Я был верующим человеком, православным христианином. Когда я умер, я, как и следовало ожидать, не исчез. Я знал, что душа человека бессмертна. Я взлетел над своим телом и подумал: как хорошо без телесных оков! Теперь я могу носиться туда-сюда по воздуху, словно птица! Но тут же моё сознание пронзила мысль: я – это я или моя душа? То, что я считал собой, лежало внизу мёртвое. А у того, чем я был сейчас, не было видимых очертаний. Если у меня нет глаз, тогда чем же я вижу? Если у меня нет мозга, чем же я думаю? Я испугался и подумал, что я – это всё-таки не я, а моя душа. Потому что я – это душа вместе с телом, а тело моё воскреснет только в день Страшного Суда.

Я ещё долго висел над своим мёртвым телом, а потом мне это надоело, и я решил: чем бы я не был, надо что-то делать. Я помнил, что у меня в запасе всего три дня, и решил не тратить их на то, чтобы наблюдать за своим трупом. Решив непременно явиться к своим похоронам, я отправился посетить кое-какие места. Сначала я заглянул в дом к своим родственникам: интересно было, чем они занимаются. Но пролетев сквозь стену, я очутился в туалете и столкнулся со своим братом, который тужился на унитазе. Брат страдал запорами. После этого желание понаблюдать за родственниками сразу улетучилось, и я полетел на Афон. Побывать на Святой Горе – моя давняя мечта. Но ничего интересного на Афоне не обнаружилось, и я решил не терять времени и сгонять в Египет. Я хотел посмотреть на святые места, но подумал, что там то же, что и на Афоне, и завернул к пирамидам. После осмотра мумий у меня почему-то возникла мысль навестить президента США. В Вашингтоне была ночь, и я застал президента в постели с какой-то женщиной лет на тридцать моложе его за непристойным занятием. Впрочем, не знаю, может быть, это была его жена, и тогда занятие было вполне пристойным. Я навестил ещё нескольких известных политиков, потом заглянул к папе римскому, плюнул ему в лицо и назвал еретиком. Жалко, он ничего не почувствовал. Потом я слетал в Австралию: давным-давно хотел посмотреть на сумчатых и утконоса в естественной среде обитания. Ещё немного попутешествовав по Земле, я заглянул на орбитальную станцию к космонавтам. Потом слетал на Марс и Венеру и уже собирался отправиться к какой-нибудь звезде, как вдруг почувствовал, что моё время истекло.

Когда я прилетел на кладбище, уже собирались привинчивать крышку гроба. Я попрощался со своим телом, поцеловал его в лоб и даже прослезился в душе, прямо как Господь над гробом Лазаря.

Когда гроб опустили в могилу, небо разверзлось, оттуда полился свет, и я полетел прямо в трещину. Святые ангелы взяли меня под руки и стали показывать райские обители. Чего там только не было! Дивные плоды, чудесные вещи необычайной красоты, небывалые развлекательные приспособления и аттракционы. Но трогать руками ангелы ничего не разрешали. К тому же у меня не было рук! Я только слюнки пускал, глядя на великолепные яства, разложенные тут и там, но вспомнил, что рта и желудка у меня тоже нет. «Ничего! – подумал я. – Вот воскреснет тело, тогда наемся! Если, конечно, сподоблюсь десного стояния…»

Шесть дней я пускал слюни и разглядывал всякие диковинные устройства. А потом пол рая разверзся, и я провалился вниз. Меня схватили два безобразных существа и принялись показывать мне всякие ужасы. Такого страха натерпелся! Орудия для пыток, раскалённые сковороды, везде огонь и мрак. И откуда-то слышатся плач и скрежет зубов! «Не дай Бог, – думаю, – сюда! Уж лучше бы это тело вообще не воскресало!»

Совсем меня эти картины замучили. По райским обителям всего шесть дней путешествовал, а здесь до сорокадневных поминок торчал! Я-то грешник, я заслужил, а святые, думаю, за что мучились? Ведь им тоже ад показывают!

А на сороковой день тёмные ангелы от меня отлетают, и попадаю я в какое-то новое место. «Ну, – думаю, – началось! Мытарства и предварительный суд!»

Тут всё вокруг загрохотало, отовсюду новые бесы повылезали, и у каждого на брюхе жетон: «бес похоти», «бес осуждения» и т. д. С другой стороны ангелы выскочили, и давай все орать и меня на части рвать! Такую драку за меня устроили, ни чёрта не разберёшь! Я так и не понял, кто победил. Вижу, стою в наручниках посреди огромного зала, а на помосте Царь сидит – Господь Иисус Христос. В глаза мне Ему стыдно посмотреть. «Всё, – думаю, – пропал! Как пить дать, осудит!» А Он смотрит на меня и ждёт, когда я Ему в глаза посмотрю. Наконец я не выдержал нервного напряжения и глянул. А глаза у Него – добрые-добрые! «Куда меня?» – спрашиваю. Тут ангел меня за руку дёргает и говорит:

– В предварительное место заключения!

– Для праведников или для грешников? – спрашиваю.

– А куда ты больше хочешь? У праведников, – говорит, – окна камер на улицу выходят, а у грешников – во двор.

Тут меня заклинило. Думаю, скажешь: «к праведникам», – а тебя за гордыню к грешникам посадят. Скажешь: «к грешникам», – а они и вправду к грешникам. Так и так прогадаешь. Взял и сказал:

– Сажайте в одиночку!

– Хорошо, – говорит ангел. Отвёл меня по коридору, распахнул дверь. – Сиди и слушай, как за тебя на Земле молятся! – говорит.

Дверь захлопнулась, я сижу и думаю: поскорей бы Страшный Суд, и будь что будет! А если он через несколько тысяч лет? И что же, всё это время в одиночке сидеть? В аду и то веселее! Вот если бы меня на Земле прославили, живо бы отсюда выпустили! Но кто ж меня прославит?

Хотел было в окошко выглянуть: интересно всё-таки, куда выходит. Но до него не достать – слишком высоко. Стал прислушиваться и слышу: правда, кто-то за меня молится. Только не за упокой, а за здравие. Так я под эти молитвы и заснул.

Открываю глаза и вижу доброе лицо игумена отца Георгия. Я говорю:

– Ну вот и встретились, отец Георгий!

Потом стал соображать: я же в одиночке сижу! Значит, пока я спал, меня в общую камеру перенесли.

– Мы где, – спрашиваю, – с праведниками или с грешниками?

– Эх ты! – говорит отец Георгий укоризненно.

Я думаю: понятно! К грешникам угодили!

– А вас-то за что сюда? – спрашиваю.

– Что же ты, голубчик, такие подвиги на себя взял и никому ничего не сказал? – ласково спрашивает отец Георгий.

– Да разве это подвиги? – говорю. – Вот Серафим Саровский три года на камне стоял и одною сниткой питался…

– Ай-ай-ай-ай-ай! – говорит отец Георгий. – Так и до могилы себя довести недолго!

Тут я голову на постели приподнял, осмотрелся и вижу: лежу в больничном корпусе нашего монастыря. Руки-ноги ощупал – всё, как у живого! «Ну, – думаю, – воскресил меня Господь! Как Лазаря!» Смотрю восхищённым взором на игумена, на цветки в горшках, на небо за окном, и думаю: «Как хорошо жить!»

– У тебя что, видения были? – участливо спрашивает отец Георгий.

При слове «видения» на меня как будто ушат холодной воды опрокинулся, и я всё понял.

– Ну давай, исповедывайся! – говорит отец Георгий.

И я исповедался. И пообещал Богу и игумену никогда больше не стоять на камне и не есть травы, если не будет на то благословения духовного отца.