Один батюшка очень любил Сталина и решил его канонизировать. Но упрямый Синод батюшкино предложение отверг.
Однако батюшка не сдался и раздобыл кусочек мумии своего кумира. Оказывается, один преданный сталинист успел оттяпать частицу вождя народов, прежде чем того захоронили. Состряпал батюшка антиминс с псевдомощами, освятил его у раскольного епископа Каинания и принялся строить храм в честь «равноапостольного Иосифа, Всесоветского чудотворца и страстотерпца».
Надо сказать, что денег у батюшки было много. Он долгие годы занимался отчиткой и скопил приличное состояние. Правда, ни одного беса батюшка не изгнал, но бесноватые и их родственники всё равно были очень довольны – они ценили саму попытку изгнания и делали щедрые пожертвования. А уж бесы-то как радовались! Они вовсю подыгрывали батюшке и кричали на весь храм: «Нету меня, нету, всё, я вышел!» А когда у «клиента» случался очередной приступ бесноватости, батюшка со скорбным лицом объяснял, что «выйти-то бес вышел, но потом взял да и вернулся; в Евангелии так и написано: Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идёт и берёт с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так что сами виноваты, что в доме убрались».
В общем, денежки у батюшки водились. Но коли в патриархии узнали бы, какой он храм строит, его живо бы сана лишили. И решил он замаскировать коммунистическое святилище под свинарник. Специально слух пустил, будто закупил породистых йоркширских свиней и будет заниматься их разводом.
И вот настал долгожданный день – свинарник построили. Недалеко от входа сделали что-то вроде братской могилы, венков навалили для пущей наглядности. У батюшки как раз любимый кобель преставился, так он его в братскую могилу захоронил вместе с ёжиком, которого сбил своим джипом, – чтоб не пустовала. Написали: «вечная память павшим». А позади могилы танк Т-70 на постаменте поставили, и батюшка собственноручно написал на башне: «за Родину! за Сталина!».
Раскольный епископ свинарник освятил, собрались служить первую литургию под покровом ночи. Народу понаехало! И идеолог православного коммунизма писатель Саша Прошкин со своей свитой, и пяток действующих архиереев-сталинистов с окладистыми бородами, и даже несколько государственных мужей во главе с министром культуры. Конечно же, все – инкогнито.
А литургия-то сорвалась! Не успел наш батюшка «Благословенно Царство…» возгласить, как в алтаре свинарника крыша начала обрушиваться. Бедолага еле выскочить успел со своим бесценным антиминсом.
Но посидели всё равно потом душевно. Поговорили о том, как бы побыстрее воцерковить коммунизм, помолились своему усатому покровителю. Вспомнили так называемых жертв сталинского террора, а на самом деле мучеников, искусственно созданных гением равноапостольного Иосифа, чтобы они молились на Небе за нашу погибающую от алкоголизма Родину.
Батюшку все сильно хвалили, называли «умом, честью и совестью» нашей эпохи. Договорились повторить мероприятие через месяц, когда крышу восстановят.
Тем временем народ со всей округи стал требовать свиного мяса, собрались уже на приступ свинарника идти. «Так ведь пост идёт!» – как может, отбивается батюшка. «Очень хорошо, что пост! – наседают мужики. – Сделаем холодец, будет чем разговляться!»
И вот один ушлый мужичок внутрь свинарника забрался. (Как он протиснулся в крошечное окошко под потолком – одному Богу ведомо.) Зыркает мужичок по сторонам и с ужасом понимает: свиньями тут и не пахнет. Бросился он к железной двери – та на несколько замков заперта. Хотел в МЧС звонить, да, оказывается, мобильник дома забыл. Полез назад в окошко – и застрял. «Караул!» – хриплым голосом кричит мужичок.
А караул тут как тут. Выдернули его из окошка, к стулу привязали и батюшку вызвали.
– Что же нам теперь с тобой, мил-человек, делать? – вслух рассуждает батюшка.
Мужичок мычит и глаза пучит. Сказал бы он, что с ним надо делать, крепко сказал бы на народно-разговорном наречии – да кляп мешает.
– Ты же ведь язык за зубами держать не умеешь?
Мужичок интенсивно кивает.
– Не умеешь, стало быть…
Мужичок машет головой из стороны в сторону.
– Ну вот, сам признался… А давай-ка, мил-человек, сделаем мы из тебя мученика! По заветам равноапостольного Иосифа! Будешь за наш алкоголичный народ на Небе молиться!
Мужичок притих, видать, понял, что не отвертится от сурового наказания. Вот до чего любовь к свинине может довести!
Обзвонил батюшка своих самых близких друзей – писателя Сашу Прошкина, владыку Каинания и министра культуры – да попросил явиться к двенадцати часам ночи в храм равноапостольного Иосифа. Будет, мол, у них НАСТОЯЩАЯ литургия, с отнюдь не бескровной жертвой.
Ближе к полуночи мужичка стали готовить к «таинству» – раздели, помыли, разложили на жертвеннике. (Крышу в алтаре как раз накануне закончили чинить.) Дали ему стакан водки для храбрости, но будущий новомученик почему-то пить отказался.
Тут как раз и трое «причастников» подтянулись. Саша Прошкин привёз «копие» в локоть длиной, позаимствованное из музея КГБ. По преданию, сие «орудие избавления» принадлежало самому́ Ежову. Владыка Каинаний – широкий дискос белого золота. Министр культуры – гравированный потир, конфискованный у подростковой секты «вурдалаков».
Кляп мужичку изо рта уже давно вынули, но он сидел тихо, приготавливаясь к принятию мученической кончины. Только когда почти что невинный страдалец увидел остро заточенное копие, он не выдержал и заверещал: «Пресвятая Богородица, спаси меня!»
– Она тебя и спасает, – ласково говорит батюшка, – спасает от алкоголизма и вечной смерти, уготавливая через принятие мученического венца к вечной блаженной жизни в Царстве Небесном!
И мягкой поступью направляется к жертвеннику с блестящим копием в руке.
Вдруг все слышат – в железную дверь кто-то стучит.
– Ну кого там ещё принесло? – вздыхает батюшка и делает знак караулу, чтобы посмотрели.
Караул открывает дверь, и входит в помещение женщина в длинной белой одежде – то ли в платье, то ли в саване. Глаза у неё – как сияющие звёздочки, кожа – белее жемчуга. Караул сразу как мёртвый сделался, а мужичок вскочил с жертвенника и женщине в ноги – бух. «Матушка, – шепчет, – Царица всеблагая!»
А четверо сталинистов смотрят на неё в оцепенении и оторвать взгляда не могут.
Женщина погладила мужичка по голове, посмотрела на палачей и улыбнулась. Как будто детей застала за невинной шалостью. И поманила за собой.
И видит наш мужичок: идут четыре суровых дядьки за женщиной в саване, как гамельнские крысы за Дудочником. Выходят из свинарника и исчезают вдали…
Что и говорить: исчезновение было громкое! Журналисты выдвинули около пятнадцати самобытных гипотез, а ряд должностных лиц лишились своих постов.
Через три месяца, после двадцати шести допросов и других следственных процедур, фээсбэшники отпустили мужичка восвояси, взяв подписку о невыезде. Правда, он выезжать никуда и не собирался.
Зато каждое воскресенье его стали видеть в храме за чтением акафиста Пресвятой Богородице. А свинину несостоявшийся мученик больше никогда в жизни в рот не брал. Да и вообще сделался вегетарианцем.
Свинарник разрушили японским бульдозером и на его месте приют для бездомных животных построили.
А в одном северном православном монастыре появилось четверо новых послушников. Один взял на себя подвиг плача о грехах своих. Второй – подвиг чтения неусыпаемой псалтири. Двое других, самых учёных – подвиг перевода греческих старцев на русский язык. И все они счастливы, как бывают счастливы блудные дети, вернувшиеся в отчий дом.