подчиниться нашей силе и желаниям.

— Что ж, это радует, — мягко отозвался Трэлор. — Однако есть и другие пути, не обязательно рисковать. — Он повернулся к Истрегулу. — Мы уже обсуждали эту возможность.

Истрегул презрительно сморщился:

— Горла и Кешада? Слишком долго. Не мне вам рассказывать, что успеют сделать наши враги за эти недели. Нет, есть другие способы реализовать наши намерения…

Бернак с остальными слушал, а Истрегул описывал новый план. Все это время Сокрытый стоял, скрестив руки на груди, а в конце последней фразы уверенно кивнул.

— Да, это может сработать, — заявил он. — Если эти твои Слуги будут беспрекословно подчиняться нашим приказам и не пойдут против нас по слову нашего невидимого врага.

— Они будут нашими! — прокричал Истрегул, потрясая кулаком.

— Тогда ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Позови меня, когда придет время.

Он растаял. Бернак заметил, как Трэлор и Гразаан переглянулись.

— Все это рискованно, — заметил Гразаан. — Маги будут сопротивляться, и это может поставить под угрозу то, к чему мы стремимся. Потом, есть еще Ясгур, он может заартачиться.

Истрегул злобно ухмыльнулся:

— А, Ясгур будет играть свою роль. Я собираюсь послать одного из моих Слуг, чтобы он помог преодолеть его нежелание. А что до магов, они будут подчинены.

— Прекрасно, — отозвался Гразаан, но в его голосе не было особого воодушевления. — Можете рассчитывать на меня.

Трэлор согласно кивнул:

— И на меня.

— Этот Ясгур и его авангард менее чем в часе езды от Беш-Дарока, — добавил Гразаан. — Мы должны быть готовы к его прибытию.

Они с Трэлором развернулись, сделали шаг и тут же исчезли, растаяли в воздухе. Бернак улыбнулся вслед их дружному уходу.

— А ты, брат Бернак, что ты скажешь?

Не отводя глаз от того места, где только что стояли Трэлор с Гразааном, Бернак ответил:

— Как и прежде, я помогу общему делу.

— Без оговорок и исключений? Как ты доверчив.

Бернак резко повернулся к нему:

— Вовсе нет! Меня многое смущает. Этот твой план кажется мне тратой времени, он слишком сложен и не принимает в расчет врага, который, если ты помнишь, только что разрушил все твои построения. Может быть, ты слышал, что один из моих Слуг предотвратил попытку врага захватить Хрустальный Глаз.

Внезапная смена темы успокоила гнев Истрегула:

— Я слышал обратное. Так что?

— Разве мы можем быть уверены, что эти имперские ищейки не откопают какой-нибудь другой талисман, подаренный божеством в незапамятные времена, достаточно сильный, чтобы победить верховных Слуг?

Истрегул помотал головой:

— Нападение будет таким быстрым, что ни один маг в Беш-Дароке не устоит против нас. А после этого против армии Ясгура останется не больше тысячи повстанцев. — Он улыбнулся. — Жертвенной крови дюжины магов хватит, чтобы насытить Переплетение Душ на Враолих Доре.

— Какая самонадеянность! — Бернак не смог скрыть раздражения в голосе. — Твоя самоуверенность тебя погубит, брат. Но до тех пор я буду помогать тебе. В конце концов, остается шанс, что ты победишь. — Он натянул перчатки. — А теперь прошу прощения, вожди Войска ждут моих распоряжений. Не броди в тенях слишком долго, брат.

Сказав это, он хлопнул в ладоши, и факелы на поляне погасли. Но не успел он пройти несколько шагов, как они снова вспыхнули.

— Тьма приходит по моему приказу, брат.

С поляны по склону невысокого холма сбегала тропинка, она вела в лагерь Войска. Там, в долине, горели костры, воздух был душен от запаха дыма и конского пота. Несколько палаток уже поставили за его отсутствие, и, посмотрев вниз, в долину, Бернак увидел целое море людей: они сидели у костров, играли в кости и бросали дротики, раскатывали одеяла, готовясь ко сну. Кое-где над толпой реяли флаги и штандарты, некоторые из них были украшены амулетами из костей и ржавыми кусками доспехов, некоторые представляли собой простые драные тряпки с изображениями глаза или кинжала, тогда как другие были сделаны из прекрасных тканей, расшитых золотом или шелковыми лентами.

Одно из таких знамен стояло рядом с его палаткой. Длинный ярко-красный стяг с изображением солнца, поднятого на кончике черного меча. Это был подарок Велгарака, вождя Черной Луны, который настоял на том, что генерал Войска должен иметь собственный штандарт. Сначала Бернак согласился просто из вежливости, но потом некоторые воины (в основном из кланов Медвежьей Лапы, Черной Луны и Ледяных Черепов) стали носить это изображение, и теперь Бернак чувствовал себя польщенным каждый раз, когда замечал его.

Вокруг костра у палатки сидели его помощники и личные охранники. Все они встали при его приближении. Он выслушал отчеты лазутчиков, какие-то жалобы и просьбы, отдал распоряжения по лагерю, потом повернулся ко входу в палатку.

Но вход загораживал Обакс, прежде чем Бернак успел сказать что-либо, тот обратился к нему мысленно: «Великий лорд, в палатке вас ждет высокий гость».

Он отступил в сторону, Бернак просунул голову под полог и вгляделся в полумрак, прежде чем войти. Внутри было тепло, жар шел от масляной лампы, стоявшей на столе, за которым сидела призрачная фигура в узорчатом шлеме.

— Зачем ты здесь? — неприветливо спросил Бернак.

— Из любопытства, — ответил Сокрытый. — Еще я пришел с предупреждением.

— Тебя насторожило что-то в моих прежних высказываниях?

Сокрытый нетерпеливо замахал рукой:

— Судя по всему, ты не веришь нашему брату Черному Жрецу, но согласился помогать ему. Ты ничего не сказал о своих планах. Почему?

Бернак улыбнулся:

— Ты не понимаешь. Я не верю ни одному из вас, а особенно тебе. А что до помощи нашему брату, я счастлив позволить ему и остальным воплотить ваши планы и совершить все положенные ошибки… пока что. — Он задумчиво поскреб подбородок. — Твое предупреждение касалось Черного Жреца? Я присматриваю за ним, что, без сомнения, делаешь и ты.

— Он едва не похитил Семя Матери, — пояснил Сокрытый. — Если бы ему это удалось, он захватил бы всю силу в свои руки, это было бы концом для всех нас.

Бернак ткнул в него пальцем:

— Это ведь был ты? Ты был одним из тех, кто разрушил заклинание.

— У меня есть свои люди, а у них есть их люди. Но пойми, он попытается еще раз, нужно быть начеку.

— Я всегда начеку, — ответил Бернак.

Сокрытый поднес руку к шлему, и тот исчез, явив лицо человека с суровыми чертами, ярко-рыжими волосами и темными непроницаемыми глазами. Складки у рта выдавали его жестокость. Бернак едва не рассмеялся вслух.

— Теперь я верю тебе еще меньше, — сообщил он.

Тот покачал головой:

— Как тебе угодно. Но в твоих интересах приглядывать за Жрецом и знать все о его планах и действиях, поскольку он пойдет против нас всех, я это точно знаю. Вопрос только в том, как и когда.

И он исчез в мгновение ока. Бернак задумчиво смотрел на пустое место перед собой. Его одолевали мрачные мысли. Потом он вышел на улицу и приказал сворачивать палатку.

Ночь была похожа на темный и холодный сон, и Джилли ехал вслед за Ясгуром и вел за собой авангард по дороге, ведущей в Беш-Дарок. Рядом с Джилли на горячем черном жеребце скакал Газрек, заместитель Ясгура, а перед ним, рядом с вождем, ехал старик Атрок, его одежды трепетали на ветру.

С момента отъезда из Аренджи прошло три дня, полных событий. Дважды они подвергались нападениям бандитов, и оба раза Ясгура спасали от «случайностей». Один раз Газрек отбил стрелу, несущуюся прямо в горло принца, второй раз это был один из верных людей, который прыгнул на седло к Ясгуру и прикрыл его собой от копья. Оба виновных, люди из Кровавых Кулаков, были отправлены назад в свой клан. Ясгур, чье недоверие росло и ширилось, оказался между своих советников и нескольких охранников, с одной стороны, и двумя сотнями или даже больше Двойных Ножей и Кровавых Кулаков и их шаманов, с другой.

Подозрения усилились, когда вечером к Ясгуру прискакал окровавленный гонец из Беш-Дарока и сообщил, что город в руках повстанцев. Ясгур тут же отправил гонцов к двум оставшимся формированиям, а сам выехал в Беш-Дарок. Через некоторое время один из гонцов вернулся с престарелым советником Атроком, который сообщил утешительную новость, что отправленная на Седжинд армия повернула назад и меньше чем через два часа подойдет к Беш-Дароку.

Они оставили за спиной обширные равнины Калена, дорога шла теперь среди поросших лесом холмов к западу от города. Среди этих холмов было разбросано множество городишек и деревень, некоторые из которых были знакомы Джилли по его поездкам с поручениями от Мазарета. Эти земли начали обживать много веков назад. Здесь было полно полей, ферм, фруктовых садов и поместий с собственными лесами и садами. Лазутчики приходили и уходили, несколько раз возникали группы неопознанных людей с факелами, бродяг, которые моментально растворялись при виде штандартов Ясгура.

Беш-Дарок мерцал огнями менее чем в часе езды, часть города скрывал лесистый хребет. Чем ближе надвигался город, тем чаще Джилли приходила мысль о побеге. В Беш-Дароке сейчас Рыцари и Дети Охотника, Джилли просто обязан быть с ними, даже если армия Ясгура начнет осаждать стены.

Однако побег был предприятием сомнительным, за торговцем приглядывали шесть могонцев, недобрый огонек в их глазах выдавал желание наброситься на него, как только он сделает неверный шаг. О существовании двух таких стражей он подозревал и сам, но Атрок указал ему еще четверых.

— Вон тот, с копьем, на случай, если ты обойдешь этих двоих, — сказал старый могонец само собой разумеющимся тоном. — Тот, с луком, на случай, если копьеносец промахнется, а оставшиеся двое, без доспехов, погонятся за тобой, если ты каким-то чудом сумеешь увернуться и от стрелы. — Атрок усмехнулся, но не злобно и похлопал Джилли по плечу. — Видишь, как мы ценим твое общество, южанин?

Когда дорога пошла по краю хребта, наступили самые темные ночные часы. Склон рядом с ними был крутым, поросшим деревьями и кустами и нависающим над землей, утопающим в густой тени, но впереди дорога сворачивала вправо, выводя на открытое место. Джилли разглядывал темную стену листвы, стараясь ничего не пропустить, разве не здесь проходит пара контрабандистских троп, ведущих через хребет? Если он сумеет разглядеть в кромешной тьме тропинку, а потом добраться до нее, не получив стрелу или копье в спину, его уже никто не сможет догнать. Он был уже почти на краю, Газрек ехал справа от него на расстоянии вытянутой руки. Необходимо сделать так, чтобы Газрек оказался между ним и его стражами, или можно заставить его упасть, сделать так, чтобы лошадь сбросила его…

Откуда-то спереди донесся крик, и Ясгур поднял руку, делая знак своим воинам остановиться, из темноты выехал один из лазутчиков. Кто-то из слуг подъехал с зажженной лампой, пока Ясгур с Атроком шептались с приехавшим шпионом. При свете потайного фонаря Джилли успел разглядеть, как лазутчик передал Ясгуру скомканную ткань, которую тот расправил и убрал в свою сумку.

В следующий миг Ясгур уже скакал бешеным галопом за лазутчиком, который вел их туда, откуда явился. Джилли погнал своего коня, чтобы не отстать от Газрека, который бросил на него мрачный взгляд. Вплотную за ними ехал один из стражей. Он невольно выругался: при таком бешеном темпе разглядеть тайную тропу не было никакой возможности.

Меньше чем через милю отряд замедлил ход, лазутчик выехал с узкой тропинки, идущей вверх по крутому склону. Прямо перед Джилли Ясгур с Атроком вступили в негромкую, но нервную беседу, которую они прервали, когда Джилли и другие всадники подъехали ближе и остановились. «Любопытно», — отметил про себя Джилли.

В этой части хребта растительность была особенно густой и состояла в основном из собачьего плюща и терновника, воздух под деревьями стоял сырой и душный. Тропинка, которая когда-то была шире, миновала два ручья, обогнула одинокий старый утес, потом снова на пути показался край хребта. Когда-то здесь стоял форт, и все еще можно было различить остатки стен, заросшие мхами, образующие ровный прямоугольник. Земля рядом с фортом когда-то была расчищена, возможно, даже присыпана солью, но с годами кусты и деревья проросли на ней и потянулись через все пространство к густому лесу.

Среди руин горели факелы, при приближении авангарда забегали люди. Ясгур с Атроком спешились, а за ними и все остальные, почти двести всадников. Шестеро могонцев в плащах с капюшонами, особый отряд лазутчиков и следопытов Ясгура, привели трех пленных и заставили их встать на колени. Ясгур пошел к ним, а Джилли разглядывал их со стороны. Все были молоды, его взгляд задержался на одном из них, который показался ему знакомым, — белокурый юноша с отчаявшимися глазами.

Внезапно он узнал юношу, и его тоже охватило отчаяние, отдавшееся болью в животе. Это был Таврик, наследник Трона. Но что он делал за городом, если Мазарет и остальные захватили власть? И как могонцы могли быть так жестоки, что связали и его искусственную руку за спиной?

Ясгур развернул принесенный лазутчиком кусок ткани и пошел прямо к Таврику, волоча материю по земле. Ткань оказалась белым флагом, посвященным Древу, — символом мертвого Императора и погибшей Империи. Когда он подошел к Таврику, то сделал движение свободной рукой, приказывая ему встать. Когда тот встал, мертвая тишина повисла над руинами, холодок пробежал по спине Джилли, наблюдавшего эту встречу.

— Я слышал о твоей руке, — начал Ясгур. — Я хочу взглянуть.

По его кивку один из лазутчиков разрезал веревку и поднял правую руку юноши. Кожаный рукав и перчатку сняли, и от локтя до кончиков пальцев засиял металл. Воины взволнованно зашумели и зашептались, Джилли застыл в изумлении.

— Отлично сработано, — одобрил Ясгур. — Это магия?

— Я… — Таврик взял себя в руки. — Я не знаю.

Джилли посмотрел на Ясгура и понял, что за его суровостью скрывается неуверенность и сомнение. Интересно, знает ли он, кто такой Таврик?

— Ты сильно рискуешь с этой рукой, — продолжал Ясгур, взмахивая флагом. — И с этим.

— Иногда риск у человека в крови, — спокойно ответил юноша.

— Это поэтому твои войска захватили мой город?

— Разве преступление отнять украденное?

Ясгур медленно растянул губы в улыбке, довольный. Джилли показалось, что тот оценил фразу.

— А теперь мне предстоит решить, что с тобой делать, — заявил Ясгур. — Я могу отдать тебя Совету Старейшин, который не станет проявлять к тебе сострадания. Я могу отправить тебя к Слугам, они будут еще суровее. Еще я могу пытать тебя сам.

Воины засмеялись, все лица засветились весельем. Джилли помертвел.

— Но вернет ли это мой город? — рассуждал Ясгур. — Станет ли это гарантией сохранности моей собственности, которая и без того уже пострадала? Нет, Беш-Дарок мой. — Его рука сжалась в кулак, которым он указал на Таврика. — И ты мой.

Ясгур злобно оглядел стоящих вокруг него воинов, в основном Двойных Ножей и Кровавых Кулаков, — открытый вызов его воинам.

— Я принял решение, — объявил он. — Эти трое отправятся в город с сообщением для своих: оставьте Беш-Дарок в течение часа, и вас не тронут. Если этого не произойдет и вы останетесь в городе, моя армия войдет в него и всех вас вырежут без пощады.

Потрясенное молчание повисло после этих слов, Джилли увидел, как многие смотрят на своего командира с неприкрытой ненавистью. Ясгур же повернулся к Таврику:

— Мои слова должны дойти до твоих капитанов без изменений, поклянись, что ты точно передашь их.

Но прежде чем Таврик успел ответить, вперед вышел человек с посохом. Это был один из двух шаманов, отправленных Бернаком с авангардом, Кровавый Кулак по имени Ярул. Его костлявое тело отбросило длинную тень, он указал на Ясгура раздвоенным набалдашником своего посоха.

— Ты позоришь память своего отца, — сказал Ярул. — Могучий Хегрун никогда бы не заключил позорного соглашения с врагами…

— Кто ты такой, чтобы говорить, что стал бы делать, а чего не стал бы делать мой отец?! — закричал Ясгур в ярости. Он двинулся на шамана. — Ты забыл, кто здесь твой хозяин?!

Шаман поднял посох, и тотчас подошли два десятка воинов. Джилли в наступившей суете и шуме схватили несколько рук и прижали к земле. Ясгур ругался и яростно потрясал кулаками, его окружило плотное кольцо Двойных Ножей. Повсюду теснили личную гвардию Ясгура, даже Газрек упал на землю под градом ударов.

Таврика никто не тронул, но его продолжали охранять, он и его товарищи могли только наблюдать за происходящим в безмолвном изумлении.

Наконец вся суета кончилась и возникло какое-то подобие порядка. Джилли обнаружил, что стоит на коленях напротив всклокоченного, но гордого Атрока и Газрека с кровоточащей губой. Ясгур тоже стоял на коленях в нескольких шагах от них, связанный и с заткнутым ртом, а остальные воины толпились рядом, полукругом. Джилли ощущал жар их тел и запах застарелого пота. Но больше всего от них веяло ожиданием дальнейших событий.

Несколько воинов за спиной Ясгура разошлись в стороны, вперед вышел улыбающийся шаман Ярул. За ним двигался второй шаман, которого вели двое могучих могонцев. Шаман был совсем маленьким старичком, прикрытым кусками шкур, связанных между собой жилами. Он был почти в трансе: его закрытые глаза вращались, пот ручьями лил по старческой коже, на подбородке застыли капли крови, вытекшие из прокушенной губы. Его руки вращались в суставах, и, если бы не его стражи, он не мог бы двигаться.

Ярул посмотрел на него с видимым удовольствием, потом перевел взгляд на Ясгура, подошел к нему и, не церемонясь, выдернул у него изо рта кляп.

— Твоя судьба была в твоих руках, о принц, — произнес он насмешливо. — Ты мог бы приказать уничтожить этих врагов, но ты выбрал иное. Значит, теперь тебе суждено оказаться в цепях и в клетке.

Ясгур попытался плюнуть в него, но вместо слюны выступила белая пена. Шаман трескуче рассмеялся, потом повернулся к своему обезумевшему наставнику. Он обхватил его голову обеими руками, сжимая виски и уши, и большими пальцами открыл верхние веки, вглядываясь в невидящие вращающиеся глаза.

— Все готово, учитель, — донесся до Джилли его шепот. — Пахота ждет семян.

Он вскинул вверх руки, отступил назад и махнул двум воинам, чтобы они держали крепче. Ничего не изменилось. Но потом по рукам старика прошла дрожь, как будто он сильно замерз, дрожь перешла на плечи, потом на голову. Она распространялась, пока все тело не начало дергаться, а голова не принялась болтаться на шее во все стороны. Его грудь конвульсивно дергалась под покрывавшими ее шкурами, с кривящихся губ слетали какие-то неясные звуки. При свете факелов зрелище казалось особенно ужасным.

Когда Джилли стало казаться, что старик вот-вот умрет, его конвульсии перешли в позывы к рвоте, которые становились все сильнее и сильнее. Все молчали, в напряженной тишине раздавались лишь неприятные звуки, которые становились все громче, из широко раскрытого рта вывалился бледный пересохший язык. В глазах светился животный ужас, какой-то миг они глядели на Джилли.

Кто-то в толпе ахнул, его крик подхватили другие, и тут Джилли увидел это — зеленое свечение, вырвавшееся изо рта старого шамана. Внутри его горело особенно яркое изумрудное пятно, оно соскользнуло с нижней губы старика и вылетело. Немного покружило в воздухе, приковывая к себе все взгляды, а потом рванулось к Ясгуру.

Он инстинктивно отвернулся, и не один Джилли вскрикнул, когда изумрудное пятнышко ударило принца в щеку и зарылось в нее. Из раны захлестала кровь, Ясгур закачался в стороны на связанных ногах и заревел от боли и страха. Начался сущий ад. Одни отшатнулись от ужасного зрелища, другие полезли вперед, чтобы увидеть, и через все это пробивался голос шамана Ярула, отдающего бесполезные приказы.

Наконец толпа умолкла и отхлынула назад. Джилли увидел, как Ясгур поднимается на ноги, в его движении была свобода и расслабленность, в руках он держал обрывки веревок. Но теперь вокруг него сияла изумрудная аура, она двигалась и переливалась, бросая на его лицо нездоровую, зеленую тень, глаза горели злобной силой, губы кривились в плотоядной улыбке.

— Могучий Хегрун! — воскликнул шаман, кидаясь к ногам повелителя дикарей. — Мы твои слуги, приказывай!

«Хегрун? — Джилли почувствовал, как его сковывает страх. — Что это за магия?»

Человек, которого именовали Хегруном, не обратил внимания на приветственные крики, он отошел от распростертого на земле шамана и двинулся прямо к Таврику, который так и стоял со связанными за спиной руками. Юный наследник слегка вздрогнул, когда могучий вождь склонился над ним, пристально вглядываясь в его черты, его зеленая аура коснулась волос и лица Таврика.

— Я чую его в тебе, — сказал Хегрун. — У вас общая кровь и общая судьба. — Он обвел взглядом толпу, его ищущий взгляд остановился на Атроке. — Ну что, старик, все еще коптишь небо? Суешься в чужие дела?

Атрок вскинул голову:

— Каждому свое, господин.

Новоиспеченный Хегрун засопел:

— Ты совсем не изменился. Даже когда ты говоришь мало, это все равно слишком много. — Он посмотрел на шамана. — Привяжите мальчишку к дереву и поджигайте и дайте мне копье. Посмотрим, так ли хорошо он горит, как его отец.

Раздались вопли восторга и ненависти, толпа могонцев разбрелась по группкам, собирая хворост и рубя дрова. Сопротивляющегося Таврика потащили к тощему деревцу, Джилли громко выругался, за что тут же получил по зубам от одного из охранников. Атрок наблюдал за всем происходящим с ледяным спокойствием.

Потом Джилли увидел, как мучители Таврика рухнули на землю, из их шей торчали оперения стрел. В воздухе просвистели еще стрелы, раздались болезненные крики, несколько факельщиков упали, факелы погасли и задымили. Хегрун и его шаманы выкрикивали приказы в темноте, у себя за спиной Джилли услышал свист стрелы, вонзающейся в плоть, и увидел, как упали его стражи. Он тут же вскочил на ноги и помчался к Таврику, но тут из ночного неба начали падать огни. Воины в панике бросились прочь из руин, отвязывая лошадей и гоня их в ночь. Но не многие из них сумели домчаться до края хребта.

Пока Джилли бежал к Таврику, уворачиваясь от огней (это оказались пучки травы, пропитанные маслом), он краем глаза успел заметить Ясгура-Хегруна, несущегося на Таврика с копьем в руке. Рядом с мальчиком стояли два человека с мечами, они разрезали веревки. Как только его освободили, он, к ужасу Джилли, прыгнул вперед и пошел на могучего могонца грудью. Он ловко отбил копье и ударил Хегруна по лицу металлической рукой, свалив его на землю.

Хегрун, хоть и лишился копья, не собирался сдаваться, он пнул Таврика ногами так, что тот упал рядом с ним. Пока тот барахтался в пыли, Хегрун поднялся на ноги и захохотал.

Джилли изо всех сил спешил к бывшему вождю. «Я до тебя доберусь, — мрачно думал он. — Еще несколько шагов…»

Два события произошли одновременно. Из темноты вынырнул огромный черный силуэт, всадник с конем, понял Джилли. Он успел заметить, как всадник двинул коня на Хегруна, прежде чем страшная тяжесть придавила его к земле.

— Я же говорил, что мы ценим твое общество, — донесся до его ушей знакомый голос, пока он пытался очистить лицо от грязи. Ему показалось, что он заметил, как всадник сажает Таврика на коня. Потом последовал удар по голове, и больше он ничего не видел.

На топком берегу реки Бернак стоял рядом с дымящейся ямкой, а Истрегул вглядывался в ночь. Все они видели драму, разыгравшуюся на вершине хребта у Беш-Дарока, трое Повелителей Теней ушли, а Бернаку было интересно, что станет делать Истрегул теперь.

— Парню повезло с союзниками, — произнес он. — Выбраться из такой западни…

— Ты все узнаешь позже! — резко оборвал его Истрегул.

Бернак стиснул зубы, сдерживая гнев, направляя его в нужное русло, заставляя работать на себя.

— Какая жалость, что твои Слуги сваляли такого дурака и позволили ему ускользнуть. Надеюсь, остальные не такие… рассеянные.

Черный Жрец обернулся, от него волнами исходила ненависть.

— При жизни Хегрун был обычным человеком, что и сказалось. К тому же, что может сделать мальчишка, кроме как вернуться в город, который окажется в наших руках еще до рассвета.

— Так обещали тебе Слуги, — возразил Бернак. — Как ты можешь быть таким уверенным?

— Я продумал каждую деталь, каждое звено в цепи. Все сработает. — Он указал на Бернака рукой. — Не испытывай мое терпение. Я не терплю насмешек.

Истрегул развернулся и пошел к своей лошади, сопровождаемый несколькими Слугами, двое из которых тащили ослабевшего, безжизненного шамана. Бернак позволил себе улыбнуться. Он наблюдал, как все они работали с Истрегулом, рыли коническую яму, чертили какие-то узоры, потом стояли, вглядываясь в изумрудное сияние, поднимающееся вверх, вдыхали пар, исходящий из самого сердца магии. Потом заставили жаждущих мести духов подняться в виде зеленых искр и поместили их в рот одурманенного шамана.

Все это Бернак наблюдал, понимая неведомым ему чувством, что именно происходит, что означает каждый шаг процедуры, как все соединяется между собой и как это будет работать. Старый шаман был привязан к двоим из свиты Истрегула: один служил для входа, другой для выхода. Ему вспомнились слова, когда-то произнесенные Обаксом, что Слуги — скульпторы человеческих душ, они могут обработать человека как мрамор, вытачивая, отсекая, полируя, даже склеивая рассыпавшиеся обломки.

Теперь, когда Бернак осторожно пробирался по грязи к своей лошади, слова Сокрытого о том, что за Жрецом необходимо присматривать, показались ему особенно справедливыми. Бернак уже знал, кто из вождей кланов принадлежит Черному Жрецу и кто готов пойти за ним, но он ничего не знал об отношениях Жреца со Слугами. Все ли Слуги его союзники или только некоторые?

Сидя в седле с намотанными на руку поводьями, он прислушивался к словам песни, которую где-то впереди пели всадники. Слова были простыми и прекрасно укладывались в ритм скачки. Он улыбнулся и посмотрел через плечо на своих гвардейцев:

— Передайте всем, мы выступаем. Им будет потом о чем петь!

 

ГЛАВА 28

В холоде, темноте, в оковах, Сувьель отчаялась. Холод этот был тяжелым и всепроникающим холодом каменных стен, никогда не видевших света; она находилась в клетке, вертикально поставленном гробу без верха, к которому она была прикована. Сувьель хотела бы поплакать, но ее глаза были пусты и сухи. Она закричала бы, но наложенное на нее заклятие заперло ее голос на замок. Единственной преградой между давящим на нее отчаянием и ею самой был щит ее разума.

Несмотря на кромешную тьму, ее чувства могли исследовать окружающее помещение. Некоторое время назад, когда несколько Слуг снова пришли после заключения ее сюда, чувства стали понемногу возвращаться. В темноте можно было различить слабые очертания, изгиб челюсти, блеск глаз — достаточно, чтобы понять, что перед ней находится несколько злобных физиономий.

— Какая сила, — пробормотал один.

— Как тщетно, — засмеялся другой.

Потом пелена упала… и снова поднялась, как моргнувшее веко. Все длилось какой-то миг, но она увидела, как ее гости окружили чью-то закутанную с ног до головы фигуру, выводя ее из комнаты.

Увиденное произошло совсем недавно, она была уверена в этом. Была ли эта фигура ее товарищем по несчастью? В этом каменном мешке было еще человек десять, она чувствовала их присутствие. Ей вспомнился рассказ Бабреля о том, как дети бежали, спасаясь от железных клеток, покрытых символами, от каких-то творимых над ними обрядов… Сувьель содрогнулась от холода, сковывающего ее тело и пронзающего ее душу. Она пыталась представить, что Икарно Мазарет с ней, вспоминала теплые объятия его рук, нежность его поцелуев…

Через некоторое время, возможно через час или больше, пришли еще посетители. На этот раз Койрег Мазарет и трое Слуг. К этому времени Сувьель уже различала гораздо больше деталей, она заметила мрачное удовлетворение на лице Койрега, когда тот приблизился к ней. И ощутила на щеках его горькое дыхание.

— Ты сдашься, — произнес он. — Ты будешь служить.

«Никогда», — хотела она ответить, но смогла только пошевелить губами.

Койрег засмеялся, тонко и неприятно:

— Желания моего хозяина не знают границ, он подчиняет себе все. Сейчас он собирается железной хваткой удержать город Императоров. Скоро прилетят ночные охотники. Загорятся леса, крепости падут, и родится Великая Империя Теней. Ты увидишь это, ты восхитишься, ты станешь служить!

Лишенная голоса, она могла только отрицательно качать головой и цепляться за образ Икарно, спасаясь от наплывающей на нее пустоты… которая отступила. Как и в предыдущий раз, она подняла глаза и увидела, как ее тюремщики ведут к выходу бледную, почти размытую фигуру. У двери эта фигура развернулась, и Сувьель увидела собственное лицо: молочно-белые глаза на прозрачном лице глядели не нее.

Потом они ушли, и тьма снова сгустилась и начала давить на нее. Ее мысли и чувства закрутились кругами кошмаров. Она боролась за хотя бы проблеск надежды, силясь вспомнить, что было в ее голове до их последнего возвращения. Это было что-то ценное, значительное, что-то прекрасное.

Но ничего не приходило. Все воспоминания уже ушли навсегда.

Бардоу слышал звуки штурма, грохот боя, пока он со своими шестью охранниками карабкался по длинной темной лестнице, ведущей на укрепленную стену. Обычно эти лестницы были прекрасно освещены, но теперь большинство слуг либо попрятались, либо просто сбежали. При свете факелов, которые несли охранники, или случайно оставленных на лестнице ламп Бардоу заметил, что большинства знакомых ему гобеленов больше здесь не было. Трофеи, решил он. Или просто на растопку.

Ему на ум приходили воспоминания о счастливых временах, но он только что оставил Таврика в комнате для больных в одном из этажей Шпиля, рядом с комнатой Алель, и эти воспоминания не могли пробиться через его мрачные мысли. Прошло уже больше часа с того момента, как Оружейник со своими всадниками вернулся с наследником, а вскоре после этого Ясгур и его армия появились и набросились на западную стену. По словам Таврика, тело Ясгура захватил дух его отца Хегруна, который и приказал идти на Беш-Дарок. Прежде чем вселился дух, Ясгур обещал выпустить войска повстанцев из города без битвы.

История о подчинении Ясгура наполняла Бардоу мрачными предчувствиями. Слуги были известны своим умением хватать и связывать разум, но отнять дух у смерти и вернуть его на землю — это требовало гораздо большей силы и умения. Такой силой обладали магические Повелители Теней: Гразаан, Трэлор и Бернак. Если кто-то из них стоит за этим штурмом, шансов почти нет.

Наконец Бардоу и его провожатые добрались до верха лестницы. Тяжелые деревянные двери, из которых мечом и топором были вырублены изображения Древа-Отца, были распахнуты настежь. Бардоу остановился у одной из створок и привалился к ней, стараясь отдышаться.

Из дверей можно было выйти на огороженные мостки, идущие по всему периметру Серебряного Аггора, внутренней стены, окружающей Высокий Шпиль. Несколько мостиков вели на Золотой Аггор, его стены образовывали вытянутый ромб, в котором были заключены Серебряный Аггор, Утренние Дворы и Площадь Мечей. Три узких пролета, поддерживаемых парой колонн, вели от Золотого Аггора к городской стене. Факелы освещали широкую укрепленную стену, от юго-западного угла которой вдоль северной стены вилась река Олодар, протекавшая через город. За стеной вражеское присутствие выдавало море огней, от которого текла огненная река факелов, направляющаяся туда, где ожидался штурм ворот.

Для Бардоу была очевидна вся серьезность положения. Защитников было мало, они стояли на стенах разорванной цепью, только у ворот их было побольше. Многие метались туда-сюда по стене, стараясь успеть везде. Пока Бардоу смотрел, Ясгур предпринял штурм в трех местах сразу, и отбить атаку удалось только благодаря отчаянной храбрости защитников.

«Мы не удержимся, — подумал Бардоу мрачно. — Скоро Икарно прикажет уходить». Потом он решительно направился по ближайшему переходу на Золотой Аггор, его стражи шагали за ним.

На всех сторонах Золотого Аггора были возведены тяжелые башни. Южная называлась Башней Ночи, она смотрела на жилые кварталы города и колледж, тогда как северная, Башня Дня, позволяла увидеть сразу весь город. Бардоу нашел Командующего именно здесь, склонившимся над картой Беш-Дарока. Его окружали несколько ближайших офицеров.

Вершина башни была обнесена невысокой стеной, на которой сверху лежал щит из досок. В железные петли были вставлены горящие факелы, ночной ветер колебал пламя, угли в жаровне освещали оранжевым светом стол с картой, у которого стоял Мазарет. Он повернулся к Бардоу, и Архимаг заметил, как осунулось лицо Командующего.

«Ах, друг мой, мы слишком стары для войны. Но если не мы, то кто?»

— Как мальчик? — спросил Мазарет.

— Неплохо, — ответил Бардоу. — На самом деле у него железное здоровье. К тому временя как я прибыл, мне уже нечего было делать. Кодель с Оружейником обработали несколько незначительных ран и привели в порядок металлическую руку.

— Он о них весьма высокого мнения, — нахмурясь, произнес Мазарет. Бардоу удивился его неприязненному тону, но, прежде чем он успел ответить, Командующий продолжал: — Как получилось, что его схватили? Я слышал множество версий и кучу сплетен. Расскажи мне, как было на самом деле.

Бардоу пересказал то, что поведал ему Таврик о том, как они попали в засаду на другом берегу Олодара, после того как они прошли по Черному Шлюзу. Потом они бежали вдоль городских стен, на них напали лазутчики Ясгура, схватили Таврика и еще двоих, потащили их в разрушенный форт, в котором произошло все остальное.

Когда Бардоу заговорил о вселении Хегруна в тело своего сына, Мазарет скептически хмыкнул:

— Это точно?

Бардоу кивнул:

— Оружейник видел практически все со своего места, из-за большого расстояния он упустил некоторые детали, но главное разглядел.

Мазарет коротко засмеялся:

— Значит, среди наших врагов есть даже духи покойных. — И, качая головой, он снова склонился над картой.

Было очевидно, что он изо всех сил борется с мрачными мыслями, но Бардоу обязан был сказать:

— Икарно, мы не удержим город. Мы должны уводить людей. Немедленно.

Командующий склонил голову и некоторое время молчал.

— Я знаю. Я уже произвел… необходимые приготовления. — Он вздохнул и взглянул на Бардоу. — Когда их напор начнет слабеть, я дам сигнал людям на стенах отходить. Кодель сейчас на западной стене передает приказ. Яррам с Медвином спешат в гавань подготовить корабли и все необходимое. Когда я подам сигнал, Алель и Таврика быстро перевезут в гавань Дети Охотника с Оружейником. К тому времени как наши враги поймут, в чем дело, мы уже выйдем в море.

Он слабо улыбнулся, и Бардоу ответил на эту улыбку, ощутив, внезапное облегчение. «Как я только мог подумать, что ты примешь иное решение?»

— Я не хочу уходить, Бардоу, — продолжал Мазарет. — Я ждал шестнадцать лет, чтобы снова пройтись по этим улицам и увидеть знакомые места. Но люди не хотят, чтобы мы были здесь, а с ними мы не справимся, как могли бы справиться с могонцами. — Он немного помолчал. — Бунты были яростными?

— Как обычно, много шума и неразберихи, — ответил Бардоу. — Некоторые поддерживали нас, но других было больше. Нам не переубедить их, многие горожане очень ценят Ясгура, поскольку он давал им работу и поддерживал мир и спокойствие. Они считают, что мы хотим вернуть дни хаоса, которые настали после смерти Императора.

Мазарет сердито засопел:

— Если они считают, что мы несем хаос, пусть подождут, пока на них наложит лапы Хегрун. — Он замялся. — А что с Сувьель? Ты говорил с ней?

— Только в ту ночь в Адраноте, — ответил Бардоу. — Но у меня есть новости о Джилли. Таврик видел, что его держат пленником у Ясгура.

Мазарет едва заметно улыбнулся:

— Джилли жив… я уж боялся худшего…

Он снова умолк, подняв руку, чтобы и Бардоу помолчал. И Бардоу услышал слабый шум далекой толпы. Мазарет подбежал к ограждению башни, и маг поспешил за ним. Он ничего не разглядел, пока Мазарет не указал ему на дорогу.

— Ворота Галларо! — закричал он. — Они прорвались…

От Императорского дворца по городу к северо-западной стене и воротам Галларо вела широкая дорога. Бардоу подождал немного, пока его зрение не перестроится, чтобы он мог видеть дальше и шире, и он заметил волны факельных огней, обозначающих течение огромной массы людей через открытые ворота.

— Там никто не сражается, — произнес Бардоу. — Возможно, это ловушка.

Мазарет развернулся и махнул офицерам:

— Возвращайтесь к своим делам, господа. Да пребудет с вами Великая Мать!

Когда они уже начали расходиться, Бардоу заметил в небе какое-то движение на западе. Оно походило на падение звезды — яркое мерцание, окруженное зеленым нимбом. Бардоу смотрел за движением этого огонька, летящего в город, и страх сковывал его душу.

— Уводи людей вниз, Икарно!

— Во имя Матери, что это? — воскликнул Мазарет.

Прежде чем маг успел ответить, огонек распался на множество искр, которые опустились на город. Но они не просто падали, а вертелись и меняли направление, словно выискивая известные им цели. Одна из искр совершила петлю, направляясь к дворцу, резко дернулась и нырнула в сторону Башни Дня.

— Уходим, сию секунду! — закричал Бардоу и потащил Мазарета под дощатый настил. Но тут искра ударила. Последовала короткая вспышка, и башня содрогнулась до самого основания. Посыпались куски камней. Над камнями поднялись струйки пара, сияющие зеленой силой Источника. Бардоу ощутил у себя во рту ее тяжелый противный вкус.

Потом струйки пара начали вкручиваться внутрь, словно их затягивала чья-то могучая рука. Подул ветер, погасивший несколько факелов. Зеленое свечение стало ярче, камни затрещали. В центре площадки на вершине башни появился тугой комок тумана, потом куски тумана разошлись в стороны, и из дыры в камнях поднялась высокая серая фигура, словно встающая из сидячего положения. Это оказался пожилой бородатый человек, одетый во что-то странное, в старинном стиле, — одежды были бы яркими, если бы их не покрывал слой каменной пыли. Все в человеке было мертвенно-серым, кроме немигающих глаз, полыхающих изумрудным огнем.

Пыль и каменная крошка посыпались с плеч этого человека, когда он повернулся к Бардоу и посмотрел на него долгим жутким взглядом.

Потом он быстро пошел вдоль ограждения, вытянув перед собой когтистые руки. Мазарет выхватил меч, оттолкнул удерживающего его Бардоу и шагнул к привидению. Но одно движение черной руки отбросило его к противоположной стене, где он и остался лежать, почти лишившись сознания. Бардоу отступил назад и начал Песнь Ритма, но она умерла в нем, не успев родиться, и еще через миг его схватили жесткие безжалостные руки. Серое жуткое лицо, освещенное зеленым сиянием глаз, приблизилось к Бардоу, и он ощутил холод и невыносимый запах гниющей плоти и ржавого железа.

— Все должно кончаться! — произнес голос, похожий на пыль. — Так хочет Пространство!

Бардоу ахнул от страха и недоумения, эти тяжелые значимые слова оказались знакомы ему. Его ноги оказались в воздухе, когда его захватчик, не выпуская мага из рук, поднялся вверх, пробив дощатый настил. Вниз с башни посыпались щепки, со всех сторон Бардоу видел такие же фигуры, тащившие вверх, к Шпилю, отбивающиеся жертвы. Когда ему удалось подавить свой страх, он вспомнил, кому принадлежали поразившие его слова, и он посмотрел на привидение, узнавая. Это был Токрин, друг Орозиады, первый Архимаг, скончавшийся многие столетия назад.

Горе и отчаяние захлестнули Бардоу, пока он рвался в железной хватке, но, даже когда его поглотила черная, сомкнувшаяся за ними дыра в Высоком Шпиле, он решил не терять надежды и не поддаваться.

«Ни за что, пока я жив, — сказал он себе. — Ни за что».

Таврик и Алель вместе прятались в темноте галереи. Здесь они наконец остановились после долгого отчаянного бега, и все, в чем Таврик был уверен, — это что они находятся где-то в четвертом этаже башни.

Он продолжал видеть царящий повсюду хаос. После ухода Бардоу и Коделя они с Алель обедали в небольшой комнатке рядом с отведенным для больных и раненых залом. Он рассказывал о роде герцогов Патрейнских, когда его прервал донесшийся из зала грохот. За ним последовали вопли людей, и, когда они с Алель выглянули в зал, их глазам предстало ужасное зрелище.

В воздухе висела серая фигура старухи, одетой в лохмотья, ее полусгнившие конечности покрывал слой серой пыли, и она наступала на Оружейника и еще дюжину Детей Охотника.

Увидев молодых людей, Оружейник заревел:

— Бегите сейчас же! Спаси ее… спрячь!

В этот момент отвратительная карга кинулась на Оружейника, раскинув руки. Один из его людей бросился, чтобы закрыть его собой, и проткнул старуху копьем. Ее рот растянулся в чернозубой усмешке, она схватила солдата за руку, оторвала его от пола и размозжила ему голову о ближайшую колонну.

Таврик и Алель, охваченные ужасом, развернулись и выбежали в коридор. Сейчас Таврик ощущал, как успокаивается рвавшееся в груди сердце, они с Алель сидели в нише и прислушивались. Все, что они различали, — отдаленные приглушенные крики и стук, похожий на стук в дверь.

— Мы не можем оставаться здесь, — прошептала Алель. — Мы должны вернуться и помочь.

— Да, — согласился Таврик, чувствуя стыд за свой недавний слепой страх. — Но сила есть только у тебя…

Она поймала его встревоженный взгляд и положила ладонь на его металлическую руку:

— Мне стыдно за то, что случилось в Уметре… я не контролировала себя. Иногда… — Она отвела глаза и вздохнула. — Иногда оно захватывает меня, и у меня не остается выбора.

— Откуда оно приходит?

Она пожала плечами:

— Не думаю, что это Низшая Сила. Я никогда не пользовалась Песнями. Но это и не Источник, и не Сила Корня, хотя дядя Волин и говорил, что они очень похожи. — Она прикусила губу. — Я могла бы снова действовать через твою руку.

— Наверное, нам нужно скачала немного потренироваться, — предположил Таврик.

— Наверное, — ответила Алель, выглядывая из ниши. — Для начала давай найдем балкон или окно, чтобы видеть, что происходит.

Они вышли из ниши и пошли по длинному коридору, украшенному изображениями танцоров и охотников. На портреты падал золотистый свет от нескольких горящих в коридоре ламп, и фигуры казались живыми. Коридор заканчивался аркой, ведущей в большой зал.

Зал действительно был велик, когда-то его использовали как бальную залу. Мраморные плитки пола были вырезаны в форме масок, балконы отделаны черным и белым камнем, перила составлял сложный кованый узор из цветов и листьев. Сейчас на балконах светило несколько ламп — достаточно, чтобы разглядеть сметенные в углы обломки мебели.

Алель взглянула на Таврика и молча кивнула на галерею у дальней стены зала. Он посмотрел и сумел различить виднеющееся в открытой двери балкона ночное небо, затянутое тучами. Когда он оторвал взгляд от балкона, оказалось, что Алель уже идет через весь зал к металлической винтовой лестнице. Он помчался за ней, раздраженный, и на бегу заметил, как что-то выскользнуло из тени. Прямо к Алель, застывшей от страха. Это был рыцарь в полном доспехе, который выглядел каким-то древним и варварским. Тяжелые куски металла прикрывали торс, металлические пластины свисали до колен, голову полностью закрывал шлем. На уровне глаз и рта были забранные решеткой отверстия, из которых лилось зеленое сияние. Как и старая ведьма, рыцарь был совершенно серым от головы до пят и весь покрыт пылью и каменной крошкой.

Таврик подскочил к рыцарю и всадил меч ему в шею, целясь между латами и шлемом. Раздался оглушительный звон, и Таврик ощутил, как вибрирует клинок. Это было то же самое, как лупить по камню. Серый рыцарь чуть подался назад, — казалось, он только теперь заметил Таврика. Он выхватил из ножен древний меч, со всех сторон посыпалась ржавчина. Потом, прошептав какое-то странное слово, он начал атаковать.

— Таврик, будь осторожен! — прокричала Алель.

Таврик ничего не ответил, он отражал небыстрые, но могучие удары. Постепенно он начал отступать туда, откуда пришел, надеясь увести за собой рыцаря. Но тут раздался пронзительный крик, Таврик увидел, как второе привидение, закутанное в плащ, тащит отбивающуюся и брыкающуюся Алель. Серый рыцарь тут же потерял интерес к Таврику и направился к своему приятелю, тащившему Алель в открытые двери балкона, из которых он появился.

Таврик в панике полетел к винтовой лестнице, взбежал по ней, перепрыгивая через три ступеньки. Держа меч наготове, он мчался за похитителями, уходящими на балкон.

Он успел сделать несколько шагов, но споткнулся обо что-то в темноте и упал, успев вытянуть перед собой руки. Одна рука тут же сильно заболела, но он, не обращая внимания на боль, вскочил, схватил меч и бросился на балкон.

Далеко впереди по ночному небу к Высокому Шпилю плыли две пепельно-серые формы. Они достигли верха башни и исчезли. Таврик в ярости ударил мечом о камень, потом вздрогнул от боли. Падая, он сильно ободрал руку, и теперь меч скользил в намокшей от крови ладони. Он тяжело дышал, но мозг работал четко. «Я должен забраться наверх, — думал он, убирая меч в ножны. — Каким-то образом я должен попасть наверх».

Он развернулся чтобы бежать по лестнице, но тут его нога в темноте наткнулась на какой-то предмет. Послышался стон, Таврик понял, что это чье-то тело.

— Кто здесь? — закричал он, отступая. — Кто ты?

Через секунду человек в темноте заговорил:

— Не мое… говорят, не мое…

Человек зашевелился, потом выдвинулся из тени на четвереньках. Он прижимал к груди какой-то круглый предмет. Потом он остановился, медленно сел и поднял голову. У Таврика перехватило дыхание. Несмотря на перекошенное лицо человека и тусклый свет, Таврик узнал в нем Дов Коррена.

— Не… мое… — выдохнул он и повалился вперед. Он так и остался лежать, лишь хриплое дыхание вырывалось из его горла. Тот предмет, который он прижимал к груди, упал и покатился — большое темное яйцо. Таврик долго смотрел на него, прежде чем коснуться рукой. И в тот миг, когда он коснулся, когда его живая плоть соприкоснулась с его поверхностью…

Солнце в его голове!

Голос, похожий на рев тысячи водопадов:

«Это не для тебя!»

В кибитке было абсолютно темно и воняло плохо выделанными шкурами. Джилли лежал лицом вниз в куче этих самых шкур, мечтая сказать вознице все, что он о нем думает. Но его руки и ноги были связаны, а рот заткнут грязной тряпкой, которая не позволяла проклятиям вырваться наружу.

«Могло бы быть хуже, — думал он. — Если бы мне не заткнули рот, я не только обонял бы их, но еще и попробовал на вкус. Или я мог бы сейчас стоять на стене с мечом в руках, ожидая, когда за мной явятся толпы могонцев».

Он понятия не имел, что происходит снаружи. После явления духа Хегруна и спасения Таврика его привязали к седлу и пустили его лошадь в галоп вместе с остальными. Когда они оказались здесь, его связали по рукам и ногам и забросили в эту повозку, где он и лежал уже час, перекатываясь с места на место. Он не видел осады, но слышал ее: звон оружия, крики, вопли, предсмертные стоны, подбадривающие возгласы и общий шум.

Потом раздался многоголосый торжествующий вопль, и повозка пришла в движение. Теперь стало ясно, что она катится по булыжникам, значит, они были в Беш-Дароке.

Какие-то ворота открыли, понял он и на миг вспомнил о Коделе и Мазарете. Но до него продолжали доноситься звуки множества шагающих ног, — это не тот звук, который издает победившая армия.

Потом повозка снова остановилась, он услышал, как отодвинули кусок парусины на входе, и увидел свет лампы.

— Похоже, что тебе не очень удобно, южанин, — произнес знакомый голос. — Но ты хотя бы лежишь на мягком?

Его плечи обхватили костлявые руки, перевернули его и помогли сесть. Потом из его рта вынули кляп.

— А мне казалось, что эти шкуры смердят хуже тебя, старик. Но теперь я так не думаю.

Атрок хмыкнул и покачал головой:

— Ты сохраняешь присутствие духа, Джилли. Среди твоих предков, должно быть, был могонец. А теперь послушай. — Он пододвинул ближе лампу и небольшой мешок и присел на кучу шкур. — Мой хозяин такой же пленник, как и ты. Он захвачен духом своего отца, этим гнусным старым разбойником. Я хочу вернуть его назад, но мне нужна твоя помощь, южанин. Так как?

Джилли некоторое время таращился на него, приоткрыв рот:

— Я мог бы бежать и быть сейчас со своими друзьями, но ты помешал мне, и я не знаю как, ведь ты хитрее могонского козла! И ты хочешь, чтобы я помог тебе? — Он произнес последние слова как можно язвительнее. — Ты тоже можешь мне помочь, если развяжешь мне руки и сунешь между них свою голову…

Атрок засопел:

— Я ошибся насчет твоих предков. Судя по всему этому шуму, кто-то из них был погремушкой. Ладно, выпей это, может, тебе полегчает.

Он достал из мешка небольшую флягу и наполнил из нее глиняный стаканчик. Джилли с подозрением следил за его действиями, потом помотал головой:

— Ты первый.

Атрок с оскорбленным видом поднес стакан к губам и отхлебнул изрядный глоток, потом передал стакан Джилли. Тот попробовал и удивился богатому букету вина.

— Ты слишком поспешно осуждаешь, — произнес Атрок.

— И одобряю.

— Мне жаль, что у тебя нет глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать. — Он наклонился ближе. — Узнай правду, южанин. У меня благая цель, ты должен верить мне…

Кто-то позвал Атрока, и парусина отодвинулась.

— Прямо сейчас! — И Атрок снова сунул в рот Джилли затычку, принял суровый вид и повернулся к вошедшему.

Даже заключенный в тело сына, Хегрун занял своим присутствием всю кибитку. Его окружало зеленое сияние, которое придавало чертам новое выражение. Суровое лицо со шрамами было особенно бесстрастно, волосы казались совсем черными, от топора, висящего на поясе, пахло свежей кровью. Хегрун казался ожившей аллегорией войны. Он посмотрел на Джилли, недобро улыбаясь, потом повернулся к Атроку:

— Ну что, старик, моя жертва готова?

Джилли заморгал. «Жертва?»

— Минуту, могущественнейший. Сначала я должен… — Атрок отогнул край парусины и начал шептаться о чем-то с человеком снаружи, который передал ему какой-то предмет. Джилли заметил оранжевое свечение и железную решетку и понял, что это жаровня. Атрок обмотал руки тряпками, чтобы не обжечься, и начал затаскивать жаровню внутрь повозки. Джилли смотрел, окаменев, как старик начал раскладывать, доставая из мешка, различные железяки: щипцы, крюки, иглы — все это он укладывал на решетку.

— Сколько еще ждать? — заворчал Хегрун. — Я чувствую присутствие Повелителя Сумерек. Он жаждет крови и боли этого человека.

— Железо будет готово через минуту, мой повелитель. А как идет сражение?

— Эти собаки забились во дворец. Но Повелители Теней отправили своих слуг за провидцами и шаманами, никто не спрячется.

Джилли только скрипел зубами, чувствуя жар, от которого все его лицо, шею и грудь заливало потом. «Он сказал, чтобы я верил ему, — думал он, глядя на раскаляющиеся инструменты для пыток. — Но в чем?»

Атрок взял свою флягу и шумно взболтал:

— Не отведает ли повелитель вина, чтобы скрасить ожидание?

Хегрун покосился на жаровню, пробурчал что-то недовольное, потом протянул руку. Джилли увидел, как старик наполняет стакан, отпивает из него глоток, а потом передает вино Хегруну. Вождь осушил вино одним глотком и, не глядя, снова протянул руку.

Какой-то миг никто не двигался. Потом стакан выпал из руки Хегруна. Вождь осмотрелся по сторонам, изумление перешло в ярость, его полные ненависти глаза уставились на Атрока.

— Ты!..

Его голос превратился в хриплый шепот. Он хотел замахнуться на Атрока, но его ноги не послушались его, и он рухнул на колени. Он растянулся на полу, хватая рукой воздух и бессильно хлопая себя по боку.

— Я освободил твой разум, о повелитель, — произнес Атрок. — Он готов двигаться, а мой друг станет той приливной волной, которая унесет его прочь.

— Я… я сожру твое сердце! — прохрипел Хегрун. — Слуги подвесят твою душу на крюк!..

Не обращая внимания на угрозы, Атрок вынул кляп Джилли.

— Во имя Матери, что ты со мной сотворил? — спросил Джилли.

— То, что было необходимо, — успокаивающе произнес Атрок. — Я подчинил Хегруна двумя напитками, ты получил только второй из них, в вине разумеется. Он ослабляет удерживающие мозг связи и позволяет мне отправить твой дух в голову Ясгура, чтобы вернуть его на место.

Джилли охватила дрожь, он посмотрел на Хегруна, валяющегося на куче шкур.

— Я должен сделать это, южанин. Ты станешь путеводным огнем для моего хозяина, он сможет пойти за тобой. А ты мне не помешаешь.

Прежде чем Джилли смог что-либо ответить, Атрок произнес несколько слов и быстро взмахнул рукой. Тонкая блестящая нить протянулась от лба Джилли ко лбу Хегруна. Послышался странный гул — Атрок, жаровня, повозка и вообще все закружилось и пропало из глаз.

Высокий синий коридор, стены, пол и потолок покрыты затейливой резьбой. Развешенные повсюду флаги колыхались от его движения. Джилли проходил мимо затейливо одетых людей, которые отступали и кланялись. Широкая лестница привела его в сумрачный зал, на другой стороне которого была еще одна лестница. Он спускался все ниже и ниже в подземелья замка, пока не нашел дверь из зеленоватого мрамора. Он отпер ее рубиновым ключом, висевшим у него на шее, и вошел.

Джилли оказался на песчаном берегу, в воздухе пахло сыростью и водорослями. Там, где должно было простираться море, лежал туман, но он не скрывал огромного тела, покачивающегося у берега на волнах. Это был Хегрун, такой, каким он был при жизни: высокий человек с орлиным профилем, с черной гривой и усами. Его огромные мертвящие глаза следили за шагающим по пляжу Джилли, который вошел в воду и прошел мимо. Как только Джилли миновал лежащего на волнах гиганта, он нырнул.

Нырнув, Джилли поплыл в темную глубину. Он плыл, пока не увидел выступающее из мрака огромное черное здание, и, когда он приблизился, стены засверкали сами собой. Стены оказались толстыми и грубыми, со множеством окошек, в беспорядке разбросанных по фасаду. Посмотрев через них, Джилли увидел внутренние стены, тоже со множеством окон, и догадался, что это какой-то лабиринт. Пока он искал вход, заметил внутри какой-то свет и движение. К тому времени, как вход был найден, свет стал ярче, а движение ближе и яснее.

Джилли смотрел и ждал, появился Ясгур, пытающийся пробиться к двери и отогнать наседающих на него змееподобных тварей. Джилли легко мог помочь ему. Он взял свой рубиновый ключ и отпер дверь. Потом забежал внутрь, схватил слабеющего Ясгура за руку и выдернул его из лабиринта. Полупрозрачные змеи попытались уязвить его, но только зашипели и бросились в стороны от одного его прикосновения.

Покинув лабиринт, они поплыли вверх, пробились сквозь воду на свежий воздух. Начался отлив, который тащил с собой огромного, слабо сопротивляющегося Хегруна. Когда они выбрались на песок, Джилли услышал всплеск, повернулся и увидел, как полупрозрачный змей качается над водой. У него было лицо Хегруна.

— Сегодня ты нажил себе смертельного врага, ты, лисий сын! — прокричал тот и потянулся к Джилли…

На него разом нахлынули все чувства, он снова оказался в повозке, Ясгур стоял рядом и тряс его за плечо.

— Слава духам Пространства, он снова с нами! — Ясгур посмотрел Джилли в глаза. — Атрок рассказал мне, как ты предложил свою помощь. Я никогда не забуду, что ты сделал сегодня, никогда!

Джилли скосился на Атрока, на лице которого было написано неприкрытое изумление. Его веревки разрезали, он растирал лицо, стараясь придумать, что сказать.

— Обязанности и… и слава ничего не значат для меня, господин, — произнес Атрок.

— Они значат для меня, — мрачно подтвердил Ясгур. — Я знаю, кто вызвал моего отца из могилы и направил его против меня. Я знаю их имена, и я буду преследовать их, несмотря на их силу. Никакая магия не остановит меня. — Он посмотрел на Джилли. — Я должен заключить перемирие с повстанцами как можно скорее. Ты будешь моим гонцом?

— С радостью, — ответил Джилли. — Если только этот мудрый старик даст мне что-нибудь от молота, бьющего у меня в голове.

Атрок покачал головой, отвязывая от пояса флягу:

— Не смог осилить такого вина. Точно, не было у тебя могонцев в роду.

 

ГЛАВА 29

Воздух в тоннеле был мертвяще холодным, таким он стал от медленного хода времени в каменном лабиринте Сонма Испытаний, но Керен казался сладостным, как вино. Она позволяла ему свободно входить в горло и легкие и замирать в груди, особенно теперь, когда она только что преодолела очередную преграду. Она потеряла счет всем барьерам, которые они с Орграальшенотом уже преодолели за время их небыстрого спуска, вместо этого она чувствовала ткань каждого барьера, его натяжение и силу его удара.

Она мрачно усмехнулась. Последние ловушки уже не вызывали у нее никаких трудностей, по мере продвижения ее силы возрастали, а их — истончались. Теперь в ней пели голоса силы.

Керен подошла к стене, прижала ладони к шершавой поверхности и позволила своим закалившимся чувствам проникнуть сквозь камень. Теперь она издалека могла услышать древнюю мощь, живущую в громаде Ошанг-Дакала, услышать пение камня, его дрожание, услышать ветер в ночи, обдувающий утесы, услышать скрежетание когтей и щелканье клювов ночных охотников, сидящих в своих пещерах или парящих над горами, услышать боль пленников, заключенных в их клетках. А потом уже услышать шаги…

Она открыла глаза и увидела Порождение Демона. Оно снова приняло форму Рааля Хайдара, и вокруг него, так же как и вокруг Керен, мерцала аура, освещающая тоннель.

— Я слушала пение камня.

— Все на свете поет, — подтвердил Орграальшенот.

— Да, но, как я ни прислушивалась, я не услышала голоса Хрустального Глаза и вообще ничего похожего.

Орграальшенот согласился:

— Он хитрый, он маскирует свои силы и способности и не поддается магическим влияниям. Он может защитить себя, нейтрализуя любое направленное на него магическое воздействие. — Он улыбнулся. — Это качество я особенно ценю. А Тревада — место, в котором повсюду ощущается темное влияние магии Слуг, я внимательно исследовал его и обнаружил, что существует место, где оно сходит на нет. Это башня над Высокой Базиликой.

— И как мы туда попадем?

Он ткнул пальцем в потолок:

— Этот тоннель проходит через пустую пещеру, а потом ведет под пол Высокой Базилики и выходит наверх в комнатке за алтарем. Там есть лестница, ведущая в башню.

Керен ждала, что он повернется и пойдет, но он не двигался.

— Ты хочешь сделать привал?

Порождение Демона глядело на нее безразличными лазурно-голубыми глазами:

— Нет. Прежде чем мы двинемся дальше, я должен выполнить свое обещание и вернуть тебе твою плоть и кости в их изначальном виде.

Она отшатнулась:

— Но ты же знаешь, что я хочу вернуться с тобой и стать одной из вас!

— Только потому, что я на время заставил тебя служить мне. — Холодная улыбка тронула его губы, и он поднял руку. — Мы из тех, кто служит, мы не создаем слуг.

— Погоди…

Изменения начались, волна грубых чувств захлестнула ее с головой. Она закричала, схватилась за стену, упала, почувствовала уколы острых камней, почувствовала свою кожу. Потом, дрожа, заставила себя встать, волна продолжала заливать ее, заполняя собой каждый уголок ее существа. Она ощутила себя как набор разрозненных элементов, которые никак не желают работать вместе. У нее отчаянно заболела голова, ее замутило, она почувствовала острую боль в растянутых мышцах.

— Сила, которую я дал тебе, все еще с тобой, — объявил Орграальшенот. — Ты чувствуешь ее?

Она чувствовала. Сила походила на низкую дрожащую ноту, которая звучала все яснее, по мере того как ее физические чувства успокаивались и приходили в норму. Керен пыталась вспомнить, какой она была раньше, вспомнить ощущение полупрозрачности, свечения, вспомнить звучавшие в ней металлические голоса. Огромную силу и огромное одиночество.

— Твое тело такое же, каким и было, но твой дух изменился навсегда, — произнес Демон. — Даже если ты решишь остаться здесь, ты всегда будешь ощущать влияние Королевства Руин.

— Я хочу вернуться с тобой.

— Тогда идем.

Он повернулся и пошел, и Керен последовала за ним.

Могонское войско двигалось к Беш-Дароку, оставляя на своем пути дымящиеся развалины. Хижины были разрушены, поля и сады превращены в грязные пустоши, люди сожжены, припасы разграблены, и любое сопротивление подавлено.

Бернак смотрел через плечо на огромную темную массу всадников: флаги хлопали на ветру, штандарты вздымались, Войско двигалось вперед. У некоторых всадников были его собственные символы солнца и черного меча, и он улыбнулся. С момента отбытия из Аренджи Войско выросло, сейчас в нем было больше четырнадцати тысяч конных. Эта грубая сила порождала в его душе восторг, все омрачало лишь присутствие Истрегула.

Он вспомнил об остальных Повелителях Теней, и его восторг окончательно угас, превратившись во всепоглощающую ненависть. Конечно, Бернака именовали генералом Войска. Но на самом деле армия была разделена. Бернак вел правое крыло, Истрегул — левое, и каждый имел собственных последователей, тогда как ни к кому не примкнувшие племена двигались в центре или в хвосте колонны. На стороне Бернака была мощная поддержка таких крупных кланов, как Красный Коготь и Черная Луна, но у Истрегула были шаманы, которых Слуги наскоро научили припадать к силам Источника.

Он глянул на Обакса, ехавшего рядом, и увидел обычный белый взгляд, устремленный на него.

«Ваши мысли ясны, мой господин. Вас беспокоит Черный Жрец?»

Мысленная речь Слуги была слабым шепотом, но казалась громче грохота тысяч копыт.

«Именно, — ответил Бернак. — И теперь твои мысли вернутся к тем твоим братьям, которые охотно ему помогают».

Обакс казался смущенным.

«Великий повелитель, в каждом из Повелителей Теней есть частица нашего бога, мы верим в силу воли Повелителя Сумерек, которая стремится по тайным тропам к воссоединению частей божества. И наша задача, и ваше предназначение — служить целому».

«И ты будешь служить мне, говоря с другими Слугами и узнавая о планах Истрегула?!»

«Я уже говорил с ними, но пока не узнал ничего определенного».

«Ничего определенного… — Бернак выказал свое неудовольствие. — Может ли случиться так, что Истрегул сбил с истинного пути твоих братьев и теперь вся их вера устремлена на него?»

Обакс хотел ответить, но тут до слуха Бернака донеслись какие-то крики. Он остановил коня и посмотрел на север, куда указывали многие всадники.

Все левое крыло двигалось к гребню высокого хребта, приблизительно в миле от Беш-Дарока, тому самому, на котором в Ясгура вселился дух его отца. Об этом не было никакой договоренности, никакого сообщения, сигнала или знака. Ярость захлестнула Бернака, он мечтал, чтобы сейчас в его руках оказалось горло Истрегула. Однако он ничем не выказал свой гнев, а просто подозвал одного из офицеров.

— Мы едем за ними, — сказал он спокойно, словно так и было задумано. — Передай приказ вождям. — Потом он обернулся к Обаксу. — Поедешь со мной!

Не медля больше ни секунды, он пустил коня в галоп вдоль ряда племен и кланов. Взметнулись знамена, раздались крики, когда он проехал мимо своего крыла войск. Когда они с Обаксом приблизились к голове колонны, от нее отделились несколько воинов и поехали навстречу Бернаку.

Их было пятеро — четверо Слуг и еще Флегрос, вождь клана Каменного Волка. У Флегроса были длинные распущенные волосы, иссиня-черные глаза и длинный плащ из красной кожи. Он поклонился в седле, но одетые в черное Слуги просто сидели и смотрели на Бернака, двое из них открыто усмехались.

— От имени нашего хозяина я передаю лорду Бернаку извинения, — произнес Флегрос. Каждое его слово было пропитано фальшью. — Но было решено, что мы остановимся у хребта, чтобы все Повелители Теней могли собраться и подготовиться к грядущей битве.

— Об этом ни разу не упоминалось раньше! — ответил Бернак, кипя от негодования.

Флегрос пожал плечами:

— Думали, что вы сразу поймете происходящее и отдадите соответствующие приказы, великий лорд. Как и произошло.

«Да, — подумал он. — Ясно, кто считает себя хозяином всего».

Он представил себе, как Флегрос обращается в кучку вонючих дымящихся костей, и с трудом удержался, чтобы не воплотить увиденное.

— Напомни Черному Жрецу, что мы скоро вступаем в город, — произнес Бернак сквозь сжатые зубы. — Прежде чем Хегрун всех в нем перебьет.

— Этого можно не опасаться, — ответил Флегрос. — Провидец Ясгура сумел обмануть тень Хегруна и освободить своего принца.

Бернак криво улыбнулся:

— Очередная победа твоего хозяина.

— Небольшая неудача. Мы собираемся…

В этот момент один из Слуг поднял руку, и Флегрос умолк. Слуга обратился к Обаксу:

— Мой хозяин ждет твоего ответа на его предложение. Ты принимаешь его?

«Уничтожь этого наглого червя!»

Почти согласившись с разгневанным богом, Бернак сжал зубы и решил пока посмотреть и послушать.

— Мой ответ остается неизменным, я дал его тогда же, когда было сделано предложение, — спокойно ответил Обакс. — И он останется таковым. Я отказываюсь.

— Ладно. Предложение остается в силе.

При этих словах все четверо Слуг развернули лошадей и поскакали к Войску, Флегрос поспешил за ними. Бернак посмотрел им вслед, потом обратил тяжелый всепроникающий взгляд на Обакса:

— Я уверен, что они предлагали тебе присоединиться к ним. Ты должен был рассказать мне все.

— Не думал, что это так важно, — ответил Обакс. — Но я приму любое наказание, которое вы сочтете необходимым применить.

«Ах наказание. Не станешь же ты возиться с этими отбросами».

— На этот раз наказания не будет, — ответил Бернак металлическим голосом. — Но запомни: если речь заходит об Истрегуле, важно все. А теперь давай вернемся к нашим воинам и попробуем убедить их, что все это — часть большого плана.

Встреча состоялась в мебельной мастерской у реки, в длинном помещении с низким потолком. Здесь горели застекленные лампы и пахло опилками. Когда пришел Мазарет, Ясгур уже был здесь, при нем находились два безоружных телохранителя и престарелый провидец Атрок, о котором упоминал Джилли. Мазарет пришел с Джилли и двумя офицерами, он находился уже на грани нервного истощения. Когда явился Джилли со своей удивительной историей и предложением о перемирии, Коделя нигде не оказалось, — у Мазарета не было выбора, пришлось решать все самому.

Теперь он сидел за старым ободранным верстаком напротив Ясгура, который коротко подтвердил историю своего пленения духом Хегруна и рассказ о том, как Джилли с Атроком вернули его обратно. Несмотря на совершенную неправдоподобность, все совпадало с рассказанным Джилли и даже несколько объясняло происшедшее позже на Башне Дня.

— Я просто пытался отправить Таврика обратно к вам, я не собирался пытать или убивать его, — продолжал Ясгур. — С ним все в порядке?

— Он был в Высоком Шпиле, когда на город начали валиться эти каменные чудовища, — неуверенно ответил Мазарет. — Внутренняя часть дворца для нас недоступна. Двери завалены, лестницы сломаны, коридоры разрушены, так что мы понятия не имеем, как обстоят дела.

Атрок кивнул:

— Они хотят нашей смерти, ибо тогда мы станем их рабами навсегда.

Ясгур заметно вздрогнул, прикоснувшись к своей умащенной черной бороде. Его глаза недобро блеснули:

— Я скажу вам одну вещь: когда прибудет Войско Кланов, я не подчинюсь его командирам и не отдам им город.

— Пойти против собственного народа? — переспросил Мазарет.

— Я должен, ибо они рабы злобных существ, которые называют себя посланцами нашего бога. — Ясгур подался вперед, лицо его пылало. — Это они запятнали честь моей семьи и моего клана, подняв дух моего отца из могилы, сделав его своим слугой и направив его против меня. Когда они придут в Беш-Дарок, я брошу им в лицо это обвинение и буду сражаться до последней капли крови. — Он сощурился. — С севера у меня движется еще одна армия. Она прибудет к рассвету.

— Боюсь, что это слишком поздно, — отозвался Мазарет. — По последним сообщениям наших лазутчиков, Войско будет под воротами меньше чем через час. А эти каменные монстры сотворят все, что намеревались, прежде чем прибудет ваша армия.

— Да, — мрачно согласился Ясгур. — Именно поэтому необходимо напасть на ложных посланцев, как только они появятся под стенами. Совершить вылазку и захватить их. Если мы сможем убить одного или двоих из них, мы, возможно, остановим происходящее в Высокой Базилике и предотвратим катастрофу. — Он испытующе посмотрел на Мазарета. — Вы пойдете со мной? Вы поднимете ваше войско? Я не стану удерживать вас, если вы решите уйти. Эти маги обладают исключительной силой.

Но Мазарет даже не стал обдумывать предложение:

— Теперь, когда у меня друзья и союзники захвачены этими тварями, я просто не могу уйти. Мы останемся и будем сражаться.

Ясгур улыбнулся и протянул руку, Мазарет пожал ее. В этот момент послышался шум и в мастерскую, тяжело дыша, вбежали люди Ясгура.

— Господин, новости… из-за города. Войско свернуло в сторону.

— Что? — воскликнул Ясгур, вскакивая на ноги.

— Один из лазутчиков сообщил, что кланы занимают позиции в разрушенном форте на хребте, но лагерь не разбивают.

— Зачем им это?

— Из-за их слуг во дворце, — пугающим голосом произнес Атрок. — Готовится что-то ужасное…

Все замерли, Ясгур глядел в глаза Мазарету:

— Значит, мы не можем, не смеем ждать, пока враг придет к нам.

Мазарет вскочил, не обращая внимания на боль в руках и ногах. Не сводя глаз с вождя могонцев, он произнес, изумляясь нелепости собственных слов:

— Значит, ночная вылазка?

— Половина моих людей еще не вошла в город, — ответил Ясгур, усмехаясь. — Мы воспользуемся их замешательством.

Мазарет ощутил, как реальность уплывает прочь, отступая перед неизвестностью и опасностью, потом кивнул:

— Согласен.

Они снова пожали руки, скрепляя договоренность.

— Это же безумие, — заявил Джилли Атроку, наливающему светлую жидкость в четыре крошечных стаканчика. — Совершенное безумие.

— В данный момент, — ответил старый могонец, протягивая ему один из стаканчиков, — нам не из чего выбирать.

Третий нашел его в длинной галерее, заставленной зеркалами и бронзовыми статуями. Свет догорающих ламп бросал на стены мрачные тени, среди которых беззвучно двигался призрак, широко раскинув руки с зажатыми в них окровавленными кинжалами.

Таврик, как и прежде, повиновался внутреннему голосу и повернулся лицом к привидению, ощущая холодную тяжесть Семени Матери на груди. Он снова начал ощущать сильный запах мокрой земли, листьев и коры. В голове появился странный жар, который опустился ниже, в его руки и ладони, в Семя, и гранитно-серая тень застыла, морщась от боли и глядя на него зелеными светящимися глазами.

Жар наполнял его голову, пот стекал по подбородку, заливал руки. Потом, когда призрак все-таки приблизился, Семя с треском открылось и выбросило облачко белых паутинок не толще волоса. Бледное облако двинулось на преследователя Таврика, окутало его туманом, выпуская длинные усики, обвивающиеся вокруг его рук и ног.

Призрак снова замер, окутанный белыми волосками, которые продолжали оплетать его тело, образуя в каменном теле трещинки и разломы. Он начал сопротивляться им, двигаясь на Таврика, который, отступая назад, вынужден был наблюдать за пугающим зрелищем. Белые усики становились все толще, превращаясь в корни, зарывающиеся в камень. Куски камня упали на гладкий мраморный пол, рассыпаясь в прах.

Призрак издал хриплый крик отчаяния и метнулся к стене, разбив высокое зеркало. Левая часть его тела, от плеча до бедра, вдруг разом осела на пол. Он пошел по коридору, качаясь и хватаясь за стену, разбил еще несколько зеркал, свернул несколько статуэток, продолжая исполнять симфонию разрушения.

Потом стенающий монстр упал и развалился на части. Поддерживаемые белой сетью корешков, куски его каменной плоти выпадали на пол один за другим. Таврик ощутил, как связывающая его сила отступила, его голове сразу стало легко. Белые корешки теперь обвивали статую мальчика с соколом, потом они начали таять и исчезли.

«Достаточно. Прочь из этого места. Продолжим путь наверх».

От этого голоса его череп завибрировал, и он обхватил голову руками. Он не знал точно, тот ли это голос, что обращался к нему в башне Седжинда, но он совершенно не считался с ним. Необходимо бороться с его давлением и сохранять контроль над собой.

Впереди в коридоре раздались шаги, и, обернувшись, Таврик увидел человека в коричневом плаще, вошедшего за захлопнувшуюся за его спиной дверь. Прижав к боку Семя, Таврик побежал по коридору, нашел проход и попал по нему в темный и узкий переход. На одной его стороне находилась анфилада грязных комнат с пыльными столами, но Таврик мчался туда, где была дверь, а за ней — вытянутая высокая комната. Одну ее стену полностью занимал шкаф с книгами и пергаментами. Содержимое нескольких полок было вытряхнуто из них и сложено кучей на полу. В библиотеке имелось три окна, но все они были забраны темными стеклами, единственным источником света служила свеча, стоявшая на железном столике, залитом воском. Человек в плаще сидел за столиком рядом со свечой, он обернулся, когда вошел Таврик. Он прокрыл лицо дрожащей рукой с растопыренными пальцами:

— Нет, прошу… не подходи ближе…

Таврик остановился и посмотрел на него, чувствуя, как каменеют от предчувствия мышцы живота. Складки плаща полностью закрывали голову человека.

— Ради тебя самого, — продолжал человек хорошо поставленным, но хриплым голосом. — У меня желтая гниль…

Таврик проникся к нему сочувствием, но из любопытства не уходил.

— Зачем ты здесь? — спросил Таврик. — Ты из людей Ясгура?

— Нет, не из них. Слуги держат меня здесь, чтобы я присматривал за библиотекой, в которую теперь боятся заходить. Когда-то я был ученым в этом городе, но мои изыскания не довели меня до добра. — В его голосе слышалась горечь. — Но ты не из этих мест, ты говоришь как человек из Южного Катриза, возможно, Патрейна…

«Он опасен, я уничтожу его».

— Нет! — закричал он, стараясь не выпустить Семя. И отскочил от больного ученого. Свободной рукой Таврик вытер пот с лица, стараясь не замечать жар, растекающийся по его членам. — Прости меня, — произнес он. — Та вещь, которую я несу с собой, имеет собственную волю и цели, которые я не могу постичь, но я нуждаюсь в ее защите, а она нуждается во мне… — Он грустно рассмеялся. — По крайней мере, так кажется. Единственное, в чем я уверен, что мои друзья заключены где-то наверху. Я должен найти туда дорогу и помочь им.

Голова в капюшоне кивнула.

— Незримый, Неизвестный уже в седле, и мы его везем, — произнес ученый, словно что-то цитируя, потом указал в дальний конец библиотеки. — За той дверью первый поворот налево, там будет винтовая лестница для слуг. Такие лестницы обычно соединяют несколько этажей.

— Большое спасибо. — Таврик слегка поклонился.

«Дурак».

Ничего не ответив на это, он поудобнее перехватил Семя и поспешил к двери.

Ученый посмотрел ему вслед и некоторое время посидел неподвижно, потом встал и начал снимать с себя одежды. Он отбросил в сторону плащ, оказавшись в длинной накидке поверх рубахи и килта. Лицо его было старым и бородатым, со впавшими щеками, морщинами и косматыми бровями. И все в нем, вплоть до кончиков пальцев, языка и зубов, было сделано из серого холодного камня, все, кроме глаз, горевших изумрудным огнем и тоской.

Призрак подошел к ближайшему окну, осторожно отодвинул задвижку и распахнул его. Он оторвался от пола и через миг уже кружился над Высоким Шпилем. Он завис над дырой, оставленной одним из заклинаний Слуг, и скользнул в темную Тронную Залу. На стенах горело несколько факелов, свет шел еще от паутины сил Источника, удерживающей небольшую группу пленных магов. Даже при таком неверном освещении можно было понять, в какие руины обратился зал. Но полагающийся этикет соблюдался: по обеим сторонам от трона стояло два десятка серых призраков, а сидящий на троне разглядывал пришедшего с нескрываемым презрением.

— Ну?

Призрак остановился у ступеней, ведущих к трону, и склонил голову:

— Ваше величество, еще один из нас обратился в прах.

Сжатый кулак ударил о подлокотник трона.

— Кто этот человек? Девчонка говорит, что это какой-то купец из Юларии…

— Прошу прощения, ваше величество, это просто мальчик, но у него есть Семя.

— Ты его видел?

— Я даже говорил с ним.

— И ты здесь. Но кажется, Семенем ты не завладел, Аргатиль. Как это возможно?

Аргатиль, бывший Архимаг и советник короля, выпрямился и в упор посмотрел на своего обвинителя:

— Сир, этот мальчик ваш сын. Ваш ребенок от герцогини Патрейнской.

Корреган, двадцать седьмой правитель Катримантинской Империи, уставился на Архимага зеленым взглядом:

— Ты уверен? Да, вижу, что так. Значит, ребенок Иллиан был жив все это время… Ладно, мы должны приготовить Семя и ждать нашего повелителя, он скоро будет. — Он указал на ту пару призраков, которые схватили Алель. — Вы двое, замените этого сентиментального дурака и ступайте за моим сыном. Заманите его сюда или убейте, если сможете, но принесите Семя…

Его свинцово-серое лицо исказила усмешка.

— С другой стороны, возможно, я смогу сам. Есть некоторые вещи, которые должен делать отец.

По гребню хребта двигались лошади и их всадники, искавшие какое-нибудь укрытие от мелкого моросящего дождя. Факелы шипели в сыром воздухе; поспешно разведенные костры, на которых могонцы варили свои напитки из корней и семян, чадили и трещали. Посреди суетящегося войска располагались руины форта. Один из толстостенных углов постройки сохранился, его камни поблескивали от дождя, растущие на нем кусты и травы свешивали свои ветви и стебли до самой земли.

Бернак перешагнул через остатки внешней стены и увидел уже пришедших Трэлора и Гразаана, с ними было несколько Слуг. Они толпились у сохранившегося угла форта, чертя что-то на земле и складывая камни, и не обратили внимания на приход Бернака.

— Приветствую тебя, генерал! — произнес Трэлор.

— Братья! — пробормотал в ответ Бернак, направляясь к паре темных фигур.

Гразаан по-прежнему оставался пожилым седым человеком, а Трэлор — высоким красивым юношей. Оба были одеты для битвы: Гразаан в тяжелые доспехи наемника, а Трэлор — в доспехи, похожие на морские раковины. Но цвет у этих раковин был кроваво-красный, казалось, что это просвечивает его собственная кровь. Трэлор улыбался, плотоядно поглядывая на Бернака.

— Похоже, планы Черного Жреца расходятся с твоими, брат.

— А равно и с нашими, — мрачно подхватил Гразаан. — Но это даже пустяки по сравнению с его беспечностью и самонадеянностью.

Бернак медленно кивнул:

— Ясгур.

— Точно. Он постоянно переоценивает свои возможности, ставя нас под удар.

— Его самонадеянность разрушает все, чего мы уже добились, — заявил Трэлор. — Насколько мы знаем, Семя Матери не может больше оставаться в Беш-Дароке. Если он промахнется и на этот раз, нам придется искать другие пути.

— Вроде Горлы и Кешады? — спросил Бернак. — Долго и медленно…

— Зато верно, — перебил Гразаан. — Тогда наша власть над этими землями станет полной и неодолимой.

Бернак неуверенно пожал плечами:

— Нужно убедить в этом нашего сокрытого от глаз брата. А что делать с Истрегулом?

— Посмотрим сперва, как пройдет его последняя попытка, — ответил Трэлор, глядя куда-то за спину Бернака. — Ладно, хватит, он идет.

Дождь совсем разошелся, ветер рвал одежды на Истрегуле и его Слугах, подходящих к развалинам форта, у каждого из них было по деревянному посоху в руке. Черный Жрец осмотрел выложенные Слугами линии и только потом поклонился другим Повелителям Теней. В этот миг из ниоткуда выступила вперед радужная оболочка Сокрытого. Злоба исказила черты Истрегула, к немалому удовольствию Бернака.

Черный Жрец сдержал свою ярость и уставился в небо. Крошечные капельки дождя кружились над ним, но, как заметил Бернак, ни одна не коснулась его лица, бороды или волос.

«Он предаст вас, — заявил знакомый мрачный голос у него в голове. — Уничтожьте его, пока можете».

«Помолчи», — ответил он.

— Пора настала, — начал Истрегул.

— Опять… — пробурчал Сокрытый.

— Прошлое ждет, будущее ждет, даже небеса ждут возвращения Повелителя Сумерек. Горы обратятся в храмы, моря выйдут из берегов, солнце станет светить ярче, когда Принц Сумрака ступит на землю…

Бернак ощутил дрожь при этих словах и зарождающуюся в мозгу черную злобу.

— Луна станет нашим флагом, тени породят тени, все королевства станут одним. — Сверкая глазами, он поднял посох и обернулся к своим Слугам, говоря: — Начинайте!

Образовав полукруг, Слуги прижали концы своих посохов к линиям выложенного ими на земле и стенах узора. Все они забормотали какие-то слова, рисунок тотчас же засветился зеленым. Дождь и жар образовали туманную дымку, от горящих символов повалил пар.

— Братья! — произнес Истрегул. — Одолжите мне вашу силу.

Не было никакой проблемы в том, чтобы добраться до силы. Источник всегда был здесь, для Бернака обращаться к нему было так же просто и естественно, как дышать. Передача же силы Истрегулу требовала сосредоточенности, необходимо было задать направление. Какая-то его часть пристально следила за Черным Жрецом, ища признаки предательства.

Сейчас Истрегул казался выше, его присутствие давило на всех. Окруженный подвижной аурой, он стоял, глядя на узор, сжимая рукой посох и взмахивая его горячим концом. Подняв свободную руку, он проговорил несколько хриплых слогов, простых, грубых звуков, и резко махнул рукой вниз. Воздух завибрировал, и поросшая мхами стена начала таять, уступая место Тронному Залу Дворца Беш-Дарока. Земля с начертанными на ней символами превратилась в полированный мраморный пол, на котором тоже горели знаки, возле них стояли серые призраки. Хрупкая женская фигурка сидела на ступенях, ведущих к трону, на нее пристально глядел зеленоглазый страж.

Бернак вместе со всеми остальными следил за действиями Истрегула. Их недоверие казалось почти осязаемым, но Истрегул выглядел совершенно искренним в своих действиях и полностью поглощенным ритуалом. Ничего подозрительного. Потом Истрегул повернул голову, медленно, едва заметно; Бернак увидел обращенный на него косой взгляд и злобную ухмылку.

— Слуги! — внезапно воскликнул Сокрытый. — Они же…

Прежде чем Бернак смог сообразить, Черный Жрец, Слуги и вообще все исчезло в яркой вспышке света. Мощный удар потряс землю, неведомая сила подхватила Бернака и опрокинула его назад. Инстинкт и злоба открыли для него Источник, он замедлил свое падение и встал на ноги. Облако густого пара начало рассеиваться, за ним не оказалось ничего, кроме обломков стены, перевернутой земли и пучков обгорелой травы. Истрегул и Слуги исчезли.

— Грязный трюк! — сказал Гразаан. — Куда он отправился?

— Во дворец, разумеется, — пояснил Сокрытый. — Где Семя, там будет и сила.

Вдруг Трэлор закричал, его прекрасное лицо исказил гнев и тревога.

— Он нападает на мой город… с ночными охотниками! — И он исчез. В следующий миг Гразаан, не вдаваясь в объяснения, проделал то же самое.

Наступила гробовая тишина, потом Бернак различил звук, доносящийся из темноты над хребтом, звук нарастал. Его раздирала ненависть к Жрецу и необходимость что-то предпринять.

— Его последователи атакуют нас, — сухо рассмеялся Сокрытый. — Он не хочет оставлять у себя за спиной никого.

— Как он уверен в себе, — отозвался Бернак. — Завидую ему.

— Уверенность! Это всего лишь маска, скрывающая глупость, эта уверенность и погубит его. — Голос собеседника Бернака был полон презрения. — Но я еще не покончил с ним.

— Ты что, собираешься во дворец? — воскликнул Бернак. — Я с тобой…

— Я уже там, а ты останься здесь и спаси хоть что-нибудь, — ответил Сокрытый. — Потерпи немного, я доставлю его тебе.

И он тоже ушел.

Бернак смотрел в ночь, нащупывая и осязая.

«Обакс… Обакс… приведи войска на хребет…»

«Господин, мы пробиваемся к вам, но Слуги-шаманы Черного Жреца упорствуют».

«Когда вы будете?»

«Секунду, господин, есть новости от лазутчиков… они говорят, что Ясгур скачет из Беш-Дарока с императорскими повстанцами. Нам отправить людей напасть на него?»

«Пошли треть, этого будет достаточно, а остальных веди сюда».

Обакс молча согласился, и его присутствие, вкус и запах его личности исчезли из мыслей Бернака, что-то иное пробивалось из-под дальних пластов его сознания и вторгалось в его собственный мир.

Мрачный и злобный смех.

Некоторое время Алель видела перед собой призрачную дверь в стене Тронного Зала и высокого человека, стоящего за ней вместе с другими. Потом последовала вспышка света, дверь исчезла, и высокий человек шагнул в зал, за ним потянулись другие люди.

Он остановился перед ней и посмотрел сверху вниз. Она чувствовала себя подавленной его огромной широкоплечей фигурой, почти что уничтоженной. Но Алель не позволила себе струсить и посмотрела прямо в его черные жаждущие, как пустыня, глаза.

— Сколько здесь чистоты и невинности, — произнес человек, которого она знала как Истрегула, Черного Жреца. — Но даже если бы ее дух был черен и низок, это ничего бы не изменило. Ее кровь — ключ, открывающий двери к господству над всем. А теперь мне нужен замок…

— Я тебя знаю!

Серая фигура выступила вперед, тот призрак, что пришел без Семени. Алель охватила жалость.

— Кто ты такой?

— Тот, кто прекрасно тебя знает!

— Ах да, ты Аргатиль, — презрительно бросил Истрегул. — Ты знаешь, где мое Семя?

— Я знаю тебя, я видел твое лицо, отраженное в тысяче мечей, в каплях пролитой на землю крови, в дыме, поднимающемся над руинами городов и деревень, в камнях пересохших рек, в почве полей сражений…

— Ты не знаешь меня, старик, — перебил Истрегул тяжким басом.

Но Аргатиль продолжал:

— Я слышал, как ты захлебывался от радости при виде чужой боли. Я видел твою руку в древних развалинах…

— Ты никогда не видел меня! — зарычал Жрец.

— Я вижу тебя сейчас даже под той маской, которую ты нацепил…

Завопив что-то невнятное, Истрегул швырнул в призрак Архимага пригоршню зеленого огня. Алель успела заметить на его лице умиротворенную улыбку, после чего его каменная фигура с треском развалилась. Она вздрогнула от испуга и облегчения и закрыла голову руками, защищаясь от падающих со всех сторон осколков.

Черный Жрец стоял, глядя на обломки привидения, в его глазах светилось нечто похожее на страх. Его губы двигались, продолжая прерванный диалог, но ни звука не было слышно. Зная, что она находится рядом с безумцем, Алель заозиралась по сторонам:

— Так ты прикончил моего старого дурака. Прекрасно.

Она посмотрела наверх, и у нее перехватило дыхание. Вернулся призрачный Император Корреган, он вел потрясенного несопротивляющегося Таврика, прижимающего к груди Семя. Император пролетел над Алель, поставил Таврика рядом с ней, потом опустился на пол и медленно поклонился Жрецу. Истрегул взял себя в руки и улыбнулся при виде выказываемого ему почтения.

— Твоя верность будет вознаграждена, — произнес он. — Когда я начну править всем, мне понадобится множество помощников, множество наместников…

— Дай мне тело, — прервал Корреган. — Дай нам настоящую плоть, кожу и кости, как было обещано. А потом мы сделаем все, что ты пожелаешь.

Алель взглянула на сидящего рядом с ней обескураженного Таврика.

— Что произошло? — спросила она. — Как ты себя чувствуешь?

— Оно не остановило его, — забормотал он. — Он подошел ко мне, а Семя… ничего не сделало… я… — Он схватил ее руку, глаза его расширились. — Этот… эта штука не может быть моим отцом! Он не может…

— Обещание будет выполнено, — говорил Истрегул. — Но сначала кровь должна пролиться на Семя, открыв путь. Потом…

— Потом ничего не будет, — произнес голос. — Потому что ты станешь ничем, а он станет всем.

Черный Жрец вздрогнул и развернулся. Все повернулись вместе с ним к сидящему на троне человеку в доспехах. Его доспехи были золотистыми, почти янтарными, по всей поверхности они были украшены сложным орнаментом из змей и ящериц. Огромный шлем-маска был покрыт теми же узорами.

— А, мой безликий брат, — с облегчением выдохнул Истрегул. — Безликий, безымянный и бесхребетный…

— Ты его марионетка, Истрегул. Ты думаешь, что преследуешь собственные цели, но это он начертил для тебя путь, по которому ты идешь, весь, до последнего шага. Это его путь, он даст ему силу, о которой так мечтаешь ты.

— Подобные речи говорят лишь о твоей недальновидности, брат, — заявил Истрегул. — Уйди из дворца, пока можешь.

Человек на троне, в котором Алель подозревала еще одного Повелителя Сумерек, негромко рассмеялся:

— Ты ведь слышишь его, правда? Шепчущего черные мысли целыми днями и ночами, что-то обещающего, что-то требующего. Он всегда здесь, всегда ждет. — Он поднял руку в латной перчатке. — Я знаю, что ты слышишь его, потому что я тоже его слышу, и ты, так же как и я, не дашь ему ничего.

— Уходи. Я не стану больше повторять.

— Да, жизнь не настолько плоха, чтобы ты добровольно с ней расстался… ради него. Разве не так?

— Твои доспехи все в царапинах, брат. Давай я отполирую их для тебя.

Он описал перед собой полукруг посохом, выпуская на волю сгусток энергии. Его слуги сделали то же самое, выпустив столько светящихся копий, пик и сетей, что они заполнили собой весь зал. Вихрь из сияния и языков пламени заходил вокруг трона, но он не причинил вреда сидящему на нем. Тот встал и вскинул руки в театральном жесте. От всего его тела в разные стороны понеслись искры, доставшиеся всем нападавшим на него. Некоторые сразу упали, другие лишились рук и ног или были ранены. Один из них, огромный лучник, только что выпускавший стрелу за стрелой, застыл в движении и с грохотом обрушился на пол.

Алель скорчилась на полу, спасаясь от магической атаки, и едва не вскрикнула, когда Таврик взял ее за руку.

— Смотри, они уходят…

Сидящие по всему залу маги оказались вдруг одни, без своих серых стражей, они наступали на призраков, гоня их к главным дверям. Таврик указал на арку за троном. Алель кивнула, и они начали пробираться туда. Они успели пройти две трети пути, когда Таврик вдруг охнул и упал на бок.

— Таврик, что с тобой? — взволнованно воскликнула Алель.

— Не пускает… — выдохнул он. — Оно хочет… — Слова поглотили судорожные всхлипывания задыхающегося человека, он лежал, прижимая Семя локтем.

— Нет, так просто вы не уйдете! — раздался грубый голос.

Обернувшись, Алель увидела парящую на фоне сражения тень призрачного императора. Он приближался. Она тотчас же посмотрела на металлическую руку Таврика, вспомнив, как использовала ее, высвобождая собственную дикую силу. Потом она увидела Семя, машинально схватила его и обернулась лицом к приближающейся опасности.

А опасность надвигалась как шторм. Она почти ощущала ее вкус, жар и белое свечение, но ничего не видела. Призрак был уже совсем рядом, Алель старалась сосредоточиться на нем, направить на него силу, но тут со стороны трона вылетело сияющее копье, попавшее императору в бок. Он распался на куски.

Распался со звуком, похожим на звон тысячи молотков, ударивших по тысяче наковален. Большие и маленькие куски полетели во все стороны, Алель зажмурилась, чувствуя острые осколки на лице и шее, плечах и руках.

Потом все кончилось, она посмотрела вниз, на свои руки, прижимающие тяжелое Семя Матери к груди, увидела отпечаток Семени на коже и кровь там, где ее ладони прижимались к прохладной шершавой поверхности…

— Теперь начнется моя месть.

Ей понадобилось время, чтобы понять, что этот грохочущий голос выходит из ее собственного горла.

Из другого конца комнаты донесся яростный вопль:

— Нет! Сила моя!

Истрегул мчался на нее, Алель ощутила, как ее поднимает над полом серебряное сияние, которое через миг стало черным. Ее тело окатывали волны жара и холода, все вены и артерии пульсировали, гоня вместо крови радужное свечение. Это было пугающе, но прекрасно.

«Не бойся, дитя. Тебе не причинят вреда…»

Она ощутила, как поднимается все выше, ей казалось, что она парит на мягком облаке. Посмотрев вниз, она увидела сияние, окружающее гигантские ноги и громадные руки. «Неужели я в теле бога?»

Истрегул бежал по залу. Огромное тело, принявшее в себя Алель, вытянуло руку и подняло его вверх. Серебряную кисть тут же окружили черные и зеленые сполохи.

«Я могу уничтожить эту часть тебя, предатель, но это не утешит моего горя. Нет, я отправлю тебя назад, к твоим братьям, а когда вы станете одним целым и воплотитесь, тогда я приду за тобой».

— Никогда! — завыл Истрегул. — Меня никогда не уничтожат!

«ЗАМОЛЧИ!»

Чудовищная рука, сотканная из серебряного тумана, качнулась в сторону, отбросив Черного Жреца, который перелетел через весь зал и исчез в дыре в стене. Тогда божество переключило свое внимание на оставшегося Повелителя Теней, стоявшего у трона, и в два шага оказалось рядом с ним. Призраки бежали, забыв о битве; Алель заметила скорчившегося у ступеней трона Таврика, глядящего на нее неподвижным изумленным взглядом.

Повелитель Теней начал медленно подниматься в воздух.

«Дай-ка мне взглянуть, из чего ты сделан».

Доспехи и шлем растаяли, явив мускулистого человека в обычной одежде, его лицо кривилось от ярости. Алель глядела, не веря своим глазам, до нее донесся отчаянный отрицающий крик Таврика.

Потому что это был Кодель, военачальник Детей Охотника.

 

ГЛАВА 30

Мазарет скакал галопом впереди пяти сотен всадников по широкому грязному полю навстречу встающему впереди лесу. На дальнем краю поля что-то происходило, но не было времени выяснять, что именно. Мазарет чувствовал в воздухе запах дыма, и, когда они были уже у самого леса, он увидел впереди горящие деревья и услышал звон оружия.

На фермах и в лачугах вокруг старого форта, на гребне хребта, велась начатая после заката солнца стихийная война: смертельные погони, личные дуэли, вспышки магии, нападения и засады. Но в данный момент существовал только один бой, в котором хотел участвовать Мазарет.

Двигаясь на север, они выехали на старый тракт и поехали по нему через лес на запад. Несколько птиц сорвались с ветвей; привязанный к плетню у одинокой лесной хижины пес яростно облаял их. Мазарет приказал колонне замедлить ход, поскольку первые ряды уже подошли к кромке леса и видели, что происходит.

Метрах в трехстах от них Ясгур и его люди пытались укрыться под кустами и под всем, что только могло сойти за укрытие. Деревья пылали гигантскими факелами, освещая желтым светом яростно мечущихся могонцев, приканчивающих раненых солдат копьями, ножами, камнями и стрелами.

Сражение никем не было выиграно. На всем пространстве, которое мог охватить взгляд, лежали тела людей и коней, все было залито кровью, валялись обломки повозок. Чем ближе к холмам, тем выше становились курганы из мертвых тел, — погибших было великое множество с обеих сторон.

Несколько тяжких мгновений Мазарет просто сидел и смотрел на жуткое зрелище. При таком освещении сложно было подсчитать, сколько здесь воинов, но он решил, что не меньше двух тысяч могонцев, разбитых на группы и нападающих без всякого общего плана. У Ясгура было всего несколько сотен, выстроенных в ряды и прикрытых щитами, но их просто смело прибывающими отовсюду волнами врагов.

Перед ним был трудный выбор. Можно было вернуться в сочащийся злобной магией город. А можно повести людей вперед, отчаянно прорваться через окружение, надеясь, что у них с Ясгуром достанет сил пробиться потом к хребту.

Он мрачно усмехнулся — никакого выбора на самом деле нет.

Мазарет выхватил из ножен меч, повертел им над головой и выкрикнул боевой клич погибшей Империи: «Древо и Корона!» Его воины подхватили клич, выезжая из леса и несясь по грязному полю. Земля была перепахана тысячами ног и копыт, залита дождем и кровью. У холма засуетились несколько сотен могонцев, не ожидавших такой атаки. К тому времени, как их рога затрубили тревогу, повстанцы проделали уже половину пути. На них выехала группа могонцев, небольшой отряд, но капитаны Мазарета уже построили своих людей в широкий клин во главе с самим Командующим.

У некоторых из могонцев, видимо, мелькнула мысль, что эта встреча может оказаться роковой для них, и они потихоньку отъезжали в стороны. Но большинство было смелее или глупее. Мазарет вдруг заметил, что несется прямо на огромного бородача с боевым топором. Мазарет наклонился в седле, увернулся от удара, потом взмахнул мечом, и рука и топор упали на землю, залитые кровью.

А он уже спускался по склону холма к двойному ряду щитов, которые расходились в стороны, чтобы впустить внутрь своих позиций подкрепление. Некоторые могонцы попытались воспользоваться движением, но капитаны Мазарета были начеку, могонцев тут же отбросили. Они остановились в сравнительной безопасности под прикрытием щитов, а Ясгур уже спешил навстречу.

— Ваша доблесть не знает границ, господин Командующий, — произнес Ясгур. — Как и моя благодарность. Что с армией?

Мазарет уже слишком устал, чтобы скрыть свою печаль. Он только покачал головой. Армия была уже на полпути к хребту, когда на них напали два противоборствующих отряда могонцев. Но оба они решили, что перед ними подкрепление, идущее на подмогу вражескому клану, и напали с двух сторон. Через миг из темноты выехал еще один отряд могонцев и разделил правый фланг. Стройные ряды были смяты, настало время кровавой резни.

Мазарет командовал как раз правым флангом и арьергардом; когда он понял всю серьезность ситуации, он тут же собрал оставшихся в живых и с ними начал пробиваться на север. Позже он выяснил, что Ясгур сделал то же самое, за исключением того, что он продолжал двигаться к хребту, затем только, чтобы наткнуться на еще большие силы врага. О ядре армии, состоявшем в основном из тяжелой кавалерии, не было известно ничего.

— Но у нас все еще около тысячи воинов, — подытожил Мазарет. — И у нашего войска есть выучка, дисциплина и цель.

— Да, — согласился Ясгур. — Они не устоят против нас двоих. — Он посмотрел на темную громаду горного хребта и вспышки зеленого огня, которые кто-то невидимый оставил на западном склоне. — Мы можем двинуться на юг, сминая этих нападающих, а потом…

— Во имя Древа! — воскликнул Мазарет. — Что это?

Светящееся нечто, похожее по форме на человека, пролетело над их головами к гребню хребта и направилось прямо к развалинам форта. Последовала вспышка, потом все руины залило таинственным мерцающим светом.

— Похоже, что это прилетело из города, — задумчиво произнес Мазарет.

— Что бы это ни было, друг мой, мы не можем здесь оставаться. — Ясгур хлопнул Мазарета по плечу. — Подготовь своих людей, пока я отдам распоряжения своим. По моему сигналу мы прорвем ряды этих всадников и помчимся на наших врагов. И пусть боги улыбнутся, глядя на нас!

По почти пустому Тронному Залу гулял ледяной ветер. С верхней галереи светили факелы, на полу в центре стояла масляная лампа, освещавшая чудесным образом сохранившийся после всего, что произошло, зал. Но ничто не могло сравниться со светящейся серебряной фигурой, стоящей рядом с троном.

Со своего места Бардоу наблюдал за движениями Матери-Земли, пока она вымещала свою ярость на остатках врагов, загоняя их внутрь себя. Время от времени какая-нибудь каменная фигура, лишенная своей духовной субстанции, рушилась на пол, увеличивая груду обломков и песка вокруг трона. Но мага беспокоила Алель, живая Алель, он помнил, что происходило в древних преданиях, описывающих посещения смертных богами. В этих историях всегда говорилось о светящемся теле, умножающем силы смертного, и о печальном конце, если присутствие слишком затягивалось.

Он поискал взглядом Медвина. Когда все маги начали разбегаться, пользуясь склокой между двумя Повелителями Теней, Медвин решил остаться, несмотря на вывихнутую лодыжку и рану в плече. Теперь он сидел неподалеку от главных дверей на куске камня и смотрел на Таврика, представляющего собой воплощенное отчаяние. Бардоу задержал взгляд на его металлической руке, думая, насколько далеко простирались планы Коделя.

Он криво улыбнулся самому себе. «Подумать только, один из Повелителей был среди нас. Чтобы разглядеть это, простых глаз мало. Как жаль, что не удастся расспросить самого Коделя».

После того как маска была снята, Мать-Земля обошлась с ним ничуть не лучше, чем с Истрегулом. Она вышвырнула его в дыру в стене башни куда-то в ночь.

Бардоу принял решение и кивнул самому себе. Он шикнул, чтобы привлечь внимание Медвина, и мысленно обратился к нему: «Подожди здесь».

Старый маг медленно кивнул, а Бардоу, собрав все свое мужество, вышел из-за широкой колонны и поковылял к центральному проходу. У подножия трона он остановился и поклонился:

— Приветствую тебя, о Повелительница Жизни и Смерти! Прими наши хвалы и добро пожаловать!

«Мне не нужно приглашений от таких, как ты. Маги были самыми ничтожными среди наших последователей, но они немало пили из рек нашей щедрости и доброты. Оставь себе свои пустые похвалы, червь. Я могу принять только твой страх».

— Все богов боятся, — вырвалось у Бардоу. Сияющая голова, отдаленно напоминающая женскую, повернулась к нему. Бардоу ощутил, как под ее взглядом часть его расслаивается, распадается на куски, он постарался сосредоточить взгляд на размытой фигуре Алель, висящей с закрытыми глазами внутри светящегося тела.

«У меня нет времени заниматься с тобой философией. Скажи, что ты хочешь, и расстанемся».

Он глубоко вздохнул:

— Великая Мать, девушка, в которой находится твое присутствие, слабеет. Теперь твои враги повержены, смилуйся, верни нам Алель, прежде чем прервется ее земная жизнь!

«Смиловаться? — Воздух разорвал гром этого голоса. — Никакой милости не было оказано моему возлюбленному! Ни колебания, ни сожаления, ни малейшего угрызения совести не ощутила я у убийцы и у банды тех ничтожных духов, в которых он превратился. Но я отомщу, когда он снова станет целым, чего бы мне это ни стоило.

Что до девушки, носителя крови, — она сильна, она может дать еще много, я не причиню ей вреда. Но я еще не покончила здесь с делами. Смотри, они идут!»

Бардоу растерянно проследил за вытянутой рукой Матери. Порыв ветра поднял с пола золу, воздух возле дыры в стене начал колебаться и мерцать, мага кольнуло нехорошее предчувствие.

Один долгий-предолгий момент Сувьель старалась вспомнить имя женщины, освободившей ее из комнаты с клетками и выведшей на каменную лестницу. Слабость во всех конечностях была не так страшна, как сумбур в голове. Ей казалось, что ее разум превратился в дом, где всегда открытые комнаты оказались вдруг заперты на ключ. Она знала, что находится в Треваде, помнила, что Бардоу отправил ее сюда достать Хрустальный Глаз. Но как она сюда попала, кто эта женщина…

Имя и прошлое отказывались возвращаться, пустое место, пропасть. Но кто бы она ни была, Сувьель обязана ей свободой, свободой от иссушающей мозги темноты, от ледяной клетки, от визитов Слуг и…

Койрега.

Имя всплыло, оживив образы и чувства. Слуги, собравшиеся вокруг нее, моменты полного бесчувствия, едва видимые бледные фигуры, которых уводили прочь. Она утерла слезы и судорожно вздохнула. Сможет ли она когда-нибудь вернуть то, что отняли у нее Койрег и его люди?

Силы понемногу возвращались к ней, она уже могла сама шагать вверх по каменным ступеням. Она попыталась отпустить руку женщины, но та лишь нахмурилась и покрепче ухватила ее за плечо. Это лишний раз доказывало ее слабость, но Сувьель почему-то обрадовалась этому жесту.

Чем дольше клубились в ее голове мысли о Койреге, тем чаще там мелькал образ другого человека — высокого, седого, с пронзительными голубыми глазами… Этот образ будоражил ее мысли и чувства, но оставался для нее загадкой. Она попробовала думать о Бардоу, но высокий человек не уходил, он говорил с Архимагом, смеялся, смотрел на нее с мягкой улыбкой.

«Кто же ты? — думала она. — Почему ты так важен?»

И она зарыдала, мечтая, чтобы Койрег оказался здесь и она могла бы придушить его голыми руками.

— Прошу тебя, — произнесла женщина. — Молчи.

— Прости, я… — Сувьель покачала головой, вытирая глаза рукавом, — я должна быть сильнее этого.

— Я знаю, что они сделали с тобой, — ответила женщина. — Ты очень сильная, если смогла выжить в этом колодце.

— Спасибо тебе, Нерек, но я…

Нерек. Имя само сорвалось с ее губ, ее снова захлестнула волна чувств и образов. Нерек, приезд в Трезаду, встреча с детьми, раздвоение Нерек, потом долгий путь в темноте, приведший ее в плен, а задолго до всего этого — Керен… и магия того, кого звали Бернаком.

Ей на миг показалось, что сейчас она вытянет полный невод своих воспоминаний, но они опять ускользнули.

— Необходимо двигаться дальше, — произнесла Нерек. — Мы должны добраться до Хрустального Глаза раньше… раньше нее…

Сувьель застыла, смущенная:

— Раньше кого?

Глаза Нерек в слабом свете казались темными камешками.

— Той воительницы, той, на которую я должна была походить. Ее привело сюда Порождение Демона, оно использовало ее, чтобы преодолеть лабиринт с ловушками внизу, оно дало ей свою силу. — Нерек нахмурилась. — Между нами существует связь, которая становится все прочнее по мере нашего сближения. Я вижу то, что видит она, я слышу мысли, которые стоят за ее словами. Она думает, что хочет стать одним из Порождений Демона, но боится и сомневается.

Сувьель с трудом понимала, о чем толкует Нерек. Порождение Демона? Но было и что-то еще.

— Чего ты хочешь? — спросила она, боясь ответа. — Почему ты мне помогаешь?

— Я знаю, чем я была, и знаю, что было сделано со мной, — ответила Нерек, глядя ей в глаза. — Я говорила с ним… с другой частью меня. В первый раз несколько часов назад, еще в клетке. Я ощутила его боль и отчаяние, а теперь мы оба жаждем мести. Если мы поможем тебе забрать отсюда Хрустальный Глаз…

Ее прервало глухое ворчание, Сувьель почувствовала, как дрожит камень за ее спиной.

— Демон и Керен, — пояснила Нерек. — Они сражаются со Слугами и ночными охотниками во дворце под Базиликой. Нам нужно идти.

Они вместе зашагали по ступеням, но Сувьель все еще опиралась на руку Нерек. Пока они шли, она пыталась понять, в какой части Высокой Базилики они находятся. Она помнила, что Базилику окружает множество дворов, но она никак не могла вспомнить их точное расположение.

Они миновали деревянную арку, послышался крик, Сувьель застыла, увидев группу Слуг во главе с Койрегом, мчащуюся к ним по длинному коридору. Прежде чем она смогла что-то предпринять, Нерек оттолкнула ее одной рукой, пока другую заливало живое зеленое свечение. Сувьель видела, как она подняла светящуюся руку и что-то потянула ею из воздуха, издав торжествующий крик.

Раздался треск, коридор за ними рухнул, засыпая все побелкой и пылью, а они побежали вверх по ступенькам.

Наверху оказалась запертая дверь, которую Нерек открыла одним прикосновением. Они крадучись вошли в квадратную, освещенную лампами комнату, которая казалась недавно покинутой: на огне кипела вода, на столе стояла тарелка с недоеденным мясом, на полу валялся кувшин, его содержимое темным пятном растеклось по полу, через приоткрытую дверь виднелась небольшая комнатка со столом и стульями, обломками копий и старым сундуком, вторая дверь вела наружу.

По-прежнему была ночь, Сувьель разглядела в темном ледяном воздухе столбы дыма. Черная громада Базилики была перед ними, из-за другой стороны постройки до них доносились звуки битвы. Они быстро промчались через круглую лужайку к портику, толкнули тяжелую деревянную дверь, которая со скрипом закрылась за ними, разом покончив со всеми звуками. Внутри пара-тройка висящих под потолком ламп освещали отделанный деревянными панелями коридор, на дереве остались светлые пятна в тех местах, где когда-то висели картины и гобелены. За открытыми дверями виднелась анфилада пустых пыльных комнат, в которые никто не заходил уже долгие годы.

— Куда мы идем? — спросила Сувьель. — Где хранится Глаз?

— В какой-то башне над Базиликой. Я внимательно прислушивалась к ее мыслям, кажется, она думает, что за алтарем главного храма есть лестница, ведущая туда.

— Но… В Храме Гармонии нет алтаря, — произнесла Сувьель, проходя через очередные двери.

Они остановились. Громада Гармонии тонула в сумраке, который не разгоняли, а скорее оживляли несколько горящих ламп. И там был алтарь. Огромный, высокий, резной, сияющий бронзой в свете стоящей рядом с ним лампы. «Здесь не должно быть так темно, — подумала Сувьель. — Даже ночью». Потом она посмотрела наверх.

Теперь она заметила куски серой материи, протянутые под потолком и закрывающие огромные застекленные окна, на которых, как она помнила, были изображены сцены из жизни Древа-Отца. Сейчас сюда не проникал свет солнца, луны и звезд.

Пока они бесшумно двигались к алтарю, чувства Сувьель обострялись. Она ощущала идущий от алтаря запах пота, который потом стал заглушать запах гниющей плоти. На алтаре она заметила длинный нож, несколько чаш, кучку кореньев и широкое темное пятно на его поверхности. Нерек заторопила ее, когда она остановилась, чтобы рассмотреть все подробнее.

— Мы не можем медлить. Они слишком близко…

С другой стороны храма донесся громкий стук, он все нарастал, со всех сторон ему отвечало эхо. И вот кусок дальней стены упал, подняв облако пыли и песка, через пролом шагнула светящаяся фигура. Янтарные глаза осмотрели помещение и остановились на Сувьель.

«Я заберу Глаз, ничтожный маг. Не стой у меня на пути».

Рядом с Порождением Демона появилась небольшая фигурка — женщина, одетая в длинный светлый балахон и также светящаяся силой. Это была Керен. Она смотрела на них, стоявших у алтаря, на Нерек, и Сувьель почувствовала, что между ними что-то происходит.

Тут закричало сразу множество голосов, около двадцати Слуг с зеленым огнем в руках ворвались в двери на противоположной стороне. В тот же миг наверху что-то треснуло, посыпались куски стекла и кирпичей, и появились крылатые твари. Сувьель кинулась к двери за алтарем и упала бы, если бы ее не поддержала Нерек. Она успела заметить, как Демона и Керен опутали зеленые паутины Источника, а крылатые твари начали выплевывать огонь. Еще она разглядела Койрега, идущего прямо к ней, но Нерек протащила ее через порог и повела вверх по лестнице.

Она падала от отчаяния и усталости, схватившись одной рукой за Нерек, а другой за камень стены. Разум и тело отказывались служить ей. Казалось, что все зло мира гонится за ними по пятам. Она не знала, хватит ли у нее сил воспользоваться Глазом, даже если они доберутся до него.

Когда они дошли до верха, Сувьель уже знала, что там ничего не осталось. Колонны стояли вдоль трех стен квадратной башенной комнаты, открытой теперь всем ветрам. Здесь было невероятно холодно, Сувьель вдруг вспомнила, что когда-то давно эта комната использовалась канцлерами академии для уединенных медитаций. Отсюда можно было любоваться пиками Прекайнских гор и землями Южного Ангатана и еще равнинами Восточного Катриза. А прямо под башней лежали шпили и крыши Базилики, спускавшиеся к утесам Ошанг-Дакала.

Сувьель тяжело осела на скамью, а Нерек возилась с чем-то похожим на каменную клетку, вделанную в пол. Измученная травница прикрыла глаза, голова шла кругом, каждый нерв вибрировал от усталости, скамья под ней подрагивала. Она молилась Матери-Земле за Керен.

Громкий треск заставил ее открыть глаза, каменная клетка распахнулась, Нерек повернулась к ней, держа обеими руками бледно-голубую сферу, завернутую в белую ткань.

— Возьми, — сказала она. — Если я использую это, я погибну. Это для тебя.

Сувьель вздохнула.

— Я пуста, — сказала она, разглядывая шар, всматриваясь в его темное мерцание, в его прекрасную гладкую поверхность, которая почти ничего не отражала.

Она видела его всего два раза, оба раза на церемониях и с большого расстояния. Тогда на нем сосредоточивались умы многих, но теперь он казался лишенным присутствия, не было ауры, которую она могла бы уловить.

— Я пуста, — снова прошептала она, но протянула руки и взяла Глаз.

Снизу донесся злобный вопль, но на какой-то миг Сувьель забылась. Все запертые комнаты ее разума открылись, хлынули воспоминания. Лица, имена, семьи друзей были с ней снова, а еще ее дни в Треваде, ее жизнь в Беш-Дароке, война, долгие годы в тайном убежище. И Икарно Мазарет.

«Вот что вы забрали у меня. Пусть это никогда не повторится».

Снизу послышался гул и треск, башня дрогнула. Нерек бросилась к лестнице, Сувьель, чья усталость разом прошла, поднялась со скамьи.

— Возможно, я смогу с помощью Глаза переместить нас в какое-нибудь безопасное место.

Послышались грохот обваливающихся камней, Нерек кивнула, ее заливало зеленое сияние.

— Это было бы замечательно. И хорошо бы до того, как нас засыпет булыжниками.

Сувьель не успела ответить: башня содрогнулась так, что они обе упали на пол. Несколько колонн обрушилось, посыпались куски лепнины. Сувьель ощутила, что кто-то сжимает ее лодыжку, повернулась и увидела Керен. В глазах воительницы горел нечеловеческий огонь.

«Я знаю запах твоего духа, — зазвучал голос Демона. — Не важно, куда ты направишься, я выслежу тебя».

Нерек поднялась на ноги и прыгнула на Керен, отцепляя ее руки от Сувьель. Крепко прижав к груди шар, Сувьель поднялась, прислонившись спиной к колонне. Две женщины сжимали горло друг друга в смертельном объятии, их ауры сливались. Сувьель заметила Порождение Демона, оно стояло с другой стороны и спокойно рассматривало ее.

«Я должен получить Глаз. Если ты отдашь его добровольно, он очень поможет моему народу».

— И я предам свой народ? — насмешливо переспросила Сувьель. — Едва ли.

«Твоя защитница сейчас будет повержена. Отдай мне Глаз, и я вынесу вас обеих отсюда».

Сувьель громко засмеялась, шагнула назад между колоннами и встала на самый край башни. Здесь было очень холодно, под ней зияла темнота, но разум ее был ясен и готов к сражению. Когда Порождение Демона заговорило, Хрустальный Глаз многое открыл ей, рассказав о нем и его народе то важное, что ей необходимо было знать именно теперь.

— Снова в Королевство Древа? Ну уж нет.

Демон повернул к ней лицо, одной громадной рукой он опирался на колонну, глаза его пылали огнем.

«Слушай меня и внимай! Когда Повелитель Сумерек соединит свои разрозненные части, Хрустальный Глаз станет пустой игрушкой в его руках. А в моем королевстве он послужит…»

— Это наше единственное оружие, — ответила она, глядя в его горящие глаза, замечая, как бугрятся под кожей его мускулы. — Я не отдам его. А теперь ты послушай меня, Орграальшенот, принц Демонов, ты слишком уже задержался в Промежуточном Пространстве, оно стонет от твоего присутствия!

«Ты раздражаешь меня, комар! Мое терпение подходит к концу».

Но прежде чем он успел броситься на Сувьель, она разжала кулак, выпустив Песнь Объятия, первую Песнь, созданную для нее Глазом. Демона заволокло темным коконом, некоторое время он не мог двигаться. Она знала, что это не будет длиться вечно, но какое-то время Песнь будет его держать.

— Твое время здесь кончилось! — закричала она, указывая рукой в ночь. — Именем Пространства — изыди!

Из-под ее дрожащей руки вылетел сполох света, прочертивший в воздухе мерцающую дугу, эта дуга расширилась. Под колоннами загулял ледяной ураган. Из отверстия в темноте разлилось серое свечение, тянущееся прямо к Демону, оно обволокло его, стараясь затащить внутрь. Но он схватился обеими руками за колонну и, глядя на Сувьель, поднял одну ногу и тяжело опустил ее на край башни.

Башня содрогнулась, по полу пробежала трещина.

Но Сувьель ощущала себя досуха выжатым плодом, ей было все равно. Когда Песнь начала свое действие, все силы тела и духа Сувьель устремились в нее, как кровь вытекает из рваной раны. Она упала на колени, стоя на краю башни. Одной рукой прижимала к себе Глаз, другой держалась за колонну. Она почти ничего не чувствовала, поддерживая себя в сознательном состоянии только силой воли, голова ее падала, но она заставляла себя завершить начатое. Потом ее охватил страх, когда она увидела, что Демон находится совсем рядом с ней. Серое свечение тянуло его со страшной силой, его огромные ноги уже висели над землей, но он, цепляясь за колонны и перехватывая их руками, приближался к ней.

Орграальшенот схватился за очередную колонну, которая издала громкий треск. Он завыл от ярости и бессилия, бросился вперед и прижался к полу, цепляясь когтями за швы между плитками.

Наступил такой момент, когда кто-то должен был сдаться — или серый свет, или Демон.

Сувьель, почти теряя сознание, смотрела, как слабеют силы Порождения, почти не веря собственным глазам. Потом она увидела, как растет щель в полу. Треск стал громче, край башни пошатнулся под ней, она знала, что осталась лишь одна вещь, которую необходимо сделать. Когда ее угол башни уже начал проседать, она собрала все свои оставшиеся силы и швырнула Хрустальный Глаз тем двоим, оставшимся на другой стороне разлома.

Она ощутила свое падение среди обломков кирпичной кладки. Высоко над ее головой разрыв между королевствами поглотил Орграальшенота, его рев смолк, разрыв начал затягиваться.

Она закрыла глаза, представив себе лицо Икарно, радостное, улыбающееся. Она улыбнулась ему в ответ…

Один миг нестерпимой боли, и двери бытия захлопнулись за ней.

Керен закричала от страха и тоски, когда обрушился угол башни. Они с Нерек стояли на коленях, все еще вцепившись друг в друга, но вся их взаимная ненависть и жажда уничтожения исчезли. Увидев смерть других, они посмотрели друг другу в глаза и увидели там желание жить. Страх превратился в понимание, холодная страсть в сочувствие. Желание Керен уйти с Порождением в его мир казалось ей теперь бредовым сном.

Наконец очнувшись и увидев гибель Сувьель, Керен смогла лишь закрыть глаза и, рыдая, привалиться к плечу своего двойника. Что-то прокатилось по полу, когда грохот обвала затих, она ощутила слабое шевеление Нерек.

— Открой глаза.

Она не могла, не сейчас…

— Открой глаза… — Нерек потрясла ее за плечо. — Открой и смотри на меня!

Она открыла глаза и увидела собственное лицо, только более суровое, более худое и более жестокое.

— Она отдала нам Хрустальный Глаз, чтобы мы позаботились о нем, — сказала Нерек, держа руку Керен железной хваткой. — И мы должны использовать его, прежде чем сюда доберутся Слуги. — Она опустила руку Керен и прижала к холодной сфере, бывшей Хрустальным Глазом.

Все затопило призрачное голубое свечение, в котором замелькали странные лица и картины. «Сюда, — мягко позвал голос из сонма образов, и она увидела улыбающуюся Сувьель, манящую за собой. — Сюда». Забыв страх, она наклонилась ближе, слыша прерывистое дыхание Нерек. Синева становилась гуще, она обволакивала все слой за слоем.

Потом синее облако разошлось, Керен оказалась стоящей на коленях, дрожащей от холода, глядящей вниз, на горящие огни. Под ней был засыпанный пеплом пол, перед ней была дыра в высокой стене. Теперь она сжимала Глаз обеими руками. Нерек пыталась подняться на ноги, а Керен подняла глаза и окаменела от страха при виде возвышающейся над ними золотистой фигуры.

«Где маг Сувьель?»

Чудовищная фигура казалась сотканной из медной и янтарной пыли и по форме напоминала женщину. Но внимание Керен привлекла не столько она, сколько висящая внутри огромного тела девушка с закрытыми глазами. Потом она заметила кое-что еще — пожилого человека в запыленных одеждах. Архимаг Бардоу.

«Так где же она? Она мертва?»

— Да, — прошептала Керен. — Да, мертва.

Невозможные янтарные глаза рассматривали ее.

«Хорошо. Значит, все идет как надо».

Керен увидела, как лицо Бардоу мгновенно осунулось от горя. Огромная женщина развернулась, словно готовясь пройти через зал, но мгновенно растворилась в тенях. Когда оставшийся после нее туман превратился в тонкие струйки пара, на полу осталась лежать девушка. Бардоу бросился к ней.

Керен сидела замерев, чувствуя только руку Нерек на плече. Потом она посмотрела вокруг, увидела город, холмы и далекие поля, и она ощутила невероятное, ни с чем не сравнимое облегчение. Наконец-то рассвело.