1. Информационная экономика

Научно-техническая революция, развернувшаяся в середине нашего века в большинстве развитых промышленных стран, привела к серьезному переосмыслению роли и значения информации в жизни современного общества. Побудителями этого стали: информационный взрыв — небывалый по своим темпам рост объемов научно-технических публикаций в мире; бурное развитие информационных секторов экономики ряда ведущих стран капиталистического мира; стремительный рост объемов производства оборудования для сбора, передачи, хранения и обработки данных, включая компьютеры. Информатика, понимаемая как совокупность всех информационных связей и процессов в обществе, стала рассматриваться как важная часть общественного организма. Анализом закономерностей ее развития и функционирования занимается особая новая наука, получившая такое же название. Если же дать узкое определение информатики, то это совокупность систем, форм и методов обработки, хранения и передачи информации с помощью вычислительной техники.

Буржуазные теоретики утверждают, что на современном этапе НТР информационная техника и технология стали фактором, определяющим развитие общества. Чем выше, например, производство компьютеров, масштабы их использования, тем более передовым является капиталистическое общество, «информационное общество», в котором якобы нет места антагонизмам.

Буржуазные теоретики выдают желаемое за действительное. Хотя в развитых капиталистических странах внедрение информатики, использование ЭВМ достигло высокой степени, тем не менее нельзя говорить о наступлении в развитии капитализма какой-то новой эпохи, свободной от антагонизмов. Распространение достижений научно-технического прогресса при капитализме не только не устраняет противоречия общества эксплуатации, но углубляет их, порождает новые.

Современная капиталистическая экономика определяется буржуазными теоретиками как «массовая», во-первых, потому, что ее цель состоит в массовом производстве товаров и услуг, во-вторых, потому, что основным объектом производственного процесса являются вещество (масса) и энергия. Чем больше произведено материальных благ, считают они, тем богаче общество. Пока капиталистическое общество не страдало от трудностей с сырьем и энергией, считалось, что увеличение материало‑ и энергоемкости технологических процессов ведет к повышению производительности труда, ускорению темпов производства и, следовательно, к росту экономического благосостояния.

Но в 70‑е годы капиталистическая экономика столкнулась со многими трудностями: впервые на результатах экономического развития сказалась ограниченность запасов сырья и энергии. Энергетический кризис 1973 г. и последовавшая за ним серия сырьевых кризисов вызвали к жизни новые взгляды на экономическое развитие капиталистического общества. Теперь буржуазные экономисты обратили свои взоры к «информационной экономике», которой, по их мнению, принадлежит будущее. Они утверждают, что одним из компонентов любого произведенного товара или услуги, наряду с энергией и веществом, является «информация». В современных условиях, считают они, когда возникли существенные ограничения в использовании энергии и сырья, наиболее реальным путем развития производства может быть увеличение количества «информации» в единице производимой продукции.

Но что же подразумевается под «информацией»? Смысл этого термина в данном случае отличается от распространенного толкования этого термина как знания, сообщения или как меры организованности для точных наук. Для буржуазных теоретиков «информация» определяет полезность и надежность изделия, искусность его изготовления и т. п. Увеличение содержания «информации» в каком-либо предмете дает возможность затрачивать на его изготовление меньше сырья и энергии и использовать этот предмет в течение длительного времени. Производитель должен при этом искать пути качественного совершенствования продукции, ресурсы экономии энергии и затрат труда. Это могут быть поиски лучших материалов, улучшение конструкции изделия или применение новой производственной технологии; использование ЭВМ для обработки информации, разработки узлов и деталей; применение роботов для выполнения повторяющихся механических операций; изменение способов распространения готовой продукции и т. д. В качестве примера того, как «информация» заменяет материально-вещественные факторы, приводится микроэлектроника. Современный микропроцессор, сложнейший прибор, имеет объем в несколько кубических миллиметров и весит граммы. Но, встроенный в готовые изделия, он замещает многие детали и узлы, для производства которых ранее затрачивалось в десятки раз больше материалов и энергии.

«Соотношение между массой и «информацией» меняется и будет меняться и дальше. Наше процветание зависит от этого, — констатирует американский бизнесмен П. Хоукен, автор книги «Экономика будущего». — Коренное отличие между теперешним состоянием экономики и тем, которое было 20 лет назад, состоит в том, что производитель уже не может использовать больше энергии для увеличения производительности. Это слишком дорого. Вместо этого он должен стать смышленее в том деле, которое он делает, и в этом ему поможет «информационная экономика».

Таким образом, по утверждениям буржуазных теоретиков, «информационная экономика» — это экономика, нацеленная на минимизацию количества вещества и энергии в производстве, распределении и потреблении товаров и услуг.

Но предсказывая радикальное изменение экономических отношений в самом ближайшем будущем, тот же П. Хоукен отмечает, что «информационная экономика» не уничтожает, а в известной мере наследует то, что было накоплено ранее. «Массовая» экономика остается частью экономического комплекса будущего, хотя роль и значение ее существенно уменьшается. В этой связи обращается внимание на то, что «информационная экономика» не менее материалистична, чем «массовая». Это выражается в том, что сырье, энергия и материальные блага начинают цениться гораздо выше и они используются с большей эффективностью, чем прежде.

Во всех этих и подобных рассуждениях есть ряд существенных изъянов. Прежде всего сторонники «информационной экономики» стремятся доказать, что существующие производственные отношения порождены прогрессом техники, а не отношениями собственности на средства производства. Например, известный американский социолог Д. Белл заявляет, что «информационная экономика» имеет совсем иной характер, нежели экономика товаров. И социальные отношения в ее рамках якобы больше не определяются трудом, отношениями собственности, а имеют совсем другой характер. Какой же? Д. Белл не раскрывает его сущности. Он лишь указывает, что «информация» коренным образом отличается от прочих общественных благ тем, что, будучи раз произведенной, она становится общественным достоянием.

Это накладывает существенные ограничения на сам процесс производства информационных товаров и услуг и их обмен между производителями и потребителями. Информация не исчезает в товаре после потребления. Возникает объективное противоречие между усиливающимся общественным характером производства информационных продуктов и услуг и частнособственнической формой присвоения результатов. Анализируя эти объективные процессы, Д. Белл приходит к выводу о необходимости для капиталистов отказа от «соревновательной стратегии» ведения дел и перехода к кооперации, сотрудничеству между собой в производстве знания, информации.

Эта же идея проводится и в программном труде американского футуролога Дж. Несбита «Мегатенденции». Из десяти главных, по его мнению, тенденций современности на первое место он ставит формирование «информационного общества». Он пытается доказать, что уже не капитал определяет суть экономических отношений буржуазного общества, а процесс накопления и использования знаний. «Мы в массовом порядке производим теперь знания, и эти знания превращаются в определяющую силу развития экономики», — пишет он. Но это утверждение выглядит достаточно абстрактно, поэтому Несбит призывает всех экономистов направить свои усилия на создание «информационной» теории стоимости. Но многочисленные попытки, предпринятые в этом направлении в последние годы буржуазными учеными, оказались безрезультатными.

В рассуждениях сторонников «информационной экономики» легко просматривается фетишизм по отношению к информации. Как отмечает академик В. Г. Афанасьев, «темпы роста познания накопленной информации — важный показатель общественного прогресса. Однако это не главный и не единственный показатель. Сама по себе информация не способна увеличить производство материальных и культурных ценностей. Она только тогда принесет пользу, когда воплощена в технику и технологию, в ценности культуры, в знания и опыт людей, в формы общения, во всю систему общественных отношений».

В марксистской науке об обществе факт относительного увеличения информационного содержания в валовом национальном продукте развитых стран общепризнан. Он вытекает из общих закономерностей развития общества и подтвержден достаточно убедительно статистикой. Но господствующие в том или ином обществе социальные отношения определяются не уровнем их «информационного обеспечения», а сложным взаимодействием экономических, политических, идеологических и многих других факторов. В условиях же капитализма информация, знания становятся одной из форм проявления капитала как общественного отношения. Владелец информации стремится использовать ее как дополнительное преимущество в борьбе с конкурентами, как средство перераспределения прибавочной стоимости в свою пользу.

Сама практика компьютеризации опровергает многие теоретические построения сторонников «информационной экономики». Столкнувшись с явлением компьютеризации, институты буржуазного общества оказались не в состоянии обеспечить освоение новой технологии во имя интересов всех членов общества. Техника как универсальный усилитель высветила в очередной раз наиболее острые противоречия. Находясь в руках разных экономических и политических группировок, техника служит для дальнейшего закабаления как личности, так и целых социальных групп.

 

2. «Электронная среда»

Компьютеризация породила новые отрасли, типы производственных процессов, системы связи. Так, в США, Японии и некоторых других странах в 80‑е годы стала формироваться особая «информационная инфраструктура», основными элементами которой являются «банки данных», в которых накапливается информация, вычислительные сети разного уровня, с помощью которых информация может быть передана в любую точку страны, и особые информационные фирмы, специализирующиеся на подборе и своевременном обеспечении необходимой информацией всех заинтересованных. Вся эта совокупность организаций и обеспечивающих их деятельность технических систем получила название «электронной среды». В отличие от традиционных средств массовых коммуникаций (печать, радио, телевидение), в которых информация имеет вид печатного документа, зрительного или звукового образа, в «электронной среде» все сведения записаны в памяти машин в виде унифицированных электронных сигналов. Они могут быть практически мгновенно переданы на компьютер адресата и только там обрести удобную для восприятия форму текста, графики, звука и т. п. Такая «электронная среда» создает возможность объединить не только печать, радио и телевидение, но и другие общественные системы информационного обеспечения — библиотеки, архивы, информационно-справочные системы, почту, телеграф и т. п.

На начало 80‑х годов, по оценкам журнала «Футурист», в США насчитывалось 450 «банков данных», которые предоставляли любому своему клиенту, в том числе и через домашние компьютеры, информацию по широкому кругу вопросов. В начале 70‑х годов такие банки были преимущественно (на 90%) государственными учреждениями, в 80‑х годах, наоборот, стали преобладать частные банки. И деятельность их расширяется.

Особое распространение практика создания специальных «банков данных» получила в сфере аренды товаров длительного пользования, недвижимости, кредитном деле.

Пять крупнейших кредитных фирм США имеют архивы, охватывающие 150 млн личных дел клиентов. Каждый год американцы наносят один миллиард посещений своим врачам. И вся информация об их здоровье также оседает в электронной памяти. Компании, ведающие прокатом автомобилей, накапливают данные не только о личности своего клиента, но и о всех его перемещениях по стране и за ее пределами.

Существование «банков данных» безусловно способствует повышению эффективности как отдельных процессов, так и экономики стран в целом. Многие фирмы постоянно накапливают сведения об условиях эксплуатации своей продукции. Встроенный в готовую продукцию, микрокомпьютер собирает нужные данные. Во время периодического технического обслуживания накопленная информация собирается и заносится в память системы корпорации.

Так, электронная система зажигания автомобиля «кадиллак», оптимизируя работу мотора, в то же время фиксирует количество превышений допустимых пределов скорости, нарушений владельцами условий эксплуатации и т. п. Владельцы «кадиллаков», представляющие наиболее зажиточные слои американского общества, расценили установку ЭВМ на автомобиле как посягательство на их права. Другой пример представляют «банки данных», накапливающие сведения об эксплуатации телефонов. С помощью компьютера фиксируется каждый звонок — кто звонил, куда, продолжительность разговора. Эта, казалось бы, малоинтересная информация нужна для оптимизации работы телефонной сети, повышения эффективности и качества обслуживания абонентов. Но при соответствующей обработке она позволяет создать модель телефонного поведения любого абонента. Отклонение реального поведения от модели позволяет органам надзора (ЦРУ, ФБР) усилить наблюдение над владельцами телефонов.

Компьютеризация создала возможность тотальной слежки в западном обществе. Рост числа «банков данных» вызывает тревогу американцев. Специалисты считают, что «банки данных» многоцелевого назначения представляют серьезную угрозу как простому обывателю, так и крупным компаниям. Дело в том, что количественный рост информации в электронный век быстро приобретает новое качество благодаря возможности перемещения, перегруппировки и централизации данных. Нетрудно догадаться, какие можно ожидать последствия. Если раньше, например, федеральные агентства собирали данные о гражданах независимо друг от друга и редко обменивались ими, то теперь они получили такую возможность.

Обмен информацией в современной жизни идет полным ходом. Эта деятельность выделилась в последние годы в самостоятельную подотрасль экономики. К началу 80‑х годов она составляла около 2% от валового национального продукта США, или около 45—50 млрд дол. Более 50 министерств и ведомств федерального правительства имеют высокоразвитые автоматизированные системы, содержащие сведения о личной жизни и политических взглядах многих миллионов американцев. Более того, возможность передачи данных на любые расстояния, соображения экономии при обработке сделали целесообразной централизацию сведений. Прежде отдельные организации имели характеристики какой-то одной стороны личности, теперь же они могут создать полную картину психологии того или иного человека, его политических взглядов, экономического положения и т. п.

«Когда данные, например, их административного досье становятся частью досье органов безопасности, никто, ни человек, на которого оно заведено, ни новый владелец информации, не знает, о какой целью в будущем будут использованы эти данные. Более того, работник службы безопасности может считать, что все, даже мелкие подробности должны быть зафиксированы. В свою же очередь «наблюдаемый» никогда не узнает, какая мелкая личная подробность из его биографии затянет узел в показании против него», — считает известный специалист по вопросам создания «банков данных» А. Миллер.

Особую опасность создаваемые системы представляют, когда в них возникает сбой. Были случаи, когда система данных о преступниках выдавала неверные сведения, в результате чего ни в чем не повинных людей бросали в тюрьму или убивали на месте при «оказании сопротивления» полиции.

Система данных может создаваться с определенными репрессивными целями. Например, в 1977 г. один, теперь уже бывший, районный прокурор г. Лос-Анджелеса основал фирму, которая собирала сведения о квартиросъемщиках с целью уличить их в неблагонадежности. Достаточно было пожаловаться на плохие квартирные условия, перебои в водоснабжении и т. п., как жалобщик попадал в специальный «черный» список. А это означало, что такому жильцу будет всегда и везде отказано в аренде квартиры.

Практика ведения «черных» списков получила широкое распространение. Таким образом, новая информационная технология становится в руках правящих классов мощным орудием подавления любых проявлений недовольства.

Потребности общества в информационном обслуживании растут очень быстро. Причем большей частью потребители требуют не «информационное сырье» к размышлению, а готовый продукт в таком виде, который делает возможным сразу же использовать получаемые сведения.

Информация стала таким же продуктом, как и любой другой товар. В одном из отчетов по обмену отмечается, что информационная сеть всегда до отказа загружена в тех ситуациях, где обмен информацией выгоден для обеих сторон.

Теоретики «информационного общества» предприняли попытку истолковать факт создания «электронной среды» как шаг к выравниванию социального положения различных слоев буржуазного общества. В условиях «электронной среды», утверждают они, каждый человек или организация получает возможность доступа к любой информации. Это демократизирует формы общественного управления, снижает возможность преступных сговоров предпринимателей и т. п. Но в реальной жизни наметились прямо противоположные тенденции. Сегодня в США говорят уже о новой форме неравенства — информационной. Она возникает потому, что возможностью пользоваться «электронной средой» обладают лишь те, кто имеет в своем распоряжении соответствующее оборудование. Поскольку технический потенциал производителей во много раз превышает возможности потребителей, то и возникает форма информационного неравенства. Производители всегда лучше информированы о своих клиентах, нежели последние о поставщиках товаров или услуг.

Таким образом, «электронная среда» — это уже не выдумки фантастов, а реалии таких стран, как США или Япония. К чему же приведет ее образование? На этот вопрос пока нет ясного ответа, но отмеченные выше тенденции уже сейчас составляют предмет беспокойства различных слоев капиталистического общества.

 

3. Интеллект машины?

В течение почти 30 лет в программировании существовала область работ, которая относилась к почти чистой науке, — это исследование проблем создания искусственного интеллекта. Подразумевалось, конечно, что со временем результаты исследований получат практическое применение. Но этот период относили к неопределенному будущему.

Словосочетание «искусственный интеллект» сегодня хорошо знакомо для специалистов по информатике, но пока еще остается загадкой для широкой публики. Чаще всего оно понимается буквально, как искусственно созданный разум. Немалую долю в такое понимание внесли фантасты, которые населили будущее общество многочисленными «разумными» автоматами. Между тем «искусственный интеллект» — всего лишь особое направление в информатике и вычислительной технике, в рамках которого поставлена задача создания технических систем, выполняющих такие работы, которые обычно требуют интеллектуального участия человека.

В настоящее время исследования и разработки в области «искусственного интеллекта» направлены на создание таких систем, которые могли бы решать сложные задачи, принимать решения в нечетко описываемых ситуациях, распознавать образы, понимать человеческий язык, координировать в пространстве перемещения материальных объектов.

Для решения перечисленных выше задач необходимо, чтобы в техническую систему в каком-либо виде была заложена модель внешнего окружения, позволяющая системе оценивать как конкретные ситуации, в которых она оказывается, так и вопросы, которые ставит перед ней пользователь. В большинстве случаев построение такой модели представляет основную сложность. Поэтому создаваемые в настоящее время системы искусственного интеллекта имеют ограниченное функциональное назначение (диагностирование определенной группы заболеваний, поиск конкретных полезных ископаемых, решение определенных типов технических проблем и т. п.).

Но зачастую построить идеальную модель действительности практически невозможно. Тогда в систему вводится модель, представляющая собой эмпирическое описание действительности, составленное на основе опыта одного или нескольких высококвалифицированных экспертов. Такие системы получили название экспертных. По существу, это сложные компьютерные программы, тем не менее достаточно простые в обращении. Например, в одной из наиболее известных действующих систем, которая позволяет установить причину неполадок при автоматическом глубинном бурении, бригадир в случае остановки бура задает вопрос: «Почему остановился бур?» Чтобы ввести этот вопрос в машину, в настоящее время нужно напечатать его на клавиатуре ЭВМ. Но уже в ближайшие годы можно будет задать его машине устно. Машина, в свою очередь, задает серию вопросов, с помощью ответа на которые в экспертной системе обосновывается логический вывод причин аварии. Таким образом, хорошо налаженная экспертная система выдает нужную экспертизу по определенному кругу вопросов.

В настоящее время экспертные системы широко используются в самых разных областях: медицине, педагогике, науке, техническом проектировании и т. п. Они получили признание в коммерческой практике.

Рынок экспертных систем в 1984—1985 гг. рос очень быстро: в США в 1984 г. их было продано на 100 млн дол., по прогнозам американских специалистов, к 1993 г. эта цифра может возрасти до 2,5 млрд дол.

Интерес к экспертным системам объясняется тем, что они позволяют значительно повысить качество и удешевить выполнение многих видов работ. Те задачи, которые раньше требовали участия высококвалифицированных экспертов, теперь могут быть выполнены рядовыми сотрудниками, вооруженными системами «искусственного интеллекта». Особое значение применение новых систем имеет в ситуациях, когда требуется принять решение на основе информации, поступающей из большого числа источников, но которая заведомо неполно описывает ситуацию. Примерами этого может служить управление в экстренных ситуациях. Экспертные системы позволяют в этих условиях принимать решения не только с использованием опыта и интуиции лица, принимающего решение, но и с учетом опыта наиболее квалифицированных экспертов в данной области.

Таким образом, системы «искусственного интеллекта» и прежде всего экспертные системы представляют собой наивысшую ступень современного программирования.

В капиталистической хозяйственной практике они появились гораздо позже, чем в военном бизнесе, где они применялись для создания «умного» оружия, управления боевыми операциями и т. п. Постепенное внедрение систем «искусственного интеллекта» в бизнес рассматривается многими в США как нежелательная утечка информации. Чтобы поддержать опережающий уровень развития программирования в военных целях, в 1984 г. Пентагон приступил к осуществлению крупномасштабной программы по созданию базы для нового скачка в разработке систем оружия. Она получила название «стратегической компьютерной инициативы» (СКИ).

В рамках этой крупномасштабной общенациональной программы предполагается объединить усилия правительства, бизнеса и академических кругов для решения стратегически важной задачи — создания нового поколения вычислительной техники со встроенными в нее элементами «искусственного интеллекта». Предполагается за пятилетие 1984—1989 гг. затратить на эти цели 600 млн дол. В специальном докладе, посвященном СКИ, специалисты министерства обороны США утверждают, что системы вооружения и системы управления войсками, оснащенные «искусственным интеллектом», в значительной степени повысят эффективность борьбы с превосходящим по численности и обычным вооружениям противником, благодаря возможности лучше предсказывать направление развития событий в быстро меняющейся обстановке. Развитие информационной технологии на Западе приводит к возникновению новой опасной сферы военного соперничества — интеллектуализированных систем вооружения. Применение искусственного интеллекта в системах ядерного оружия во много раз усиливает его потенциальную опасность. Капиталистические фирмы усиленно засекречивают свои разработки. «Наши знания — это наши стратегические фонды, и мы не хотим, чтобы они стали достоянием всех». Поэтому в современной технической литературе развитых капиталистических стран можно встретить много рассуждений о полезности создания систем «искусственного интеллекта» и методологии их разработки. Но очень редко встречаются описания правил, закладываемых в системы, которые и представляют собой «знания экспертов».

Как сам компьютер, так и все технические новшества, с ним связанные, сыграли, таким образом, роль не столько катализатора общественных изменений, сколько консерватора существующих отношений. Широкое использование новой информационной техники давало обществу множество возможностей, но при капитализме процесс компьютеризации направлен исключительно на цели укрепления действующих социальных структур.

Массовая компьютеризация, начавшаяся в связи с появлением микропроцессорной техники, привела к тому, что процесс вышел из-под контроля власти капитала. Влияние его на многие явления современной жизни стало ощущаться все явственнее. Именно на этом этапе и потребовалась идеологам капитализма концепция «информационного общества», в которой общество будущего представлено как трансформированный вариант современного буржуазного.

Ранее, в 70‑е годы, когда эта концепция была впервые выдвинута, она оставалась лишь одной из умозрительных конструкций буржуазной науки. Сегодня правящие круги капиталистических стран испытывают потребность в доказательстве того, что будущее «информационное общество» будет капиталистическим. Но эта задача неосуществима даже для таких специалистов, как Д. Белл, А. Тоффлер и другие.

 

Люди веками мечтали о создании идеальной машины, которая могла бы выполнять любую работу и быть свободной от слабостей, присущих человеческому организму. Эта мечта воплощалась в фантастические образы золотых, железных, глиняных созданий, наделенных такими способностями.

В классической литературе первое упоминание о них встречается в «Илиаде» Гомера, где говорится о механических девах из золота, которые служат богу Гефесту, покровителю техники и технических ремесел. В средние века особую популярность получил миф о глиняном человеке «големе», который обладал огромной силой и выполнял любое поручение своего хозяина. В этом мифе даже есть эквивалент современного программного обеспечения — чтобы оживить голема, ему нужно было вложить в рот особый шарик с магическими формулами. Капитализм придал этим фантазиям особую практическую направленность.

Научно-технический прогресс в капиталистическом обществе привел к созданию на разных стадиях его развития множества машин — от простых механизмов до современных сложнейших, основанных на электронике, «думающих» роботов.

Роботом в современной технике называют машину, способную имитировать отдельные движения и функции человека. Само это слово на чешском языке означает тяжелый труд на барщине. Робот — это труженик. Чешский писатель К. Чапек, используя это слово в ставшей всемирно известной пьесе «Россумские универсальные роботы», подчеркнул подневольное положение своих «механических людей». «Роботы — это живые, наделенные интеллектом рабочие машины, — говорит герой романа. — Из них вынуто все, что не относится к работе».

Прогресс техники в XX в. пошел не совсем так, как это описал Чапек. Сегодня носители «искусственного разума» — микропроцессоры — встраиваются во все виды промышленного оборудования — станки, приборы, транспортирующие устройства и т. п. Рождается новая производственная среда, коренным образом меняется организация и управление технологическими процессами. Изменяется и роль человека на производстве.

Каковы же причины всех этих изменений и к чему они могут привести в производственном и социальном аспекте?

 

1. Кризис традиционной фабрики

В современных условиях капиталистическая традиционная фабричная система перестала быть эффективным инструментом решения экономических и социальных проблем, масштабы и острота которых непрерывно растут. Анализируя современное ему машинное производство, К. Маркс отмечал в качестве основной черты фабричной системы подчиненность всех процессов, происходящих в ней, единому технологическому ритму, задаваемому всей системой рабочих машин. Деятельность человека на фабрике полностью подчинена необходимости выполнения функций по обслуживанию системы машин. Сознательный труд, обладающий хотя бы минимальной свободой выбора, полностью сведен здесь до своих минимальных пределов. Искусство отдельного частичного рабочего исчезает как ничтожная, не имеющая никакого значения деталь. Но именно машинообразность, отсутствие гибкости, неспособность к быстрому изменению производственного процесса в связи с появляющимися новыми нуждами и стали основным препятствием на пути дальнейшего развития фабричной системы производства.

«Автомобильная и сталелитейная промышленность, например, стала жертвой собственных крупных инвестиций в оборудование и организацию производства, не отвечающих современным задачам. Их динозавроподобные системы массового производства не способны изменять ассортимент и качество продукции достаточно быстро и гибко, чтобы удовлетворять требованиям международной конкуренции», — признает почетный профессор Гарвардского университета У. Скиннер. Подобное мнение широко распространено в настоящее время в США.

Объектом наибольшей критики становится ориентация машинного производства на массовость, которая стала тормозом на пути дальнейшего роста эффективности и производительности труда. Технологическим принципом, с помощью которого достигается повышение эффективности труда на традиционной фабрике, является разделение труда на составные элементы и решение возникающих при этом задач с помощью достижений науки и техники. Последовательное применение этого принципа в течение двух веков привело к созданию на фабрике особой производственной среды, в которой человек выполняет «функции гибкого звена» между жестко запрограммированными машинами, а работник, как это констатировал Маркс, превращается в «наделенный сознанием придаток частичной машины…»

Различные трудовые операции в этих условиях специализируются таким образом, что каждый работник уподобляется винтику огромного безликого механизма — фабрики и действует в соответствии с его требованиями. Человек становится частицей технической системы.

Автоматизация машинного производства приводит к тому, что, как это предвидел Маркс, «отделение интеллектуальных сил процесса производства от физического труда и превращение их во власть капитала над трудом получает свое завершение…». Автоматическая машина не только освобождает рабочего от труда тяжелого, но и сам оставшийся труд от всякого содержания, сводя его к простому нажиманию кнопок. Компьютеризация довела этот процесс до его логического предела. На современных фабриках и функция нажатия кнопок передана машине, а в процесс автоматизации вовлекаются новые слои трудящихся, не занятых непосредственно на производстве, — растущая масса информационных работников: инженеров, технологов, программистов, разрабатывающих программное обеспечение, с помощью которого компьютеры управляют ходом технологических процессов.

Но уже сегодня становится ясным, что следование традиционным рецептам капиталистической рационализации производства ведет в тупик. Дальнейшее отделение интеллектуальных сил производства от физического труда, о котором писал К. Маркс, разрывает единый процесс труда, лишает его естественной основы для саморазвития. Машина не может больше служить прообразом организации совершенного производства.

Массовое внедрение достижений информатики и вычислительной техники в производство, «интеллектуализация» машин и оборудования поставили на повестку дня вопрос о новом типе разделения труда, в котором бы учитывалось единство его физической и интеллектуальной сторон. В результате компьютер уничтожает разделение труда машинного типа, как в свое время машина уничтожила мануфактурное разделение труда. Рабочий практически полностью вытесняется из технологического процесса, становится над ним. Труд по управлению машинами-орудиями, который дифференцировался по технологическим операциям, попросту перестает существовать.

Современный оператор контролирует весь технологический процесс во всей его сложности, в ходе которого множество орудий, сменяя друг друга, по особым программам производят одновременно различные виды производственной продукции. Разделение труда теперь осуществляется по принципу выделения функций контроля и задания различных комплексов программ всему производственному механизму. Но чтобы эффективно контролировать процесс, рабочий должен представлять всю сложную картину современного производства. Предприниматель не может сегодня поставить у компьютера неподготовленного оператора, так как любая ошибка, им допущенная, обойдется слишком дорого. Поэтому неизмеримо возрастает роль человека на производстве.

При этом главная цель капиталистической организации производства остается неизменной. Это — усиление эксплуатации наемного труда. Но в условиях массового внедрения в производство средств информации и вычислительной техники, когда основное содержание выполняемых функций переносится в область умственной деятельности, наибольшей эксплуатации подвергается психика человека.

В печати приводятся многочисленные примеры, когда компьютеризация повышает производительность труда. Но не меньшее количество примеров свидетельствует об отрицательных или нейтральных эффектах. Даже там, где производительность труда растет, ее темпы ниже ожидаемых. Специальный анализ этой проблемы, проведенный в США, показал, что одна из главных причин создавшегося положения — недоучет социальных аспектов компьютеризации.

Гибкость — главное качество новых производственных систем. Но она обеспечивается не техникой, как это иногда ошибочно полагают, а человеком, использующим эту технику. Ранее негибкость техники сдерживала возможности человека. Его функции сводились к нажатию кнопок, чтобы компенсировать конструктивную жесткость традиционной техники. Человек фактически оставался живым автоматом, обслуживающим заданный технологический процесс. Новая техника сама в состоянии обслуживать заданную технологию производства. Более того, с ее помощью становится возможной реализация большого числа альтернативных технологических процессов.

В связи с этим коренным образом меняется задача рабочего-оператора. Теперь он должен творчески выбирать наилучший способ выполнения задания. Но это означает, что задача управления переносится из сферы принуждения работника к выполнению заданных операций в область творческого поиска путей решения производственных проблем. А это, в свою очередь, требует, чтобы ценностные установки участников трудового процесса были согласованы и вели к достижению общих целей.

Именно эти соображения объясняют, почему в последние годы в таких странах, как США, Япония, и других, где процесс внедрения новой информационной технологии зашел достаточно далеко, ведутся интенсивные поиски методов активизации человеческого потенциала. Но раскрыть в полной мере творческий потенциал работника — задача недосягаемая в условиях обостряющегося антагонизма между трудом и капиталом.

Большие надежды в этом плане возлагаются на попытки перестроить внутреннюю организацию производственных процессов, всей производственной среды на принципах, отличных от машинно-фабричных. Дело в том, что среда, в которой роботы и программируемая автоматизация могут быть использованы с наибольшим эффектом, существенно отличается от той, где центральное место занимал человек. В робототехнических системах по-новому ставится сам вопрос об образовании системы «человек — машина». Существующее до сих пор рабочее место — это результат приспособления машины к человеку. Замена человека компьютерами, роботами ведет к необходимости перестройки как оборудования, так и производственной среды современной фабрики. В частности, роботы предъявляют более высокие требования к качеству оборудования, точности его работы. Поэтому предпринимаются попытки разделить функциональные зоны действия человека и автоматов, вывести человека за пределы чуждой ему новой компьютеризованной производственной среды, где ему уже нет места.

Таким образом, огромная социальная задача новой организации общественного производства в условиях массовой компьютеризации подменяется задачей разграничения зон действия человека и машины, то есть создаются искусственные островки новой технологии в рамках традиционной для капитализма организации производства.

С развитием безлюдных производств значительно снижается и социальный статус фабрики. В течение двух столетий она выполняла роль своеобразного ядра, вокруг которого складывалась социальная жизнь, особенно в небольших городках. Последние и возникали-то, как правило, вокруг строящихся новых производств, которые притягивали к себе жителей благодаря возможности получить работу. Безлюдное же производство не нуждается в общине, так же как община теряет интерес к нему. Происходит еще один этап отчуждения средств производства от общества. И эта тенденция очень беспокоит буржуазных политиков, так как разрушается один из наиболее надежных каналов манипулирования социальными процессами.

Такое положение создает еще один фактор неустойчивости, так как требует поиска эффективной замены сложившихся структур социального контроля.

Например, сегодня в конгрессе США основная борьба при обсуждении федеральных заказов идет в расчете на то, что их размещение в штатах и округах позволит создать дополнительное число рабочих мест и соответственно улучшит социальные условия в них. Но завтра заказы будут выполняться на безлюдных производствах и выгоду от них получат только владельцы предприятий. На занятости и уровне дохода населения это никак не отразится.

Аналогичные проблемы потери традиционных каналов воздействия на социальные процессы возникли и будут еще возникать и на других уровнях управления: в штатах, округах, общинах.

Какой будет новая система социального контроля? Этот вопрос не имеет однозначного ответа. Но остановить разрушение традиционной фабричной системы, очевидно, уже невозможно. Это объективный процесс, диктуемый общими закономерностями развития производительных сил. В результате на смену традиционной фабричной системе производства приходит новый тип производства, который получил условное название «фабрики будущего».

 

2. «Фабрика будущего»

Уже в недалеком будущем широкое внедрение совершенно новых методов технологии (информационной технологии) приведет к тому, что если, например, у потребителя возникнет необходимость в паре туфель, то он скорее всего должен будет обратиться не в универмаг, а в автоматический центр по индивидуальному изготовлению обуви. Там с помощью специального компьютерного устройства снимут все необходимые мерки и занесут их на магнитную карту, которая будет использоваться в дальнейшем каждый раз, когда у клиента возникнет потребность в новой паре обуви. Магнитная карта будет передана в автоматизированную систему конструирования. Далее, по изображению на экране компьютера покупатель выберет фасон, цвет, материалы. В случае необходимости внесет индивидуальные изменения в предложенную стандартную модель. Все данные затем вводятся в систему. Она автоматически сделает выкройки, с помощью автоматизированной системы подготовки производства выберет технологию изготовления изделия и составит задания различным станкам с числовым программным управлением и роботам. Весь процесс от появления покупателя до окончания изготовления готовой пары туфель будет контролироваться ЭВМ. Если покупатель не первый раз пользуется услугами центра, то заказ может быть сделан из дома с помощью персонального компьютера, так как исходные мерки уже имеются в памяти системы.

Это описание новых методов обслуживания потребителя воспринимается пока как нереальное, но для претворения их в жизнь уже существуют все принципиальные технические решения. К тому же отдельные упоминаемые системы, такие, как автоматизированные системы проектирования, управления производством, роботы, сети персональных компьютеров и другие, получили уже достаточно широкое распространение. Дело за объединением всех этих систем в комплекс.

Попытки создать комплексное автоматизированное производство уже предпринимаются в разных странах. В последние годы наибольшие усилия в этой области затрачиваются американской промышленностью. Конкуренция на мировых рынках и внутри страны заставляет ведущие фирмы внедрять в производство гибкую автоматизацию.

По оценкам министерства торговли США, из 330 млрд дол. капиталовложений в 1984 г. бо́льшая часть была затрачена создание производств с широким использованием компьютерных средств, робототехники.

Первые шаги к автоматизированной фабрике были сделаны в начале 50‑х годов, когда в Массачусетском технологическом институте (США) была разработана технология цифрового программного управления металлообрабатывающими станками. Работа финансировалась министерством военно-воздушных сил США. Это же министерство совместно с Национальным агентством по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) взяло под свою опеку большинство разработок в этой области. Таким образом, первоначально автоматические системы нашли свое применение главным образом в аэрокосмических фирмах при проектировании и производстве двигателей, сложных корпусных узлов.

В тот же период две крупнейшие промышленные фирмы США — автомобильная «Дженерал моторс» и электронная «ИБМ» — совместно спроектировали применение ЭВМ для разработки чертежей изделий. Этим было положено начало процессу автоматизации проектирования и подготовки производства.

По оценкам специалистов, автоматизированные системы производства обладают таким потенциалом воздействия на производительность и эффективность, как ни одно другое изобретение со времен внедрения электричества.

Значительный выигрыш в производительности достигается прежде всего за счет того, что автоматизация на базе ЭВМ дает возможность полностью контролировать весь процесс от разработки изделий до их передачи в серийное производство. Системы автоматизированного конструирования позволяют с помощью специальных программ создавать на экранах компьютеров двух‑ и трехмерные изображения деталей, узлов и целых изделий. При этом система может в автоматическом режиме производить с ними такие трудоемкие операции, как изменение масштаба, построение изометрических проекций и их различные вращения. Программы автоматически выверяют все возможные проекции и выдают рабочие чертежи изделия, на которых также автоматически проставляются необходимые допуски, посадки, уклоны и т. п. Все это позволяет, по оценкам фирмы «Дженерал моторс», в 3—6 раз ускорить разработку новинок и получить в итоге проект, который потребует минимальных доработок в ходе изготовления.

Вычислительная техника открывает перед конструкторами многие дополнительные возможности. Так, она позволяет уже на стадии конструирования получить, скажем, картину распределения нагрузок, возникающих в материалах в процессе эксплуатации. Этап проектирования новой продукции сокращается при этом до минимума.

И тем не менее, несмотря на значительные выгоды от применения автоматизированных систем проектирования и управления производством, в целом мировая промышленность пока еще только приступает к их освоению. По оценкам Общества производственных инженеров США, к 1990 г. только 25% промышленных фирм этой страны будут иметь системы для разработки образцов новой продукции и инженерной подготовки производства и только около 50% ручного и механического черчения на этих фирмах будет передано на ЭВМ.

Это обусловлено сложностью автоматизации интеллектуального труда, поскольку сама структура творческой деятельности и условия ее эффективного осуществления во многом остаются еще неясными. Из общего объема инженерно-конструкторских задач только незначительная их часть может быть передана компьютерам.

Центральным звеном «фабрики будущего» являются роботизированные комплексы станков, машин, оборудования, как новая более высокая ступень автоматизации. В 1961 г. в США появилась небольшая фирма «Юнимейшн», приступившая к выпуску нового вида промышленного оборудования, которое позднее получило название «робот». Первый промышленный робот был установлен на заводах «Дженерал моторс» в 1962 г. Но их дальнейшее внедрение шло медленно. К 1978 г., по данным американского института роботов, только 25 фирм страны отважились установить новое оборудование, было организовано всего 10 фирм-производителей и 3 научно-исследовательские организации, работающие в области роботизации.

Положение меняется с появлением в конце 70‑х годов во многих капиталистических странах серьезных проблем в области производительности труда. Интерес к роботам увеличивается.

Современный промышленный робот мало похож на человекоподобные создания, населяющие страницы научно-фантастических романов. Американский институт роботов определяет его как «программируемый многофункциональный манипулятор, созданный для перемещения материалов, деталей, инструментов и специальных приборов с помощью изменяющихся программируемых движений». Как правило, робот обладает одной «рукой», на которой имеется несколько «пальцев». Степень свободы такой «руки» ограничена конструктивными особенностями механизма. Возможность изменять характер ее движений без каких-либо существенных перестроек составляет сущность программируемости. Семейство роботов весьма многочисленно. Они различаются не только своей конструкцией, но и принципами задания рабочей программы. Выделяют несколько типов роботов — от простейших, в которых программа задается электромеханическим путем, до так называемых «интеллигентных», в которых для управления используются программы «искусственного интеллекта». Современные «интеллигентные» роботы наделены специальными «органами чувств», позволяющими контролировать движения рабочих органов, включая бинокулярное цветное зрение.

Робот несет в себе одновременно черты и машины и оператора, который управляет ею. Как и машина, робот с высокой точностью повторяет любое заданное программой движение в течение длительного времени. С оператором его сближает возможность переключения, переналадки на выполнение новых задач путем повторения перемещений, задаваемых оператором, возможность расширять диапазон действий. Поэтому робототехника представляет собой новую, более высокую ступень автоматизации — использование машин для выполнения повторяющихся, стандартных видов работ, которые предписаны программой, а не выбраны самим роботом.

В общественном же мнении роботы — это машины, способные к самостоятельному поведению, то есть определению набора решаемых задач и выбора путей их достижения. Но в современном производстве роботы используются пока лишь благодаря своим машинным качествам — силе, точности, скорости, надежности, сноровке. Они не могут реагировать на непредвиденные обстоятельства, возникающие на производстве, самостоятельно изменять условия задания. Основной сферой их применения остаются производственные задачи, в которых можно заранее предвидеть всевозможные ситуации. Это окраска сложных корпусных деталей, сварка, загрузка-выгрузка станков, резка металлов. В целом же роботам может быть передана довольно значительная часть операций, выполняемых современным рабочим. По оценкам специалистов из университета Карнеги-Меллона (США), с помощью роботов уже сегодня может быть автоматизировано более 7 млн рабочих операций, что позволит выполнять почти треть видов работ, существующих в промышленности США. К 90‑м годам эта доля может достичь 65—75%.

Внедрение новых видов технологических процессов с использованием роботов осуществляется во многих отраслях промышленности развитых капиталистических стран. В 1985 г. американские компании затратили на эти цели более 400 млн дол. «Дженерал моторс» объявила о программе полного технического перевооружения своих заводов до 1990 г. стоимостью в 1 млрд дол. На заводах этой фирмы к этому моменту будут «трудиться» 14 тыс. роботов.

Современный промышленный робот — сложное и дорогое оборудование, и тем не менее капиталисты охотно идут на его установку. В чем же дело? Сущность капиталистического предпринимательства такова, что капиталист станет применять машину, замещающую живой труд, только в том случае, если ее стоимость будет меньше стоимости вытесняемой ею рабочей силы. Произведем простой экономический расчет: эксплуатация робота стоимостью 40 тыс. дол. в две смены обходится с учетом технического обслуживания в 3 раза дешевле, чем содержание одного рабочего на конвейере. Если учесть, что роботы не вступают в профсоюзы и не бастуют, то привлекательность их для капиталиста увеличивается еще больше. Поэтому роботизация идет быстрыми темпами во всех промышленно развитых капиталистических странах.

Многие ведущие промышленные фирмы мира объявили о намерении создать у себя «фабрики будущего», в которых как производство, так и управление будут осуществляться без вмешательства человека. В Японии, например, в течение ряда лет действовал крупномасштабный национальный проект, финансировавшийся министерством промышленности и внешней торговли этой страны, целью которого было создание подобной фабрики. Проект завершился в апреле 1984 г. опытным испытанием небольшого завода по производству дизельных двигателей и коробок передач в г. Цукуба. На этом заводе нет конвейеров и каждая деталь обрабатывается на одном рабочем месте с помощью роботизированных производственных комплексов, оснащенных лазерными устройствами. Всем производством управляют 2—3 человека.

В 1981 г. японские производители роботов продали своей продукции на 320 млн дол., а в 1985 г., по сведениям японской ассоциации промышленного роботостроения, в этой стране произведено роботов на 1 млрд дол. По данным американской статистики, 57% мирового парка роботов капиталистического мира внедрено именно в Японии, в странах Западной Европы — 19 и в США — 24%. И хотя американские роботы технически более совершенны, японские фирмы продолжают успешно конкурировать своей продукцией на мировом рынке. Концентрируя свои усилия на производстве относительно простых и недорогих моделей, японские производители, во-первых, обеспечивают себе рынки сбыта и способствуют накоплению у потребителей опыта. Во-вторых, одновременно создается база для производства и использования более дорогих и сложных машин.

Но было бы неверно утверждать, что роботизация стремительно и без особых проблем охватывает отрасль за отраслью. Процесс технической перестройки общественного производства всегда достаточно сложен. Считается, что из трех основных типов производства — единичного, серийного и массового — вычислительная техника и роботы имеют наибольшие перспективы в серийном. По оценкам американских экономистов, более 80% мирового промышленного производства относится именно к этому типу, причем средний размер производственной серии приближается к 50 единицам. Поэтому возможности использования традиционных форм автоматизации здесь сильно ограничены. Стоимость же единицы изделия при современном серийном производстве в 5—20 раз выше, чем при массовом.

Серийное производство характеризуется также специфической организацией технологических процессов — организационно-производственные единицы управления выделяются в нем по видам оборудования (токарное, фрезерное, координатно-расточное и т. п.). Это позволяет на одном и том же наличном парке оборудования эффективно организовать выпуск разнообразной полезной продукции. В массовом же производстве разнотипное оборудование объединяется в поточные линии, нацеленные на производство готового узла, целого изделия. Вопрос о гибкости здесь не стоит. Но жесткое закрепление оборудования позволяет за счет его специализации резко повысить экономичность производства.

Задача компьютеризации и роботизации — совместить преимущества эффективного массового производства с гибкостью серийного. Это достигается за счет использования программ для переналадки управляемых компьютерами станков и роботов и широкого применения информационных систем, для того чтобы усовершенствовать управление технологическим процессом.

Американские специалисты полагают, что наиболее ощутимый выигрыш от компьютеризации и автоматизации, который можно в то же время количественно оценить, будет получен за счет увеличения загрузки оборудования. Он слагается из дополнительной его загрузки в ночные и вечерние смены, в праздники и другие дни, когда рабочие не выходят на работу. В частности, большие надежды возлагаются на роботизацию для борьбы с забастовками. Ведь роботизированные безлюдные комплексы могут функционировать и во время забастовок, сводя к минимуму потери предпринимателей и выбивая из рук рабочих один из главных козырей их борьбы за свои права.

Например, в США крупные заводы простаивают как минимум 80 дней, средние — более 104, малые — более 125 дней. Соответственно средняя продолжительность полной работы в течение рабочего дня составляет 22 часа на крупных заводах, 10,8 часа — на средних и 8 часов — на малых.

В ближайшие 10—20 лет должна произойти радикальная перестройка организации трудовых процессов на производстве. При этом основная масса рабочих будет занята лишь в первую смену, когда они будут налаживать робототехнические комплексы, а выпуск продукции будет осуществляться главным образом во вторую и третью смены на заводах любого размера. Это даст возможность повысить выход продукции на крупных предприятиях в среднем на 30%, на средних — на 200, на мелких — на 330%. Компьютеризация диспетчерской службы производства позволит в дополнение к этому снизить простои, связанные с ремонтом и техническим обслуживанием оборудования.

Второй по величине эффект может быть получен за счет сокращения времени изготовления продукции и уменьшения количества готовой продукции, хранящейся на складах. Это может быть достигнуто исключительно за счет улучшения организации производства в условиях компьютеризации. По данным хронометража, сейчас любое изделие находится в процессе своего изготовления на станках только 5% времени. Остальное время уходит на передачу с одного станка на другой, хранение на промежуточных складах и т. п. Синхронизация работы всего комплекса оборудования должна внести существенный вклад в повышение эффективности производства.

Но эти преимущества компьютеризованного производства возникают только в условиях нормального, стабильного его функционирования. Наиболее же ценным для капиталиста в компьютеризованном и роботизированном производстве является его гибкость, которая стала в современных условиях важнейшим фактором конкурентной борьбы. От того, как быстро может та или иная компания перестраивать выпуск продукции, зависят ее прибыли, а иногда и само существование. Раньше фирмы стремились выпускать как можно дольше изделия определенного типа, поскольку дорого обходилась переналадка оборудования. Изменения в моделях носили в основном косметический характер. Основным фактором, определяющим снижение издержек производства, была экономия на масштабах производства.

Гибкая автоматизация дает возможность на одних и тех же площадях производить разную по своим характеристикам продукцию. Но гибкость важна и имеет смысл там, где существует потребность в быстрой реакции на изменение внешних и внутренних условий производства. Поэтому центр конкурентной борьбы переносится из сферы организации производства и борьбы за снижение издержек в сферу манипулирования рынками и продуктами. И следовательно, широкое распространение «фабрик будущего» приведет не столько к росту эффективности общественного производства, сколько обострит борьбу за потребителя, усилит внешние, показные элементы конкуренции (реклама, мода, неоправданно быстрая сменяемость моделей и т. п.). И значительный положительный толчок развитию общественного производства, который могут дать «фабрики будущего», будет растрачен впустую.

 

3. Робот и администрация

Как же относятся к идее «фабрики будущего» рабочие и высший управленческий персонал — менеджеры? Рабочим «фабрика будущего» представляется в виде производства, в котором машины вытеснили полуквалифицированных и неквалифицированных рабочих. Управляют же этими машинами с командных пунктов специалисты. Вполне естественно, что отношение рабочих к роботизации отрицательное. Руководители и конструкторы же считают, что «фабрика будущего» будет целиком управляться машинами, а это создаст опасность увольнения и для «белых воротничков». Следовательно, и они относятся к «фабрике будущего» настороженно. Эти взгляды отражают в какой-то степени неопределенность в оценках того, каким путем будет идти автоматизация и какие социальные последствия она вызовет.

Внедрение автоматизации идет сейчас по двум направлениям: роботизации и создания гибких производственных систем; внедрения компьютеризованных систем проектирования и управления производством. Однако для того чтобы производство целиком действовало в автоматическом режиме, необходимо внедрение целой серии промежуточных систем, которые пока не получили соответствующего развития. Создание всего комплекса автоматизированных систем и их объединение в одном гибком производственном механизме — дело не одного дня. И эта задержка связана прежде всего с тем, что существующий механизм управления фирмой, который создавался в соответствии с принципами традиционного менеджмента, не может без изменений продолжать выполнять свои задачи. Нужна перестройка самого управления.

Она обусловлена необходимостью перехода к новому типу разделения труда, при котором главным является не однородность технологических операций, а логическая завершенность выделяемого этапа производственного процесса.

Сегодня работник, обслуживающий обрабатывающий центр, в который входят несколько станков с числовым программным управлением и робот, отвечает не за выполнение отдельной операции, как это было прежде, а за полную обработку детали, узла и соответственно за качество получаемых результатов. Переход от конвейерного производства к гибкой автоматизации сделал эту тенденцию повсеместной. Сложность технологического процесса, контролируемого одним рабочим, неизмеримо возросла.

В результате морально устаревают многие базовые представления об организации управления производством, которые создавались с ориентацией на технологическое разделение труда.

Отсутствие единой теории и наличие множества противоборствующих школ в современном буржуазном менеджменте ведет к тому, что он не в состоянии ответить на один из центральных вопросов современного состояния компьютеризации: какие изменения в управлении производством будут иметь место? Предлагается лишь вести активные эксперименты в области использования «человеческого потенциала», гибких форм организации и т. п. Главной же задачей дня объявляется необходимость ломки традиционных представлений о принципах управления производством. Радикальные изменения в социальных установках как работников, так и менеджеров, по определению Национального научного фонда США, есть не что иное, как культурная революция.

Необходимость такой культурной революции обусловлена различными причинами. Наиболее явной является так называемый психологический барьер у менеджеров. У них с годами выработался определенный стереотип мышления и поведения, соответствующий принципам массового производства. Этот стереотип из года в год воспроизводился всей промышленной системой, системой образования, средствами массовой информации и т. п. Роботизация и компьютеризация поставили вопрос о необходимости его замены и выработке нового. Но профессиональные менеджеры не готовы в настоящее время работать в системе, в которой ответственность и власть четко не зафиксированы и определяются главным образом их собственной квалификацией и техническими знаниями, а не положением в иерархии. Они привыкли применять готовые решения к стандартным ситуациям, а не относиться к делу творчески. В условиях широкого внедрения ЭВМ и гибких автоматизированных систем решение стандартных проблем возьмет на себя техника. Что же касается творчества, то современные менеджеры не могут, как правило, целиком взять на себя этот труд. Поэтому существующее положение не может послужить основой для разработки систем управления на «фабриках будущего».

Дело доходит до того, что многие из тех, от кого зависит успех внедрения автоматизации, довольно успешно блокируют любые эффективные шаги в этом направлении. Самыми активными противниками роботизации стали сами управляющие. Вот почему, несмотря на огромный потенциал новой технологии, глубина проникновения ее в американский бизнес пока незначительна.

Чтобы изменить такое положение, необходима перестройка «философии менеджмента». Так, в традиционном менеджменте стабильность организационных структур, форм и методов управления рассматривалась в качестве важнейшей предпосылки эффективности. В современных же условиях способность к адаптации становится одной из основных характеристик хозяйственных организаций, залогом их высокой эффективности. Поэтому роль ЭВМ не в том, чтобы автоматизировать какие-то информационные процессы, а в том, чтобы сообщить организации новые свойства — расширить ее способности к организационному обучению, то есть способности накапливать правила поведения в сложных ситуациях и действовать в соответствии с ними. Главный экономический эффект, считают специалисты, будет достигаться не столько за счет экономии живого и овеществленного труда при производстве единицы продукции, сколько за счет радикальных изменений в экономическом поведении фирмы. В частности, почетный профессор Гарвардского университета У. Скиннер отмечает, что новая информационная технология создает реальную базу для полной реализации принципов стратегического управления, которое в настоящее время практикуется компаниями лишь в очень урезанной форме. Основные решения, которые сейчас относят к категории стратегических, связаны с выбором рынков, с финансовой политикой, а также слияниями и поглощениями более мелких фирм. Производство как одна из наименее динамичных, стабильных функций не охватывалось механизмами стратегического управления.

Считается, что гибкая автоматизация должна привести к существенной ломке этого механизма. Она позволяет уже на уровне производства учитывать возможные изменения экономической ситуации, запросов потребителей. Поскольку непосредственно в производстве может быть занято относительно небольшое число работников, то основная их масса сосредоточится на анализе внешних условий и выработке экономической стратегии фирм. Произойдет перелив функций из сферы производства в сферу обеспечения. Хотя конечный результат и будет создаваться в цехах и на производственных участках, там будет занято все меньше и меньше рабочей силы. И наоборот, в сфере подготовки производства и распределения будет занята все бо́льшая часть работников фабрики. Таким образом, считает Скиннер, информационная технология создает реальную базу для стратегического управления и переводит его из сферы «бумажного» предпринимательства в область собственного управления производством. В новых условиях стратегическое управление должно означать возможность маневра продуктом. В результате размер производственных партий уже не будет играть лимитирующей роли в решении вопросов организации и управления производством. Все это даст возможность существенно расширить номенклатуру производимых на тех же мощностях товаров и услуг и в то же время приведет к сокращению их жизненного цикла, то есть товары будут быстрее сменять друг друга.

В основе происходящих изменений лежит тот факт, что стоимость переналадки производства на выпуск новых видов продукции в гибких автоматизированных системах стремительно уменьшается по сравнению с другими затратами. Считается, что важную роль в происходящих изменениях должно сыграть увеличение возможности копирования продуктов как на филиалах одной и той же фирмы, так и на других фирмах. Ранее для этого нужно было переналадить производство и обучить производственный персонал. В новых условиях достаточно лишь заменить комплекс программ, управляющих производством. Это должно, по мнению специалистов, в самом ближайшем будущем привести к изменению подхода к вопросам специализации и кооперации как внутри отдельной фирмы, так и в экономике в целом. Существует точка зрения, что компании должны будут перейти к политике строительства универсальных заводов, производящих весь набор товаров для определенного региона. Изменится политика в строительстве региональных складов готовой продукции, которая в новых условиях может поступать в торговлю в необходимом ассортименте прямо с завода. Управление такими универсальными заводами, очевидно, должно значительно отличаться от традиционных, существующих сегодня специализированных производственных единиц. Однако оправдается этот прогноз или нет, покажет лишь время.

Новая волна автоматизации требует от руководителей всех уровней наиболее глубоких знаний и навыков в области социальной психологии. «Я думаю, что человек останется критическим фактором на всех уровнях, — заявляет Дж. Мансон, вице-президент одного из ведущих производителей роботов в США — компании «Юнимейшн». — Большинство полагает, что роботы — панацея от всех производственных проблем. Но это не так. Роботы — лишь еще одно средство в багаже организаторов производства, чтобы выполнить работу». Робота следует рассматривать как интегратора различных направлений автоматизации, которые имели место ранее. По мнению Дж. Мансона, значительные изменения должны произойти на среднем уровне управления производством, где основные позиции должны занять высококвалифицированные инженеры, имеющие хорошую подготовку и опыт не только в организации производства, но и в области электроники, вычислительной техники, программирования. Это потребует более длительной подготовки данной категории специалистов.

Одной из наиболее очевидных, просматривающихся уже в наше время тенденций в управлении стало изменение роли и места организаторов производства в американских компаниях, методов их работы. Массовое фабричное производство часто характеризуется в печати этой страны как полные конфликтов, опасные для жизни сотрудников джунгли, в которых господствует закон сильного. Оно перестало привлекать талантливую молодежь, которая уходит в другие сферы общественного производства. Даже руководящие должности на фабрике не имеют престижа. Вице-президент по производству стоит на третьих-четвертых ролях в иерархии управления и значительно уступает по силе своего влияния вице-президентам по финансам, маркетингу, науке и технике. Работа в сфере организации и управления производством рассматривается лишь как крайний выход из положения, когда в более перспективных областях закрепиться не удалось. Сегодня типичный руководитель производства выжимает из оборудования все, что только можно. Он только тогда поставит его в ремонт, когда это будет абсолютно необходимо. Он ни в коем случае не остановит работу для предупредительного ремонта, особенно если эта остановка будет отнесена на его бюджет. По стилю своего мышления управляющие производством в США в основном являются консерваторами. Они негативно встречают любые радикальные изменения; их девиз — производительность и экономичность, которые достигаются за счет организации поточного производства.

Характерно, что с 30‑х годов почти все функциональные службы американских компаний претерпели существенные трансформации и только производственная осталась практически в том виде, как она была создана еще по рекомендациям Ф. Тейлора и Л. Гилбрет. Она была наименее восприимчива к новым управленческим концепциям. И даже внедрение ЭВМ в производство в 60—70‑х годах шло в основном по пути закрепления в автоматизированной форме старых, «классических» схем управления. Такая политика управления производством невозможна в отношении роботов. В этой связи высказывается предположение, что автоматизация приведет к появлению новой иерархии технически компетентных управляющих среднего уровня. Одновременно требуется определенная переориентировка как рабочих, так и производственных мастеров.

Американские специалисты обеспокоены тем, что среди руководителей производства пока еще высока инерция. Последние знают, что реальная отдача от нового оборудования может быть получена не раньше чем через 2—5 лет. Если отделение работает хорошо, то его менеджер за это время уйдет на повышение, а любое глобальное нововведение может подорвать его перспективы на продвижение. Поэтому многие пока занимают выжидательную позицию. Помимо этого, система стимулирования деятельности производственных подразделений нацелена на минимизацию затрат, а любая внушительная инвестиция значительно меняет этот показатель. С этой точки зрения невысокие темпы роботизации и создания показательных «фабрик будущего» в США вполне соответствуют их социальным ценностям и ориентациям. Чтобы как-то изменить их, нужны сильные средства. Поскольку управляющий производством в настоящее время не пользуется авторитетом на американских фирмах, то нужна сильная поддержка идей компьютеризации со стороны высшего руководства, без которой невозможно перераспределение власти внутри организации.

Применение новой технологии существенно меняет работу руководителей производства всех уровней. Управляющий производством в высококомпьютеризованных компаниях вновь выдвигается в число лидеров в управленческой иерархии. Значительно изменяется труд мастеров и среднего управленческого персонала. По мнению многих специалистов, производственные мастера попадают в еще более сложную ситуацию, поскольку им придется руководить рабочими, имеющими гораздо более высокий уровень образования, что потребует изменения методов и стиля руководства. Предполагается, что мастер должен иметь специальное высшее образование и определенный стаж работы на данном предприятии. Статус мастера повысится.

С внедрением автоматизации меняются и методы управления: уменьшается значение администрирования, растет роль социально-психологических мер (подбора и подготовки кадров, планирования карьеры, организационного развития). Если ранее они использовались в основном в отношении управляющих и специалистов, то в новых условиях они начинают активно внедряться в рабочую среду. Сохранение же механистических форм и методов управления классического подхода ведет к образованию противоречия между гибкой производственной системой и жесткой управленческой, т. е. система управления должна быть по крайней мере не менее гибкой, чем само производство.

 

4. Луддиты XX века

Компьютеризация позволяет быстрыми шагами двигаться вперед в развитии производительных сил. Но в антагонистическом обществе это неизбежно приводит к обострению противоречий между трудом и капиталом и в конечном счете прогресс обращается против трудящихся. И главная проблема заключается в том, что, значительно облегчая труд, новая техника резко сокращает возможности его применения. Трудящиеся вытесняются со своих рабочих мест.

Рабочий при капитализме, как правило, воспринимал новую технику как врага, лишающего его средств к существованию. Протест против ее применения часто принимал активные формы.

Широко известно в истории рабочего движения на рубеже XVIII—XIX вв. выступление луддитов, когда под предводительством ткача Неда Лудда английские рабочие выступили против введения ткацких станков, которые обрекли многих ткачей на безработицу. Они уничтожали новое оборудование, наивно полагая, что смогут этим отчаянным актом уберечь свои рабочие места от ликвидации.

Прошло полтора столетия, и движение против техники возродилось вновь. Но на этот раз объектом его стали компьютеры. Те самые компьютеры, которые составляют ядро современного этапа научно-технической революции. Протест быстро принял крайние формы: ЭВМ стали взрывать, намагничивать, в них стреляли, их разрушали топорами и ломами, заливали водой, поджигали.

Первый такой случай произошел в университете Монреаля (Канада) в январе 1969 г. Студенты захватили помещение вычислительного центра и разрушили хранилище магнитных лент. Остатки оборудования были выброшены на улицу. Затем настала очередь США. По стране прокатилась волна компьютерных погромов. В 1971 г. произошел сильнейший взрыв в вычислительном центре университета г. Мэдисон (штат Висконсин, США), в результате которого был разрушен машинный зал, выведены из строя все ЭВМ и полностью уничтожена библиотека магнитных лент.

Почему именно студенты первыми выступили против новых машин? Они представляли достаточно подготовленную часть населения, осознающую роль и место компьютера в обществе. Именно в их среде и вызрела концепция о негативных последствиях компьютеризации для отдельных людей и общества в целом.

Но мотивы выступлений против «бесчеловечных компьютеров» не были только экономическими, связанными с безработицей. 70‑е годы были периодом кризиса вьетнамской авантюры США. Протест против нее распространился и на компьютеры, в той или иной мере задействованные в выполнении заказов Пентагона.

В 70‑е годы движение приобрело настолько большие масштабы, что крупные вычислительные центры вынуждены были принимать меры специальной защиты, а их управляющих обучали по особым программам методам борьбы с «компьютерными погромами».

Но все это мало помогало, так как чаще всего основными действующими лицами «компьютерных драм» становились операторы ЭВМ, программисты, специалисты по системному анализу. Эти категории трудящихся в известной мере были застрахованы от потери своей работы. Более того, во всех промышленно развитых странах уже длительное время существует голод на специалистов именно этих профессий. Но в то же время именно программисты и операторы ЭВМ лучше всего представляли возможности новой информационной технологии и социально-экономические последствия ее широкого внедрения. Они наблюдали, как автоматизация неумолимо вытесняет рабочих с их мест, чувствовали усиление своей психической нагрузки. Американские психологи ввели в оборот специальный термин «техностресс». Им обозначается особый вид стресса, наблюдаемый у работников вычислительных центров, эксплуатация психических сил которых доведена при капитализме до крайности. Зная досконально механизм ЭВМ, они всегда могли найти специальные способы, чтобы вывести машину из строя.

Чем же вызвали такой гнев электронные вычислители? Ответ стал уже традиционным для капиталистической экономики. Создав огромные возможности для увеличения производительности и эффективности труда, компьютер дал капиталистам в руки средство усиления эксплуатации, наступления на права трудящихся, ликвидации социальных завоеваний. Это средство — сокращение потребности в использовании рабочей силы традиционных массовых профессий, таких, как металлисты, типографские работники, сборщики и др.

Простое применение роботов в качестве загрузчиков заготовок в обрабатывающие центры замещает рабочих в соотношении 1 : 1. Но робот может эксплуатироваться в три смены, и, значит, он делает ненужным труд как минимум трех металлистов прежней квалификации. При новом шаге автоматизации меняются принципы выполнения работы и масштабы вытеснения становятся несравнимо выше.

В середине 80‑х годов наибольшие изменения происходят в сферах, связанных с выпуском печатной продукции. Типографии переходят от традиционного набора к компьютерному изготовлению макетов. Уже стал классическим пример, когда при такой замене в издательстве одной из муниципальных газет четыре человека стали делать работу 67!

Новый этап автоматизации дал мощный стимул к ускорению структурной перестройки экономики большинства промышленно развитых стран. Такие отрасли, как автомобилестроительная, сталелитейная, текстильная и некоторые другие, бывшие ядром промышленного развития в первой половине XX в., в конце его переживают период затянувшегося спада. И стало очевидно, что возврат к преобладанию в экономике отраслей с высоким уровнем затрат живого труда уже невозможен. Компьютеризация производства приводит к радикальным изменениям в занятости.

Безработица — одно из наиболее ярких противоречий капитализма. Автоматизация при капитализме всегда сопровождалась массовыми увольнениями. Так было при внедрении конвейерного производства в начале века, так было и на всех последующих этапах внедрения автоматики. Острота этого процесса до некоторой степени сглаживалась тем, что он в основном затрагивал ограниченный круг отраслей промышленности, что давало возможность перелива рабочих рук в другие отрасли, хотя это и влекло за собой, как правило, потерю квалификации, завоеванных прав и привилегий и в целом вело к ухудшению положения рабочего класса. Одновременно происходило вытеснение трудящихся в сферу услуг, которая непрерывно росла на протяжении всего послевоенного периода.

Компьютеризация производства на основе широкого использования роботов, микрокомпьютеров, автоматизированных систем управления проникает во все отрасли экономики от сельского хозяйства и добывающих отраслей до сферы услуг, науки и образования. Сегодня компьютеризация в равной степени затрагивает интересы всех трудящихся капиталистического мира, но сильнее всего сказывается на положении молодежи, национальных меньшинств, а также рабочих отраслей тяжелой промышленности. Последнее связано, в частности, с тем, что в них идет наиболее интенсивное техническое перевооружение, обусловленное как обострением межимпериалистической конкуренции, так и последствиями энергетических и сырьевых кризисов 70‑х годов.

По официальным оценкам, к 2000 г. в США в результате внедрения новой информационной технологии только в промышленности будет потеряно 10—15 млн рабочих мест, еще столько же — в сфере услуг. Целые отрасли изменят масштабы своей деятельности, а масса вытесненных рабочих должна быть переучена или перемещена в другие сферы приложения труда.

Возьмем для примера новый завод одного из лидеров компьютерной промышленности США — компании «Эппл компьютерс». Он построен для производства нового персонального компьютера «Макинтош». Мощность завода — 500 тыс. компьютеров в год, численность занятых в производстве — 300 человек, которые работают по скользящему графику в три смены. Максимально насытив производство станками с программным управлением, роботами, компьютерными системами управления, компания смогла довести расходы на оплату живого труда до 1% от себестоимости производства единицы продукции.

Этот пример показывает, с одной стороны, огромные возможности компьютерной автоматизации производства. Показатель реализации продукции на одного работающего на этой фирме составляет 419 тыс. дол. Она в 4—5 раз обгоняет по нему любого лидера американского бизнеса, включая ИБМ. А с другой стороны, он демонстрирует перспективы, которые стоят перед американским рабочим классом.

Администрация Рейгана, придя к власти, первым делом ликвидировала все социальные программы, связанные с переподготовкой кадров. По ее мнению, это должен делать бизнес за свой счет. Но бизнес не заинтересован в этом.

Прогресс науки и техники ведет к постоянному обновлению квалификационной структуры рабочей силы. В условиях капитализма он усиливает различия между ней и потребностями производства, и это вызывает так называемую структурную безработицу. Некоторые буржуазные специалисты, пытаясь как-то обосновать усиливающуюся безработицу в развитых капиталистических странах, выдвинули тезис о том, что для «гибкого реагирования» на происходящие изменения нужно, чтобы уровень безработицы был не ниже 4,5%. Но в преддверии массовой компьютеризации и роботизации производства они вынуждены «скорректировать» свою теорию: уровню производства в 1990 г. будет уже соответствовать 8,5% безработицы! К этому времени рабочий вынужден будет менять свою квалификацию в среднем каждые 4,5 года. Это означает, что с такой же периодичностью, например, американские рабочие будут пополнять армию постоянно или временно безработных.

Использование современных вычислительных средств в ряде случаев ведет к полной ликвидации некоторых профессий. Так, повсеместный переход на ЭВМ и фотонабор при издании книг, газет, журналов привел к ликвидации профессий наборщиков, составителей газетных гранок и ряда других.

Персональные компьютеры и создаваемые на их основе автоматизированные рабочие места административных работников, ученых, журналистов, лиц самых различных профессий позволяют всюду значительно повысить производительность труда и сократить потребность в их труде.

Сокращение в большой степени затронуло и сферу управления. В трудные времена компании достаточно легко принимали решения о сокращении рабочих мест, закрытии целых производств. Но традиционно фирмы всегда стремились сохранить в неприкосновенности аппарат управления, рассматривая его как фундамент организации, на котором в более благоприятные времена будет возведено новое здание. Компьютеризация поставила вопрос о необходимости радикальных изменений в работе аппарата управления. Так, успешная автоматизация на основе новой информационной технологии позволяет на 60% сократить численность персонала по сбыту продукции (самой массовой службы капиталистических фирм) и на 20% в целом уменьшить персонал штаб-квартир. Сильнее всего компьютеризация затрагивает низшие слои руководства. Она привела к необходимости серьезно переучиваться, осваивать «компьютерную грамотность». Тем же, кто по возрасту или иным причинам не может освоить новой техники, предлагают оставить работу.

Мы уже знаем, что при компьютеризации производства низкоквалифицированные и вспомогательные рабочие вытесняются роботами и автоматизированными системами. Но при капитализме этот процесс имеет свои пределы. Снижение уровня заработной платы, которое неизбежно сопровождает увеличение технологической, структурной безработицы, подрывает основу дальнейшего распространения новой техники. Автоматизация становится невыгодной, ибо вытесненный ею труд уже не стоит произведенных капиталистом затрат. Поэтому в США, Японии, странах Западной Европы растет число низкооплачиваемых рабочих мест, где автоматизация и компьютеризация могут быть применены, но не используются, поскольку экономически это для капиталиста невыгодно.

Например, одна из самых трудоемких и низкооплачиваемых операций — ручной ввод информации в вычислительную машину. Автоматизация этой операции технически давно уже решена. Существует много способов прямого ввода данных с помощью автоматических читающих устройств, систем, распознающих голос человека, и др. Но оказывается, что дешевле использовать низкооплачиваемый женский труд, особенно если это труд женщин из черных сельских районов США или жительниц островов Карибского моря.

Каждое утро самолет одной из крупнейших авиакомпаний — «Америкэн Эйрлайнз» доставляет на остров Барбадос четверть тонны корешков использованных авиабилетов. Здесь специальный филиал компании организует ввод содержащихся в них данных в вычислительную сеть компании. При обработке материалов используется в основном труд местных женщин, которые получают за него намного меньше, чем минимальная установленная законом США почасовая ставка заработной платы. По этому же образцу действуют многие финансовые компании и банки США. Они выносят свои центры по первичной обработке документов в районы, страдающие от хронической безработицы, где труд наиболее дешев.

Эти примеры еще раз подтверждают вывод К. Маркса об ограниченности применения машин при капитализме. Но они также показывают, что новая информационная техника дает предпринимателям дополнительные рычаги давления на трудящихся.

Официальная же точка зрения буржуазных правительств, которая выражена в специальных докладах, публикациях, правительственных исследованиях, заключается в том, что опасность роста безработицы вследствие автоматизации не так сильна. Они ссылаются на то, что автоматизация и новая технология приводят лишь к ликвидации старых неэффективных производств, общее же число рабочих мест в экономике каждой из стран не сокращается, а в перспективе будет расти. Это утверждение находится в противоречии со статистикой занятости, публикуемой правительствами США и Японии, экономическими органами стран «Общего рынка». Что касается роста, то расчет делается на то, что модернизация производства может сделать его продукцию более конкурентоспособной на мировых рынках и это должно привести к созданию дополнительных рабочих мест. В прошлом такое неоднократно случалось: экономические проблемы одних стран решались за счет эксплуатации других. Но в современных условиях господства транснациональных корпораций производственный процесс принял глобальные масштабы. Компьютеризация производства в более или менее равной степени затрагивает все страны — участницы этого процесса, и экспорт экономических проблем уже не может быть осуществлен так просто.

Анализ общественного мнения, проведенный в 1983 г. корпорацией «Опинион рисерч», показал, что среди американцев довольно сильно отрицательное отношение к «фабрике будущего». В США доминирует мнение, что еще до конца текущего столетия автоматизация окажет радикальное влияние как на «синие», так и на «белые» воротнички. Почти всем работающим в настоящее время американцам придется переучиваться, а количество рабочих мест по экономике в целом должно будет сократиться. Об этом говорили 9 из 10 опрошенных. Кроме этого, 8 из 10 американцев считают, что автоматизация будет сопровождаться снижением социального статуса профессий как рабочих, так и служащих и усилением интенсивности труда, снижением свободы работника в выборе методов выполнения своих обязанностей.

Американские социологи с тревогой следят за тем, как поляризуется рабочая сила этой страны. Все бо́льшая часть квалифицированных специалистов теряет свои места и вынуждена довольствоваться более низкой оплатой, снижением статуса в обществе. «Средний класс», то есть та часть населения буржуазных стран, доходы которых близки к средним статистическим показателям, любимое детище буржуазных социологов, буквально тает. Исчезает надежда на создание «общества среднего класса», о котором любили рассуждать в 70‑х годах представители общественных наук в США и Западной Европе. Сегодня эту оптимистическую картину сменила другая, передний план которой занимают низкоквалифицированные и неквалифицированные рабочие, обслуживающие автоматы или занятые там, где использование новой техники невыгодно для предпринимателей. Поэтому неудивительно, что две трети американцев, например, указали на то, что будут активно сопротивляться автоматизации.

Неудивительно, что компьютеры и роботы вызывают неприязнь у трудящихся. Для большинства они становятся конкурентами в борьбе за работу. И именно этим можно объяснить размах стихийных протестов «луддитов XX века», прокатившихся по США, Канаде и странам Западной Европы в прошедшие годы.

 

1. «Офис будущего»

В 80‑е годы компьютеризация проникла в сферу управления частных капиталистических компаний и государственных организаций. Традиционный офис, учреждение, где осуществляется обработка, составление различных бумаг, где принимаются решения, облекаемые в печатную форму, перестал способствовать эффективности производства.

С развитием капиталистического производства усложнялись экономические связи, росли концентрация и специализация, усиливалось воздействие государственно-монополистического регулирования экономики. Все это привело к резкому увеличению масштабов управленческо-административной деятельности корпораций. В результате возросла численность персонала, занятого выполнением административно-управленческих и конторских функций. Но этот рост не вызывает увеличения производительности управления.

Например, в экономике США к началу 1985 г. насчитывалось 11,3 млн (11,6% от общего числа занятых) администраторов и управляющих и 18,2 млн (18,7%) конторских работников. Производительность их труда росла весьма незначительно. По оценкам министерства труда, за период 1970—1980 гг. ее рост не превысил 4%.

В настоящее время в капиталистических странах на первый план выдвинута задача ограничить рост численности административно-управленческого и конторского персонала и повысить производительность его труда.

Острота проблемы усугублялась увеличивающимся разрывом в уровнях автоматизации, механизации и научной организации труда в сферах управления, с одной стороны, и других областях хозяйственной деятельности, таких, как производство, материально-техническое снабжение, торговля и сбыт — с другой. Труд в сфере управления все еще остается наименее энерго‑ и машиновооруженным.

Так, если в американском промышленном производстве на одного занятого приходится машин и оборудования на 35 тыс. дол., в сельском хозяйстве — на 50 тыс. дол., то в конторах всего на 3 тыс. дол. В других промышленно развитых капиталистических странах эта разница в машиновооруженности также высока.

Поэтому в 80‑е годы, когда появление микропроцессоров и персональных компьютеров позволило создавать относительно недорогие автономные системы управления, начался бурный процесс компьютеризации административно-управленческого труда.

Научно-технический прогресс в области информационной технологии предоставляет возможность передавать информацию в самых различных видах, коренным образом меняет технологию составления текстовых документов и способы ее хранения. Поэтому «офис будущего» представляет собой оснащенную сложнейшим электронно-вычислительным оборудованием «фабрику» по переработке информации в различных формах. От офиса прошлого его отличает, по выражению его разработчиков, «интеллектуальность», выраженная в металле. Что же это означает?

Раньше все технические средства, которые помогали конторским работникам обрабатывать поступающие к ним сведения, — табуляторы, пишущие машинки, арифмометры и пр. — не могли сами, без вмешательства человека менять содержание обрабатываемого материала. Только человек мог внести смысловые изменения в таблицы, тексты, приказы. Сегодня в микропроцессоры, которые встроены во всю конторскую технику, вложены программы, в которых заключены знания специалистов высшей квалификации. Используя их, микропроцессоры трансформируют поступающие сведения не только по форме, но и по содержанию.

В «офисе будущего», каким он представляется сегодня, предполагается прямой доступ к вычислительной технике каждому сотруднику, независимо от его ранга и занимаемого положения. Это обеспечивается тремя техническими нововведениями: автоматизированными рабочими местами (АРМ) для всех сотрудников, локальными вычислительными сетями, позволяющими обмениваться информацией между любыми АРМ, и соответствующим «искусственным интеллектом». Уже сегодня многие компании приступили к активному внедрению автоматизированных рабочих мест для управляющих и специалистов.

С помощью АРМ управляющий или специалист имеет возможность автоматически обрабатывать тексты, посылать и принимать сообщения, хранящиеся в памяти ЭВМ, участвовать в компьютерных телесовещаниях, организовывать и вести личные архивы документов на машинных носителях, составлять модели принятия решений, использовать их, осуществлять необходимые расчеты и получать готовые результаты в табличной или графической форме, вести свои рабочие записи и выполнять другие работы.

Первоначально подобные АРМ устанавливались только у руководства фирм и ведущих специалистов, причем требовался также квалифицированный помощник — специалист по ЭВМ. В связи с появлением персональных вычислительных машин и разработкой специальных диалоговых систем, позволяющих широкому кругу пользователей свободно общаться с ЭВМ, компании значительно расширили практику использования АРМ, и автоматизация охватила различные уровни управления. Наиболее активно АРМ внедряются в банках и страховых компаниях, а также в фирмах, действующих в наукоемких отраслях, таких, как электронная, аэрокосмическая, и некоторых других.

Использование АРМ не ограничивается только сферой принятия решений. Они представляют собой средства автоматизации труда каждого отдельного работника, которые могут быть использованы как для решения задач, общих для всех компаний, так и для автоматизации отдельных видов работ. Так, объединенные АРМ руководителя и секретаря позволяют изменить структуру и режим работы руководителя: поступающие к нему сообщения могут накапливаться в памяти ЭВМ, и руководитель работает с ними лишь в то время, когда ему это удобно. Сочетание АРМ с другими средствами автоматизации, такими, как передача документации через факсимильное оборудование, «автоматический секретарь», позволяющий записывать все телефонные сообщения руководителю в период его отсутствия, телефонные аппараты, обладающие памятью, и сервисные устройства различного назначения, дает возможность значительно повысить производительность труда. Это позволяет управлять всем информационным потоком, проходящим через руководителя, включая его неформальные связи. Информация рассматривается как ресурс, который пронизывает всю организацию и который нужно не только обрабатывать, но и накапливать, рационально расходовать, развивать и т. п.

Однако несмотря на накопленный вычислительный потенциал и значительный опыт компьютеризации управления, результаты внедрения «офисов будущего» не всегда удовлетворяют руководство фирм. Прежде всего было установлено, что автоматизации поддаются далеко не все функции, выполняемые в офисах. Специальные исследования показали, что лишь 25% конторских работ поддаются автоматизации на современной технике и вряд ли эта граница может быть поднята выше 40%. Указанный предел определяется долей формализуемых работ в современных офисах, которая в конечном счете может быть передана более современным вычислительным средствам. Стало очевидным, что простое насыщение аппарата управления современной техникой не решает существующих проблем. Нужна принципиальная перестройка всей работы офиса, пересмотр его функций, роли и места в управлении.

Есть и другая негативная сторона внедрения автоматизации управления. Дело в том, что она низвела служащих и управленческих работников до уровня рабочих, поскольку их труд стал подчиняться машинной форме организации производственных процессов. Условия труда этой категории работников заметно ухудшились.

Усилилась интенсификация труда, подверглись разрушению сложившиеся межличностные связи, которые играли существенную роль в управлении. Резко сократилась занятость. Согласно официальным данным, внедрение ЭВМ в конторах позволяет сократить на 60% персонал, занимающийся сбытом продукции, на 20% работников других служб и только на 9% увеличивает число специалистов по компьютерным системам.

Так, одна из фирм среднего размера создала высокоавтоматизированную систему управления и в течение пяти лет планомерно замещала своих сотрудников выпускниками колледжей, владеющих навыками работы с ЭВМ. Опыт этой фирмы рассматривается в американском менеджменте как образец. Она удостоена специальных призов за автоматизацию работы административного аппарата. Но большим фирмам не так просто решить возникающие кадровые проблемы. Для их управляющих потеря своего статуса имеет гораздо больше отрицательных сторон, чем для их коллег из малых и средних фирм. Поэтому сопротивление компьютеризации в больших фирмах наиболее сильно.

Отрицательные моменты автоматизации, возникшие в ходе ее внедрения и использования, настолько значительны, что ведущие деловые журналы стали говорить о «кризисе корпоративного менеджмента в информационный век». Он, по мнению ведущих в области информатики специалистов, должен привести к появлению новых систем корпоративного управления. Но для того чтобы это произошло, нужно, чтобы в компании пришло новое поколение менеджеров. Большинство специалистов считает, что кризис продлится, по крайней мере, до 90‑х годов, когда этот процесс завершится «естественным путем». Но в последние годы в связи с ухудшением конкурентных позиций американских компаний стали раздаваться призывы к ускорению ликвидации кризиса.

 

2. Современный вариант потогонной системы

Американский фантаст Роберт Шекли послал героя одного из своих рассказов на планету, слепые обитатели которой различали друг друга по «запаху» мысли. Необычность идеи принесла рассказу широкую известность. Но фантазия оказалась слабее реальности. Сегодня в США, Японии и других капиталистических странах вполне серьезно говорят и пишут о «поте разума», о том, что компьютеры сделали возможным применить потогонные системы организации труда инженеров, ученых, конторских работников.

Основную массу работников «информационного века» составляют секретари, конторские служащие, агенты по сбыту, администраторы, специалисты, научные работники и т. п. Все те, кто имеет дело не с материальными объектами, а с их отображениями в виде знаков, символов. Их называют «информационными работниками». В 80‑е годы их доля, например, в трудоспособном населении США превысила 50%. По расчетам экспертов из Организации экономического содействия и развития, большинство развитых капиталистических стран уверенно приближается к этому рубежу.

С прогрессом в сфере информатики и вычислительной техники расширяется список видов работ, которые могут быть переданы компьютерам. Многие функции, ранее выполнявшиеся «белыми воротничками» и требовавшие квалифицированного экспертного суждения, теперь переданы машинам. Еще совсем недавно принадлежность к «белым воротничкам» выделяла работника, придавала ему определенный социальный статус. Работа «белых воротничков» ассоциировалась со знанием, уважением, властью. Поэтому для работников сферы умственного труда изменения в их среде, происходящие в связи с компьютеризацией, вдвойне болезненны.

А эти изменения весьма существенны! Прежде считалось, что умственный труд в целом нельзя нормировать и лишь отдельные наиболее простые операции можно рационализовать с помощью методов научной организации труда. Компьютеры разрушают это мнение. Работники сферы умственного труда попадают под такое же давление, как и промышленные рабочие, стоящие у конвейера. Только функции последнего выполняют сверкающие цветными экранами персональные компьютеры.

Большая часть служащих любой компании в США, Западной Европе, Японии сегодня проводит свой рабочий день за видеотерминалами, занося на экран сведения, читая информацию, отображенную на нем, внося в нее какие-либо изменения, обрабатывая входящие документы и составляя новые, согласовывая решения и т. п. Раньше все это делалось с помощью традиционных процедур и средств. Компьютеризация не только придает новую форму документам, но и меняет сам ход работы и методы контроля за ней.

Так, с помощью простейших программ, организующих работу вычислительного комплекса, появилась возможность точно измерить скорость чтения страницы печатного текста или стандартных таблиц, темп работы машинистки и т. д. Любая операция поддается измерению, что позволяет сравнивать скорость работы сотрудников между собой и с установленными стандартами. Компьютер автоматически отмечает все перерывы в работе, число и продолжительность обращения к специализированным справочным данным, также находящимся в памяти системы. Все это создает возможность для жесточайшего контроля за деятельностью работников умственного труда. «Шпион в машине» — так называют программы для контроля за темпом и качеством труда.

По существу, в современных конторах на новом материале воспроизводится система организации труда, разработанная в 30‑е годы для промышленных рабочих. Только специалисты по научной организации труда, с хронометрами в руках следящие за каждым движением работника, заменены специалистами по производительности труда. Но цели последних те же — повысить интенсивность работы наемного персонала. Раньше измерялись и анализировались движения рабочего, теперь фиксируются движения его мысли, которые также минимизируются во времени. В традиционных методах научной организации труда естественными пределами рационализации служила физическая сила и выносливость рабочего; в новых — скорость мышления, быстрота нервной реакции, размеры психических нагрузок, которые может вынести работник.

Сегодня уже не только простейшие информационные процессы, но и многие относящиеся к разряду интеллектуальных стандартизованы и измерены, на них разработаны соответствующие нормативы. И хотя доказано, что поведение человека не поддается механистическому упрощению, многие компании в погоне за повышением производительности труда своего конторского персонала тем не менее широко используют эти нормы и строят с их учетом свои системы рационализации конторской деятельности.

По существу, в большинстве компаний рабочий темп «белых воротничков» задается компьютерной системой, так же как в производственных цехах он задается конвейером. Это приводит к увеличению как скорости выполнения работ, так и рабочей нагрузки.

В справочных службах компьютеры зорко следят за тем, чтобы телефонистки не тратили на один запрос более 90 секунд, автоматически считают число телефонных звонков до подъема оператором трубки для ответа. В системах автоматической обработки текста нормативная скорость труда возросла более чем в 2,5 раза. А от инженеров, рабочие места которых оборудованы АРМ, ожидают в 19 раз большего числа принятых решений, чем от его неавтоматизированного коллеги.

Если пределы возможности применения принципов классической рационализации труда при капитализме устанавливались с учетом усталости физической, то при компьютеризации этот предел заменяется уровнем морального, психического истощения. Не случайно, по данным Национального института профессиональных заболеваний США, самый высокий уровень стресса сегодня отмечен не у менеджеров, как полагали многие, и даже не у таких специалистов, как авиадиспетчеры, работа которых требует высокого уровня сосредоточенности, а именно у конторских служащих, работающих в условиях компьютеризованных «офисов будущего». Психологи констатируют, что компьютер искажает психическое поле человека, деформирует его реакцию на внешнее окружение.

Виды работ, которые могут быть выполнены с помощью ЭВМ, множатся с каждым днем. Все бо́льшая часть профессий и должностей программируется. Все большее число служащих проводит долгие часы, печатая на клавиатуре ЭВМ, вводя в их память новые данные, контролируя прежние и т. п. Обычные виды работ трансформируются и приобретают новый вид. Работники должны в новых условиях больше работать и изучать языки общения с компьютерами и новые процедуры. Все виды информационных работ постепенно попадают под компьютерный контроль. Потогонная система для «белых воротничков» — так классифицируют компьютеризацию информационного труда при капитализме сами работники.

Компьютер даже в большей мере, чем конвейер в 30‑е годы, сделал труд работника абстрактным, оторвал его от реальной почвы. Традиционно работники информационной сферы считали себя стоящими выше на социальной лестнице, чем рабочие или фермеры. Этот самообман сегодня рассеян с помощью компьютеров, которые, механизировав информационный труд, сузили границы инициативы, которая может быть проявлена на рабочем месте. Компьютеризация, таким образом, как бы обозначает поворотную точку в сознании многих «белых воротничков». Она обесценивает их традиционные ценности: информационные работники всегда стремились к работе, наполненной содержанием, смыслом, это составляло их привилегию, выделяло из общей массы лиц наемного труда. Автоматизация же сводит все к нажатию кнопок. Квалифицированные работники заменяются «квалифицированными машинами». И эта ситуация преподносится производителями вычислительной техники как высшее достижение. Точно так же компания «Ванг», один из ведущих производителей конторского оборудования, считает, что достоинством ее продукции является то, что она способствует максимальной производительности минимально подготовленных кадров.

Действительно, сегодня в текстовые компьютеры, например, вставлена программа — корректор грамматических ошибок, программа — контролер выполнения правил пунктуации. Существуют уже программы, контролирующие стиль. Поэтому от оператора такой машины совсем не требуется знания родного языка, да и вообще он может не задумываться над тем, что делает. Машина поправит! Когда-то весьма символичный лозунг компании ИБМ призывал: «Думай!», в современных условиях для большинства тех, кто занят у ЭВМ, он превратился в свою противоположность.

Ранее работа информационных работников была связана с живым общением. Они гордились своим умением находить общий язык с любыми посетителями, клиентами. Но компьютеры обезличивают контакты. Умение общаться с людьми заменяется владением искусством диалога с терминалом.

Компьютеризация ведет к усилению ответственности оператора за вводимую информацию и результаты ее преобразования в системе. Цена ошибки при приеме решений растет. Согласно исследованиям американских специалистов, боязнь сделать ошибку приводит к высокому уровню заболеваемости среди операторов. В новых условиях информационный работник не имеет возможности расслабиться.

Многие не в состоянии выдержать этой «потогонной системы» и вынуждены уходить со службы. Это относится прежде всего к работникам старшего возраста, которые уже не могут поспеть за современными темпами. Веками человечество училось путем «проб и ошибок». Но в компьютерный век этот метод признается слишком расточительным. Будущие поколения будут учиться на компьютерных играх, моделях. Старый опыт становится помехой в освоении новой техники.

Труд «белых воротничков» до последнего времени оставался наименее формализованным. Он создавал возможность работникам проявить себя. Начавшаяся компьютеризация подорвала одну из основ эффективного труда в офисе — творческий подход к выполнению функциональных обязанностей. Поставленный в жесткие рамки новыми техническими средствами, конторский служащий больше не проявляет инициативы на работе.

По данным журнала «Экономист», в современных условиях американцы стараются все меньше усилий затрачивать на работе и все больше занимаются своими делами. Но одновременно катастрофически уменьшается время, отводимое на социальные формы общения. Активное проникновение новой информационной техники в дома трудящихся позволяет усилиться этому процессу, отгородиться в «своих крепостях» от внешнего мира. После обезличенного труда на автоматизированном производстве работник теряет интерес к внешнему миру, его уже больше не привлекает ни театр, ни кино. Телевизор, а в ближайшей перспективе экран видеоигры будет занимать одно из основных мест в досуге.

Таким образом, широкая автоматизация административно-управленческого и конторского труда на капиталистических фирмах породила ряд противоречий между практикой организации труда в компьютеризованных офисах и общими тенденциями организации труда и рабочего времени. С одной стороны, она позволила использовать для «белых воротничков» те же потогонные системы, что были хорошо испытаны на промышленных рабочих. С другой стороны, низведение работника до уровня механизма, превращение его в придаток машины означало значительное недоиспользование социального потенциала, заложенного в нем, и ограничивало возможности применения многих рекомендаций классического буржуазного менеджмента. В последние 15—20 лет стало очевидным, что рекомендации теории, направленные на всемерное разделение и специализацию работ, имеют достаточно узкий диапазон применимости. Они объективно обусловлены непрерывным развитием специализации используемых в производстве машин и направлены на «жесткую» привязку работника к технологическому процессу.

Поэтому в последние годы наблюдался отказ от классических концепций рационализации труда и переход к использованию более гибких рекомендаций, основанных на теориях, в которых признается, что работник играет активную роль в процессе производства. Его отношение к выполняемой работе может как способствовать общему росту производительности и эффективности производства, так и оказывать отрицательное воздействие на этот процесс. Отсюда руководителями фирм был сделан вывод о необходимости поддержания определенного социально-психологического климата, развития у работников чувства гордости за свою работу, «свою» фирму.

Автоматизация в конторах 80‑х годов имеет перед собой в основном те же целевые установки, что и автоматизация производства в 30‑е годы, — повысить общую производительность труда за счет использования специализированных машин. Поэтому она также сопровождается рутинизацией, обеднением содержания и форм выполнения работы и как следствие — общим снижением удовлетворенности своим трудом у конторских служащих. И эти недостатки автоматизации вскоре появились.

Первым таким сигналом был замедленный рост производительности труда операторов автоматизированных центров обработки текстов по сравнению с расчетным и снижение качества печатной продукции, а также увеличение текучести кадров в них. Например, пионер разработки подобного оборудования — компания ИБМ в конце 60‑х годов рекламировала свою продукцию, доказывая, что с ее помощью можно углубить разделение труда в офисах и за счет этого поднять производительность. Чтобы подать пример покупателям, ИБМ сама организовала в своей штаб-квартире большие центры обработки текстов. Однако скоро стало очевидным, что отрицательные последствия автоматизации конторского труда по промышленному образцу значительно сильнее получаемых преимуществ. ИБМ была вынуждена вернуться к традиционным схемам организации труда в своих конторах.

Основной причиной этого, как показывает анализ, является усиливающаяся степень отчуждения работников, одним из основных показателей чего служит степень неудовлетворенности трудом. Дальнейшее развитие автоматизации в офисах дало новые свидетельства углубляющегося отчуждения среди «белых воротничков». Поместив каждого из специалистов перед экраном собственного дисплея, компании лишили их личного общения между собой. В результате произошло разрушение социально-психологической среды, существовавшей до этого. Раньше выполнение творческого задания требовало коллективных действий, объединяло работников общими задачами, постоянными контактами. В новых компьютеризованных офисах они связаны друг с другом лишь через ЭВМ, что не заменяет личного общения. Для этого остается лишь короткое обеденное время.

Опыт большинства фирм показывает, что конторы более чувствительны к отрицательным последствиям автоматизации, нежели производственные подразделения. Это обусловлено тем, что сами трудовые операции в конторах менее формализованы и сильнее зависят от субъективных факторов.

Но наученные опытом автоматизации в производстве, специалисты по управлению были готовы к этому. Они предложили бизнесу набор методов, позволяющих уменьшить неудовлетворенность трудом. Среди них одно из центральных мест занимает переход к так называемым «гибким рабочим местам».

 

3. «Гибкая» эксплуатация

Компьютеризация в информационной сфере делает рабочее место менее зависимым от его местоположения. Поскольку все задания и отметки об их выполнении можно получить через систему телекоммуникаций на экране терминала, то неважно, где он будет установлен. Поэтому появляется возможность располагать его там, где это удобно компании или работнику. В этом и заключается сущность «гибкого рабочего места», эксперименты по внедрению которого получили в капиталистических странах широкое распространение в 80‑е годы.

В апробировании этого новшества участвует ряд фирм разных стран. Лидерами выступают страховые и инвестиционные компании и банки. Только в США в начале 80‑х годов осуществлялось 35 подобных программ. Они охватывали тысячи человек. По прогнозам «Всемирного общества будущего» уже к 1990 г. число работающих на автоматизированных рабочих местах на дому в США может достигнуть 15 млн человек, а к 2000 г. третья часть рабочей силы этой страны будет выполнять свои основные производственные функции в домашних условиях.

Процесс, который привел к образованию «гибких рабочих мест», начался еще в конце 60‑х годов в результате широкого распространения систем разделения машинного времени, которые позволяют одновременно работать на вычислительной машине нескольким десяткам операторов. В 70‑е годы в домах специалистов и ученых устанавливались отдельные терминалы, которые чаще всего предоставлялись напрокат университетом или фирмой. Это давало возможность более полно эксплуатировать научный потенциал определенной категории работников за счет увеличения рабочего дня за пределы обычных восьми часов. С появлением дешевых персональных компьютеров это явление стало приобретать массовый характер.

Чаще всего на домашний режим переводятся женщины — операторы систем обработки текстов. Например, в «Континентал Иллинойс нэшнл бэнк энд траст» работающие на дому секретарши должны обязательно проводить у своих терминалов по два фиксированных часа утром и три — вечером в течение каждого из дней рабочей недели (всего 25 часов). Остальные 15 часов (до обязательной 40‑часовой недели) они могут выбирать в любое время дня и ночи.

Работа организуется следующим образом. Руководитель надиктовывает текст в центральную диктофонную станцию банка. Оператор системы обработки текстов у себя дома связывается с этой станцией по телефону и нажатием специальной кнопки переписывает текст на собственный диктофон, который устроен таким образом, что одновременно может использоваться для приемки сообщения и для расшифровки текстов. Напечатанное на экране терминала сообщение автоматически вводится в память центрального процессора, обслуживающего системы обработки текстов, и, когда возникает необходимость, распечатывается на специальных машинах, установленных в этих центрах.

Работа на дому имеет ряд преимуществ перед традиционными формами организации труда, но одновременно ей присущи и существенные недостатки. Причем далеко не всегда то, что выгодно для общества, выгодно и для предпринимателя. Поэтому, описывая преимущества «гибких рабочих мест», буржуазная пресса стремится выделить лишь такие преимущества, которые выгодны как обществу, так и компаниям. Чаще всего выделяются следующие:

а) экономия горючего на поездках между домом и местом работы.

В университете Южной Калифорнии (г. Лос-Анджелес) было проведено специальное исследование, которое выявило, что работа на дому дает возможность в 29 раз сократить расходы горючего личным транспортом и в 11 раз — общественным. По другим данным, при условии, что 20% рабочей силы США будет работать дома или в региональных отделениях, расположенных недалеко от местожительства, можно экономить около 30 тыс. т нефти ежедневно;

б) лучшее использование (в некоторых случаях до двух часов ежедневно) времени работника, поскольку не нужно терять его на поездки к месту работы и обратно. Полная или частичная самостоятельность в планировании своего рабочего времени позволяет наиболее рационально, с точки зрения работника, распределять труд и отдых, а это ведет к снижению психологических нагрузок, повышает удовлетворенность трудом, увеличивает его производительность;

в) более полное использование рабочей силы, за счет вовлечения в трудовой процесс домохозяек и инвалидов, не имеющих возможности ежедневно выезжать на работу. Домашняя организация труда позволяет также улучшить территориальное распределение рабочей силы. Для систем телекоммуникаций с использованием космических спутников связи безразлично, на каком расстоянии находятся абоненты. Известны случаи, когда служащие, перейдя на надомную систему организации труда, нанимались в компании, находящиеся за тысячи миль от своего дома. Примером может служить программист из Новой Англии (крайний северо-восток США), который поступил на работу в одну из фирм Силиконовой долины (Калифорния — крайний юго-запад страны);

г) укрепление семьи, так как надомники могут отдавать ей больше времени.

Но гораздо больше выгод получают предприниматели. Прежде всего, у них появляется реальная возможность заполучить ценных работников, которых в обычных условиях найти сложно. Особенно это касается программистов, дефицит которых последние годы во всех промышленно развитых странах высок. За счет молодых женщин, ухаживающих за детьми, инвалидов, полноценных в интеллектуальном отношении, эта нехватка может быть значительно восполнена.

Немалую экономию руководители фирм получают и за счет снижения расходов на содержание контор (оборудование рабочих мест, аренда помещения, отопление, освещение и т. д.). Наконец, новая форма организации труда способствует повышению его производительности: во всех экспериментах по организации «гибких рабочих мест» наблюдалось повышение производительности труда на 10—20%.

Значительную выгоду владельцы предприятий получают и от того, что на работающих на дому не распространяется действие систем социального страхования, так как они считаются работающими по часовым ставкам и предприниматель имеет право оплачивать их труд только по времени активно работающего терминала.

Например, одна из ведущих страховых фирм США «Этна лайф энд казалти» привлекает надомников только в часы пиковых нагрузок и платит им лишь за проработанные часы. Поскольку работники не получают регулярной заработной платы, не производится отчислений по социальному обеспечению.

Относительно небольшие дополнительные расходы фирм на телефонную связь с домами сотрудников с лихвой перекрываются экономией от содержания конторских помещений, ликвидации прогулов, сверхурочных работ, непроизводительных трат рабочего времени на нужды, не связанные с производством.

Все вышеперечисленное делает использование труда надомников достаточно выгодным для компаний. В США даже появились специальные фирмы-посредники, организующие труд работников на дому и предоставляющие соответствующие услуги более крупным фирмам. Но работа на дому имеет, как уже было сказано, и ряд отрицательных черт. Так, многие служащие банков, которым предлагалось работать дома, отказались от этого, обосновывая свое решение тем, что при домашней работе они теряют социальные контакты с коллегами, у них усиливается чувство одиночества, появляется отвращение к работе, даже ненависть к ЭВМ как преграде между ними и их коллегами.

Важным элементом любой работы в современных условиях являются самые различные виды коммуникаций между работниками. Так, установлено, что в офисе формальные и неформальные связи распределяются поровну. При переводе на режим «гибкого рабочего места» работник сохраняет только формальные контакты, а большая часть неформальных полностью теряется. Важными элементами производственной среды всегда были также общие услуги — справочные фонды, библиотеки, канцелярия и т. п. Все эти элементы, скрепляющие организацию, полностью либо частично исчезают при новых формах организации труда. Противники «гибких рабочих мест» считают, что их распространение приведет в конце концов скорее не к росту, а к снижению производительности труда в домашних условиях, вызовет негативный психологический эффект, подобный тому, какой в свое время порождала система Тейлора или конвейер Форда.

Основные социальные контакты и связи сослуживцев устанавливаются прежде всего на работе — во время бесед в коридорах, за чашкой кофе во время перерывов и т. д. Отсутствие контактов приводит к разрушению чувства принадлежности к определенной организации.

Работа в группе позволяет человеку перенести внимание со своих внутренних проблем на внешнее окружение, на коллег. Это способствует повышению производительности труда, точно так же как и взаимовлияние работников друг на друга, создающее атмосферу общего труда.

Социологи утверждают, что само пребывание на работе дисциплинирует служащих. Дома же нужно постоянно усилием воли заставлять себя отрываться от более интересных и часто более важных дел (дети, домашнее хозяйство, соседи, собака и т. д.). Многие из тех, кто уже длительное время работает дома (писатели, журналисты и другие лица свободных профессий), постоянно жалуются на то, что соседи и друзья отвлекают их от работы: они не могут понять, что человек, проводящий дома свой рабочий день, должен трудиться и дисциплинировать свое поведение, так же как и на работе в учреждении.

Было выявлено также, что сама поездка на работу имеет определенное значение. Это часть ежедневного ритуала. С одной стороны, она вносит определенное разнообразие в течение времени, с другой — служит опорным ориентиром, который разграничивает понятия дома и работы. Отсутствие дороги на работу нарушает нормальное восприятие дома. Раньше можно было в поте лица трудиться на работе и полностью забыть о ней, расслабившись дома. Домашняя работа не позволяет строго разграничивать время работы и свободное время, переключаться полностью от одного вида деятельности к другому. Это ведет к увеличению психологических нагрузок. К такому выводу пришла группа социологов, изучавшая этот вопрос по заданию корпорации «Дженерал моторс».

Наконец, еще одна из весьма серьезных проблем — ослабление системы охраны коммерческой тайны. Пока все работают в учреждении, контроль за сохранением конфиденциальности работ осуществляется достаточно просто. Но как сохранить секреты, когда сотрудники рассредоточены по множеству частных домов? Этот вопрос пока еще не решен, поэтому в домашних условиях выполняются в основном второстепенные виды работ.

Массовое использование надомного труда сказалось и на изменении форм и методов управления персоналом на фирмах. Одно дело управлять работником, имея возможность воздействовать на него лично, при прямом общении, другое — контролировать и влиять на сотрудника, находящегося за сотни километров, используя телекоммуникации. Новые методы потребовали изменения способов контроля результатов деятельности, систем материального и морального стимулирования. В определенной мере «гибкие рабочие места» отбросили реальные механизмы контроля назад к жестким формальным методам, характерным для времен расцвета тейлоризма. Достижения буржуазной науки управления, связанные с интенсификацией человеческого фактора, групповых форм контроля, оказались неприменимыми к надомному труду.

Новая форма организации труда сказывается на ряде сфер, далеких от областей, участвующих в организации производственного процесса, и затрагивает социальные и семейные отношения, этику, культуру. В целом социальные последствия новых форм организации труда серьезно еще не анализировались буржуазными теоретиками. Прогнозы относительно их перспективности могут и не оправдаться. Успех может возникнуть тогда, когда будут найдены новые формы контактов между работниками на дому и организацией в целом.

В качестве одного из наиболее реальных способов смягчения указанных выше проблем социологами предлагается создание на местах с наибольшим распространением «гибких рабочих мест» специальных контор, в которых были бы оборудованы универсальные рабочие места для работников разных специальностей. Заинтересованные фирмы могли бы арендовать их, а сотрудники из близлежащих домов могли бы приходить туда работать в отведенное для них время. Некоторые крупные банки уже приступили к организации таких региональных офисов. В них в «гибком» режиме работают домохозяйки, студенты и т. п. Центральная штаб-квартира компании теряет, таким образом, свою монолитность и превращается в сеть связанных между собой постоянными линиями связи мелких офисов. Наибольшую известность из начинаний подобного рода получила Программа альтернативных рабочих мест, проводимая компанией «Контрол дейта».

Теоретики рекомендуют также устанавливать дни обязательного присутствия на рабочем месте в конторе фирмы. Так, в «Чейз Манхэттен бэнк» все служащие, работающие в режиме «гибкого рабочего места», обязаны раз в неделю приходить в центральный офис банка. Это ограничивает возможности «гибкой организации рабочих мест» и приводит к выводу о том, что труд на дому за сотни километров от основного места работы — скорее реклама новой формы организации труда, нежели ее реальное будущее.

Анализ уже имеющегося и описанного в литературе опыта применения «гибких рабочих мест» в американских компаниях показывает, что распространение этой практики в США пока достаточно ограничено и идет более медленно, чем предсказывалось.

Поэтому отношение как самих трудящихся, так и предпринимателей к новым формам «гибкой эксплуатации рабочих мест» пока далеко не однозначно. Многие из потенциальных преимуществ, даже подтвержденные в ходе экспериментов, при массовом внедрении оказываются не так велики, как ожидалось. Это, в частности, касается того выигрыша, который должны были бы получить трудящиеся. Экономия на горючем съедается увеличением расходов на отопление и освещение жилища, на электропитание персональных компьютеров и другого оборудования. Занятые по 7—8 часов у экранов компьютеров матери семейств так же мало могут уделять времени воспитанию детей, как и при традиционных формах организации труда. К тому же работа на дому значительно интенсифицирует труд информационных работников.

При работе в офисе не весь рабочий день затрачивается на продуктивный труд. По оценкам американских специалистов до трех часов в день тратится на различные формы социализации работника (беседы с коллегами, телефонные разговоры, перекуры и т. п.). Социологи утверждают, что это необходимо для плодотворной деятельности. Нормирование труда надомника строится из расчета 8‑часовой работы непосредственно за пультом ЭВМ. К этому следует добавить, что труд надомников приравнивается к труду частично занятых работников и оценивается по минимальным расценкам. По этой же причине они не получают льгот системы социального страхования, не имеют отпусков, им не оплачивается время болезни и т. п. Происходит снижение реального уровня оплаты их труда, а «гибкая форма организации рабочих мест» реально оборачивается «гибкой формой эксплуатации трудящихся» в новых условиях массовой компьютеризации. Именно это неоднократно подчеркивали руководители многих профсоюзов, например, в США. Они высказывают опасения, что внедрение надомного труда на новом техническом уровне может возродить опасные тенденции надомного труда начала века. Они предсказывают, что внедрение «гибких рабочих мест» фактически приведет к усилению использования потогонных систем среди лиц умственного труда. Однако активное выступление профсоюзных лидеров США против «гибкой формы организации труда» можно объяснить не столько заботой о рабочих, сколько тем, что рассеянных по значительной территории сотрудников какой-либо фирмы практически невозможно организовать в профсоюз, ведь каждый надомник заключает индивидуальный договор с фирмой и в ближайшем будущем вряд ли ими будут подписываться коллективные договора.

Многие информационные работы женщины и молодежь выполняют лучше взрослых мужчин. Так, в программировании самые смелые и оригинальные решения были предложены именно молодежью — учениками средних школ и студентами младших курсов колледжей. Их мышление в меньшей мере находится под влиянием традиций, и использование молодежи в качестве программистов считается весьма перспективным. Многие фирмы, правда, пока только в период каникул, активно привлекают на работу программистами школьников старших классов, организуя их труд в режиме «гибких рабочих мест». В сложное положение попадают программисты-иммигранты. Приехав в США в расчете на широко разрекламированный дефицит лиц этой профессии, они оказываются вынужденными продавать свою интеллектуальную рабочую силу в качестве надомников за более низкую плату, не получая никаких гарантий социального обеспечения.

Таким образом, влияние компьютеров на атмосферу офиса современной капиталистической фирмы порождает две противоположные тенденции. С одной стороны, они интенсифицируют и рационализируют труд конторского персонала и за счет автоматизации повторяющихся операций позволяют резко поднять эффективность труда «белых воротничков». Но с другой стороны, массовое внедрение автоматизации позволяет фирмам предпринять попытку распространить на офисы методы капиталистической рационализации труда, уже испытанные в практике управления производственным персоналом. В большинстве случаев это ведет к усилению эксплуатации «белых воротничков» и их превращению в придатки «информационных машин». Там же, где эти «жесткие» методы дают осечку, менеджеры придумывают более изощренные формы «гибкой» эксплуатации, более тонко используя широкие возможности, которые открывает им новая информационная технология.

 

1. Новый товар ширпотреба

Вплоть до середины 70‑х годов символом информационной технологии был крупный вычислительный центр со сверхбольшими ЭВМ, который своими каналами связи охватывает компании, город, регион, страну. В этом суперцентре работали супертехнократы, деятельность которых была непостижима для непосвященного человека. Действительно, внедренные к тому времени компьютеры оказывали незначительное влияние за пределами тех сфер, которые входили в зону действия вычислительных центров, поэтому они были далеки от масс. Положение резко изменилось с появлением в 1975 г. разработанных на базе микропроцессоров персональных ЭВМ.

Персональный компьютер — это маленький, достаточно недорогой процессор общего назначения. Его цель — осуществлять вычисления, нужные отдельному человеку, обрабатывать необходимую ему информацию. Персональные компьютеры широко используются в бизнесе, науке, сфере образования и др. Влияние их на различные области деятельности человека оказалось настолько значительным, что именно с их появлением связывают начало «компьютерной революции». Американский журнал «Тайм», который ежегодно свой первый номер посвящает «человеку года» — политическому, хозяйственному или общественному деятелю, оказавшему наибольшее влияние на развитие человечества, в 1983 г. сделал исключение. Он опубликовал обширную подборку о «машине года», персональном компьютере, который, по мнению редакции, изменил лицо современной цивилизации.

В самом деле с их появлением был уничтожен ореол исключительности и недоступности электронно-вычислительных машин. Вычислительная техника в буквальном смысле шагнула на улицы. Во многих развитых капиталистических странах персональный компьютер теперь можно купить в любом универмаге, крупном универсаме, не говоря уже о широкой сети специализированных магазинов. Разработаны специальные упрощенные компьютерные языки, для овладения которыми достаточно затратить лишь несколько часов. Компьютер в полном смысле этого слова стал потребительским товаром длительного пользования. Этому превращению способствовало то, что за прошедшие 40 лет «компьютерной эры» в большинстве развитых стран выросло и вступило в полосу своей зрелости новое поколение специалистов и руководителей, вся сознательная жизнь которых прошла в годы, когда ЭВМ уверенно вторгались в самые различные области производства, экономики, науки и техники, использовались в решении социально-психологических проблем. Новому поколению неведомы психологические барьеры, которые раньше непреодолимым препятствием вставали на пути освоения ЭВМ. Для него компьютер — всего лишь еще одна машина, хотя и обладающая широкими возможностями применения. Для представителей этого поколения вычислительная техника — неотделимая часть окружающего их мира, действующая в школе и на работе, в продовольственных магазинах, в банках и сберегательных кассах. Тем не менее общество в целом еще не достигло в большой степени овладения компьютерной техникой.

Научно-техническое нововведение только тогда превращается в один из факторов социального развития, когда оно проникает во все сферы общественной жизни, становится ее необходимым атрибутом. Так было с электричеством, радио, телевидением, автомобилем и некоторыми другими изобретениями, во многом определившими судьбы человечества в XX в. Поднимется ли компьютер до их уровня? Этот вопрос активно обсуждается сейчас на страницах западной печати в связи с «бумом персональных компьютеров».

Ответ на поставленный выше вопрос не так ясен, как это может показаться с первого взгляда. В настоящее время довольно четко определена область применения персональных компьютеров в бизнесе. Это автоматизация труда так называемых «информационных работников» — довольно значительной категории занятых в общественном производстве, функции которых связаны с накоплением, обработкой и использованием различной информации. Но для того чтобы стать действительным фактором общественного развития, персональные компьютеры должны выйти за пределы сферы производства и глубоко проникнуть в быт, стать естественным элементом среды обитания современного человека.

В конце 70 — начале 80‑х годов, когда число персональных компьютеров стремительно увеличивалось, в США и других капиталистических странах появились публикации, в которых утверждалось, что уже к середине 80‑х годов домашний компьютер будет управлять всей имеющейся в доме техникой по заранее составленным программам, станет вести контроль доходов и расходов семей и отдельных их членов, возьмет на себя роль репетитора и т. п.

Но уже сейчас очевидно, что, по крайней мере, в течение текущего десятилетия эти прогнозы не оправдаются. Оказалось, что совершенно не нужно управлять бытовой техникой из единого центра, а расходы проще контролировать, пользуясь традиционными ручными методами. Роль компьютера в быту в середине 80‑х годов стала выглядеть даже более неопределенной, чем в начале десятилетия.

Большинство ясно еще не представляет, зачем нужен компьютер в обыденной жизни. Чаще всего поводом для покупки служат требования школьной или университетской программы, возможность домашних игр, соображения моды или престижа. Но примерно к 1985 г. пик моды на «компьютер у камина» прошел и потребитель нового вида бытовой техники оказался в растерянности.

По данным обследований, только один из шести американцев, проявивших интерес к домашнему компьютеру, выразил намерение в будущем приобрести его, а четверть уже купленных домашних компьютеров вовсе не используется.

Например, в США в 1984 г. (через 10 лет после появления первого персонального компьютера как товара массового потребления) только в 8—9% домохозяйств имелась подобная техника, и ожидается, что при сохранении существующих темпов их внедрения только к 1990 г. этот уровень превысит 50%. Эти темпы в целом ниже, чем те, которые были характерны для первых лет массового распространения телевидения.

Один из решающих факторов массового освоения технических нововведений — это комфортность от их применения. В этом смысле персональный компьютер еще далек от совершенства. Современные его образцы требуют длительного периода освоения. Чтобы быстро проникать в различные сферы общественной жизни, нововведение должно быть легкодоступным в пользовании. Так, телефон был проще в обращении, чем его предшественник — телеграф. Упрощает ли компьютеризация управление бытовой техникой, ведение хозяйственных расчетов в семье? На данном этапе получить ответ, подтверждающий необходимость внедрения домашнего компьютера, очевидно не так просто. Даже один из сторонников массовой компьютеризации, президент компании «Эппл компьютерз» Стив Джобс, считает, например, что персональные вычислительные машины еще находятся на таком уровне развития, что они иной раз не только не облегчают производимые операции, но даже усложняют их.

Крупное технологическое нововведение определенным образом трансформирует социально-экономические отношения и создает свою собственную инфраструктуру. Автомобиль потребовал шоссейных дорог и создания разветвленной системы технического обслуживания, изменений в энергетическом балансе стран; телефон — создания сети авторелейных станций и разветвленных проводных систем связи и т. д. Компьютеризация также нуждается в создании соответствующей инфраструктуры. По современным представлениям, в нее должны входить: система связи, обеспечивающая возможность прямой коммуникации между ЭВМ различных классов, включая домашние; сфера технического обеспечения и обслуживания ЭВМ; широкая торговля ЭВМ массовых моделей и математическим обеспечением; специальные издания, газеты, журналы и т. п. Без этого компьютер уподобляется телевизору без антенны или автомобилю без дорог.

Новая техника только начинает свой путь с более удобного и экономного удовлетворения уже существующих потребностей общества. Ее успех в дальнейшем будет обеспечен в том случае, если она откроет перед потребителем новые, ранее ему неизвестные возможности. Например, электричество, которое начинало свой путь в быт с освещения домов, создало предпосылки для широкого применения электробытовых приборов — холодильников, пылесосов, стиральных машин, которые существенно изменили облик современного жилища, привели к возникновению нового стиля жизни.

Существует ли реальная потребность в использовании компьютера за пределами производственной сферы? Да, существует. Можно выделить ряд областей, где такая потребность либо уже имеет место, либо возникнет уже в ближайшие годы.

Прежде всего, это сфера информационного обеспечения современного человека. Новое, что дает здесь персональный компьютер, это возможность быстрого обращения к большому количеству «банков данных» и эффективное использование полученной информации. Персональные компьютеры дают возможность не только пользоваться уже имеющейся в центральных «банках данных» информацией (такой, как государственная статистика, медицинские архивы, налоговые и кредитные архивы и т. п.), но и вносить дополнительную информацию, делать коррекцию уже имеющихся данных, создавать их новые массивы. Сочетание центральных «банков данных» и локальных, специализированных, построенных по интересам позволит существенно повысить эффективность многих социально-экономических процессов.

В настоящее время в бытовой технике все шире используются микропроцессоры. Они встроены в электронные часы, телевизоры и радиоприемники, управляют зажиганием автомобиля, устанавливают режим работы фотоаппаратуры и т. п. Главная их особенность заключается в том, что они замещают существовавшие до этого счетно-решающие устройства на цифровые, что создает возможность унифицировать управление всей бытовой техникой по единой программе.

Наконец, третьей крупной областью массового применения компьютеров может стать сфера общественных коммуникаций. Современного человека обслуживает большая группа систем связи: почта, телефон, телеграф, пресса, радио, телевидение. Унификация информационных процессов в них на базе компьютерной техники может резко изменить этот набор. Так, уже сейчас идет процесс замены традиционной почты телефоном. В 70‑е годы компьютерная почта отобрала у обычной почты еще одну функцию — служить средством передачи сведений о финансовых расчетах. Сегодня во всех промышленно развитых странах финансовые операции любых масштабов немыслимы без ЭВМ. Пока обычная почта сохраняет за собой последний бастион — официальную корреспонденцию. Но ЭВМ с графическими возможностями уже сегодня позволяют не только пересылать, но и одновременно тиражировать в необходимом количестве экземпляров любой документ. Помимо этого, компьютеры более точно адресуют информацию, увеличивают возможность обратной связи, повышают эффективность коммуникаций. Перевод всех информационных систем на цифровую технологию позволяет без существенных потерь переносить данные из одной системы в другую.

Персональные компьютеры успешно замещают традиционные средства и системы коммуникаций. Уже получила известность комбинация настольного компьютера и телефона. При этом компьютер не только записывает полученные по телефону сообщения, но и может автоматически ответить на наиболее простые вопросы. Одновременно он служит для соединения пользователя с внешними «банками данных», локальными и общенациональными вычислительными сетями и т. п. Не менее известна и комбинация телефона, телевизора и компьютера, получившая особое название «видеотекс». Это лишь первые, пробные шаги в направлении создания новых систем связи, существенно отличный от традиционных ЭВМ вид техники, который имеет другое предназначение, удовлетворяет другие общественные потребности. Главное свойство этого нового вида техники — способность быть универсальным коммуникатором.

Общая стратегия проникновения персональных компьютеров в общественную жизнь представляется сегодня приблизительно так: постепенно техника, используемая в традиционных системах связи (телефоны, телевизоры, радиоприемники), будет насыщаться микропроцессорами и приобретать свойства компьютеров. На ее основе будут создаваться новые системы и виды услуг (медицинское консультирование через локальные сети, заказ товаров и услуг, информационное обслуживание, справочные услуги и т. п.). Одновременно в домах начнут появляться компьютеры, используемые для обучения, обработки текстов и выполнения в домашних условиях производственных задач. На этой основе в будущем должно произойти соединение разных форм использования компьютеров в быту.

 

2. Проблемы «второй» грамотности

Но для того чтобы эта программа была реализована, нужно, чтобы основная масса населения страны освоила компьютер. Без решения этой проблемы массовый сбыт персональных ЭВМ невозможен.

Людям, которые большую часть своей жизни прожили, не зная, что такое компьютер, и лишь изредка встречали это слово на страницах газет и журналов, было заявлено, что без покупки домашнего компьютера их дети не смогут больше учиться в хороших колледжах, уже имеющих такие машины. Средства массовой информации обрушили на рядового американца грозное предостережение: если он не будет обучаться «компьютерной грамоте», то станет с нарастающей скоростью отставать от жизни, от своих коллег, не получит продвижения по службе и т. п. Под воздействием массированного «вторжения» компьютеров многие стали ощущать свою неподготовленность к наступающему «компьютерному веку».

Понимание проблемы компьютерной грамотности ныне выходит за рамки просто овладения программированием. Сейчас перед обществом стоит вопрос: что оно должно знать о компьютерах, чтобы жить в мире, наполненном ими. Постановка проблемы компьютерной грамотности в традиционном виде подразумевает, что человек должен приспособиться к новому типу машин, обучившись процедурам программирования. Но приспособление в системе «человек — машина» идет в двух направлениях, и, как показывает практика, изменения в компьютерных системах идут гораздо быстрее, чем в «человеческом компоненте». Пока в основном компьютер подстраивался под требования потребителей, а не наоборот.

Для общения с ЭВМ нужно прежде всего быть грамотным человеком. В связи с внедрением систем обработки текстов перед американским обществом, например, со всей остротой встала проблема знания родного языка. Компьютеры высветили проблему, о которой раньше предпочитали умалчивать, — низкий уровень грамотности бизнесменов, чиновников, технических специалистов. Известно, что наиболее эффективным режимом использования ЭВМ является работа над текстами самих специалистов. Но если раньше языковые ошибки документов исправлялись высококвалифицированными секретарями, действительными специалистами по языку, то теперь их исправить некому, между авторами текстов и машиной не стоит никто. Уровень грамотности компьютеризованных документов резко снизился. Пришлось срочно разрабатывать программы проверки орфографии документов.

Темпы освоения новой информационной техники во многом зависят также от уровня культуры, которая формируется в настоящее время под сильным влиянием компьютеризации. Одно из определений понятия компьютерной культуры гласит, что это способ передачи идей от индивида к индивиду посредством различных знаков — символов, действий, подражаний и т. п. До тех пор пока компьютер оставался уделом лишь избранных, он практически не оказывал влияния на культуру общества в целом. Но внедрение персональных компьютеров оказалось тесным образом связанным со многими факторами культурного порядка. Не случайно Национальным научным фондом США был даже поставлен вопрос о «компьютерной культурной революции». Осознание важности этого момента привело в начале 80‑х годов к принятию ряда программ, направленных на ускорение процесса преобразований в этой сфере. Наибольшую известность приобрели проекты типа «компьютерный город».

Их основная идея заключалась в том, чтобы дать возможность всем желающим познакомиться с персональным компьютером, поработать или поиграть с ним. Для этого были выбраны в некоторых городах определенные районы, где устанавливались компьютеры на предприятиях общественного питания, в кинотеатрах и местах отдыха, магазинах и т. п.

Организаторы обратились ко всем, у кого есть домашний компьютер, с просьбой принять участие в этих познавательных мероприятиях и дать возможность соседям и их детям поработать или поиграть с ЭВМ. Для этого предлагалось выносить персональные компьютеры в ближайшие кафе, книжные магазины, просто в палисадники. Организаторы предлагали всем желающим попробовать вступить в диалог с компьютером. Для этого достаточно было нажать определенную клавишу — и машина сама вела диалог, одновременно обучая партнера элементарным правилам общения.

Основными участниками «компьютерных общений» стали дети. Наиболее активным, выдавали специальные значки с надписью «Мой компьютер любит меня». Зачастую дети обучали взрослых. Главная цель этих мероприятий — пробудить у широких масс населения интерес к новой информационной технике. И она была достигнута.

Естественно, что идея «компьютерного города» была активно поддержана производителями оборудования и математического обеспечения, поскольку появилась возможность рекламировать продукцию и одновременно расширить рынки сбыта.

В современных универмагах функции справочного бюро выполняют машины, работающие в режиме диалога: покупателю достаточно нажать определенную клавишу, весь последующий диалог ведет компьютер, который подсказывает, что делать дальше. Во многих аэропортах США установлены стенды компании ИБМ, на которых скучающие в ожидании отправки самолета пассажиры могут ознакомиться с принципами устройства и работы компьютера, а заодно получить интересующие их справки об аэропорте, местных достопримечательностях, городском транспорте и т. д. Все магазины, продающие ЭВМ, разрешают посетителям приносить свои диски и проводить расчеты на демонстрационных установках: они считают, что это способствует показу практической полезности новой техники, пробуждает к ней интерес потенциального покупателя.

Длительное время основным механизмом социальной памяти, передачи полезной информации из поколения в поколение были традиции, обычаи, нормы морали, этики. Но времена меняются. «Какие уроки и наставления может дать молодежи многоопытная старость, — восклицает польский фантаст Станислав Лем, — если весь комплекс жизни следующих поколений ничем не напоминает образ жизни родителей!»

 

3. Компьютерные игры: свет и тени

Ни одно нововведение последних лет в области электроники не вызывало в США таких дискуссий, как компьютерные игры. Как отмечают социальные психологи — исследователи проблем компьютеризации, именно игры выполняли роль передовых рубежей в распространении компьютерной культуры. На игры была направлена первая волна неприязни старшего поколения, и они же вызвали восторженное обожание молодежи.

Персональный компьютер делает возможными разнообразные игры, в основу которых положено моделирование окружающей действительности. С их помощью можно, например, не только тренировать и вырабатывать отдельные навыки, но и проверять правильность альтернативных решений, возникающих ситуаций. Уже сейчас существуют игры, позволяющие моделировать выборы президента страны, ход избирательной кампании, различные региональные и национальные кризисы, высадку на Луну, действия против «пришельцев» и т. п. Большинство игр сопровождается яркими цветовыми эффектами, звуковым оформлением. Появились даже игры с синтезатором речи, и компьютер в ходе игры может прокомментировать действия человека — соперника.

Роль и значение игр в деле ускорения процесса компьютеризации трудно переоценить. Часто проводится параллель между электронными играми и тренажерами. Последние нужны для того, чтобы уменьшить риск при подготовке специалистов, работа которых связана с повышенной опасностью (водители, пилоты и т. п.), а также снизить затраты на их обучение. Игра — это тоже своеобразный тренажер человеческих отношений.

Игры вырабатывают навыки общения с новой техникой. После нескольких часов игр с ЭВМ проходит предубеждение к непонятной ранее машине. Это обстоятельство сейчас широко используется корпорациями: прежде чем перейти к использованию ЭВМ в рабочих режимах, сотрудникам дают возможность несколько дней и даже недель поиграть с машиной в шахматы или любые другие игры. Но игры лишь создают внутренний стимул, интерес к новой технике. С их помощью нельзя ликвидировать «компьютерную неграмотность» — научить людей программированию и пониманию технических аспектов работы ЭВМ.

Компьютерные игры там, куда они проникают, создают особую эмоциональную среду, соответствующую современному этапу развития научно-технической революции. Сегодняшние дети растут вместе с компьютерами. Предполагается, что к началу следующего века население будет свободно обращаться с ЭВМ и эффективно применять их в любых сферах. На этой основе в США делаются далеко идущие выводы, имеющие политическую направленность и носящие иногда шовинистическую окраску.

«США могут даже уступить свое лидерство в вычислительном оборудовании, — пишет в своей книге «Силиконовые боги» известный в США публицист и футуролог Г. Стайн, — но они по-прежнему останутся далеко впереди остального мира в умении применять информационную технологию эффективным образом. Мы совершенно неверно полагаем, что разработчики компьютеров, программисты и инженеры-электронщики составят ядро будущего компьютерного поколения. На самом деле оно рождается в среде «одержимых» конструкторов и увлеченных игроков, которые не могут уже представить свое существование вне компьютерной среды. Потребуется немало времени, — продолжает Стайн, — чтобы другие нации смогли создать аналогичную среду развивающих компьютерных игр. Нации и народы, дети которых продолжают играть в традиционные, освященные вековой историей игры, будут все время отставать в своем развитии, — заключает он, — в то время как нации, в культуру которых прочно вошли компьютеры, искусственный интеллект и другие достижения информационной технологии, окажутся заведомо сильнее».

Это различие бедных и богатых, владеющих новой информационной техникой групп населения и не имеющих к ней доступа можно наблюдать уже сегодня в самих США. Но здесь неравенство, о котором писал Стайн, коснулось детей, выходцев из разных социальных слоев. Анализ использования вычислительной техники в средних школах этой страны, произведенный по заданию конгресса, показал, что если в богатых районах школы имеют по нескольку классов, полностью оснащенных самыми современными персональными компьютерами, то в бедных еще не редкость школы, вообще не имеющие этой техники или получившие по одной-две машины в качестве дара от местного бизнеса. Ни о каких серьезных учебных программах в них не может быть речи. Мысль, высказанная Стайном в отношении других народов, уже воплотилась в самой компьютезированной в мире стране. Компьютеры объективно стали индикатором социального неравенства.

Дети родителей, которые могут позволить себе приобретать дорогие компьютерные игры и игрушки, получают преимущество в темпах освоения знаний и умении, так необходимых в «информационном» обществе завтрашнего дня. Играя с компьютером, ребенок может учиться писать, считать, играть в шахматы и т. п. Одна из самых распространенных игрушек на базе микропроцессора — «Спик-н-спелл». В чемоданчике из противоударной пластмассы размером с книгу средней величины имеется клавиатура с алфавитом и синтезатор голоса. Достаточно нажать на клавишу, как голос какого-либо мультипликационного героя произносит, например: «Напиши: «Яблоко»!» Ребенок должен набрать на клавиатуре заданное слово, которое появляется на экране. Если допущена ошибка, компьютер тут же «замечает» это и предлагает ее исправить.

Такого же рода программы разработаны и для обычных персональных компьютеров. Но возможности последних неизмеримо больше. Они могут обучать на основе специально построенного диалога. Все родители знают, как трудно заставить детей написать письмо кому-нибудь из близких. На помощь приходит компьютер. Ребенок пока не может составить план письма. Обычно это делают за него родители, которые своими вопросами подводят ребенка к тому, что нужно написать. Но эту функцию может взять на себя домашний компьютер. Задавая вопросы или предлагая закончить начатое предложение, программа, заложенная в него, позволяет сначала составить текст, например, поздравления бабушке, а затем и напечатать его. Число подобных обучающих программ с игровыми элементами растет необычайно быстро. Новое поколение компьютерных игр раскрепощает мышление, позволяет переместиться в любой мир, каким бы сказочным он ни был.

Важной особенностью компьютерных игр, усиливающей их притягательность, является способность автомата запоминать прошлый опыт, самообучаться. В большинстве игр компьютер не повторяет своих ошибок и постепенно усложняет свое поведение, по мере того как его партнер осваивает стратегию победы в данной игре. Более сложные и дорогие автоматы оборудованы даже специальными программами, которые синтезируют поздравление сопернику в случае удачного хода и сожаление в случае проигрыша. Часто эти автоматы хранят в своей памяти имена наиболее сильных игроков, так как перед началом каждой игры игрок должен ввести их в машину. Если это имя уже есть в памяти, то автомат выбирает более сложную стратегию игры.

Следует также сказать, что программирование игр стало популярным способом проведения досуга для «серьезных» программистов и способом получить всеобщее признание для начинающих. Рынок игровых программ — самый массовый рынок математического обеспечения. Его размер уже сейчас оценивается миллиардами долларов и продолжает расти. При себестоимости производства одной копии игры в 5—10 дол. цены на рынке могут колебаться от 30 до 250 дол. и выше. Высокая конъюнктура рынка привела к появлению в США в 80‑е годы множества мелких фирм, которые производят игры, активно вовлекая в этот процесс школьников старших классов.

Игра рассматривается в настоящее время как начальная ступень проникновения в мир отношений человека и машины, которые подчинены законам программирования. В ходе игры между игроком и машиной устанавливается сложный комплекс различных связей.

Очевидно, что компьютерные игры соответствуют веку научно-технической революции. Их роль в истории культуры в целом в настоящее время серьезно изучается, и теперь, в эпоху компьютеризации, представляется, что она значительно более существенна, чем ранее считалось. Но в этой связи возникает естественный вопрос, как используется образовательный и воспитательный потенциал компьютерных игр, на что направляется поток фантазии детей и взрослых.

Наиболее распространенными являются игры типа «Звездного трека» или «Звездных войн», в которых игрок выполняет функции капитана межзвездного корабля, подвергшегося нападению инопланетян. Для достижения успеха играющему приходится использовать довольно сложную стратегию. В ходе игры у «капитана корабля» вырабатывается быстрота реакции на изменения в окружающей обстановке, способность принимать решения в сложных условиях с учетом многих факторов По мере освоения игры идет постепенное ее усложнение что предусмотрено специальной программой.

Сфера использования аналогичных игровых моделей практически не имеет пределов. Они выходят за границы чисто развлекательных и становятся важным элементом системы образования, позволяя учащемуся проводить различные химические и физические опыты на экране компьютера, проникать в недра живой клетки, проводить вскрытие мышей и лягушек и т. п. С другой стороны, подобные игры позволяют имитировать альтернативные курсы действия и тем самым способствуют снижению риска в обычных жизненных ситуациях.

Но широкое распространение видео‑ и компьютерных игр при капитализме имеет и свои теневые стороны. С гораздо большей силой, чем стимулирование процессов обучения и познания, они породили стремление людей уйти от реального мира с его трудностями в иллюзорный мир игры. Сотни тысяч игроков помышляют лишь о том, чтобы прильнуть к экранам компьютеров и следить за событиями, происходящими там. Притягательная сила игр огромна.

Компьютерные игры покоряют воображение и нередко превращают игроков в безвольных рабов своей страсти. Экраны становятся тюремными стенами, и у их пленников остается все меньше шансов выкарабкаться оттуда. Безрассудное пристрастие к играм стало подлинным проклятьем информационного общества. Не случайно шведские власти предложили ввести возрастные ограничения на допуск в игральные залы, а в ФРГ введен запрет для лиц, не достигших 18 лет. Во Франции дети до 16 лет могут попасть в игровые залы только в сопровождении взрослых. Такие предосторожности не случайны. Чтобы иметь возможность играть, молодые завсегдатаи игральных залов готовы даже на преступления. В Амстердаме группы подростков устраивали ночные грабежи, добыча которых тут же спускалась в залах видеоигр. Социологи, исследующие феномен компьютерных игр, сравнивают их действие с наркотиками, называют духовным дурманом. Не случайно специальным президентским указом на Филиппинах были запрещены все видеоигры.

Социологи достаточно четко отличают игры от развлечений. Развлечение — это самоцель, игра есть средство овладения некоторыми правилами поведения в рамках определенных, строго заданных условий. Играя, человек, с одной стороны, уходит от сложностей реального мира, но с другой — вырабатывает механизмы поведения в некоторых стандартных ситуациях, которые по своему описанию близки к игровым. Поэтому далеко не безразлично, во что играет население той или иной страны и какие правила заложены в основу игр. Тем более что большинство игр подразумевает обязательную победу над противником.

В условиях капитализма огромный образовательный потенциал компьютерных игр получает извращенное применение. «Большинство видеоигр основано на военном конфликте, главным образом в космических масштабах… — пишет нью-йоркская газета «Вилидж войс». — Никакой связи с враждебными силами нет и быть не может, поскольку в них нет ничего человеческого, они олицетворяют абсолютное разрушительное зло. Это — чудовищные монстры с головами, как у гигантских насекомых, роботы, наконец, просто какие-то губительные геометрические фигуры и смертоносные частицы. У них одна задача — уничтожить вас. Они — враги. Они вооружены ядерными бомбами, ракетами, лазерами… Поэтому каждый, кто играет, должен сам превратиться на время в военную машину, отлаженную и бездушную, его пальцы и нервы должны стать частью этой машины. Человеческие чувства, эмоции, интеллект, культура не имеют ничего общего с задачей выживания перед лицом такой опасности. Это война не на жизнь, а на смерть».

К этому следует добавить, что в последние годы стало модным играть в компьютерные игры с антисоветской направленностью, в которых средний обыватель может поставить себя на место гитлеровских и современных натовских генералов и «защищаться» от коварных русских, переходить в атаки, прорывать оборонительные рубежи и т. п. Игры в руках дельцов превратились в орудие дезинформации и насаждения ненависти к коммунизму, к Советскому Союзу. «Многие из играющих сегодня могут спокойно нажать настоящие кнопки», — констатирует «Вилидж войс».

Особенно опасно, что в компьютерные забавы играют в основном молодые люди, школьники, для которых они превращаются в основной источник их знаний.