Вернувшись из батальона в штаб полка, Аршакян услышал от капитана Кобурова очень приятную весть: войска Кавказского фронта при содействии военно-морских сил Черноморского флота высадили десант на Крымский полуостров и после упорных боев заняли Керчь и Феодосию. Хотя капитан Кобуров почти слово в слово повторил сообщение Информбюро, все же пересказ не удовлетворил Тиграна, он попросил, чтобы дали прочесть печатный текст.

Немного погодя Атоян принес ему газету «Сталинец», на первой странице которой крупными, четкими буквами напечатано было сообщение.

Аршакян читал это сообщение «последнего часа» медленно и волнуясь. Он знал, что недавно сформированная новая Армянская дивизия должна была действовать на этом направлении. Значит, в боях за Керчь и Феодосию должны были принимать участие очень многие из его знакомых, товарищей и друзей…

С газетой в руке Тигран спустился в блиндаж командира полка. Глаза его сияли. Майор Дементьев встал с места, обеими руками весело потряс руку Аршакяна.

— Поздравляю, товарищ начальник! Поздравляю с тремя радостями!

— Тремя? А мне известна только одна — десант.

— Отстаете от жизни, товарищ батальонный комиссар!

Тиграну показалось, что Дементьев спутал его воинское звание.

— Услышав о Керчи, я тотчас же достал газету с сообщением, товарищ майор.

— Ага, я все еще майор для вас! — с той же лукавой усмешкой прервал его Дементьев. — Говорю же — отстаете!

Намек был ясен. Тигран открыл было рот, чтобы поздравить, но Дементьев не дал ему заговорить:

— Опоздали, дорогой, а я вот не хочу опаздывать! Итак, поздравляю вас с тремя радостями: со взятием Керчи, с присвоением звания батальонного комиссара и с назначением на должность заместителя начальника политотдела! От души поздравляю и могу сообщить, что дементьевцы искренне рады за вас. Микаберидзе тоже теперь батальонный комиссар. Ну, а я — подполковник. До генеральского чина пока далеко, но ведь еще Петр Великий сказал: обо мне не думайте, лишь бы жива была Русь! Итак, поздравляю!

Тигран не знал, что ему ответить на слова Дементьева, полные теплых чувств, и лишь смущенно тряс руку новопроизведенному подполковнику.

Немного погодя в блиндаж командира полка спустились штабные работники, только что узнавшие о производстве. Послышались веселые поздравления, полилась оживленная беседа.

Вместе с Дементьевым, Аршакяном и Микаберидзе принимал поздравления и Кобуров, которому присвоили звание майора. Он принимал поздравления со скромностью человека, уверенного в своем значении. Командир полка связался с подразделениями, чтобы лично поздравить тех своих командиров, которым присвоены были новые звания.

Позвонив старшему лейтенанту Малышеву, он сказал:

— Говорит сорок третий. Ну, как у тебя дела, товарищ капитан? Я-то прекрасно знаю, что у аппарата капитан Малышев, Степан Александрович. Слух у меня, слава богу, хороший. Итак, поздравляю! Но теперь я буду требовать еще большего. Понятно? Да, именно! Ну что ж, посмотрим, посмотрим… Сообщи всему личному составу батальона, что Борису Юрченко присвоено звание майора. Отбери взвод самых храбрых бойцов — пусть пойдут навестить могилу Юрченко в связи с присвоением ему звания майора. Отберешь самых достойных… Сообщи, что таков приказ подполковника Дементьева.

Командир полка положил трубку и грустно оглядел товарищей по оружию.

— Приказ о производстве был подписан в тот самый вечер, когда Юрченко шел! в свою последнюю атаку, — объяснил командир полка. — Идя в атаку, капитан Юрченко не знал, что он уже майор. Жаль, что это его последнее звание! Он далеко пошел бы…

Дементьев повернулся к Аршакяну.

— А на Кавказском фронте наши нажимают! Там, наверно, бьется и немало твоих земляков…

— В армии только один из ста армянин, — ответил Аршакян.

— Неужели так мало? — удивился Дементьев. — Судя по нашей дивизии, мне казалось — армян не мало. Но ничего, говорят — воюют не числом, а умением.

— В далеком прошлом армяне в трудные времена говорили: «Нас мало, но мы армяне».

Сказав это, Тигран покраснел и попытался сгладить впечатление:

— Преувеличивали свои силы, но говорили и думали так, чтоб выдержать напор вражеских полчищ…

— Никакого преувеличения! — с горячностью возразил Микаберидзе. — Иначе как бы могли сохраниться наши маленькие народы, прожить тридцать веков и прийти к Октябрю?!

— И в самом деле, — поддержал Дементьев. — Я могу подтвердить, что все это правда. Возьмем хотя бы Каро Хачикяна. Разве могут такие потеряться? Да никогда! Вы говорите, что на каждые сто человек приходится один армянин? Пусть так. Но если в таком деле ты несешь на своих плечах одну сотую часть, то это уже не мало, братец ты мой, тут ты уже герой! Итак, значит, Кавказский фронт проснулся?

— А мы здесь топчемся на месте! — усмехнулся майор Кобуров. — С коровами воюем…

Подполковник Дементьев изумленно взглянул на начальника штаба. Это изумление постепенно уступало место гневу. Но он, как и все владеющие собой люди, не дал прорваться раздражению и спокойно заговорил:

— Надоел мне этот ваш ропот, майор Кобуров. Я не желал бы слышать его больше! Вы пока начальник штаба полка и находитесь у меня. Когда вас пошлют командовать фронтом, тогда вы и покажете свои стратегические таланты. Я очень хотел бы, чтобы майор Кобуров был разумнее капитана Кобурова! Ведь чин — это не формальная шкала, это показатель деловых качеств военного работника… Не так ли, товарищ батальонный комиссар?

Аршакян молчаливым кивком выразил свое согласие.

Подтянувшись, майор Кобуров молча слушал командира полка.

— Мы все должны работать еще больше, еще лучше — вот в чем задача! — смягчившись, продолжал подполковник Дементьев. — Фантазия, конечно, весьма необходимая вещь. Но фантазию питают прежде всего труд и опыт. Если опыт мал, фантазия оскудеет, станет бесплодной. Военный устав ты знаешь наизусть, майор Кобуров. Похвально, прямо красиво! Но знай и то, что этот устав — не талмуд, не коран и не евангелие… Воюй так, чтобы твой опыт стал законом, стал новым пунктом устава! Между прочим, честь имею сообщить, что вскоре мы получим новый устав пехоты, переработанный в соответствии с новыми требованиями военной действительности. Тебе известно об этом, товарищ стратег?

Нет, эта потрясающая новость не была известна Кобурову.

— Скажите, товарищ подполковник, вы не были никогда педагогом? — улыбаясь, спросил Аршакян.

Поняв намек, командир полка улыбнулся.

— Довелось. И в бытность учителем посчастливилось побывать в колонии Макаренко, перенять его опыт.

— Чувствуется влияние педагогики!

— Смеешься ты, батальонный комиссар. Я не беру на себя роль учителя. Все мы — ученики. Когда мы вот так говорим друг с другом, мы отвечаем урок самому строгому учителю — истории. Говорим уверенно, значит знаем урок. И, конечно, то, что мы знаем, большей частью оказывается правильным. Но бывают и промахи, без этого нельзя…

Тигран с восхищением посмотрел на Дементьева, который был заметно взволнован. «Жизнь делается краше и все трудности не страшны, если рядом такой человек», — думал он.

— Давайте на этом покончим с философией! — предложил Дементьев и обратился к начальнику штаба: — Получили вчера шестьсот пар валенок? Они очень нужны. Мы ждем пополнения.

— Только что звонили, что получены, — доложил Кобуров.

— Проверьте лично, каковы. Чтобы не было ношеных и продырявленных.

— Есть проверить! — с подчеркнутой готовностью отозвался начальник штаба.

— А теперь пойдем проверять землянки по батальонам. Сражаться нужно, но нужно и жить по-человечески. Мы сами должны были бы об этом позаботиться, политотдел правильно и вовремя нам на это указал. Ну, пойдем, возьмем каждый по батальону.

Аршакян пошел с командиром полка во второй батальон. Обойдя до полудня все землянки и блиндажи, командир полка и батальонный комиссар дали подробные указания о том, какими должны быть землянки, как их обставлять и утеплять. Повсюду распорядились укреплять накаты с таким расчетом, чтоб даже в случае прямого попадания снаряда стопятимиллиметрового калибра блиндаж не пробивало. Все необходимые работы строжайшим образом велено было выполнять ночью.

Этот приказ был принят начальником штаба молча, без всякого воодушевления. Он только подумал: «Конечно, если решено, что нам предстоит навеки поселиться на берегах Северного Донца, то лучше уж построить тут дома и обживать их по-настоящему».

Но Кобуров молчал, по горькому опыту зная, что его ожидает, если он решится высказать свои сомнения.