Земля под головой становится мягкой, словно перьевая подушка. Трава обвивает тело, удерживает в своих объятиях. Я будто зарылся в овечьем одеяле, из-под которого очень не хочется выползать.
Наблюдаю, как раскачиваются деревья. Кажется, будто верхушки сосен рисуют что-то на небесном ватмане, который стремительно затягивают дождевые тучи. Бесформенные серые создания завоевывают приятную глазу голубизну, бесцеремонно прут в атаку, будто посланники самого дьявола, объявившего войну небесному царству. Несут с собой не только темноту, но и прохладный ветер.
Над головой остается последний просвет, всего одна щелочка – надежда зависящих от солнечного света. Силы врага превосходят в сотню или даже тысячу раз, но упорство, вера и желание сражаться сильнее, чем бессердечная масса недруга. Просвет не намерен сдаваться! Это живой пример, что воодушевляет и придает сил! На фоне мотивирующего образа представляю себя последним рыцарем где-то...
- РАЗРУБИ ЭТО ГОВНО ПОПОЛАМ! – нарушает мою идиллию чей-то грязный рот.
- Ладно, – отрываю задницу от земли. – Пора навалять ушлепкам!
Оглядываюсь. Подкрепление приближается, через пять секунд занесут для удара мечи и копья. Засовываю нож за пояс, топор перекладываю в правую руку.
Контуженный понял, что я не собираюсь сдаваться, когда увидел занесенное за голову оружие. Сообразил, что можно спрятаться в складе, но было уже слишком поздно, томагавк воткнулся в грудь.
Заметно расширяются глаза, останавливаются дыхательные движения, бандита клонит к земле. Жаль, что нет времени посмотреть на эффектное падение в бурлящую пену бухла. Срываюсь с места.
Оборачиваюсь через десять шагов, когда руки уже достали и подготовили к стрельбе лук. Самый быстрый плотно висит на хвосте, вот-вот рубанет. Отпускаю тетиву...
Стрела может и не успела набрать привычную скорость, но ее хватает, чтобы проткнуть шею насквозь. Шустрик падает, как подрубленный. Двое других отстают не сильно, достать еще одну стрелу не успеваю и уже не убегу – рана в боку дает о себе знать. Придется принимать бой.
Дергаю рукоять меча, предварительно провернув в ножнах, словно ключ в замочной скважине. Показывается лезвие.
Следующий приближающийся бандит носит коричневые штаны и грубо сшитую куртку на пуговицах, руки сжимают копье. Запаздывающий может похвастаться доспехом – кожаная жилетка с наплечниками и настоящим оружием – булава с блестящим металлическим наконечником.
Вспоминаю мастер-класс от деда Саши, выбирать из стратегий не приходится, буду работать на контратаке. Копейщик и обладатель булавы – не самый лучший тандем, бандиты держат разную дистанцию, мешают друг другу, атакуют по очереди. Колющие удары копьем увожу в сторону, от булавы уклоняюсь корпусом.
Маршрут отступления проходит вдоль загона с коровами. Боковым зрением отслеживаю забор и корректирую курс, чтобы не уйти в лес. Случайно встретившееся дерево может сыграть злую шутку.
На втором кругу нахожу зазор для атаки. Бандиты ломают строй и путают очередность ударов, когда проходят угол загона. Этим нужно воспользоваться.
Тот, что в доспехах, отстает на повороте. Отбиваю выпад копейщика, перехватываю меч для удара, но попытку портит предательская боль под ребрами. Рана в правом боку парализует руку, мышцы больше не в состоянии занести меч для удара. Уклоняюсь от пролетающей на уровне лица булавы, сваливаю задним ходом.
Дожидаюсь следующего поворота, подхватываю меч второй рукой. Глаза выцеливают место для удара, но времени уходит слишком много. Из-за спины копейщика уже выскакивает озлобленная рожа, булава врезается в бедро. Не обращаю внимания на боль и еще одну открытую рану, силы сосредоточены на том, чтобы удержать равновесие.
Отступать с поврежденной ногой становится невыносимо сложно. Риск – сыграть в шашлычок на шампуре, увеличивается вдвое. Дотягиваю до следующего поворота, блокирую укол копьем... Твою мать! Кисть непроизвольно разжимается, меч падает на землю, отступать больше нельзя.
Левая рука на автомате выхватывает из-за пояса трофейный нож, шокирую непися резким переходом в атаку. Вхожу в клинч, засаживаю лезвие в ухо. От деревьев отбивается жалостливый крик, в воздух взмывает парочка птиц.
Рву рукоять на себя, но нож не поддается, кровь брызжет в лицо, смешивается с каплями пота, попадает в глаза. Конечности копейщика бьет крупная дрожь, тело сползает на землю, утаскивая с собой оружие.
- Ах, ты, сучара! – орет напарник.
Прочерчивая окружность радиусом два метра, летит набалдашник булавы. Прикрываюсь телом копейщика, меняю направление для отступления. Болванка врезается в спину мертвому напарнику, хрустит позвоночник, копейщика отбрасывает на два метра.
- СДОХНИ! – лицо бандита краснеет, рот искажается гримасой инсульта.
Орудует булавой с той же легкостью, с которой ребенок машет прутиком. Уклоняюсь на тоненького, то и дело вздрагиваю, ощущая холодящий ветерок от проносящейся мимо железяки. Вжух! Убираю правую ногу. Вжух! Отклоняю корпус. Вжух! Откидываюсь на перекладину забора.
Складываюсь, как книга, проваливаюсь задницей в щель между досками. ХЫДЫЖ! Спасает брус, но ненадолго. БАХ! В стороны летят щепки. ХРУСЬ! Трещит дерево. Взбешенный бандит расколачивает забор за четыре удара, переступает разбросанную стружку.
Поднимаюсь, разворачиваюсь спиной. В последний момент козел хватает за висящий на спине лук, рывком подтаскивает к себе, булава летит в голову. Складываю руки по швам, выпрыгиваю из тетивы, будто солдатиком в воду.
- СЮДА! – отбрасывает лук в стоящую неподалеку корову.
Под руку попадается камень размером с бейсбольный мяч, вырываю из земли вместе с травой и песком, разворачиваюсь и швыряю в орущую пачку. БУМ!
Мозг работает в режиме выживания, поэтому вогнутый нос, разорванная на ошметки верхняя губа и стекающая на грудь ярко-красная палитра радуют глаз. Бандит опускает булаву, левая рука ощупывает месиво на лице. Маньячила внутри меня ликует, лыбится, глядя на мучения и боль приставучего говнюка. Было бы побольше сил, заржал бы.
Убирает руку, поднимает булаву... Да сколько можно?!
Отступаю, рыскаю взглядом в поисках еще одного камня. Второй костедробильный выстрел непись уж точно не переживет. Делает шаг вперед и два вбок, глаза смотрят в пустоту, ноги заплетаются, предательски подгибаются колени. Клиент готов!
Опускаюсь на задницу, оглядываюсь. Подкрепления неписей больше не видно, можно передохнуть. Раскидываю ноги в стороны, руки втыкаю в землю. Густая слюна скатывается по высохшему горлу. Хочу пить. Специально же пустую бутылку подобрал, почему не наполнил, идиот?! Вспоминаю про фонтан пенящегося бухла, кадык вхолостую сглатывает.
Гудят и трясутся руки и ноги, увеличиваю тайм-аут до пяти минут. Подогреваемая адреналином кровь остывает, обнаруживаю боль в тех местах, где ранения даже не заметил. Кровоточат кисть и бедро, жжет что-то на спине, воспалилась рана в боку – не прикоснуться. Поднимаюсь, пока еще в состоянии. Ловкий и быстрый каратель превратился в дряхлого старика, прилагаю кучу усилий, чтобы доковылять до изуродованного камнем лица.
Взгляд жадно скользит по доспеху, облизывает булаву. Из квеста можно вынести стоящий шмот, подняться по бабкам, но главное сейчас – выжить. Головокружение, недомогание, приступы паники и странное восприятие реальности – симптомы, указывающие на близкую потерю сознания или того хуже...
Мой внутренний еврейчик дает добро на то, чтобы сдохнуть прямо здесь и сейчас, при условии, что мы обмажемся всем этим шмотом. Будем лежать, пялиться в небо и благодарить судьбу за то, что она не позволила нам умереть нищими, а еще лучше истратить последние силы, чтобы заныкать нашу прелесть. Но чувство самосохранения расставляет все на свои места, плюю на доспех, булаву, копье и содержимое карманов, тащусь к бухловарке.
До заветной двери остается сорок метров, когда я скидываю рюкзак. Сброс балласта придает сил, падающая на глаза темнота разрывает связь с реальностью. Боль от ушибов или мелких порезов исчезла, осталось только кровоточащая яма под ребрами, пульсирующая кровью, будто пробой в трубе.
Ручка двери, неподдающаяся дверь, раздражающий перепонки скрип и непреодолимый порог мелькают затуманенными слайдами. Проваливаюсь внутрь. На тумбе у двери нахожу бокал, несу к пересохшим губам. Мутная жидкость катится по горлу, не различаю запах и вкус, ощущаю лишь, как размягчается рыхлая, словно наждачка, гортань.
Осматриваюсь. Белая коробка, что висит на стене, кажется миражом в расплывчатом фокусе глаз. Пробую на ощупь. Подушечки пальцев врезаются в прохладный металл. Она настоящая!
Открываю, оставляя на красном кресте такого же цвета пятипалый отпечаток крови. Есть! Бинт, лейкопластырь, йод, перекись водорода, аспирин, жгут и прочее бесполезное дерьмо сбрасываю на пол. Рука тянется к прозрачной баночке, внутри которой лежат две спасительные капсулы с зеленым ободком. Сползаю по стене, трясущиеся руки возятся с пробкой. Наконец-то хилка оказывается на свободе, падает на язык и утопает в теплом потоке медовухи. Будь здоров!
…. …. ...
Приятно ощущать себя здоровым, а избавится от чудовищной боли и состояния “при смерти” – круче, чем наркотики.
Мне чертовски повезло, что пивоварня расположена в удалении от основного лагеря. Присоединись к отморозку с булавой хоть один самый простой непись, вооруженный канцелярским ножом, я бы уже реснулся голеньким.
Напевая мотивчик засевшего в башке попсо-дерьма, стаскиваю в посещение ценный лут, прихлебываю кисловатой браги. Часа через пол, когда настроение от выпитого становится слегка пофигистическим, подбиваю награбленное, апаю свой шмот.
Разодранный в четырех местах свитер отправляется в урну. Черная кофта одного из охранников сменяет вымоченную потом и кровью майку, а поверх садится тот самый доспех. Кожа весом шесть килограмм непривычно сковывает движения, но придает уверенности. Будь на мне эта штука часом раньше, может быть, уродец на складе и не проткнул бы бочину.
Содержимое карманов неписей пополняет рюкзак: браслет со светящимися камнями, кольцо, душистая трава в целлофановом пакете, серебряная цепочка и пузырек со светло-желтой жидкостью. Этикетку украшает голова человечка, сверху кружат звездочки, а в глазницах вращаются спирали. Если не ошибаюсь, так изображают людей под гипнозом или вроде того.
Булаву, копье и парочку ножей припрятываю в домике.
Просыпается аппетит, уничтожает выделенное кузнецом вяленое мясо и хлеб. Выдвигаюсь.
Пролл и его шестерки стоят лагерем в километре от склада с медовухой. На фоне сплетенных из орешника шалашей, деревянный сруб с двумя окнами и крыльцом выглядит, как коттедж. Скорее всего принадлежит Проллу. Вытоптанную полянку в центре можно сравнить с центральной площадью. На бревнах сидят картежники, потягивают из фляжек. Пацан по моложе крутится возле костра.
Обхожу пристанище по периметру, натыкаюсь на дозорную вышку. Непись, что стоит в карауле, либо обожает свою работу, либо совсем недавно получил конкретного нагоняя. Слишком уж сильно отличается его нездоровая преданность к делу от безответственности и расхлябанности остальных. Ходит на вышке чуть ли не строевым шагом, выдерживает одинаковые паузы и тщательно прочесывает территорию с помощью бинокля.
Насчитываю шесть бандитов: четверо крутятся на поляне, пятый торчит на вышке, еще один занимается заготовкой дров. Пролла не видел, скорее всего, сидит где-то в доме.
Охота начинается...
На месте, где в прошлый раз видел дровосека, остались лишь щепки и сучья. Собираюсь использовать способность беса, но жертву выдает стук топора, долбится метрах в двухстах. Приближаюсь со спины, шагая в такт ударам топора. Бандит думает, что рубит дерево, а на самом деле – нить собственной жизни.
До хруста костяшек сжимаю рукоять меча. Дожидаюсь характерного треска, после которого дерево начнет заваливаться, вхожу в клинч. Левая рука обхватывает рот, правая колит в спину. Окровавленное лезвие вырывается из груди, дровосек трясется, будто на электрическом стуле, беспорядочно двигается челюсть, но уже через пять секунд успокаивается, соглашается с неизбежным исходом.
Меня охватывает странное ощущение превосходства и значимости, боюсь себе признаться, но, похоже, я получаю кайф от возможности вершить судьбы.
Вытаскиваю меч, бандит падает на колени, издавая предсмертный хрип, стелется на земле одновременно со срубленным деревом. Прикрываю тело еловой веткой, двигаюсь к смотровой вышке.
Куст малины, что растет слева от местного коттеджа – идеальное укрытие. Надежно прячет от бандитских глаз и в тоже время позволяет следить за всеми участниками предстоящей зарубы. Закидываю красные ягодки в рот и размышляю над тем, как уработать максимальное количество пешек до того, как на доску выйдет ферзь.
- Скоро там?! – орет один из игроков в сторону костра.
Парнишка подносит руку к углям, через полсекунды одергивает:
- Сейчас за водой схожу и можно ставить!
- Давай быстрее! Я сейчас сдохну!
- Ага, – бурчит молодой и идет к стоящим неподалеку ведрам.
Ягоды тают на языке, по рту разливается вкус. Я настолько увлекся, что едва не проводил водоноса взглядом, продолжая набивать щеки. Красный наркотик затуманил разум. Я, будто дорвавшийся до иглы торчок, отказываюсь от принесенного на подносе подарка, потому что мне и так уже хорошо. Закидываю в топку последнюю, сваливаю задним ходом.
Поварёнок бодро шлепает ногами и не стесняясь дребезжит ведрами. Лязганье металла и петляющая между деревьями тропинка играют мне на руку. Нет необходимости тщательно выбирать место, куда падает ступня, или упускать из вида преследуемого из-за особенностей местности.
Метров через триста слышу журчание, воображаю бурлящую порогами реку и крутые берега, но мои фантазии разбиваются о ручеёк. Парнишка наклоняется, подставляет ведро под обтекаемый водой камень, лес наполняется резким звуком разбивания воды о железное дно, постепенно сменяясь почти беззвучной течью.
Наполнять десятилитровое ведро струей толщиной с гелевый стержень – не самое быстрое занятие, но, похоже, наш герой к этому готов. Усаживается на валяющуюся рядом корягу, достаёт нож и деревянную заготовку размером с пачку сигарет. Лезвие скребёт по материалу, снимая тоненькую, словно кожа, стружку. Несись увлекающийся резьбой по дереву? Забавно!
Минусану поваренка – останется еще четверо, не считая Пролла. Шансы на выживание кромсающего деревяху пацана приравниваются к нулю. Могу прикончить его парой-тройкой способов: подкрасться и задушить шнурком из кроссовка, заколоть, перерезать горло или даже обезглавить. А можно придумать что-нибудь изящное с применением лука: дать пару отвлекающих в стоящие рядом деревья, чтобы посмотреть на испуганное лицо, поиздеваться, продырявив конечности, или потренировать стрельбу парашютиком. Правда, местность не совсем подходит: кругом деревья, да и перепад высот придется учитывать, но, с другой стороны, когда ещё выпадет такой шанс?
Пока я прорабатывал план и выбирал нужную позицию, вода в ведре полилась через край. Парень откладывает поделку в сторону, меняет ведра местами. Коряга снова впивается между лопаток, грязные руки принимаются за искусство. К моему удивлению, таланты пацана не ограничиваются одним рукоделием, в какой-то миг он начинает что-то напевать. Долетающие до уха обрывки строк: “храбрость наша...”, “последний бой...” и “стоять на смерть...” складываются во что-то похожее на песню. Пару раз даже киваю головой в такт ритмичному мотиву, случайно замечаю, что подтанцовывает и вода ведре. Точно! Вода в ведре!
…. …. ...
Найти ягоду на обглоданном кусте уже не так просто, но ее сладость и сочность стоят того. Приходится тянуться дальше, шуметь больше и трясти куст, но пока получается остаться незамеченным. Параллельно слежу за тем, как поваренок закидывает в кипящую воду тушку какой-то птицы.
- Быстрее, ты! – орет тот, что при мне тасует колоду уже в шестой раз. – Желудок слипся!
Ответственного за пайку не особо парят придирки коллеги, он размеренно кромсает овощи и аккуратно помешивает испускающую пар похлебку. В жестяной чан летят кусочки моркови, картофеля и лука. Варево приправляется специями, повар снимает пробу:
- Готово!
- Наконец-то! – самый нетерпеливый бросает карты, мчится к еде.
Рецепторы вкуса и обоняния в Тизере работают как-то по-другому, вкусная еда кажется вдвойне вкуснее, усиливаются и запахи. Если бы не полкилограмма съеденной малины, не выдержал бы и присоединился к трапезе – настолько вкусно пахнет.
Суп разливают по алюминиевым тарелкам, деревянные ложки ляпают по дну. Судя по всему, дозорного с вышки звать к столу не собираются, а вот о боссе речь заходит:
- Отнеси ему! – говорит один из бандитов молодому, кивает в сторону дома.
- Ага, – переворачивает тарелку, выпивая содержимое до последней капли. – Я готовил. Сами несите!
В воздухе повисает неловкая пауза, картежники переглядываются. Сидящий посредине набирает полную грудь воздуха, собирается что-то сказать, но в последний миг передумывает и просто выпускает скопившийся пар. Бандиты утыкаются в тарелки и возвращаются к ложкам. Произошедшее немного смущает. Фиг знает, как это понимать: Пролл не настолько авторитетен, что шестерки не считают нужным позвать его на обед, либо вмешательство в личное пространство грозит поркой, и они попросту боятся?
Повар и двое картежников доели свои порции и растянулись на мягкой траве. Ложка четвертого стремительно набирает скорость, капли супа летят в стороны, по поляне разносится стрекотание дерева о алюминий. Бандиты с улыбками наблюдают за странным поведением друга. Скорость, с которой проголодавшийся уминает суп, можно сравнить со скоростью взбивания яиц. Неожиданно, рука, что удерживает тарелку, дергается в спазме, и остатки супа проливаются на штаны. Глаза округляются до пятирублевых монет, а язык, словно сошедший с ума червяк, принимается вылизывать ложку. Физиономии наблюдателей становятся каменными, глаза, не моргая, смотрят на чокнутого дружка, пытаясь понять, что происходит.
Напряженные переглядывания, короткие посапывания и гробовую тишину разрывает припадочный ржач, поляна взрывается гоготанием объевшихся супом придурков. Бандиты катаются по траве, держась за животы.
- Эй, что там? – орет смотрящий с вышки. – Чё ржете?!
Но спрашивать – бес толку. Даже если бы кто-то и хотел ответить, то не смог бы, нахлынувший приступ отнимает все силы.
Успокаиваются минуты через две. Издают последние затяжные выдохи и остаточные смешки, поляну накрывает тишина. С лиц слазят улыбки, взгляды становятся вдумчивыми и сосредоточенными, от смехо-вакханалии не остается и следа, каждый из бандитов находит себе занятие: один ковыряется ложкой в земле, второй рассматривает ногти, парочка пялится на тлеющие угли.
Ждать больше нечего. Выжидаю, когда бандит на вышке переместится к нужному борту. Выкатываюсь из-за куста, отпускаю тетиву. Стрела входит в подбородок, выходит из макушки. Стражник издает три странных звука, будто пытается проглотить огромный кусок пищи, тело уносит к перекладине, хрустят доски, караульный летит с восьмиметровой высоты.
Глухой хлопок приковывает внимание парней у костра. Испуганные глаза пытаются понять, что произошло, первым на ноги вскакивает плохой картежник:
- Что случилось? – в голосе звучат нотки волнения.
- Не знаю, – отвечает повар.
- Кто это сделал?! – достает меч, обводит взглядом сидящих, словно детектив на допросе.
- Не я, – небрежно бросает повар и возвращает взгляд к углям.
- Не я, – также пофигистически отвечает второй, глядя на ногти.
Карточный дурак впивается взглядом в последнего, мимика на лице выдает неслабое напряжение. Подозреваемый уже потерял интерес к случившемуся, его ложка снова занята росписью по грунту. Если бы он только знал, что банальный и детский ответ: “Не я” мог сохранить ему жизнь...
Детектив вращается на триста шестьдесят градусов, вытягивая перед собой меч. Лезвие впивается в шею, голова падает на траву и трижды кувыркается, оставляя кровавый след.
- Вот! Кто это сделал! – с чувством выполненного долга говорит палач, засовывает меч в ножны и усаживается рядом с обезглавленным телом.
- Ага, – бубнит под нос коллега, занятый откусыванием заусенца.
Изо рта вырывается нервный смешок. Вылить содержимое пузырька с нарисованным обдолбанным человечком в ведро – великолепная идея. Проблема с количественным превосходством противника устраняет сама себя. И как грациозно?! Прелесть!
Следующая стрела пробивает грудь повара. Парниша цепляет рукой рогатину, что удерживает чан, остатки супа проливаются в костер, поднимается дым.
- Так, бля! – снова вскакивает мой любимчик. – А это кто сделал?
- Не я, – отвечает единственный подозреваемый.
- Ладно, – отпускает рукоять меча.
Скорее всего, агрессия затухла бы под влиянием волшебного аргумента, но так как абсурд разыгравшейся комедии достиг вселенских масштабов, я просто не могу удержаться и не подлить масла в огонь. Была не была:
- Это он! – кричу, еле сдерживая смех.
Детектив поворачивается в сторону куста, глаза втыкают куда-то метра на три правее меня, секунд десять переваривает сказанное, возвращается к допросу:
- Говорят, это ты сделал! – вываливает неопровержимые доказательства.
- Я же рядом с тобой сидел! – парирует жалким алиби.
Детектив снова поворачивается к кусту, закусывает нижнюю губу, на лбу вырисовывается глубокая складка, в голове начинается мозговой штурм: выстраивание цепочек причинно-следственных связей, анализ времени произошедшего, отсылки к психоанализу и теории вероятности. Вижу, что цифровая башка сомневается, дожимаю:
- Не верь ему! Следующим он убьет тебя!
Сработало! Детектив выхватывает меч. Эффект от выпитого зелья снизился, но не исчез полностью. Бандит не может сформулировать доказательства своей невиновности, но уже соображает, что его собираются убить.
Два равных по силе бандита сходятся в смертельной схватке. Это нужно видеть! Поляна мерцает высекаемыми искрами, коллеги по оружию рубятся, как самые ненавистные враги. Используют подсечки, пинки и нечестные приемы из разряда: швырнуть в глаза песком или бросить пустым ведром.
Обвиняемый оказывается проворнее, размашистый ударом отрубает большой палец на левой руке, колющим протыкает бедро. Детектив сдает позиции, закрывается в глухую оборону, миг, когда падет его бездыханное тело приближается.
Поднимаюсь, выхожу из-за куста. Вскидываю лук, отслеживаю перемещение, глядя поверх наконечника стрелы.
- НА, СУКА! – меч разрезает наплечник и впивается в ключицу.
Побежденный падает на колени, выпускает из руки клинок. Отпускаю стрелу. Вонзается в сердце одновременно с грохочущим ударом по дереву. БУМ!
- ЧТО ЗА ХЕРНЮ ВЫ ТВОРИТЕ!?
На пороге дома стоит Пролл. Пылающие яростью глаза пожирают сначала мертвые тела на поляне, а потом врезаются в мои. Кисть, что удерживает топор, ослабляет хватку, рукоять скользит по ладони. В последний момент Пролл останавливает топор и принимает боевую стойку.
- Иди сюда, сученок! – срывается злобный шепот с его губ.