ПРЕДИСЛОВИЕ

Ученые-криминалисты конца ХIX в. выделили особый тип правонарушителя — профессиональный. Тип профессионального преступника и сам термин «профессиональный» в практике борьбы с преступностью появились значительно раньше. В конце XVIII в. начальник парижской тайной полиции Ф.Э. Видок называл «профессиональными преступниками тех, кто систематически совершал кражи, мошенничества и другие преступления против собственности, характеризовался ловкостью и изощренностью в достижении цели. По свидетельству Ч. Ломброзо карманные воры признавались, что у них возникает острая потребность украсть при одном лишь виде часов или денег, хотя им в данный момент они были не нужны. Ч. Ломброзо и его последователи назвали эту потребность «преступным импульсом». Анализируя свойства личности профессионального преступника, М. Геринг отмечал особые навыки у карманных воров и лиц, совершавших кражи при размене денег. Немецкий криминалист А. Вейнгардт отмечал: «Профессиональный вор старается специализироваться, он особенно охотно направляет свои действия на одинаковый род предметов и в исполнении краж часто тождественен до мельчайших подробностей, с одной стороны, потому что это более соответствует его способностям и склонностям, с другой — такое постоянство в одинаковой деятельности может повести к достижению наибольшей ловкости и совершенства».

Криминалисты полагают, что преступники учатся своему ремеслу, как все другие специалисты. Человек становится профессиональным вором либо в результате обучения его определенными лицами в определенной среде, либо в результате того, что он обучается сам с помощью метода проб и ошибок.

Профессионализация преступника, по мнению американского криминалиста Э. Сатерленда, выпустившего в 1937 г. книгу «Профессиональный вор», начинается с отбора способного новичка для последующего обучения его квалифицированными ворами. Во время «стажировки» новичок усваивает общие стандарты противоправной морали, правила поведения профессионального вора. Он учится тому, как сбывать краденое, завязывать личные знакомства с другими ворами, а нередко и с юристами, полицией, судебными служащими. Постепенно «ученик» приобретает воровскую технику, становится преступником-профессионалом. Современные ученые отстаивают мысль о развитии профессионального преступника посредством метода «проб и ошибок».

Н.Н. Гернет писал: «Как скоро воровство становится профессией, с ним происходит то же самое, что происходит со всякой профессией, что происходит во всяком труде… Профессиональное воровство знает и разделение труда, и бесчисленные категории «специалистов», знает своих «рабочих» и своих «предпринимателей эксплуататоров», имеет свою воровскую «профессиональную честь», свою «солидарность».

В России, во времена крепостного права тысячи крестьян, бежавших от гнета помещиков, становились бродягами и нередко объединялись в преступные группы воров и разбойников. В 1586 г. был специально утвержден Тобольский разбойный приказ, который организовывал отправку беглых крестьян и уголовников на каторгу или в ссылку. По описанию ряда авторов в первой половине XVII в. и в последующие годы Москва была пристанищем воров и разбойников, от которых нельзя было укрыться ни днем, ни ночью. Преступления в городах, особенно кражи, чаще всего совершали «пришлые люди», которые переодевались в стрельцов и действовали под их видом. По сути это были уже профессиональные преступники. В больших городах имелись специальные места концентрации «лихих людей». В Москве к таким районам относились Немецкая слобода, деревни за Серпуховской заставой и др. Обычным местом времяпровождения преступников были пивные, в которых отмечались успехи и в которых шайки пополнялись новыми людьми. В Петербурге в начале XVIII в. местом сбора воров были кабаки, рынки, харчевни, вольные дома.

В России уголовный розыск, как сыскная государственная система был учрежден в 1866 г. Однако органы сыска существовали намного раньше. Известна роль Разбойного приказа с его системой слежки и пыток Однако он действовал преимущественно как аппарат политического сыска.

Основные новшества в борьбе с преступностью чаще всего приписываются криминалистам стран Западной Европы. Отметим, что в Петербурге также применялись эффективные способы уголовного сыска. В 60-х гг. XIX в. здесь была создана фотографическая картотека воров, которые систематически занимались кражами. Рост краж вызвал необходимость специализации в III охранном отделении. 25 февраля 1843 г. была принята Инструкция следственной комиссии, утвержденная для разбора пойманных особыми средствами воров и мошенников.

Особые трудности для полиции стран Западной Европы и России вызывало разоблачение международных преступников-профессионалов, преимущественно из числа карманных воров. В России их называли «марвихерами», что означало — воры высшего класса, в Англии — «пикпокетами» (дословно - «буравящие карман»). Многие из международных воров знали два-три языка, имели фальшивые документы.

Профессиональные воры — самая многочисленная категория преступников, которая дифференцируется на большое количество различных «специалистов» в зависимости от объекта, предметов и способов преступления. Кражи сохраняют устойчивую преемственность на протяжении веков.

ПОХИТИТЕЛИ ДЕНЕГ ИЗ СЕЙФОВ в преступном мире стояли на первом месте по воровской квалификации. Они были независимы от других категорий уголовников. Этим обеспечивался их авторитет среди других преступников и даже полиции. В зависимости от способа совершения преступлений они разделялись на «медвежатников» и «шнифферов». «Медвежатники» «работали» без взлома, открывали сейфы с помощью ключей, особых отверток и другого инструмента. «Шниффера» проникали в сейфы путем взлома дверей, замков. В начале XX в. взломщики сейфов впервые применили газосварочный аппарат.

ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ ВОРЫ специализировались на кражах грузов из почтовых и багажных вагонов. Нередко они причиняли миллионные ущербы. По оценке полиции они составляли одну из опаснейших категорий преступников.

МАГАЗИННЫЕ ВОРЫ в уголовном мире России назывались «городушниками» или «шоттенфеллерами». Предметами их интереса были ювелирные изделия, одежда и другие вещи. Одни из магазинных воров занимались хищением денег из касс, для этого они оставались в помещении магазина после его закрытия. Другие использовали специальный инструмент для извлечения бумажных денег изтза прилавков. Третьи похищали деньги при размене крупных купюр у кассы — «менялы», или «вздержчики».

ПОХИТИТЕЛИ ГРУЗОВ промышляли кражей с ручных и гужевых тележек, на которых развозились товары по магазинам. Воры, кравшие с экипажей, назывались «поездушниками».

У воров, занимавшихся кражами из гостиниц, имелось несколько более узких специальностей, которые обусловливались временем (день, ночь, утро) и способами совершения краж

КВАРТИРНЫЕ ВОРЫ («домушники») разделялись на квалифицированных и обычных. В качестве орудия они использовали различный воровской инструмент — «фомки», «гусиные лапки» и т. п. Менее опытные совершали кражи через форточку — «форточники», «скокари». Насчитывалось до 8 категорий квартирных воров.

КОНОКРАДЫ — «скамеечники» были одной из наиболее весомых категорий воров. Они владели хорошо отточенными приемами конспирации. Специфика совершения таких краж требовала особой организованности и сплоченности. В среде конокрадов было много цыган. Хорошо отлаженный механизм таких краж приводил к тому, что они раскрывались достаточно редко. Этому способствовали отлаженные способы сокрытия следов преступления. Лошадей часто перекрашивали, изменяли у них форму копыт, подтачивали зубы, проводили другие операции.

КАРМАННЫЕ ВОРЫ относились к высококвалифицированной группе уголовников. Они отличаются от многих преступников большим числом узких специальностей, стойкостью преступного поведения, давними традициями. Карманные кражи совершались, как правило, в местах большого скопления людей — в театрах, поездах, на рынках и т. п. Широко распространенными были кражи под «ширмой». Для этой цели служили плащи, газеты, портфели и другие предметы. Орудиями преступления часто были пинцеты, крючки, крошечные лезвия и т. п. Были случаи, когда воры действовали с помощью дрессированных собак. Отмечались исключительное мастерство и ловкость карманных воров. В Англии и Франции даже существовали отдельные школы по подготовке таких воров-профессионалов.

К более мелким категориям воров относились преступники, которые действовали либо в одиночку, либо небольшими группами. Они не отличались высокой криминальной квалификацией: действовали с помощью опаивания жертв снотворным — «малинщики», пользовались помощью профессиональных проституток — «хипесники». Некоторые занимались кражей собак дорогой породы — «собачники», «голубятники» крали белье с чердака, «капорщики» воровали щапки в прихожих.

К другим категориям преступников, которые продолжали начатое ворами, относились скупщики краденого («барыги»), укрыватели преступников («становщики»), содержатели притонов («малин»). Скупщики краденого, как правило, имели стабильных поставщиков товара. Нередко они и сами являлись организаторами преступлений. В воровских притонах профессиональные преступники укрывались от полиции, потребляли наркотики, обсуждали новые планы. Чаще всего содержателем притона являлась женщина («воровская мама»).

С изменением социального строя, в России в частности, классификация не претерпела особых изменений. Кражи занимали особое место в структуре преступности 20-х гг. Их удельный вес среди всех преступлений составлял 23 %. В первый месяц после амнистии 1917 г. только в Москве было совершено 6884 кражи. Московский уголовный розыск дифференцировал воров на следующие основные категорий: 1) взломщики; 2)»домушники»; 3)»монтеры», «прислуга»; 4)»наниматели квартир», «посетители врачей, адвокатов»; 5) карманщики городские; 6) карманщики крупные; 7) воры-отравители; 8) железнодорожные воры; 9) похитители железнодорожных грузов; 10) воры велосипедов; 11) конокрады; 12)»церковники»; 13)»городушники» — похитители из магазинов; 14)»вздерщики», крадущие при размене денег; 15)»хипесники», обкрадывающие посетителей любовницы-проститутки; 16) скупщики краденого; 17) грабители; 18)»подкладчики»; 19) содержатели воровских притонов. Сами воры дифференцировали себя значительно подробнее. Так, карманные воры имели до 10 разновидностей, каждая из которых делилась на более мелкие в зависимости от специализации преступника. И.Н.Якимов дает классификаций) воров, которая содержит 28 основных категорий, к которым автор относил «халтурщиков» (ворующих на похоронах), «банщиков» (похищающих ручную кладь на вокзалах), «голубятников» (кравших белье с чердаков) и т. п.

В Псковской области ежегодно похищалось до тысячи лошадей. Конокрадство резко сократилось к концу 20-х гг. Это можно объяснить последствиями коллективизации, в результате которой лошади были обобществлены.

Среди осужденных за кражу лиц почти одну треть составляли несовершеннолетние в возрасте от 16 до 17 лет.

В настоящее время в криминалистике существует следующая дифференциация. Квалификация вора-карманника сохранилась без существенных изменений. Различается 6 основных специализаций й связанных с ними квалификаций по месту совершения преступлений: 1) на рынках и базарах («рыночники»); 2) в метро («кроты»); 3) на железнодорожном транспорте («майданщики»); 4) на городском транспорте («гонщики» или «маршрутники»); 5) в магазинах и театрах («магазинные», «театральные»); 6) на улицах («уличные»).

Существуют более мелкие квалификации: карманник, принимающий похищенное («пропальщик»), его навыки заключаются в специальном приеме и хранении краденых предметов; вор, отвлекающий внимание жертвы («тырщик», «оттырщик»), или обучающий навыкам краж новичков («козлятник»).

Карманный вор-профессионал в среднем в течение месяца совершает до 25 карманных краж Только в пяти случаях из ста потерпевшие догадываются о совершаемой у них краже.

С повышением возможности техники повышается и квалификация вора. Современный вор-профессионал нередко пользуется новыми техническими средствами — машинами, радиостанциями, универсальными способами маскировки преступного образа жизни.

К относительно новой воровской специальности относятся кражи из магазинов самообслуживания. Первые магазины самообслуживания появились в 1954 г. Воры специализируются здесь в следующих направлениях: а) похищение одежды путем переодевания; б) кража путем одевания новой одежды под старую; в) кража вещей с помощью специально изготовленных сумок с двойным дном; г) кража вещей с использованием детей и подростков.

Воровская квалификация воров автомашин также относится к новой: В 20-е гг. личных автомобилей почти не было. В настоящее время этот вид краж превратился в особую воровскую, специальность.

Направление похитителей антиквариата относится к противоправному обогащению, связанному с посягательством на культурные ценности. Нередко здесь выступают не только профессионалы-одиночки, а целые кооперации лиц и групп. В них могут существовать различные квалификации преступников: а) воры, специализирующиеся на похищении культурных ценностей из музеев, частных коллекций и квартир; б) скупщики; в) посредники; г) оценщики и т.д.

Новое время породило особую воровскую категорию так называемых «воров в законе». Существует мнение, что такая категория утвердилась в начале 30-х гг. По словам В.И.Мона-хова «вор в законе — это особая категория преступников-рецидивистов, характеризующаяся двумя особенностями: 1) устойчивым «принципиальным» паразитизмом; 2) организованностью». Таковым мог считаться лишь преступник, имевший судимости, авторитет в уголовной среде и принятый в группировку на специально собранной, сходке. Кандидат в группировку проходил испытание, всесторонне проверялся ворами, после чего ему давались устные и письменные рекомендации. Главная цель сходки состояла в определении надежности принимаемого лица, пропаганде воровских «идеалов» среди других категорий правонарушителей. Те, кто рекомендовал кандидата, несли перед сходкой ответственность за его дальнейшее поведение. Не случайно лица, попавшие в группировку были исключительно ей преданы. Кандидатам в группировку внушалась мысль об исключительной роли «законников», их особом положении, о предназначении устанавливать справедливость и порядок в преступном мире.

В таких группировках существовала исключительная дисциплина. У воров существовало три вида наказания. Первое заключалось в публичной пощечине. Оно назначалось за мелкие провинности, чаще оскорбления. Второе — исключение из группировки («бить по ушам») или перевод в низшую категорию так называемых мужиков. Третье — смерть. Как отмечали очевидцы в случае нарушения основных требований. «закона» вор не мог рассчитывать ни на какое снисхождение. Изменившего воровской «идее» рецидивиста группировка преследовала до тех пор, пока не приводила в исполнение решение сходки. Сходка определяла процедуру и орудия мести.

А.И. Гуров в своей книге «Профессиональная преступность» приводит описание расправы воровской сходки, которая проходила в Подмосковье в Малаховском лесу в начале 50-х гг. Описание было приведено со слов рецидивиста Ч.:

«После того, как сведения об обмане подтвердились, воры назначили сходку, на которую под благовидным предлогом был приглашен «подсудимый».

На станции нас встретил Шанхай и указал, куда идти. Мы пошли в лесочек, где уже собралось более 30 воров… Привели Седого и предъявили ему обвинение. Он начал отказываться… Седой очень просил, молил, чтобы его не резали, оставили жить, пусть даже «босяком». Но никто не имел права отпустить его, так как потом с воров могли потребовать «ответа»…

Решили единогласно — смерть. Дядя Ваня (старший) вынул сигарету и дал Седому. Седой закурил и попросил выпить.

— Пей, сколько хочешь, — сказал Дядя Ваня. После небольшого спора Дядя Ваня предложил не убивать ножом: много будет «шухера» (шума). Так как на сходке все были без оружия, то он послал одного вора за пистолетом.

Когда тот пришел с немецким парабеллумом, Седой стал как сумасшедший. Он выпил четыре стакана водки, но был совершенно трезв. Седой обратился к самому авторитетному вору:

— Полковник, братуха, а может все-таки простите? — Нет, не имеем права, ты же сам знаешь, — ответил тот и подал ему пистолет, заряженный одним патроном.

— На, Седой, умри, как мужчина.

Седой быстро взял его, приставил к виску, посмотрел кругом и почему-то на небо…. Раздался выстрел…»

В преступной среде существовали и существуют свои авторитета-знаменитости, которые являлись и являются примером подражания. В России в середине XVIII в. таким был Ванька Каин, в начале XIX в. — Софья Блувштейн (Золотая ручка), в 20-е гг. нашего столетия — Мишка Япончик, в наши дни — Вася Бриллиант.

 

ВЗГЛЯД

НА ВОРОВ В КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Кражи — наиболее распространенное преступление в городах, особенно в столицах.

В городах ворам легче укрыться, равно как и совершить преступление, а громадный слой городского населения составляют люди материально обеспеченные.

Если обстановка города благоприятна для воровства, то город является даже «питомником», «фабрикой» производства воров-профессионалов. Многие из городских детей, будущих рецидивистов, жили в преступной среде, а часто и родились от преступников. На вопрос о времени первой кражи один из задержанных 19-летний вор отвечал, что он родился и воспитывался на Хитровом рынке, не помнит когда в первый раз украл, так как он всегда воровал, поскольку помнит себя. «Пишите с трех лет», просто предложил он следователю.

Статистические исследования малолетних преступников указывают, что среди них большой процент именно воров.

Принимая во внимание, что возраст до 14 лет освобождает от судимости, число молодых воров быстро растет по сравнению с населением. Таким образом, контингент воров составляется из молодежи. До старших возрастов они или не доживают, или перестают заниматься воровством, переходя к другим преступлениям. Среди городских воров тип профессионалов, начавших рано свою деятельность, весьма развит. Это одинаково относится как к мужчинам, так и к женщинам. С детских лет живут они в преступной среде, сжились с преступной деятельностью, в воровстве уже не находят чего-либо дурного и своим положением довольны. Так, один 19-летний вор говорит, что он. привык к преступлению, не стыдится и не скрывает (когда нет необходимости) своей деятельности, любит опасность — риск и широкую жизнь. Эта психология удальства, видимо, иногда играет видную роль, толкает на преступный путь.

Указывая на отсутствие у воров-рецидивистов принципов социальной солидарности со всем обществом, их аморальность, нельзя забывать, что факторами, бросившими на преступную дорогу, обычно были плохие материальные условия детства или более позднего возраста. Один из них (27 лет) говорил: «Все уголовники идут на преступление из-за условий яадзни».

Мальчик 18 лет рассказывал, что украл для улучшения материального положения семьи. «Если оно не улучшится, буду воровать и впредь», — заявляет он.

Влияние бедности и нужды настолько очевидно в громадном большинстве случаев, что говорить о нем можно очень много. Дальше мы приведем еще ряд данных, освещающих этот кардинальный вопрос. Правда, если взять психологию уже сформировавшегося вора-рецидивиста, мы находим, что он доволен своей участью и т. п., но тем не менее исследование показывает, что у своих истоков, в начале воровской жизни, она формировалась и направлялась суровой экономикой.

Возвратимся, однако, к психологии этих людей.

Легкий заработок, возможность беспечно жить впоследствии делают привлекательной для таких людей жизнь вора. 29-летний вор говорит, что считает свою профессию самым нормальным и легким заработком. Ему живется легко и беспечно. Неудивительно, если такова психология пожившего вора, но оказывается и малыши могут рассуждать также. Мальчик 16 лет. гордится преступным своим ремеслом. «Красть хорошо — работать не нужно», объясняет он.

Все эти ответы о любви к веселой жизни получают своеобразную окраску, если вспомнить, что воровская деятельность начинается обычно у этих привычных преступников в раннем возрасте, и к 40 годам вор сходит со сцены. Среди них царствует разврат, алкоголь, кокаин, сифилис.

Одна из воровок 16 лет по кличке «Огольчик», проститутка с 13 лет, имеет уже три приговора. Так она отзывается о своей жизни: «Когда есть деньги — люблю понюхать, покурить… Нравится такая жизнь… Никогда ей не изменю».

Почти все женщины рецидивистки-кокаинистки, с тяжелой алкогольной наследственностью. Влияние дурной семьи в большинстве случаев воровок огромно. Одна из них 26 лет по кличке «Сонька-Золотая Ручка» рассказала, что ее приучили в семье «ходить по трамваям».

Вор 23 лет указывает, что имел пьющих родителей, у которых было 9 детей (правда в живых остались трое). Воспитывался он без присмотра, в крайней нужде и с ранних лет стал сам себе воровством добывать средства. «А сбившись с дороги невозможно жизнь менять», — констатирует он.

Если плохая семья является хорошей школой преступности, го отсутствие ее, беспризорность и дурные товарищи еще вернее направляют на преступную дорогу.

Один рецидивист 25 лет рассказывает, что случайно попал в общество бандитов. Далее тюрьма, а по выходе из тюрьмы отсутствие средств и закрытая дорога к честному труду.

Рецидивист 26 лет рассказывает, что с 13 лет ушел он из семьи из-за жестокости отца, нуждался и совершил первую кражу. Потом сблизился с товарищами по тюрьмам и стал профессионалом.

Небезынтересно отметить, что крестьянская семья дала сравнительно малое число будущих рецидивистов. Это вполне гармонирует с прочностью крестьянской семьи, сравнительной обеспеченностью, а главное с отсутствием развращающей окружающей обстановки, в которой живет ребенок городского бедняка.

С ранних лет жизнь рецидивиста связана с алкоголем. Но и дальше жизнь вора-рецидивиста такова, что он алкоголем злоупотребляет в высокой степени. Среди задержанных за воровство впервые, совершенно не пьющих 70 %, среди ранее судившихся — 43 %.

Жизнь вора-рецидивиста не такова, чтобы иметь семью — вот почему среди них больший процент холостых, чем среди задержанных впервые. В особенности это заметно среди женщин.

Прочной семейная жизнь вора-рецидивиста не может быть и потому, что с ранних лет он связан с судом и тюрьмой.

Выше было указано, как тюрьма служила местом знакомства с опытными товарищами и таким образом была школой воровства для будущих рецидивистов. На людей без твердой воли обстановка тюрьмы производит гнетущее, а отнюдь не исправляющее влияние. Одна рецидивистка-воровка так заявляет «Когда выпустят — стану бандиткой». Рецидивист 27 лет говорит «Тюрьма подталкивала пойти на преступление, в тюрьме хорошее преподавание».

Иногда воры сознаются, что их деятельность не хороша, но — указывают что такова судьба, иногда, как мы видели, они рисуются и гордятся своей деятельностью. На вопрос о том, можно ли красть, рецидивистка 32 лет насмешливо и вызывающе отвечает «Нужно украсть, значит можно», а на вопрос о том, все ли таковы в семье у ее родителей — отвечает, что только она такою «уродилась».

Другая, 16 лет, на первый вопрос отвечает каламбуром: «Можно взять, что попадется не сорвется». Рецидивист 23 лет заявляет, что «у жулика своя совесть» и что он себя плохо чувствует в тюрьме вследствие неладов с товарищами. Вор-рецидивист 21 года называет себя «членом преступного мира», который он считает своим долгом «защищать и не выдавать товарищей». Другой указывает, что С 17 лет он ворует только у обеспеченных лиц. Он считает невозможным обокрасть бедняка. Рецидивист-вор 24 лет с гордостью отвечает; «Я не карманник Ворую на вокзале».

Попадаются и такие, которые не думают о том, можно ли воровать. Один, 19 лет, заявляет «Берут все, почему мне не взять».

Нельзя не отметить и остатков человеческих чувств в душах

этих людей. Рецидивистка 20 лет рассказала, что помогает *

своей больной матери.

Один «отчаянный рецидивист» с 19 кражами говорит о начале своей деятельности, как о несчастье: «Приехал из деревни — тут у меня тетка, заработать деньги нужно было, за пахоту земли платить, своей лошади нет — и вот^случилось такое несчастье». Мы видели выше, что и другие воры рассказывали о начале своей карьеры: случайное воровство, за него тюрьма, закрытая дорога к честному труду, а с другой стороны опытные товарищи и перспектива легкого заработка и веселой жизни.

Эти люди способны к привязанности, верности. Воровка обычно не является проституткой, а имеет своего возлюбленного, для которого готова на самопожертвование.

В отношении женщин-воровок необходимо отметить, что люди и привязанность часто являлись причиной вовлечения их в преступность. Часто следовали они за мужьями и возлюбленными — преступниками.

Таковы воры-рецидивисты. Исследование зарегистрировало воров с прежней судимостью 381 чел., из которых 321 мужчина и 60 женщин.

Заключенных за первую кражу насчитывалось больше: 461 мужчина и 63 женщины. Это указывает на то, что кражи совершаются не только профессионалами-ворами. На частном примере города Москвы мы видим, что кадры современных преступников настоящее время в сильной степени рекрутируются из свежих элементов (что подтверждается, между прочим, во всероссийском масштабе данными Управления Уголовного Розыска относительно лиц, задержанных органами этого учреждения на местах). Выше указывалось, что эти воры резко отличаются от профессионалов-рецидивистов.

Непосредственное влияние экономического фактора нужды на этих преступниках выявлено особенно ярко. Крестьянин 36 лет обвиняется в краже двух возов дров (хворосту — говорит он), которые он украл, «чтобы семья не умерла с холода».

Следует заметить, что тяжелое положение семьи часто встречается в объяснениях мотивов, кражи нерецидивистов. Один так говорит: «Если бы мог прокормить семью без этого, не воровал бы… Нужда…»

Фабричный рабочий 23 лет, указывая, что находился в безвыходном положении, так как должен был содержать не только себя, но и беременную жену, оправдывает себя: «Украл на фабрике, а не у бедного».

Среди воров по первой краже большой процент детей и несовершеннолетних. На 17 человек среди них встречает лишь 9 с двумя-тремя приговорами.

Один из детей, 13 лет, на редкость умственно одаренный, рассказывает, что по случаю смерти матери и сестры находится в тяжелом, не только материальном, но и моральном положении. Нашлась добрая соседка, посоветовала украсть.

Другой мальчик 16 лет, также ранее не воровавший, указывает, что он только что приехал из деревни, был без средств и попал в компанию воров.

Есть ряд указаний на голод 1921 г. как причину преступности.

Один (ныне рецидивист) говорит, что голод 1921 г. разрушил благосостояние семьи. После смерти отца он остался один, и первое воровство было необходимостью. Крестьянин 25 лет так рассказывает «Питался в 21-м году кошками и собаками; кое-как засеял землю, оставил дома жену, сам приехал подзаработать». При безработице кража явилась выходом. Один вор 23 лет говорит, что «крал, как все в 1921 году». Правда, среди этих воров впервые, нередко можно встретить людей без всяких нравственных понятий. Один 22-летний на вопрос о том, почему нельзя красть, в свою очередь спрашивает «Если есть желание, то почему же нет?».

Иногда встречаются больные или не развитые люди. Один чернорабочий 34 лет говорит «Вся жизнь моя несчастная, как родился».

Иногда, напротив, воры впервые нимало не смущаются тем, что они совершили преступление и находят оправдывающие идеологические мотивы: один задержанный 37 лет для установления имущественного равенства считает кражу нуждающихся бедняков у буржуев правильной.

Другой задержанный 30 лет (по замечанию обследователя человек твердый, решительные и неглупый) смотрит на свое преступление, как на средство, оправдываемое целью (к сожалению, неизвестно какой).

Относительно времени проживания в Москве имеем, что, с одной стороны, несовершеннолетние, а с другой, пожилые люди являются в большей степени более давними здесь жителями, чем воры в возрасте 18–40 лет. Среди последних меньший процент живущих в Москве свыше 10 лет. Самая численная группа воров в значительной степени состоит из лиц, прибывших в Москву за годы войны и революции.

Из общего числа воров 22 % имели при себе детей, причем 17 % — детей в возрасте до 13 лет, а 3 % — более старшего возраста.

Это указывает на то, что у совершивших кражу впервые наличие семьи нередко была причиной преступления. Последний вопрос, на котором мы остановимся — слои населения.

Перепись 15 марта 1923 г. дает возможность сравнить данные о занятиях лиц, задержанных за воровство, с соответствующими цифрами населения Москвы. Исследование проводилось в конце апреля — начале мая 1923 г.

По всем группам интенсивность преступности женщин ниже, чем мужчин данной группы.

Колоссальная преступность деклассированных элементов вполне понятна, и лишь по отношению к деклассированным женщинам следует иметь, в виду, что они добывают средства существования иначе, чем мужчины. Среди них много проституток (это подтверждается и данными переписи), тогда как для деклассированного мужчины преступление является основным источником существования.

Повышенная преступность хозяев по сравнению с рабочими и служащими объясняется тем, что среди них много мелких хозяйчиков и лиц, занимающих самостоятельное положение, но имеющих совсем непрочную материальную базу. В громадной массе это бывшие служащие, рабочие и т. п. лица, ранее не имевшие самостоятельного положения в промысле.

Заслуживает, наконец, внимания, что из двух групп наемного труда — служащих и рабочих, последние дают повышенную преступность; кражи, в отличие, например, от мошенничеств, всегда были в большей мере свойственны более неграмотным пролетарским слоям населения.

Относительно 786 мужчин и 123 женщин, заключенных за кражи, имеются сведения об их профессии до Октябрьской революции с одной стороны, и во время преступления — с другой.

Многие из них занимались ранее сельским хозяйством, были рабочими, военнослужащими, учились. Эти группы особенно уменьшились. Зато ко времени преступления многие из них были без работы, без определенных занятий и попали в деклассированные элементы, эти группы возросли. Небезынтересно отметить, что часть воров сделалась ко времени преступления самостоятельными хозяевами не в сельских промыслах.

Группа новых «хозяев», давших большое число воров, образовалась из крестьян, рабочих, служащих и военнослужащих, то есть из групп, ко времени Октябрьской революции в значительной массе занятых не самостоятельным трудом. Таким образом, это новые с неустойчивым положением «хозяйчики».

Во всех других группах, не занятых ко времени преступления общественно-производительным трудом и давших столь значительную часть воров (деклассированные элементы, безработные, без определенных занятий), наблюдаем, что ранее они были в группах производительного труда.

Таким образом, воры в подавляющей массе изменили свою профессию за последние годы, вышли из бывшего своего класса и в этом смысле могут быть названы «деклассированными» элементами в широком смысле слова.

Заканчивая рассмотрение материала о ворах, можем констатировать громадное влияние экономических факторов на эту категорию преступников. Правда, в некоторых случаях, возможно было отметить иные обстоятельства индивидуального характера, но это наблюдалось очень редко. Велико также влияние окружающей среды: неблагоприятная семья, дурные товарищи и т. п.

Нельзя не отметить, наконец, того разлагающего тлетворного влияния, которое оказывает жизнь и преступная среда на вора-рецидивиога; алкоголизм, венерические болезни, кокаинизм — обычные спутники его.

Велико и влияние тюрьмы. Часто неопытные несовершеннолетние здесь получали подготовку для будущей преступной деятельности и выходили оттуда для пополнения отряда рецидивистов, привычных преступников.

Родин Д. «Воры».

 

ВАНЬКА КАИН

В преступном мире первой половины XVIII в. наиболее примечательна биография знаменитого по тому времени вора Ивана Осипова по кличке «Ванька Каин». Она позволяет судить о степени сплоченности и профессионализме преступников. Ваньку Каина в современной литературе иногда называют «русским Видоком». Однако эти два вора действовали в разные времена. Деятельность Эжена Франсуа Видока приходится на конец XVIII — начало XIX столетия. Преступная деятельность Ваньки Каина выпала на 1731–1749 гг.

Склонность к воровству наблюдалась у Ваньки с раннего детства. Он воровал у матери, у соседей, у барина, за что получал неоднократные побои. Однажды барышники, которым он сбывал краденое, познакомили его с настоящими уголовниками. Наиболее близким другом Ваньке стал Петр Романов по кличке «Камчатка». Ему он пожаловался на трудную жизнь, на побои. Результаты сказались немедленно. В ночь после разговора и Ванькин барин, и местный поп были обворованы. Затем под сводами Каменного моста в Москве состоялся обряд посвящения Каина в общество воров. Эта церемония состояла из двух частей: денежного взноса и произнесения одним из воров спича на воровском жаргоне.

Основной специальностью Ваньки были карманные кражи. В письме на имя начальника сыскного приказа он писал: «Будучи на Москве и в прочих городах, мошенничал денно и нощно; будучи в церквах и в различных местах у господ и приказных людей, у купцов и всякого звания людей из карманов деньги, платки, всякие кошельки, часы, ножи и прочее вынимал». Но содеянное не сошло Ваньке с рук После нескольких краж на одной из ярмарок Ванька был пойман и закован в цепи. Но наказание так и не было приведено в исполнение. Ему помогли товарищи по шайке. Камчатка передал ему в калачах ключи, которыми были открыты замки оков. Побегу предшествовала записка на воровском, жаргоне.

После побега Каин продолжал воровать, состоя в нескольких шайках под началом разных главарей. По неизвестным причинам в 1741 г. он поступает в полицию в качестве сыщика. Его охотно приняли и дали в распоряжение воинский отряд из 14 солдат для борьбы с преступниками. Результаты сказались незамедлительно. В первую же ночь он задержал 32 вора. В течение более двух лет на территории Москвы командой Ваньки, был поймано 109 мошенников, 37 воров, 50 укрывателей воров, 60 скупщиков краденого и 42 беглых солдата. С помощью дозволенных и недозволенных методов Каин вылавливал их в притонах, ночлежках и других местах.

Официально Ванька назывался доносителем Сыскного приказа. Получилось так, что за его рьяное исполнение службы ему не дали ни наград, ни денег. Не оправдались даже собственные затраты на поиск преступников.

Следующим шагом Каина был шантаж своих бывших товарищей по воровским шайкам. Ванька берет с них взятки, занимается вымогательством. Свои поборы Ванька Каин переносит на купцов и горожан, угрожая им поджогами. В Москве действительно участились пожары, возросло число краж и грабежей. Власти были вынуждены ввести в город войска. В 1748 г. сгорело около 2 тыс. дворов.

Преступная карьера Ваньки Каина была пресечена новым полицмейстером Татищевым, который арестовал вора и вымогателя за похищение 15-летней девочки с целью насильственного сожительства.

На примере деятельности Каина видно, что уже в то время существовали правила приема в шайку, устойчивость воровских групп, взаимовыручка, сформировавшийся жаргон. Просматриваются все признаки профессиональной преступной деятельности, Однако» законы» преступного мира были еще довольно слабыми. Именно этим объясняется безнаказанность Ваньки Каина за прямое предательство товарищей.

Аналогичная судьба сложилась и у Э.Ф.Видока полстолетия спустя. Он стал начальником тайной полиции Парижа и оставил впоследствии мемуары о своей преступной и противопреступной деятельности.

 

ЭЖЕН ФРАНСУА ВИДОК — ПРОЗА ВОРОВ

В 1810 г., когда из-за непрерывных войн ослабли все социальные связи, когда волна преступлений грозила затопить весь Париж, пробил час рождения Сюртэ. Сюртэ («Безопасность») — так называли французскую уголовную полицию. В это время наступил поворотный момент в судьбе основателя Сюртэ Эжена Франсуа Видока. До 35 лет жизнь Видока представляла собой цепь сумбурных приключений. Он был сыном пекаря из Арраса, некоторое время побывал актером и солдатом, матросом и даже кукольником. В конце концов, он стал арестантом. Поводом послужило то, что Видок избил офицера, соблазнившего одну из его подружек Из заключения он совершил несколько побегов. Ему удавалось бежать из тюрьмы то в украденной форме жандарма, то прыгнув с головокружительной высоты тюремной башни в протекающую под ней реку. Побеги не приносили желаемого результата. Его всякий раз ловили. В конце концов Видок был приговорен к каторжным работам и закован в цепи. Получилось так, что он продолжительное время жил бок о бок с опаснейшими преступниками тех времен. Среди его соседей были и члены знаменитого французского клана Корню. Члены этого клана убийц, чтобы приучить своих детей к будущим преступлениям, давали им для игр головы мертвецов.

Попытки побегов не могли не привести к желаемому результату. В 1799 г… Видок в третий раз бежал из тюрьмы. На этот раз побег был удачным. Десять лет он прожил в Париже, торгуя одеждой. Все эти годы бывшие сокамерники угрожали Видоку, что выдадут его властям. За это он возненавидел шантажистов и сделал решительный шаг в своей жизни: отправился в префектуру полиции Парижа и предложил использовать себя для борьбы с преступностью. Этому способствовал приобретенный за долгие годы заключения богатый опыт и знания уголовного мира. Взамен он просил избавить его от наказаний за прежние дела.

Для того, чтобы скрыть истинную роль Видока, его сначала арестовали, а затем, устроив успешный побег, выпустили на свободу. Видок обосновался вблизи префектуры полиции в здании на маленькой улочке Святой Анны. В выборе сотрудников он руководствовался принципом: «Побороть преступление может только преступник». Сначала у Видока работало 4, затем 12 и вскоре 20 бывших заключенных. Они содержались в строжайшей дисциплине, из секретного фонда им выплачивалось жалованье.

Успехи сказались незамедлительно. За один только год Видок с помощью своих 12 сотрудников сумел арестовать 812 злостных воров, убийц, грабителей и мошенников. Он ликвидировал даже те притоны, в которые до него не рискнул сунуться ни один инспектор.

На протяжении 20 лет организация Видока (а вскоре она стала называться именно «Сюртэ») разрасталась, и крепла. Она стала тем ядром, из которого развилась впоследствии вся французская криминальная полиция.

Видок использовал самые разнообразные средства для раскрытия преступлений и ареста преступников: его сотрудники тайно проникали в притоны, инсценировали аресты, практиковалась «подсадка» в тюремные камеры, организация фальшивых побегов, даже инсценировка смерти сотрудников после выполнения ими заданий.

Прекрасное знание преступного мира, его членов, их привычек и методов преступлений, интуиция, умение вжиться в образ наблюдаемого, потребность быть в курсе каждого дела, дабы никогда не потерять своего «чутья», цепкая зрительная память и, в конце концов, архив, в котором были собраны сведения о внешностях и методах действий всех известных ему преступников, составляли прочную основу успешной деятельности Видока. Даже когда для Видока стало невозможным скрывать далее свою роль шефа Сюртэ, он все равно продолжал систематически появляться в тюрьмах, хотя бы для того, чтобы запоминать лица уголовников.

В 1833 г. Видоку пришлось выйти в отставку, так как новый префект полиции не захотел мириться с тем фактом, что весь штат уголовной полиции Парижа состоит из бывших заключенных. Видок открыл частную детективную контору, стал преуспевающим дельцом и писателем; не раз подсказывал сюжеты для романов знаменитому Бальзаку. Скончался Видок в 1857 г.

 

КАРТУШ

Во Франции, Италии, Англии и Германии консолидация преступного мира началась гораздо раньше, чем в России. Примером этому служит уголовное дело Картуша, одного из наиболее квалифицированных и крайне жестоких во Франции XVIII в.

Криминальная деятельность Картуша лишь на 10 лет раньше похождений русского Каина. Картуш также начинал с карманных краж. Этому искусству он обучался в цыганской воровской школе и достиг определенного мастерства. Из дому он бежал с единственным желанием воровать. Случайно он попал на службу в армию. Это способствовало его знакомству со многими бывшими преступниками. Переняв их опыт, Картуш возвратился в Париж и организовал воровскую шайку, насчитывающую более чем 300 человек По свей структуре и дисциплине она напоминала выученное армейское подразделение. Профессиональные методы работы, конспирация были заимствованы у полиции. Существовала строгая иерархия, Небольшие группы возглавляли «сержанты» и «лейтенанты», общее руководство осуществлял Картуш и его помощники. Как и в любом армейском подразделении, в шайке были свои «разведчики», специалисты по обучению молодого пополнения, существовал свой штат осведомителей. Шайка имела свое место дислокации, зоны влияния, на территории которых другие банды не имели права действовать.

Созданная Картушем группа отличалась жесткой дисциплиной и исключительным внутренним порядком. При первом же подозрении в измене, не дожидаясь какого-либо подтверждения, не осуществляя никакого следствия/ Картуш убивал человека.

Дело Картуша свидетельствует о существовании уже в то время преступных организаций, который имели определенную структуру, отличались строгой дисциплиной, располагали своими сферами влияния со «своей» полицией, имели даже собственную школу по обучению карманных воров.

 

ВОРОВСТВО В КРЕСТЬЯНСКОЙ СРЕДЕ

Воровство, как одно из реалий крестьянской жизни, описывает в своих воспоминаниях А.Е.Богданович — отец известного белорусского поэта М.Богдановича, друг М.Горького. Приведенные А.Е.Богдановичем факты почерпнуты им из жизни его семьи, многим событиям он сам был свидетелем. Особое внимание в воспоминаниях уделено также среде, которая формирует потенциального вора. Описанные события восходят к жизни белорусских крестьян второй половины XIX в.

…Из рудобельской поры его (отца) молодости, я помню, по рассказам, один жестокий эпизод, который мою сердобольную мать и меня смущал и печалил.

Надо сказать, что молодость, здоровье, недурная внешность, а на чей взгляд и красивая, уменье ловко плясать под живые или задористые припевки, в соединении с пряниками, миндалем и изюмом и всем прочим, наконец — «золотые руки», все может, все умеет, обеспечивали ему верный успех у девиц всей рудобельской округи. Он знал, где кирмаш, где фэст, где игрище, где гулянка, как и другие молодые люди его возраста. Соперничества отец не допускал и, по звериному закону предков, соперников избивал немилосердно. Игрищ не пропускал, — хоть ночь, да моя, — а для скорости проезда и возврата, задобрив кучера, пользовался панской конюшней.

Так вот отправился он весной на игрище где-то в районе Глуска верст за 20. Возвращаясь назад, остановился в корчме на пути попить пива: после неистовых плясок жажда томила. Привязав верховую лошадь в стодоле, лучшую из панской конюшни, он вошел в корчму, где застал одного ночлежника, как оказалось, «кульгавого», лежащим на лавке.

Услужливый корчмарь и не в урочный час подал пива. Отец выпил, и, истомленный, склонившись на стол, задремал. Проснувшись, заметил, что кульгавого уже нет. Бросился к коню — нет и коня.

Но след показал направление — куда надо бежать. Сбросив с себя сапоги и верхнее платье, с одной плетью в руке, он бросился бежать во всю прыть по следам. Впереди было большое село, и кульгавый свернул в сторону по лугу, оставляя ясный след по росе. Вскоре он заметил в кустарниках и всадника, пробиравшегося к лесу. Пустившись во всю мочь, он неистово закричал: «Стой, злодюга! Стой!» Лошадь в кустарниках запнулась, и кульгавый слетел с коня, но вскочивши на ноги, стал удирать в лес.

Тут бы я и поставил точку. Кончено дело: взял бы коня, сказал спасибо, что легко большой беды избежал.

Но не так поступил мой отец. Оставив коня, он бросился догонять вора.

Условия неравные: один хромой, а другой — молодой, сильный, разъяренный. В результате:

— 3 разбегу як дау яму у вуха, дык ён, як бульбіна, і пакаціуся.

Но это не все: отец стал полосовать плетью свою жертву, а затем скрутив руки его же поясом, отвел в Глуск к властям. Протокол и все прочее. Тогда вернулся домой. Все обошлось благополучно для отца, и думаю, скверно для кульгавого…

…Последствия не для одних повстанцев и их близких были тягостны, но и для местного населения тоже. (Имеются в виду последствия восстания 1863 г. в Беларуси).

В Холопеничах водворили отряд казаков, видимо, с полсотни или больше, под начальством сотника Синепупова. Он являлся главным и безответственным вершителем судеб местного населения.

Занял он дом Хаси Кулихи рядом с избой бабы Рузали — соседство не из приятных, ибо здесь часто производили казачью расправу, стегали в чем-нибудь провинившихся крестьян казачьими нагайками.

К Синепупову стали водить русокосую девицу-сироту Верку. Так она исчезла куда-то вместе с отрядом. Надо думать, что тяжелый крест выпал ей на долю.

Рядовых казаков обслуживали бобылка Полька-толстая и Юлька-Марынишка, дочка бобылки Марины. По матери ее звали потому, что отец был неизвестен. Юлька-Марынишка долгое время была сущей язвой местечка Холопенич. Рослая, здоровая, бесстыжая, с калмыцким типом лица, она после ухода казаков промышляла воровством. То белье с чердака или сарая выкрадет, то курицу или поросенка стянет, а иногда в клеть заберется или под амбар подкопается и более серьезно обчистит мужика. Многим приемам она научилась у казаков, а многому в борисовской тюрьме, где она часто сиживала. И частенько избушку бобылки-Марины перетрясали после каждой кражи. Это стало обычаем: как покража, так и без церемонии идут «калаціць», т.е. обыскивать Марину и ее бесстыжую дочку.

Я помню, как был обокраден ключвойт Хруцкий. Ключвойт — это прежний полицейский чин, вроде урядника. Виновата ли в этом была Юлька или Ларка и Митроха — раскольники, профессиональные воры, но прежде всего обыскали Юльку и потянули на допрос «у стан», т. е. в становую квартиру.

Мы, мальчишки, двинулись вслед гурьбой. Что там было и делалось на допросе — это знают Юлька да ключвойт в своем деле, чай, постарался. Кстати, пристава не было, и он был главным начальством.

Но вывели Юльку-Марынишку на грязный, после дождя, двор и два десятника стали ее валить в грязь, чтобы высечь. А ключвойт в фуражке с кокардой (в этом вся сила), стоя на крыльце, грозно прикрикивал, поощряя ревность десятских.

Долго они возились с Юлькой, скользя по грязи, долго раздавались площадные ругательства ключвойта по адресу неудалых десятских, ругались отборными словами и десятские и Роман прибавлял: «няужэш-такі мы яе не здолеем!» Но Юлька, отругиваясь подлейшими словами, тяжело дыша и с пеной на губах, держалась стойко. Платок у нее был сбит и валялся в грязи, волосы были спутаны, видимо, в них запускали руки, но она, разъяренная и сильная, как медведица, изворачивалась, вырывалась из рук и отшвыривала десятских.

Я следил за борьбой с замиранием сердца и — должен сознаться — все мои симпатии были на стороне злосчастной Юльки-Марынишки, заведомой воровки. Мне, разумеется, не приходил на мысль вопрос: по какому праву ее хотят сечь? Такого вопроса не только у меня, но и у людей взрослых не могло возникнуть: все тогда были уверены, что начальство может сечь. Десятники, конечно, в этом не сомневались. Может быть, несколько сомневался пан-ключвойт, но несомненно был уверен, что сойдет. Что такое Юлька-Марынишка? И куда пойдет она жаловаться? К нему же, ключвойту? Или в волость? Так что ему волость сделает, когда он ей не подвластен? Или даже к становому? А становой не то же ли делает? Сколько раз он также валял Ларку-куроцапа из Боборыки или Митрюху из Валобы?

Дело бывалое, и общая спайка. К моему величайшему удовольствию, Юльку так-таки два мужика не одолели. Ее даже не посадили в «холодную», где она не раз сиживала: видимо, ее дело было чистое, никаких следов.

С злобным, торжеством она выбежала из ворот, неся грязный платок под мышкой. Отчаянно ругаясь, она выражала свой протест способом редко практикуемым, но выразительным — протест злобного бессилия: через короткие промежутки она оголяла свой зад и, ругаясь, внушительно кивала им в сторону становой квартиры.

Я не скажу, чтобы я был возмущен такой формой протеста: надо же было дать исход ее напрасной обиде и ее душившей злобе. Это была высшая форма протеста из доступных ей.

Вскоре и Юлька-Марынишка, как и Верка, исчезла с Холопеничского горизонта, найдя более выгодное применение своим талантам в каком-нибудь городе…

Мой дед Винцесь тоже был в числе пострадавших. Отбывал он по наряду вместе со своим приятелем Игнацым Трыпутнем ночную «варту». Походив по улицам, постучав в стуколку, они уселись на базарной площади на ганку у Расеты да и вздремнули с устатку. А сотник Синепупов проверял караул и застал деда спящим сном неповинным. Ни слова не говоря, он стеганул его нагайкой через лоб и рассек переносицу. Пришел он домой окровавленный. Долго он с ней возился. Кое-как рана затянулась. Но след казачьей нагайки остался до самой смерти.

Но это не все. Украл казак поросенка у деда Винцеся и был пойман с поличным. Синепупов поставил попавшегося на воровстве на сутки под ранец, это значило стоять на часах с ранцем песку на плечах.

Казак Караваев, самый удалой из сотни, пригласил деда в корчму на угощение. Подпоив его, стал убеждать, какая тебе польза, что он будет страдать? Мы тебе полтинник заплатим за твоего поросенка: иди и скажи Синепупову, что стащил поросенка не этот казак, а кто-то другой. Он-де не виноват.

Дед Винцесь так и сделал. Синепупов тут же приказал растянуть его и всыпать десять ударов. Караваев, его провожавший и славившийся тяжелой рукой, постарался для товарища и для казацкой чести…

 

ЯКОВ ИЗ ЯКИМОВКИ

Он был красивый, рослый и здоровый парень. Семья была большая: четыре брата, молодец к молодцу. Его, как младшего, послали в имение в батраки, но он попал там в кухтики к моему отцу и, с течением времени, вышел в повара. Служил в тех же Холопеничах, связался было с Антей, судомойкой и прачкой и, когда она родила сына Володьку, ушел в город, в Минск, чтобы отвязаться. В Минске попал на хорошее место — к инженеру Цигареву. В то время инженеры жили — первый сорт, большими деньгами ворочали. Хорошо Яков зарабатывал да «разбэсціуся»: стал учащать на Новое Строение (слободку) и в карты играть в таких домах. Проиграв свои деньги, — хотел отыграться — и залез в ящик господского стола. Арестовали Якова, судили и, на первый раз, посадили на 6 месяцев. Это ничего не значит с кем не случается? Это не помешало ему служить снова у тех же Вилькенов. Но тюрьма многому его научила. Отойдя от Вилькенов, он обокрал основательно управляющего Вильма: все обчистил, несмотря на злых собак, которые к нему, как старому знакомцу, только ласкались. Чисто было сработано, но разодрался с братьями и хватил старшего бутылью по голове. Тот и выдал: нашли все вещи в омете соломы и двустволку в стрехе, в соломе же: искусно была зашита. Опять посадили Якова на полтора года.

Отсидев, он образовал крупную шайку воров, преимущественно из староверов, которым то дело за обычай.

Долго шайка оперировала в Холопеничской округе. Кражи делались крупные у богатых мужиков и помещиков; шли в открытую, в масках, с ружьями, кинжалами, топорами; ломали двери, вышибали окна, вязали дворню или домашних, подвергали пыткам несговорчивых. Все знали, что это дело Якова и компании, но Яков несколько лет безнаказанно разгуливал. После удачной операции он задавал громкий кутеж, так что местечко ходуном ходило, все знали, на какие деньги Яков кутит, но — наше дело — сторона — и шли к нему выпить дармового и закусить хорошенько. Власти его не трогали, ибо, с одной стороны, он давал — кому следовало, а с другой — его побаивались. Но после одного крупного нападения, с поджариванием пяток огнем, один из его сообщников был. взят на допрос и кое-что сболтнул. Тогда Яков ему подрезал жилы на ладонях: не болтай! Тот явился в больницу и на дальнейшем допросе рассказал, что знал. Взяли кой-кого из сообщников и стали Якова ловить. Долго он не давался, поджигая гумна и дома тех лиц, с кем имел счеты.

Наконец — как-то его поймали, с боем и усилиями, и он был сослан в Сибирь.

Так сошла со сцены и эта холопеничская знаменитость. По нашим местам он был первый бандит из белорусов. А то все этим делом промышляли староверы, народ более смелый и предприимчивый. Про их подвиги слагались целые эпопеи, но я их передавать не буду.

Скажу только, что чем далее, тем более их дерзость возрастала, причем компании их были разноплеменны, далеко неоднородны, как прежде, и этому начало положил Яков, показав, что и белорусы для крупных разбойных дел годятся.

Впрочем, расскажу один маленький эпизод из-за его характерности.

Ближайшие к Холопеничам деревни Боборыка и Валова славились наследственными ворами и разбойниками. После крупной кражи пошли «колотить» Боборыку, то есть делать обыски. Вошли урядник с десятскими в сарай и стали разгребать свежее сено. Напали на парня, который, говоря: «Ну, попался! Ваше взяло!» — спрыгнул с сеновала прямо на урядника и толкнул его так, что тот покатился, как картофелина. А сам — через плетень, в рожь и зашился. У парня была голова повязана белой холстинкой. Оказывается, что мужик, у которого была произведена кража, всадил ему заряд дроби в голову, вдогонку. Сильно израненный, он и убежал. Напрасно его искали и, не найдя, арестовали отца и мать. Осталась в избе одна девочка-девятилетка. И вот эта девочка тайком пробиралась в его логово в лозийках на болоте близ реки Иссы, доставляла ему корм, обмывала раны и обмазывала их ржаным тестом. За ней следили и не могли поймать. Его поймали уже глубокой осенью, когда он вновь перебрался на сеновал…

(Богданович А Мои воспоминания. «Неман», 1994, N 5–8).

 

УСПЕХ ЭДВАРДА ГЕНРИ

В конце 1896 г. в купе скорого поезда, следовавшего в Калькутту, молодой британский офицер с интересом рассматривал своего попутчика, привлекшего внимание своим странным поведением.

Попутчик был высоким, стройным, необычайно холеным человеком лет сорока пяти, с несколько удлиненной красивой головой, пышными волосами, расчесанными на пробор, темными усами. Весь его облик свидетельствовал о том, что это непременно либо высокого ранга чиновник, либо офицер. В течение часа он не шевелясь смотрел в окно, затем внезапно вынул из нагрудного кармана золотую ручку и стал что-то торопливо искать в остальных карманах своего, костюма. Так ничего и не найдя, он снял левую накрахмаленную манжету и начал на ней что-то быстро записывать. Самым удивительным было то, что он не только писал, но и рисовал какие-то дуги. Он несколько раз прерывал свою странную работу и, глядя перед собой, глубоко задумывался, затем дополнял записанное и нарисованное. К концу пути его манжета была полностью разрисована и исписана. На вокзале в Калькутте его встретили несколько слуг, которые увезли его в элегантном экипаже.

Молодой офицер не мог знать, что ему довелось присутствовать при событии необычайной важности, а о том, кто сидел напротив него, он и подавно не догадывался. Это был Эдвард Генри — генеральный инспектор полиции Бенгалии, провинции в Британской Индии. И в этот день на своей манжете он набросал основные принципы всеобъемлющей системы классификации отпечатков пальцев.

Генри — сын врача, родом из Шедуэлла, восточного пригорода Лондона. В 1873 г. в 23-летнем возрасте он отправился в Индию, где стал успешно продвигаться по ступеням служебной лестницы. В 1891 г. он занял должность генерального инспектора полиции Бенгалии. Сравнительно молодой, Генри выделялся образованием, умом, хорошим воспитанием и богатой фантазией. Одновременно с этим он обладал исключительными организаторскими способностями и математическими познаниями. Заняв столь высокий пост в Калькутте, он тотчас же ввел бертильонаж в работу полиции. С учетом очень низкого образовательного уровня работников индийской полиции тех лет и их неосведомленности о европейской системе мер Генри пришлось сократить измерения до шести величин. В соответствии с заключением лондонской комиссии Троупа в карточку с измерениями вносились в качестве особой приметы и отпечатки пальцев.

Достижения бертильонажа, особенно если сравнивать их с состоянием дел в сфере идентификации в прошлом, отрицать было немыслимо. В 1893 г. в Бенгалии благодаря антропометрическим измерениям удалось установить наличие прошлой судимости у 23 вновь арестованных. В 1894 г. это число возросло до 143, а в 1895 г. — до 207. К этому же году количество карточек, составленных в Бенгалии по системе Бертильона, достигло 100 тыс. Тут-то и обнаружилось наличие ошибок при обмеривании преступников. Возникли непреодолимые трудности с обучением индийских полицейских и тюремной администрации. Их необходимо было научить измерять заключенных так, чтобы на эти измерения можно было положиться. К тому же заполнение одной карточки занимало у них почти час, а для страховки измерения — повторяли трижды. Максимальный допуск колебался в пределах двух миллиметров. Но данные измерений отдельных людей часто отличались именно этими двумя миллиметрами. И, чтобы не проглядеть эти миллиметры, приходилось отыскивая нужную карточку, просматривать множество картотечных ящиков, на что тоже уходило не менее часа.

Пожалуй, только игрой случая или капризом судьбы, роль которых так велика в истории криминалистики, можно объяснить то обстоятельство, что Генри работал в Бенгалии — той же самой провинции, где полтора десятка лет тому назад проводил свои первые эксперименты с отпечатками пальцев Уильям Хершел. Генри жил в том же окружении и впитывал в себя те же впечатления. Во всяком случае, Генри независимо от Хершела уже в 1892 г. (то есть до решения комиссии Троупа) обратил внимание на проблему отпечатков пальцев. В 1893 г. в его руки попала вышедшая годом раньше книга Гальтона «Отпечатки пальцев». В 1894 г. из доклада комиссии Тройпа он узнал, что Гальтону не удалось решить проблему практической классификации отпечатков пальцев. И тогда Генри впервые задал себе вопрос: действительно ли эта проблема столь неразрешима?

Через несколько месяцев Генри уехал в отпуск на родину. Прибыв в Лондон, от тотчас же посетил Гальтона в его лаборатории в Саут-Кенсингтоне. Гальтон, которому было уже за семьдесят, встретил его без всякого предубеждения, не опасаясь за свой престиж, и поделился с Генри всеми своими сомнениями. Таинственный мир папиллярных линий зажег фантазию Генри. Он вернулся в Калькутту с чемоданом, до краев заполненным фотографиями отпечатков пальцев, и постоянно размышлял о них. В Калькутте он продолжал собирать образцы отпечатков и фотографировать их Он все сравнивал и сортировал отпечатки вплоть до декабря 1896 г., то есть до того момента, когда в поезде к нему неожиданно пришло решение проблемы классификации отпечатков пальцев — классификации, позволяющей без особого труда и в кратчайшее время найти нужные отпечатки.

Если быть точным, то идея эта родилась на свет благодаря сочетанию научно-исследовательских принципов Гальтона и организационно-практического таланта Генри. Последний никогда не забывал упомянуть о той благодарности, какую он испытывает к Гальтону, и даже похоже, став признанным корифеем дактилоскопии, Генри всегда считал уместным отдать должное заслугам Хершела и Фолдса. В последние недели 1896 г. Генри изобрел такой способ систематизации миллионов карточек с отпечатками пальцев, что любая из них могла быть найдена за самое короткое время. Он определил 5 основных узоров пальцевых отпечатков и четко охарактеризовал каждый из них с последующим подразделением. -

Итак, существовали простые дуги, пихтообразные дуги, радиальные петли, ульнарные петли и завихрения (радиальная петля обращена в сторону радиуса предплечья, то есть в сторону большого пальца; ульнарная петля обращена в сторону мизинца). Узоры можно сравнить с буквами латинского алфавита А, Т, R, V и W. Затем следовало — и это было главным для массовой регистрации — подразделение основных узоров. Для этого необходимо было провести уточнение рисунка, который Гальтон назвал треугольником, или дельтой. Этот треугольник мог образовываться, например, раздвоением одной-единственной папиллярной линии и двумя разбегающимися линиями. Генри определил для них исходные точки, названные им «внешними пределами». В так называемых петлях тоже имелись свои определенные точки, названные «внутренними пределами». Если провести прямую между внешними и внутренними пределами и сосчитать папиллярные линии, пересекаемые этой прямой, то их число окажется у разных людей различным. Это число можно обозначить цифрами и положить в основу группировки. Эти цифры, обозначающие основные узоры, дадут формулу, согласно которой будет достигнуто упорядочение классификации карточек с отпечатками пальцев.

То, что непосвященному человеку могло показаться сложнейшей системой, в действительности было простым методом, который легко осваивался в кратчайшее время. Для его применения на практике не нужно было ничего, кроме лупы и иглы для более удобного отсчета линий.

Еще в начале 1896 г. Генри отдал бенгальской полиции приказ прилагать к карточкам Бертильона карточку с отпечатками всех десяти пальцев преступника. Теперь же Генри решил испробовать свою систему на большом числе карточек «Если этот метод регистрации, — писал он, — окажется надежным, то я полагаю, что от антропометрии можно будет со временем отказаться…»

Спустя год, в январе 1897 г., Генри был уже полностью уверен в своей правоте. Он обратился к британскому генерал-губернатору Индии с предложением назначить беспристрастную комиссию, правомочную принять решение о введение регистрации по отпечаткам пальцев вместо бертильонажа. Несмотря на свойственную ему сдержанность, Генри откровенно ликовал, когда генерал-губернатор принял его предложение.

29 марта 1897 г. под председательством генерал-майора Шехана, «генерального инспектора Индии», в служебном помещении Генри в Калькутте заседала комиссия, выводы, сделанные ею два дня спустя, 31 марта, знаменовали для Генри величайший успех. «Ознакомившись с антропометрической системой и ее недостатками, — говорилось в выводах комиссии, — мы столь же внимательно изучили систему отпечатков пальцев. Первое, на что мы обратили внимание, — это простота самой процедуры снятия отпечатков пальцев и их четкость. Здесь не требуются ни особые инструменты, ни особое обучение сотрудников. Нам был также разъяснен и принцип классификации, предложенный мистером Генри. Способ настолько прост, что мы… смогли найти оригиналы двух сложнейших карточек… быстро, четко и без особого труда… Задача, осложненная недостаточной четкостью отпечатков, была решена нами в две минуты…»

Уже 12 июля 1897 г. генерал-губернатор окончательно отменил практику измерений и вместо нее ввел по всей Британской Индии дактилоскопию. С ее помощью в 1898 г. во всей Бенгалии были идентифицированы 345, а в 1899 г. — 569 преступников, две трети из которых с помощью бертильонажа идентифицировать бы не удалось.

А в это время сам Генри занимался изучением вопроса о возможности использования наличия на месте преступления отпечатков пальцев как вещественного доказательства; и вот то ли случай, то ли судьба послали Генри для проверки его метода как раз такое дело об убийстве, в котором он, так сказать, нуждался.

Время действия — август 1898 г. Место действия — отдаленная пограничная область между Бенгалией и Бутаном. Когда начальник британской полиции округа Джалпагури в сопровождении двух индийцев посетил в конце месяца чайную плантацию, он застал там подозрительную тишину и безлюдье. А когда приблизился к дому управляющего, никто не вышел ему навстречу. Входная дверь дома была открыта. В спальне он нашел самого управляющего, лежащего на кровати. Тот был мертв: у него было перерезано горло. Бумаги в письменном столе было перерыты, денежная шкатулка вскрыта, деньги похищены, исчезла и возлюбленная управляющего — туземка. В конце концов отыскали эту женщину и повара. Женщина во время совершения преступления в доме не находилась. Повар же видел, как вечером какой-то мужчина выбегал из дома, но в темноте не распознал его. Начальник полиции Джалпагури нашел бумажник управляющего. Денег в нем не было, только в одном отделении оказался измятый бенгальский календарь. На его светло-голубой обложке можно было различить еле заметное бурое пятно. У полицейского не было при себе лупы, но он предположил, что это отпечаток пальцами сообщил о своей находке в Калькутту.

Генри приказал снять отпечатки пальцев у убитого и у всех лиц, с которыми убитый имел дело, а затем, обеспечив сохранность этих отпечатков, доставить их немедленно в Калькутту. Здесь в течение нескольких минут установили, что бурое пятно представляет собой не что иное, как отпечаток, по-видимому, большого пальца правой руки. Отпечаток не принадлежал убитому. Он не принадлежал также и никому другому из ближайшего его окружения. После долгих расспросов выяснилось, что в конце 1895 г. убитый поймал на воровстве своего тогдашнего слугу Чарена, который был затем арестован и осужден в Калькутте. Во время своего ареста слуга поклялся отомстить управляющему.

Генри дал распоряжение искать отпечатки пальцев Чарена.

Возможно, они уже есть среди карточек, которые в начале 1896 г. завели дополнительно к карточкам с данными измерений. Если же их не найдут в новой картотеке, то существовала еще одна возможность — отыскать его отпечатки в более старых антропометрических карточках, на которые иногда уже тогда заносили отдельные отпечатки пальцев. В поименном реестре нашлась, карточка с измерениями Чарена. В ней оказался отпечаток большого пальца его правой руки, который соответствовал отпечатку большого пальца, найденному на календаре.

По случаю бриллиантового юбилея царствования королевы Виктории в 1897 г. амнистировали большое количество заключенных, в их числе оказался и Чарен. После этого он исчез. Прошли недели, прежде чем удалось его разыскать, арестовать и предать суду в Калькутте. Впервые судьи столкнулись с отпечатками пальцев как средством доказывания. Чарен упорно отрицал свою причастность к убийству. Неопределенность ситуации заставила суд пойти на компромисс. Чарена осудили за хищение, а не за убийство. Вынести смертный приговор, основываясь на отпечатке одного пальца, - на такое суд не смог решиться. Все это было слишком ново, слишком неопределенно, слишком революционно для тех, кому до сего времени приходилось выносить смертные приговоры лишь на основании свидетельских показаний.

К моменту вынесения приговора по этому делу Генри был уже занят новыми проектами. Он написал книгу «Классификация и использование отпечатков пальцев», изданную за счет британской администрации. Одновременно, извлекая урок из дела Чарена, он разрабатывал новый, свой собственный способ регистрации отпечатков пальцев. Он хотел собрать отдельные отпечатки пальцев и упорядочить их таким образом, чтобы как можно проще проводить идентификацию, подобную той, какая имела место в Джалпагури. В то время еще нигде за пределами Индии не было известно о поразительных успехах в области идентификации, достигнутых в Бенгалии.

Далек был путь из Индии в Лондон, да и колесо бюрократической машины поворачивалось очень медленно, но все же она работала, и поэтому отчет комиссии генерал-майора Шехана из Калькутты наконец достиг адресата. Он отказался в министерстве внутренних дела как раз в то время, когда Скотланд-Ярд был ввергнут в очередной кризис вследствие англо-бурской войны. Демонстрации безработных сотрясали Лондон. Лавина преступлений нарастала. Сэр Эдвард Брэдфорд, 13 лет занимавший пост начальника полиции, обессилел. Сэр Роберт Андерсон, шеф отдела уголовного розыска, был накануне ухода на пенсию. Что касается службы идентификации, то Мелвилл Макнэтен не достиг ничего существенного. Не то чтобы бертильонаж полностью перестал быть действенным, нет — для того времени и он был прогрессом. Но нерешительность комиссии Троупа все еще сказывалась на работе отдела измерений. К тому же Гальтон выпустил новую книгу — «Дактилоскопический справочник», — оставлявшую полную уверенность в том, что решение проблемы отпечатков пальцев на подходе. Потому-то сообщения из Индии и попали на благодатную почву.

5 июля 1900 ι\ в Лондоне начала свою работу новая комиссия под председательством лорда Белпера. Генри вызвали в Лондон для доклада. Гальтона пригласили как эксперта, а заодно с ним и всех сотрудников Скотланд-Ярда, проработавших 5 лет по системе, сочетающей в себе метод Бертальона с отбором отпечатков пальцев. Это были Макнэтен, Стэдмэн, Коллинз, а также д-р Гарсон, который в 1894 г. с большим усердием отстаивал антропометрию.

Выступление Генри имело огромный успех. Фрэнсис Галь-тон лишний раз доказал свое внутреннее благородство, даже не намекнув, скольким обязан ему Генри, а лишь признав его систему практическим решением вопроса. Будучи мелким карьеристом, он мгновенно сообразил, что ему следует переменить лошадей и «оседлать» отпечатки пальцев. После этого он вдруг принялся расхваливать систему классификации отпечатков пальцев, которую разработал сам. Но его система оказалась настолько несовершенной, что комиссия без лишних споров отклонила ее. После тщательного обсуждения вопроса лорд Белпер от имени комиссии рекомендовал в ноябре 1900 г. отменить в Англии бертильонаж и перевеете всю систему идентификации преступников на дактилоскопию, предложенную Генри.

Но это еще не все. Министр внутренних дел назначил Генри заместителем начальника полиции Лондона и шефом отдела уголовного розыска. В марте 1901 г. Генри приступил к исполнению своих новых обязанностей. Начал он с визита в то скромное помещение, где работал инспектор Стэдмэн, сержанты Коллинз и Хант. Стэдмэн к тому времени был уже тяжело больным человеком, и Коллинз с Хантом практически вдвоем выполняли всю основную работу. По сравнению с опытами Генри в Калькутте их успехи выглядели довольно жалкими. Собранные ими отпечатки пальцев были технически плохо сняты, нечетки, неправильно систематизированы, да и хранились в тесных ящиках обычного платяного шкафа.

Но Генри сумел заразить своей страстью к дактилоскопии Коллинза и Ханта. Он предоставил в их распоряжение образцы отпечатков, собранных им в Индии, и научил их различать узоры папиллярных линий. Его дидактические способности были настолько велики, что Коллинз в кратчайший срок стал крупнейшим английским дактилоскопистом тех лет. Уже через год, к маю 1902 г., новый дактилоскопический отдел идентифицировал 1722 рецидивиста. Это число в четыре раза превосходило самые лучшие показатели, достигнутые при применении бертильонажа. Но Генри прекрасно понимал, что этого мало, для того чтобы Англия пала перед дактилоскопией. Ему нужны были достижения такого уровня, которые сломали бы скептицизм судей в отношении отпечатков пальцев и рассеяли недоверчивость общественности.

Такая возможность впервые предоставилась уже в 1902 г. во время ежегодных скачек в Ипсоме. Мелвилл Макнэтен позже вспоминал: «В первый день скачек мы боялись, что нам ни за что не справиться. В шесть или семь часов вечера полиция привезла в тюрьму всех уголовников (мошенников и карманников), которых удалось задержать на скачках. Уже на следующее утро, в 9 часов 30 минут, они должны были предстать перед мировыми судьями. Поэтому мы послали в Ипсом несколько специалистов. Они отобрали отпечатки пальцев у 45 арестованных и привели их в Скотланд-Ярд. Два сотрудника отдела дактилоскопии в ту же ночь сверили отпечатки пальцев, и двадцать девять человек из этих арестованных были распознаны как ранее судимые. Карточки «грешников» главный инспектор (к тому времени Коллинз был назначен главным инспектором) рано утром отвез в Ипсом. Когда преступники предстали перед судом, то с учетом их прежних судимостей они были подвергнуты двойному наказанию. Один из них назвался Грином из Глостера. Он уверял, что никогда прежде не был судим, а ипподром для него — мир совершенно неизвестный. Когда главный инспектор назвал ему его подлинное имя — Бенджамен Браун — и уточнил, что он вовсе не из Глостера, а из Бирмингема и за ним значится изрядное количество судимостей, арестованный разразился бранью: «Проклятые отпечатки пальцев! Я так и знал, что они меня выдадут!»

В том же году Генри получил еще один, более значительный шанс. На этот раз речь шла об отпечатках пальцев, обнаруженных на месте преступления. В августе 1902 г. на месте кражи со взломом на Денмарк-хилл Коллинз обнаружил на свежевыкрашенном подоконнике четкие отпечатай пальцев человека, который, как тут же показала карточка, совсем недавно отбыл срок заключения за другую кражу со взломом. Звали его Джексон. Он был арестован и препровожден в тюрьму Брикстоун. Там для полной уверенности Коллинз снял с него отпечатки пальцев еще раз. Никакого сомнения — во время взлома Джексон находился в доме на Денмарк-хилл.

Кража со взломом. — это преступление, не входящее в компетенцию мирового судьи; такие дела рассматриваются в знаменитом Олд-Бейли — лондонском уголовном суде с участием присяжных заседателей. Генри решил воспользоваться этим шансом и сделать все возможное для достижения нужного ему результата. Он понимал, что лишь обвинитель с исключительным авторитетом, славой и талантом будет в состоянии преодолеть барьер недоверия и предубеждений, сковывавших и консервативных английских судей, и присяжных.

Таким человеком был прокурор Ричард Мыоир. 45-летний Мьюир занимал видное место среди среднего поколения адвокатов, которые выступали обвинителями от имени британской короны. Дела об убийствах, — такие, как дело Криппена, сделали имя Мьюира известным даже за пределами Англии. После переговоров с Генри Мьюир лично отправился в Скотланд-Ярд. Четыре дня он со свойственной ему тщательностью неумолимо экзаменовал Коллинза. Четыре дня перепроверял он методику дактилоскопии, регистрации и уже достигнутые результаты. Наконец он настолько убедился в преимуществах этого метода, что высказал готовность взять дело, даже менее важное, чем дело Джексона, только для того, чтобы гем самым помочь Генри и его системе отпечатков пальцев добиться общественного признания.

2 сентября 1902 г. Джексон предстал перед судом в Олд-Бейли. История не сохранила для нас точного отчета об этом процессе. Известны лишь его результаты. Мьюир совершил чудо: убедил недоверчивых присяжных в абсолютной надежности идентификации с помощью отпечатков пальцев. Джексон был признан виновным и приговорен к шести годам каторжной тюрьмы.

(Торвальд Ю. Век криминалистики. Москва, 1984).

 

ДЕТЕКТИВ ДЖОЗЕФ ΦΟΡΟ И ВОР ИЗ ОТЕЛЯ

«

УОЛДОРФ-АСТОРИЯ»

В 19.04 г. новый шеф Нью-Йоркской полиции Мак-Аду решил поглубже ознакомиться с проблемой отпечатков пальцев. Детектив сержант Джозеф Форо получил задание отправиться в Лондон, чтобы ознакомиться там с работой Скотланд-Ярда, куда он и прибыл весной 1904 г. Главный инспектор Коллинз оказался хорошим учителем. Когда Форо вернулся в Нью-Йорк, там произошли определенные перестановки. Новый шеф полиции уже не интересовался «научными идеями». Он посоветовал Форо как можно скорее забыть об отпечатках пальцев. Однако Форо не только не забыл, но и стал сам экспериментировать. У всех арестованных он начал снимать отпечатки пальцев. Затем он создал свою собственную частную коллекцию отпечатков пальцев. Так продолжалось до 1906 г.

16 апреля 1906 г. во время ночного патрулирования Форо подошел к всемирно известному отелю «Уолдорф-Астория». Он решил проинспектировать помещение отеля. Поскольку там в основном останавливались богачи, то, естественно, это место любили посещать воры и взломщики. Случай привел Форо на третий этаж, где он столкнулся с человеком в смокинге, но босиком, выходившим из чужих апартаментов. Несмотря на бурные протесты этого господина, Форо его арестовал и доставил в полицию. С явным английским акцептом задержанный заверял, что его зовут Джеймс Джонс и он благопристойный англичанин, искавший всего лишь любовных приключений. Он требовал встречи с британским консулом и всячески угрожал Форо неприятными последствиями. Коллеги советовали Форо освободить задержанного. Однако Форо поступил по-своему. Он снял у Джонса отпечатки пальцев, вложил карточки с ними в конверт, отправил отпечатки Коллинзу в Скотланд-Ярд.

17 апреля письмо Форо ушло в Лондон. 1 мая Форо нашел на своем столе ответ из Лондона. В нем лежали отпечатки пальцев Джонса и фотография дактилоскопической карты из картотеки Скотланд-Ярда. В сопроводительном письме говорилось:'«Отпечатки пальцев Джеймса Джонса идентичны зарегистрированным у нас отпечаткам пальцев Даниеля Нолана, он же Генри Джонсон, имеющего 12 судимостей за кражи в отелях, в настоящее время разыскиваемого по делу о взломе в доме известного английского писателя и похищении у него 800 фунтов… Предполагается, что он сбежал в США». На прилагаемых двух фотокарточках был изображен арестованный Форо человек.

Благодаря лондонскому материалу арестованный прекратил сопротивление. Он сознался, что в действительности он и есть Генри Джонсон, или Даниель Нолан. Впоследствии его судили и приговорили к 7 годам тюремного заключения.

2 мая в газетах появились первые сообщения о необычайном происшествии с Форо. Впервые американские полицейские репортеры признали, что и отпечатки пальцев могут стать истинной сенсацией. Их сообщения дошли до Сан-Фрациско и Лос-Анджелеса. Однако прошло еще 4 года, прежде чем в Нью-Йорке наступил перелом в отношении к дактилоскопии.

 

ПОХИЩЕНИЕ «МОНЫ ЛИЗЫ

»

22 августа 1911 г. парижские газеты взбудоражили своих читателей сообщением, которое, в глазах многих французов означало национальную катастрофу. Накануне, в понедельник 21 августа, из салона Карре в Лувре исчезла всемирно известная картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза». (Эту картину принято считать портретом супруги флорентийского дворянина дель Джокондо, отсюда и другое название — «Джоконда»).

Сначала в музее пытались найти вразумительное объяснение отсутствию картины (будто бы картину отнесли к фотографу), но вскоре дирекция музея вынуждена была заявить, что этот шедевр, гордость Лувра, похищен неизвестными.

Когда хотели подчеркнуть полную невероятность какого-либо событий, в Париже обычно говорили: «Это все равно, что захотеть украсть «Мону Лизу». А тут ее действительно украли, и нервозность нации, порожденная предчувствием грядущей войны, нашла себе выход в политическом скандале’ Дело доходило до абсурднейших обвинений, жалоб, предложений. Так, подозревали германского кайзера Вильгельма И, якобы организовавшего эту кражу, чтобы задеть французскую гордость. Немецкие газеты платили той же монетой. «Кража «Джоконды», — писала одна из них, — ничто иное, как уловка французского правительства, намеренного ввести в заблуждение свой народ, вызвав германофранцузский конфликт».

Вся французская полиция была поставлена на ноги, на всех границах и портах был установлен строжайший контроль. Министр внутренних дел, генеральный прокурор Лекуве, начальник полиции Лепэн, шеф Сюртэ Амар и Бертильон прибыли на место происшествия. Картина, написанная на деревянной доске, была снята со стены вместе с рамой. Сама рама лежала на боковой лестнице, которой пользовались только служители Лувра. Значит, картину вынули из рамы. Казалось неправдоподобным, что вору удалось, пройдя мимо музейных сторожей, незаметно вынести тяжелую картину.

Сотни подозреваемых подверглись проверке. Проверяли даже психиатрические клиники, так как было известно, что некоторые из душевнобольных выдавали себя за любовников Моны Лизы. Под подозрением оказались художники: кстати, молодого Пикассо тоже считали причастным к этой краже. Но вдруг пришло известие: Альфонс Бертильон напал на след — он обнаружил отпечаток человеческого пальца, оставленного на стекле музейной витрины.

Известие подтвердилось. Бертильон действительно нашел отпечаток пальца. Было такое впечатление, что повторяется история с Шеффером, происшедшая в 1902 году. Но ничего не повторилось. Первые оптимистические надежды, возлагавшиеся на Бертильона и отпечатки пальцев, оказались иллюзией. Ожидалось, что нужные результаты даст дактилоскопическая проверка многочисленных подозреваемых, — все напрасно. В итоге об отпечатках пальцев перестали говорить, а Сгортэ бросалось то по одному, то по другому следу, все больше подгоняемое возмущением общественности, но ничего, кроме издевок и насмешек, не добилось.

2 декабря 1913 г., то есть почти через 28 месяцев после кражи, неизвестный, назвавшийся Леонардом, предложил флорентийскому антиквару Альфредо Гери купить у него «Мону Лизу». Незнакомец объяснил, что у него только одна цель — вернуть Италии шедевр, украденный Наполеоном (что вовсе не соответствует истине). Через некоторое время он лично привез картину во Флоренцию. После ареста он сам раскрыл секрет кражи, чем вызвал новый скандал, и если бы это тогда же стало известно французской общественности, то, несомненно, подорвало бы у нее все еще чрезвычайно большую веру в Бертильона.

«Леонард» сам похитил картину, Его настоящие имя и фамилия — Винченцо Перруджа. Он итальянец, а в 1911 г. работал в Париже маляром, причем какое-то время именно в Лувре.

В тот роковой понедельник 1911 г., когда исчезла «Мона Лиза», он навещал своих коллег маляров, работающих в Лувре. Музей в этот день был закрыт для посетителей, но сторож, знавший Перруджу, впустил его. Внутри никто не обращал на него внимания. Некоторое время он спокойно ждал, оказавшись совсем один в салоне Карре, затем снял со стены картину с рамой, нашел боковую лестницу, вынул картину из рамы и спрятал ее под свой рабочий халат. Так он и прошел мимо сторожей, а затем дома, в своей убогой комнатке на улице Госпиталя Сен-Луи, спрятал ее под кровать.

Сама легкость совершения такой кражи была позором для охраны Лувра, а то, что вора так долго не могли разыскать, было позором еще большим. А все дело в том, что, как теперь выяснилось, Перруджа — бездельник и психопат по отзывам знавших его — не однажды арестовывался французской полицией в годы, предшествовавшие краже, причем последний раз в 1909 г. за попытку ограбить проститутку. Тогда у него сняли отпечатки некоторых пальцев согласно схеме, предложенной Бертильоном в 1894 г. Они оказались в рубрике «особых примет» в метрической карточке Перруджи. Но так как в 1911 г. количество антропометрических карточек с отпечатками пальцев было уже слишком велико, чтобы их можно было просмотреть одну за другой, как это было сделано в случае с Шеффером, то Бертильон оказался не в состоянии сравнить отпечатки, найденные Лувре, с имевшимися у него в картотеке. Кража, которую можно было бы раскрыть за несколько часов, более двух лет оставалась неразгаданной.

(Торвальд Ю. Век криминалистики. Москва, 1984)

 

КРАЖИ ПО ЗАКАЗУ

По нынешним меркам похититель «Моны Лизы» — чудаковатый кустарь-одиночка. Ныне размах иной — что ни год, то новая «кража века».

…Октябрь 1985 г. Парижский музей Мармоттан. Средь бела дня несколько «искусствоведов» с пистолетами повергли ниц немногочисленных посетителей, загнали в гардеробную служителей и с большим знанием дела отобрали лучшие картины. Вся операция заняла пять минут. Исчезли всемирно известные шедевры художников-импрессионистов — Клода Моне, Опоста Ренуара, Берто Моризо. Уже после кражи была определена приблизительная стоимость похищенного — 100 млн. французских франков. Историки искусств припомнили когда-то сам Клод Моне с большим трудом продал свое «Впечатление. Восходящее солнце», давшее название течению импрессионизма, за тысячу франков.

Пять лет французские детективы при участии Интерпола занимались розыском украденных картин. Удалось выйти на след международного преступного синдиката, объединяющего, по мнению полиции, до 100 профессиональных гангстеров с искусствоведческим образованием. Следствие выявило связь японской мафии с корсиканскими бандитами, и в конце 1990 г. все 9 шедевров из Мармотгаиа были найдены на юге Корсики и вернулись в свои пенаты.

Как тут не вспомнить еще об одной «краже века», что вошла в «Книгу рекордов Гиннеса» 1985 г., - о похищении картины Вермера «Дама, диктующая письмо своей служанке» и 18 других ценных полотен из частного собрания Альфреда Бейта (Блессингтон, Ирландия). Коллекционер не пожалел денег на розыски украденных произведений стоимостью свыше 19 млн. американских долларов, и они вскоре были найдены.

Примеры «краж века» можно продолжать, причем стоимость похищенного поражает воображение. Из музея Изабеллы Гарднер в Бостоне в 1990 г. было украдено ценностей, включая полотна Рембрандта, Эдгара Дега, Эдуарда Мане, Яна Вермера, на 200 млн. американских долларов. Судьба шедевров бостонского музея до сих пор неизвестна, хотя их поиском занимаются лучшие детективы. Аукционными фирмами «Сотбис» и «Кристис» преступникам был даже предложен выкуп в миллион долларов.

Из музея Ван Гога в Амстердаме в 1991 г. похищено 20 картин, оцененных в 500 млн. американских долларов. Преступники, у которых сломался автомобиль, были пойманы через 35 минут.

В эту «обойму» попали и 18 шедевров Третьяковской галереи, похищенных в 1991 г. с выставки в Генуе. Спустя полтора' месяца вызволенные итальянской полицией из рук мафиозной группы, они вернулись на берега Москва-реки. Но так бывает далеко не всегда. Из 301 тыс. произведений искусства, археологических ценностей, предметов церковной утвари, похищенных только на Апеннинах за последние 20 лет, найдено всего 110 тыс. Страны Европейского Сообщества только в позапрошлом году лишились более 60 тыс. предметов искусства, каждый средней стоимостью 10 тыс. американских долларов. А общая мировая сумма краденого составляет 6 млрд, долларов в год. Такова оценка английского журнала «Трейс», который издается в Плимуте и публикует списки украденных произведений искусства и антикварных ценностей.

Стимул для преступлений велик Картины и скульптуры знаменитых мастеров, антиквариат уже давно стали «самой твердой валютой», которой не страшны никакие финансовые и экономические неурядицы. Более того, рыночная стоимость этих непреходящих ценностей непрерывно растет. Приведу лишь один, правда, особенно разительный пример. Американская миллиардерша Джоан Пейсон купила в 1947 г. «Ирисы» Ван Гога за 84 тыс. американских долларов. Купила не без колебаний: не дороговато ли? Сорок лет спустя ее сын Джон Пейсон решил выставить «Ирисы» на продажу. И получил за нее на Нью-Йоркском аукционе «Сотбис» целое состояние - 53,9 млн. американских долларов. То есть стоимость Толста возросла более, чем в 640 раз!

Высокие легальные цены стимулируют нелегальный рынок. Погоня за произведениями искусства породила «индустрию» их воровства и перепродажи, ставшую головной болью для полиции во всем мире. Ричард Вольпе, опытный детектив-искусствовед, прослуживший в Нью-Йоркской полиции 25 лет, утверждает, как это ни парадоксально, что «воры виновны менее всего». Эти «рабочие мулы», считает он, не могли бы ничего сделать без кооперации с владельцами галерей, перекупщиками с «блошиных рынков», сотрудниками аукционных домов, музеев, страховых контор, с коллекционерами и даже фирмами по установке сигнализации, которые порою играют роль наводчиков. За такими тайнами, как ограбление бостонского музея Гарднер, стоит обычно, мафия. Специально для богатых и не слишком разборчивых коллекционеров преступный франко-японский синдикат даже издает красочный каталог, по которому можно выбрать краденого Моне, Коро или Ренуара. Больше того, за отдельную плату гангстеры берут «заказы» на картины, еще украшающие стены той или иной галереи. И все же сбыть всемирно известный шедевр очень сложно. Завладев знаменитой картиной, осведомленные в искусстве воры, как правило, пытаются получить за нее выкуп. А если это не удается, то бросают или уничтожают ее. Известны случаи, когда ценнейшие полотна разрезали на части и продавали коллекционерам, жаждущим заполучить хотя бы кусочек шедевра.

По статистике Интерпола, в Европе чаще похищаются менее известные работы, которые легче сбыть за пределами той страны, где они были украдены. В 1990–1992 гг. обозначились новые потоки, подпитывающие черный рынок и аукционы произведений искусства. С крушением социализма в Восточной Европе и СССР открылись шлюзы, через которые на запад континента потекли картины, иконы и другие художественные ценности. Резко возросло число краж из музеев и частных коллекций. Из бывшего Советского Союза за границу вывезено в последнее время около 80 % остававшихся здесь древних икон. Теперь первоклассные доски всплывают на торгах и уходят невесть куда зачастую по бросовым ценам. По мнению компетентных представителей российской таможни, удается пресечь лишь десятую часть «культурной» контрабанды из страны

Контакты соответствующих полицейских служб разных стран координирует Интерпол. Он ведет фототеку украденных и разыскиваемых художественных ценностей. Все связанные с этим данные, включая обстоятельства похищения, введены в ЭВМ в его штаб-квартире. На основании анализа многих преступлений служащие Интерпола могут предугадать «маршрут» пропавшего шедевра, поскольку им известны почти все частные коллекции мира, владельцы которых не гнушаются приобретать краденое Интерпол объявляет международный розыск похищенных предметов искусства, для чего издает специальные бюллетени. Совместно с ЮНЕСКО, он постоянно призывает все страны провести полный учет своих культурных ценностей, усилить охрану музеев, церквей, государственных и частных коллекций. К этим разумным рекомендациям следует прислушаться и республикам бывшего СССР, незадолго до своего распада вступившего в Интерпол. Иначе всемирный «музей похищенных шедевров.» существенно пополнится новыми экспонатами.

(Альберт Пин. Искусство в осаде. «Деловые люди», 1992).

 

КРАЖА В УСПЕНСКОМ СОБОРЕ

Эта дерзкая кража произошла весной 1910 г. В Успенском соборе слева от царских врат находилась икона Владимирской Божьей Матери в огромной божнице. Божница эта была в сажень высотою, аршина полтора шириною. Икона Владимирской Божьей Матери была древней святыней Руси и любимейшей для царской семьи, так как этой иконой был благословлен на царство первый из дома Романовых — царь Михаил Федорович. Золотая риза образа была богато украшена драгоценными камнями, но особую стоимость представлял собой огромный квадратный изумруд, величиной чуть ли не со спичечную коробку, зеленевший среди сверкающих бриллиантов. При осмотре иконы оказалось, что эти камни вместе с кусками золотой ризы были грубо вырезаны каким-то острым инструментом и исчезли бесследно. Живопись самой иконы не была повреждена.

При осмотре на подоконнике узкого окна, расположенного над иконами, были обнаружены следы потревоженной вековой пыли. Стекло левого окна было разбито, несмотря на полувершковую толщину. Это окно, как и все окна собора, было таким узким и длинным, что напоминало собою бойницу, через которую человек вряд ли мог выбраться.

Дело вел начальник московской сыскной полиции А.Ф.Кош-ко. В Петербург были посланы телеграммы о случившейся краже.

Вскоре был получен ответ от министра внутренних дел, что Государь Император приказывает приложить все, силы и средства как к розыску похищенного, так и к обнаружению виновного.

Препятствием в следствии было то, митрополит Владимир настаивал на продолжении обычных богослужений. Он утверждал, что вор уже скрылся с территории храма. Следователь был другого мнения. Богослужения не были возобновлены, а у выходов храма была установлена засада. Через несколько суток это дало свой результат. Надзиратель, стоявший на наружной охране собора, сообщил, что в соборе слышна стрельба. Охрана была немало ошарашена проявлением признаков жизни среди царившей несколько суток тишины. В напряжении прошло несколько часов. Начались слышаться стуки. Кто-то то ли скреб, то ли бил стену. Вдруг с самого верхнего ряда икон сорвался образ и с грохотом упал па плиты каменного пола. Шум временно затих и наступила гробовая тишина. На том месте, откуда упала икона, появилось нечто. Что это было — разобрать никто не мог. По форме вроде бы человек, но без глаз, носа, рта и ушей. Охрана начала беспорядочную стрельбу из маузеров по страшному призраку. При первом же выстреле он, хватаясь и цепляясь за иконы, упал на пол. Тут только стало видно, что это человек. Пули его не задели, но одна пробила икону святителя Пантелеймона.

Весть о поимке вора-святотатца быстро разнеслась по Москве и толпы народа, горя жаждой мщения, хлынули к собору, желая самосудно разделаться с дерзким осквернителем святыни. Вор был вывезен из храма через Тайнитские ворота, хотя для этой цели был доставлен автомобиль, ждавший со стороны Кремлевской площади.

Вора вымыли и переодели. Им оказался Сергей Семин — ученик ювелирного дела. Он рассказал, что все эти трое суток. с лишним скрывался за иконами. Когда сыщики обшаривали шестами пустое пространство, то его не нащупали лишь потому, что ему удалось. забиться в нижнюю выступающую часть сплошной иконной стены. Шест, опускаемый сверху, доходил до пола, но не мог проникнуть круто в сторону и зацепить укрывавшегося.

Семин в своей засаде переживал муки голода и жажды. За все это время он съел лишь одну просфиру и выпил бутылку кагора, найденную им в алтаре. План действий был заранее выработан и состоял в том, чтобы, по совершении кражи, спрятать драгоценности в заранее присмотренном месте и, разбив окно, выбраться наружу. За похищенным вор намеревался явиться через месяц-другой, когда страсти улягутся. Однако Семин ошибся в размерах окна. Глядя снизу, он нашел его достаточно широким. Свершив преступление и разбив окно, он тщетно пытался просунуть в окно голову и пролезть — окно оказалось слишком узким.

Украденное было спрятано в одной из гробниц в соборе. На суде Семин был приговорен к 8 годам каторжных работ. Вскоре к следователю, т. е. А.Ф.Кошко, явилась делегация от церковных властей и поднесла в подарок копию иконы Владимирской Божьей Матери в кованой серебряной ризе с соответствующей надписью. Она была благословлена митрополитом Владимиром. Эту икону А.Ф.Кошко передал своему сыну-стрелку, она погибла в Царском Селе при разгроме большевиками его квартиры.

 

РОЗОВЫЙ БРИЛЛИАНТ

В 1913 г. произошла кража у знатной московской барыни — княгини Шаховской-Глебовой-Стрешневой — одной из богатейших женщин России того времени. В ту пору княгиня жила в одном из своих подмосковных имений. И вот однажды она стала жертвой дерзкой кражи. В уборной, примыкавшей к ее спальне, находился несгораемый шкаф. В этом шкафу княгиня имела обыкновение хранить свои драгоценности, особенно дорогие ей по фамильным воспоминаниям. И вот из этого шкафа исчезли две нитки крупного жемчуга, кольцо с сердоликом и розовый бриллиант. Сердоликовое кольцо имело лишь историческую ценность. Под его камнем хранился крохотный локон волос, некогда принадлежавший Евдокии Лопухиной — первой жене Императора Петра. Она окончила свою жизнь, как известно, в монастыре. Один из Стрешневых, влюбленный в царицу Евдокию, выпросил у нее эту дорогую ему память. С тех, пор эта реликвия переходила в роду Стрешневых от отца к сыну. В конце концов, с прекращением прямого мужского потомства, она перешла к княгине.

Нитки жемчуга были просто ценностью материальной. Что же касается розового бриллианта, то в нем соединялось и то, и другое. С одной стороны, он был подарен в свое время царем Алексеем Михайловичем своей жене, с другой — он являлся раритетом в царстве минералогии.

Подозрения княгини пали на ее французского секретаря, который служил у нее уже 20 лет. У секретаря не оказалось алиби. Было недоказанным, где он был несколько часов накануне кражи. Секретарь был препровожден в тюрьму.

В ходе следствия выяснилось, что 3 месяца тому княгиней был уволен лакей Петр Ходунов, прослуживший у нее 8 лет и пользовавшийся доверием. Этот лакей не раз путешествовал в штате княгини, следуя за ней за границу на ее собственной яхте. Княгиня на столько доверяла ему, что бывали случаи, когда она приказывала Петру открывать заповедный несгораемый шкаф и приносить или прятать в него те или иные драгоценности. Уволен он был по довольно странной причине. Оказалось, что этот смирный человек вдруг принялся грубить, пьянствовать, словно напрашиваясь на увольнение. Были наведены справки о его судимости, и оказалось, что Петр Ходунов дважды судился за кражи и отбывал за них тюремное заключение.

За Ходуновым было установлено наблюдение, выяснилось, что он ведет довольно рассеянную жизнь, пьянствует по трактирам.

Через несколько дней Петру Ходунову удалось укрыться от наблюдения. Следственная группа отправилась на его место жительства. Подозреваемый занимал квартиру и две комнаты с кухней. Одну из комнат он сдавал сапожнику, а в другой жил с девицей Танькой и ее матерью. Ходунова в квартире не оказалось. Женщины, словно предупрежденные, вели себя вызывающе. Тщательный обыск ничего не дал. Сапожник, девица и ее мать были арестованы. На допросе они все отрицали. Вскоре сапожник, испугавшийся угрозы отсидки в тюрьме за укрывательство, начал рассказывать. Выяснилось, что за час до прихода группы на квартиру сюда прибегал 'Петька. Он схватил баульчик, сказал что-то про депешу тете Кате и убежал. Где живет эта Катя было неизвестно. Сапожник отметил, что стиль жизни с недавних пор на квартире Петьки изменился. Они стали лучше питаться, частыми стали гости и пьянство, а недавно Танька получила в подарок золотые сережки.

На следующий день инспектору доложили, что мать просит разрешения прислать арестованной дочери пищу и смену белья. Полиция пустилась на хитрость. Передача была скромной: горшок щей, круглая булка, чистая сорочка. Полицией была написана записка: «тетей Катей от Петьки получена депеша. Спрашивает, как ему быть?» Эта записка была вместе с огрызком карандаша запечена в особую булку и передана Таньке вместе с корзинкой, щами и рубашкой.

На следующий день, при отдаче Танькой пустого горшка и грязной сорочки, в рубце ее подола был найден зашитый ответ, написанный ею на той же бумажке. Он был таков: «вели тете Кате послать депешу в Нижний Новгород (следовало название улицы и гостиницы), написав, что я под замком».

Группа отправилась в Нижний Новгород. По словам начальника местного сыскного отделения, Петькино пристанище оказалось скверненькими меблированными комнатами где-то за Окой. Содержал эти комнаты старик, некогда служивший в сыскной полиции и не порвавший с ней связи доныне. Он не раз оказывал услуги местному начальнику, сообщая о подозрительных типах, посещавших его комнаты. Старик рассказал, что Петр Ходунов уже третий день снимал номер, с утра уходил, весь день пропадал, а к вечеру возвращался с ярмарки пьяным.

Полицией был предпринято следующее. Двое сотрудников заняли соседнюю комнату, в тонкой стене были проделаны отверстия для наблюдения. На утро один из агентов докладывал, что Петька встал, спрятал один сверток в карман пиджака, а другой, маленький, развернул, рассмотрел перед окном и поглядел сквозь него на свет. В руках у похитителя был розовый камень. После этого Петька, самодовольно улыбнувшись, завернул камень в бумажку и спрятал его в нижний правый карман жилетки. Затем он написал какое-то письмо и начал собираться уходить.

Группа отправилась за ним. Путь Петьки лежал к Главному ярморочиому зданию, где во время ярмарки помещался почтамт. Растерянный и изумленный Петр Ходунов был задержан полицией. Оказалось, что сердоликовое кольцо было продано на ярмарке персу. Лавка перса была указана и кольцо у него отобрано.

Княгиня Шаховская-Глебова-Штрешнева была и радостна и смущена. Она была довольна, что у нее снова были драгоценные семейные реликвии, однако, она была огорчена своим несправедливым отношением к секретарю.

 

КРАЖА В ХАРЬКОВСКОМ БАНКЕ

Это дело мне особенно) врезалось в память, может быть, потому, что им замкнулся круг моего долголетнего служения царской России. Оно памятно мне и потому, что сумма похищенного из банка была настолько велика, что в истории банковского дела в России подобных прецедентов не имелось.

Итак, 28-го декабря 1916 г., т. е. ровно за два месяца до революции, я уже в качестве заведующего розыскным делом в Империи, получил в Департаменте полиции шифрованную телеграмму от заместителя начальника харьковского сыскного отделения, — Лапсина, сообщавшего о краже, произведенной в банке Харьковского Приказничьего Общества Взаимного Кредита. Похищено было на 2 млн. 500 тыс. рублей процентных бумаг и некоторая, сравнительно незначительная сумма наличных денег. Лапсин сообщал, что воры, устроив подкоп со двора соседнего с банком дома, и с по-мощью невиданных им (Лапсиным) доселе инструментом распилили и распаяли стальные несгораемые шкафы, оттуда и похитили вышеуказанные ценности. Следов воров ему обнаружить не удалось, но один из служащих банка, заподозренный в соучастии в преступлении, задержан и временно арестован. Эта телеграмма была получена доною утром часов в одиннадцать, а в четыре часа директор Департамента полиции А.Т. Васильев передавал мне, что министр внутренних дел, только что вернувшийся с высочайшего доклада, заявил о желании Императора, прочитавшего в утренней газете сообщение о харьковской краже, видеть это преступление открытым в возможно близком будущем. Почему министр находит необходимым поручить ведение этого дела непосредственно мне самому.

Выехать в этот же день мне не удалось, так как харьковский курьерский поезд уже ушел и я отложил отъезд до завтра, те. до 29-го декабря.

Эта дерзкая кража тревожила меня во всех отношениях: не говоря уже об исключительно крупной сумме похищенного, обратившей на себя внимание Императора, обстоятельства дела не давали уверенности в успехе моих розысков. Дело в том, что воры воспользовались рождественскими праздниками, то есть двумя днями, в течение которых банк был закрыт, следовательно, с момента совершения и до момента обнаружения преступления прошло 48 часов. За этот промежуток времени воры могли основательно замести следы, а то и скрыться за границу.

Общая картина преступления заставляла думать, что в данном случае орудовали так называемые «варшавские» воры. Эта порода воров была не совсем обычна и резко отличалась от наших, великороссийских. Тип «варшавских» воров таков: это люди, всегда прекрасно одетые, ведущие широкий образ жизни, признающие лишь первоклассные гостиницы и рестораны. Идя на кражу, они не размениваются на мелочи, то есть объектом своим выбирают всегда лишь значительные ценности. Подготовка намеченного предприятия им стоит больших денег: широко практикуется подкуп, в работу пускаются самые усовершенствованные и весьма дорогостоящие инструменты, которые и бросаются тут же, на месте совершения преступления. Они упорны, настойчивы и терпеливы. Все хорошо вооружены. Будучи пойманы — не отрицают своей вицы и спокойно рассказывают все до конца, но не выдают, по возможности, сообщников.

В числе двух миллионов фотографий с дактилоскопическими оттисками и отметками, собранных в Департаменте с преступников и подозрительных лиц, имелась особая серия фотографий «варшавских» воров. Из этой группы карточек я захватил ς собой в Харьков, на всякий случай, штук 20 снимков с особенно ловких и дерзких воров.

Вместе со мной, по моему предложению выехал способный агент Линдер, молодой человек, польский уроженец, обладавший истинным даром подражания манере говорить по-русски всяких инородцев. Этому второму Мальскому особенно удавались евреи и чухонцы.

Итак, 29 декабря мы выехали в Харьков и, благодаря некоторому опозданию поезда, прибыли туда 31-го вечером. Я немедленно вызвал к себе Лапсина, который в устном рассказе передал дело. Подкоп под стальную комнату велся из дровяного сарайчика соседнего с банком двора, принадлежащего квартире, занимаемой банковским служащим. Этот господин пользовался вообще неважной репутацией. В момент совершения кражи его не оказалось в городе, откуда он выехал с женой на два праздничных дня куда-то в окрестности Харькова. Но, несмотря на это алиби, судебный следователь счел нужным его арестовать, так как подкоп прорывался недели две, не меньше, и велся у самой стены занимаемой им квартиры, так что представлялось невероятным, чтобы стук кирок и лопат не обратил бы на себя внимание чиновника.

На следующий день я пожелал лично осмотреть место преступления. Осмотр подкопа подтвердил соображения следователя. Стальная комната банка являла весьма любопытное зрелище: два стальных шкафа со стенками, толщиной чуть ли не в четверть аршина, были изуродованы и словно продырявлены орудийными снарядами. По всей комнате валялись какие-то высокоусовершенствованные орудия взлома. Тут были и электрические пилы, и баллоны с газом, и банки с кислотами, и какие-то хитроумные сверла, и аккумуляторы и батареи, — воровские приспособления, стоимостью в несколько тысяч рублей.

Опрошенный мною арестованный чиновник оказался заядлым поляком, все отрицавшим и сильно возмущавшимся незаконным, по его мнению, арестом.

Так как прорытие подкопа, равно как и подготовка к краже вообще должны были занять немало времени, то воры, надо думать, прожили известное время в Харькове. Посему, взяв Линдера и местных агентов, я принялся объезжать гостиницы, захватив привезенные с собой из Москвы 20 фотографий «варшавских» воров и карточку арестованного чиновника.

Мне посчастливилось! Из десятка гостиниц в одной опознали по моим карточкам неких профессиональных воров Станислава Квятковского и Здислава Горошка, в другой — Яна Сандаевского и еще троих, фамилии которых не помню, всего — 6 человек Оказалось, они прожили в этих гостиницах с месяц и уехали лишь 26-го числа.

Вместе с тем выяснилось новое обстоятельство. По фотографии арестованный чиновник был опознан лакеем той гостиницы, где проживали Квятковский и Горошек Лакей этот, шустрый малый, не только сразу же опознал обоих воров и чиновника, но, со смешком поведал о Тех перипетиях, косвенным участником которых он являлся за время проживания этих господ в его гостинице. По его словам, к Горошку, а особенно к Квятковскому, часто захаживал арестованный чиновник и более того: Квятковский был, видимо, в любовной связи с женой ничего не подозревавшего чиновника. Эта женщина не раз навещала в гостинице Квятковского и нередко ему, лакею, приходилось относить записочки то от него к ней, то обратно. Из этих тайных записок любопытный лакей и убедился, к своему удовольствию, в их связи.

Между тем, дополнительные сведения, собранные об арестованном чиновнике, не говорили в его пользу. До Харькова. он служил в Гельсингфорсе, в отделении Леонского Кредита, откуда был уволен по подозрению в соучастии в готовившемся покушении на кражу в этом банке.

Мои дальнейшие вызовы и допросы арестованного чиновника ничего не дали. Он все так же продолжал отрицать всякую за собой вину. После долгих размышлений я решил попробовать следующее.

— Вот что! — сказал я моему Линдеру. — Сегодня же переезжайте в другую гостиницу подальше от меня, а завтра, под флагом дружбы с Квятковским и по причине предстоящего, якобы, отъезда вашего из Харькова, зайдите к жене арестованного чиновника и передайте ей привет от Квятковского. Для достоверности покажите ей фотографию последнего, будто бы вам данную, с дружеской надписью на обороте. Надпись по-польски сфабрикуйте сами. Образцом почерка Квятковского послужит его факсимиле, имеющееся на полицейской карточке. Было бы крайне желательно при этом получить от указанной дамы какое-либо письмо или записку, адресованную Квятковскому.

Линдер блестяще выполнил поручение. На следующий день он был принят этой особой. О своем визите он мне так рассказывал:

«- Я пришел к вам, пани, от Стасика Квятковского, моего сердечного друга. Пан Станислав просит передать свой привет и сердечную тоску по пани.

— Я не розумем, цо пан муви! — смущенно сказала она. — Какой пан Станислав, какой пан Квятковский?

Я снисходительно улыбнулся.

— Пани очень боится! Но, чтобы вы не тревожились, Стасик просил меня показать пани вот этот портрет. Не угодно ли? — и я протянул ей карточку с надписью.

Взглянув на нее, моя барынька просияла, видимо, успокоилась и стала вдруг любезнее.

— Ах, прошен, прошен, пане ласкавы, сядать!

После этого все пошло, как по маслу. Она призналась мне, что сильно соскучилась по Квятковскому и поставила меня в довольно затруднительное положение, пристав с вопросом, где теперь пан Станислав. Я вышел из затруднения, сославшись на легкомыслие женщин.

— Пан Станислав, любя и доверяя вам всецело, тем не менее просил не называть пока его адреса, так как боится, что вы, случайно, можете проговориться. А ведь тогда, все дело, так благополучно проведенное им и вашим супругом, может рухнуть.

— Напрасно пан Станислав во мне сомневается! Ради него, ради мужа, наконец, ради самой себя, я обязана быть осторожней. Впрочем, пусть будет, как он хочет!»

В результате Линдер был всячески обласкан, накормлен вкусным обедом, а вечером, покидая гостеприимную хозяйку, он бросил небрежно:

— Быть может, пани желает написать что-либо Стаею, так я охотно готов передать ему вашу цедульку.

Пани обрадовалась случаю и тут же написала Квятковскому нежное послание, заключив его фразой: «…Как жаль, коханы Стасю, что тебя нет со мной сейчас, когда муж мой в тюрьме!»

Поблагодарив Линдера за хорошо исполненное поручение, я на следующий день вызвал арестованного чиновника.

— Ну, что же, вы все продолжаете отрицать ваше участие в деле?

— Разумеется!

— Вы отрицаете и знакомство ваше с Квятковским?

— Никакого Квятковского я не знаю!

— И жена ваша не знает пана Квятковского?

— Разумеется, нет! Кто такой этот Квятковский?

— Любовник вашей жены!

— Ну, знаете ли, этот номер не пройдет! Жена моя святая женщина и в супружескую верность ее я верю, как в то, что я дышу!

— И напрасно! Я могу вам доказать противное.

— Что за вздор! Ведь если бы и допустить недопустимое, т. е. что жена изменяет мне с Квятковским, то как бы вы могли доказать мне это? Ведь не держали же свечку над нею и паном Станиславом?

— А откуда вам известно его имя?

Чиновник сильно смутился, но, оправившись, ответил: — Да вы как-то, на одном из допросов, так называли Квятковского.

— Я что-то не помню. Во всяком случае, у вас недюжинная память! Но оставим пока это, поговорим серьезно. Я делаю вам определенное предложение: я обещаю вам доказать, как дважды два — четыре, неверность вашей жены, а вы обещайте мне помочь разыскать Квятковского, замаравшего вашу семейную честь. Идет, что ли?

— Heт, не идет! Так как я, не зная Квятковского, не могу вам помочь разыскать его. Но заявляю, что не пощажу любовника моей жены, буде таковой оказался бы!

— Ладно! Довольно с меня и такого обещания. Вы, конечно, хорошо знаете почерк вашей жены?

— Ну, еще бы!

— Так извольте получить и прочесть письмо ее, написанное вчера на имя Станислава Квятковского! — и я протянул ему переданный мне Линдером запечатанный розовый конверт.

Чиновник схватил конверт, вскрыл его, извлек бумагу и жадно накинулся на нее. Я наблюдал за ним. По мере чтения лицо его все багровело и багровело, руки начали трястись, дыхание становилось прерывистым. Наконец, кончив чтение, он яростно скомкал бумагу, метнул бешеный взгляд и, хлопнув кулаком по столу, воскликнул:

— Пся крэв! Ну, ладно, пане Станиславе, не скоро пожалуешь ты сюда! А, если и пожалуешь, то не для свидания с моей женой! Ах, ты, мерзавец, подлец ты этакий! Ну, теперь держись! Хоть и сам погибну, но и тебя потоплю! Господин начальник, — обратился он ко мне, — извольте расспрашивать, я теперь все, все скажу, рад вам помочь в поимке этого негодяя Квятковского!

— Хорошо! Где он теперь?

— Должен быть в Москве, у любовницы. Горошка, на Переяславльской улице.

— При нем похищенное?

— Да, при нем. Он должен будет обменять процентные бумаги на чистые деньги и заняться дележом их среди участников.

— Так быть может, он всё обменял и поделил?

— Ну, нет! Это не так просто. Квятковский и Горошек край-, не осторожны. Для предстоящего обмена должен приехать из Гельсингфорса в Харьков некий «делец» Хамилейнен, мой личный знакомый, который, получив от меня препроводительное письмо, здесь, в Харькове, выедет с ним в Москву, где и сторгует бумаги примерно за полцены их номинальной стоимости.

— Можете ли вы сейчас написать мне это письмо за вашей подписью и на имя Квятковского?

— Горю желанием скорее это сделать!

— И прекрасно! Вот вам конверт и бумага.

Через десять минут письмо было готово, подписано и адресовано Квятковскому в Москву, на Переяславльскую улицу.

— Во вам письмо, действуйте! — и чиновник радостно потер руки. Ну, пан Станислав, держись! Будет и на моей улице праздник!

Чиновник откровенно признал свое участие в деле, выразившееся в предоставлении сарайчика для подкопа и обещании выписать из Гельсингфорса Хамилейнена. Вместе с тем он назвал имена и всех участников «предприятия». Их вместе с ним, Квятковским и Горошком, набралось десять человек

Тотчас же выслав начальнику московской сыскной полиции Маршалку (меня заменившему) фотографии пяти воров, опознанных в харьковских гостиницах, я просил его приложить старанье к обнаружению пока трех из них, поставив вместе с тем на Переяславльской улице крайне осторожное наблюдение за Квятковским и Горошком.

Призвав к себе Линдера, я рассказал ему о признании чиновника и добавил:

— Отныне Линдер — не Линдер, а Хамилейнен!

— Ридцать копеек, перки-ярви, куакола! — ответил он, скорчив бесстрастную, сонливую чухонскую физиономию.

Я невольно расхохотался.

За откровенное признание и оказанное тем содействие розыску, я приказал ослабить, до пределов возможного, тюремный режим арестованному чиновнику. Ему было разрешено получать пищу из дома, иметь свидания, продолжительные прогулки, собственную постель и т. д. Но вместе с тем я пояснил начальнику харьковской тюрьмы все значение преступления арестованного, преступления, которым заинтересовался сам Государь Император. А потому, при всех послаблениях, я приказал установить строжайшую изоляцию для арестованного, внимательнейший контроль над его передачами и т. д. Работа в Харькове мне показалась законченной и я с Линдером выехал в Петроград. Всю дорогу Линдер тренировался в финском акценте и к моменту приезда в столицу достиг совершенства.

По дороге из Харькова я простудился, а потому не мог немедленно выехать в Москву, между тем, дело не ждало. По этой причине я командировал туда временно вместо себя Л.А.Курнатовского. Курнатовский — бывший начальник варшавского сыскного отделения, — после эвакуации из Варшавы был прикомандирован к Департаменту, в мое распоряжение. Я знал его как весьма ловкого и дельного чиновника. Вместе с Курнатовским отправился в Москву и Линдер, чтобы сыграть там роль гельсингфорского Хамилейнена. Одновременно я послал подробные инструкции и Маршалку, поручив ему ежедневно по телефону держать меня в курсе дела.

Через сутки после отъезда Курнатовского и Линдера Маршалк звонит мне и сообщает, что двое из остальных трех воров, опознанных в харьковских гостиницах, находятся в Москве и за ними установлено осторожное наблюдение.

Итак, из девяти участников один сидит в харьковской тюрьме, а четырех, считая Квятковского и Горошка, московская полиция не упускает из виду.

Я предложил Маршалку не форсировать события до моего приезда, который состоится на днях, так как самочувствие мое уже улучшалось.

Перед отъездом Линдеру мною было приказано остановиться отдельно от Курнатовского и непременно в «Боярском Дворе». Эта гостиница имела то преимущество, что в каждом номере находился отдельный телефон. Моему «Хамилеинену» было приказано вести широкий образ жизни, который подобает миллионеру (это, впрочем, его не огорчило), раздавать щедрые чаевые, обедать с шампанским и т. д.

Дня через два я приехал в Москву. Пора была действовать.

По моему предложению Линдер, закурив трубку, отправился к любовнице Горошка на Переяславльскую улицу, захватив рекомендательное письмо арестованного харьковского чиновника. Для удобства дальнейшего изложения буду называть этого чиновника Дзевалтовским.

Линдеру было строжайше запрещено не только видеться со мной, но и близко подходить к Мало-Гнездниковскому переулку, т. е. к зданию сыскной полиции, где я проводил целые дни у Маршалка, руководя делом. По прежнему опыту было известно, насколько осторожны и осмотрительны варшавские воры. И не подлежало сомнению, что за Хамилейненом ими будет установлена слежка.

Итак, я с нетерпением стал ожидать телефонных сообщений Линдера о его визите к даме Горошка. Часа через три он звонил и докладывал:

«Явился я на Переяславльскую улицу, позвонил; открывшая мне дверь субретка, впилась в меня глазами.

— Барыня дома? — спросил я ее.

— Пожалуйте, дома…

Я передал ей новенькую визитную карточку, на которой значилось:

ИОГАН. КАРЛОВИЧ ХАМИЛЕЙНЕН а внизу, петитом: маклер Гельсингфорской биржи

Ко мне в гостиную вскоре вышла красивая молодая женщина и, подняв удивленно брови, промолвила:

— Вы желаете меня видеть?

Я, ломая русскую речь на финский лад, сказал:

— Мне дали ваш адрес и сообщили, что у вас я могу повидаться с господином Квятковским.

— Квятковским? А кто это такой?

— Это господин, к которому у меня имеется письмо из Харькова, и нужен он мне по важному делу.

Барынька пожала плечами и ответила: — Я, право, ничего сказать вам не могу. Впрочем, эту фамилию, кажется, я слышала от моего брата. Будьте любезны оставить ваше письмо. Брат часа через два вернется, а за ответом не откажите зайти завтра часов в двенадцать.

Я несколько подумал, как бы в нерешительности, поколебался, а затем все же передал ей письмо Дзевалтовского. Во время нашего разговора входила горничная домешать печку, и я заметил, что последняя усиленно меня разглядывает.

«Эге! Будет слежка!» — подумал я.

И, действительно, одев пальто и дав горничной синенькую на чай, я вышел на улицу и вскоре же заметил закутанную фигуру, упорно следовавшую по моим пятам. По пути в гостиницу, я зашел, как богатый человек, в дорогой ювелирный магазин, пробыл в нем минут пятнадцать, купил довольно объемистую серебряную солонку с эмалью и с футляром в руках отправился в «Боярский Двор».

— Отлично, Линдер! Жду вашего завтрашнего рапорта.

На следующий день Линдер докладываете

«Явился я на Переяславльскую ровно в двенадцать. На этот раз меня приняли двое мужчин и, назвавшись Квятковским и Горошком (это, действительно, были они), заявили, что брат хозяйки, передав им письмо Дзевалтовского, предоставил эту квартиру для деловых переговоров со мной.

— Вы давно прибыли из Гельсингфорса? — спросили они у меня.

— Сейчас я из Харькова, где пробыл трое суток, — отвечал я.

— Все это время я провел с Дзевалтовским и его супругой, три раза у них обедал. Господин Дзевалтовский предложил мне купить у вас на 2,5 млн. процентных бумаг и снабдил меня для этого письмом к вам, господин Квятковский. Кстати, его супруга, узнав, что мне предстоит видеться с вами, два раза настойчиво просила передать пану Станиславу ее искренний и дружеский привет.

Тут я взглянул на Квятковского и лукаво улыбнулся. Он, видимо, обрадовался поклону и окончательно успокоился на мой счет, признав во мне «неподдельного» Хамилейнена. После этого разговор принял чисто деловой характер. Я пожелал видеть товар. Мне ответили, что его сейчас нет, и ограничились лишь образцами, показав их тысяч на сорок Я долго и внимательно их рассматривал, одобрил и приступил к торгу. За два с половиной миллиона с меня запросили сначала два. Я стал протестовать, уверяя, что организация сбыта мне обойдется дорого. В России продать бумаги невозможно, так как они, конечно, уже давно зарегистрированы всеми банками и кредитными учреждениями как «нелегально» приобретенные. Между тем, ввиду войны, Россия блокирована и переправить их за границу нелегко. Наконец, мы в принципе сошлись на 1 млн. 200 тыс. рублей. Договорившись о цене, Квятковский и Горошек заявили, что желали бы иметь уверенность и гарантию в моей покупательской способности, прежде чем доставить товар на Переяславльскую. Я вывернул было им бумажник, туго набитый «куклами» (пачки прессованной газетной бумаги, обернутые с наружной и внутренней стороны пятисотрублевками), но они на это лишь снисходительно улыбнулись и сказали:

— Этих денег, конечно, далеко не достаточно!

— Разумеется, — ответил я. — Но не могу же я носить при себе миллион двести тысяч рублей!..

— Как же вы думаете быть? — спросили они.

Я ответил, что подумаю и постараюсь доставить им назавтра ту или иную гарантию.

— Если ничто меня не задержит, то буду у вас завтра, в это время, — сказал я, покидая их.»

Я долго ломал себе голову, какую же гарантию мог им предоставить Линдер, и, наконец, остановился на следующем: отправился в одно из почтовых отделений, возглавляемое моим знакомым, неким Григорьевым, и находящимся неподалеку от Переяславльской улицы.

— У меня к вам просьба, — сказал я Григорьеву. — завтра, между двенадцатью и четырьмя часами дня, явится к вам в отделение некий господин Хамилейнен, может быть, в сопровождении знакомого и подаст телеграмму в Гельсингфорс, в отделение Леонского Кредита с требованием перевода 1 млн. 200 тыс. рублей на его текущий счет в московское отделение Волжско-Камского банка. Будьте добры лично принять эту телеграмму, но, конечно, не отправляйте ее, а передайте потом мне.

Григорьев обещал все выполнить в точности, а я поставил Линдера в курс его дальнейшего поведения. Линдер в точности выполнил всю программу: в присутствии Квятковского дал телеграмму и просил немедленно известить его по телефону в «Боярский Двор» о получении ответа из Гельсингфорса.

Направившись снова к Григорьеву, я прочитал телеграмму Линдера, составленную в выражениях, выше мной приведенных, и гут же написал ответ: «Москва. Переяславльская улица, 14. Хамилейнен. Согласно вашему требованию, 1 200 000 (миллион двести тысяч) рублей переводим сегодня Московский Волжско-Камский банк ваш текущий счет N 13602 (тринадцать тысяч шестьсот два) Правление отделения Леонского Кредита».

Григорьев любезно отстукал на бумажной ленте текст этой телеграммы, наклеил его на телеграфный бланк, пометив сбоку место отправления (Гельсингфорс), число и час, заклеил телеграмму и передал ее мне. На следующее утро агент Патапкин, переодетый почтальоном, полетел на Переяславльскую улицу, передал телеграмму и получил даже трешку на чай.

Линдер принялся ждать обещанного извещения по телефону. Однако день кончился, но никто ему не позвонил. Я стал уже волноваться, плохо спал ночь, но вот на утро позвонил мне Линдер:

— Меня, господин начальник, известили о телеграмме, переслав ее, и попросили быть завтра, к двум часам на Переяславльской для окончания дела.

— Что это вы, Линдер, как будто испугались?

— Да, не скрою, что жутковато! Ведь вы подумайте, господин начальник: являюсь я туда, по их мнению, с 1 млн. 200 тыс. рублей, а что, если эти мошенникам придет мысль меня убить и ограбить?

— Ну вот, тоже!.. Точно вы не знаете, что воры — профессионалы их калибра на «мокрые» дела (убийства) не пойдут! Разве — в случае самообороны.

— Так-то оно так, а все-таки боязно! Почем знать?

— Не падайте духом, Линдер, и помните, что внеочередной чин не дается даром! Вы вот что скажите мне: прихожая на Переяславльской близко расположена от гостиницы, где, обычно, вас принимают?

— Да совсем рядом, они смежны.

— Из окон гостиной можно видеть улицу и подъезд дома?

— Да, крайнее окно выходит к самому подъезду.

— Прекрасно! Через час к вам явится агент под видом заказчика ювелирного магазина, где вы на днях покупали солонку. Он принесет футляр с заказанной, якобы, вашей вещью и непременно пожелает передать вам ее лично. Запомните его наружность. Этот агент будет завтра, в 11 часов 30 минут утра стоять справа от подъезда вашей гостиницы, переодетый лихачом, на нем вы и поедете в банк и на Переяславльскую. Я сейчас с этим заказчиком пришлю вам написанную диспозицию завтрашнего дня. По телефону о ней говорить и долго и небезопасно. Кроме того, этим способом исключается возможность ошибок· у вас будет достаточно времени изучить ее в точности. Ну, до свидания, Линдер, желаю вам полного успеха и не забывайте о предстоящей награде.

Повесив трубку, я принялся писать.

«Ровно в двенадцать часов выходите из дому и усаживаетесь на поджидающего вас лихача справа от подъезда. Едете на нем в Волжско-Камский банк, выходите из подъезда, держа под мышкой небольшой, заведомо пустой портфельчик. В банке вас встречает агент, что явится сегодня к вам в 8 часов вечера под видом знакомого (запомните хорошенько его лицо) и где-либо в уборной банка-набьет ваш портфель двенадцатью пятисотрублевыми «куклами», изображающими 100 тыс рублей каждая. Пробыв в банке не менее часа, вы выходите из него, озабоченно озираясь и демонстративно таща набитый портфель под мышкой. Лихач вас доставляет на Переяславльскую, где ожидает у подъезда.

Если, паче чаяния, «товара» на этот раз не окажется на месте, то выругайтесь или держите себя сообразно с обстоятельствами, но, не поднимая тревоги, уезжайте не в духе домой. Если товар на месте, то, убедившись в этом, начните приемку, что должно с проверкой бумаг и купонов занять у вас, примерно, около двух часов. Во время приемки, как бы опасаясь, чтобы извозчик не уехал, подойдите к окну, громко постучите в стекло обернувшемуся на стук лихачу, строго погрозите пальцем и мимикой передайте ему приказание дожидаться вас хоть до вечера. Лихач, как бы озябнув, примется бить себя рука об руку и по плечам, что послужит сигналом для дежурившего напротив Курнатовского. Ровно через полчаса после этого сигнала (по часам) Курнатовский с дюжиной агентов ворвется в квартиру и переарестует всех. Было бы желательно под каким-либо предлогом пройти вам в прихожую и незаметно приоткрыть дверь, выходящую на лестницу, что облегчило бы Курнатовскому с людьми моментально ворваться в гостиную. Впрочем, при наличии заготовленных заранее приспособлений, дверь, в случае чего, будет взломана.

Предписываю вам строжайшие придерживаться этой программы, предоставляя вам лишь право менять, по собственному усмотрению, только несущественные детали своего поведения, однако, не нарушающие ни на йоту общего намеченного плана».

Эту своего рода диспозицию я направил тотчас же к Линдеру, в «Боярский Двор», с агентом.

На следующий день, к двум часам Переяславльская улица была запружена агентами: четыре дворника с метлами и ломами скалывали и счищали лед, тут же сновали три извозчика, на углу газетчик прикрывал названия газет, на другом — нищий просил милостыню, какой-то татарин с узлом за спиной обходил, не торопясь, дворы и заунывно кричал: «халат, халат!..» Л.А.Курнатовский сидел напротив наблюдаемого дома в пивной лавке и меланхолично потягивал из кружки пиво. Все люди, разумеется, были вооружены браунингами.

Ровно в два часа к подъезду подлетел лихач, едва осадив рысака. Из саней вышел Линдер с портфелем под мышкой, пугливо огляделся кругом и, наконец, вошел в подъезд особняка.

«Прошло, пожалуй, около часу, — рассказывал мне потом Курнатовский. — Я не спускал глаз с лихача. Наконец, я с облегчением увидел, как наш возница принялся хлопать рукавицами сначала друг о дружку, а затем и крестообразно по плечам, мерно раскачиваясь туловищем взад и вперед. Я взглянул на часы — было без пяти три. Ровно двадцать пять минут четвертого я вышел из лавки, Мигнул моим людям и быстро в сопровождении десятка подбежавших агентов ворвался в подъезд. Дверь квартиры оказалась открытой и мы, пробежав прихожую, вбежали в гостиную. Не успел наш Линдер вскрикнуть с деланным изумлением что-то вроде «Тер-р-рио-ки!», как столы были опрокинуты, бумаги рассыпаны, а Квятковский и Горошко оказались поваленными на пол, обезоруженными и в наручниках. В общей потасовке досталось и Линдеру, продолжавшему выкрикивать какие-то чухонские ругательства.

Обыска делать не пришлось, так как все похищенные процентные бумаги оказались на лицо.»

В большом волнении сидел я в сыскной полиции, ожидая исхода линдеровской покупки. Время тянулось бесконечно долго. Я пытался представить себе происходящее: вот два часа — Линдер не звонит, следовательно, «товар» оказался на месте. Вот четыре, — возможно, что лихач дал сигнал и Курнатовский готовится нагрянуть. Может, уже и нагрянул?!

Около пяти часов послышался шум, топот многих шагов и в кабинет ко мне вошли Курнатовский, Горошек и Линдер. Курнатовский нес в руках отобранный чемоданчик с бумагами.

— Что, Людовик Антонович, деньги все на лицо?

— Да, Аркадий Францевич, все.

— Ну, слава Богу!

Горошек и Квятковский все время конфузливо глядели на Линдера, словно извиняясь за невольное вовлечение его в беду. Впрочем, это продолжалось недолго, так как Линдер, оборотясь ко мне, сказал:

— Прикажите, господин начальник, снять с меня эти проклятые наручники! У меня от них затекли руки.

Я, улыбнувшись, приказал освободить Линдера и предложил ему сесть. Увидя это и услыша чистую речь Линдера, поляки опешили и, раскрыв рты, впились в него изумленными глазами.

Выслушав краткий доклад Курнатовского, я предложил Линдеру рассказать о своем последнем визите.

— Приехал я, господин начальник, ровно в два часа на Переяславльскую, снял пальто, но в гостиную вошел обмотанный вот этим бело-зеленым вязаным шарфом. Извиняясь за него, я сказал: «Ну, и Москва ваша! Едва приехал, а уже простудился: и кашель, и насморк!» — «Москва — не Варшава и климат здесь не наш!» После этого Горошек и Квятковский усердно стали предлагать мне выпить стакан вина за предстоящую сделку. Они тянули меня к здесь же стоящему столику, на котором виднелись несколько марок шампанского, дорогие фрукты и конфеты. Я решительно отказался, заявив, что прежде всего дело. Они не очень настаивали и вскоре мы заняли места, я — с одной стороны двух сдвинутых и раскрытых ломберных столов, а Квятковский и Горошек с другой.

«Прежде, чем приступить к приемке и расчету, для меня было бы желательно видеть весь товар, а для вас, очевидно, — деньги. Вот почему, прошу вас выложить все продающиеся бумаги на стол, что касается денег, то вот они». Я раскрыл свой портфель, быстро высыпал его содержимое и еще быстрее спрятал пачки обратно. Квятковский вышел и принес из соседней комнаты чемоданчик и выложил из него на стол кипы процентных бумаг. Мы вооружились карандашами, бумагой и началась приемка. Я тянул время сколько возможно: осматривал каждую бумагу, подробно записывал наименование, проверял купоны и т. д. К счастью, бумаги были не очень крупного достоинства, все больше в 5 и 10 тысяч, таким образом, число их было велико.

Приняв их на 500 тысяч, я откинулся на спинку кресла, раскашлялся и, взглянув на часы, деланно ужаснулся: «Господи! Уже три часа, а проверено меньше четверти!» затем, словно спохватившись, — «Как бы не уехал мой дурак!» — и, встав, поспешно пошел к окну, громко постучал в стекло и выразительно погрозил лихачу пальцем. Затем снова уселся и продолжал приемку, не забывая время от времени кашлять. Минут через двадцать я симулировал новый и жестокий приступ кашля, что называется — до слез и полез в карман за носовым платком. Его якобы не оказалось. «Наверное, он в пальто», — сказал я и, не дав опомниться моим продавцам, быстро встал и, не расставаясь ни на минуту с портфелем, прошел в прихожую. Оглянувшись и не видя за собой никого, я поспешно отщелкнул французский замок на двери и, вынув из кармана платок, вернулся в гостиную, прижимая его к губам и обтирая слезы. Мы опять принялись за дело, но не прошло и десяти минут, как из прихожей неожиданно ворвались наши люди, и мы оказались поваленными, обезоруженными и скрученными. Кстати, господин начальник, прикажите вернуть мне мой браунинг!

Поляки, не отрывая глаз от Линдера, слушали его рассказ, после которого Квятковский воскликнул:

— Як Бога кохам, ловко сделано! Что и говорить! Я готов был бы об заклад биться, что пан не русский, а фин! Да, наконец, поклон от пани Дзевалтовской, телеграмма, деньги, сегодняшняя поездка за ними в банк! Ведь, пан, не знал, что люди мои следили за вами?

— Все, все знал, пан Квятковский! — ответил Линдер. — На то мы и опытные сыщики, чтоб все знать! Вы, варшавские гастролеры, работаете тонко, ну, а мы вас ловим еще тоньше.

Квятковский поцокал языком и недоуменно покачал головой из стороны в сторону.

— Вы не сердитесь, господа, если при аресте вас несколько помяли, — сказал я, — но, вы сами понимаете, что при данных обстоятельствах это было неизбежно.

— Помилуйте, господин начальник, мы нисколько не в претензии. Что же делать? Мы берем, а вы ловите, каждый свое дело делает. Жалко, что сорвалось все так неожиданно. Но мы свое наверстаем, будьте уверены!..

— Скажите, не укажете ли вы мне адреса остальных 7 человек, участвовавших с вами?

— Нет, господин начальник, не укажем. Мы пойманы, деньги вами найдены, ну, и Бог с ними! А выдавать мы никого не будем.

— Это ваше дело, конечно! Но, я надеюсь, что и без вашей помощи мы их разыщем.

Я приказал немедленно арестовать и тех двух воров, о которых мне телефонировал Маршалк еще в Петроград и за коими все эти дни был установлен надзор. К вечеру было арестовано еще 3 участника, нарвавшихся на засаду, оставленную нами в квартире на Переяславльской… Таким образом, считая с чиновником Дзевалтовским, нами было задержано 8 человек из 9. Девятый скрылся бесследно и до февральской революции не был обнаружен.

После этого громкого дела на работавших в нем посыпались награды: Лапсииу (харьковскому помощнику начальника сыскного отделения) дана денежная награда. Линдер получил чин вне очереди, Курнатовский украсился Владимиром 4-й степени.

Так были отмечены наши заслуги Царским Правительством. Временное правительство отметило их несколько иначе. При нем двери тюрьмы широко раскрылись для выпуска из тюремных недр всякого мазурья и для помещения туда нашего брата. Бедный Курнатовский, встретивший революцию в должности начальника харьковского сыскного отделения, на которую был назначен через две недели после раскрытия вышеописанной кражи, был посажен в ту же харьковскую тюрьму, где встретился и с Горошком, и с. Квятковским, и прочими участниками банковской кражи. К чести последних должен сказать, что ни мести, ни злорадства они к Курнатовскому не проявили и вообще поведением своим в этом отношении резко отличались от наших российских воров.

По моему ходатайству перед князем Г.Е.Львовым, Курнатовский был освобожден и промаясь с год в России, эмигрировал, наконец, в Польшу, где и поныне состоит не то начальником, не то помощником начальника варшавского, уголовного розыска.

Маршалк и Линдер, тоже протомившись известное время в Совдепии, перебрались в Варшаву, где, насколько мне известно, занимаются ныне коммерцией.

Что касается вашего покорного слуги, то осенью 1918 г. он чуть ли не в одном пиджаке пробрался к гетману, в Киев. С падением Скоропадского и при нашествии Петлюры я дважды порывался выбраться из Киева, но оба раза меня высаживали петлюровцы из поезда и, таким образом, я застрял и пережил в Киеве большевистское нашествие.

В эту мрачную пору брел я как-то по Крещатику. Вдруг слышу голос:

— Никак, пан Кошко?

Поднимаю голову и вижу перед собой Квятковского и Горошка, Я так и обмер! Ну, думаю, пропал я: сейчас же выдадут большевикам! Но Квятковский, видя мое смущение, сказал:

— Успокойтесь, пане Кошко, зла против вас не имеем и одинаково с вами ненавидим большевиков.

Затем, взглянув на мое потертое платье, участливо предложил:

— Быть может, вы нуждаетесь в деньгах? Так, пожалуйста, я вам одолжу!..

На мой отрицательный ответ, он, улыбнувшись, заметил:

— Вы, может быть, думаете, что деньги ворованные? Нет, мы теперь это бросили и занимаемся честной коммерцией!

Я, разумеется, отказался и от «честных» денег, но, не скрою, что от души был тронут этими людьми, что, впрочем, им и высказал.

Из Киева я перебрался в Одессу, оттуда — в Крым, затем — в Константинополь и, наконец, в Париж Но о периоде моей крымской деятельности в роли заведующего уголовной полицией, равно как и о моем частном бюро уголовного розыска в Константинополе, я, может быть, расскажу вам во втором томе моих служебных воспоминаний.

 

ДЕЛО О КРАЖЕ КНИГ ИЗ БИБЛИОТЕКИ АКАДЕМИИ НАУК СССР

В 70-е г. в течение 5 лет из библиотеки Академии наук СССР и в других ленинградских библиотеках систематически пропадали книги, в том числе и особо ценные. Вначале эти пропажи объясняли случайными ошибками при расстановке книг, их вынос из библиотеки АН СССР исключали: он строго контролировался. Однако систематичность пропаж настораживала. Возникло предположение, что книги похищены.

Поиск проводили оперативно-розыскные сотрудники милиции. Через некоторое время виновник хищения книг был обнаружен, им оказался некий Асланов. Способ хищения оказался до крайности простым: похищенные книги и журналы прятались под одежду и таким образом выносились незаметно от контролера. Асланов имел группу сообщников (Асланова, Лебедева, Подгорный). С их помощью краденые книги сбывались в букинистические магазины Ленинграда. Готовя книги к продаже, преступники тщательно уничтожали знаки, указывающие на их принадлежность библиотеке. Делали это по-разному: вырывали целые страницы или их части, в иных случаях сжигали части страниц с шифрами, инвентаризационными номерами, оттисками штампов и печатей, в других — листы сохраняли, но уничтожали тем или иным способом шифры, номера, оттиски штампов.

В криминалистическую лабораторию доставили довольно значительное количество книг, изъятых у букинистов и непосредственно у преступников. Нужно было доказать принадлежность этих книг библиотеке, а для этого восстановить уничтоженные реквизиты.

Над книгами начала «колдовать» старший научный сотрудник лаборатории Е.С.Башилова. Прежде всего для их осмотра была применена лупа 5-кратного увеличения при различных условиях освещения и со светофильтрами различных марок. Эксперт применила, казалось бы, самый простой, но весьма эффективный способ: участки склейки страниц смачивались водой, в результате цифровые записи становились видимыми и читаемыми. Для восстановления удаленных подчисткой и замазанных записей были применены методы инфракрасной люминесценции, диффузно-копировальный метод, размоченная в водо-спиртовом растворе фотобумага унибром № 4, вводившаяся в контакт с подчищенной или замазанной записью, а затем засвечивалась от лабораторного фонаря, проявлялась и фиксировалась.

В итоге работы раскрылось то, что преступники пытались сделать тайным. Записи инвентарных номеров и содержание оттисков штампов удалось восстановить. Принадлежность книг библиотеке была доказана. Преступники понесли заслуженное наказание.

(Крылов И. Ф. В мире криминалистики. Ленинград, 1989).

 

КРАЖА ИЗ МУЗЕЯ ЕСТЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ

1964 год. Майами. Все отдыхают на пляже, посещают бары, любимое занятие молодежи — серфинг. Три друга: Роджер Фредерик Кларк 29 лет, Алан Кьюн 26 лет, Джек Лоурен Мерфи 27 лет задумали на пляже совершить свою очередную сделку. Втроем они полетели из Майами в Нью-Йорк Цель их визита — американский Музей естественной истории, где за додгие годы была собрана лучшая в мире коллекция драгоценных камней.

Трое единомышленников поселились в лучшем отеле города, в нескольких кварталах от музея и назвались группой водолазов-спасателей.

За несколько последних недель они стали самыми частыми посетителями музея и соседнего магазина, где продавались буклеты и книги, содержащие информацию о драгоценных камнях музея и где имелся план здания.

В музее они помечают для себя самые заманчивые экспонаты и высматривают систему сигнализации.

В ночь на 20 октября они снова отправились в музей. Один остался на улице. Двое перелезли высокую стену, окружавшую музей, и взломали дверь. Используя веревку они спустились в галерею драгоценных камней, где окна оставались слегка приоткрытыми. Используя отсутствие сигнализации, похитители взяли 24 камня и никем незамеченные, покинули здание.

На следующее утро множество полицейских машин направились к музею. Кража была обнаружена только тогда, когда на работу пришел охранник. Представителям администрации было очень неловко за незамеченное, столь дерзкое преступление у них под самым носом.

Отпечатков было множество. Но никто не мог поручиться, которые из них принадлежали ворам. Сигнализация была отключена несколько лет тому назад в целях экономии.

Воры выбили стекло из шкафа, содержащего самые дорогие камни. Они оклеили стекло пластырем и выбили его щеткой для мытья полов.

Из музея были украдены: сапфир Полуночная Звезда — 161 карат, рубин Звезда Делонга — 100 каратов, Звезда Индии — размером с мячик для гольфа и весом 565,35 карата — самый большой рубин в мире.

Сбыть камни было довольно трудно, так как они были хорошо известны специалистам.

Воры разделились. Роджер Кларк отправился к своим родителям в Коннектикут Двое других запаковали камни в чемоданчик и попросили 19-летнюю девушку Дженетт, с которой они познакомились, отвезти чемоданчик во Флориду. Они вылетели тем же рейсом с ней, изображая, что не знают друг друга.

От Дженетт ниточки пошли к полиции. У нее возникло подозрение относительно содержимого чемоданчика. Она позвонила своей подружке в отель и поделилась своими подозрениями.

Мерфи-серфингист был задержан дома, где он находился с двумя подружками. Через некоторое время был арестован Алан Кьюн. Именно он познакомился с Дженетт. При задержании Алан бросил слова: «Вот что значит связаться с глупой бабой».

18 ноября задержанные были доставлены в Нью-Йорк для расследования. Где камни было неизвестно. Это давало возможность задержанным тянуть время и торговаться с полицией.

Мерфи и Кьюн стали знаменитыми. Мерфи утверждал, что он был законодателем серфинга. Это была своего рода новая легенда. Молодые люди производили впечатление беззаботных игроков.

Однако при расследовании выяснилось, что полгода тому назад их задерживали за бродяжничество. Было подозрение, что они участвовали в краже. Однако в то время кража не была раскрыта.

Задержанных отпустили под залог, который составил 32 тыс. долларов. Прошлое тройки постепенно начало всплывать. То это было дело о 250 долларах. То это было дело о краже 250 тыс. долларов из квартиры. Вскоре был установлен новый залог. Он составил 150 тыс. долларов на каждого.

В этих условиях Кьюн согласился сотрудничать. Чтобы найти камни полиция обходила с ним квартиры, бары, отели. Поиски камней велись даже под водой.

8 января осведомитель сообщил, где камни. На автомобильной остановке в камере хранения была обнаружена Звезда Индии и несколько более мелких камней. Остальные камни воры давно продали, чтобы нанять адвокатов.

Суд установил наказание — 3 года каждому. Звезду Делонга, как оказалось, купил гангстер из Майами. Драгоценный камень выкупили за 25 тыс. долларов. Мелкие камни не были возвращены. Девять из них были распилены и проданы по частям.

Такая суровая наука пошла на пользу организаторам музея: была установлена новая сигнализация.

Был побит рекорд посещаемости музея. За один только день увидеть возвращенные драгоценности захотели 5 тыс. человек

В дальнейшем двое из знаменитой тройки затерялись для общественного обозрения. Однако совсем другой оказалась история Мерфи-серфингиста. В свое время ему удалось избежать суда за ограбление актрисы Эвы Габор, Она была слишком занята своей работой, чтобы заниматься судом. Мерфи был арестован по подозрению в краже, однако затем был освобожден.

В 1968 г. он принял участие в ограблении миллионерши. Однако во время ограбления, потерпевшая нажала кнопку сигнализации. На сигнал прибыла полиция. Мерфи выпрыгнул в окно, но окровавленный попался в руки полиции.

В 1969 г. Мерфи был арестован за убийство на автомобильной стоянке ресторана в Майами. С товарищем он уговорил двух девушек из финансовой компании Лос-Анджелеса украсть пол миллиона долларов в ценных бумагах. В дальнейшем тела этих девушек были обнаружены в водосточном канале. Суд приговорил Мерфи к пожизненному тюремному заключению. Мерфи подал апелляцию на основании психической неполноценности. Он был переведен в психиатрическую лечебницу строгого режима.

Спустя 16 лет, в 1985 г. Мерфи предстал перед общественностью в роли проповедника Слова Божия. Он был переведен в реабилитационный центр. Некоторые утверждали, что он исправился. За время, проведенное в тюрьме, он старался направить на путь истинный других заключенных. Существовало мнение о досрочном освобождении Мерфи. Однако полицейские, которые его задерживали и видели нечеловечность содеянного, придерживались другой точки зрения.

Но Мерфи не отчаивался. Он утверждал, что у Бога на его счет есть еще свои планы.

 

БЕСЕДА СО СЛЕДОВАТЕЛЕМ

Угнать автомобиль нынче легко. В Москве в день угоняют до 40 автомашин. Отыскать куда труднее. В ГУВД Москвы, в народе известном больше под именем МУР, или Петровка, 38, есть отдел по борьбе с кражами автотранспорта и мошенничеством. Беседу с его руководителем — Валерием СТРЕЛЕЦКИМ — мы и предлагаем нашим читателям.

Перед встречей просматриваем оперативные сводки: активность преступного мира возрастает по всей стране.

Житель солнечного Таджикистана Рахимов приезжает во Владивосток, где, говорят, по сходной цене можно приобрести «иномарку». Тут как тут двое молодых парней предлагают ему «Мицубиси-галант». Покупатель осторожен, о лихих людях наслышан. Соотечественники его предупреждали. Сделку оформляют у подъезда одного из жилых домов. Сходятся на 45 тыс. рублей. Деньги Рахимов отдал в обмен на ключи зажигания… Осталась сущая ерунда: переоформить в ГАИ документы.

— Я мигом, за документами сбегаю, — говорит один из продав-цов. Ныряег в подъезд. Через десять минут за ним уходит — поторопить — второй парень. Покупатель ждет-пождет. Дождаться не может. Входит в подъезд дома и обнаруживаем что там есть второй выход на соседнюю улицу. Тревога в душе нарастает. Рахимов спешит в милицию, где и выясняется, что «японка» похищена неизвестными лицами два дня назад.

Эта история — довольно типичная для автомобильного «черного рынка». Тревожит, что, наряду с подобными сценами, растет число других, куда более зловещих..

Директор малого предприятия спускается в тапочках к своей новенькой «Тойоте-Карине», чтобы кое-что подремонтировать. Дело происходит в одном из московских дворов. Неподалеку прогуливается стайка парней лет 18 на вид. Неожиданно хозяин машины получает удар по голове. Парни запихивают тело в салон, гонят к Речному вокзалу. По дороге потерпевший приходит в себя. Тогда его бьют так, что весь салон залит кровью.

Бездыханного, сочтя, видно, мертвым, его завозят в парк и выбрасывают из машины. Но жертва жива, приходит в сознание, кое-как к утру доползает до шоссе. Там его подбирают.

Преступников задерживают на подъезде к Волоколамску. Постовых смущает, что в салоне такой роскошной машины расположились явно случайные юнцы.

Рассказав этот случай. Стрелецкому, спрашиваю:

— Валерий Андреевич, преступность молодеет. Но, кроме того, она становится предельно жестокой. Похоже, что это устойчивая тенденция? Откуда это? Почему?

— Мы вступаем на рыночный путь развития. Будет, да уже и началась, поляризация людей на богатых и бедных. Причем обогащение одних и обнищание других происходят даже не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Сегодня все делают ставку на предпринимателей, которые якобы поднимут и воскресят страну из мертвых. Но никто не обращает внимания, что среди отечественных бизнесменов, преобладают пока дельцы особого склада. Деньги делают «из воздуха», не производя никаких товаров. Это мастера перепродаж, умелого взвинчивания цен, тайной скупки продуктов и монопольного их владения. При этом они страшно гордятся собой, рекламируют свой образ жизни. Подростки чувствуют себя обделенными среди вспучивающихся на глазах цен. Происходит «науськивание» молодежи на удачливых предпринимателей.

Ситуация усугубляется либеральным наказанием подрост-ков-преступников. Наш закон хочет быть гуманным, а в результате его не уважают, попросту плюют на него. Правовые санкции, которые мы применяем к несовершеннолетним сегодня, подходят разве что для 2100 г., когда страна, надеюсь, будет в стабильном состоянии. Американцы живут значительно благополучней нашего, но даже они взяли курс на ужесточение правовой политики по отношению к молодым правонарушителям.

Анализируя статистику преступлений, отчетливо видишь, что автомобиль притягивает воров, словно магнит железные опилки. Цены на рынке возросли на него в несколько раз и продолжают свой рост. Запчастей нет. А тут еще противоречия в законодательстве. Статья 212 УК России за угон автомобиля очень мягкая, если не сказать нежная, к угонщику. Лишение свободы до одного года, штраф в 100 рублей, а то и вообще общественное порицание. Вот угонщики и тренируются, пока не овладеют всей методикой угона. А ведь по сути угон — самая настоящая кража личного или государственного автомототранспортного средства. Да еще в особо крупных размерах. На рынке стоимость легковых авто подпрыгивает уже за миллионы.

Больно бьет по автовладельцам и несогласованность действий правоохранительных органов. В нескольких республиках, а ныне суверенных государствах, пошли на ужесточение наказания угонщиков. Все правильно, скажете вы, давно пора. Но посмотрите, что происходит на деле.

У нас исторически сложились особенно «теплые отношения»  с грузинскими автоворами. И раньше наши «гости» редко у себя промышляли, а после того, как Грузия ужесточила наказание за угон и кражу, толпами повалили в Россию. Особенно в Москву: есть в ней где разгуляться, что выбрать. Выходит, невольно подставили Россию под удар угонного бича.

Тривиальную истину, что все в нашем мире взаимосвязано, открываешь на разных уровнях. Границы еще только приоткрываются, а сыщики всех краев и областей уже почувствовали приток ворованных «иномарок». Таможня при тяжелейшей загрузке её сотрудников явно не справляется с проверкой подозрительных автомобилей. Вот и растут запросы Интерпола к нашим разыскникам. Но за помощью к нам обращаются не только зарубежные коллеги. Мы к ним тоже.

В тот самый момент, когда мы беседовали со Стрелецким, у него на столе лежало «громкое» дело.

Год назад в Москве был угнан редчайший экземпляр «Альфа Ромео» 1940 г. выпуска. В клубе «любителей автомотостарины», членом которого был владелец и благодаря которому машина была зарегистрирована в комиссии по культуре Мосгорисполкома как памятник культуры, только руками развели: «Какой глупый угон». Эта машина приметная. Не иголку в стоге сена искать. Стоит заявить ее на регистрацию, в момент узнают».

Но все оказалось не так просто. Недооцениваем мы своих противников: Прошло полгода. Не объявляется машина. И все же сотрудники Стрелецкого ее нашли… Во Франкфурте-на-Майне. В одной из частных коллекций.

— Что же это? В чемоданах в разобранном виде что ли ее переправили?

— Зачем в чемоданах? Своим ходом. В таком идеальном состоянии содержал свой раритет ее владелец Александр Денисович Рево. Человек, перевозивший машину через границу, перекрасил ее в цвет своей машины, повесил свои номера, также старинной автомашины: «Хорьх» у него был. Благополучно ее продал. Забрал свои номера. И вернулся домой. По такой методике идет переправка почти всех краденых автомашин. К сожалению, таможенники даже не сличили номера, не вникли в марки… Но в той запарке, в которой они работают, их даже трудно винить.

Когда дело пахнет валютой, преступники просчитывают все до мелочей и не останавливаются ни перед чем. Представьте себе, что «Альфа Ромео» угнали с платной стоянки, из гаража, расположенного в 50 метрах от будки сторожа. И все же похитителей «вычислили».

— Каким образом, Валерий Андреевич?

— Предпочитаем идти не от кражи, когда она уже совершена, а от преступной группы, которая ее готовит. От носителя зла к его злому поступку. Порой мы знаем, кто., где, когда, но ведем кропотливую работу по сбору доказательств. Процедура эта долгая. Приходится вести параллельно по несколько дел, что требует постоянного внутреннего напряжения.

В милицию Стрелецкий пришел сразу после армии. Распределили его в подразделение по охране посольств, что оказалось удобным для учебы на вечернем отделении юридического факультета МГУ.

От рядового розыскника-оперативника в отделении милиции он поднялся до районного управления внутренних дел. Теперь начальник отдела в МУРе.

По сравнению с прошлыми годами уменьшается число угонов и возрастает число автокраж. На Петровку идет поток писем-стонов. Машина для инвалидов — это жизнь. Для семьи, где больной ребенок или родственник, без нее тоже конец. До поликлиники не доберешься, за город не выехать.

Отдел Стрелецкого всячески избегает рекламы, но молва о высокопрофессиональном исполнении розыскных мероприятий, говоря официальным языком, распространяется далеко за пределы столицы. С просьбами отыскать пропавшие автомобили обращаются отовсюду. Просителей можно разделить на две категории. Первые страдальцы — обычные люди. Их большинство. Вторая категория числом много меньше, зато это те люди, которые привыкли доставать кол-' басу, холодильники, турпутевки за границу. Они непоколебимо верят, что и преступление можно раскрыть с черного хода. Организуют массу звонков, пишут заявления, учреждают денежные премии. Но розыскников всего 8 человек на всю Москву. Только на автокражу века (похищение «Альфа Ромео») Стрелецкий бросил одного человека, освободив его от всех других дел. И результат не заставил себя ждать. «По раритетному автомобилю» задержаны 8 человек, изъято оружие, 200 патронов, гранаты, взрывчатка.

Стрелецкий понимает, что всем пострадавшим помочь в «театре угонных действий» он не сможет. Здесь нужны широкие социальные меры по защите рядового человека от любого вида преступления. В том числе от кражи автомототранспорта. Почему, например, акционерному обществу «российская страховая транспортная компания» не взять на себя заботу по такой социальной защите? Ведь зарубежные страховые фирмы поддерживают и защищают потерпевших самыми разнообразными способами. Здесь и финансирование разработки и внедрения технических новинок, препятствующих угону, и разветвленная система премирования полицейских, обнаруживших украденный автомобиль, поймавших похитителей, добывших оперативную информацию.

Похоже, мы вступаем в небывалую полосу развития — массовой криминализации общества. Чтобы предотвратить эту катастрофу, нужно приложить суперусилия.

— Делать преобразования только в политике, — говорит Стрелецкий. — без изменений в экономике и праве — это дорога в хаос. Все три кита взаимосвязаны. Без сопряжения и взаимоувязки дно пропасти, куда мы падаем, будет отодвигаться. И тем больнее приземление, и не только для нас. Взаимосвязаны не только политика, экономика и право, но и государства. Криминогенность в России отзовется и в других странах.

Одним словом, за события у нас мы отвечаем перед всем миром. Разбавление бензина водой — «изобретение», пришедшее в США от нашей эмиграции. И еще целый набор таких мошенничеств, о которых полицейские службы развитых стран и слыхом не слыхивали.

— Сегодня контакты с зарубежьем во всех областях, в том числе и правоохранной. И что выясняется?

— Что по профессиональному уровню мы ничем не уступаем аналогичным службам Запада. И даже более того. Если их ребят бросить к нашим клиентам, они бы с ними не справились. Мы бы работали там не хуже, а кое в чем и лучше. Что качаете головой? Сомневаетесь? Там для полиции создан режим наибольшего благоприятствования. У нас — наоборот.

Судя по тому, что полиция западных государств начинает проигрывать свой раунд с эмигрировавшей русской мафией, к этим словам стоит прислушаться. Возможно, наши розыскники станут скоро очень нужны тамошнему правопорядку. Был у нас экспорт военных советников, теперь надо готовиться к милицейским. И один из возможных кандидатов будет антиугонщик Стрелецкий. Только стоит ли его отпускать? Он и здесь на вес золота. Даже у иностранцев.

Из РОВД раздается звонок Обнаружена одна подозрительная «иномарка». Может, угнанная? Делают запрос в Интерпол. Хозяин — американский подданный — приезжал в Москву, это его машина. Припарковал. И заблудился в незнакомом городе, да так, что не мог найти место парковки. Потом заболел. Оказался в больнице. А выздоровел, обратился на Петровку, где ему сказали адрес его машины.

Впрочем, таких случаев в практике немного. В Москве оперативная обстановка усложняется с каждым днем. В огромном городе легко разместить и законспирировать сеть больших и малых группировок. В столице прекрасные выходы для связи с аппаратом власти и установления международных контактов. Москва — «ворота мира». И сюда устремляется поток нечистых денег. А значит, и их владельцы. И всей этой публике нужен автомобиль. Преступление совершать на нем куда сподручнее.

Накануне моего визита на Петровку прокатилась волна стихийных бунтов таксистов; Поводом послужило убийство двух водителей пассажирами кавказской национальности. Так неопределенно обозначили убийц журналисты.

Возмущенные водители требовали обеспечить их безопасность, сделать столицу закрытым городом, выслать всех лиц кавказской национальности. Таксисты устраивали погромы на рынках. Перегораживали движение на самых оживленных магистралях. Некоторые горожане отнеслись к требованиям таксистов сочувственно. Но изнутри ситуация выглядела не так однозначно.

Комментарий Стрелецкого.

— В погоне за длинным рублем таксисты сами себя наказали. Они давно не работают на простого человека. Заламывают такие цены, — что в машину не сядешь. А платят им либо откровенные жулики, либо дельцы теневой экономики, либо грабители разного калибра. Таксисты сами вошли в преступную среду. Расплата рано или поздно должна была наступить.

Криминальная статистика подтверждает этот вывод. Не проходит недели, чтобы в милицейских сводках не появилось сообщение о соучастии таксистов в преступлениях. Используя автомашины с профессиональными водителями, отлично знающими городские улицы, бандиты получают мощное оперативное средство, значительно облегчающее им «производственную деятельность».

В криминологии есть такая гипотеза — о «неизменности количества насилия в обществе». Дескать, насилие может быть «вертикальным», то есть государства над личностью, или «горизонтальным» — между отдельными индивидуумами и группами: убывает один вид, прибывает другой. Такой вот крест. Сегодня вертикаль тает, перекладина растет. Отсюда и преступный разлив.

— Милиция строит дамбы, воздвигает ограждения, — говорит Стрелецкий, — и будет продолжать это делать из последних сил. Но, поймите, право не может быть выше экономического, социально-культурного развития общества.

Пока мы выздоровеем, производимые госпредприятием автозапчасти можно увидеть лишь на барахолке за бешеные деньги. Владельцы автомобилей будут чувствовать себя крайне неспокойно. Средь бела дня снять колеса, зеркала, стекла, вообще угнать машину — эти явления уже становятся нормой.

И тут неожиданно понимаешь, что, пока страна выходит из штопора, люди типа Стрелецкого нам необходимы. Они — иммунитет общественного организма. Правда, возникает вопрос: насколько у них хватит прочности?

Стрелецкий постоянно стремился работать в такой сфере, которая связана с контрастами… Там есть куда приложить силы. Вероятно, поэтому пришел в уголовный розыск. При раскрытии преступления упрямый оптимизм — решающий фактор. Антиугонщик Стрелецкий в этом убежден.

(Примочкин Б. Антиугонщик «Человек и закон», 1992, № 4–5).

 

МОШЕННИКИ

Мошенники относятся к достаточно распространенной категории преступников и составляют элиту уголовного мира, его «аристократию».

По объекту посягательства они делятся на две группы. Первая совершает преступления против государственной собственности — подлоги, подделка векселей и других финансовых документов. Вторая, более многочисленная группа совершает преступления против частной собственности.

Несмотря на большое количество специализаций, изменение с течением времени названий, можно выделить следующие основные «профессии» мошенников: обман с помощью денежной и вещевой «куклы» («басманщики»), с использованием фальшивых драгоценностей («фармазонщики»), размен крупных купюр («вздерщики», «менялы»), женитьба («женихи»), сбор пожертвований («сборщики»), игорный обман («золоторотцы»), под видом юридических чиновников («стряпчие»).

Карточные шулера по своему образу жизни, кастовости и материальному положению выделялись не только из общей массы профессиональных преступников, но и из среды мошенников. В начале XX в. это была одна из устойчивых разновидностей профессиональных преступников, имевших вековые традиции, межгубернские преступные связи и могущих планировать целевые операции по обыгрыванию миллионеров.

Распространение карточного мошенничества связывалось с увеличением в обществе паразитирующего сословия, времяпровождение которого сводилось чаще всего к пьянству и азартным играм. По образному выражению В.Д.Дорошевича, вся Русь с 8 вечера до 8 утра играла в карты, а от 8 утра до 8 вечера думала о картах.

Другой фактор, способствовавший развитию этого вида профессионального обмана, заключался в относительной правовой безопасности в виду сложности доказывания их преступных действий.

Специфика шулерского обмана определяла групповой характер этого преступления. Состав группы не превышал трех-пяти человек Типичными мошенническими способами при игре являются метка карт, подрезание их краев, крапление, наколка с помощью иглы.

В зависимости от способа совершения преступлений и квалификации в России шулера делились на игроков высшего класса («червонные валеты», или «мастаки»), лиц, играющих подтасовкой, в заранее подготовленную колоду («складчики»), подглядывающих в чужие карты («сигнальщики») и др.

ФАЛЬШИВОМОНЕТЧИКИ — относительно немногочисленная, но устойчивая, организованная и технически оснащенная категория профессиональных преступников. Фальшивомонетничеством занимались в специальных, нелегально созданных на паях мастерских. Шайки обязательно имели главаря и жесткую дисциплину.

Фальшивомонетничество в России в отличие от стран Запад-ной Европы было явлением достаточно распространенным, чему в значительной мере способствовала система многочисленных обособленных монастырей и раскольнических скитов, где обосновывались и укрывались фальшивомонетчики.

НЕ ПОМНЯЩИЕ РОДСТВА. Профессиональные нищие, как правило, бродяги, добывавшие себе средства к существованию попрошайничеством. В дореволюционной России это была самая многочисленная, наиболее социально деградированная категория правонарушителей. (В настоящее время эта, казалось изжившая себя категория, снова становится реальностью нашей жизни). Бродяги-нищие прибегали ко всякого рода психологическим уловкам, чтобы получить подаяние: имитировали болезни, вызывавшие сострадание у окружающих; выдавали себя за пострадавших на войне или пожаре (на каторге они были обеспечены лучше, чем другие заключенные). Мир бродяг имел свой жаргон, свой этикет, свои маршруты и даже свой «фольклор».

В России наряду с разработкой специальных полицейских мер в борьбе с профессиональной преступностью совершенствовалось и уголовное законодательство! Особенно ярко это иллюстрируется на примере борьбы с карточным мошенничеством. «Червонные валеты» также, как и карманные воры — «марвихеры», относились к категории международных профессиональных преступников. Уже во второй половине XIX в. в законодательствах многих стран была проведена дифференциация участников азартных игр на простых игроков и игроков, обративших обман в своеобразный промысел. В Норвегии, Австрии, Германии стали воздерживаться от распространения уголовной репрессии на всякого игрока, как это практиковалось раньше, а переносили всю тяжесть на профессиональных мошенников. Наиболее рельефно это просматривается в совершенствовании уголовного закона в России. Здесь, со времени Уложения о наказаниях 1648 г. и до середины второй половины XIX в. был принят ряд правовых норм, направленных против шулерства, но не давших положительных результатов. Слабой стороной было то, что в них не учитывались особенности действий мошенников. С введением в Уложение о наказаниях 1866 г. статьи 1670, давшей четкое определение этого вида преступления, у полиции и судов появилась возможность пресекать преступные действия профессиональных шулеров.

Во времена нэпа в России мошенничество переживало определенные количественные и качественные изменения. Огромных размеров достигло тогда «нэпманское» (торговое) мошенничество. Оно заключалось в организации всевозможных фиктивных торговых ведомств, продаже несуществующих товаров («воздуха»). Появились не только новые виды краж, но и новые виды обмана. Особенно распространенными были «кукольная» и игорное мошенничество, а также продажа фальшивых драгоценностей под видом настоящих.

Как и воры, мошенники различались по специальностям и в середине 20-х г. представлялись 13-ю основными категориями преступников. В это время значительно активизировалось профессиональное мошенничество под видом продажи кладов, антиквариата, с помощью поддельных дубликатов накладных на несуществующие грузы. По определению И.Н. Якимова, мошенники совершенно не поддаются какой-либо классификации, поскольку обман также разнообразен, как и человеческая изобретательность.

Подробную классификацию мошенников приводит в своей книге «Профессиональная преступность» АИ. Гуров:

«Квалификация мошенников еще более разнообразна, чем воровская, и зависит от многих экономических факторов, психологии человека, его изобретательности. Сейчас только одних видов уголовно наказуемого обмана существует более 40, каждый из которых содержит значительное число подвидов, или, иными словами, специальностей. При этом сохранились почти все виды обмана, характерные для 20-х г., и появились новые их разновидности.

Наиболее ярко квалификация мошенников проявляется в среде: игорных преступников; лиц, совершающих обман с помощью подмены одних предметов (вещей) другими; лиц, похищающих деньги, чеки при их размене; совершающих обман под видом услуг купли-продажи…

ШУЛЕРА. У карточных мошенников квалификация зависит от категорий преступника, места и способа совершения преступлений. Шулерская среда делится на 5 основных групп:

1. Мошенники, обыгрывающие крупных спекулянтов, расхитителей, иные категории правонарушителей, а также гражда-н в специально обусловленных местах (их называют «катранщиками»). Это наиболее элитарная часть преступников, находящихся на верхней ступени шулерской иерархии.

2. Шулера, обыгрывающие граждан в общественных местах («Гусары»). Они подразделяются на три категории по месту совершения преступления: играющие в такси или иных машинах («гонщики»), в поездах («майданщики»), на пляжах.

3. Шулера, действующие в одиночку («паковщики»). Основная их специальность — обыгрывание приёмом «катать в половину» — выиграть вначале все деньги, затем часть проиграть и прекратить игру.

4. Ростовщик, дающий в долг деньги и перекупщик, скупающий долги под процент.

5. Лица, обеспечивающие блатные санкции («жуки») в отношении мошенников, занимающихся обманом внутри шулерской среды…

В последние годы в ряде крупных городов (Москва, Рига, Горький) шулера стали применять электронную технику для высвечивания карт противника, а также специальные импортные телеустановки в игорных притонах. В Кишиневе, например, при разоблачении шулерской группы был обнаружен «электронный» стол для игры в карты. С помощью вмонтированной в него аппаратуры высвечивались карты противника. Управление игрой вел соучастник, располагавшийся на балконе.

С целью повышения своего профессионального мастерства шулера устраивают между сбой игры под названием «игра по шансу», где одним условием является обнаружение мошеннических приемов, которые здесь обязательны. Честная игра называется «лобовой».

О тщательной подготовке карточных мошенников свидетельствуют отработанные до автоматизма приемы и психологические методы воздействия на жертву, специальная тренировка пальцев рук В целях повышения чувствительности пальцев преступники срезают (стачивают) верхний слой кожи (аналогичное наблюдается и у карманных воров)…

«НАПЕРСТОЧНИКИ». В настоящее время в игорном обмане выделились самостоятельные направления, получившие значительное распространение среди мошенников. Это игра в «наперсток» (отгадывание, под каким наперстком находится шарик), в рулетку, кости и игра в бильярд. Наиболее организованными здесь являются «наперсточники» (их еще именуют «колпачниками»). В группах есть всякие специалисты — охранники, «крутящие» (это они манипулируют «наперстком»), «зазывающие», иными словами имитирующие выигрыши…

КУКОЛЬНИКИ. Эта традиционная разновидность мошеннической квалификации заключается в подмене вещей или денег специально изготовленными «куклами». Различают три разновидности профессионалов-»кукольников». Первая занимается обманом с помощью денежной «куклы», подбрасываемой в общественных местах заранее выбранной жертве. Вторая специализируется на вещевых «куклах», с помощью которых подменяет продаваемые вещи… Все большее распространение получает третья группа преступников, действующая посредством денежной «куклы» при купле-продаже автомашин…

ИНЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ ОБМАНА. Эта группа мошеннических специальностей, пожалуй, самая многочисленная, поскольку связана с различными видами сделок. К наиболее квалифицированным профессиональным преступникам данной группы относятся следующие категории ЛИЦ:

а) совершающие обман при купле-продаже автомашин («разгонщики»);

б) продающие поддельные и иные билеты;

в) продающие фальшивые драгоценные металлы или изделия из них, поддельные картины, иконы, предметы антиквариата и т. п.;

г) совершающие обман под видом гадания и знахарства;

д) сбывающие поддельные лотерейные билеты на выигрыш дефицитных товаров;

е) действующие под видом жениха^ продавца, лица, производящего обыск и т.п.;

ж) «работающие» от имени представителей государственных учреждений по сбору средств на какие-либо благотворительные нужды, предоставлению жилплощади и т. п.;

з) выдающие себя за героев и участников гражданской и Отечественной войн…

(Гуров а. И. Профессиональная преступность: прошлое и современность. Москва, 1990).

 

ВЗГЛЯД НА МОШЕННИКОВ В КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

В условиях капиталистического строя было бы не-мыслимо требовать в отношениях между людьми неизменной и постоянной правдивости. Такое требование, если бы оно и было бы наивно предъявлено законодателем к членам современного общества, осталось бы, конечно, неисполненным. Не может быть взята под охрану уголовного закона «правда», «истина» там, где общепризнанной аксиомой и правилом житейской мудрости, освещенным веками, является известная всем временам и народам поговорка: «не надуешь — не продашь». Вот почему нет ничего удивительного, что искажение истины или тем более умолчание об истине интересует уголовного законодателя лишь в редких случаях, а именно тогда, когда в его глазах обман становится средством совершения деяния, признаваемого опасным при данных социальных условиях. Таковы случаи лживых показаний на суде, представления лживых сведений властям, и особенно ложь как средство приобретения имущества. Нас в настоящей статье интересует последний из указанных случаев — мошенничество. Его зависимость от конкретных условий, в которых оно проявляется, выражена ярче, чем во многих других преступных деяниях.

Характерным в этом отношении является признание сторонника уголовно-антропологической школы, Морселли, который говорил: «если необходимо считаться с индивидуальным предрасположением в этиологии этого вида преступности, оно все же подчинено условиям социальной среды».

В криминалистической литературе имеется очень полное и интересное исследование мошенников, принадлежащее стороннику уголовно-антропологической школы — Ляски. Мошенники, по учению антрополога, оказываются значительно ближе к «честным» людям, чем к преступникам. «Напряжение умственной энергии, необходимое для выполнения мошенничества, может не отличаться от усилия, потраченного на совершение действия вполне правильного с моральной точки зрения», — замечает Морселли. Тем не менее, знакомясь с контингентом лиц, обвиняемых, в мошенничестве, можно отметить некоторые черты, характеризующие эту группу преступников. Ляски указывает, что они приходят к преступлению обычно в позднем возрасте, и это понятно, так как обман требует рассудительности и лукавства. В подтверждение этой мысли Ляски приводит данные французской статистики более чем за полвека, из коих видно, что распределение осужденных за мошенничество по возрастным группам было следующее: моложе 21 года — 5 %, в возрасте 21 — 30 лет — 23 %“, 30 — 40 лет — 34 % и 40 — 50 лет — 23 %.

Оказывается, что русские данные за 1883 и 1903 г. подтверждают вышесказанное мнение. Более половины мошенников были старше 30 лет. И все же процент мошенников в возрасте старше 30 лет сокращается, а в возрасте моложе 30 лет растет. В противоположность убийству, разбою и грабежу, требующих от совершителей физической силы и дерзости, для мошенничества нужен жизненный опыт, а накопление последнего зависит от возраста, с которого начинается самостоятельная жизнедеятельность, от интенсивности темпа жизни, от степени суровости борьбы за существование, требующей напряжения всех сил и способностей человека.

Ляски отмечает, что в 37 случаях из 100, лица, осужденные за мошенничество, оказывались зачатыми родителями уже в преклонном возрасте. В нашем обследовании имелись данные о возрасте родителей относительно 17 человек, причем оказалось, что у 7 опрошенных родители были 30 лет и старше, что составляет около 41 % — цифра близкая к Ляски, но не заслуживающая безусловного доверия в силу малого общего числа обследованных.

Любопытные соображения о влиянии воспитания на выработку склонности к мошенничеству приводит — Вульфен. В раннем детском возрасте притворство и обман инстинктивно проявляются у детей в невинной форме симуляции боли, плача, крика, когда они хотят обратить на себя внимание и добиться чего-либо желаемого. В дальнейшем нередко начинается систематическое приучение детей к обману. Ребенка пугают «букой», «бабой-ягой» и т. п. Подрастающим детям приходится слышать, как родители велят говорить приходящим, что их нет дома, когда они в действительности дома, как они в присутствии детей дурно отзываются о своих знакомых, которым в глаза льстят. Все это вырабатывает представление о дозволенности Лжи и обмана.

Для совершения мошенничества требуется некоторое развитие и образование. Ляски отмечал, что мошенники «редко бывают малообразованны».

Процент грамотных мошенников в дореволюционные годы несравненно выше общего процента грамотного населения России в то время. За 30 лет с 1883 по 1913 г. процент неграмотных упал вдвое. Замечается общая тенденция повышения образовательного уровня мошенников. Причину этого нужно видеть, с одной стороны, в общем постепенном повышении грамотности и образования среди населения, с другой же стороны, в том, что развивавшийся торговый оборот, усложнявший экономические и бытовые отношения, требовал для совершения мошенничества все более развитого и приспособленного к условиям среды интеллекта, в силу чего неграмотным мошенничать стало трудно. Что же касается того, что в 1923 г. совсем несоизмеримыми с десятилетним прошлым оказываются проценты мошенников, получивших среднее и высшее образование, то это должно быть объяснено в первую очередь тем, что из совершивших в Москве мошенничество лишь около 24 % жило в ней менее года; следовательно, значительное большинство их — городские столичные жители, поэтому высокий процент грамотных и образованных среди них является вполне естественным.

Мошенники выходят обычно «из рядов собственников и мелких торговцев». В дореволюционных данных мы находим частичное подтверждение этого тезиса.

Что касается преступников 1923 г., отметим прежде всего в дополнение к вышесказанному, что около половины из них жили в Москве до совершения преступления 5 и более лет. Бывшие «хозяевами» во время свершения преступления большей частью были таковыми и до революции. «Хозяева» остались верными себе: они почти не перешли в другие группы, пополнились новым элементом и вместе со служащими составляют более 50 % всех мошенников. Очевидно, это - группа социально опасных, не ужившихся с новым строем элементов, мошенничающих не из крайней нужды, но для приобретения некоторого достатка.

Где мотивы, толкнувшие мошенников на путь преступления, и каково их отношение к своему поступку? Необходимо отметить, что около половины всех опрошенных отрицают приписываемое им преступление. Среди другой половины наблюдается некоторое различие между первичными преступниками и рецидивистами. В первой группе около половины мотивируют свое преступление нуждой; половина их раскаивается в совершенном, меньшинство оправдывается, остальные относятся безразлично. Другая половина сознающихся мотивирует совершенные ими преступления весьма разнообразно: здесь есть и заявления о сделанном «с целью наживы», «для поступления на службу», «по семейным обстоятельствам», «по легкомыслию», «эгоистический» и т. д. Из 14 человек этой категории 5 раскаивающихся, остальные оправдываются, относятся безразлично, один — гордится.

Обращаясь к рецидивистам, видим, что две трети их жило богато и средне. 9 из 30 человек мотивируют свое преступление нуждой; мотивы прочих — «по привычке», «с целью обогащения» и т. д. Не многие из них раскаиваются.

В общем сравнительно небольшая часть мошенников стала таковыми из-за нужды, по крайней мере острой.

В прошлом большинство из мошенников (около 90 %) выросло в родных семьях, и в настоящем, хотя около половины имеют семьи, лишь одна треть имеет детей, что также подчеркивает, что речь идет не о преступности из крайней нужды.

Вульфен, отыскивая в психологии мошенника «общие черты человеческого образа, а не только выделяющие их особенности», устанавливает в деятельности мошенников проявление притворства, частицу которого мы все имеем и обнаруживаем в повседневной жизни. Многие люди имеют потребность и склонность казаться иными, чем они есть в действительности. Если бы каждый человек являлся другому таким, каков он есть на самом деле, то он мог бы легко потерпеть ущерб, упустить удобный случай, т. е. медленно двигался бы вперед по жизненному пути. В подтверждение этого взгляда находим следующий отзыв о некоем мошеннике «без определенных занятий»: «производит впечатление человека в высшей степени осторожного, боится проронить лишнее слово, внешне выглядит полуинтеллигентом, хотя при опросе не обнаруживает ни малейшего развития».

Рядом с притворством большую роль среди факторов мошенничества играет, по мнению Вульфена, фантазия. Первоначальный источник ее — стремление казаться лучшим, привлечь к себе интерес, внимание и одобрение, преувеличивая и раскрашивая совершенное и виденное, подобно охотникам, туристам и т. д. Постепенно человек сам начинает верить в то, что он рассказывает и передает, в его голове создается сказочный, фантастический мир, стоящий в противоположности с той прозаической действительностью, которая его окружает. И он стремится реализовать этот мир, претворить мечту в бытие зачастую незаконным путем. Деятельность мошенника оказывается близкой к деятельности актера; последний черпает материал для игры из текста роли; первый — из собственной фантазии. Внешними проявлениями этого являются: «трогательная доброжелательная мимика, открытый честный взор, обольстительная любезность, приятная речь, ловкие движения, вся манера держаться со своей убедительной самоуверенностью». В таких же, приблизительно, выражениях описывает мошенника и Ляски, указывая, что все эти качества «доставляют им симпатии и доверие, в котором они часто нуждаются».

В добавление к этому можно отметить, что среди ответов на вопрос о влечениях заключенных, страсть к театру отмечается приблизительно у 13 из 30. Эта цифра много превышает число других влечений, как, например, страсть к картам (вопреки утверждения Ляски о 45 % игроков среди мошенников), нарядам, трактирам и т. д. С другой стороны, около 6 % заключенных составляют настоящие или бывшие актеры или вообще люди, работа которых протекала в непосредственном соприкосновении со сценой или ареной.

Мотивы притворства, игры и фантазии ярче всего проявляются в тех случаях, когда мошенник выступает в роли фиктивного лица, в качестве представителя профессии, наиболее подходящей для совершения своего преступления. «Игра» дополняется здесь такими атрибутами и аксессуарами, как военный мундир, фрак дипломата, ряса священника, форменный костюм чиновника и т. д., на помощь приходит визитная карточка с громким титулом или высокой должностью, подложные документы и т. д. В литературе описаны случаи, когда такие лжеврачи, дипломаты, офицеры морочили публику довольно долго и извлекали из своего занятая порядочную выгоду.

После вышесказанного становится ясно, что к отзывам о «внушающих к себе доверие мошенниках и производящих впечатление честных и искренних людей» приходится отнестись с некоторым недоверием.

Поскольку завоевание доверия и симпатии своих жертв является вопросом успешности работы мошенника, немудрено, что большинство из них являются общительными, живыми, разговорчивыми людьми, энергичными в своих действиях, решительными в своих поступках. Это отмечают анкетные данные и литература: «Настоящий мошенник сангвиник, его психомоторные нервы постоянно продолжают свою игру и нуждаются в возбужденной, повышенной деятельности. Таким образом часть вымышленного представления выливается в эту огромную потребность деятельности органов речи».

Ляски, ссылаясь на Ферри, сообщает, что 12 % мошенников смеются над своими преступлениями. Вульфен говорит, что «с древних времен мир стремится быть обманутым. Мошенник обманывает мцр и этим наказывает его за его собственную слабость». С другой стороны то, что придает необычную окраску, редкое, удивительное, поразительное, сенсационное, причудливое, действует убедительно и пробуждает интерес.

Второй по численности группой преступления является подделка всевозможных товаров. Из них на первом месте стоят папиросы; непомерно разросшаяся торговля ими, неисчислимое количество сортов и марок, создают благоприятную почву для фальсификации их, что и предоставляет легкий заработок За папиросами идут «куклы», рулоны ткани, где материя лишь снаружи, свертки бумаг вместо денег, продажа стекла вместо бриллиантов, меди вместо золота и т. д. Все это плоды усиленной рыночной жизни, стремления «заработать» на чем бы то ни было, и прежде всего на неопытности, доверчивости и растерянности покупателя.

«Могли ли бы вы мне сказать, где начинается и где кончается коммерческая честность? Лихорадка наживы, которая толкала нас обманывать, толкала наши жертвы быть обманутыми», — цитирует Ляски слова одного мошенника на суде. Немудренно, что сфера применения принципа «не обманешь — не продашь» становится и ареной мошенничества.

(Скляр Л. Мошенники).

 

ТАЙНА ДРЕВНЕЙ РУКОПИСИ

Чрезвычайно интересный случай исследования содержания документов был связан с той острой политической и идеологической борьбой, которую вела в России феодальная церковь за свое господство. В этой борьбе церковь ни-. когда не гнушалась пользоваться подложными документами. С помощью таких документов она, в частности, пыталась в начале XVIII в. убедить Старообрядцев в том, что защищаемые ими догматы были осуждены еще в XII в. на церковном соборе, якобы происходившем в 1157 г. в Киеве. Но старообрядцы не поверили словам. Они захотели осмотреть подлинные документы, желая «видеть самое сущее». Их интересовало, «какое оно, на хартии или на бумаге писано или русскими ли, или иным языком и прочая». Рукопись, носившая название «Соборное деяние на еретика арменина на мниха Мартина», якобы нашлась в книгохранилище Никольского пустынного монастыря. По описанию старообрядцев, она была «в полдесть, на пергаменте писанная, пресних аки сединою красящаяся и на многих местах молием изъядена». Однако внешний вид не убедил старообрядцев в древнем происхождении найденного документа. Заподозрив подлог, они решили произвести исследование рукописи. Тот факт, что исследование не носило характера формальной экспертизы, не уменьшает его значения в истории развития экспертизы документов.

В качестве экспертов выступили видные представители старообрядчества начала XVIII в. Андрей Денисов, Мануил Петров и Леонтий Федосеев. Условия для экспертизы были трудными. Чтобы ознакомиться с исследуемой рукописью, Мануилу Петрову пришлось несколько раз ездить в Москву, где на печатном дворе рукопись хранилась «прикованная суть к стене, изрядною цепию», а при ней «аки на страже присно стояше монах… зело быстрыми очима на смотрящих острозрительно книги тыя смотряше и якобы каждого мысли о тех хотяше ведати». Преодолев эти трудности, Петрову удалось тщательно исследовать рукопись и открыть «дивное смешение новости з древностию, простым очесам почти и непонятное».

На основе собранных таким путем материалов Денисов подверг рукопись деяния еретика Мартина всестороннему анализу. Не были оставлены без внимания ни писчий материал, ни чернила, ни графические признаки, ни содержание рукописи. В Поморских ответах указывалось: «…дивимся чернилам имиже деяние оно писано понеже четкостию своею различествуют качества письма залежалого древлехаратейных книг… Сомняемся и буквам, в нем писанным — Белорусским, ныняшняго века пописи, яже в древлехаратейных мы не видохом. Чудым, и еже буквами Белорусскими писано, а речьми Московскими, чесого в древних книгах не случися нам видети.

Недоуменно нам и сие, яко егда разгнеться деяние оно, все листы распрягаются, не якобы улежалые за 500 лет но яко бы ныняшняго времене с старых хартий новосложении шарплются.

Сомненно нам и иная, яже в переплете резания знаки и краев обрезывания, и явствование негде древня го письма и серая бумага вместо досок облочена кожею и прочая, какова в древлехаратейных книгах не прилучися нам видети».

Результаты исследования Денисова оказались настолько неопровержимыми, что церковники не решались после этого отстаивать подлинность рукописи. Саму рукопись они изъяли из обращения и около двух столетий хранили ее в запечатанном виде.

(Крылов И. Ф. В мире криминалистики. Ленинград, 1989).

 

ПРОЦЕСС ГЕОРГА ГЕРСТЕНБЕРГКА И ВРЕНА ЛЮКА

В середине прошлого века мировую известность получили два сенсационных уголовных процесса о подделках исторических документов: процесс Георга Герстенбергка, 1856 г. в Веймаре и процесс Врена Люка в 1870 г. в Париже.

Георг Герстенбергк — архитектор по профессии — был известен среди коллекционеров как собиратель рукописей великого немецкого поэта Фридриха Шиллера. В разное время книготорговцам и непосредственно коллекционерам он продал более 400 неизвестных ранее рукописей Шиллера. Изучение рукописей породило у приобретателей сомнение в их подлинности, на основании чего и возникло обвинение Герстенбергка в подлогах.

Герстенбергк отрицал обвинение, настойчиво утверждая, что все рукописи подлинные. В этих условиях решающее слово могли сказать лишь сведущие лица, и суд обратился к помощи девяти экспертов. Среди них были директор великогерцогской коллекции редкостей Шолль, хранитель великогерцогской коллекции гравюр Шухарт, профессор граверного искусства Швердгебург, а также специалисты в области литературоведения, каллиграфии и химии.

Одна группа экспертов исследовала рукописи, приписываемые Шиллеру, исходя из литературно-исторических и эстетических оснований, другая изучала внешние признаки рукописей (качество бумаги и проч.), третья занималась исследованием почерка и манеры письма.

В результате исследований все эксперты пришли к единому выводу: рукописи Шиллеру не принадлежат.

Что же убедило экспертов в подложности рукописей?

Первая группа экспертов на основе изучения содержания подлинных произведений Шиллера и анализа истории их публикации пришла к вводу о том, что исследуемые рукописи не могут принадлежать перу Шиллера, ибо чужды ему по духу и по стилю. Вторая группа экспертов установила, что значительная часть исследуемых рукописей, судя по их формату и другим признакам, выполнена на листах бумаги, рванных из старых бумаг. Изучив водяные знаки, эксперты признали, что около 100 рукописей написаны на бумаге, изготовленной в XVI в., а остальные — на бумаге, изготовленной не ранее второй половины XVIII в. (Шиллер умер в 1805 г.). Чтобы придать бумаге старый вид, ее искусственно покрывали грязными пятнами, мочили в воде и т. д.

Эксперты третьей группы, изучавшие почерк и манеру письма, нашли существенные различия в написании отдельных букв в исследуемых и подлинных рукописях Шиллера. Установлены были различия и в манере письма. Так, например, Шиллер имел привычку писать иностранные слова, принятые в немецком языке, по-латыни, в то время как во всех приписываемых Шиллеру рукописях они были написаны по-немецки.

И хотя подсудимый виновным себя не признал, суд нашел его вину доказанной. Герстенбергк был осужден к содержанию в рабочем доме на один год.

Рассказ о процессе Врена Люка нужно начать с события, которым было отмечено очередное заседание Парижской Академии наук, происходившее 8 июля 1867 г. За год до этого Академия торжественно отметила свой 200-летний юбилей и теперь готовила материалы о ее основании и истории. В связи с этим академик Шаль преподнес Академии подарок, состоявший из четырех писем драматурга Ротру, адресованных Ришелье. В двух из них высказывалась мысль о необходимости учреждения в Париже Академии наук, из чего следовало, что Кольбер, министр Людовика XIV, считавшийся основателем Академии, лишь реализовал мысль, высказанную Ротру за 30 лет до 1666 г.

Интерес академиков к новым историческим документам был вполне естественным. К тому же подаренные письма были первыми рукописями Ротру, — до этого времени никто не располагал не только рукописями, но даже его подписью. Данное обстоятельство увеличивало ценность подарка. Тем не менее некоторые участники заседания сразу же выразили недоумение по поводу слога писем. Отмеченные странности Шаль объяснил промахами, нередко встречавшимися в частной переписке XVII в.

Прошла неделя, и на очередном заседании академик Шаль представил еще более удивительные документы: два письма Паскаля к английскому химику Бойлю и четыре лоскутка бумаги с заметками и подписью Паскаля. Письма содержали упоминание о том, что Паскаль получил от Ньютона записку, в которой речь шла о законе тяготения и других научных вопросах.

После этого сомнения еще более усилились. Один из академиков указал, что подлинность писем и заметок Паскаля явно сомнительна, ибо содержание их предполагает знакомство с мерами и формулами, которые стали известны лишь после смерти Паскаля. От издателя трудов Паскаля в Академию поступило письмо, в котором документы, представленные Шалем, прямо назывались подложными, написанными ради шутки Издатель выражал негодование по поводу того, что Паскалю приписываются грубые и неискусные марания. Но Шаля и большинство академиков не смутили подобные заявления. На очередных заседаниях Академии представлялись все новые и новые документы из переписки Паскаля с Ньютоном.

Вскоре в полемику по поводу документов из коллекции Шаля вступили ученые Англии, защищавшие Ньютона от умаления его славы. Количество же документов все увеличивалось. Появились письма, свидетельствующие о сношениях Паскаля с Галилеем, Гуигеном и др.

Теперь возмущение по поводу документов Шаля стали выражать ученые Италии и Голландии. Но Шаль оставался невозмутим. Он заявлял, что нельзя допустить, будто какой-то один человек мог изготовить столь большое количество исторических документов. Это потребовало бы от него такого искусства, фантазии и плодовитости, к которым не способен никакой подделывать.

В среде французских ученых у Шаля были не только противники, но и сторонники. К последним относились знаменитый Тьер, Эли де Бомон и другие.

Коллекция документов Шаля получила признание 5 апреля 1869 г. Выражая мнение большинства членов Академии, ее секретарь отметил, что главное ручательство подлинности документов состоит в нравственном убеждении, возникающем при их чтении: «Авторы помещенных в последних протоколах Академии писем и заметок дали полную волю своим перьям. Никакой человек, без сомнения, не был бы в состоянии настроить свое душевное состояние и писать в духе Галилея, Милтона, Людовика XIV или, какого-нибудь другого знаменитого человека и притом о вещах в высшей степени темных и трудных. Слог — это человек. Какому-нибудь жалкому обманщику, без сомнения, было бы чрезвычайно трудно возвыситься до благородной простоты Людовика XIV, который чзсто говорил поразительным языком о знаменитом несчастливце, друге его бабки, королевы Марии Медичи. Точно также и другие письма, в большом количестве представленные г. Шалем и почти два года тому назад обнародованные вместе с протоколами заседания Академии, носят в себе признаки подлинности, ибо нигде нельзя было открыть следов отсутствия связи между ними, таковые же непременно обнаружились бы, если бы они были подложны».

Впоследствии, на судебном процессе, защитник Врена Люка Гельбронне сказал в соей речи, что он с трудом удерживается от злого удовольствия прочесть перед судом заявление секретаря Академии.

Академик Шаль в течение 2 лет не соглашался назвать источник приобретаемых им автографов и отказывался верить, что стал жертвой мошенничества. Даже после того как в апреле 1869 г. инженер Бретон де Шаи доказал, что 16 лоскутков бумаги с заметками Паскаля и 2 отрывка из письма Галилея, находившиеся в коллекции Шаля, — не что иное, как перепечатка из книги Александра Савериена «История новых философов», изданной в 1761 г., Шаль заявил, что Савериен воспроизвел в своей публикации эти документы, а не обманщик скопировал их с книги.

Академия была вынуждена образовать особую комиссию для исследования документов. Докладывая о результатах исследования, член комиссии Леферрье сообщал, что письма, приписываемые Паскалю, Ньютону, Ротру, Монтескье, Лейбницу, Людовику XIV и другим, на самом деле представляют собой отрывки из сочинений Вольтера, Савериена и других авторов и все без исключения подложны.

Академик Шаль настолько был ослеплен документами, что и на этот раз отказался верить в их подложность. По поводу письма, приписываемого Галилею, он обратился во Флоренцию, в Академию, но получил категорическое заключение: «…письмо подложно, заимствовано из сочинений Галилея, изданных Альбери в 1856 г.». Исследование письма было настолько тщательным и выводы настолько убедительны, что ни у кого, кроме Шаля, сомнений не вызывали. Шаль, однако, послал во Флоренцию еще один запрос и второй экземпляр того же письма. И лишь после того, как флорентийские ученые еще раз подтвердили подложность письма, Шаль сообщил, наконец, у кого он приобретал исторические документы.

Продавцом оказался некий Врен Люка, человек, не получивший систематического образования, но обладавший знаниями в различных науках, хотя и неглубокими, полученными путем самообразования. До приезда в Париж, где Люка безуспешно пытался получить место в библиотеке или в книжном магазине, он служил в провинции в конторе адвоката и в суде. Отсутствие диплома бакалавра и незнание латинского не позволяли ему получить желаемое место.

В Париже случай свел его с владельцем генеалогического кабинета Летеллье. В этом кабинете можно, было за большие деньги приобрести фальшивые документы о. титулах и знатном происхождении. К моменту поступления Врена Люка на службу к Летеллье кабинет находился уже на стадии ликвидации. Владелец поручил Люка искать у людей знатных фамилий автографы, относившиеся к эпохе Возрождения. Таким образом у Люка образовалась небольшая коллекция автографов.

Деятельность Врена Люка по изготовлению фальшивых документов началась, с обычного для Франции тех лет случая. Некий маркиз Дюпра во что бы то ни стало хотел доказать, что в числе его предков состоит канцлер Дюпра, министр Франциска I. С этой целью он обратился к Летеллье с просьбой добыть автографы канцлера, но последний не мог удовлетворить ее. Автографов у него не было. Врен Люка согласился добыть такие документы. Им были изготовлены два письма к канцлеру Дюпра. Маркиз принял их за подлинные. Этот случай открыл Люка путь к последующей фальсификаторской деятельности. Общее количество изготовленных им фальшивых документов превысило 2700, они были написаны от имени Архимеда, Ньютона, Паскаля, Галилея, Рабеле, Ротру, Жанны д’Арк и других исторических лиц. Общее число этих лиц составило более 600.

Все документы, приобретенные Шалем у Врена Люка, были подвергнуты авторитетной экспертизе. Эксперты после тщательного их исследования пришли к выводу о несомненной подложности..

Самым удивительным в этом процессе был тот факт, что ученые приняли измышления Люка за произведения Паскаля, Ньютона, Галилея и других глубоких мыслителей, что именно содержание и слог поддельных рукописей признавались ими за несомненные доказательства их подлинности.

Парижским судом Врен Люка был обвинен в мошенничестве и приговорен к тюремному заключению и уплате штрафа.

 

ДЕЛО ИГУМЕНЬИ МИТРОФАНИИ

5-19 октября 1874 г. в Московском окружном суде с участием присяжных заседателей слушалось дело по обвинению в подлогах, мошенничестве, в присвоении и растрате чужого имущества начальницы Московской епархиальной Владычне-Покровской общины сестер милосердия и Серпуховского Владычного монастыря игуменьи Митрофании и купцов П.В. Макарова, А.П. Махадина, Я.Г. Красных, зубного врача Л.Д. Трахтенберга за соучастие в этих преступлениях.

Игуменья Митрофания (в миру баронесса Прасковья Григорьевна Розен) родилась в 1825 г. в семье генерал-адъютанта Розена. В детстве играла с великими князьями. Затем ее отец был переведен командующим Кавказским корпусом, и несколько лет семья провела в Тифлисе. Возможно, представление о вседозволенности и пренебрежительное отношение к закону она приобрела в семье. Характерно, что ее отец был освобожден Николаем I от должности командующего во время его поездки на Кавказ за попытки скрыть преступления своего зятя, мужа сестры П.Г. Розен — князя Дадиани.

Молодость Прасковьи Розен прошла так же, как у всех девушек большого света: основная часть времени отдавалась балам и приемам. Правда, еще она была хорошей наездницей и занималась живописью. По ее словам, она была одной из любимых учениц художника Айвазовского. Под влиянием некоторых случайных обстоятельств она постепенно стала вовлекаться в духовную и благотворительную деятельность церкви. В 1854 г. постриглась в монахини, а в 1861-м посвящена в игуменьи Серпуховского монастыря. Она энергично руководит вверенной ей обителью, многое делает для повышения материального благосостояния монастыря, организации школы и больницы, преступая при этом и закон Божий, и закон государственный.

Обвинение против игуменьи выдвинули трое потерпевших: Медынцева, Лебедев и Солодовников. Медынцева состояла под опекой, которая была учреэвдена по требованию мужа из-за ее постоянного пьянства и расточительного образа жизни. Желая освободиться от опеки, Медынцева искала поддержки у игуменьи Митрофании. Но та, не сделав для Медынцевой фактически ничего, обманным путем получила с нее с помощью Макарова и Трахтенберга долговых обязательств на имя Трахтенберга, Махалина и Красных на общую сумму 300 тыс. рублей.

Во время следствия выяснился факт подделки игуменьей векселей на несколько десятков тысяч рублей петербургского купца Лебедева, которого она знала по совместной деятельности в Петербургской общине сестер милосердия. И наконец, игуменья Митрофания была уличена в вымогательстве денег и подделке подписей на векселях и других документах купца Солодовникова, который обратился к ней с просьбой защитить его от обвинения в скопчестве. После смерти Солодовникова она предъявила его наследникам иск на сумму 460 тыс. рублей, но гражданский суд этот иск отклонил, так как вызывали сомнения представленные истицей документы.

Присяжным было поставлено 270 вопросов. После четырехчасового совещания присяжные вынесли вердикт, которым признали игуменью Митрофанию виновной в составлении подложных документов от имени Лебедева и подложных документов Солодовникова, а также в том, что она обманным образом выманила у Медынцевой ее бланки на вексельной бумаге, и в присвоении денег, вырученных незаконным путем. Присяжные признали, что подсудимая заслуживает снисхождения по всем пунктам. Остальные подсудимые были признаны невиновными. На основании вердикта присяжных суд приговорил Митрофанию к лишению всех прав состояния и ссылке в Енисейскую губернию на 3 года и в другие губернии еще на 11 лет.

Но ссылка в Сибирь была заменена на Ставрополь. И там, по ее же словам, в райском месте, она провела в монастыре два года. Затем она жила в монастырях в Одессе, Полтавской, Нижегородской и Тамбовской губерниях. А в 1893 г. за казенный счет отправилась в Иерусалим, где жила 3 года.

Первым возбудил дело Лебедев, заявивший прокурору Петербургского окружного суда А.Ф.Кони о том, что игуменья Митрофания совершила подлог векселей от его имени на сумму 22 тыс. рублей. К заявлению не могли не отнестись с сомнением. А.Ф.Кони писал: «…Митрофания, стоя во главе различных духовных и благотворительных учреждений, имея связи на самых вершинах русского общества, проживая во время частых приездов своих в Петербург в Николаевском дворце и появляясь на улицах в карете с красным придворным лакеем, по-видимому, могла стоять вне подозрений в совершении подлога векселей». Тем не менее факты, приводимые Лебедевым, были настолько убедительными, что пришлось начать следствие. Назначенная по делу каллиграфическая экспертиза установила, что векселя выполнены рукой Митрофании.

Гораздо более широкий размах преступные действия Митрофании имели в Москве. Потерпевшая Медынцева отличалась пристрастием к алкоголю и расточительной жизнью, в связи с чем над ней была учреждена опека. Медынцеву опека сильно стесняла и поэтому она стремилась избавиться от нее. На этой почве и произошло знакомство Медынцевой с игуменьей Митрофанией. Обещая с помощью своих связей добиться снятия опеки, Митрофания обманным путем выманила у Медынцевой векселя и бланковые надписи, заполнила их с указанием дат, предшествующих учреждению опеки, и с помощью своего сообщника опекуна Макарова получила из опекунского управления свыше 300 тыс, рублей. Еще более крупные мошеннические действия совершила Митрофания в отношении Михаила Солодовникова. От его имени были составлены подложные векселя, изготовлены расписки и другие денежные документы на сумму более 1,5 млн. рублей.

В предъявленных обвинениях Митрофания виновной себя не признала, утверждая, что все полученные ею деньги и денежные документы являлись добровольными пожертвованиями в пользу возглавляемого ею монастыря.

Значительная роль в изобличении Митрофании принадлежала каллиграфической экспертизе. Заключения экспертов показали, что их опыт и огромный труд способны в отдельных случаях помочь открытию истины.

Мы не будем воспроизводить все заключения, данные по этому делу экспертами, ограничимся лишь заключением по поводу документов, якобы полученных Митрофанией от Солодовникова. Для уяснения характера экспертизы приведем заключение в полном виде.

«1874 г. октября 10 дня, мы, нижеподписавшиеся, на вопросы, предложенные нам, имеем честь заявить. Сличая тексты и подписи на документах спорных с бесспорными, пришли к такому заключению, что тексты и подписи на спорных документах явно носят характер подделки. Хотя при первоначальном взгляде, как будто между теми и другими имеется сходство, но мы категорически заявляем, что кажущееся сходство происходит от копировки рукою, несколько напрактикованной в письме, под малограмотный почерк Солодовникова, легко поддающийся подражанию. Даже при беглым взгляде обращает на себя внимание в спорных документах некоторая легкость и ловкость при выводе различных крючков и вообще особенностей своеобразного почерка Солодовникова, которые в подлинных документах написаны хотя грубо, но непринужденно, как бы ни вышло. Подлинный почерк Солодовникова по своей своеобразности и неразборчивости читается с трудом, тогда как спорные документы читаются без затруднения. В спорных документах Солодовникова, откинув крючковатая буквы, как например, букву С и завитки других букв, написанных в подражание настоящего почерка Солодовникова, все остальное в этих документах представит совершенно иной почерк, вовсе не похожий на почерк Солодовникова. В спорных документах встречаются слова, слоги и детали, которые не могли быть написаны рукою Солодовникова по неискусству его в письме. На подлинных документах Солодовникова нет совершенно ни одной прямой строчку, тогда как в сомнительных все строчки прямые и горизонтальные. В подлинных документах Солодовникова название месяца «январь» написано с буквой е (енварь), в подложенных с буквой г (генварь). В подлинных документах отчество «Герасимов» написано «Грасимов», в подложенных же отчетливо «Герасимов». Существенный признак подложности замечается в подписи фамилии Солодовникова, который, как видно из подлинных документов, не дописывал в своей фамилии последней буквы ъ, делая вместо нея какой-то крючок или росчерк, тогда как в подложных документах вместо сказанного росчерка во всех случаях написана вполне определенная буква.ъ. Буква б в бесспорных документах в большей части случаев оканчивается вверху углом, конечный штрих отбрасывается вправо прямолинейно, спорных же оканчивается, не делая угла, дугообразно и к низу. Буква ъ в подлинных документах имеет внизу горизонтальный штрих, подчеркивающий букву, написанный отдельно, и когда есть зигзаг, то он очень мал и кругловат, а в спорных этот зигзаг сделан углом и встречается чаще. Цифра 8 на бесспорных документах имеет форму строчной буквы г, часто похожа на цифру 2, а в подложных пишется по приему французской буквы S. На основании вышеизложенного мы признаем, что спорные документы писаны и подписаны не Солодовниковым. Учитель 4-й Московской военной гимназии Голицын. Учитель 5-й гимназии Александр Тимофеев-Скино. Учитель 3-й Московской, гимназии А.Заруцкий. Коллежский асессор Андрей Берре. Учитель Константиновского Межевого института Василий Веслов. Учитель коллежский секретарь Александр Николаев Иванов. Литограф Бекан».

С точки зрения сегодняшнего состояния судебного почерковедения, заключение выглядит наивным не только потому, что эксперты встали на место суда и решили за него вопрос о подложности документов, но и с позиции анализа графических особенностей почерков, которыми выполнены спорные и бесспорные документы. Тем не менее для своего времени заключение экспертов было выдающимся явлением. Вот как отзывался о нем известный русский адвокат Ф.Н. Плевако, выступивший на судебном процессе игуменьи Митрофании в качестве защитника интересов гражданских истцов — опека Медынцевой и Солодовникова: «Обзор документов, сделанный вами и экспертизой, показал, что мы имеем дело с подлогом. Вы слышали слово экспертов: никогда еще на суде не раздавалась такая энергичная, такая богато мотивированная речь сведущих по этого рода делу лю, — дей. Потратив несколько дней напролет на самое тщательное изучение рукописей настоящего дела, доказав своими ответами по делу Лебедева и по вопросу о сличении почерков игуменьи на разных векселях осторожность, они резко и решительно высказались о подлоге документов Солодовникова и его писем.

Литограф Бекан взялся на суде публично изложить ход мысли экспертов и указать на материалы, которые дали основание их мнению. Он очертил вам буквы, как их пишет Солодовников и как оне написаны в подложных бумагах, и вызывал защиту указать отступления или исключения. Она не нашла их».

Не найдя материала для критики заключения, другие защитники попытались найти его путем проверки знаний и опытности экспертов. С разрешения суда они провели своеобразный судебный эксперимент, литографу Бекану предложено было рассмотреть несколько писем Солодовникова, среди которых были как действительные, так и фальшивые. Из этого испытания Бекан вышел победителем, он без единой ошибки отделил действительные письма от фальшивых. Этот эксперимент дал право Ф.Н.Плевако утверждать, что на такую экспертизу можно положиться. В его речи была дана следующая общая оценка каллиграфической экспертизы: «Чистописание — не наука, письмо — не премудрость, но все же никому, как лицам, занимающимся обучением письму, исправлением почерка, лицам, постоянно воспроизводящим в качестве граверов и литографов чужие письмена, так не знаком навык видеть малейшие особенности почерка и находить сходство и несходство в сравниваемых рукописях».

Плевако выступал по делу игуменьи Митрофании в качестве представителя интересов потерпевших, эксперты дали заключение в их пользу. Благодаря этому возникает невольная мысль, вполне ли объективно оценил Плевако каллиграфическую экспертизу? Однако, точно так же, еще в процессе предварительного расследования, ее оценил прокурор Московского окружного суда Жуков. В совершенно конфиденциальной записке министру юстиции Жуков писал об убедительности экспертизы, доказывающей, что документы, якобы выполненные Солодовниковым, в действительности «представляют неудачную подделку под несомненный почерк Солодовникова». Наряду с этим автор записки подверг тщательному анализу содержание документов, приписывавшихся Солодовникову, и на его основе пришел к тому же выводу, что и эксперты.

 

ДЕЛО О «КЛУБЕ ЧЕРВОННЫХ ВАЛЕТОВ»

8 февраля — 5 марта 1877 г. Московским окружным судом с участием присяжных заседателей было рассмотрено дело по обвинению 48 человек в организации преступного сообщества в целях похищения чужого имущества различными способами. Председательствовал товарищ председателя окружного суда С .Я. Орловский.

Следствие по этому делу началось еще в 1871 г. по заявлению Еремеева, у которого члены преступной группы получили денежные обязательства, когда тот был пьян. В процессе расследования один за другим начали выявляться обманы, мошенничества и кражи, совершенные преступниками по предварительному сговору. С легкой руки следователя, который вел это дело, преступное сообщество стало именоваться «Клубом червонных валетов» — так якобы называли себя его члены. Столь эффектное название и большое число обвиняемых, а также затянувшееся на 6 лет следствие интриговали публику, пресса — и отечественная, и даже зарубежная — уделяла этому делу много внимания. Особенности его заключались в том, что из 48 обвиняемых 36 принадлежали к высшим слоям общества, в том числе 28 дворян, причем большая их часть не имела определенных занятий и других источников существования, кроме преступных. Внушали «уважение» и сумма добытого имущества — не менее 280 тыс. рублей, изобретательность, находчивость и дерзость преступников.

Но при ближайшем рассмотрении дела в судебном заседании обвинению пришлось отказаться не только называть группу «клубом», но и от версии о существовании стройной, централизованной преступной организации. Из показаний подсудимых и свидетелей вырисовывалась картина даже не шайки, а нескольких небольших групп и группок мошенников и проходимцев, бездельников и прожигателей жизни, естественно более или менее знакомых меяаду собой, которые несколько лет по существу на глазах полиции и прокуратуры обирали и обманывали доверчивых людей, преимущественно тоже далеко не идеальных.

Только из показаний обвиняемого Верещагина, опровергаемых другими подсудимыми, можно сделать вывод не о шайке, а только о планах ее создания. Они разрабатывались группой заключенных Московского тюремного замка в 1872 г. Неофитов, Плеханов и другие мечтали создать преступную ассоциацию, возглавляемую председателем и советом из трех членов, которые должны были планировать oneрации, руководить ими, снабжать членов шайки деньгами из капитала общества и поддельными документами. Думали и о внедрении своих людей на важные должности для облегчения совершения хищений. Предполагали начать дело с изготовления и распространения фальшивых и похищенных ценных бумаг. Но тот же Верещагин в своем последнем слове заявил, что обвинение, выдвинутое следствием и прокурором^ якобы существовавшей в тюремном замке подпольной мастерской по производству поддельных документов несерьезно и основано на провокации. Следователь предложил заключенным купить поддельные документы, которые фигурируют в деле. «Истратил тысячу рублей и получил четыре поддельных билета; если бы он истратил десять тысяч, он достал бы их четыреста», — утверждал подсудимый.

На разрешение присяжных заседателей были поставлены судом 239 вопросов. Их вердиктом 19 человек (в том числе Мазурин и Либерман) оправданы, 9 человек приговорены судом к ссылке, остальные — к тюремному заключению сроком от 3,5 года до 2 месяцев.

 

ПОДДЕЛКА СТОРУБЛЕВОК

(ПО ВОСПОМИНАНИЯМ А.Ф.КОШКО)

 

В 1912 г. Кредитная канцелярия известила московскую сыскную полицию о том, что в обращении появилось значительное количество фальшивых сторублевок идеальной выделки и для примера прислали мне несколько образцов таковых. Местами усиленного обращения фальшивых билетов являлись поволжские районы и Читинский округ в Сибири.

Присланные Канцелярией образцы действительно представляли собой верх совершенства: Канцелярия указывала на едва приметную разницу в рисунке сетки, но этот признак был столь незначителен, что легко мог ввести в заблуждение не только рядового, но и предупрежденного человека. Это вскоре подтвердилось на ярком примере.

Зайдя в Московский Купеческий банк, я попросил кассира разменять 100 рублей и протянул ему фальшивый билет. Кассир растянул бумажку, поглядел на свет, и затем, спрятав в ящик, принялся отсчитывать мне разменную мелочь.

— А сторублевка-то фальшивая! — сказал я ему. Он удивленно на меня взглянул и, вынув спрятанный было билет, снова принялся его разглядывать.

— Изволите шутить! — сказал он, улыбнувшись.

— И не думаю, я говорю совершенно серьезно.

Кассир схватил бумажку и помчался к главному кассиру. Вскоре он вернулся и иронически мне заявил:

— Приносите хотя миллион таких фальшивых бумажек, примем в лучшем виде!

— И плохо сделаете, так как, повторяю вам, что билет подделан. Я начальник полиции и хотел лишь произвести опыт. Во всяком случае, будьте осторожны на будущее время и вот вам отличительный признак взгляните на текст, где говорится о наказании, налагаемом за подделку билетов: на фальшивых он заканчивается аккуратной точкой, на подлинных же точка отсутствует.

Наличность точки на фальшивых билетах обнаружил один из моих агентов, о чем известил немедленно в Кредитную канцелярию, пропустившую эту примету.

Обнаруженная точка имела своим последствием лишь усиление заявлений о подделке, посылавшихся из разных банков чуть ли не со всех концов России.

На Москву, как центр, более близко отстоящий от Поволжья и Читинского округа, было возложено это дело, и я принялся за работу.

Всем сыскным отделениям Империи было предложено внимательно следить за появлением в их районах фальшивых сторублевок и стараться открыть их первоисточник Вместе с тем мною были опрошены все каторжные тюрьмы и места заключений с целью узнать, не находится ли в бегах кто-либо из преступников, отбывающих наказание за прежние подделки денег.

Прошел месяц-другой, но сыскные отделения не давали утешительных сведений. Из рапортов их начальников выяснилось примерно одно и то же, а именно: появлялись поддельные билеты, предъявители их опрашивались, указывались вторые, третьи, иногда пятые источники их получения, но по проверке это были все люди, не внушающие ни малейшего подозрения. Впрочем, это было и неудивительно, так как благодаря идеальной подделке сторублевки успевали пройти через десятки, а иногда и сотни рук, прежде чем попасть в какой-либо банк или к какому-либо осведомленному о точке спекулянту. Известить же при помощи газет всех и каждого о злополучной точке — не представлялось возможным, так как не подлежало сомнению, что мошенники тотчас же внесут корректив в свою работу, а это, конечно, лишь осложнит розыск.

По сведениям, полученным из мест заключения, выяснилось, что все фальшивомонетчики либо благополучно находятся на месте, либо, отбыв наказание, ведут более или менее «добродетельный» образ жизни на поселении, под надзором полиции.

Исключение составляли лишь два человека — Левендаль и Сиив, отбывавшие наказание за подделку пяти- и десятирублевых бумажек и бежавшие с полгода тому назад из Читинской каторжной тюрьмы. Оба в прошлом были искусными граверами по камню. Все попытки розыска отыскать их не привели ни к чему. Надо думать, что с хорошо подделанными паспортами они укрылись либо где-либо в глуши, либо бежали за границу.

Прошло еще несколько месяцев, но дело не разъяснялось. «Эпидемия» фальшивых билетов то как будто угасала, то вдруг вспыхивала с новой силой. Я уже стал приходить в отчаяние.

В это тревожное время я получил от начальника Читинского сыскного отделения рапорт, несколько отличавшийся от его предыдущих донесений. В начале этого рапорта он докладывал, что все поиски по-прежнему безуспешны, но в конце добавлял следующее: «Живут у нас в Чите три брата С., местные золотопромышленники, богатые староверы, пользующиеся всеобщим уважением. Живут они замкнуто, дел их точно никто не знает. Я, разумеется, никаких улик против них не имею, но считан) своим долгом рассказать о подмеченном мною странном явлении. Младший из этих братьев часто ездит в Париж и всякий раз после его возвращения поддельные кредитки вновь наводняют край. В Чите они не появляются, но распространяются усиленно по округу. Я было хотел произвести у братьев С обыск, но, боясь испортить дело, решил дождаться вашего распоряжения».

Я сейчас же телеграфировал ему, прося не производить пока обыска и предупреждая о командировании мною в Читу агента московской сыскной полиции Орлова.

На следующий же день Орлов выехал на место. Месяца три провел он в Чите и ее окрестностях, старательно собирая как сведения о братьях С, так и малейшие детали по делу о сторублевках.

Относительно братьев С. ничего одиозного он не установил, но, прожив некоторое время на золотоносных приисках, он от случайных старателей, так называемых чалдонов (промывателей золота вручную), слышал, что бежавшие каторжане, все те же Левендаль и Сиив, похваляясь находкой какого-то капиталиста, согласившегося дать им деньги на оборудование предприятия фальшивых сторублевок Имени этого капиталиста они не называли. Что же касается самих беглых, то след их давно простыл.

В одном из своих донесений Орлов предупреждал меня, что на днях С. едет в Париж. Я приказал Орлову следить за С. до Москвы и здесь передать «товар» мне.

Было решено, что чиновник особых поручений К, не раз талантливо выполнявший сложные заграничные поручения, отправится за С. во Францию, где и понаблюдает за его деятельностью, чрезвычайно странно совпадающей, как я уже упоминал, с увеличением количества фальшивых денег в Читинском округе. С чиновником К захотел отправиться и товарищ прокурора Московского окружного Суда Г. Чернявский.

Позднее чиновник К рассказывал о своей поездке следующее: «До границы наш читинец ехал тихо и скромно, но перевалив ее, заметно оживился и стал проявлять в своем поведении нечто, плохо гармонирующее с понятиями о старовере-пуританине, каковым его привыкли считать в Чите. Я думал, что в вагон-ресторан он явится чуть ли не со своей посудой, и был удивлен, застав его там с сигарой в зубах и с бутылкой лафита на столике. Он ел со смаком, много пил и, наконец, познакомившись с какой-то накрашенной девой, исчез вместе с ней в своем купе. В Париже он остановился в приличной, но не фешенебельной гостинице «Normandy», близ avenue de I`Орега.

Я обратился к французской полиции и мне в помощь откомандировали двух агентов, после чего я установил непрерывное наблюдение за С. Первые три дня упорной слежки ничего не дали: С. забегал в. магазины, питался по ресторанам, раз был в опере. Но на четвертый день он нанес весьма странный визит одному из парижских лавочников. Выйдя из гостиницы и как-то тревожно озираясь, С. пешком пересек чуть ли не весь город и, добравшись до улицы Marcadet, завернув в небольшую лавчонку, на окнах которой виднелись чемоданы, несессеры и пр. дорожные принадлежности. Пробыл он в лавке довольно долго, после чего нанял фиакр и вернулся в гостиницу. Визит был высоко подозрителен, так как для чего, спрашивается, было С бежать за сундуком или несессером чуть ли не на край света, когда магазины с соответствующим товаром имелись вблизи гостиницы «Normandy»? Записав адрес лавки, я решил выждать события и не допрашивал пока лавочника. На следующий день рано утром я был крайне огорчен моими французскими коллегами, прибежавшими ко мне в номер и заявившими, что этой ночью «русский» скрылся, заявив в гостинице, что уезжает на неделю в Лион. Хотя он и указал место своей поездки и даже оставил за собой номер и вещи в нем, но все это могло быть маневром для отвода глаз, если только С. заметил за Собой слежку. Я немедленно выехал в Лион. Мне думалось, что если С. и там проживает, как в Париже, под своим настоящим именем, то мне не трудно будет его настигнуть. Но, увы! С в Лионе не оказалось, и я вернулся ни с чем. С величайшей тревогой я стал поджидать его возвращения в Париж, плохо, признаться, в это веря. Но С. подъехал к гостинице с каким-то свертком в руках. В этот же день он опять побывал у лавочника на улице Marcadet, причем, на этот раз, лавочник выволок ему новенький чемодан порядочных размеров и помог ему погрузить его на извозчика, после чего С. увез покупку в гостиницу.

Поручив на время слежку за С. французским агентам, я лично направился к лавочнику и без лишних слов, предъявив ему мой полицейский мандат, потребовал объяснений. Лавочник сначала растерялся, но, не желая, видимо, впутываться в чужое темное дело, чистосердечно заявил:

— Да, я знаю этого русского, он хороший клиент, платит аккуратно, и за этот год уже четвертый раз заказывает у меня дорожный сундук особой конструкции. Особенность ее заключается в том, что у сундука двойное, хорошо замаскированное дно. Для чего нужен ему тайник, мне не известно. Я, как трудолюбивый и честный ремесленник, исполняю заказ, а остальное меня не касается.

Оставив у лавочника дежурного, дабы не дать ему возможности оповестить покупателя о моих расспросах, я полетел в «Normandy». Здесь оказалось, что С. потребовал уже счет и вечером же намеревается выехать в Россию. Я хотел было немедленно его арестовать, так как не сомневался, что в сундуке обнаружу пачку фальшивых сторублевок, но затем решил дать добраться С. до русской территории и арестовать его уже там, дабы избежать многих лишних хлопот, связанных со сдачей иностранному государству уголовного преступника. В тот же вечер мы выехали в Россию и по приходе поезда на пограничную станцию Александрово, я арестовал С. и лично осмотрел его багаж Взломав дно злополучного сундука, мы извлекли оттуда на 300 тыс. рублей фальшивых сторублевых билетов».

С. держал себя преглупо: отрицал всякую за собой вину, ссылаясь на полное неведение двойного дна в сундуке и т. д. Он был отправлен в Варшаву и посажен в тюрьму.

Одновременно с этим, я дал телеграмму в Читу, прося произвести обыск в доме у остальных братьев С. Обыск этот, однако, не дал ничего.

Теперь предстояло выяснить местонахождение самой «фабрики». Это оказалось далеко не легким. С. продолжал от всего отпираться. Пришлось прибегнуть к «посадке». Целых два месяца просидел с ним в камере подсаженный агент, но, хотя и подружился с ним, тем не менее не добился тайны. Наконец, на третьем месяце, при получении агентом печатного постановления прокурорского надзора об его, якобы «освобождении от ареста и суда», С. в него уверовал и попросил об услуге: осторожно пронести и опустить в кружку письмо. Крохотный конвертик был адресован в Париж, 25, rue, lu Moine, M-lle Grenier. В нем оказалась просьба повидать Левендаля и передать ему, что в Ницце все уничтожено, что он сидит в тюрьме и что расчетов не будет.

Это письмо по прочтении вновь бережно было запечатано и отправлено по адресу. Одновременно чиновник К. опять выехал в Париж и принялся наблюдать за M-lle Grenier.

Последняя оказалась рядовой мидинеткой, служащей в парфюмерном магазине, добродетельной по расчету, бережливой по инстинкту, веселой по природе, словом, дитя Парижа, каких много! Утром она отправлялась на работу, в двенадцать часов проглатывала кусок сыру и чашку кофе, в восемь возвращалась домой, оттуда уже не выходила до следующего утра. К. целых трое суток потерял, созерцая это «платоническое» поведение M-le Гренье. Он диву давался: ведь должна же она выполнить поручение и повидать Левендаля! Вдруг его осенила счастливая мысль: продежурить у ее дома целую ночь, вместо того, чтобы прекращать наблюдение к полуночи, как он это делал до сих пор. Результаты получились хорошие: часа в три утра из подъезда показалась мидинетка, посмотрела по сторонам и, быстро перебежав улицу, скрылась в доме наискось. Пробыла она там минут двадцать и вновь появилась на улице с каким-то рослым и неряшливо одетым типом. Распростившись с ним, она перешла улицу и снова скрылась в своем подъезде. К взглянул для верности на имеющуюся при нем фотографию, и убедился, что собеседник Гренье не кто иной, как Левендаль. Он незаметно последовал за ним. Левендаль пересек несколько улиц и, завернув в rue de La Jonquiere, вошел в како-то дом. Вскоре он появился с человеком небольшого роста, в котором К. без труда узнал Сиива.

Подозвав нескольких полицейских, К. арестовал обоих. Они не упирались. Обозленные на старовера С. за его скупость и недобросовестные расчеты, они выложили все начистоту. По их словам, С. помог им бежать с каторги, снабдив деньгами и платьем. Они уговорились широко организовать производство сторублевок С. по частям перевез в Ниццу необходимые станки, бумагу, краски, материалы и дело пошло. Сначала С. платил аккуратно, но затем стал сильно затягивать платежи, в результате чего оба они давно бедствуют и голодают. Перед последним приездом С. писал, что едет в Францию в последний раз, после чего уничтожит в Ницце фабрику, и, прекратив дело, рассчитается с нами по-царски.

— Узнав сегодня через Гренье, — рассказывал Левендаль, — что все пропало и что расчета не будет, — я побежал предупредить товарища и мы оба намеревались скрыться, как вдруг вы нас арестовали.

По указанному адресу К. проехал в Ниццу и, обыскав тщательно бывшее место выделки бумажек, нашел случайно неуничтоженные мелкие части станков. Сомнений не было — С. ликвидировал «дело».

Все три фальшивомонетчика были приговорены к долгосрочной каторге.

(Кошко А. Ф. Уголовный мир царской России Новосибирск, 1991).

 

ВАН МЕЕГЕРЕН И ЕГО ПОДДЕЛКИ

Хан Ван Меегерен — сын школьного учителя — родился 3 мая 1889 г. и был третьим из пяти детей в семье. Его мать проявляла некоторые склонности к музыке и рисованию до замужества. Однако после она была вынуждена отказаться от этого. Приглушенный талант матери в полной мере проявился в самом хрупком из ее детей — Хане.

Несмотря на недовольство отца, Ван Меегерен все свое свободное время проводит в мастерской учителя Кортелинга. Учитель прививает ему вкус к старинной манере письма и одновременно обучает его владению этой манерой. Для учителя и ученика подлинная живопись кончается XVII в. Предметами их обожания являются Г. Терборгх, Ф. Халс, П. де Хох, Я. Вермер.

В 18 лет Хан Ван Меегерен записывается в Делфтский технологический институт, чтобы слушать там курс архитектуры. Однако самое больше внимание Меегерен уделяет занятиям в Школе изящных искусств. Живопись занимает его гораздо больше, чем архитектура. Свои каникулы он проводит у Бартуса Кортелинга. В это время завершается его формирование как художника.

Закончив четвертый курс, летом 1911 г. Меегерен встречает Анну де Воохт. Весной следующего года, несмотря на возражения отца Ван Меегерена, они вступают в брак. В это время Анна уже ждет ребенка. Супруги отправляются жить к бабке Анны. Их материальное положение незавидно.

В это время Ван Меегерену 23 года. Чтобы поддержать семью, он начинает продавать свои первые картины. Он все чаще задумывается над тем, чтобы стать профессиональным художником.

В Делфте раз в пять лет организуется конкурс живописи для студентов. Золотая медаль, вручаемая за лучшее произведение, обеспечивает лауреату определенный престиж и сразу же приносит известность. Ван Меегерен решает попытать счастья. Он приступает к работе над акварелью. Сюжетом избран интерьер церкви Сен-Лоран в Роттердаме. Сложность модели позволяет ему использовать свои познания в архитектуре и продемонстрировать прекрасное владение традиционной манерой письма.

Покоренное традиционным голландским стилем и виртуозностью исполнения, жюри конкурса единодушно присуждает Ван Меегерену первую премию. Он становится местной знаменитостью, его акварель продается за достаточно высокую цену. Получают признание и другие его картины. Теперь он — художник.

Ван Меегерен стремится обеспечить себе твердое социальное положение и поступает в Академию изящных искусств в Гааге. Ему присваивают 4 августа 1914 г. звание мастера искусств.

Акварель «Интерьер церкви Сен-Лоран» до сих пор остается его самым знаменитым произведением. Он втайне делает с нее копию с целью продать ее одному богатому коллекционеру. Ван Меегерен намеревается выдать эту копию за оригинал. Жена художника заклинает его не делать этого.

С течением времени Ван Меегерен продолжает утверждаться как художник. Его мастерство приобретает прочное признание среди небольшого круга любителей. Вскоре один торговец картинами заключает с ним контракт. В 1916 г. открывается первая выставка Меегерена.

Друг художника Ван Вайнгаарден обладает подлинным даром перекупщика. Постепенно Меегерену приходит мысль взяться за реставрацию малоценных полотен XVII и XVIII вв. Прекрасное владение техникой позволяет ему придать этим картонам достоинство настоящих произведений искусства. Эта деятельность оказывается очень доходной.

В 1928 г. Ван Меегерен со своим другом обнаруживают картину, в которой они признают работу Франса Халса. Если бы была установлена подлинность этого портрета, он бы принес им целое состояние. Друзья с большой тщательностью и осторожностью берутся за реставрацию картины. Затем они ее показывают известному художественному критику и искусствоведу доктору Хофстеде де Грооту. Он признает подлинность произведения и предлагает найти покупателя. После того, как картина была продана, известный критик Бредиус заявляет, что это — подделка. Ван Вайнгаарден вынужден вернуть покупателю деньги. Он решает разыграть Бредиуса. Ему он показывает свою собственную картину, выдавая ее за творение Рембрандта. Известный критик признает подлинность картины. Здесь и совершается мщение Вайнгаардена. Театральным жестом он разрезает полотно. Бредиус осмеян и подавлен. Вайнгаарден и Меегерен убеждаются в некомпетентности искусствоведов, в силе условностей, опутавших мир искусства.

На сороковом году Меегерен ведет бурный образ жизни. Он развелся с Анной де Воохт, завел роман с женой одного из критиков и в 1929 г. женился на ней. После свадьбы время от времени у него появляются небольшие романы с натурщицами. Отношения с отцом разорваны. Отец отрекся от своего сына-художника. Меегерен чувствует себя изгоем.

Меегерена мучает один вопрос: как добиться, чтобы холст и подрамник были подлинными? Довольно легко найти у антиквара картину XVII в., не представляющую серьезной художественной ценности. Нужно очистить несколько слоев живописи, не повредив подмалевок. Это очень сложная операция. При написании картины нельзя пользоваться веществами, которые вошли в обиход позднее эпохи великого мастера Вернера. Это можно установить с помощью химического анализа. Ван Меегерен научился сам приготовлять краски, нашел поставщиков других редких веществ.

Однако самая главная проблема — проблема кракелюр. Именно на этом и удавалось разоблачить большинство подделок Масляная живопись сохнет Очень медленно. Довольно быстро затвердевает лишь поверхностный слой краски. Для полного высыхания требуется по меньшей мере полвека. Позднее появляются кракелюры — трещины на картине — со временем они множатся. Гениальная мысль Меегерена заключалась в том, чтобы, очистив прежнее изображение на картине, писать новое, тщательно сохраняя каждую трещинку первоначальной подмалевки.

Для того, чтобы добиться надлежащего затвердения красок, после долгих поисков Меегерен решает обратиться к последним достижениям современной химии. К концу 1934 г. ему удалось изобрести такие масляные краски, которые в специальной печи при температуре 105 градусов по Цельсию затвердевали по истечении двух часов настолько, что их не брал обычный растворитель.

Следующей проблемой было то, что на протяжении веков на поверхности картины накапливается пыль, которая въедается в малейшие трещинки живописи. Ван Меегерен находит гениальное решение. После того, как высохнет слой лака на картине, он покрывает все полотно тонким слоем китайской туши. Тушь просочится в трещины заполненные лаком, затем художнику остается лишь смыть китайскую тушь и лак с помощью скипидара, а тушь, проникшая в трещины остается и создает видимость въевшейся пыли. Чтобы придать картине окончательный облик, Меегерен еще раз покрывает ее слоем лака сверху.

В 1935 г. Ван Меегерен приступает к осуществлению своего замысла. Он пишет одного Франса Халса, одного Терборха, двух Вермеров. Первая из его картин — «Пьющая женщина».

В свете весеннего дня 1937 г. Меегерен рассматривает свое Произведение — самую крупную живописную подделку всех времен «Христос в Эммаусе» Вермера. Эту картину ждет крупный публичный триумф. За нее он получил очень крупную сумму — 1 млн. 600 тыс. франков.

Летом 1938 г. Меегерен со своей женой Йо переселяется в Ниццу в квартал Симмьеских озер. Они покупают там роскошную виллу, которая расположена на уступах горных отрогов, откуда открывается вид на город и море. Построенное из мрамора здание насчитывает пять больших салонов в первом этаже и двенадцать спальных комнат во втором. В другой часта здания находятся большой музыкальный зал, галерея и библиотека. Все комнаты меблированы с большой роскошью. На вилле постоянно устраиваются вечеринки, празднества.

«Игроки в карты» — вторая картина де Хоха, написанная Меегереном. Новая подделка будет пущена в продажу значительно позже и будет продана лишь в 1941 г. За 750 тыс. франков ее приобретет богатейший промышленник Ван дер Ворм.

Капитал от продажи «Христа в Эммаусе» и «Любителей выпить» позволяет Меегерену расходовать ежемесячно 600 тыс. франков. Со своей женой он ведет разгульный и расточительный образ жизни. Меегерен неумеренно употребляет алкоголь, начинает пробовать морфий.

52-летнего Ван Меегерена скапливается капитал в 4 млн. франков, вырученных от продажи его трех последних картин.

Новым посредником для художника становится Ван Страйвесанде. Меегерен передает ему своего «Христа и неверную жену», а затем случайно узнает, что он тесно связан с нацистскими кругами. Однако уже поздно. Баварский банкир Алоис Мидль прослышал об открытии неизвестной картины Вернера и информировал об этом Вальтера Хофера — агента гитлеровского режима, которому поручен розыск художественных ценностей в оккупированных странах. В конце концов в сделку вмешивается Голландское государство. За картину назначена цена в 1 млн. 650 тыс. гульденов (около 6 млн. франков). Немцы требуют покупки этого шедевра голландского национального достояния и продажа картины превращается в государственное дело. После тайных переговоров сделка осуществляется следующим образом: в обмен на картину третий рейх возвращает Голландии 200 подлинных полотен, которые были украдены нацистами во время вторжения. После получения этих картин Голландское государство выплачивает наличными деньгами запрошенную сумму Мидлю и Ван Страйвесанде. Последний отдает около 4 млн. франков Меегерену. Меегерен не испытывает удовлетворения. Он знает, что Мидль и Вальтер Хофер работают на рейхсмаршала третьего рейха и коллекционера произведений искусства Германа Геринга.

В период с 1939 по 1943 г. Ван Меегерен создает 13 подделок. 5 из них не были проданы. Остальные 8 принесли 7 млн. 254 тыс. гульденов, т. е. примерно 250 млн. франков, из которых Меегерен получил самое меньшее — 170 млн.

Соляная шахта в Альт-Аусзее (Австрия) в 1945 г., личная коллекция Геринга, искусствоведческая комиссия союзнических держав — таковы факторы, которые привели к странной развязке этой истории.

В нацистских архивах обнаруживаются следы цепочки, которая приводит к Ван Меегерену. Выясняется, что он — это последнее звено в цепочке людей, связанных с продажей картин. В конце мая 1945 г. люди, ведущие расследование, появляются у Ван Меегерена. 29 мая 1945 г. Хан Ван Меегерена арестовывают по обвинению в сотрудничестве с врагом. Фальсификатор оказывается в отчаянном положении. События принимают абсурдный оборот. Меегерен обвиняется в сотрудничестве с гитлеровцами и разграблении художественного национального достояния. Однако он же вернул в Голландию 200 подлинных художественных произведений. На допросах Меегерен хранит молчание. Сказывается отсутствие наркотиков, к которым он уже успел пристраститься. Молчание становится для обвинителей своего рода доказательством виновности. 12 июля Меегерен делает сенсационное признание, что он сам автор интересовавшей суд картины.

Несмотря на сведения, сообщенные художником, полиция и служба безопасности хотят быть абсолютно уверенными, что Меегерен способен имитировать мастера XVII в. Меегерен берется на глазах у полицейских в своей мастерской создать нового Вермера. В конце июля в своем большом доме на Кайзерхрахт под постоянным наблюдением Ван Меегерен начинает писать своего последнего Вернера. Это — «Молодой Христос, проповедующий в храме».

Вся Голландия взбудоражена. В печати развернулась шумная кампания. Все обсуждают сенсационное дело Ван Меегерена. Юридически трудно доказать его виновность, поскольку он раскрыл себя и поскольку покупатели его подделок отнюдь не случайные люди.

В конце сентября 1945 г. Меегерен заканчивает работу над «Молодым Христом, проповедующим во храме». 11 июня 1946 г. по приказу министерства юстиции назначена специальная комиссия по расследованию. В нее входят эксперты, историки искусства, химики.

Утром 29 октября 1947 г. у дверей четвертой палаты амстердамского городского суда собралась огромная толпа. Сюда примчали журналисты со всего мира.

12 ноября 1947 г. объявляется решение суда: Хан Ван Меегерен приговорен к минимальному наказанию — одному году лишения свободы. Его подделки не уничтожаются, а возвращаются их владельцам.

26 ноября 1947 г. Меегерен поступает в клинику Валериум. Перед этим он подписал просьбу о помиловании на имя королевы. 30 декабря 1947 г. Хан Ван Меегерен умирает от сердечного приступа. Проведенный в декабре опрос общественности показал, что он был в то время самым популярным человеком в стране.

 

ФАЛЬШИВЫЕ ДИПЛОМЫ

В 60-е гг. в СССР было широко известно дело об изготовлении фальшивых дипломов. Ленинградские оперативные работники долгое время разыскивали преступную группу, занимавшуюся изготовлением фальшивых дипломов об окончании ленинградских вузов. Изловить членов группы было чрезвычайно сложно. Это объяснялось тем, что группа строилась по конспиративному принципу «рваной цепочки». Каждый член группы знал лишь того, с кем имел дело, общей же личной связи между всеми членами группы не было.

Изготовление дипломов шло по хорошо отработанной системе. Качество было чрезвычайно высоким. Поддельные дипломы практически не отличались от подлинных.

Над раскрытием группы работали судебные эксперты Центральной ленинградской научно-исследовательской лаборатории судебной экспертизы. Их усилия увенчались успехом. Экспертам удалось доказать, что рельефная надпись на обложках выполнена специально изготовленными пуансонами на прессовом оборудовании одного из крупных заводов, Заказ на эту работу «размещал» технолог этого завода С., сами обложки были изготовлены. в переплетной мастерской по «заказу» работника жилуправления Б., который достал и специальную бумагу с рисунком, близким к рисунку защитной сетки.

Шрифт был похищен в одной из ленинградских типографий. Были изготовлены наборы необходимых текстов. Тексты печатались в этой же типографии. Готовые обложки и листы с текстом передавались мастеру К., который на своем рабочем месте изготовлял готовые бланки дипломов. Был найден гравер, который за большую плату изготовил гербовые печати шести институтов.

Покупателям продавались либо чистые бланки, либо уже заполненные дипломы. Цена составляла 300–500 рублей. Подписи должностных лиц на дипломах копировались по образцам подлинных подписей. Всего преступной группой было изготовлено более тысячи дипломов, половину из которых им удалось реализовать.

Точкой в этом деле стал некий Гарик, занимавшийся в одном из южных городов починкой модной женской обуви. Гарик влюбился в одну из своих клиенток. Избранницу Гарика огорчало то, что у него нет образования: Против того, что дочь выйдет замуж за сапожника, были и родители девушки. Гарик нашел выход из этой ситуации. Он заявил своей возлюбленной: «Будет у меня и высшее образование, для этого мне лишь нужно съездить в Ленинград». Гарик вернулся с новеньким дипломом инженера.

Эта история превращения сапожника в инженера не была укрыта от следственных органов. Гарик был вызван в необходимые инстанции, где после долгих препирательств рассказал, у кого купил диплом. После этого вся преступная группа была разоблачена.

 

ВЫШЕ ЗАКОНА

Этой женщине сейчас 58 лет, но на вид ей можно дать все 70. Ее покинули друзья и знакомые. Она мало общается со своими родственниками. Она живет на большой даче в поселке Жуковка под Москвой, которую ей построили за бесценок по распоряжению отца. Невероятно растолстевшая и неопрятно одетая, она редко выходит из дома. Ее муж — еще недавно всесильный генерал, которому подчинялась вся милиция Советского Союза, смещен со всех партийных и государственных постов и арестован. В следственной тюрьме Лефортово он дает показания. Он знает очень много, и эти показания могут бросить тень не только на іего самого. Его жену уже дважды подвергли принудительному лечению от алкоголизма, но женский организм очень плохо поддаемся лечению. Она и сейчас почти всегда пьяна. В Москве говорят, что иногда по ночам эта женщина выходит из дверей своей большой дачи с лопатой в руках, чтобы проверить, сохранились ли на участке зарытые ею в разное время драгоценности. Она не читает газет и журналов и плохо понимает, что за «перестройка» происходит в нашей стране, где она так вольготно и весело вела полную приключений и авантюр жизнь.

Читатель уже вероятно догадался, что мы ведем речь о Галине Брежневой — дочери Леонида Брежнева, которому она всегда доставляла одни неприятности.

Еще в школе Галина отличалась дерзким и своенравным характером, и ее не интересовала политика и политическая карьера, которой занимался отец. Некоторое время она училась на литературном факультет Кишиневского университета. Но науки мало интересовали Галину. Одна из ее сокурсниц вспоминает, что сам первый секретарь ЦК Молдавии Л.Брежнев приходил в университет и просил студенток из ее группы повлиять на его дочь и хотя бы убедить ее вступить в комсомол. «Очень нехорошо, — откровенно признавался Брежнев, — я возглавляю партийную организацию всей республики, а моя дочь не хочет стать комсомолкой». Но Галину не занимала комсомольская работа.

В 1951 г. в Кишинев приехал на гастроли передвижной цирк «Шапито». Галина ходила на все его представления. Она увлеклась Евгением Милаевым, молодым силачом и акробатом, который держал на себе пирамиду из десятка людей. Вскоре цирк уехал из Кишинева, но вместе с цирком, бросив университет, уехала и Галина. Милаев стал ее первым мужем, и она вернулась в семью отца лишь через год, но с маленькой дочкой, заботу о которой взяла на себя жена Брежнева — Виктория. Галина жила с Милаевым 8 лет, они развелись из-за постоянных ссор, в которых родители Галины неизменно брали сторону ее мужа. Брежнев и его жена привязались к своей внучке и сохранили добрые отношения с ее отцом. Бывший акробат стал Героем Социалистического Труда и директором Московского цирка на проспекте Вернадского. В 1983 г. он умер.

Галина рассталась с Милаевым, но не с цирком, где теперь у нее было много поклонников и друзей. Только один раз в 1960 г., когда Брежнев стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР, он взял с собой не только жену, но и 32-летнюю дочь в официальную поездку по Югославии. Но ее поведение и экстравагантные костюмы привлекли слишком большое внимание прессы, и Л.Брежнев больше никогда не брал с собой дочь при официальных визитах в другие страны. Но Галина не перестала после этого ездить за границу. При покровительстве начальника управления всех цирков страны Анатолия Колеватова Галина ездила за границу с самыми различными цирковыми труппами и, конечно, инкогнито. Обычно, ее оформляли в качестве гримерши. И никто в других странах не знал, что под личиной Скромной служащей скрывается дочь Брежнева. Конечно, она не платила Колеватову тех взяток, которые ему давали другие артисты. Она одаривала семью Колеватовых своим покровительством.

Очередным увлечением 35-летней Галины стал 20-летний Игорь Кио — сын знаменитого иллюзиониста Эмиля Ренарда, принявшего цирковую фамилию Кио.

Роман Галины и Игоря развивался быстро. И вскоре они решили пожениться. На одном южном курорте они явились в местное отделение для регистрации брака и потребовали оформить их отношения. Но в СССР запрещается немедленная регистрация брака. Жених и невеста должны вначале подать заявление и пройти «испытательный срок». Однако заведующая ЗАГСом не решилась перечить властной и грубой дочери Брежнева и объявила Галину и Игоря Кио мужем и женой. Когда это известие дошло до Брежнева, он был разгневан.

Вскоре на ближайшем аэродроме приземлился самолет, несколько крепких мужчин сели в машину и поехали к вилле, в которой жили счастливые молодожены. Галине предложили немедленно вернуться в Москву, Игоря Кио вызвали в местное отделение милиции, и вскоре он получил НОВЫЙ паспорт, где не было никакой регистрации брака. Брак этот был аннулирован как незаконный, а заведующая ЗАГСом была не только снята с должности, но и наказана по суду за нарушение закона.

Брежнев пытался держать свою дочь в строгости. В Москве она должна была жить с отцом и матерью, и Леонид Ильич решительно отказался «подарить» Галине отдельную квартиру. Он заставил ее работать в Агентстве печати «Новости» и даже вести научную работу. В промежутках между своими увлечениями Галина сумела защитить диссертацию и стать кандидатом филологических наук Впрочем, удивляться этому нечего, Брежнев через несколько лет удостоился Ленинской премии за «выдающиеся» достижения в литературе.

Галина не долго горевала о своей разлуке с И.Кио. Она познакомилась с 32-летним подполковником милиции, который, правда, был женат и имел двоих детей, был на 7 лет моложе Галины. Однако желание стать зятем Брежнева оказалось у подполковника Чурбанова сильнее любви к своей семье, и вскоре он стал третьим мужем Галины. На этот раз отец был доволен. Мужем дочери стал не циркач, не акробат, не клоун, не иллюзионист, а крепкий милицейский офицер, и Брежнев надеялся, что Чурбанов сможет обуздать его своенравную дочь. На этот раз Леонид Ильич расщедрился — молодожены получили отдельную квартиру. Но надежды Чурбанова оправдались только в одном отношении — он стал делать карьеру Уже в 1970 г. он был одним из руководителей Политотдела МВД СССР. В 1977 г. пост заместителя, а в 1980 г. — первого заместителя министра внутренних дел СССР. Министром внутренних дел был, как известно, Щелоков, один из ближайших друзей Брежнева еще со студенческих лет.

Менее чем за 20 лет Чурбанов из подполковника стал генерал-лейтенантом, его власть была огромна, но она не распространилась на его жену, которая очень скоро перестала считаться со своим мужем и завела себе двух новых друзей.

Главный из них был молодой цыган и артист — Борис Буряце. Один из артистов рассказывал:

— Я видел первый раз Галину Брежневу в 1977 г. в Доме творчества театрального общества (ВТО) в Мисхоре, в Крыму. Она приехала туда с дачи отца к своему любовнику Б.Буряце, цыгану. Ему было тогда 29 лет, он закончил отделение музыкальной комедии ГИТИСа. У него был неплохой тенор, но весьма слабые актерские данные. Это был красивый брюнет с серо-зелеными глазами, довольно полный для своего возраста. У него были весьма изысканные манеры и утонченные вкусы в еде, одежде, музыке. Носил он джинсы, джинсовую широкополую шляпу. На безымянном пальце сверкал перстень с огромным бриллиантом, а на шее — толстая крученая золотая цепь, которую он не снимал даже купаясь в море. Он появлялся на пляже в коротком махровом халате. Иногда он читал, но чаще играл в карты с несколькими знакомыми и с младшим братом Михаилом, 25 лет. Борис жил в двухкомнатном номере-люксе с отдельным душем, телевизором и холодильником. На столе стояла черная икра в больших жестяных банках, мясо; шашлыки готовились тут же, подавался только что испеченный хлеб, языки, раки, виноград, арбузы, шампанское и водка. Все эти недоступные рядовому отдыхающем деликатесы в неограниченном количестве поставлялись ему Галиной Брежневой-Чурбановой, которая приезжала изредка с шофером Валерой на белой «Волге». Приехать ей было, видимо, сложно, и она была вынуждена хитрить, так как отец всячески старался блюсти честь дочери, уже ставшей к тому времени бабушкой.

Галина была грузной, высокой женщиной. У нее были грубые, крупные черты лица, очень напоминавшие отцовские, темные волосы, забранные в пучок, и темные густые, брови. На пляж она ходила в длинном до полу шелковом халате.

Отношения Бориса и Галины были странными. По его словам, их связь началась, когда ему не было еще 20 лет. Вряд ли он любил эту женщину. Но Галина, казалось, была влюблена в своего цыгана, причем страсть ее была властной, изнуряющей и утомительной. Она ревновала Бориса, устраивала ему сцены — зачастую только из-за того, что он зашел куда-то, не предупредив ее, вместо того, чтобы целый день ждать звонка. О женитьбе Бориса на какой-либо из знакомых не могло быть и речи — он был обречен на роль вечного любовника стареющей своевольной «мадам».

«Мадам» — так называл Галину брат Бориса — Михаил. Это был удивительно красивый и высокий парень с несколько грубоватым лицом, кареглазый и темноволосый, очень похожий на актеров, играющих в Голливуде роли добрых индейцев. Он был не особенно умен и не слишком развит, но это был добрый парень, страшно скучавший в номере люкс Дома творчества ВТО, желающий лишь послушать музыку, подцепить на пляже какую-нибудь девчонку, а иногда, когда становилось совсем невмоготу, просто напивался дармовой водки, ящиками стоявшей в комнате. Напившись, он мрачнел и позволял себе презрительно отзываться по поводу «мадам», которую он явно ненавидел.

Борис был гораздо более умным и изощренным человеком. Он был скрытен и хитер, тактичен и вежлив. Пил он только шампанское и всегда держал себя в руках. Галина была крайне раздражительна, так что Борису, напротив, нужна была сдержанность. Своего 40-летнего мужа-генерала она презирала и могла закатить истерику только потому, что Борис напоминал ей, что пора уезжать, дабы не огорчать папу и маму. Галина называла родителей «двумя одуванчиками». Иногда она говорила об отце, который, несмотря на возраст и болезни, каждый день купался в Черном море. «О нем не болтают, — говорила Галина, — но все-таки он борется за мир.

Он искренне хочет мира». Напившись она говорила: «Я люблю искусство, а мой муж — генерал».

Борис Буряце жил в Москве в большой кооперативной квартире, в доме по улице Чехова, недалеко от театра кукол Образцова. Комнаты были роскошно отделаны не без участия Галины. В них было много редчайших икон и антиквариата. У Бориса было множество дорогих бриллиантов, и друзья называли его иногда между собой «Борисом Бриллиантовым». Давно прошли времена, когда, появившись в Москве в цыганском театре «Ромэн», он скромно жил, снимая комнату в чужой квартире. Теперь он работал в Большом театре сначала стажером, потом артистом, хотя он вряд ли выходил на сцену с другими артистами.

Дружба с Г.Брежневой делала Бориса влиятельным человеком. В его квартире часто собирались компании друзей Бориса и Галины, и угощение здесь было изысканнее, чем в Крыму. Это было и неудивительно. Одним из ближайших друзей Галины был Ю.К.Соколов — директор Московского гастронома N 1, или Елисеевского магазина, как его называют москвичи. Гулянки затягивались, и Галина все чаще и чаще оставалась ночевать, у Бориса. Часов в 11 утра она, небрежно одевшись, спускалась в расположенную рядом парикмахерскую, куда Московское управление бытобслуживания направляло своих лучших парикмахеров. Рассказывали, что Б.Буряце был своим человеком и в резиденции посла Румынии в СССР, жена которого также была цыганкой.

Несомненно, что Юрий Чурбанов даже по долгу своей милицейской службы знал о Борисе Буряце, его образе жизни и его друзьях. Несколько раз Бориса жестоко избивали, и не только брату, но и дружкам приходилось его охранять. Но он просто уже был не в состоянии изменить свой образ жизни, он лишь сменил золотую цепь на большой платиновый крест с бриллиантами, и Чурбанову пришлось смириться с капризами и прихотями своей жены, ибо, потеряв жену, он мог потерять и благосклонность ее отца.

Кроме молодых мужчин, у Галины была еще одна страсть — бриллианты. Она следила за поступлением лучших бриллиантов в московские ювелирные магазины и скупала самые дорогие. Однажды один богатый кавказец хотел купить в ювелирном магазине очень дорогое бриллиантовое кольцо. «Это кольцо не продается, — сказала ему заведующая. — Это имущество магазина, это для рекламы». Но через несколько дней кавказец обнаружил, что приглянувшееся ему кольцо уже не выставляется. «Что я могла сделать, — оправдывалась заведующая. — Этот бриллиант купила сама Г.Брежнева». Когда у Галины не хватало денег, она оставляла расписки, и немало таких расписок лежало в сейфах магазинов. Но чаще всего деньги у Галины были и в больших количествах. Она получала их от отца и мужа. Не слишком велика была ее служебная ставка.

Она работала теперь в Министерстве иностранных дел в отделе, который должен был организовывать отдых для дипломатов и особенно для жен дипломатов, скучающих в Москве. Немало денег привозили Галине в качестве подарков из разных республик. Даже не обращаясь к отцу или мужу, она смогла оказать своим «визитерам» свою помощь — иногда в назначении на какой-нибудь пост, иногда даже в освобождении от уголовного преследования. Но главный доход и Галине, и ее приятельнице — жене министра внутренних дел Н.Щелоковой, давала простая спекуляция бриллиантами. Как известно, с конца 60-х до начала 80-х гг. цены на бриллианты и золотые изделия повышались не менее трех раз. Быстро росли в 70-е гг. мировые цены на золото и драгоценности. Существовал строгий порядок: за несколько дней до повышения цен ювелирные магазины прекращали торговлю. Но еще раньше чем закрывались на «учет» ювелирные магазины, Галина и ее компаньонки покупали бриллианты и другие украшения на сотни тысяч рублей. Вскоре после повышения цен на купленные ими бриллианты менялись товарные ярлыки, и эти «камешки» снова поступали в продажу. На руках у Галины оставались все ранее истраченные деньги.

После строительства в Москве большой ювелирной фабрики по ул.Лавочкина Галина стала заказывать здесь украшения с бриллиантами по лучшим эскизам. И здесь, на фабрике, она нередко оставляла вместо денег расписки. Не гнушались покупками бриллиантов семьи Колеватова и Соколова.

Страсть к бриллиантам в сочетании с вседозовленностыо и злоупотреблениями власти погубила вскоре почти всех перечисленных людей.

Сама по себе роскошная жизнь, крупные взятки или «подарки», получение множества продовольственных пайков, даже махинации с бриллиантами — все это не считалось большим грехом в эпоху Брежнева. В сущности, это был образ жизни не только родственников Брежнева, но и людей из окружения Черненко; это же образ жизни копировали многие партийные боссы на местах, хотя, конечно, далеко не все. Однако, неожиданные события повернули все в другую сторону.

В самом конце 1981 г. советский цирк отмечал свой праздник На красочное представление собрались все «звезды» и все избранные любители цирка. Жена Колеватова — артистка Лариса Пашкова, жена Щелокова и Галина Брежнева одели свои лучшие украшения. И все же ни у кого не оказалось таких больших и красивых бриллиантов, как у народной артистки СССР, знаменитой дрессировщицы Ирины Бугримовой. Ее коллекция, о которой мало кто знал в Москве, была, вероятно, лучшей в стране коллекцией. Драгоценности Бугримовой достались в наследство от родителей, и многие из них числились в специальных карточках, которые находились в ювелирных магазинах. 70-летняя артистка явно поторопилась одеть на себя фамильные драгоценности.

Уголовная хроника Запада немало знает историй о краже бриллиантов, например, у Софи Лорен в Нью-Йоркском отеле. Самые крупные и красивые камни много раз меняли своих владельцев, и все это стало темой для самых разных детективных романов. Но и советская уголовная хроника знает немало таких же историй и некоторые из них можно узнать в музее уголовного розыска, открытого для немногих друзей советской милиции. Милиция удачно и быстро нашла коллекцию драгоценностей знаменитого советского скрипача Давида Ойстраха, похищенную из домашнего сейфа. Не слишком счастливой оказалась и коллекция драгоценностей, редких картин и ценных бумаг известного советского писателя — «красного графа» — Алексея Толстого. Почти все его имущество и квартиру унаследовала вторая жена писателя Людмила. Она часто бывала на различных приемах, в том числе и в посольствах. Еще в начале 70-х гг. ее пригласили на примем в румынское посольство, и, примеряя свои наряды, Людмила решила приколоть на платье уникальную по художественному исполнению французскую брошь с большими красивыми бриллиантами. Однако открыто демонстрировать такие вещи оказалось опасным в нашей стране. Через несколько дней в квартиру Толстого позвонили и на вопрос домработницы мужской голос ответил: «Из литературного музея».

К вдовам известных писателей часто приходили работники из литературных музеев и архивов. Поэтому домработница поэтому спокойно открыла дверь. Но в квартиру вошли трое грабителей. Связав вдову и домработницу, грабители закрыли их в ванной, и тщательно, со знанием дела, обыскали квартиру, нашли тайник. Им удалось открыть тайник и унести все ценности, включая и знаменитую брошь. Это дело удалось раскрыть уже тогда, когда почти все ценности были реализованы. Большую часть из них удалось все же найти и вернуть вдове писателя, эти предметы и сегодня можно увидеть в музее-квартире А.Толстого. Но среди этих вещей почему-то нет французской броши.

Иначе развивались события с Бугримовой. Поздно вечером 30 декабря 1981 г. к высотному дому на Котельной набережной, где жила артистка, подъехала машина, и трое мужчин внесли в подъезд огромную елку. Бугримовой еще не было, и дежурный по подъезду сказал это хорошо одетым людям. «Это подарок, — ответил один из них. — Мы поставим елку у двери и уедем». У знаменитых артистов много поклонников, склонных к экстравагантности, и поэтому дежурный пропустил «гостей». Посетители, однако, долго не возвращались, и это вызвало тревогу у дежурного. Он поднялся на лифте к квартире дрессировщицы. Елка стояла у дверей, но трое мужчин исчезли. У высокого дома, где живёт Бугримова, есть парадный и закрытый, «черный» ход, который на этот раз оказался открытым. По звонку дежурного быстро приехала опергруппа милиции. Вызвали и Бугримову. Все ее вещи были на месте, но знаменитая коллекция исчезла, не сработала и установленная сигнализация. Было очевидно, что здесь побывали профессионалы высокого класса.

Продать бриллианты Бугримовой в СССР было бы не легко, и среди многих срочных дел, предпринятых немедленно созданной опергруппой, состоящей из сотрудников уголовного розыска КГБ, было установление особых контрольных пунктов на всех международных аэропортах. Успех пришел неожиданно быстро. Через три дня после ограбления в Шереметьевском аэропорту был задержан гражданин, в полупальто которого были зашиты три крупных бриллианта из коллекции Бугримовой. А через несколько дней банда профессионалов, очистившая квартиру артистки, оказалась за решеткой.

Среди советских руководителей и их жен немало людей, увлеченных в те времена собиранием бриллиантов. Но они совсем не хотели, чтобы коллекции попадали к грабителям. Следствие шло быстро, и у следователей появились подозрения в отношении Б.Буряце. Это, однако, могло только обрадовать Ю.Чурбанова, и он не стал брать под защиту любовника жены. В квартире Бориса был проведен обыск, и результаты обыска только усилили подозрения. Буряце был вызван на допрос. Он не особенно беспокоился, так как раньше Галина всегда выручала его из трудных ситуаций, а как никак у власти стоял еще ее отец. Буряце надел норковую шубу, норковые сапоги, взял с собой маленькую собачку и уехал на «мерседесе» в Лефортово, в следственное управление КГБ. Но по окончании допроса Борису заявили, что он арестован и что имеет право сообщить об этом родственникам.

Прежде чем отправиться в камеру, Борис позвонил не брату Михаилу, а Галине Брежневой, но она от возмущения и растерянности не знала даже, что ему ответить.

Как и следовало ожидать, на следствии по делу Бориса много раз всплывала Галина Брежнева, и ее друзья: Колеватова, жена Щелокова и др., даже допрашивать которых без санкции Политбюро никто не решался. Все эти события находились под контролем первого заместителя председателя КГБ генерала Семена Цвигуна — свояка Брежнева (они были женаты на родных сестрах). Поэтому Андропов поручил Цвигуну обсудить сложившуюся ситуацию с Сусловым, вторым лицом в Секретариате ЦК и Политбюро. До сих пор не известны подробности их явно не дружественного разговора. Не вполне уравновешенный человек, склонный и ранее к депрессивным-состояниям, Семен Цвигун, вернувшись от Суслова домой, принял ампулу с цианистым калием. Это произошло 19 января 1981 г., а 21 января в газетах появился необычный некролог. Его не подписали ни Брежнев, ни Суслов, ни Кириленко, тогда еще главные члены Политбюро. Под некрологом стояли подписи Андропова, Горбачева, Устинова, Черненко, а также всех членов Коллегии КГБ. Это явилось несомненно демонстрацией, как и торжественные похороны Цвигуна, проходившие под руководством Андропова.

События январских дней сказались и на здоровье 80-летнего Суслова. У него случился инсульт, и он умер через несколько дней после похорон Цвигуна. В день похорон Суслова был арестован Колеватов и некоторые из его близких сотрудников.

По Москве в эти дни циркулировало много слухов, которые взбудоражили и иностранных корреспондентов; конечно, они не смогли получить никаких подробностей о деле Б.Буряце, им не позволяли даже приблизиться к дверям его квартиры. Везде стояла охрана, а гласность не была в то время нормой нашей жизни. Многие из корреспондентов хотели получить в фотохронике ТАСС фотографию Галины Брежневой. Вначале получили отказ, но потом корреспондентам выдали фотографию всей семьи Брежнева. Громыко перевел Галину на работу в архив МИДа, чтобы не попадалась на глаза вездесущим корреспондентам.

Через нёсколько месяцев, но еще при жизни Брежнева, был арестован Ю.Соколов. Только в квартире у него было найдено и изъято драгоценностей на миллион рублей. Однако немало драгоценностей было найдено и на его даче. В железных банках, закопанных на участке, пачки денежных купюр наполовину сгнили, но золото и драгоценности сохраняются. Арестованы были и многие друзья Брежнева.

Все эти события скомпрометировали клан Брежнева и облегчили Ю.Андропову путь к власти. Даже на телеэкранах было видно, что на похоронах Брежнева от Галины не отходили ни на шаг два крепких охранника. Кое-кто явно опасался каких-либо эксцентричных выходок от дочери покойного.

За 15 месяцев правления Андропова многие из перечисленных уголовных дел были завершены. Ю.Соколова суд приговорил к расстрелу, Колеватова к 15 годам заключения, Б.Буряце был осужден на 5 лет заключения. Ходили слухи, что он отравился из-за плохой пищи, что умер во время «операции» по поводу аппендицита и т. д. Однако, когда кончился 5-летний срок, Буряце вышел на свободу из заключения и побывал в ресторане Театрального общества на ул. Горького. Он не стал наносить визит «мадам» Брежневой.

Н.Щелоков был снят со своего поста по требованию Андропова и скоро исключен из ЦК КПСС «за ошибки в работе». Против него было возбуждено уголовное дело. Жена Щелокова, ожидая худшего, покончила с собой, выбросившись из окна своей квартиры.

После смерти Андропова КЧерненко попытался помочь своим недавним друзьям. Следствие против Щелокова было прекращено, и он получил назначение на почетный пост Министерства обороны СССР. Галина Брежнева снова начала появляться в обществе и даже была приглашена 8 марта 1984 г. на большой государственный прием в Кремле по случаю 8 Марта. По личной просьбе Громыко Галине Брежневой была установлена персональная пенсия, так как работать она не могла.

Однако власть больного Черненко очень скоро стала слабеть, тогда как органы КГБ продолжали раскрывать все новые и новые преступления, в которых замешан как Щелоков, так и некоторые влиятельные люди из окружения Брежнева. Когда бывший министр внутренних дел узнал, что уголовное дело против него вновь возбуждается, он одел парадную форму генерала армии со всеми орденами и медалями, потом зарядил свое охотничье ружье и выстрелил себе в рот.

Еще через несколько месяцев умер Черненко, и Галина Брежнева потеряла последнюю надежду как-то поправить свои дела. Ее брат, Юрий Брежнев, хронический алкоголик, который тем не менее был членом ЦК КПСС и заместителем министра внешней торговли СССР, потерял скоро все свои посты и отправился на пенсию, хотя ему еще не исполнилось 60 лет.

Был понижен в должности, а потом арестован Ю.Чурбанов. Галина Брежнева оставленные ей платья и шубы продает, жалуясь на «бедность». Галину можно иногда видеть с полной сумкой водки. Она с трудом несет ее домой.

Сладкая жизнь для нее кончилась навсегда.

(Медведев Р. Конец сладкой жизни Галины Брежневой).

 

ЦЫГАН БОРИС, ЛЮБОВНИК ГАЛИНЫ

Не без сомнений приведем фрагмент из книги Стэнли Лаудана «Красные бриллианты для Галины», раскрывающей одну из тайн семьи Л.И.Брежнева. Написал книгу поляк, английский подданный, когда-то довольно известный автор популярных песен. Вопрос в том, насколько правдоподобны рассказанные им истории. Иногда хочется отбросить книгу и воскликнуть: да быть того не может!

Настолько одномерны, жадны и похотливы персонажи его воспоминаний, что кажется: уж такими люди и не бывают, все написанное есть плод банального выдумщика. Но в печать проскальзывает все больше сведений о «сладкой жизни» элиты минувшей эпохи. Речь там подчас идет о бюстах из чистого золота, о сервизах из Эрмитажа, о молочных бидонах, набитых валютой…

Но свидетелей рассказанного Стэнли Лауданом нет. Или они молчат. На операционном столе внезапно умирает Борис Буряце, молчит Галина Леонидовна.

Вы вольны верить тому, что сейчас прочитаете.

Я приехал в СССР вместе с Робертом Янгом. Он не был исполнителем такого класса, как Том Джонс или другие звезды тех лет, но голос имел прекрасный. Я надеялся, что его турне по Советскому союзу будет удачным. Роберт был к тому же весьма красив, по крайней мере, так считали женщины. Я связывал с Янгом большие надежды — и не ошибся.

Первое его турне имело огромный успех, хотя мы и спотыкались о каждый барьер, которые с наслаждением расставляет советская бюрократия на дороге гастролирующих иностранцев.

Скверная кухня в ресторанах, чванливые чиновники, переводчики — ловкие доносчики и никудышние помощники, а ко всему этому гостиницы, по сравнению с которыми самый плохой английский пансионат кажется отелем уровня «Ритц». Но концертные залы были переполнены, и Роберт приглашен снова: Во время второй «трассы» женщины буквально шалели, а третье турне позволило «черному рынку» продавать билеты по 20-кратной цене.

Я присматривался к этой не пожалевшей денег публике, собравшейся в концертном зале гостиницы «Россия». В декорации у нас была потайная дырочка, через которую я наблюдал за реакцией зрительного зала. Через эту дырочку впервые и увидел Бориса.

Смуглый, с белыми зубами, переливавшимися, как жемчужины, в широкой улыбке, он был красив, и в свете прожекторов его глаза излучали зеленоватые отблески Черная шелковая рубашка, прекрасно сшитая, с открытым воротом, отороченным драгоценными камнями Не нужно было быть специалистом, чтобы понять: рубины и бриллианты настоящие. Переливаясь и мигая, они образовывали световой нимб. Среди московской публики он казался пришельцем с другой планеты.

- Кто это? — спросил я.

— Я уверен, что местный, — прошептал конферансье Толя. — Я наблюдал за ним. Он говорит по-русски Но мне кажется, он похож на цыгана.

Толя был прав. Незнакомец напоминал романтического цыганского барона. Он так выделялся в толпе, что я не мог оторвать от него взгляда, он излучал здоровье и энергию, аплодировал и кричал, как шальной, после каждой песни, а когда я вышел на эстраду, чтобы вместе с Янгом спеть финал, он вскочил с места и начал скандировать: «Бра-во! Бра-во!»

После концерта, когда Роберта оккупировали поклонницы, я вышел на улицу и тут услышал, что меня кто-то зовет. Обернулся. Это был тот самый цыган. Он протянул мне руку и с жаром заговорил:

— Маэстро! Наконец мне представилась возможность познакомиться с вами!.

На пальце незнакомца сверкал неправдоподобно большой бриллиант, а на шее, на толстой золотой цепи висел тяжелый золотой крест, украшенный драгоценными камнями.

— Разрешите представиться, я — Борис Буряце. Моя мама была цыганской княгиней, я стараюсь играть ту же роль.

Несколько человек остановились рядом, глазея на нас. Женщины смотрели на Бориса с удивлением и завистью, а он беззаботно «токовал», видимо, привыкший к вниманию и восхищению.

— Прошу, маэстро, простите, что задерживаю вас так неучтиво, но я хотел бы пригласить вас на ужин.

«Осторожно», — прозвучало в моем мозгу. Кто этот человек? Почему так демонстрирует свое богатство? И я сказал себе: не дай втянуть себя в какую-нибудь историю. Наверняка, за тобою следят. Избавься от него.

— Извините. Мне жаль, что я не могу составить вам компанию, — пробубнил я. — Может быть, завтра.

К моему удивлению, Борис воспринял отговорку серьезно.

— Завтра? Прекрасно! В это же время. Я буду ждать!

Подошел к новому спортивному «мерседесу», стоящему у гостиничного подъезда, махнул мне рукой и отъехал, не обращая ни малейшего внимания на уличное движение.

На следующий день Борис ждал меня перед гостиницей. Я сел в его машину. И подумал: почему он ждал снаружи, а не вошел в холл? Милиционеры, стоявшие на перекрестках, отдавали Борису честь. Почему? Он интриговал меня все больше.

Когда мы вошли в его квартиру, у меня захватило дух. На стенах без просвета висели великолепные старинные картины, полы покрыты чудесными персидскими коврами, вдоль стен роскошная антикварная мебель, хрусталь, хрустальная бесценная люстра. Такое богатство в Советском Союзе можно было встретить только в музее.

Квартира состояла из трех больших комнат. Каждая обставлена в собственном стиле. Центральное место в спальне занимало огромное ложе с балдахином. Не было сомнения, что оно было старинным, но каждый листок позолоты блистал, как новый. Пол застлан такими толстыми и мягкими коврами, будто ходишь по меховой шкуре. Из спальни двери вели в две шикарные ванные комнаты. В другом конце квартиры находилась кухня, оборудованная всеми известными электрическими приборами домашнего хозяйства. «Что же такое сделал Борис для России, что имеет право жить в такой роскоши?» — подумал я.

Он жил один, это было видно с первого взгляда, хотя из-под подушки выглядывал кончик женской ночной рубашки.

— Посмотри, — Борис открыл следующую дверь. Вдоль стен ряды стеллажей, на полках, одна на другой, громоздились горы банок с едой английского, американского, немецкого производства. Тут же банки с кофе и бутылки с выпивкой всего мира. Запасов этих хватило бы Кремлю на несколько недель. В углу комнаты стоял металлический стеллаж, каким перевозят одежду из грузовиков в магазины. Ровными рядами висели костюмы, дамские блузки, юбки, платья, дубленки и куртки разных фасонов. Вид этого тряпья заметно волновал Бориса.

Но это было еще далеко не все. Борис провел меня в следующую комнату. Открыл дверцы тяжелого шкафа.

— Смотри! Кое-что из этого было когда-то в коллекции царя.

Я не сомневался, что он говорил правду. Чудесный старинный серебряный сервиз, серебряные столовые приборы, такие тяжелые, что я чуть не уронил поданный мне для осмотра нож.

— Тут без подделок, дружище! Видишь? «Фаберже»!

Он говорил правду: произведения искусства, которыми мог бы гордиться любой западный музей.

И вот — «гранд-финал». Борис достал замшевый мешочек и высыпал его содержимое на стоящий между нами столик. В свете лампы засверкала горка старинных драгоценностей: браслеты и серьги, заколки, брошки, кольца, бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды блистали в оправах из старинного золота и серебра. Я онемел, а зеленые глаза Бориса искрились на фоне бесценного богатства.

— Моя мать была цыганской княгиней — это ты знаешь. Часть из того, что ты видел, принадлежало ей, часть досталась от бабушки. Возможно, кое-что и добыто в более ранние времена. Но много здесь и такого, что я добыл сам.

Борис на минуту прервался, задумался, выпил глоток шампанского.

— Слушай внимательно. Я ни с кем не говорил о том, о чем сейчас скажу тебе. Если бы болтал об этом, я бы не сидел сейчас здесь. А все очень просто. Я охотно бы отдал все, что имею, все, что ты видел, и еще больше, за возможность выехать на Запад. Все — за свободу. Понимаешь?

Я сидел ошеломленный. Не потому, что его объяснение было необычным. Оно было опасным.

— Перестань. Я узнал не так уж много, но достаточно, чтобы понять — ты живешь абсолютно свободно, — прервал я. — Делаешь, что хочешь, ездишь, куда хочешь, и ко всему имеешь немало. Не хочу больше это слушать. Я боюсь таких исповедей.

— Я живу свободно? — В голосе Бориса прозвучала грустная нота. — Ты не понимаешь, что значит жить здесь. Конечно, за мои деньги я могу купить более длинный поводок, но нельзя себя чувствовать человеком, все время думая, что вот-вот твой лимит свободы будет исчерпан. Я — любовник Галины, дочери Брежнева. Теперь ты понимаешь? На Западе таких, как я, называют альфонсами, правда? Так вот, я такой и есть.

Я был в шоке. Борис увидел это и начал говорить спокойнее. — Да нет, не сразу же я стал альфонсом. Я немного любил ее, да еще немного возбуждал тот факт, что я обладал дочерью самого могущественного человека на земном шаре… Во всяком случае, мы с ней были довольны друг другом. И что смешно — она замужняя женщина. Ее муж — крупный чин в Министерстве внутренних дел. Правда, его обычно нет в Москве. Так вот, я фаворит Галины, а это изматывающее занятие. Ибо дама требовательна. Очень требовательна. А ты называешь это свободой!

Я нервничал все больше и больше. Ситуация в самом деле становилась небезопасной. Я видел Россию и в годы войны, и в мирные дни, но даже в самом диком воображении я не мог допустить, что в такой политизированной стране, где все контролируется властями, может существовать подобный человек Ох, как хорошо я понимал теперь этих козырявших машине милиционеров: в серебристом «мерседесе» могла ехать дочь Генерального секретаря!

Борис читал мои мысли.

— Я много знаю о тебе, — сказал он. — Я знаю, что ты делал здесь во время войны. Знаю, — ты был эстрадной звездой. Могу тебя заверить, наши важные особы уважают тебя и считают, что ты достаточно безопасен, достаточно свой. Ты «в порядке», поэтому подозревать тебя начнут позднее, чем других.

— Подозревать меня? В чем? У меня нет ни малейшего намерения преступать закон. И прежде всего, у меня нет ни малейшего желания продолжать этот разговор. Будет лучше, если я пойду…

Борис вздрогнул, поняв, что несколько торопил события. — Не глупи. У меня совсем нет желания уговаривать тебя преступить закон. Я еще не сошел с ума. Я еще соображаю, но ты можешь мне помочь без всякой уголовщины.

— Как?!

— У меня есть план, но не надо с этим спешить. В другой раз, не горит же.

— Не будет следующего раза, — твердо сказал я, чувствуя, что, помимо своей воли, погружаюсь в дела Бориса.

— Маэстро, признайся, ты ведь хочешь быть богатым? Я могу сделать тебя богатым. Мне это по карману.

Обычное человеческое желание велело слушать, а любопытство — спросить.

— Чего же ты хочешь взамен?

— Единственное, что я от тебя хочу, маэстро, чтобы ты научил меня петь. Ну да, стать звездой эстрады. Хочу научиться держаться на сцене. Речь не идет об оперных пениях, это я умею. Только об эстраде. Ты дашь мне несколько уроков?

Наконец-то я начал соображать. С его хорошим голосом научиться профессионально петь не составит больших трудов. Потом он войдет в какой-нибудь ансамбль. Хороший ансамбль. Заграничное турне, и тогда…

Замысел был неплохим, а обучение пению ничем мне не грозило. КГБ и Галина Брежнева решительно недооценивали хитрости Бориса, а это уже их трудности.

Да, риск невелик Никто не мог обвинить меня в том, что я учу пению будущего эмигранта. И все же… Я отговаривался выездом с концертами в другие' города. Но оказалось, что я недооценивал Бориса. Он открыл шкатулку и достал из нее перстень с большим, сверкающим бриллиантом. Дал мне возможность внимательно рассмотреть его.

— Это очень старый и красивый перстень, правда? Он принадлежал моей матери. Бриллиант чистой воды, два карата. Как ты думаешь, мог бы он сталь авансом в зачет уроков пения?

Я решительно возражал, он настаивал, и, в конце концов, я сказал; что если он хочет избавиться от такого красивого перстня, то я готов его у него купить.

— Послушай, — он втолковывал мне, как ребенку — возьми этот перстень. Он в самом деле принадлежал моей матери, я тебе его подарю. Все, что я от тебя хочу, — несколько уроков. Что в этом страшного? Клянусь, я не втяну тебя ни во что плохое.

Мне вспомнилась поговорка «Остерегайся цыгана, дающего клятву», но я все же положил перстень в карман пиджака и несколько раз повторил, что петь я его, пожалуй, научу, однако ни на что большее он рассчитывать не должен.

У Бориса был талант и красивый голос, из него мог получиться вполне сносный исполнитель. Занятия с ним были приятными, и я забывал, что, скорее всего, уже нахожусь в «черном списке» КГБ.

Однажды во время урока он снял пиджак, бросил его на спин-ку стула и… из карманов на пол посыпались дорогие камни. Борис даже не прервал меня! Мурашки побежали у меня по спине. Сколько же он их имеет, если так легкомысленно относится к тем, что лежали возле его ног? Почему ходит с ними по городу?

Я не смог найти ответа на эти вопросы ни тогда, ни позже, когда с облегчением поднимался после досмотра по трапу самолета, уносящего меня в Англию.

Я вернулся в Москву только весной. В «Метрополе» не успел еще распаковать чемоданы, как раздался телефонный звонок — Борис. Он радостно приветствовал меня, решительно испортив мне настроение. На этот раз мое пребывание в Москве было частным и за свой собственный счет. Я хотел организовать концерт Арама Хачатуряна в Лондоне.

«Понтиак». Он не изменял своим экстравагантным привычкам, как и раньше, резко тронул с места с демонстративным неуважением правил дорожного движения. Только сейчас до меня дошло, что Борис сменил автомобиль.

— Ситуация изменилась, — сказал он. — Ничто не вечно. Я попросил тебя о небольшой услуге, ты не отказал, и я тебе благодарен. Но из этого ничего не выйдет. Я должен изменить свои планы и начать все сначала.

— Что случилось? — спросил я.

— Галина догадалась, что я что-то замышляю. Не знаю, как ей это удалось, она даже не требовала от меня никаких объяснений. Но я знаю, что она знает…

Если Галина знает, подумал я, то и КГБ знает. Сердце подступило к горлу. Борис даже не заметил, что я скорчился от страха.

— Пока что я ее любимая игрушка, — продолжал он между тем. — Я нужен ей временами, поэтому пока что она еще не просит своего папочку, чтобы тот устроил с кем-либо мое исчезновение. Я хорошо знаю, что она может это сделать, и тогда папаша уберет меня, как пешку с шахматной доски, и моя игра будет закончена.

Есть еще одна причина, по которой Галя продолжает держать меня. Она ненавидит своего мужа! Ох, как она его ненавидит! Я нужен ей, чтобы дразнить его. При своем положении он может упрятать меня в лагерь, но боится. Галя может пожаловаться папочке, что Юра Чурбанов задирает нос, что учинил ей неприятности, и тогда даже министерское кресло его не спасет. Видишь, какие игры? Убийственные, но она любит только такие…

Я напряженно слушал, потому что хотел знать как можно больше. Информация может помочь избежать ошибок

— Я думаю, ты понимаешь, почему я хочу отсюда убежать. Не убегаю из страны, а хочу освободиться от Галины Брежневой. Она сильнее, чем КГБ, Политбюро и все остальное, вместе взятое. Да, да! Знаешь, что она сотворила?.. Сделала меня певцом Большого театра и выбила должность солиста! Это значит, что теперь мне даже думать об эстрадной карьере несолидно. У нас так и делается. Или-или.

- Пойдем немного прогуляемся, — сказал Борис, направляясь к Красной площади.

— Вот так и живем, — сказал он угрюмо. — За мной по пятам ходят несколько сотрудников КГБ. Я уже узнаю их.

— Они действуют в открытую? — не поверил я. — А что же Галина?

— Все страшно усложнилось, — сказал Борис мрачно. — Они выслеживают меня, чтобы дискредитировать ее отца, если удастся. Я говорю «они», но все здесь замыкается на одном человеке — Андропове. Он копает под Брежнева и под тех, кто с ним работает.

— Разве Брежнев перестал быть всесильным? — удивился я.

— Эра Брежнева подходит к концу, воронье слетается. Вероятнее всего, Андропов основной преемник — На лице Бориса появилась безрадостная улыбка. — Человек, который больше всего знает грязи о Брежневе, окажется после свидетелем. Андропов усиленно распространяет идею среди старой гвардии, что главное, чего он хочет, так это очиститься от коррупции.

Мне казалось, я слушаю пересказ фильма о кошмарах мафии.

— Андропов ведет досье на каждого из ближайшего окружения Брежнева, — продолжал Борис. — Мое досье называется «Цыган Борис, любовник Галины».

Мороз пробежал у меня по коже. Я подумал: в том досье наверняка есть страничка, посвященная и мне. И мне так захотелось домой, в Лондон! Однако я изобразил на лице подобие улыбки:

— Ничего, обойдется! Откуда ты все это знаешь?

— Я знаю, — сказал он резко. — Я знаю. Галина — кладезь информации, когда выпьет. Я знаю об интимных подробностях жизни и дипломатических хитростях товарища Брежнева больше, чем кто-либо другой в Москве.

Я попытался переменить тему разговора: может случиться, что я услышу такое, что не позволит мне выбраться из России.

Борис жестко улыбнулся:

— Не беспокойся, Стэнли. Ты помнишь тех цыган, с которыми я тебя познакомил в Вильнюсе? Одному из них я заплатил очень много денег в твердой валюте, чтобы он сохранил кое-какие бумаги в безопасном месте. Страница за страницей, огромный документальный роман о наших высших должностных лицах. Это моя единственная защита. Только троньте меня, и тут же Запад будет ошарашен этой информацией. Недавно Галина, особенно довольная мной, сказала: Борис, почему бы нам вместе не сорваться за границу? Мы могли бы зажить там фантастической жизнью. Конечно, мне понравилась эта идея, но я сдерживал себя. А вдруг она проверяет меня? Но на следующий вечер она вновь заговорила об этом…

..Я плохо спал в ту ночь. Мне приснился огромный скорпион, весь в огне, пытавшийся спастись и, когда не удалось, убивший себя, ужалив хвостом свою голову.

…Должностные лица Министерства культуры и Госконцерта одобряли мою деятельность. Все хорошо относились ко мне. Даже советское посольство в Лондоне помогало мне. А я вдруг все поставил на карту из-за какого-то цыгана. Это было смешно, глупо, безрассудно и, главное, опасно. Я мог уехать домой и никогда не возвращаться в Россию. Но сегодня меня пригласили на обед с Галиной Брежневой. Отступать не было смысла. Даже если ее отец скоро умрет, неразумно раздражать ее, пока он жив.

Галина Брежнева выглядела совсем не так, как я ее себе представлял. За сорок, ростом 5 футов 6 дюймов, стройная, с большой грудью, выделяющейся под белой вышитой шелковой блузкой.

Драгоценности были на ней повсюду. Будто она достала все украшения из шкатулки и надела на себя. Большая бриллиантовая брошь украшала блузку, в ушах сверкали большие бриллиантовые серьги, алмазы в кольцах и браслетах. Но особое внимание, несмотря на весь этот блеск, привлекала золотая цепь, несколько раз обернутая вокруг шеи и поддерживающая массивные золотые часы старинной работы.

Она была окружена особой аурой. Галина вошла, как правитель, дающий аудиенцию своим подданным. Выглядела надменно, но, несмотря на все эти драгоценности, у нее был стиль. К каждому из нас подошла по очереди, предлагая руку для поцелуя, причем сделано это было скорее в стиле папы римского, чем королевы. Когда она остановилась около меня, я мог рассмотреть ее более внимательно. Густые темные каштановые волосы зачесаны назад, светло-карие глаза под очень густыми бровями, унаследованными от отца. У нее

была хорошая кожа, Галина не злоупотребляла косметикой, можно было заметить веснушки. Нос прямой, твердый подбородок Красивые полные губы прикрывали замечательные небольшие зубки. Я разглядел их, когда она улыбнулась мне и, повернувшись к Борису, спросила:

— Это и есть наш друг, импресарио из Лондона?

Я думаю, ей следовало чаще смеяться. Она сразу же стала выглядеть намного моложе. Сев около меня, Галина уже не обращала внимания на других гостей, забыв даже поздороваться со своим дядюшкой.

— Я много слышала о вас, — сказала она и добавила, когда я поднял голову, — конечно, только хорошее. Пожалуйста, налейте мне джин с тоником.

Пока я искал бутылку джина и повернулся к ней, чтобы спросить, сколько налить джина, она громко произнесла фразу, предназначающуюся для всех:

— Сразу легко распознать джентльмена по его отношению к женщине — не то, что эти деревенские мужики вокруг нас!

К моему удивлению, те, к кому непосредственно относилось это оскорбление, восприняли его как остроумную шутку. Они долго и громко смеялись. Но она еще не закончила:

— Послушайте — знаете, чего нам не хватает в этой стране? Манер, воспитания. В России все делается мускулами, но не мозгами…

— Как вы можете говорить такие вещи! — воскликнул находившийся здесь же моряк, кажется адмирал. — У нас такая прекрасная музыка, балет… Весь мир восхищается нами!

— Весь мир! — усмехнулась Галина. — Весь мир живет нормальной жизнью. Я говорю о цивилизации, а не о нескольких балетах или композиторах. Как противно это слышать! Везде все одинаково. Мы никогда не достигнем прогресса… Однако нами восхищается мир… За что? За нашу музыку и балет! И это все?

Все молчали. От неловкости я готов был провалиться сквозь землю. Казалось, они меня не замечали, забыв, что все это говорилось перед иностранцем. Теперь я мог лучше понять Бориса.

Наступило время обеда. Официанты накрыли стол. Конечно, они слышали все, что здесь говорилось о советской стране и ее народе. И это вновь заставило меня подумать о той огромной власти, которой обладала Галина Брежнева: Только дочь русского правителя могла произносить такое вслух.

Обед был великолепный. Русский борщ с мясными пирожками, тушеное мясо с овощами, московское мороженое с фруктами. Когда подали кофе, Галина взяла меня за руку и отвела в угол комнаты.

— Как зовут вашу жену? — спросила она.

— Улла, мадам.

— Не называйте меня «мадам», — сказала она, как капризный ребенок. — Зовите меня Галя.

Галина вновь открыла свою сумочку, достала золотые часы наподобие тех, которые висели на ней, и, протянув их мне, сказала:

— Пожалуйста, передайте вашей жене с моими наилучшими пожеланиями. Я надеюсь вскоре с ней встретиться.

— Но я не могу этого принять, это слишком дорогой подарок. Я перехватил взгляд Бориса. Он делал знаки, что я должен принять этот дар. В конце концов я сдался и взял часы для своей Уллы.

Затем она спросила о моих делах в Москве:

— Все ли вам удалось решить относительно гастролей Хачатуряна в Лондоне?

— Да, спасибо. Почти все, кроме одной вещи. Но это скучные будни моего бизнеса, и мне не хотелось бы беспокоить вас по этому поводу.

— Нет, расскажите мне. — Казалось, ей это было действительно интересно. И я рассказал ей о трудностях с получением разрешения от Госконцерта на запись для телевидения концерта Хачатуряна, что помогло бы решить мои финансовые проблемы.

Галина слушала, но мне казалось, что моя проблема для нее столь ничтожна, что она готова забыть о ней, как только мы расстанемся. Это случилось очень скоро, когда Борис предложил отвезти меня в «Метрополь».

Гости стали собираться. Галина не двинулась. Когда Борис сказал ей, что скоро вернется, было ясно, что по возращении он найдет ее в своей постели. Подъехав к «Метрополю», Борис выключил двигатель и спросил:

— О чем ты говорил с ней так долго? И что это она тебе дала?

Я показал ему часы и предложил, чтобы он вернул их Галине.

— Не будь дураком! — Борис почта закричал. — Вернуть обратно! Она будет вне себя.

Я описал ему нашу беседу, и он успокоился. Помолчав, спросил:

— Ну и что ты о ней думаешь?

Что мне было ответить? То, что поначалу она мне не очень понравилась, а потом напугала? Или сказать ему: «Я думаю, что она тебя любит. Но, упаси Бог, не хотел бы я быть на твоем месте»? Мгновенно просчитав все варианты, я сказал: «Она привлекательна, но ты должен быть осторожен, когда имеешь с ней дело. Я думаю, что, возможно, она тебя любит, но по-своему».

Борис ухватился за мои последние слова:

— Ты думаешь, она любит меня? Я уверен, что она меня любит, но, как черный паук, она обвила меня всего паутиной. Ты помнишь, я представил тебя ее дядюшке. Она поручила ему следить за мной. Его фамилия Цвигун. Старый зануда. Он всегда рядом, чтобы присматривать за мной, когда ее нет, и я вынужден играть с ним в карты. Он любит карты и не любит проигрывать. Он плохой игрок, и мне не только приходится с ним играть, но и поддаваться ему. Меня не волнует, сколько рублей я ему проиграю, но если бы он не был таким занудой! О, Господи, я сыт по горло.

Мой самолет должен был вылететь из Москвы около пята часов. В аэропорт меня отвез один из руководителей Госконцерта.

В Шереметьеве, когда я брал багаж с заднего сиденья машины, я почувствовал вдруг легкое прикосновение к плечу. Передо мной стоял огромный человек, выглядевший как полицейский в штатском. Поначалу я испугался. Потом успокоился, поняв, что ни один полицейский не пойдет на арест с огромным букетом гвоздик.

— Вы импресарио из Лондона?

Я ответил, и он протянул мне букет.

— Эти цветы для вашей жены с сердечными пожеланиями от Галины Брежневой! Галина Леонидовна просила, чтобы вы довезли эти цветы до вашей жены целыми, такими же свежими. Ведь она сама их собирала… Счастливого пути, сэр!

Когда самолет взлетел, букет упал на пол. Я быстро поднял цветы и только тогда заметил в них небольшую записку: «Уважаемый маэстро. Мне доставило удовольствие встретиться с вами. Что касается разрешения на телевизионную запись концерта Хачатуряна, то оно вам предоставлено. С наилучшими пожеланиями. Галя».

(Лаудан С. Красные бриллианты для Галины. «Неделя», 1991).

 

ИСТОРИИ ХИЩЕНИЯ «СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ» В ЧЕХОСЛОВАЦКОМ ВАРИАНТЕ

В течение 1954–1956 гг. по подозрению в хищении социалистической собственности и в иных преступлениях в отношении Эмиля Ш. трижды проводились расследования, но ни в одном случае не удавалось его изобличить. 24 января 1958 г. Эмиль Ш. пытался в своей квартире совершить самоубийство через повешение. Однако жена его спасла. При выяснении причин к самоубийству он заявил, что сделал это из-за семейного разлада.

В это время в его кассе была проведена ревизия, причем выявлена лишь небольшая недостача (3,65 кроны). 7 июля. 1958 г. у Эмиля Ш. была проведена новая внезапная ревизия. В кассе ревизионные органы установили на этот раз излишек в сумме 169,95 кроны. Кроме того, при описании кассовой наличности обнаружено расхождение в 12 234 кроны, которое произошло потому, что в ходе ревизии Эмиль Ш. отправил без ведома ревизоров в центральную кассу три воинских требования на кредитные перевозки. Это обстоятельство вызвало у ревизоров подозрение. Поэтому они дополнительно проверили представленные требования на кредитные перевозки. Одновременно кассу опечатали и предложи-ли отстранить Эмиля Ш. от обязанностей кассира. Это было сделано, и Эмилю Ш. были поручены другие функции на той же станции.

Однако в ночь на 23 июля 1958 г. был совершен взлом опечатанной кассы Эмиля Ш. Новая ревизия установила, что преступник похитил несколько пачек картонных проездных билетов общей стоимостью 56 717,11 кроны.

Установленные расследованием обстоятельств свидетельствовали, что взлом произвел Эмиль Ш. На этом основании следователь заключил Эмиля Ш. под стражу и одновременно произвел обыск на его квартире. При обыске следователь нашел два новых, еще не использованных картонных проездных билета: один билет находился в кухонном буфете, другой — в ящике кухонного стола.

Сначала следователь не придал этим билетам большого значения, счел мелочью, однако изъял их и отразил в протоколе обыска. Он исходил из того, что они могут иметь значение не только для изобличения Эмиля Ш. во взломе, но и для выяснения метода хищения денег.

Были проверены и другие следственные действия, как и обширные оперативно-розыскные мероприятия. Но ничего, что могло бы изобличить Эмиля Ш. во взломе кассы, установлено не было. И следователь приступил к допросу обвиняемого.

В ходе допроса следователь предъявил Эмилю Ш. два проездных билета, найденных при домашнем обыске, и потребовал объяснить их появление, указав при этом, что искреннее признание повлияет на меру наказания. Эмиль Ш., убежденный, что проездные билеты, которые следователь вынул из своего портфеля, именно те, что он спрятал в сарае у отца своей жены Павла О., признался и описал всю свою преступную деятельность следующим образом.

Будучи кассиром железнодорожной станции П., Эмиль Ш. знакомился с разными лицами и участвовал вместе с ними в выпивках и развлечениях. Со временем, когда ему стало не хватать личных средств, он решил воспользоваться деньгами, вырученными от продажи проездных билетов. Кроме того, он собирался построить дом для семьи. На приобретение строительного материала использовал также похищенные деньги.

Таким образом он «распоряжался» государственными средствами до 7 июля 1958 г., пока у него в кассе не была про: ведена ревизия, которой он не ожидал. Недостачу в кассе он покрывал двумя способами: подделкой воинских требований па кредитные перевозки, продажей дорогих картонных проездных билетов, которые он подменял в запасном шкафу более дешевыми Льготными проездными билетами, и фальсификацией отчетности о продаже льготных проездных билетов. Подмену картонных билетов проводил следующим образом: опечатанную пачку, содержащую 100 билетов, раскрывал, заменял 99, штук дорогих билетов более дешевыми льготными проездными билетами и лишь верхний билет оставлял прежним — высокой стоимости. Измененную таким образом пачку он снова опечатывал и клал в запасной шкаф на прежнее место.

Когда Эмиля Ш. отстранили от работы в кассе, он понял, что будет изобличен в подделке и использовании не по назначению воинских требований на кредитные перевозки. Однако он намеревался скрыть махинации с картонными билетами; с этой целью решил произвести в ночь на 23 июля 1958 г. взлом своей кассы и похитить из запасного шкафа те пачки картонных билетов, в которых, по его предположению, находились подменные билеты.

Взлом кассы он произвел во время ночной работы и на другой день похищенные билеты сложил в кожаный портфель, который спрятал в сенном сарае у отца своей жены Павла О. (позднее портфель с билетами там и был найден). Кроме похищенных из запасного шкафа, проездных билетов, стоимостью 29 581,80 кроны, в портфеле оказалось также 10 воинских требований на кредитные перевозки. Некоторые из них были еще в нетронутом виде, другие были уже подделаны, а на некоторых был устранен только первоначальный текст, то есть они были «подготовлены» для использования не по назначению. В портфеле находилось 130 штук уже использованных, но еще не прокомпостированных картонных билетов различной стоимости, три конверта с кассовой документацией и бланками, малый резиновый штамп и прибор «Мизик».

Итак на первый взгляд мелочь — два неиспользованных картонных проездных билета — привела в конце концов к разоблачению и изобличению крупного расхитителя денежных средств.

После первоначальных неотложных действий следователь наряду с прочими выдвинул версию о том, что Ярмила Я., заведующая районным табачным складом в Г., постепенно. расхитила 1 млн. 542 тыс сигарет марки «Партизанка» и 80 тыс. сигарет марки «Липа». Это преступление она пыталась скрыть поджогом склада. Однако пожар был ликвидирован местными жителями в самом начале.

На первых допросах Ярмила Я. представила дело так, будто указанное количество сигарет у нее выманили обманным способом неизвестные преступники, предъявившие распоряжение начальника областного табачного складу. Подробнее она описала это так:

«28 октября 1957 г. около 17 часов 30 минут ко мне на квартиру пришел незнакомый мужчина, который предъявил письменное распоряжение начальника областного табачного склада в О. о выдаче подателю этого распоряжения всего запаса сигарет марки «Партизанка» и 80 тыс. сигарет марки «Липа» для переучета. Вместе с мужем и незнакомым мужчиной я села в грузовую автомашину, которая ожидала возле дома. В машине сидел водитель, которого я видела также в первый раз. Все вместе поехали к табачному складу. Муж вышел на площади с тем, чтобы подождать меня в ближайшем ресторане. На складе я выдала требуемые сигареты. На календаре в конторе склада я записала номер удостоверения личности неизвестного мужчины, предъявившего распоряжение начальника областного склада, и номер грузовика. Распоряжение, однако, незнакомый мужчина забрал обратно. При этом он заверил, что утром 29 октября областной табачный склад возвратит ей все сигареты. Во всем этом я не видела ничего подозрительного, поскольку пересылка сигарет подобным образом раньше производилась часто».

Ярмила Я. представила также накладную, из которой вытекало, что вышеуказанное количество сигарет полупил грузчик Ян Олешный. Муж полностью подтвердил ее показания.

Прежде чем приступить к проверке этой версии, следователь сделал определенные выводы, которые должны были существовать в случае, если Ярмила Я. говорит правду? С учетом конкретной ситуации во внимание были приняты следующие обстоятельства:

1) погрузка такого большого количества сигарет потребовала бы не менее трех четвертей часа. Склад расположен на многолюдной улице. Преступление совершено между 17 часами 30 минутами и 18 часами 30 минутами. Поэтому должны существовать свидетели, которые в то время проходили мимо табачного склада и должны были заметить стоявшую перед складом автомашину, а возможно, и саму погрузку коробок с сигаретами;

2) неизвестные преступники предъявили удостоверение личности. Следовательно, удостоверение было выдано конкретному лицу. Здесь возможны два предположения. В случае если преступником является владелец удостоверения, он не может достоверно указать свое алиби или будет стремиться создать ложное алиби с помощью других лиц. Но можно предполагать, что удостоверение личности преступник подделал, либо похитил, либо его кто-то потерял и преступник этим воспользовался;

3) речь идет об относительно большом количестве сигарет. Похитить его сразу очень трудно. Трудно и реализовать такое большое количество сигарет. Если же хищение производилось постепенно, значит, преступник скрывал его весьма изощренными способами. Ревизионные органы до этого не установили никакой недостачи на складе, хотя и провели несколько инвентаризаций.

Поэтому должны существовать следы этой преступной деятельности в бухгалтерских отчетах;

4) в случае, если пожар произошел от взрыва сажи в печи после ее загорания, на дверках печи должны находиться характерные следы (дверки будут выбиты, а рама повреждена и т. д.), и к тому же сажа в дымоходе должна была сгореть.

В ходе дальнейшего расследования оказалось, что рассуждения следователя были вполне правильными. Он смог правильно определить ход следствия (на основании выдвинутой версии) лишь благодаря тому, что уяснил существенные признаки каждого из предполагаемых фактов. Взять, например, пожар, который мог произойти после того, как были выбиты печные двери в результате взрыва сажи в дымоходе.

К выводу о случайно возникшем пожаре пришли как органы районной инспекции пожарной охраны, так и сотрудник уголовного розыска. Они основывались на том, что дверки дымохода были приоткрыты, под ними оказался прожженный пол и обгоревшие бумажные коробки, сигареты и т. п. Но при этом были оставлены без внимания другие существенные обстоятельства, которые заметил следователь только при повторном осмотре места пожара. Если бы действительно произошло загорание и затем взрыв сажи, то на месте должны были находиться соответствующие следы. Прежде всего, учитывая, что дверцы дымохода имели прочный запор, они не могли открыться без повреждения; они были бы выбиты, вероятно, вместе с рамой или иным образом повреждены. Далее, сажа в дымоходе не могла при загорании остаться в прежнем состоянии — она должна была сгореть.

Помощь следователю оказало его знание познавательного значения отдельных фактов, установленных в ходе расследования этого конкретного дела. Это знание было не только необходимым условием для успешного связывания отдельных фактов и построения вывода об их вероятной общей причине, т. е. для выдвижения следственной версии, но и для правильных выводов, которые должны были, существовать в случае истинности проверяемой версии.

Следователь знал, что некоторые расхитители социалистической собственности из числа руководителей предприятий, магазинов, складов, чтобы скрыть преступную деятельность, прибегают к разным махинациям: инсценируют кражи со взломом в складах или магазинах, добиваясь проведения инвентаризации и списания причиненного ущерба, который, однако, в действительности возник в результате их собственных хищений. Разными сложными махинациями они стремятся, например, приплести неизвестного преступника, отвлечь внимание работников безопасности на его обнаружение и тем самым добиться списания причиненного ущерба. Поджогом они ликвидируют доказательства своей преступной деятельности, понимая, что после пожара их трудно будет изобличить, а причина пожара не будет установлена. Для сокрытия недостач, которые они сами причинили на складе или в магазине, используют действительные кражи со взломом, причем, искусственно завышают данные об ущербе, причиненном кражей, и тем самым основательно обогащаются.

Следователь знал также, что лица, которые инсценируют хищения, например, под видом ограблений или мошенничества, приводят, как правило, невероятно точные описания преступника, подробно описывают все его действия, измышляют разные угрозы, которые якобы применил преступник для их устрашения, при этом они весьма редко ссылаются на свидетелей, на призывы о помощи и т.д. Иногда «потерпевший» называет в качестве свидетелей лиц из числа близких родственников и знакомых, которые осведомлены об инсценировке ограбления и должны подтвердить «правдивость» его показаний. Лица, инсценирующие разбойное нападение, часто причиняют себе легкие видимые ранения, чтобы таким образом подтвердить свои вымышленные показания.

Знание следственной практики помогло следователю и в данном случае. Следователь заметал, что Ярмила Я., с одной стороны, слишком уж подробно и точно описала весь случай. Но когда ей предложили показать среди грузовиков разных типов один, хотя бы приблизительно похожий на автомашину неизвестных преступников, «потерпевшая» была нерешительна, неуверенна, хотя в протоколе привела об этом такие подробности, которые трудно было ожидать. Настораживало следующее обстоятельство: пожар в складе и якобы имевшее место мошенническое выманивание сигарет последовали непосредственно одно за другим. Вызывало подозрение и то обстоятельство, что Ярмила Я., опытная заведующая складом, отпустила такое большое количество сигарет незнакомым лицам, не оставив у себя распоряжения начальника областной конторы.

Не в последнюю очередь следователю помогло знание конкретной ситуации. Именно это дало ему возможность из бесконечного множества следствий выбрать необходимые. Так, следователь не делал вывода (как это обычно рекомендуется по делам о взломе склада ввиду подозрений на заведующего складом), что похищенные вещи могут находиться в квартире Ярмилы Я. или у ее знакомых либо родственников. Он исходил из характера и количества товара, а также из того обстоятельства, что преступник дважды пытался замаскировать свою деятельность. Это свидетельствовало, что табачные изделия были похищены и реализованы задолго до того, как преступник пытался скрыть недостачу.

Следователь мог вывести целый ряд следствий и относительно способа совершения преступлений Ярмилы Я. Он мог предполагать, например, что в данном случае имело место недоброкачественное проведение ревизий, сговор ревизоров с расхитительницей. Тогда бы ему следовало искать следы преступлений именно в материалах ревизии. Но он не сделал этого.

С учетом конкретных, установленных к этому времени фактов следователь принялся искать следы преступной деятельности в накладных и в счетах на отпущенный товар. И результаты не заставили себя долго ждать. Оказалось, что Ярмила Я. долгое время производила махинации таким способом: она принимала от продавцов частный табачных киосков за отпущенные им в действительности табачные изделия денежные суммы с тем, чтобы потом сдать их на почту. В этих случаях она, как правило, фабриковала новую накладную, в которой изменяла количество полученного товара (касалось это чаще всего сигарет «Партизанка») и созданные таким образом излишки денег она оставляла себе. В итоге бухгалтерские данные областного склада в О. об остатках, имевшихся на складе Ярмилы Я., не соответствовали действительности. При инвентаризациях же Ярмила Я. скрывала недостачу табачных изделий с помощью пустых ящиков, которые она помещала под полными ящиками.

Однажды областной склад ввиду скопления больших запасов «Партизанки» на складе Ярмилы Я. снизил ей лимит, указав, чтобы она сначала израсходовала-наличные запасы сигарет. У Ярмилы Я. возникли новые «затруднения». Она оказалась перед дилеммой: сознаться или продолжать маскировать преступную деятельность другим способом. И она избрала второй путь, решив продолжать инсценировку мошеннического похищения сигарет неизвестными преступниками.

На этом примере видно, как дедукция платит за «услуги», оказываемые ей разными типами вероятностного умозаключения, подобными же «встречными услугами» поднимает на качественно высшую ступень. Но это воздействие дедукции заметно не только при проверке следственных версий, когда оно приводит к дополнению или изменению следственных версий или к выдвижению новых. С ним можно встретиться и при выведении следствий из версии, т. е. еще на этапе, предшествующем проверке в собственном смысле этого слова. И в процессе выводов следователь приходит к определенному уточнению, дополнению версий. Здесь дедукция как бы помогает ему исправить его собственные ошибки, допущенные при логическом анализе и оценке собранного материала и при выдвижении версий.

По делу Ярмилы Я. следователь своевременно вдвинул версию о том, что она похитила сигареты и, чтобы скрыть это, инсценировала мошеннические действия неизвестного преступника. Следователь сначала пришел к выводу, что похищенный товар Ярмила Я. должна была скрыть где-то на квартире, или у своих родственников, или знакомых. Но представив действительное количество коробок, которые преступник якобы увез со склада, следователь с учетом некоторых других обстоятельств исключил это и тем самым еще более конкретизировал прежнюю версию: Ярмила Я. инсценировала мошенническое получение сигарет неизвестным преступником, чтобы скрыть совершенные ранее систематические хищения и реализацию товара…

(Пещак Я. Следственные версии. М., 1976).

 

РОЗЫСК ВЕДЕТ АС

У многих из нас слово «сыщик» ассоциируется с погонями, перестрелками и прочими атрибутами, которыми наделили таких людей писатели и режиссеры остросюжетных фильмов о работе милиции. Безусловно, всего этого в работе сотрудников уголовного розыска хватает, особенно в последнее время. Противоборство с преступниками, поиски особо опасных рецидивистов, убийц, бандитов, грабителей занимают львиную долю в деятельности оперативных сотрудников уголовного розыска. Но есть категория преступников, поиск которых требует от сыщика не столько героизма и личного мужества, сколько аналитического мышления, умения анализировать и прогнозировать дальнейшее поведение противника, смекалки и обыкновенной хитрости. Это — мошенники. Публика, как правило (надо отдать ей должное), обладающая изобретательным складом ума, артистическим даром и прочими незаурядными качествами. И «работать» с ними, ох, как не просто, ибо фантазия и смекалка человеческая неистощимы, а талант, к сожалению, порой достается и подлецу.

На Петровке, 38, есть отделение, специализирующееся на подобного рода преступлениях. И есть ведущий специалист, который не один десяток Остапов Бендеров вывел на чистую воду. «Ас» своего дела! Это старший оперуполномоченный, подполковник милиции Алексей Николаевич Сидоров.

Не будем здесь приводить его служебную характеристику.

Расскажем только о нескольких, интересных, на наш взгляд, делах, которые пришлось «раскручивать» Алексею Николаевичу, и все станет ясно.

Нашу беседу прервал телефонный звонок Алексей Николаевич внимательно выслушал начальника, затем заказал пропуск для посетителей, коротко пояснив: «Сейчас своими глазами увидите жертвы очередной автомобильной аферы».

Мужчина и женщина, вошедшие в кабинет Сидорова, от обрушившегося на них несчастья были растеряны, долго мялись, не зная, с чего начать и кому рассказать о происшедшем.

— Недавно купили машину, — неуверенно начала женщина, — «Жигули», девятую модель, за 21 тысячу у жителя города Орджоникидзе. Он оформил на мою фамилию доверенность, но мы не успели ее перерегистрировать, так как автомашина была неисправна. А вскоре хозяин заявил, что «Жигули» ворованные и машину необходимо вернуть. Сегодня утром мы передали Анвару ключи от машины, он нам сберкнижку, выписанную на мужа, но посмотрите: вместо 21 тысячи на счету всего 200 рублей…

У института Склифосовского резко затормозила «Скорая помощь». Из нее вышел профессор Мартын Петрович. Жестом отпустив водителя, направился к Челноку. Стоявший рядом  клиент в ондатровой шапке с почтением смотрел на «настоящего профессора», пока тот разговаривал с Челноком.

Этого южанина в восточном халате и ондатровой шапке вместо традиционной тюбетейки Челнок заметил еще у комиссионного магазина в Южном порту. Сразу понял — его клиент. По тому, как тот разглядывал машины, показывал пальцем на светлые «Волги» и «Жигули», как прицокивал языком, заглядывая почему-то под колеса, а главное — скользил взглядом по авоське, где лежали завернутые в газетную бумагу пачки с деньгами…

Момент для знакомства, был выбран подходящий. Челнок вынырнул из-за спины, когда человек в ондатровой шапке остановился у темно-вишневой «Волги» и, покачивая головой, говорил хозяину: «Белый-белый машина хачу».

— Земляк, есть лотерейный билет. Выберешь машину любого цвета.

— Где былэт?

— Ну я же, папаша, не такой дурак, чтобы таскать его при себе. — с укором сказал Челнок. — Билет не мой, а одного. профессора. Поедем к нему в институт и там обо всем договоримся.

«Земляк», не долго думая, согласился.

— Мартын Петрович! — весело кричал в телефонную трубку Челнок — Я вам покупателя нашел. Ждите нас возле института.

Челнок звонил на явочную квартиру. Вся преступная группа была в сборе. Время коротали за картами. Обязанности свои каждый знал прекрасно. На сборы ушли считанные минуты.

— Я же говорил, что Челнок без лоха не вернется, — укладывая в портфель белый халат, не без гордости заметил Мартын Петрович.

Южанин Мартыну Петровичу тоже понравился своей наивностью, простодушием, а главное авоськой.

Мимо прошла женщина в белом палате и почтительно поздоровалась: «Добрый день, Мартын Петрович».

«Профессор» снисходительно кивнул головой. затем все сели в машину «Скорой помощи», и поехали к сберкассе.

Там проверили таблицу. Номер билета совпал с выигрышем «Волги».

Клиент проверил билет на свет, спросил у кассира, не фальшивый ли. Билет действительно не был фальшивым. Просто незадолго до приезда Мартына Петровича в сберкассе побывал один из участников преступной группы, подменивший таблицу розыгрыша другой, куда типографским способом была впечатана строка с «выигрышем»…

Покупатель отсчитал 30 тысяч и попрощался. Как и все предыдущие жертвы Мартына Петровича, он узнал о подлоге лишь в центральной сберкассе, куда пришел сдавать билет на экспертизу.

— Таким образом Мартыну Петровичу удалось обмануть 12 человек, — вспоминал Алексей Николаевич. — Самая серьезная проблема возникла с установлением фоторобота. Странное дело — всем потерпевшим казалось, что у него худое лицо, хотя на самом деле лицо у него круглое, а сам он тучный человек. Однажды мы даже задержали очень похожего на него мужчину. Один из потерпевших его опознал. Но это была ошибка. Мы с ног сбились в поисках пройдохи, а он все продолжал дурачить людей.

— Версия, что Мартын Петрович был уже судим, — продолжал Сидоров, — подтвердилась. На наш запрос пришел ответ, что это никто иной, как Барбашов Владимир Григорьевич, находившийся во всесоюзном розыске за аналогичные преступления в Ферганской области.

Способ совершения преступлений был один и тот же. Как правило, Мартын Петрович подбирал выигрышные таблицы лотерей из других союзных республик, чтобы их можно было проверить только в центральных районных сберкассах столицы. Именно туда он и водил обманутых клиентов.

Мы собрали заведующих сберегательными кассами Москвы, проинструктировали, пометили тиражные таблицы и предупредили сотрудников: как только кто-то из посетителей подменит какую-нибудь из них, срочно звонить к нам на Петровку.

В конце концов в одной из столичных сберкасс появился мужчина, который совершил такую подмену. Но контролер растерялась и вместо того, чтобы позвонить нам, нажала кнопку сигнализации. Спустя три минуты к сберкассе подкатил милицейский «уазик» с мигалкой и сиреной. Операция сорвалась, а Мартын Петрович понял, что его обложили, и очередную аферу провернул в Ленинграде.

Но самое главное было уже сделано — установлена личность преступника, объявлен всесоюзный розыск, и вскоре Мартына Петровича задержали коллеги из Московской Области.

Алексей Николаевич говорит, разглядывает сберегательную книжку: «Простым карандашом подрисованы цифры. Вместо двухсот рублей стало 21 тыс. 200 рублей», — показывает Сидоров подделку.

— Мы сразу не разглядели, — поясняет жена, — поехали в сберкассу проверить, настоящая ли сберкнижка.

Женщина разводит руками и замолкает.

— А вы разве не поняли, что имеете дело с самым настоящим жуликом? — спрашивает Сидоров.

Супруги молчат.

— Ладно. Не будем терять времени. Где и когда вы с ним сегодня встречались? — спросил Алексей Николаевич.

Вечером в квартире инженера кондитерской фабрики «Калев» в Таллинне Тыниса Вайно раздался телефонный звонок К телефону подошел хозяин квартиры. Звонили из другого города. Звонивший поздоровался и повел разговор по-эстонски:

— С вами говорит майор КГБ Кук Будьте добры, пригласите к телефону Вальдемара.

— Вы ошиблись, здесь таких нет.

— Простите, ваш номер…

— Да.

— Извините, может быть, я что-то путаю, но разве не вы отдыхали летом в Пярну и просили, чтобы я помог вам приобрести «Жигули» четвертой модели? Нет? Странно, а почему же у меня записан ваш телефон? Простите еще раз, я, видимо, действительно что-то перепутал. Хотел помочь хорошему человеку, благо такая возможность сейчас появилась.

Собеседник Кука замер, лихорадочно соображая, как бы не прервать разговор и попробовать договориться о столь важном и заветном приобретении.

— Но… погодите, — начал мяться инженер, — а у вас, что, действительно, есть такая возможность? Может быть, вы уступите эту машину мне?

— Да мне все равно, — растягивая слова, отвечал майор КГБ. Но вы понимаете, что это делается на определенных условиях…

— Я все прекрасно понимаю, товарищ майор, — инженер спешил заверить в сообразительности своего собеседника.

— Желательно все сделать как можно скорее. Сами понимаете, конец месяца.

Инициатива перешла к Вайно, который стремился не упустить счастливый случай, соглашаясь на все условия. Договорились о встрече в Москве на Гоголевском бульваре в три часа дня.

— У меня в руках будет черный дипломат, — сказал на прощание майор.

Инженер приехал в столицу с приятелем, который был как прикрытие на случай ограбления и сам тоже давно искал возможность приобрести новую машину.

Майор оказался человеком внешне интеллигентным и солидным, короче, внушающим уважение.

— Вы, конечно, понимаете, удостоверение свое вам показать не могу, — многозначительно начал разговор майор КГБ. - Но вот, пожалуйста, мои права, — развернул он водительское удостоверение.

Разглядывать документ гости из Эстонии посчитали не совсем приличным, но успели заметить фотографию майора, а рядом с ней фамилию Кук. Майор любезно согласился помочь приобрести машину и приятелю инженера.

Условия приемлемые: по две тысячи друзья отдают человеку который должен выписать открытки на покупку машины. А с майором они после оформлений всех формальностей посидят в ресторане «Прага». А там уже сами решат, как его надо отблагодарить… 

— Мне важнее вечер провести с земляками, — объяснял Кук, — до сих пор не могу привыкнуть к этой Москве. Если б не служба — бросил бы все и уехал на родину… Ну, ладно, давайте деньги и и ждите меня здесь. Постараюсь долго не задерживаться. — сказал он, укладывая пачки с деньгами в дипломат.

Друзья внимательно наблюдали, как майор зашел в здание из белого мрамора.

Прошло-несколько часов, пока гости из Эстонии окончательно не поняли, что их обманули самым беспардонным образом. Постовой из белоснежного особняка разрушил их последнюю надежду, заявив, что никакого майора Кука он в глаза не видел.

— Прежде чем мы его арестовали, — вспоминал Сидоров, — Кук успел таким образом одурачить 16 человек. Всегда действовал по одному сценарию. Звонил в Эстонию, якобы ошибался номером телефона. Предложение о покупке ВАЗ-2104 срабатывало безотказно. Люди приезжали в Москву.

При встрече он брал у них деньги и спокойно уходил.

Нам удалось выяснить, что майор Кук — это Кют Веяло Вальдемарович, эстонец, разыскиваемый за побег со стройки народного хозяйства. Установили его связи: родственников, друзей, знакомых. Здесь нам очень помогли коллеги из МВД Эстонии: Роланд Силь и Владимир Савиных. По эстонскому телевидению рассказали о мошеннике, в газетах напечатали его фотографию и вскоре благодаря этому вышли на его любовницу, которая жила в Гаграх. Установили наблюдение за ее домом.

Несколько дней Кук не появлялся. К тому времени мы уже знали его почерк, большую работу провели на московских переговорных пунктах, потому что понимали: из квартиры он звонить не будет. Нам удалось установить, с какого переговорного пункта он разговаривает чаще всего. Телефонистки опознали его по фотороботу.

Ну, а дальше — дело техники.

* * *

— Мы с ним встречались сегодня в 9 утра у кинотеатра «Комсомолец», недалеко от автостоянки, — вступает в разговор муж. — Передали ему ключи от машины, а он нам — сберкнижку.

— Так. Сейчас одиннадцать. Анвар говорил вам что-нибудь о своих планах? — спрашивает Сидоров.

— Говорил, — вспоминает жена, — что собирается поехать на станцию техобслуживания. У машины неисправная коробка передач.

Сидоров связался с дежурным по управлению ГАИ, передал номер машины, сообщил ее приметы, просил проконтролировать выезд из города, автостоянки. Затем позвонил дежурному 111-го отделения милиции, чтобы тот дал команду проверить гостиницы «Заря», «Восток», «Алтай» и «Восход»: не проживает ли там владелец «девятки», а заодно посмотреть, не припаркована ли поблизости сама автомашина.

Элегантный молодой человек, очаровательно улыбнувшись, протянул кассирше Сбербанка именной чек на десять 10 тыс. рублей.

— Будьте любезны, всю сумму…

Наметанным взглядом женщина быстро сличила данные в паспорте клиента с денежным документом. Все сходится. Тем не менее женщина неспешно начала пролистывать паспорт, внимательно всматриваясь в каждую страницу. Посетитель занервничал…

— Побыстрее, пожалуйста, мне некогда.

— Не волнуйтесь, гражданин, сейчас я вас рассчитаю. Только подождите еще одну минуту. Кое-что надо уточнить у заведующей.

Женщина встала из-за стола. Но не успела она сделать и несколько шагов, как элегантный мужчина, утратив свою респектабельность, со всех ног бросился из помещения…

Работникам сберкассы ничего не оставалось делать, как передать именной чек и паспорт клиента на Петровку, 38. Так эти документы попали к подполковнику Сидорову.

То, что чек настоящий, не вызвало у оперативника никаких сомнений. Паспорт, на первый взгляд, внушал доверие. Немного потрепанный. С пожелтевшими от времени листами. Подчисток штампов и текста, исправлений не видно. Серия везде сходится и номер один и тот же. Впрочем… На страницах, где записаны данные владельца документа, в середине номера были другие цифры. Сидоров перегнул паспорт пополам. И только теперь четко разглядел, что эти страницы вставные. Но как все аккуратно подогнано. Ничего не скажешь, чистая работа!

Занятие Сидорова прервал стук в дверь.

— Войдите…

На пороге появился восточного типа мужчина.

Меня прислал к вам начальник отдела полковник Песцов, — проговорил вошедший с заметным акцентом.

— Присаживайтесь к столу. Что случилось?

Гейдар Мамедов (имя и фамилия потерпевшего изменены) рассказал, что несколько дней назад приезжал в Москву покупать автомашину. В Южном порту познакомился с одним человеком, который назвался Леонидом. Обаятельный, одет прилично.

Слово за слово — разговорились. Гейдар посетовал, что не может найти подходящей машины. То цена его не устраивала, то автомобили были слишком подержаны…

— Пожалуй, я смогу вам помочь, — успокоил Леонид собеседника и показал лотерейный билет, по которому выиграл недавно «Жигули».

— Машина мне ни к чему, — пояснил Леонид. — Одна уже есть, хватит, поэтому, если хотите, могу продать билет за 10 тысяч.

Конечно, Мамедов на это предложение с радостью согласился, хотя поначалу сомневался, как бы не было подвоха. Когда ехал сюда, друзья предупреждали, что в Южном порту надо держать ухо востро. Но все опасения развеялись, как только Леонид привел Мамедова в ближайшую сберкассу и он собственными глазами увидел официальную таблицу выигрышей. Номер в таблице и лотерейном билете совпал тютелька в тютельку.

Гейдар расплатился со своим благодетелем именным чеком, так как наличных денег при себе не имел. Билет в тот же день был отдан в сберкассу. Его приняли без проблем. Но вдруг оттуда пришло извещение, что билет поддельный.

— Значит, вы утверждаете, что расплатились именным чеком, — перебил собеседника Сидоров. — Случайно не этим?

Алексей Николаевич положил на стол чек, который передали из сберкассы.

— Да, это он…

— А теперь посмотрите внимательно на фотографию в этом паспорте. — продолжал Сидоров. — Не узнаете вашего знакомого?

Лицо пострадавшего, посерьезнело. Он слегка подался вперед, словно боясь, что не разглядит.

— Он самый, начальник… Ах, шайтан поганый!

Итак, кое-что для начала розыска мошенника у Сидорова уже было. И в первую очередь — портрет, хотя внешность можно легко изменить. И паспорт, по которому «шайтан» собирался получить деньги в сберкассе.

Проконсультировавшись со специалистами, Сидоров выяснил, что паспорта с такой серией, выдавались в Краснодарском крае. Выехал туда в командировку. Увы, безрезультатно. Нашли, правда, несколько человек Но ни один внешне не был похож на разыскиваемого. Тогда Сидоров разослал в управления внутренних дел страны запросы с просьбой сообщить о фактах подделок лотерейных билетов. Вскоре из Одессы пришел ответ, что таким мошенничеством здесь занимался и свое время некий Леонид Корнев. За это был осужден и отбывал наказание. К сожалению, не так давно, воспользовавшись ротозейством охраны, Корнев бежал из колонии. К ответу было приложено фото Корнева. Экспертиза дала заключение, что на этой фотографии и той, в паспорте, оставленном в сберкассе, изображен один и тот же человек.

— Теперь предстояло главное, — вспоминал эту историю Сидоров, — найти Корнева. Но где его искать? По имевшимся у меня сведениям — он мог скрываться в Херсоне, Одессе, Каховке, Батуми, одном из сел на берегу Черного моря… Пришлось опять оформлять командировку. На этот раз она была более удачной. Очень помогла сопроводительная бумага, подписанная заместителем министра МВД СССР, о том, чтобы ее обладателю оказывалось полное содействие в розыске мошенника. Я не знал проблем ни с транспортом, ни с гостиницами, ни с людьми. Проехал почти все побережье. Наконец, в Батуми установил, что здесь проживала жена Корнева с ребенком. Но недавно она выписалась и переехала в Москву…

Найти в столице дом, в котором поселилась Корнева, для Сидорова было делом не сложным. За домом установили наблюдение. Но время шло, а Корнев здесь не появлялся. Алексей Николаевич, грешным делом, стал уже подумывать: не ошибся ли в расчетах. И вдруг… однажды из подъезда вышел человек со знакомым по фотографии лицом. Неужели он? Или показалось? Да нет. Действительно это Леонид Корнев. Элегантен. Не старше сорока лет. Кудрявый.

Корнев внимательно огляделся и быстро зашагал по улице. Остановил такси…

Сидоров с коллегами тотчас бросились к оперативной машине, где сидел Гейдар Мамедов, специально приглашенный Сидоровым в Москву для опознания мошенника.

Такси приехало в центр города и остановилось возле мастерской по ремонту зажигалок Корнев пробыл там минут пять — десять. Когда вышел обратно, едва не столкнулся лоб в лоб с бывшим «знакомым». От неожиданности мошенник застыл, как вкопанный, но быстро взял себя в руки. Лицо расплылось в радушной улыбке.

— Гейдар, дорогой, никак это ты!..

— Паразит… Шайтан… — услышал в ответ мошенник. Дальнейший диалог прервал Сидоров.

— Московский уголовный розыск. Прошу следовать за мной… — Все ясно, — чертыхнулся Корнев. — Приехал. И дернула меня нелегкая заправить зажигалку!

Во время допроса Леонид Корнев не запирался. Да и глупо это было делать в подобной ситуации. Сидоров предъявил ему акты экспертизы, свидетельские показания, который дали Гейдар Мамедов и другие, обманутые Корневым люди.

— А мошенник Корнев был знатный, — ульїбнулея заканчивая рассказ, Сидоров. — Одно слово — профессионал. Как-то во время допроса спросил его: «Леня, что тебе нужно, чтобы подделать лотерейный билет?» «40 минут времени, лупу, скальпель, клей и несколько таких же билетов», — ответил Леонид. Клей, правда, он готовил по собственному рецепту, который хранил в глубокой тайне…

Кабинет подполковника Сидорова превращается в штаб по поиску автомашины и Анвара. Звонит дежурный 111-го отделения милиции, который сообщает, что «Жигули» ВАЗ-2109, номерной знак…. обнаружены в одном из переулков неподалеку от гостиничного комплекса. Дежурный говорит также, что владелец машины действительно проживал в гостинице «Восток», но утром выписался, сдал номер.

— Установите наблюдение за автомашиной, — просит Сидоров — Надо обязательно дождаться, когда за ней вернется хозяин.

Спрашиваем Алексея Николаевича, случайно ли он сузил круг поиска и просил коллег обратить пристальное внимание именно на этот гостиничный комплекс.

— Нет, конечно, — улыбается Сидоров. — Просто сопоставил факты. Судите сами: сберкасса, куда были положены деньги Анваром, находится на Дмитровском шоссе, неподалеку от этих гостиниц. Потерпевшие живут на улице Фонвизина. Встречу им Анвар назначил возле кинотеатра «Комсомолец» и в течение пятнадцати минут после звонка приехал туда. Все это находится в одном районе.

Вновь звонит телефон. Сидоров снимает трубку. В уголках губ мелькает усмешка…

— Ну, вот и хорошо. Ведите его к нам. Кабинет номер… Пропуск я закажу.

Смотрим на часы. Время 12.20. Поиски мошенника длились час и двадцать минут. На этот раз все завершилось довольно быстро. К сожалению, чаще бывает иначе.

(Аксенов О., Кулик В. Розыск ведет АС. «Человек и закон», 1992, N 2).