Аршакян оставался еще три дня в полку у Самвеляна, не пожелав отправиться в санбат дивизии: ему не хотелось мириться с тем, что он выбыл из строя хотя бы на неделю, хотя бы на несколько дней. Здесь же он чувствовал себя в строю. Беседовал с рядовыми бойцами, с комиссарами батальонов, записывал свои наблюдения о людях. Вокруг него всегда крутился заботливый Костя Фирсов.
В первый день, придя в сознание и поднявшись на ноги, Тигран чувствовал себя совершенно здоровым, если не считать головной боли и шума в ушах. На второй день он сразу ослаб, его начало рвать, поднялась температура.
Обо всем этом он не обмолвился ни словом, но его состояние не ускользнуло от проницательных глаз комиссара полка; Немченко в день раза два урывал время, чтобы зайти к нему как бы невзначай, якобы побеседовать о том о сем. Как-то раз он испытующе оглядел лицо Аршакяна, приложил руку к его лбу.
— Легкий жар, но ничего, пройдет…
На четвертый день Тигран возвратился в Вовчу.
Поздним вечером он вышел из политотдела, чтобы зайти к Бабенко. По улицам, у стен домов, направив стволы в сторону Северного Донца, стояли новые орудия. В нескольких дворах Тигран заметил повозки и полевые кузни. Слышалось пофыркивание лошадей. По небу метались исполинские столбы прожекторов, выискивая неприятельские самолеты. Казавшийся мирным город был настороже.
Тигран подошел к дому Бабенко в предвкушении радостной встречи. Он был уверен, что младший в доме «мужчина» — неугомонный Митя еще не спит, поджидая его, чтоб, повиснув на шее, с жадным любопытством выспросить еще раз, как наши бьют фашистов.
Железным молоточком Тигран стукнул в калитку прислушался. Голоса Мити не было слышно. Спит, наверно, мальчуган, поздно уже. А может быть, и все спят? Мелькнула мысль: не беспокоить их, вернуться в политотдел, найдется, где переночевать. Но рука машинально поднялась, и он стукнул еще раз, слабее и нерешительнее. Дверь на крыльцо открылась, по мерзлому снегу послышались легкие шаги.
— Это я, Митя, открой дверь!
Никто не отозвался. Калитка открылась, и при слабом свете Тигран увидел Надежду Олесьевну в наброшенном на плечи старом полушубке. Мать его маленького друга никогда еще не встречала Тиграна таким холодным молчанием.
— Добрый вечер, Надежда Олесьевна!
Она не ответила и на приветствие Тиграна. Шагнув к нему, она вдруг прижалась головой к его плечу и громко разрыдалась.
— Несчастье у нас, Тигран Иванович!
— Что случилось, Надежда Олесьевна? Говорите скорей — что случилось? — с тревогой спросил Тигран, ласково обняв ее за плечи и бережно приподнимая голову.
— Мити нет, Тигран Иванович! Нету Мити!
По телу Тиграна пробежал холод.
— Мы голову потеряли, Тигран Иванович, все вас ждем! Проснулись вчера утром — нет его. И до сих пор нет. Уже вторая ночь. Что нам делать, Тигран Иванович? Пропал наш Митя… Сообщили коменданту города. Он тоже не напал на след. Вот не ждали такого несчастья. Тигран Иванович, родной, скажите — что делать?
— Войдем в комнату, подумаем, — только и смог ответить Тигран, совершенно растерявшись от этой неожиданной вести.
Не спали и старики. Они сидели, грустно задумавшись. За столом с расставленными закусками и бутылкой водки Тигран увидел Сархошева, который шумно утешал удрученных стариков:
— Да вы не отчаивайтесь, мамаша, обязательно найдется! Вот и Тигран Иванович пришел. Добро пожаловать, дорогой замначподив, товарищ батальонный комиссар! Три дня без конца пьем за ваше здоровье! Вот какие бывают настоящие армяне, товарищ Бабенко! На примере Тиграна Ивановича вы можете составить себе мнение о нас. Я-то сам немного иной. Я, словно вечный жид, колесил по всему земному шару, вобрал в себя частицу каждого народа и племени. А вот Тигран Иванович у нас настоящий, натуральный армянин! А насчет Мити беспокоиться незачем, такой шустрый и смышленый мальчишка никогда не пропадет…
Сархошев был пьян. Его разглагольствования перед этой семьей, сраженной горем, казались и непристойными и возмутительными. Аршакян подошел, чтоб сесть рядом с Олесем Бабенко, и лишь тогда заметил, что на кровати, задрав ноги на спинку, разлегся какой-то боец в сапогах и шинели.
— А это кто? — с изумлением спросил он, повернувшись к Сархошеву.
— Мой боевой помощник Бено Шароян, — хладнокровно пояснил Сархошев.
Ничем не выдавая своего возмущения, Тигран приказал по-армянски:
— Немедленно разбудите и отошлите его! Даже у себя дома люди не разваливаются на кровати так бесстыдно — в одежде и в сапогах!
Сархошев улыбнулся, словно услышал приятную шутку.
— Э, Тигран Иванович, что поделаешь — война ведь!
— Делайте, что вам приказано, и немедленно!
— Ладно, разбужу, пусть уж пойдет. Парень был слегка навеселе.
Сархошев с трудом растолкал отбивавшегося и что-то бормотавшего Бено Шарояна. Продирая заспанные глаза, тот вдруг заметил Аршакяна, растерянно вскочил на ноги, оправил шинель и громко спросил:
— Разрешите идти, товарищ?
— Можете идти! — холодно бросил Аршакян.
Бено Шароян выскочил из комнаты, крепко прихлопнув за собой дверь.
Повернувшись к окаменевшему от горя Олесю Бабенко, Аршакян попросил:
— Расскажите же, как все это случилось, Олесь Григорьевич! Нет надобности заранее думать что-либо дурное.
— Ничего я не знаю, — буркнул старик. — Пусть уж они говорят, — он показал рукой на жену и дочь.
С застывшим от горя лицом Улита Дмитриевна подробно рассказала о случившемся.
Оказывается, Митя с нетерпением ждал возвращения Тиграна, по вечерам не засыпал почти до полуночи, часто выбегал на крыльцо. «Ты что такой взбудораженный, Митя?» — спросила его Улита Дмитриевна накануне исчезновения. А он ответил ей, как взрослый: «Что мне, петь и плясать, что ли? Мы здесь спим себе спокойно, а там, за семь километров, каждый день умирают люди, чтобы фашисты не пришли к нам!» — «Что ж ты можешь сделать, молокосос?» — удивилась бабушка. А он снова ей, точно взрослый, и этак грубо: «Хватит вам душу мне выматывать, извелся я, сидя рядом с бабами!» — Это бабушке-то и матери! Ну, кто слышал раньше такие слова от Мити?!
— Дальше, дальше что? — нетерпеливо торопил Тигран старушку.
— Что ж дальше? Говорю — очень нервный стал у нас Митенька… — продолжала бабушка.
После той вспышки Митя снова лег. Но бабушка заметила, что внук не спит, чем-то обеспокоен. «Что случилось?» — думала она и никак не могла понять. Улита Дмитриевна уснула, когда Митя начал посапывать. А рано утром, проснувшись, уже не увидела внука в кровати.
«Куда он ушел?» — думали родные. Ведь Митя никогда так рано не просыпался! Не было и бабушкиных валенок, не было кинжала и компаса, подаренных Тиграном Ивановичем.
«Ясно, отправился искать приключений!» — мелькнула у Тиграна догадка.
— Нет ли у вас родственников в ближайших селах? Или товарищей Мити?
Надежда Олесьевна сообщила, что в села уже разосланы люди; справлялись везде, где возможно, но на след напасть не удалось.
— Все у меня смешалось в голове! — пожаловалась она Тиграну. — Ничего сообразить не могу.
— Придет, честное слово, придет, поверьте мне! Увидите, что слово Сархошева сбудется, — придвигая к себе стакан с водкой, весело воскликнул Сархошев.
— Оставьте, ради бога, довольно! — вырвалось у Надежды Олесьевны.
Сархошев, решив, что ее слова относятся к водке, отдернул руку от стакана.
— Вот вспомните потом мои слова! — повторил он, чтоб скрыть свое смущение. — Сам своими ногами придет!
Но на его заверения никто не обращал внимания.
Тигран встал.
— Вы куда? — спросила Надежда Олесьевна.
— Зайду к коменданту. Может, напали на след.
Надежда Олесьевна проводила его до ворот.
Сжимая обеими руками руку Аршакяна, она с волнением шепнула:
— Какой вы хороший человек, Тигран Иванович! Очень, очень хороший…
— Идите прилягте немного, Надежда Олесьевна. А этот давно уже у вас?
Надежда Олесьевна поняла, что он спрашивает о Сархошеве.
— Да пусть себе пьет сколько влезет! Нам он не мешает. Лишь бы узнать что-либо о Мите, Тигран Иванович!
Тигран шел, и перед ним в темноте возникали то лицо Мити с живыми, смышлеными глазами, то измученное, взволнованное лицо его матери. Казалось: пропал родной сынишка, и Тигран идет на поиски. Чувство вины не покидало его. Он не сомневался, что Митя пошел на какое-то приключение. А ведь он сам и распалил воображение мальчика необдуманной шуткой…
Стыд и чувство глубокого раскаяния мучили Аршакяна. У него не хватало решимости открыть истину Надежде Олесьевне. Как он позволил себе так легкомысленно играть чувствами впечатлительного ребенка? Но разве можно было предполагать, что шутка приведет к таким последствиям?
Тигран не знал, как искупить свою вину.
Ветер со свистом проносился по крышам, швырял в лицо смерзшиеся снежинки. Зимняя ночь бушевала…
Надежда Олесьевна вернулась и, не останавливаясь в комнате, где сидели родители с Сархошевым, заперлась у себя в ожидании прихода Тиграна. До нее доносился пронзительный голос Сархошева, но она старалась не вслушиваться в то, что он говорил. Изредка раздавался голос матери, отвечавшей Сархошеву; но голоса отца не было слышно. За весь вечер, после прихода Сархошева, он не проронил ни слова. Она настороженно прислушивалась — не стукнет ли молоточек на воротах. Время тянулось нестерпимо медленно. Почувствовав, что комната недостаточно протоплена, — а в ней должен был спать Тигран Иванович, — она пошла за дровами, чтоб оживить уже потухавший огонь. Дружно занялись в печке сухие дрова, отблеск пламени заплясал по крашеному полу.
Надежда Олесьевна смотрела на огонь, и беспокойство ее все росло. Но вот наконец и металлическое звяканье молоточка. Она сорвалась с места и выбежала во двор. Открыв ворота, с отчаяньем в голосе, спросила:
— Не нашли, Тигран Иванович?
— Все в порядке, Надежда Олесьевна, Митя нашелся!
— Тигран Иванович…
В комнате еще разглагольствовал Сархошев со стаканом водки в руках.
Вынужденные терпеть его присутствие, старики молчали.
Вбежав в комнату, Надежда Олесьевна громко крикнула:
— Нашелся Митя!
Старая Улита Дмитриевна взволнованно взяла за руки Аршакяна.
— Спасибо вам, Тигран Иванович! Пусть минет вас всякое лихо, пусть не коснутся вас горе и утраты!
Старый Бабенко взволнованно крутил усы.
— Ожили мои бабы, соловьями запели! Но где же наш негодник, Тигран Иванович?
— В одном из полков. Скажите, не осталось ли у вас в селе Огурцове родственников или знакомых?
— Ну конечно! — ответила удивленная его вопросом Надежда Олесьевна. — Ведь там живет отец моего мужа, Митин дедушка. А почему вы спрашиваете?
Вопрос Тиграна вызвал беспокойство у родных Мити.
Но мысль о том, что во всяком случае мальчик цел и невредим и они скоро увидят его, утешала их.
— Одним словом, завтра увидим Митю!
Воспрянул духом и Сархошев.
— Вот видите, оправдались мои слова! Долой печаль, давайте-ка выпьем по этому поводу!
— Спасибо вам, Тигран Иванович! — сказал Бабенко, взяв в руки чарку с водкой. — Вот теперь выпить можно и нужно! — Старик лукаво посмотрел на жену и дочь. — Новый год прошел, а мы так и не чокнулись с Тиграном Ивановичем. Ах, Митя, Митя! Что из него выйдет, бог его знает. А ну, Дмитриевна, тащи все, что у тебя про заветный денек припасено!
Язык у старика развязался. Мать с дочерью радостно засуетились. На столе появились новые закуски, новая бутылка с наливкой.
— Я тоже выпью с вами, Тигран Иванович! — весело воскликнула Надежда Олесьевна.
Была поздняя ночь, но Тигран не мог отказаться от радушного угощения этой милой семьи. Он уселся рядом с Олесем Григорьевичем. По другую сторону от него села Надежда Олесьевна. Когда старик Бабенко предложил тост за Тиграна, она звонко чокнулась с ним своей чаркой.
— С удовольствием пью за ваше здоровье, от всего сердца!
Даже старая Улита Дмитриевна, жеманясь, словно молодуха, подняла чарку с наливкой.
— За здоровье хорошего человека и старухе не зазорно выпить!
Дом, где всего час назад люди были убиты горем, снова наполнился жизнью. Зазвенел смех Надежды Олесьевны, осветились улыбкой старые орлиные очи Олеся Бабенко, словно помолодела Улита Дмитриевна.
Сархошев во время тоста в честь Тиграна разразился длиннейшей тирадой, то объясняя старику Бабенко и женщинам, что за человек Тигран Аршакян, то обращаясь к Тиграну с заверениями в преданности. Говорил он то по-русски, то по-армянски, то официальным тоном, то фамильярно.
— Итак, поднимаю бокал за ваше здоровье, товарищ батальонный комиссар! Тигран-джан, хоть на день откроем сердце друг другу, забудем на время о званиях и разнице в чинах. Тигран-джан, я тебя люблю. Давай поцелуемся. Э-э, держись по-товарищески, человече! Что из того, что ты званием выше меня? Надежда Олесьевна, я Тиграна Ивановича люблю, предан ему, потому что он — большой человек. Таких людей немного на свете. Это кристальный человек, понимаете! Люблю я его, голову за него сложу! Да и я кое-что значу для него. Вот пусть сам скажет, если не так. Правда ведь, Тигран Иванович, правда?
— Ладно, ладно, пейте! — оборвал Аршакян.
— Нет, ты «ладно, ладно» мне не говори, Тигран Иванович! Разве я не правду говорю?
— Хорошо, хорошо, пусть правда.
— Ну, раз так, давайте поцелуемся. Может быть, я действительно пьян, глупости болтаю, может быть, что-нибудь не так сказал, Надежда Олесьевна?
— Не знаю, — уклонилась она от ответа.
Тигран поднялся на ноги.
— Встаньте и немедленно уходите!
Сархошев моментально протрезвился.
Не взглянув больше на него, Тигран прошел в другую комнату. Через минуту он услышал стук ворот. Дверь открылась, в комнату вошла Надежда Олесьевна.
— Напрасно взволновались, Тигран Иванович, — мягко сказала она. — Такой уж он человек. Пожалуй, не стоило выгонять его. Зря разволновались.
— Да никакого волнения, Надежда Олесьевна, я и не думал волноваться!
— А с папой и мамой вот не попрощались на ночь. Пойдемте, пойдемте…
Вернувшись к столу, Тигран старался быть веселым, пытался даже шутить.
Бабенко опять поднял чарку:
— Выпьем напоследок еще за нашего беглеца-головореза!
Все с радостью подхватили этот тост.
— Митя славный парнишка! — отозвался Аршакян. — Вы не очень уж браните его.
— Да, наоборот, мы вместе с вами балуем его вовсю! — со смехом вмешалась Надежда Олесьевна. В глазах ее сияла радость, вызванная и вестью о Мите и тем, что ушел неприятный человек.
Вернувшись в свою комнату, Тигран лег на кровать.
В комнате было душно. Он закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Его начало клонить ко сну, когда он почувствовал прикосновение к груди. Открыв глаза, Тигран увидел Улиту Дмитриевну, которая поправляла сползшее одеяло.
— Эх, старая, разбудила! — шепнула она с сожалением. — Раскрылся, укрыть захотела. Ну, спите себе, спите, устали, поди.
— Я не спал, Улита Дмитриевна. Так, закрыл глаза. Не спится что-то.
— Понимаю, сынок. Не такое теперь время, чтобы люди могли спокойно спать.
Старуха села на стул рядом с кроватью. Видно было — она хочет что-то сказать.
— Человек этот, что ушел, из той же нации, что и вы? — осторожно спросила она.
— Да, из той же.
— И подумать только! — поразилась старуха. — Ведь какие разные бывают люди, а?
Через минуту она добавила:
— Да и у нас бывают такие. А вы все же спите, спите! Устали ведь. Я пойду.
Улита Дмитриевна встала, но все не уходила.
— Бывают, — повторила она. — Нехороший он человек, нехороший.
И, понизив голос, словно поверяя какую-то тайну, она оказала:
— И знаете что, Тигран Иванович? Беспокоит он Надежду. Приходит, о любви говорит ей! А Надя обижается, только не хочет грубить ему. Но чтоб она не узнала, Тигран Иванович, что я вам рассказала. Спите, спите, родной, спокойной ночи!
После ухода Улиты Дмитриевны сон у Тиграна окончательно пропал. Он был взволнован, огорчен, чувствовал себя оскорбленным недостойным поступком Сархошева.
Он встал, зажег свет и взял с этажерки Олеся Григорьевича первую попавшуюся книжку. Может быть, попробовать почитать, пока не станет клонить ко сну? Книга называлась «Народы России». Это были этнографические очерки о всех проживающих в России народах и племенах. Взятый им том относился к Украине. Тигран наугад открыл страницу и начал читать:
«…Поэтический народ украинцы! Их быт и характер гармонируют с окружающей светлой и пышной природой. Украинцу, даже крестьянину, присущ юмор, дар меткого и остроумного слова. Старики у ник немногословны, держатся весьма серьезно и торжественно-достойно. Но не таков украинец в дружеском окружении, особенно если он знаком с тобой и доверяет тебе. В этом случае невозбранно раскрывает он все свои дарования.
Украинец горд. Не любит он льстить и заискивать, не терпит несправедливости, наглости и грубости, упорно восстает против зла и умеет защищать свое достоинство…».
Эта книга, изданная много десятков лет тому назад, заинтересовала Аршакяна.
Он находил много общего между собственными наблюдениями и мыслями, изложенными в этой книге, хотя кое-что из прочитанного в ней дальше казалось ошибочным или устаревшим.
Он продолжал читать.
Начали бить зенитные пулеметы.
В глубокой ночи над маленьким украинским городом снова завыли фашистские самолеты.