Фантасты нередко рисуют ужасную картину того, как автоматы, самообучаясь, самоорганизуясь, саморазвиваясь и саморазмножаясь, становятся умнее и сильнее человека, вступают с ним в вооруженный конфликт и подчиняют его себе. Перспектива, что и говорить, неприятная!

Фантазировать можно по-разному. И уж если представить себе на минуту, что автоматы стали чуть-чуть умнее человека и по каким-то своим, уже непонятным человеку соображениям решили ему насолить, а может быть, даже и избавиться от него, им гораздо рациональней избрать вместо тактики открытой войны (это всегда рискованно!) пассивную тактику отказа от работы. В один ужасный день с плутоватым выражением, застывшим на экранах, трубках, циферблатах и панелях, остановятся турбины и генераторы, двигатели всех типов и родов, остановятся пароходы, поезда и автобусы. Прервется связь, перестанет действовать радио. Переминаясь с опоры на опору и позевывая, прекратят работу автоматы, которые делают все — от пера, спички и пуговицы до проката, домов, хлеба и вычислений. Темно и тихо станет на земле; в этом мраке и тишине будет развертываться трагедия, ужасов которой хватит на целый шкаф фантастических рассказов.

Автоматы, переговариваясь между собой в каком-то особом, недоступном человеку коде, будут ждать, только ждать! А человечество быстро пойдет назад, гораздо быстрее, чем оно шло вперед. И если спустя сто-двести лет автоматы, изнывая от безделья, вновь возьмутся за дело, то наверное работать им придется впустую. Им некого будет освещать и обогревать, одевать и обувать, кормить и развлекать. Мир машин, не поощряемый беспокойным человеком, будет влачить жалкое существование, горько сожалея о тех временах, когда он был неотделим от мира людей.

Не правда ли, какие ужасные картины можно нарисовать на фоне противоречий между человеком и машиной? Но ведь все эти воображаемые картины не новы. Опасными чудовищами казались ткацкий станок «счастливчика» Жаккара, швейная машина бедняги Тимонье лионским ткачам и парижским швеям, обвинявшим машины в тех бедствиях, которые в действительности возникали из-за социальной несправедливости.

Теперь эти ужасные картины реставрируются, конечно, в модернизированном виде. Но по-прежнему надуманными противоречиями между человеком и машиной, как фиговым листком, пытаются прикрыть реальные и глубокие противоречия между людьми, социальную несправедливость и ее тяжелые последствия в капиталистическом обществе, в частности связанные якобы с вытеснением человека машиной.

А в действительности дело обстоит совсем иначе. Ведь мы видели, сколько творческого труда, изобретательности надо затратить для того, чтобы создать новый автомат, и чем сложнее и точнее этот автомат, тем больший коллектив людей нужен для его создания. И чем шире внедряется автоматизация, тем больше нужно новых автоматов, тем чаще приходится заменять один автомат другим, тем больше людей вовлекается в отрасли промышленности, связанные с автоматизацией технологических процессов.

Потребность в человеческом труде не только не убывает, а, наоборот, непрерывно растет. И труд становится все более производительным, творческим и интересным.

Во времена Жаккара тысячи ткачей вручную ткали такое количество ткани, которого хватало для того, чтобы одевать небольшую кучку избранных. Сейчас сотни тысяч людей проектируют и строят заводы и оборудование, выпускающие такое количество ткани, которого достаточно, чтобы одеть сотни миллионов людей. А заводы-автоматы будущего, которые тоже еще надо проектировать, разрабатывать, строить, испытывать, доводить, а потом вновь модернизировать, будут шить одежду и обувь, изготовлять приемники и телевизоры, строить дома и печатать книги, добывать для миллиардов людей материалы, энергию и информацию.

Нужно только, чтобы миллиарды людей имели одинаковые права и возможности пользоваться всеми теми благами, которые заключены в их труде. Такие права и возможности обеспечит человечеству коммунизм. И на пути к коммунизму человеку служит и всегда будет служить машина, автомат.