Глава I

К этому событию Ленон отнесся серьезно как никогда в жизни. Он вылил на себя остатки одеколона из давно сбереженного на черный день флакона, который еще до конца не выдохся. Из этой же заначки Ленон сунул себе в рот две мятные пластинки для свежести рта, отчего ямочки, образовавшиеся на щеках, придали его лицу еще большую улыбчивость. После этого юноша аккуратно удавил каждую пуговицу в петлях еще с вечера выглаженной рубашки. По дороге он вспомнил, что не успел причесаться, но, к счастью, в раскладном ножике Ленона была расческа. Юноша всегда носил с собой перочинный ножик, потому что очень боялся хулиганов. Так как зеркальца среди выкидных лезвий не было, ему пришлось придать волосам приличный вид, сверяясь с собственной тенью на асфальте. Когда верхушка тени приняла более или менее округлые очертания, Ленон сложил расческу и с новыми силами поспешил на колбасный завод.

Там его встретили с большим воодушевлением, много всего рассказали и показали, а под конец вручили колбасу, от которой он уже не мог отказаться. Надо отметить, так как Ленон был вегетарианцем, он не то что колбасу — бульонные кубики в рот не употреблял.

— Но я не хищник, а травоядный, — отнекивался Ленон, но обижать тружеников мясорубки ему не хотелось. С колбасного завода он вышел на подкашивающихся ногах, ибо зрелище для человека, питающегося салатами, яблоками и прочими морковками было воистину ужасающим. Он уже подумывал похоронить колбасу где-нибудь по дороге, но вспомнил, что выбрасывать еду — это еще большее кощунство.

— Ну, ничего, принесу эту колбасу коллегам к чаю — тут они меня и полюбят, — так размышлял юноша, искренне надеясь, что этот слабокопченый мясной продукт действительно поможет ему преодолеть ту пропасть, которая разделяла Ленона и его собратьев по профессии.

Юноша был не самого мускулистого телосложения, потому изрядно подустал, таща на себе колбасу до помещения редакции. Отдохнуть от пережитого Ленон решил в близлежащем парке.

«Алкоголь — главный источник буйств по всему миру» — гласила табличка в парке, а разбитая скамейка и поваленная урна, из которой выглядывали пустые бутылки, живописно свидетельствовали в пользу данного утверждения. Но Ленон все же нашел несколько целых скамеек у пруда. Усевшись, журналист начал внимательно рассматривать палку колбасы. Палка нездорово отблескивала зеленым налетом.

— Деликатес, — подумал Ленон, вспомнив французские сыры с плесенью, которые любят тонко нарезать и выкладывать на стол на праздники. От этой мысли он совсем расслабился, представив радость коллег, но вовремя опомнился, увидев хищный оскал уток, плававших в пруду напротив.

Этих птиц юноша не мог терпеть по долгу профессии. Еще до вступления в должность он знал точно, что «утка» — информационный материал, чья достоверность оставляет желать лучшего. Главный редактор Ленона любил говаривать, что «утка» — это один из первейших врагов журналиста, и юноша решил следовать этому правилу по жизни.

— Что смотрите? «Утиных лапок» у меня с собой нет! — донеслись до пруда слова Ленона, и, чтобы придать своей фразе большую значимость, юноша увесисто погрозил колбасой. У журналиста действительно были небольшие пробелы в эрудиции, которые он с разной степенью правдоподобности заполнял собственной фантазией. Ленон на полном серьезе считал, что вышеуказанный сорт конфет предназначен для вскармливания водоплавающих.

— Ведь и вправду, кормят же уток французскими багетами. Так почему бы и не конфетами? — думалось юноше.

Ленон пересел на другое место и заметно расслабился, хотя ему все еще казалось, будто утки с ненавистью дышат ему в затылок. Но смена позиции стоила юноше определенных неудобств — выбранная скамейка была куда ниже той, что напротив. Вдобавок, после попытки откинуться на спинку раздался неприятный скрежет прогнившего дерева, и Ленону пришлось сгорбиться и нагнуть голову, так что живописный вид на парк ощутимо приблизился к асфальту.

Расслабившись, Ленон не сразу заметил, как справа от него расположился бурого цвета кот, который старательно вылизывался, а в свободных от гигиенической процедуры промежутках поглядывал на юношу.

— Я сам как этот кот — усердный и зеленоглазый, — подумал Ленон, подметив, что подобно усатому чистюле, в данный момент он видит больше не лица прохожих, а скорее ноги. От нахлынувшего прилива нежности Ленон уж было потянулся к коту, но, вспомнив, что вши и прочие вредители передаются путем тактильного контакта, отдернул руку и погладил кота колбасой по голове.

Коту подобное обращение не очень понравилось. Тот резко повернул голову и уже было собрался испепелить Ленона уничижающим взглядом, а то и громко обшипеть. Но, почуяв колбасу, кот сменил свою точку зрения, а вместе с ней и поведение. Вместе с нахлынувшим приступом печального мяуканья его острый кошачий зрачок уже будто бы разрезал колбасу на части.

— Я бы тебя угостил, котя, да что мне в редакции скажут? — сочувственно объяснил юноша мохнатому жалобщику. Но затем подумал, что в редакции его знают давно и едва терпят, а коту он понравился в первые же минуты знакомства. В этот момент судьба колбасы была решена. Ленон достал перочинный ножик и отрезал для кота немного пожевать. Кот сразу же перенял кружок из рук юноши себе в пасть, слегка цапнув его зубами за палец.

— Чего ты кусаешься? — пожурил хвостатого Ленон. — Друзья не кусаются!

Но кот не обратил внимания на эти слова — он был занят. С двойственным эффектом, одновременно урча от голода и отплевываясь от всего остального, кот вгрызался в мясное изделие местного производства.

— Мне бы такой аппетит в детстве. Тогда я бы ел много каши, вырос сильным и сейчас бы неплохо зарабатывал на заводе… — замечтался Ленон.

— Только не на колбасном, — поморщился юноша и мечты рассеялись, вернув его в суровую действительность, где малоизвестный ему кот поедал колбасу, не так давно предназначенную на редакционные нужды.

А хвостатый беспризорник тем временем догрыз свой кусок, поднял голову и окинул Ленона своим жалостливым пушистым взглядом. Кошачий благодетель скрепя сердце выделил еще несколько кусочков на пропитание и побрел дальше.

Но тут прямо навстречу юноше пронеслась огромная черная собака. Испугавшись больше за колбасу, нежели за себя, Ленон отскочил в сторону. Юноша некоторое время гневно смотрел вслед собаке, но угрожающе размахивать колбасой не решился, побоявшись возвращения мохнатого чудовища. Тут неподалеку раздался рвущийся шорох, и журналист обернулся, ожидая новой напасти. Но тревога Ленона была абсолютно излишней — просто еще один кот обрушился с дерева на землю.

— Котя, а я посмотрю, у тебя мания ко всему высокому, — обратился Ленон к свалившемуся животному. — Ты прямо… архитекот. Царап Царапелли!

Хотя в колонку культуры Ленон писал редко, он все же немного разбирался в высоких искусствах. По крайней мере, в тех, чьи размеры превышали три метра. Свежевыдуманный экспромт немного приподнял настроение юноши, и он решил повысить его и коту.

— Бедняга… Я-то лишь слегка отпрыгнул, а ты чуть не расшибся, — успокаивал кота Ленон, отрезая утешительный кусок мясного продукта. После этого угощения колбасы осталось совсем немного.

— Ну, ничего, — подумал Ленон, засовывая остаток себе в карман. — Угощу главного редактора, он хотя бы меньше будет ко мне придираться.

Но не успел Ленон покинуть пределы парка, как увидел, что через решетку подвала заброшенного здания на него грустно взирает тощий кот.

— Кс-ксс-ксссс, — поманил Ленон, но кот не шелохнулся, а лишь опечалился еще больше.

— Сижу за решеткой… — попытался вспомнить стихи классика журналист, но запутался где-то на третьей строчке. Ленону стало совестно за подвального узника, и он решил угостить его от всей души.

Ленон заметил, что скормил всю колбасу оставшемуся коту только после того, как чуть не отрезал себе палец. Рефлекторно засунув пораненное место себе в рот, он не без некоторого сожаления проследил за исчезающими в утробе кота последними кусочками. Юноша понял, что он придет в редакцию с пустыми руками.

Вскоре Ленон добрался до здания газеты, остановился, собрался с духом и зашагал вверх по лестнице парадного входа.

— Ну что Ленон, отбарабанился? — сострили коллеги при виде Ленона и захохотали. Юноша подождал, когда смешки утихнут, и попытался перевести разговор в нейтральное русло.

— Не скажете ли мне, сколько приблизительно сейчас времени? — спросил Ленон. Собственных часов он себе пока позволить не мог.

— Приблизительно? Пятница! — вновь залились смехом сотрудники редакции.

— А не слышно ли чего нового? — спросил Ленон, понимая, что разговор вновь пошел по накатанной колее, но ничего не мог с собой поделать.

— Как же, слышно, — ответил один из его коллег. Он был лишь немногим постарше Ленона, но всегда общался с ним свысока.

— Одна женщина купила старый заброшенный дом, но когда въехала в него, то увидела, что по всем комнатам беспорядочно летают различные предметы обихода. Но она решила, что это обыкновенные сквозняки. А в другой раз хозяйка дома стояла на балконе и пила чай, но тут что-то толкнуло ее сзади, и она упала вниз и сломала два ребра. Но когда она выписалась из больницы, то снова подумала, что во всем виноваты ужасные сквозняки, и решила, что, за исключением форточек, никогда больше не будет оставлять окна нараспашку.

— А что было потом? — встревоженно поинтересовался заинтригованный юноша.

— А потом ее нашли в луже собственной крови с восемнадцатью ножевыми ранениями, — мрачно закончил историю рассказчик.

— Я всегда… Всегда говорил, что форточку надо закрывать! — испуганно прошептал Ленон и, оглянувшись, заметил, что все в редакции надрываются от смеха, глядя на выражение его лица.

— А есть ли что-то поближе к реальности? — попробовал подойти с другого конца юноша, на этот раз надеясь получить информацию подостоверней.

— Один мальчик испугал охранника. Охранник подавился жвачкой и умер. Когда прибыла скорая, то обнаружили, что он еще дышит, но было уже слишком поздно…

При этих словах Ленон затаил дыхание, предвкушая еще один трагический финал.

— Увы, жевательная резинка уже не подлежала восстановлению.

И кабинет снова покатился со смеху.

Раскусив, что ему опять скормили утку, журналист все же решился еще на одну попытку:

— А есть ли какие-нибудь другие новости?

— Скоро на Мелкопрудной улице откроется платная охраняемая стоянка для собак, — услышал Ленон.

— А чем охраняться будет? — спросил Ленон, предчувствуя подвох.

— А ими же, собаками, и будет! — и помещение вновь разорвалось волною смеха. В этот момент Ленон решил взять игру в свои руки.

— А вы знаете… — начал Ленон, дождавшись, когда сотрудники редакции немного утихомирятся. — Вы знаете, кто бы возглавил французскую революцию, если бы эволюция видов по Чарльзу Дарвину остановилась бы на первой ступени? — произнес Ленон и самодовольно осмотрел обитателей редакции. Эту шутку он придумывал целую неделю и берег, будто козырного джокера в рукаве. Все замокли и уставились на Ленона с любопытством, но отвечать не торопились.

— Напальмеон Бананапад! — победно произнес юноша.

— Напальмеон! — вновь заразительно разразились присутствующие. — Ну, ты дал! Банановый торт «Напальмеон»! А гражданскую войну в Соединенных Штатах Макаки выиграл кто? Абезян Горилкольн? Послушай, Ленон, да мы тебе новый псевдоним выдумали! Будешь не Ленон, а Линкольн! Авраам!

Осознав, что шутка не возымела ожидаемого эффекта, Ленон пристыжено юркнул в кабинет главного редактора, заметив, что из него уже кто-то вышел.

— Ленон, ты где был? — строго, но в то же время с пониманием задал вопрос Валентин Петрович, главный редактор газеты. Он сделал вид, что не расслышал того, что происходило только что за дверями его кабинета. Он также относился к Ленону с иронией, не лишенной, впрочем, снисхождения. Валентин Петрович был человеком, чья голова носила маленькие уши, но вмещала большие амбиции. За глаза его называли «Папаша Тираж».

— А я не заходил, потому что было занято, — растерянно протянул Ленон.

— Запомни одну вещь, мой юный друг, — посерьезнел Валентин Петрович. — Занято — это в туалете, а у нас газета… Газета гораздо более лучшего качества! Что это еще за низкий стиль? Журналист должен каждое слово аккуратно подбирать…. Но не с помойки!

Журналист не должен бояться подыскивать нужные слова самым тщательным образом, даже если выбор ограничен! Как говорится, слово не воробей — глаз не выклюет! Не использовать всего многообразия лексикона — это все равно, что купить целиком небоскреб, а потом спать в подъезде. Или на улице. Или варить холодец из свиной вырезки, — при упоминании свинины Ленон поморщился, а Валентин Петрович сердито поглядел на юношу, видимо подумав, что тому пришлись не по вкусу его наставления.

— Ты не извлекаешь выгоду из того, что попадает тебе в руки, Ленон, — продолжил поучать главный редактор. — Но не буду называть градусник термометром, а расскажу все как на духу. Вот у нас в бытность на телевидении был один диктор, который выговаривал не все буквы, и вообще картавил, как черт. И вместо того, чтобы скинуться на логопеда, ему писали такие тексты, в которых проблемных букв не встречалось ни при каких условиях.

— А если вдруг «редиска»? — пришло в голову юноше.

— Писали «маленький малиновый овощ», — ни на секунду не задумываясь, нашел замену папаша Тираж.

— А «парикмахерская»? — поинтересовался Ленон, у которого часто возникали трудности с синонимами.

— Место для укладки и удаления волос, — с ходу ответил главный редактор.

Ленон подумал о том, какое бы еще слово с буквой «р» придумать, но тут его осенило, и он спросил нечто совершенно иное:

— А нельзя было другого сотрудника подыскать?

— Нельзя! — сердито отверг предложение юноши Валентин Петрович. — Ты знаешь, чей это был родственник?

— Неужели Леонида Савушкина? — изумился Ленон. Эта мысль пришла ему в голову, так как Валентин Петрович очень гордился своим знакомством с известным космонавтом и вспоминал о нем при каждом удобном случае. Кроме того, Савушкин был персональным кумиром Ленона.

— Да как ты смог только подумать так про Савушкина? — вознегодовал Валентин Петрович. — У меня про него сказать такое язык бы не повернулся!

Ленон пристыжено замолчал, и главный редактор продолжил свою речь:

— Но это все телевидение, а в газете такая халтура не пройдет! Поэтому, садясь писать, каждый твой ход должен быть точным и выверенным, как при ограблении банка!

— Но я никогда не грабил банк, — испугался Ленон тому, что ему придется заниматься чем-то подобным.

— Да как ты только мог подумать, что журналист может пойти на что-нибудь противозаконное! — возмутился папаша Тираж. — Газета — это скатерть стола новостного изобилия! Парус корабля, несущегося в информационном пространстве! Призрак, летящий на крыльях правды!

Ленон, понимая, что от него могут ускользнуть крупицы мудрости главного редактора, накопленные им за годы упорного профессионализма, достал блокнот и начал сбивчиво записывать услышанное.

— Чего это ты там черкаешь? — недовольно прервал свою речь Валентин Петрович и вырвал записную книжку у Ленона из рук.

— Да твои каракули не разобрать! — воскликнул главред и так же грубо сунул блокнот обратно Ленону в руки. Журналист хотел было сказать, что он не так богат, чтобы писать в блокноте, делая интервал между строчками на каждой странице, но побоялся очередной волны недовольства со стороны начальника.

— А как бороться с неусидчивостью? — все же спросил юноша, набравшись смелости. У него действительно часто не получалось сконцентрироваться над текущим занятием.

— Неусидчивость? Для усидчивости таблетки в аптеке выдают. Помнится, я в Кокосовых прериях как-то отравился, так я часами на одном месте, кхм… — тут главный редактор недовольно поморщился и усиленно замотал головой, пытаясь избавиться от болезненных воспоминаний. Ленон решил больше не пытать его этой неприятной темой и переключился на следующую:

— А что делать, когда наступает сдохновение?

— Сдохновение? — вновь недоуменно переспросил Валентин Петрович.

— Это когда вдохновение, только наоборот. Когда писать вроде бы и хочется, но не получается, — пояснил Ленон.

— А, писательский блок, — разобрался папаша Тираж. — Тут надо вдохновляться трудами известных классиков. Или на их жизненном опыте постигать, как надо описывать актуальные события. Но ты пойми главное, журналистика — это тебе не книжки писать. Это поэзия! Тут не неделю надо пыхтеть над одной страницей как Густав Флобер над «Мадам Бовари». Все должно литься одним потоком, как сквозняк из форточки! Пришел! Увидел! Записал! И принес мне на стол. А дальше…. Дальше некуда расти только фикусу — ему мешает горшок и потолок! Да прекрати уже, наконец, крутиться! — одернул главный редактор своего подчиненного, но Ленон даже и не помышлял о том, чтобы сдвинуться с места хотя бы на миллиметр. Просто когда Валентин Петрович увлекался рассказом, он начинал беспокойно разгуливать по своему кабинету. Юноша же рефлекторно поворачивал шею, следя за траекторией его блужданий.

— Голова дана затем, чтобы в ней мысли были! А будешь вертеть ею налево и направо — все мысли растрясешь, — поделился наставлением папаша Тираж и вернулся к своим воспоминаниям:

— Меня, помнится, в юности куда только не отправляли. А куда пошлют — туда и пойдешь! Да хоть в тундру оленей доить! Или даже на юга! В Антарктиду! А ты знаешь, как тяжело на южном полюсе в это время года? Приходиться таскать градусник и мерить, где снег потеплей, чтобы улечься на ночлежку! Однажды я воткнул градусник в сугроб, а это оказался не сугроб, а полярный медведь! Ты хоть представляешь, что это такое, когда за тобой гонится медведь, взбешенный тем, что термометр из уличного превратился в ректальный! Спасло меня тогда только то, что с собой была банка сгущенки. И я как запущу ему в лобешник!

— И наповал? — заслушавшись, попытался досказать Ленон. Когда Валентину Петровичу хотелось поведать самые яркие впечатления своей молодости, тот всегда находил в юном журналисте благодарного слушателя с неиссякаемым запасом доверия.

— Ну, не совсем, — решил не преувеличивать собственные подвиги главред. — Пока он искал консервный нож, чтобы вскрыть банку, мне удалось смыться. Но это еще не конец истории! Иду я, значит, назавтра по снежному полюсу. Песню насвистываю про круговорот Земли в природе и не слышу, как за мной два во-от такенных белых медведя крадутся, — тут, к ужасу Ленона, папаша Тираж угрожающе поднял руки, изображая масштабы напасти. — Видать, вчерашний хищник злопамятным оказался и приятеля своего на это дело подговорил.

— А они и разговаривать умеют? — удивился Ленон.

— Профессионал всегда должен уметь находить общий язык с любым контингентом! — настолько громогласно провозгласил непоколебимый догмат журналистики папаша Тираж, что Ленону стало неловко за свой вопрос.

— Тут они как наскочат со спины! Один — зубами за левое ухо, другой — за правое… — тут главред для пущего драматизма сделал паузу и замолчал.

— А что дальше случилось? — разволновался Ленон.

— Ну и порвали в клочья, — горестно поведал папаша Тираж.

В этот момент Ленон представил, как Валентин Петрович трагически окончил свою журналистскую карьеру посреди бескрайней снежной пустоши, но до него быстро дошло, что непосредственный участник описанных событий стоит перед ним целый и невредимый.

— А потом вас что, хирурги обратно сшили? — изумился юноша.

— Да при чем тут хирурги! Эти белые сволочи мне шапку порвали! А какая была хорошая шапка. Каракулевая… — сокрушался Валентин Петрович.

— Нарисованная, что ли? — не понял Ленон.

— Почему нарисованная? Настоящая! Это ты у себя в блокноте каракули рисуешь! А для шапок животное специальное есть! Каракулица… Или кирюкица… А может быть, кукрикица? — начал вспоминать Валентин Петрович. Но так и не вспомнив, по-видимому, испугался, что подобное незнание понижает его статус в глазах сотрудников, и, чтобы укрепить пошатнувшийся авторитет, с новыми силами обрушился на Ленона:

— Да много ли ты вообще разбираешься в жизни? Не увидишь — не узнаешь! А не приедешь — не увидишь! Вот я в Кокосовых Прериях едва было не отправился на несколько метров под землю!

— А там и метро было? — удивился юноша.

— Нильские крокодилы! Какой же ты недогадливый! — рассердился главный редактор. — Я имел в виду, что я там чуть взаправду богу душу не отдал!

— Неужели вы собирались уйти в монастырь? — предположил Ленон.

— Если ты не прекратишь меня перебивать, то подведешь меня под него! — пригрозил папаша Тираж. — Но что бы не случилось, как бы мне тяжело не было, я всегда возвращался обратно! Со свежим материалом! Ведь, как говорится, цель оправдывает средства, как моющее средство обеляет грязь! Ну и что, если придется запачкаться немного? От газетной бумаги всегда руки мараются! С чистыми руками сыт не будешь, а возможная легкая дизентерия потом — просто ерунда! Дизентерии бояться — есть не ходить! Да в Кокосовых Прериях после местной еды мне так плохо было, что я потом после обеда по три раза завещание переписывал! — похоже, что на Валентина Петровича вновь накатили неприятные воспоминания о давнишних злоключениях, и он решил перескочить на самую знаменательную часть своего творческого пути.

— Когда в наш город вернулся космонавт Леонид Савушкин, я был единственным из журналистов, кто взял у него интервью. Только одному мне удалось пробиться сквозь толщину его космического скафандра! А знаешь почему? «И-зо-бре-тательность» — зазубри себе это на носу! Я подчеркнул в словаре все звездные и астрономические термины и заранее выучил их наизусть. Я узнал о космосе все — его вес, возраст, сколько он занимает, откуда взялся и когда истекает срок его годности. Мы нашли с ним общий язык! Так что я попал… через термины к звездам!

Конечно, говорят, что каждый человек по-своему велик, но Савушкин среди великих — самый настоящий великан. Ты хоть представляешь, что это за личность, Ленон? Это космическая глыба, а не человек!

— Вы хотели сказать, метеорит? — не удержался и поправил своего начальника юноша. Этот рассказ Ленон слышал много раз, но каждый раз цепкий ум Валентина Петровича выхватывал из памяти новые детали этой знаменательной беседы.

— Откуда тебе знать, что я хотел сказать? Это я с ним встречался! А ты еще не дорос! Тебя за километр к такому человеку, как Савушкин, не подпустят!

Немного успокоившись, папаша Тираж продолжил историю своего выдающегося соотечественника:

— Савушкин мечтал о космосе еще с младых лаптей…

— Может быть, локтей? — переспросил Ленон. Он точно помнил, что это выражение звучало как-то по-другому.

— Лаптей! — повторил главный редактор. Он никогда не поправлялся и всегда стоял на своем, даже если сморозил очевидную глупость. — Он же из деревни родом, а какая обувь в деревнях? То-то! Он с детства грезил о космосе, но был слишком застенчивым, чтобы рассказать о своей большой мечте. Но его прирожденная скромность никогда не мешала его доблестным свершениям. Одни переводили пожилых людей через улицу по светофору и считали это благородным делом, но Савушкин был не таков! Переехав в город, он пошел гораздо дальше. Он сидел в кустах неподалеку от мест, неположенных для перехода, и под улюлюканье клаксонов спасал рассеянных бабушек прямо из-под колес автомобилей. Когда все узнали о его героизме, то были так тронуты, что предложили улицу, где он сидел в кустах, назвать его именем. Но он был таким скромным, что отказался, и улицу назвали улицей Спасенных Старух.

— А где она теперь? Что-то я не слыхал о такой, — вновь озадачился Ленон.

— А это… была улица Спасенных Старух, но Савушкину все равно было неловко, что ему постоянно напоминают о его подвиге, — немного замялся главный редактор. — И ее переименовали в Молодежную!

Но что это я все о детстве да о детстве. Он же не этим прославился! — опомнился Валентин Петрович. — Все прошлые свершения блекнут на фоне его космических рекордов! Савушкин в одиночку оттолкал межпланетарную станцию, избежав столкновения с гигантским осколком Луны. Он починил свой разбитый пилотируемый модуль при помощи четырех гаек, пары болтов и тюбика… Нет, не клея! Плавленого сыра! Опасность подстерегала его за каждым поворотом!

— А разве в космосе есть повороты? — изумился Ленон.

— Конечно! — с готовностью подтвердил папаша Тираж. — Земля-то круглая, а космос расположен ВОКРУГ Земли. Стыдно такое не знать! А еще Савушкин изобрел космический зонт.

— Может быть, зонд? — предположил Ленон.

— Зачем ему зонд? — удивился главред. — Он сам в какую угодно дыру залезет, даже в черную! Храбрости ему не отбавлять! А от метеоритного дождя только зонтик и спасает! И этим изобретением он спас… целую планету! В тот раз, когда сложилась очередная нештатная ситуация, он вышел в открытый космос и закричал во весь голос своему японскому коллеге-астронавту… Ячивото Ничитото, кажется… или Молокато Маловато… Как-то так, в общем. Может, их даже двое было, этих азиатов.

— А как космонавты в космосе переговаривались, если в вакууме звука не слышно? — вспомнилась вдруг юноше школьная программа.

— Дурак ты, Ленон! — не выдержал папаша Тираж. — Большую часть времени космонавты молчат не поэтому! Они боятся, как бы их не подслушали инопланетные шпионы!

— А инопланетяне существуют? — в удивлении раскрыл рот журналист.

— А кому еще в космосе шпионить? Кто еще отважится на межзвездное путешествие в такую даль? Темно, не слышно ни черта, вечный холод… Разве нормальный человек на такое пойдет? Только мутант-пришелец! Тем более что Савушкин был первым, кто поймал инопланетный сигнал! Но он ответил так забористо, что эти инопланетные засланцы с семидесятого года боятся показываться людям на глаза! И вообще, кто тут специалист, чтобы рассуждать об этом? Ты даже не отличишь луна-парк от планетария!

Ленон пристыжено замолк и начал напряженно искать в уме пункты различия между данными заведениями, позволив Валентину Петровичу спокойно продолжить свой рассказ:

— За все время, проведенное в космосе, Савушкин мог в любую минуту замерзнуть, задохнуться, сгореть заживо, быть убитым электротоком, отравиться насмерть просроченными консервами, в конце концов! У него за все его подвиги пять, понимаешь, целых ПЯТЬ звезд Героя! Думаешь, это по количеству выходов в космос? Нет, он выходил в космос тысячи раз, как другие ходят за хлебом! Каждая звезда соответствует сбитому вражескому звездолету!!!

— А есть проездной на космический корабль? — озаботился вдруг Ленон, которому тоже захотелось побывать в космосе.

— Ты что, совсем глупый? — удивился Валентин Петрович. — Знаешь, сколько он бы тогда стоил?

— Ну, можно было бы одолжить у кого-нибудь, — не отчаивался юноша.

— Не вышло бы! Все проездные на космические корабли именные, — похоронил последнюю надежду юноши главред и перевел разговор в более приземленную плоскость. — А однажды в космосе случилась авария, и спасательный челнок с Савушкиным выбросило в лес. И знаешь, что он сделал?

— Ну, наверное, подумал о том, что написано на этот счет в инструкциях, — предположил Ленон.

— Какая ерунда! Пока бы он размышлял, его бы бурый медведь загрыз, — отверг версию своего подчиненного главред. — В экстремальных ситуациях думать не нужно! На то оно и подсознание, чтобы подсказывать то, что надо, а потом творить что попало. Но дремучий лес — это мелочь по сравнению с открытым космосом. Тем более он рос в деревне и был не понаслышке знаком с живой природой разной степени одичания. Он и сам чуть не одичал! Он две недели… перебивался сыроежиками!

— Кем-кем? — переспросил Ленон.

— Ну этими… которых в лесу много… — замялся Валентин Петрович.

— Земляниками? — подсказал юноша.

— И ими тоже! — подтвердил главред таким тоном, будто ему первому в голову пришла эта мысль. — Он так успешно наладил добычу пропитания, что набрал пятнадцать кило и даже припасов на зиму наделал. Его потом спасательная экспедиция силой оттуда вытаскивала. Пришлось отряд особого назначения подтягивать! Но и тогда он им за просто так сдаваться не собирался! После этого случая даже поговорка пошла: У кого лицо без глаза — тот отчислен из спецназа.

— Так вот почему он исчез так надолго, — сообразил Ленон. Савушкин действительно пропал без вести, и его долгое время считали погибшим. Ему поставили памятник и даже назвали в его честь свежевыстроенный НИИ. Но потом космонавт неожиданно вернулся, и решили оставить все, как есть.

— Нет, не поэтому, — возразил Валентин Петрович и перешел на настороженный шепот. — Ото всех скрывается настоящая причина, потому что это государственная тайна! Но я-то точно знаю, что его похитили инопланетяне! Он мне во время интервью прямо так об этом и сказал! Да я его тогда настолько к себе расположил, — с гордостью похвалился папаша Тираж, — что он потом при расставании меня к себе в космос звал погостить! Я бы и рад, но в то время я только что после простуды был.

Меня еще сценарий про приключения Савушкина слезно просил написать один режиссер из Америки, — никак не мог остановиться Валентин Петрович. — Как же его, итальянца, звать?

— Коппола? — попытался угадать Ленон.

— Он самый, пес его дери за ногу! Харрисон Форд Коппола! А сыграть Савушкина должен был… Ну этот… Из страны съедобных лягушек… Тот, что вечно лакеев играет.

При слове «лакей» Ленон задумался и, наконец, выдал:

— Швейцар де Портье!

— Кажется, он! — согласился папаша Тираж, у которого, похоже, не было иных вариантов. — А Савушкина в молодости должен был сыграть… Ну, этот, белобрысый… Из «Крестного орешка». Или из «Одинокого дона»?

— Бакалей Свалкин? — назвал своего любимого актера Ленон.

— Да не важно, — отмахнулся Валентин Петрович. — Речь-то не о нем, а о режиссере. Ну, я ему и говорю:

— Не дождешься, мафиози несчастный. Я гостайнами не торгую!

А как он это услыхал, так на том самом месте от огорчения чуть макаронами не подавился, итальяшка-то. Слава богу, скорая быстро подоспела. Хорошо, что я ему спагетти в ресторане не дал заказать! В них ведь и отверстий-то никаких нету! Если бы они ему в глотку набились, он бы точно задохнулся. Так что пришлось ему после этого закрывать свою лавочку…

— И открывать скамеечку? — предположил Ленон.

— Все может быть, — не понял папаша Тираж, который, судя по недоумению на лице, уже и позабыл, о чем говорил. — Да в любом случае то, что пережил Савушкин, ни одно кино не сможет показать! Вот как раз, ближе к восьмидесятым, фильм в кинотеатрах шел на похожую тему. Я его, конечно, плохо помню, но там все вертелось вокруг добычи какого-то ценного ресурса…

— Да это же «Дюна»! — догадался Ленон.

— Да нет, «Дюна» — это не фильм, а ансамбль, — возразил папаша Тираж и продолжил вспоминать:

— Там не один фильм был, а несколько. Я еще помню, что все герои сражались друг с другом на фоне войн планетарного масштаба. И старик там был ну очень бородатый. Все уму-разуму учил…

— Из джедайского ордена? — предположил юноша.

— Из дедовского, из дедовского, — не расслышал папаша Тираж. Он вообще мало кого слушал, когда что-то рассказывал. — К самому концу там еще так сильно бабахнуло, что чуть планету не разнесло к чертям собачьим.

— Это ведь «Звездные войны»! — сообразил Ленон.

— Да какие звездные? — не согласился Валентин Петрович. — Скорее колхозные! Но что-то там про роботов было в названии. Во! Вспомнил! Кибериада! Андроида Клончаловского! Ее как раз показывали, когда Савушкин пропал… Потому-то ее сейчас и вспоминают мало. Не до нее тогда было.

Ленон, пораженный услышанным, молча стоял на месте. Разинув рот, он пытался разобраться в полученных сведениях. Леонид Савушкин был в городе настоящей легендой космического масштаба. В его честь была названа улица, проспект и площадь, на которой поставили облаченный в скафандр памятник.

— Да не стой ты столбом, пока дятел гнездо не свил! — раздраженно прервал молчание Валентин Петрович, к которому начал возвращаться деловой настрой.

— Ну и где колбаса? — спросил он, посуровев еще больше.

— Колбаса? — замялся Ленон и сболтнул чепуху:

— А у меня ее утки отняли…

— Не неси ерунды — руки вообще надо другими делами занимать! — оборвал папаша Тираж. — Я еще раз спрашиваю, материал про колбасный завод готов?

— Ну, я ведь только что оттуда вернулся, — как мог оправдывался юноша.

— Знаешь, что сказал висельник своему палачу перед казнью? — повернул разговор в неожиданную сторону Валентин Петрович.

— Дяденька, отпустите меня, пожалуйста, — сделал попытку Ленон, который любил истории со счастливым финалом.

— Он сказал ему: Только не затягивай с этим. Понял намек? — многозначительно поинтересовался папаша Тираж. — Меня не интересует, где ты шатался весь день. Мне важно только то, чтобы статья была готова в срок — к понедельнику, — отрезал главред. — Сам же говорил, что тебе интересна тема вкусного и здорового питания! Да и Филимон Григорьевич при хорошем результате может изменить свое отношение к тебе. Он ведь по натуре человек неравнодушный! Всегда готов прийти на выручку и забрать ее до последнего гроша! Да что тут говорить, он — предприниматель от бога. Из тех, кто подает в кружку нищим свою визитку. Но, в конце концов, если начальник будет часто наказывать сотрудника рублем, то у сотрудника может кончиться терпение — и тот в отместку накажет начальника кирпичом.

Ленону это предложение не понравилось. Он выступал против насилия в любых его формах.

— А писать о новых сортах нужно? — вовремя спохватился журналист.

— Нужно, нужно… как Кремлю спецслужба, — неопределенно отозвался папаша Тираж и напомнил:

— После колбасного завода пойдешь обозревать научную выставку.

Услышав эти слова, Ленон заметно оживился. Он всегда мечтал освещать экспозицию научных достижений, проводимую каждый год в НИИ имени Савушкина.

— А если подведешь меня, — прервал мечтания Ленона папаша Тираж. — То наживешь себе могущественного врага. А еще один враг мне совсем без надобности! Да если всех моих недоброжелателей собрать вместе, то и ядерной боеголовки на всех не хватит!

Ленон решил, что разумнее будет промолчать, а Валентин Петрович добавил с грустью в голосе:

— Представляю, какой будет моя надгробная эпитафия: «Пожалуйста, плюньте на могилку, а не то цветочки завянут». А на мои похороны, дай бог, придет два с половиной человека…

— По крайней мере, среди них будет Чарли Шин… — попытался успокоить Ленон внезапно расстроившегося главного редактора.

— Чарли Шин? ЧАРЛИ ШИН?!! Ты что, издеваешься надо мной! — разъярился папаша Тираж. — Вон! Убирайся отсюда!! И не вздумай мне показываться без законченной статьи!

Ленон, не раздумывая, пулей вылетел из кабинета и побежал прямиком к себе домой. Уже вечером юноша, аппетит которого был испорчен колбасным заводом на весь день, решил, что ужинать не будет. Он лишь сделал себе двойной бутерброд с огурцом, или, как он его сам называл, «огурендвич». Поев, он сел за стол и, вдохновленный тирадами главного редактора, принялся за дело:

— «Сегодня на колбасном заводе вашему покорному слуге довелось стать свидетелем колбасной переработки мяса в колбасу». Тьфу ты, тавтология какая, надо по-другому, — подумал журналист. «Сегодня на заводе мясной переработки мы хорошенько поколбасились».

— Опять будто бы слово из другой оперы… Даже не оперы, а, скорее, диско, — поймал себя на мысли Ленон. Он прислушался к шипению лампочки, но не смог расслышать ничего такого, что пригодилось бы ему в написании материала. Тем не менее, он решил сделать еще одну попытку:

«Сегодня я побывал на предприятии, которое не только градообразующее, но еще и колбасообразующее». И эти слова были сущей правдой, ведь городок, в котором жил Ленон, издревле славился своей колбасой. Одно время у колбасного завода существовал даже такой рекламный лозунг: «Нашей колбасе — сто лет». Но вскоре его убрали из-за двусмысленности. Удовлетворившись результатом, журналист решил подойти к освещению темы с другого конца. «Благодаря новейшим технологиям содержание мяса в колбасе предельно мало…»

— Вот об этом меня просили не писать, — снова спохватился Ленон и решил остановиться на конкретном примере: «Колбаса «Юбилейная» — лучший подарок на восьмидесятилетие. Пусть именинник почует запах детства с самых пеленок». — А вот это уже хорошо! — подумал журналист. — Вдохновляет! — и продолжил дальше:

«Как сообщил нам начальник цеха, спрос на колбасу растет изо дня в день, что связано не только с ростом качества жизни населения…», — тут Ленон ненадолго задумался, — «…но и с ростом качества самой колбасы».

— А теперь о главном, — пробормотал Ленон. — А то спать очень хочется.

«И действительно, колбаса была очень вкусная».

— Стоп-стоп, какая же она вкусная, если я едва ее понюхал? — снова задумался Ленон. Он всегда считал, что журналист должен быть предельно честен. Поломав над этим голову, юноша перефразировал: «Попробовавшие сию колбасу жевали ее с особым аппетитом и не находили слов, чтобы выразить свою радость, кроме довольного фырчанья и помахивания хвостом».

— Хвост придется вырезать, — подумал Ленон. — Уж больно длинная статья получается.

Затем Ленон закончил свои труды, коротким щелчком выключателя прервал еле слышное шипение лампочки и лег спать, мысленно готовясь к сдаче статьи. Тут юноше неожиданно вспомнилось, как Уинстон Черчилль для поддержания тонуса спал по несколько минут каждые несколько часов.

— За это его из парламента и выгнали — нечего на работе дрыхнуть, — подумал Ленон, уже засыпая.

 

Глава II

Проснувшись, Ленон с новыми силами взялся за статью. Но вчерашнего запала хватило ненадолго. Он напрочь забыл не то, что вкус — запах колбасы. Ленон тщетно перебирал в голове все мысли, связанные с колбасой, вспоминал наставления Валентина Петровича, но у него никак не хватало слов даже на целое предложение, не говоря уже о полноценном материале. Он уже хотел было позвонить на завод, но тот был закрыт на выходные.

— Неужели я настолько бесполезен? — отчаялся юноша, испугавшись, что не сможет завершить статью в срок.

— Постой-ка! Есть ведь и другие места, где я могу разузнать все что надо про колбасу, — сверкнула мысль в голове у Ленона. — Я отправлюсь в продуктовый магазин!

Ленону было несколько неловко в непривычной обстановке — колбасному отделу он всегда предпочитал овощной. Но, переборов собственные принципы, он подошел к продавщице и начал задавать ей вопросы по существу.

— Извините, пожалуйста, — со смущением осведомился Ленон. — Какие сорта колбасы у вас бывают?

— Есть студенческая, докторская…, - начала перечислять продавщица.

— А редакторская есть? — оживился Ленон, так как ему стало интересно, какую колбасу ест Валентин Петрович.

— Молодой человек, вы что, издеваетесь?! — разозлилась продавщица. — Если вы за этим пришли, то вам в другой отдел!

— А в какой? — не понял Ленон.

— В психоневрологический! — выпалила продавщица.

— А что, там можно разузнать про колбасу? — не сразу сообразил юноша.

— Ах, вот оно что! Пришел, значит, поспрашивать, а покупать ничего не собирается! — продолжала скандалить продавщица. — Если сейчас же не прекратите свои безобразия — вас вообще в магазин больше не пустят!

— Нет-нет, — испугался Ленон. — Я не об этом хотел попросить! Я возьму, пожалуйста, грамм сто вот этой, — ткнул юноша наугад пальцем. Продавщица взвесила несколько больше, и у него едва хватило денег расплатиться, но он не стал возражать, опасаясь дальнейших неприятностей.

— Ничего, — утешал себя Ленон. — Вот получу скоро гонорар.

Тем более добытых сведений почти набиралось на то, чтобы закончить статью. Но колбасу нужно было куда-то деть. Он было подумал отдать ее своей домохозяйке, но она такую не ела, да и Ленон считал, что дарить колбасу дамам как-то неприлично. Тут юноша вспомнил, как вчера он совершил доброе дело — покормил котов в парке, и ему сразу полегчало. Вообще, он любил разного рода мохнатую живность, но владелица квартиры, которую он арендовал, не разрешала держать даже плюшевых зверей. Она ставила множество ограничений и даже увешала всю квартиру предупреждающими знаками, среди которых были: «Холодильник широко не открывать!», «Чай в пакетиках не заваривать — от бумаги вода жесткая и это портит фарфор!», «В форточку не плевать, а то простудишься!», «Не грызи ногти — бешенством можно заболеть!». Она вообще любила запугивать Ленона опасностями несоблюдения элементарных правил. Как-то раз она поведала, что однажды ее зять-алкоголик так проголодался, что когда ел пельмени, проколол вилкой щеку.

— Хорошо, что на обед были не шашлыки, а не то бы он насквозь себе голову проткнул, — успокоил ее тогда Ленон.

Да и все равно, в последнее время денег у Ленона едва хватало разве на то, чтобы прокормить средних размеров хомяка.

— Надо помочь пушистикам! — подумал Ленон. — Может даже статья на эту тему получиться: «Жизнь городских зверей в условиях неспокойствия окружающей действительности». Прикинув, что у него в запасе хватает времени, он решил пока не возвращаться домой.

Июнь в разгаре своего солнца не предвещал ничего дурного, и Ленон горел желанием вновь подтвердить свою необходимость в глазах окружающего мира. Старательно огибая кусты, он вышагивал среди деревьев в поисках голодающей живности.

Долго искать котов не пришлось — у животных хорошая память на добро, особенно если добро проявляется во вполне материальной форме. Ленону не пришлось даже подзывать своих новых мохнатых приятелей. Усевшись дуэтом напротив Ленона, коты ждали угощения, может и не совсем заслуженного, но от этого не менее ожидаемого.

Ленон, немного поразмыслив о том, как между ними делить колбасу, стал отрезать по кусочку то одному, то другому. Колбасы в этот раз было меньше, но она была сортом повыше той, что дали Ленону на мясокомбинате. Хотя это, впрочем, еще не давало ей особых рекомендаций для приобретения за свои честным трудом добытые деньги. Другие коты бы из-за нее передрались, но то ли справедливый дележ Ленона не оставил никого из хвостатых в обиде, то ли долгая кошачья дружба не позволяла ссор по мелочам… Так или иначе, Ленон с довольным умилением глядел на своих новоявленных питомцев, мысленно уже прикидывая, как в следующий раз раздобыть колбасы, а заодно и думая, что бы ему еще такого написать в грядущей статье.

Неожиданно Ленон услышал позади себя стук и обернулся. Под скамейкой лежала внушительных размеров книга с бежевой кожаной обложкой.

— И как я ее раньше не заметил? — удивился Ленон. — Не иначе как со скамейки свалилась.

Ленон подошел поближе к своей находке и с опаской посмотрел на нее. У юноши уже был один неудачный опыт подбирания чужого имущества. Как-то раз Ленон нашел кошелек, в котором лежала визитка бизнесмена Филимона Зеленых, и он, как честный человек, отнес его законному владельцу. Но хозяин потерянного имущества вместо благодарности сообщил Ленону, что там не хватает крупной суммы денег. Когда Ленон попытался заверить предпринимателя, что он ничего из кошелька не брал и даже позволил себе усомниться в том, что такие большие деньги вообще могли там поместиться, бизнесмен Зеленых пригрозил ему самыми страшными карами. Он сказал, что если Ленон не вернет оставшиеся деньги, то предприниматель воспользуется своими обширными связями, и юноша не только никогда не найдет работы в этом городе, но его еще посадят в тюрьму за воровство. Испуганному юноше не оставалось ничего иного, как согласиться с бизнесменом и каждый месяц выплачивать львиную долю своей зарплаты в счет в одночасье образовавшегося долга. Эта история и являлось причиной крайней бедности юноши, а также того, что он согласился отправиться на колбасный завод, который также принадлежал бизнесмену Зеленых.

— Такая потертая… Неужели так долго лежала? Или и в самом деле древняя? — подумал Ленон, неотрывно смотря на книгу. Он уж было подумал, что вряд ли на книгу кто-нибудь позарится, и ее можно оставить на месте, чтобы настоящий владелец смог вернуться за ней, но его тянуло к находке будто магнитом.

— Лучше дам объявление в газете, — решил, наконец, юноша и подобрал книгу.

Неожиданно Ленон почувствовал на своей спине недобрый взгляд.

— Неужели опять утки? Или кому-то из пушистых все-таки не досталось? — попытался сообразить Ленон и медленно обернулся. Ленон во всей своей неприглядной красоте предстал перед темноволосой девушкой, которую, как ему показалось, он уже где-то видел. Но рассмотреть девушку повнимательней ему не удалось.

— Эй, ты! Чем это ты здесь занялся? — презрительно фыркнув, прервала незнакомка мысли юноши таким тоном, будто Ленон только что построил на этом самом месте публичный дом. В ее глазах смешались презрение и гнев, а тон ее голоса и обращение выдавали чувство превосходства, вызванного, возможно, положением девушки, а, может быть, внешним видом и действиями юноши. Поза же незнакомки намекала на то, что Ленону за его необдуманные поступки вполне могут грозить неприятные последствия. Но какое-никакое отношение к профессии журналиста заставило Ленона отказаться от мысли поспешно ретироваться в неизвестном направлении, и юноша попытался разобраться в ситуации.

— Ты чего здесь газоны топчешь? — уточнила девушка, видя замешательство Ленона.

— Но я же по тропинкам! — попытался защититься он. Здешние дорожки петляли как змеи между камнями, и было сложно ходить по ним, не наступая на траву.

— Мало ли кто натоптал, а ты и вслед потянулся! Ходить можно только по асфальту, — отрезала девушка.

— Я не знал, — попытался извиниться Ленон, испугавшись, что девушка собралась оштрафовать его, но, похоже, это была не единственная ее претензия.

— Твои коты? — показала девушка на усатых зверей, которые, судя по их виду, ее совсем не испугались.

— Владелица квартиры, где я живу, мне не то, что держать животных запрещает, а вообще даже прикасаться к ним, — поделился Ленон. — Она говорит, что они могут быть заразными, а ей не хочется, чтобы я нес всякую заразу в дом… Да ты, наверное, ее не знаешь, — замялся юноша, который понял, что опять сболтнул лишнего.

— Тебе что, запрещают держать котов дома, и ты решил притащить их сюда? Зоопарк тут захотел устроить? Ты бы еще бегемота сюда приволок! — не отступалась незнакомка. — А, может быть, я знаю твою домохозяйку? — уцепилась за оборванную не до конца Леноном ниточку девушка, язвительно скривив губы, и, как бы невзначай, подметила. — И когда я расскажу ей, чем ты занимаешься, ты станешь таким же бездомным, как эти коты!

Пару секунд они мерялись взглядами — робкий и неуверенный Ленона против прямого и недружелюбного девушки.

— Да что я вообще такого сделал? — не выдержал, наконец, юноша.

— Он еще спрашивает! Ты что, издеваешься надо мной? — снова рассердилась девушка. — Ты, наверное, думаешь, что я ударилась головой и ничего не понимаю? На мне что, заметны синяки?!

— Я не хотел ничего такого! — испугался Ленон. — Еще Кларк Кент говорил, что нельзя обижать совершенно незнакомого тебе человека.

Кларк Кент был любимым журналистом Ленона. Ему было приятно думать, что теперь он не только делит с ним профессию, но еще так же, как и он, помогает ближним в свободное от работы время. Но девушка, похоже, была иного мнения на этот счет, или ее просто не впечатлило упоминание столь авторитетного источника. Видимо, у нее были гораздо более могущественные связи.

— Думаешь, что ты самый умный?! Ты не один такой умный! — взорвалась незнакомка, решив, что Ленон снова дурачит ее, — Твоя колбаса, я тебя спрашиваю?

Тут Ленон обратил внимание на еще не скормленный котам огрызок и ужаснулся при мысли, что девушка подозревает, будто он, будучи вегетарианцем, питается мясными изделиями.

— Я ведь не в рот… — от волнения начал путать слова Ленон, который хотел сказать, что он не берет в рот мяса. Когда Ленон волновался, слова у него спутывались в такой клубок, что из него можно было связать свитер на холодную зиму. Только очень терпеливые люди могли дождаться, пока юноша соберется и внятно оформит свою мысль. Незнакомка, похоже, была не из их числа.

— Невротик? — не дала договорить девушка. — Мне плевать, чем ты болеешь! Пусть это будет хоть тромбон сосудов или контрабас мозга!

Ленону вновь стало очень обидно. Хотя он с трудом отличал гиппопотама от гипоталамуса, но понял, что над ним издеваются. Не то чтобы юноша не привык к насмешкам, но ему было тяжело переносить оскорбления от незнакомой девушки, особенно такой красивой. Он не понимал, за что девушка презирает его. Но он знал, за что презирает сам себя, поэтому не мог ее ни в чем винить. От расстройства Ленон выронил кусок колбасы, который тут же был съеден котом пошустрее.

— Ну вот, опять! — в голосе девушки начали появляться отзвуки бессилия.

— Что опять? — не понял Ленон.

— Ты опять кормишь этих животных, идиот! Знаешь что — суй своих питомцев в котомку и мотай отсюда по спирали, — не удержалась от грубости девушка и показала на табличку. — Читать, что ли, разучился? Выгул животных запрещен!

После этих слов в сознании Ленона что-то зашевелилось и клубок мыслей в его голове начал потихоньку расплетаться. Нет, не из-за того, что его обозвали идиотом, хотя после такого у многих людей мыслительная деятельность волей-неволей начинает работать гораздо быстрее. Ленон вспомнил, где и когда он видел эту девушку. А видел он ее здесь же, в парке. Она кормила уток и голубей. Когда в воду падали кусочки хлеба, то они разбухали, а водоплавающие птицы тут же устраивали друг с другом стычки. Он даже хотел подойти поближе, но не осмеливался. Быть может, потому что не любил уток, а, возможно, и по другой причине. И вот теперь эта девушка стояла прямо перед ним в не самом лучшем расположении духа. Сожалея об упущенном моменте и проклиная собственную нерешительность, юноша все же попытался спасти ситуацию.

— Но ты ведь тоже прикармливаешь птиц? — нашел слова в собственную защиту Ленон. — Они тоже живут в этом парке.

— Может, мне еще собак бездомных угощать? Тебя послушать, так я и всяких бродяг должна подкармливать! — резко ответила девушка. — Если так, то ты как-то зачастил сюда в последнее время… Да и из квартиры тебя не сегодня-завтра выгонят. Но я могу дать тебе конфетку авансом хоть сейчас! — тут девушка вновь ядовито улыбнулась, довольная своей шутке. Ленон же принял эти слова близко к сердцу и расстроено замолчал. Девушка заметила это, и юноше показалось, что в ее глазах промелькнуло что-то вроде сочувствия.

— Ты пойми, здесь парк, а не парковка, где все свободные места заставлены так, что не протолкнуться. Тут люди отдыхают. Из-за заводов Филимона Зеленых город скоро станет таким грязным, что выходные станут называться выхлопными. Только в парке и можно будет подышать, — вразумительным тоном начала объяснять девушка. — А птицы — это часть экосистемы. Твои же коты — инородный элемент. Они переедят всех голубей, а уток распугают. На котов придут собаки, на собак — бродяги, а на бродяг — санитарная комиссия. И всё! Парк можно будет закрывать!

— Да кого же они напугают! Ты только посмотри, какие они миляги, — решил вступиться за своих новых друзей Ленон. — Чем коты хуже уток?

— Спрашиваешь! От них вечно беспорядок! — тут девушка замолкла на секунду, будто вспомнила о чем-то, но быстро взяла себя в руки. — Знаешь, что они вылизывают? — поинтересовалась девушка.

— Лицо? — смутился юноша.

— Если бы только лицо! — ответила девушка. — Утки и голуби себе подобного не позволяют. Они же просто беззащитные страдальцы! У них нет ни острых когтей, ни зубов! Голубь — это вообще символ мира и любви. А про уток еще французский классик писал, что нет ничего жалобней их кряканья, но у бесчувственных людей оно вызывает только смех. В детстве, небось, сам играл в ванне с резиновой уточкой? — предположила вдруг девушка. — И где теперь твоя благодарность?!

Ленону и впрямь стало немного стыдно. Свою любимую желтую уточку он давным-давно самым непорядочным образом променял на кораблик.

— Да ты и сам подумай, как неэкономно ты распоряжаешься своими средствами, — не отступалась девушка. — Ведь вместо килограмма колбасы ты мог бы купить три-четыре килограмма хлеба!

Как человек, которому в последнее время часто приходилось высчитывать свой рацион до мелочей, Ленон был поражен точностью расчетов такой прекрасной девушки. Он подумал, что если он сейчас же не скажет ей что-нибудь приятное, то его голова лопнет, как мыльный пузырь.

— Какая… Какая же ты… Килограмотная! — с придыханием произнес юноша и прикусил язык от собственной глупости.

— А ты знаешь, что селезни вместе с утками заботятся о своем потомстве до и после вылупления? Не то, что коты! — не обратила внимания на комплимент девушка, и тут Ленону показалось, что она чуть не прослезилась, как ему подумалось, от умиления.

— Коты вообще яиц не откладывают, — вспомнилось юноше. — Они их… — тут он понял, что если произнесет подобное при даме, то его точно можно будет сажать в тюрьму за непристойное поведение.

— Ты, наверное, из тех бездельников, которые шляются целый день, где попало, и думают о всякой ерунде, — сердито перебила девушка.

— Да нет, у меня работа есть, и я вообще скоро домой собираюсь, — попытался защититься юноша.

— Вот и шел бы, а не прикармливал всяких паразитов! — отрезала девушка. Котам, которым, как видно, не нравилась ситуация, приобретающая все более шумный оборот, без колбасы наскучило, и они начали потихоньку разбредаться. Ленон подумал, что девушка тоже сейчас покинет его, так как причина конфликта миновала, но тут она заметила книгу, которую он все это время держал под мышкой.

— А книгу зачем принес? — насторожилась девушка. — Там что, написано как котов разводить?

— Не знаю, — честно сознался Ленон. — Я ее здесь в парке нашел.

— Так ты нашел ее в нашем парке и присвоил себе? — переспросила девушка. — Немедленно отдай мне! Ее нужно отнести в дирекцию парка, чтобы обронивший ее человек смог вернуться за пропажей.

— По-моему, лучше разместить объявление в газете, — возразил Ленон, в котором взыграла профессиональная гордость.

— А вдруг потерявший не читает газет? Ты об этом подумал, умник? — съязвила девушка.

— Ну, чего бы ему их не почитать… Книга-то ему зачем? — разумно предположил юноша.

— Да потому что в газетах, в отличие от книг, пишут всякую ерунду! — категорично заявила девушка.

— Какую ерунду? — насторожился Ленон.

— Ну, вот, например, написали недавно, что березовый сок можно получить, если засунуть полено в соковыжималку. После такого вообще газеты читать перестанешь! — безапелляционно вынесла свой приговор девушка. — Самое интересное, что зовут автора также по-дурацки, как и написана сама статья.

Юноша покраснел. Это была его статья.

— Ну, так, это, наверное…была первоапрельская шутка, — попытался оправдаться журналист.

— В июне? — возмутилась девушка и подозрительно поглядела на него.

— Ну, так ведь… очередь публикаций… — снова попытался обелить доброе имя автора юноша.

— Да откуда тебе знать? — еще больше насторожилась девушка. — Ты что, работаешь там?

Ленон безмолвствовал, не в силах отрицать очевидное, и девушка, похоже, приняла молчание за знак согласия.

— И вообще вся эта газета куплена Филимоном Зеленых! — заявила она и с ненавистью посмотрела на него. Ленон покраснел еще больше. Не решившись спорить дальше с девушкой, он попытался сменить тему.

— Может быть, на корках книги написан адрес владельца, — предположил Ленон и уже собрался открыть книгу.

— Нет! Не делай этого! — внезапно воскликнула девушка. — Вдруг она заминирована?!

Услышав подобное предположение, руки Ленона от страха похолодели, и ослабшие пальцы начали понемногу выпускать книгу. Раздался громкий шум, но причиной его была не книга, которую юноша успел подхватить, а топот и крики в далеких уголках парка. Девушка, встревоженная происшествием, тут же развернулась по направлению к его источнику.

— Стой на месте! Я с тобой еще разберусь! — бросила она напоследок Ленону. — И не вздумай подрываться в нашем парке, слышишь?!

Юношу тронула забота девушки о его жизни, но он не стал испытывать судьбу. Хотя ему было очень интересно, что же там произошло, он решил воспользоваться моментом и улизнуть. Вдруг прекрасная незнакомка после всего разозлится еще больше? Ленон ненавидел себя за то, что не спросил ее имени. С другой стороны, он очень боялся дальнейших неприятностей.

— Какой же я журналист, если бегу от действительности? — горестно подумал Ленон.

 

Глава III

Придя домой, Ленон, несколько ошарашенный последними событиями, все же решился снова взяться за написание статьи. Но пережитые за день воспоминания всячески отвлекали его и не давали сосредоточиться на работе. Он попытался вспомнить советы, которые ему давал Валентин Петрович, и выудил, как ему показалось, самый ценный — почувствовать себя классиком пера. Гаузен усиленно воображал, что у него выросли то длинная борода, то курчавые бакенбарды. В тот момент, когда он представлял себе, что садиться писать книгу, он вспомнил о своей сегодняшней находке и решил на минутку отвлечься.

— А может и впрямь заминирована? — всплыло предостережение девушки в голове Ленона, где ужас перед непредвиденными последствиями боролся с его естественным любопытством. Но тут ему пришло в голову, что если бы в книге на самом деле была установлена бомба, то он бы подорвался еще по дороге домой, когда он случайно споткнулся и упал, и ему заметно полегчало.

— Какая древняя, — вновь подумал Ленон, рассматривая книгу. — Может быть, в ней найдется что-нибудь про классиков?

Закончив ощупывать кожаный переплет, он наконец-то открыл ее прямо посередине. Юноша не стал переворачивать страницы в самое начало, так как написанные строки сразу же приковали его внимание:

«Некоторые знатоки поэзии поговаривают, что Лермонтов — это прямой потомок дружившего с феями сказочного персонажа Томми Лермонта. Можно было бы даже предположить, что и сам поэт — тоже выдумка, если бы не многочисленные свидетельства очевидцев. Только благодаря им мы можем восстановить полную картину его далеко не зря прожитой жизни.

Когда Пушкин, другой великий поэт, умер, Лермонтов не смог явиться на похороны и написал записку, озаглавленную «На смерть поэта»:

Не вынесла душа поэта!

Не стыдно ли царю за это?

Царю стыдно не стало, и он разжаловал поэта до прапорщика. Впрочем, подобный каламбур не сильно развеселил нашего стихотворного печальца. Последующий за разжалованием период творчества Лермонтова историки называют ПРАПОРциональным. К нему, в частности, относятся следующие строки:

Очень мало дыр, но залатаю

На груди мундира-старикана.

Утром мне на плац проснуться рано,

А не то полковник наваляет.

Тридцать шестые годы не спроста считаются переломными в творчестве Лермонтова. Впрочем, нельзя сказать, что пережитые несчастья сломили классика. Они лишь слегка расплющили, раскатали и немного придавили его как пудовая гиря колобка. В это время Михаил Юрьевич из-за душевной травмы получает перелом духа в двух местах с частичной утратой идеалов. Впрочем, сгубило его совсем не это, а любовь. Любовь к парной минералке. Как известно, Гоголя тянуло больше к огню, а вот Лермонтова — наоборот. И поэт все чаще обращался к минеральной воде, чтобы поправить и без того пошатнувшееся здоровье.

Во время очередного визита на воды Лермонтов промахнулся на дуэли. Поэт стрелял в небо и в скорости попал прямо на небосклон гениев от поэзии, где обитает и по сей день».

Ленон любил всяческую классику и даже из Чехова читал не только «Каштанку», а из Толстого — не только «Буратино», поэтому эта история сильно заинтересовала его. Пораженный прочитанной биографией, он оторвался от книги.

— Это ведь то, о чем я думал, — пришло в голову юноше. События были описаны так, как он их раньше себе представлял. Правда, до этого он сильно сомневался в своих познаниях, но как-то не представлялось случая проверить их подлинность.

— Жаль, что в те времена минералку в бутылках не продавали, — с грустью подумал юноша. — Ему не пришлось бы ехать на воды. Может быть, великий романтик был бы жив до сих пор…

Тут Ленон вспомнил известное произведение великого поэта, где шла речь про войну с французами.

— Интересно, почему там нет ни слова про Наполеона, как у Льва Толстого? — вспомнил юноша бородатого классика. — Наверное, оттого, что «Наполеон» плохо рифмуется с «Бородино», — решил Ленон. — Но ведь «Бонапарт» и «Бородино» — очень даже созвучны друг другу, — не прекращал удивляться он.

Тут юноша понял, что он окончательно замечтался и решил открыть форточку, чтобы просвежить свои мысли. От прочитанного Ленону захотелось пить. Но, посчитав деньги и позднее время, он решил не бежать за бутылкой минеральной воды, а налил себе из-под крана. Он включил струю холодной воды на полную мощность, чего его домохозяйка в своем присутствии не позволяла, и в стакане появились пузырьки воздуха, будто это была настоящая газировка. Но радость юноши была недолгой. Он вспомнил, что Антонина Казимировна также запрещала ему пить из-под крана.

— А вдруг я от этого заболею бешенством, и когда она вернется, то обо всем догадается и очень сильно рассердится? — пришло в голову Ленону. Побоявшись нарушить еще один запрет, он лишь прополоскал горло и вылил воду обратно в раковину.

Вернувшись в свою комнату, он взял книгу, но заметил, что она открыта в другом месте.

— Наверное, ветер перелистнул страницы, — подумал Ленон, кинув взгляд на раскрытую форточку. Но юноша не стал искать в книге предыдущее место, так как написанное вновь захватило все его внимание:

«Наполен решил напасть на Россию. А там было очень холодно. А рабочая батарея была только у Раевского. И сидит Раевский у себя в палатке, греется. И вот стучится император Франции к нему в палатку: — Раевский, одолжи батарею погреться!

А Раевский в ответ ему как гаркнет:

— Если тебе так холодно, чего ж ты тогда себе в Африке воевать не остался? Пошла прочь, морда обезьянья! Вали себе обратно в Африку!

Наполеон был настолько возмущен подобным недружеским отношением, что в гневе покинул чужую страну, даже побрезговав ее завоевывать. Потому-то война и закончилась».

Ленона как будто током дернуло. Но оторвался он от книги не только потому, что не любил хамство во всех его проявлениях, а оттого, что поймал себя на мысли, что буквально недавно вспоминал Наполеона.

— Бывают же совпадения, — неуверенно пожал плечами Ленон.

От волнения Ленон решил устроить себе еще один перерыв и перекусить. Порывшись в холодильнике, он взял яблоко. Но этого оказалось мало, чтобы полностью заглушить аппетит, и юноша понадеялся успокоить желудок очередной порцией чтения:

«Кто не знает знаменитого стихотворения: «Я пришел к тебе с приветом…»? Автор строчек Афанасий Афанасьевич Фет написал их не просто так. Фет, не то чтобы как Лермонтов пристрастился к минералке, полной полезных солей, но возвращаться из гостей несолоно хлебавши он точно не любил. Поэт был немцем по происхождению и как немало представителей германского народа, был непрочь покушать как следует. Он действительно приходил в гости с приветом, а уходил с набитым пузом.

Фет был восторженным певцом природы, особенно ее съедобной части. Он любил вбирать ее ароматы, вкусы, запахи и никогда не отдавал обратно. Фет старался попробовать на зуб все, что под руку попадалось, и обгрызал подвернувшийся лакомый кусочек до последней косточки. А что уже не влезало в рот, поэт, уходя, любил припрятать под своей обширной бородой. Недовольные этой привычкой коллеги за глаза звали поэта Ананасием Буфетом.

Будучи по натуре совсем беззлобным, Фету приходилось частенько удивляться, насколько мелочными и придирчивыми бывают в быту окружающие его люди. Иногда его попрекали даже лишней ложечкой сахара.

— Если вам так хочется, то сахар в чай кладите сколько угодно. Но карманы-то набивать зачем?! Был бы кусковой — еще полбеды, но песок из карманов прямо на пол сыплется! Да от вас потом белые дорожки по всему дому идут! От муравьев спасу нет! — возмущались иные хозяева.

— Ну, при чем же здесь Муравьев-Апостол? Его вообще не за это повесили, — простодушно отшучивался поэт, не принимавший обид близко к сердцу. Несмотря на застарелые привычки, поэзия занимала все его мысли. Но не всегда его литературные и сопутствующие им опыты заканчивались у классика удачно. Так, однажды он написал следующие строки:

Я нес варение

Из ячменя,

И несварение

Ждало меня.

Впрочем, Фет не только отнимал, но и делился с собратьями по перу разными хорошими вещами. Так, с Тютчевым у него был день рожденья в один день, но отмечали, конечно, всегда у Тютчева. Но однажды Фет опоздал.

В тот день он занял место в очереди в кондитерскую, где собирался купить Тютчеву в подарок торт. По некоторым причинам, о которых мы умолчим, он отлучился, а когда вернулся, то увидел, что его место в очереди занял какой-то прохожий.

— Извините, достопочтенный… — осторожно запротестовал поэт.

— Я не Достопочтенный! Я Достоевский! — раздраженно обернулся незнакомец, который оказался тоже классиком. Федор Михайлович был не в духе. Магазин инструментов заказал у него рекламную статью. А он, как потомственный дворянин, из инструментов знал только топор. Он взялся было писать «Десять способов, как можно использовать топор», но как бы он не ломал голову, у него выходил только один, и тот неприличный. Но Федор Михайлович не сдавался и уже написал пятьдесят страниц про этот неприличный способ, правда, рекламной статьи все равно не получалось…»

— Прямо, как у меня, — подумал Ленон, но вместо того, чтобы взяться за дело, решил продолжить чтение.

«…Но драки между двумя классиками в этот раз не вышло. Поэт и великий писатель разговорились.

— Вы за чем стоите? — спросил Фет у Достоевского.

— За сахаром к чаю, — не таясь, поведал автор «Униженных и оскорбленных».

— Лучше бы вы к чаю МАРМЕЛАДОВ разных понабрали, — поделился мыслью Фет, уже понадеявшийся напроситься как-нибудь в гости.

Но будущий автор «Преступления и наказания» намек понял неправильно и крепко призадумался. И пока он размышлял, что неплохо бы назвать героиню будущего романа Сонечкой Мармеладовой, Фет проскочил мимо него, купил торт и побежал на праздник. А Достоевский благополучно просрочил заказ на рекламную статью, но гонорара за новый роман с лихвой хватило на выплату неустойки. Даже на извинительную открытку деньги остались.

Фет же, спешно поздравив с порога Тютчева, не снимая калош, ринулся к угощениям, на ходу приговаривая:

Люблю икру да с расстегаем,

Ее в момент я уминаю…

Из-за громоподобного шума в озверевшем от голода желудке Фета Тютчев не расслышал стихи целиком, но общую суть уловил, и подсказанные строки вкупе с пережитыми впечатлениями легли в основу знаменитой «Весенней грозы», более известной как «Люблю грозу в начале мая». А пока вдохновленный Тютчев писал данные стихи, Фет съел им же подаренный торт.

Конечно же, окружающие пытались как-то умерить аппетиты Фета. Они даже подговорили на это дело Короленко. То есть, конечно, не Владимира Галактионовича, который был порядочным человеком и в разного рода заговоры старался не влезать, а его куда менее известного брата Степана. Степан Короленко писал про всякие ужасы жизни, такие страшные, что даже мрачный писатель Достоевский не читал его произведений. Одним из таких произведений был роман «Синие» — про алкоголиков. В основном там, правда, шла речь про сторожа закрытой гостиницы, который бросил пить, но от трезвости у него голова помутилась окончательно, и он чуть было не перебил всю свою семью. После этого романа в России стали меньше бросать пить. Еще у данного автора была повесть про невинно обвиненного острожника, который пытался выбраться из заключения почти тридцать лет и три года. Эту историю он подслушал лично из воспоминаний Достоевского, и хотя классика освободили досрочно, Степан Короленко в целях кульминации превратил финал в эффектный побег.

И вот друзья Фета попросили написать Степана Короленко такой роман, чтобы Афанасий Афанасиевич, прочитав его, прекратил объедаться. Степан Короленко, не долго думая, написал роман о человеке, который любил поесть, но из-за его несправедливого отношения к окружающим на него наслали проклятье, и он все худел и худел и худел до бесконечности. Автор надеялся, что это умерит бесстыжий аппетит Фета. Но после прочтения этой книги поэт сильно занервничал и на этой почве стал есть еще больше.

В конце концов, коллеги, уставшие от обжорств Фета, не выдержали и скинулись поэту на дворянство, чтобы тот в собственных хоромах смог позволить себе трапезу по вкусу. После этого он прекратил свои гастрономические набеги в гости. А так как он был немцем, то добавил к своей фамилии благородную приставку «фон». Коллеги даже сочинили про него эпиграмму: «Афанасий фон Фет забрался в буфет и объелся конфет». Но он не обижался. Добрейший был человек!»

— А то неизвестно, сколько бы еще хороших идей у него могло возникнуть в припадке голодного вдохновения, — подумал Ленон, у которого от прочтения тоже аппетита не поубавилось. А тут еще какой-то, похоже, не совсем трезвый прохожий решил устроить на улице концерт. Тут юноша вспомнил запрет Антонины Казимировны, что нельзя открывать форточку надолго.

— А вдруг я простужусь, и когда она вернется, то обо всем догадается, — снова перепугался юноша и закрыл форточку. Песня тут же прекратилась, и Ленон вздохнул с облегчением. К пьянству он относился с большим недоверием. С твердым решением развеять дурные мысли он снова окунулся в книгу. Тут Ленон увидел, что опять в книге описывается совершенно другая история, и юноша в этот раз был уверен еще меньше, что именно ветер перепутал страницы книги. Но Ленон отбросил подозрения и продолжил чтение:

«В одном замке, который назывался Комувлоб, жили рыцари грубого стола. А возглавлял их рыцарь, которого называли первым среди равных, хотя равных, ему, в общем-то, в его занятии не было. Он мог выпить столько, сколько все остальные рыцари не выпивали, собравшись за столом вместе. И поэтому его звали Артур Перегон.

Но не всем в замке нравилось поведение доблестной команды, тем более что их доблесть, как правило, ограничивалась пределами замка. Добрый волшебник Мерлин Брандонский, также будучи прописан в данном замке, долгие годы тщетно пытался излечить своего короля от губительной привычки. Как-то раз, в надежде напугать печальными последствиями сэра Перегона, он украл его любимую чашу. А чтобы было еще страшнее, он кое-что подложил ему в постель. Утром, пробудившись ото сна после беспокойной ночи, король потянулся за бутылкой, но никак не мог найти чащу. Ни на полу, ни на столике ее не было. Наконец, поискав под одеялом, он нащупал что-то твердое. Но это было не то, что он искал, а череп его верного шута, скончавшегося недавно от непомерного пьянства. И то ли утро в Комувлобе было чересчур туманным, то ли туман в глазах был последствием вчерашнего празднования, а может, славному королю было просто все равно, но он взял в руки череп, налил в него вина и испил из него. После этого случая Мерлин в своей борьбе с пьянством пробовал самые разные средства, но в итоге сам заразился этим тяжелым недугом. И теперь, протягивая полную чашу своему королю, он каждый раз приговаривал: Я сделаю вам подношение, от которого вы не сможете отказаться… Таким образом, все обязанности по борьбе с пьянством перешли к его ученице — леди Марганцовке.

В организме леди Марганцовки не содержалось ни капли алкоголя, отчего она и сама не пила и другим не давала. Она и раньше терпеть не могла компанию своего брата выпивохи, а тут начала понимать, что пьянство в Комувлобе можно искоренить, только избавившись от этой самой компании. Вскоре она нашла себе единомышленника в лице сэра Красномордреда. Он недолюбливал своих собутыльников и втайне мечтал напиться в одиночку.

И вот однажды сэр Красномордред обратился к королю:

— Милорд, я знаю, где найти чашу…

— Мою любимую чашу! Где она? — нетерпеливо перебил Артур. Мерлин так и не вернул ее обратно, так как от беспробудного пьянства он уже позабыл, куда ее спрятал.

— Нет! Она гораздо лучше! Ведь это чаша святого Грааля, — отвечал сэр Красномордред.

— Воруль, Грааль и Убивраль! — промычал, не поднимая голову со стола, сэр Разговейн, который, как и все рыцари ушлого стола, не отличался хорошими манерами. Он вообще быстро раскисал, редко приходил в себя и был меньше остальных способен на подвиги.

— И чем же она лучше моей любимой чаши? — ревниво поинтересовался Артур.

— Она дарует вечную жизнь! — заверил сэр Красномордред.

— Врет как сивый Мерлин! — не поверил сэр Гарет-белогорячка, намекнув на россказни волшебника, который в последнее время потреблял сивуху ну просто в лошадиных количествах.

— Ерунда! Жить вечно — скучно! — отозвался сэр Пьянцелот, которого мучило похмелье, и ему совсем не хотелось, чтобы это состояние затянулось навсегда. — Мерлин когда-то тоже хотел сделать философский камень. И, в конце концов, не чаши, а вирши делают таких славных воинов, как мы, бессмертными!

Тут он дурным голосом запел балладу о собственных подвигах.

— А еще она превращает воду в вино! — изо всех сил стараясь перекричать Пьянцелота, выпалил Красномордред. Король, начавший было подпевать, тут же замолк в недоумении.

— Быть такого не может! Это же не просто вечная жизнь — это вечное пьянство! Не успокоюсь, пока не проверю лично! — вскричал сэр Артур, который достаточно протрезвел, чтобы собрать поход, но был недостаточно трезв, чтобы не поверить в подобную небылицу.

Когда они нашли пещеру, в которой должен был находиться святой Грааль, сэр Красномордред остался снаружи якобы для того, чтобы сторожить вход. А рыцари короля Артура тем временем нашли реликвию, но их радость была недолгой. Вернувшись, они обнаружили, что Красномордред по наущению леди Марганцовки завалил выход камнями. Узрев предательство, рыцари огласили пещеру ужасными проклятиями в адрес коварного изменника. Но вскоре от истошных криков у них пересохло в горле, и яростное негодование сменилось глубоким унынием. Тут бы им и настал конец вместе с легендой, но откуда-то из глубин пещерных сводов раздался крик сэра Гарета-белогорячки:

— Вы не представляете, что я нашел!

— Выход? — хором встрепенулись рыцари.

— Нет! Лучше! — возразил сэр Гарет.

— Пылесос! — попытался угадать сэр Разговейн.

— Какой пылесос? — не понял сэр Гарет.

— Автомобиль! — отозвался через завал сэр Красномордред, который мало того, что совершил гадость, так еще и подслушивал.

— Да вы что там, совсем уже протрезвели?! — возмутился странными вариантами сэр Гарет.

— А ты там что, склад вина нашел, придурок белогорячечный? — возразил Артур.

— Почти, — согласился сэр Гарет, чей юный возраст не позволял ему обижаться на старших. — Я нашел источник воды!

Рыцари ушлого стола всем скопом побежали на крик сэра Гарета и вскоре, отбросив уныние и скорбь, веселились напропалую. Они наполняли водой волшебную чашу и испивали до дна уже вино, выкрикивая похвалу во славу такого увлекательного времяпровождения. И, наверное, делают это до сих пор, пока источник не иссякнет. Или сэр Красномордред с леди Марганцовкой вернутся и разгребут завал, потому что им станет стыдно. А им не станет».

Закончив чтение, Ленон не мог решить, кого ему больше напоминает эта леди Марганцовка? То ли ту девушку, встреченную сегодня в парке, которая тоже ненавидела всяческие беспорядки, или владелицу квартиры Антонину Казимировну.

— Похоже, что корень проблемы алкоголизма древнее, чем я предполагал, — взбрело в голову Ленону. — Наверное, нет вещи более противной, чем пьянство. Или все-таки есть?

Юноша решил развеяться от тяжелых мыслей и включил радио, по которому зазвучала реклама с гимном колбасного завода.

— Надо браться за дело, — подумал Ленон. Но тут он прикинул, что у него в запасе есть завтрашний день, так что если он прочитает еще пару страниц, у него все равно останется время написать хоть десять таких статей. Хотя юноша и чувствовал неотвратимое приближение реальности, он все-таки решил, что она может немного подождать. Уж больно ему стала интересна эта книга, полная разных историй и небылиц.

— Наверное, она действительно очень старая, — размышлял Ленон. Но дальнейшие строки сильно поколебали его уверенность в этом:

«Учите историю, ибо история нас ничему не учит. Ну а если учить историю не получается, то послушайте хотя бы поучительную историю. Эта история страшна тем, что приключилась на самом деле. Жил был мальчик, который очень любил дружить. К несчастью, он связался с плохой компанией. И чаще всего его можно было застукать в компании с бутылкой. Но как-то раз мальчик додружился. Дабы не травмировать психику читателей, дальнейшие события будут описаны безобидными детскими стишками:

Мальчик в кармане носил молоток.

С ним и с гранатой пошел он в лесок.

Вот он гранату кладет на пенек…

Шумно начался в деревне денек!

Но все закончилось для мальчика благополучно, не считая нескольких пальцев. Тогда-то мальчик и понял, что такое иметь силу в руках. А также еще то, что заимствовать нужно не все, что под руку попадется, а только то, что пригодится для хозяйства. Он много чего понял в этот день, но с бутылкой дружить не перестал.

Но на этом оружейные опыты мальчика не закончились, и как-то раз он вооружился и побил много стекол в окнах одного немаленького здания. Но дружить с бутылкой не перестал. А в другой раз мальчик шел по мосту и решил с него свеситься, чтобы слегка просвежиться. Но так как сила вырвавшейся струи была сильнее, чем мальчик ожидал, он упал с моста и чуть не утонул. Но пить все равно не перестал.

А потом он решил выступить с праздничным поздравлением, но перепутал слова, и получилось совсем не праздничное прощание. На этом буйное детство мальчика закончилось, и началась угрюмая старость, которую только бутылка и скрашивала.

Поэтому мораль этой истории такова: Любовь бывает одна и на всю жизнь. Пусть даже если это и любовь к бутылке. Описанные события легли в историю, которая рассказывается ниже. Или наоборот. Но важен, конечно, не какой-нибудь там факт, а историческая достоверность, установить которую можно только сверившись с учебниками.

Вот, например, Петр Первый спасал матросов из воды, а Александр Второй — жертв крушения поезда, и чем это закончилось? Поэтому седой политик на мелочи не разменивался и спасал сразу всю страну целиком. Вот Линкольн и Столыпин любили ходить в театр, и чем им это обернулось? Седой политик это прекрасно знал, и поэтому театров старался избегать. Но очень любил, когда перед ним устраивали выступления.

Один великий кинорежиссер решил этим воспользоваться. Точнее, его, как запасной вариант, послал его отец, не менее великий поэт. Новой России нужен был новый гимн, а гениальная семья надеялась, что в будущем появиться такой закон об авторских правах, что можно будет получать отчисления с каждого исполнения.

И вот, глава семьи доверил младшему сыну написать новый гимн — с целью увеличения шансов на победу. Великий режиссер долго не думал. Он тут же взял в долю своего любимого композитора, музыку которого он ставил почти в каждый из своих кинофильмов. Мелодию тоже долго не искали — взяли лучшую его композицию, может быть, не из самой лучшей, но уж точно, самой лиричной картины с соответствующим названием. А вот стихи кинорежиссер решил написать самолично.

Тем временем, седой политик сидел в кабинете и, как обычно, работал с документами. От излишнего напряжения документы постоянно выскальзывали из рук. Видя, что работа не спорится, седой политик решил записать обращение к нации:

— Дорогие россияне! Расселяйтесь кто куда! Все лучшие места ужо заняты-ы-ы…

— Ну не все — не все, — неожиданно встрял внезапно появившийся режиссер. — Я вот себе неплохие угодья в Горьковской области наметил…

При упоминании «горькой» голова седого политика заметно прояснилась. Но тут он увидел встопорщенные с вкраплением седины усы кинорежиссера и заподозрил неладное:

— Ы-ы-ы!!! Чего тебе надобно, мятежник? Опять ты со своим путчем?! Не видишь, я занят! Убирайся отсюда, ты уже давно не вице-президент! — недовольно засопел седой политик.

— Я не мятежник, — вежливо возразил гость. — Но тоже на букву «М», — подсказал седому политику режиссер, дав ему возможность самостоятельно выбраться из нелепой ситуации.

— Молодец! — то ли попытался угадать, то ли похвалил режиссера седой политик за то, что тот не собирается бунтовать.

— Я вот по дельцу, — счел знаком одобрения слова политика кинорежиссер и решил сразу взять быка за рога.

— Денег не дам! — отрезал седой политик, который, наконец, узнал режиссера и вернул себе уверенный настрой. — Ты какую-такую там загогулину в своем, как там его, «Камчатском парикмахере» вывел, а? Это что еще там за пьяница под два метра с горки свалился? Забыл что ли, кто тебе министра МЧС в помощь одолжил, а?

Тут следует отметить, что в министерствах царил тогда тотальный кавардак, и помощи от них добиться было весьма сложно, тем более в частном порядке. Начальники ведомств менялись со скоростью падения рубля, и простые люди неизвестно чего про них думали. Ходили даже слухи, а телевидение их всячески подтверждало, что правительство настолько озверело до лесного состояния, что даже таблички пришлось поменять. Поговаривали, будто министерство связи превратилось в министерство грязи. И его возглавлял некто Ч. Дождевой, который прокладывал подземные коммуникации. А министерство вороны успешно проворонило половину баллистических ракет. Министерство дикобразования возглавляла Е. Жиха с учебной программой под названием «Хочется, но колется». Министерство лисицы должно было отвечать за правосудие, но только и делало, что хитрило. Было известно также о министерстве ананасов, которых, впрочем, в народе мало у кого наблюдалось. Министерством пруда заведовал министр по фамилии Карась, которого весьма сложно было выловить на совещаниях. И, конечно же, нельзя было не помянуть МДВД, которым заведовал генерал Косолапенко. Что же до министерства леснодорожных путей, то дорог в лесу, как и по всей стране, попросту не наблюдалось.

В общем, в министерствах царила крупная неразбериха, и нужно было срочно что-то менять таким образом, чтобы все начали действовать слаженно и скоординировано. Пускай это и было бы хотя бы совместное исполнение гимна.

— Да нет, я не за деньгами, я наоборот, принес тут, — интригующе залебезил режиссер, который счел разумным не спорить с седым политиком.

— Ну, что там у тебя? — не без интереса спросил седой политик, многозначительно посмотрев на стопку уже завершенных документов.

— Да я вот гимн придумал, — и, не спрашивая разрешения, режиссер запел своим тонким бархатистым голоском:

Я в России вырос и живу.

Никуда не съеду — здесь помру.

Ведь я её люблю,

И жизнь отдам свою…

— Шта-а-ты… — недовольно прервал седой политик.

— Какие штаты? Америки? — переспросил режиссер, обладавший немалым количеством заграничных премий.

— Не-не-не, — замахал рукой седой политик, которому тоже захотелось запеть после долгой и упорной работы, но голова уже не вмещала столько много слов. — Шта ты там у тебя все так напутал? Лучше так:

— Я в России вырос и помру!

— Я в России вырос и помру!

После пары куплетов в исполнение отредактированной версии втянулся и сам автор текста, и вместе они еще долго распевали новоявленный гимн.

— Хороший гимн, легко запоминается. И самое главное — все в нем, — выдохнул, наконец, седой политик, прослезился и поднял трубку. — Принять гимн этого самого… который в списке на букву «м»!

После этих слов обрадованный режиссер вышел из кабинета, где его чуть не сшиб рыжий политик. Рыжий политик бежал по коридору с коробкой из-под ксерокса и пел песню: Эх, полным-полна моя коробушка, много всякого добра!

— Неужто тоже гимн придумал? — испугался режиссер. Конкурентов он не любил и старательно от них избавлялся. — А в коробке что? Документы? — продолжил размышлять он. Но рыжий политик не заметил мыслей кинорежиссера и резво пронесся мимо. Вдогонку за ним бежал известный генерал с птичьей фамилией. Честно говоря, рыжего политика специально послали с отвлекающим маневром, чтобы за спиной у генерала провернуть пару делишек и кое-что вывезти кое-куда. Когда генерал увидел поющего политика, то в его военной голове мелькнуло: «Чего это там у него в коробке спрятано?». После чего, не спрашивая, генерал кинулся в погоню.

Скоро дыхание рыжего политика сбилось, и он, шумно присвистывая, с каждым взмахом ноги выплевывал только отрывки песни:

— Полным… полна… полным… полна…

— Ну, повесим мы этого рыжего, и что дальше? — пришло тут в голову генералу, и он нестроевым шагом развернулся в обратную сторону.

Рыжий же политик не сразу понял, что погони за ним больше нет, и не заметил, как толкнул плечом другого политика, славившегося своим неуравновешенным характером. Буйный политик не успел уйти с дороги, так как был занят репетицией выступления, предстоящего ему в парламенте. Дабы сэкономить время и место, мы публикуем лишь краткий конспект этой знаменательной речи:

Мимо депутатской думы

Я без дела не хожу!

То я выступлю с трибуны!

То законы напишу!

— Надо бы извиниться, — подумал запыхавшийся политик, по инерции пробежав еще несколько метров. После чего он развернулся на сто восемьдесят градусов и обратился к буйному политику:

— Вы уж меня извините, товарищ депутат. Я это ненароком.

— Да можешь не извиняться — все равно я тебе уже на спину плюнул, — снисходительно сообщил буйный политик, внимательно посмотрев на коробку из-под ксерокса.

Кинорежиссер же не обратил внимания на последующие события, так как отправился домой в полной уверенности, что добился желаемого. Правда приказ седого политика поняли неправильно, и гимн приняли все-таки не его, а отцовский. Но оставшийся гимн зря не пропал и превратился в визитную карточку кинокомпании, принадлежащей знаменитому режиссеру. Только вот слова пришлось выкинуть».

— Должно быть, без гимна никак, раз вокруг него столько возни, — подумалось Ленону, который в политике разбирался весьма поверхностно. Боясь быть обманутым, он вообще старался не совать туда свой нос, но ему приходилось это делать по долгу своей профессии. Да и вообще он не любил интриги и старался держаться от них подальше.

— Да что тут все про известных? Надо же и про неизвестных немного, — пришло в голову юноше. Он всегда хотел прочитать роман, или повесть, или рассказ про героя, чем-то похожего на него самого. Но про таких, как он, обычно травили только анекдоты. А самому написать статью про себя юноше не позволил бы главный редактор. В надежде прочитать что-то подобное Ленон перевернул страницу:

«Леониду Васильевичу еще с детства очень хотелось стать писателем. С сюжетами у него был полный порядок, но вот среди характеров персонажей наблюдалась страшная нехватка. Например, у героя, у которого по сюжету должна была быть водянка, вдруг оказывались все симптомы меланомы, а дислексия и вовсе была, что говорится, на лицо. Персонаж, еще недавно от рождения хромавший, в следующей сцене вдруг пускался в пляс, и Леонид Васильевич ничего не мог поделать против сюжета. Его персонажи менялись в лице, в цвете волос, не говоря уже о таких мелких деталях, как одежда. Фантазию Леонида Васильевича было никак не унять, и чего он только не пробовал!

И Леонид Васильевич стал списывать своих героев с реальных людей. Но, боясь их реакции, старался делать это незаметно. Стоит себе, смотрит будто вдаль, песенку насвистывает, а сам украдкой делает пометку за пометкой в блокноте.

Один раз он решил списать продавщицу из хлебного отдела в качестве герцогини, благо по размерам (литературным, естественно) она прекрасно вписывалась. Но то ли он увлекся, то ли глаз у него скосил не туда, то ли продавщица ушла куда-то незаметно…. В общем, он случайно списал свою героиню с французской булки. Только потом он понял свою оплошность, когда, перечитывая уже законченное произведение, он заметил, что герцогиня от выпитых напитков неожиданно размякла, спустя несколько дней вся зачерствела к окружающим, а в конце ее и вовсе склевали голуби.

— Дела… — подумал наш герой и стал более тщательно подыскивать прототипы для своих произведений. Он внимательно списал новые образы, перед этим как бы случайно пообщавшись с шофером такси и служащим одной конторы. И стал аккуратно вписывать их в роман, как двух верных друзей-ковбоев. Но тут обнаружилось, что эти, казалось бы, два абсолютно непохожих человека учились в одной школе и крепко друг с другом не ладили. В общем, как бы это сказать, зря он им дал по заряженному револьверу. Никакой хорошей концовки не вышло.

— Как же так?! — расстраивался Леонид Васильевич. Ведь по задумке способ казался таким заманчивым и эффективным. Он уже видел полку книг, на которой стояло его полное собрание сочинений в тридцати томах, и даже выделял время в расписании, чтобы каждодневно протирать ее влажной тряпочкой. Но у Леонида Васильевича было много времени и совсем отсутствовали какие-либо другие интересы и увлечения, так что он не сдавался.

Ночью ему приснился известный ведущий популярной телеигры, который сходу объявил Леонида Васильевича банкротом. Леонид Васильевич в ужасе проснулся, схватился за кошелек и пересчитал деньги, но потом вспомнил, что этот сектор в игре давно отменили, и уже было хотел лечь спать… Но тут его осенило! Он вспомнил одного художника, который при помощи кинопроектора высвечивал фильмы на холст, останавливал пленку, а потом ему только и оставалось, что обводить контуры персонажей кистью. Получалось, что художник брал героев с экрана и переводил их в галерею без особых усилий, но с заметным результатом. А зачем кинопроектор, когда есть телевизор!

— И ведь я могу же так! — радостно воскликнул Леонид Васильевич, даже записав внезапную догадку красными чернилами на фантике от «Мишек на орбите», чтобы не позабыть. Он любил эти конфеты, потому что в жизни его привлекали только две вещи — книги и космос. И полностью довольный собой погрузился в сладкие грезы, где он писал роман за романом, будто старший Дюма, а многочисленные недоброжелатели тщетно пытались разгадать его секрет.

К слову, Александр Дюма одним из первых в мире наладил практику коллективного написания романов под его единоличной подписью. Он создал так называемый институт литературных негров. Но, по иронии судьбы, сам Дюма был африканцем по бабушке, что не могло не сказаться на его внешности. А на него, в свою очередь, работали по большей части парижане и другие потомки галльских воинов. Так что исторически следовало называть безымянных авторов как раз «литературными французами». Но не слишком ли жестоко это по отношению к этой замечательной нации, которую после Второй Мировой войны в некоторых странах начали клеймить за трусость? Если бы Наполеон мог только предвидеть подобное, то помер бы от стыда за свою родину еще лейтенантом.

Утром Леонид Васильевич проснулся оттого, что его верная собака грызла бумажку от конфеты и капала слюнями на ковер. Не без усилия отняв фантик и обругав четвероногого друга какими он только знал в его возрасте неподобающими словами, он схватился за остатки своего ночного вдохновения. Но на безнадежно испорченном огрызке распознавалось только странное слово «жетак». Он повернул обертку от конфеты другой стороной. С остатков фантика на него смотрели звезды.

Леонид Васильевич силился понять, что бы могло значить это странное слово «жетак»? Он перерыл телефонный справочник, даже залез во франко-русский словарь, но куда уж там! Догадка испарилась, а вместе с ней и все надежды на славу и успех. Так Леонид Васильевич и не стал писателем. Он стал…»

— Он стал… космонавтом, — потрясенно прочитал вслух Ленон.

История, описанная в книге, здорово напомнила ему его собственный опыт. У Ленона даже возникло ощущение, будто кто-то роется у него в мозгах. Хотя книжные амбиции Ленона никогда не доходили выше библиотекаря, ему было знакомо горькое чувство разочарования.

— Неужели речь идет про Леонида Савушкина, — сверкнула догадка в голове у юноши. — А вдруг в ней содержится страшная государственная тайна, и если я ее узнаю, то меня сделают невыездным? Невыездным… из квартиры! Или из кухни! — рисовались страшные картины юноше. Тут Ленон снова подумал, что книга, возможно, подсовывает ему то, что творится у него в голове, но чтобы окончательно подтвердить правдивость этой догадки, ему нужно было прочитать еще что-нибудь. А после всех тревожных мыслей он откровенно опасался делать это. Откуда эта странная книга? Кому она принадлежит? Добрый ли это человек, или наоборот? Много вопросов пришло в голову юноше в этот вечер, но все они остались без ответа. Пережитые волнения порядком утомили юношу, и он решил забыться во сне. Но спалось ему не очень спокойно, и посреди ночи Ленон пробудился. Фонарь на улице тревожно подмигивал, наполняя комнату прерывистыми, как при пожаре, сполохами. Снаружи донесся громкий выкрик: Проснитесь люди! Россия — Польша: 1:1!

— Буду болеть за Польшу, — назло фанатам подумал Ленон и повернулся на другой бок.

 

Глава IV

Сон Ленона был беспокоен и имел совершенно неожиданное для юноши содержание.

Ленон очнулся от жизни в компании человека, чем-то неуловимо напоминавшего его главного редактора. Но он, почему-то был мрачен, неулыбчив и со злостью говорил об окружающей действительности. А жизнь вокруг, в самом деле, не радовала, ведь они оба были заключенными.

— Это что же получается? — злобно выплевывая каждую согласную, проговорил его собеседник. — Пару лет уже верчусь в этой мясорубке, а за что?

Ленон сочувственно покачал головой, ведь ему почему-то казалось, что он просидел здесь всего лишь девять месяцев, и ему было стыдно жаловаться на потерянное время в столь сравнительно небольшом количестве.

— Ну, теперь-то нас уже отпускают, — больше с надеждой, нежели с уверенностью протянул Ленон. И они пошли дальше, беседуя на ходу, и это была беседа ученика и учителя, взрослого и юнца, и просто разговор двух друзей. Щемящее чувство расставания кольнуло где-то глубоко в сердце у Ленона. Но тут они перешли через пригорок и увидели, что никакой свободы им сегодня даже не понюхать.

На краю обрыва стоял каркас недостроенной тюрьмы, а на нем копошились такие же, как и они, узники. Его спутник красноречиво промолчал, ибо ситуация говорила сама за себя. Тут Ленон с неожиданной для себя прытью и ловкостью рванулся вперед и покатился с обрыва прямо в воду. Охранники бросились за ним вслед, но неожиданно всплывший динамит, который вдруг оказался в запасе у Ленона, резко поубавил их пыл. Выигранное время дало юноше возможность угнать вертолет. Пули летели вслед, но Ленон уверенно вел лопастную махину между скалистых расщелин. Вскоре преследование затихло, а через лобовое стекло ему показался невиданный доселе город.

— Я должен вернуться и спасти своего друга, — молнией вспыхнула мысль в голове у Ленона. Редкое в его жизни ощущение уверенности и взятия ситуации под контроль напоследок вызвали короткое чувство, наподобие эйфории. А потом он проснулся.

Очухавшись, Ленон налил себе стакан воды и жадно выбулькал его до донышка. Юноша с облегчением осознал, что он на свободе, но радость его была недолгой.

Тут юноша вспомнил, что он забыл о чем-то…. О чем-то таком, что должен был сделать еще вчера, но по каким-то причинам не сделал. Ленон попытался найти ответ в недавнем сне, стремительно угасавшем в его сознании.

Неожиданно страшная догадка осенила Ленона — он вспомнил, кто так и не выбрался из неволи. Этого накормил, того накормил, а кота за решеткой позабыл! В ужасе от своей беспечности Ленон стал спешно собираться.

Бежать в магазин за колбасой — не было ни времени, ни денег. Добросердечность вынудила юношу пойти на страшное преступление. Ленон в спешке распахнул холодильник, схватил кастрюлю с пельменями, которые приготовила хозяйка квартиры, высыпал их в пакет, хлопнул дверью и помчался так быстро, как только мог.

Прибежав в парк и, даже не дав себе отдышаться, он нашел то самое заброшенное здание с решеткой, приблизился и тихо позвал кота. Он просунул пельмень через прутья, но реакции не последовало. Тут Ленон всмотрелся сквозь окно подвала и увидел тощее мохнатое тельце, свернутое в клубок. Кот не шевелился.

— Я чудовище! — осознал Ленон, и отчаяние в его душе смешалось со страхом и чувством собственной беспомощности. Ленон не впервые кого-то подводил или не оправдывал чьих-то ожиданий, но то, что его безответственность приведет к столь ужасающим последствиям, он никак не мог предположить. В тщетной попытке юноша попробовал просунуть руку сквозь решетку, чтобы вытащить кота наружу. Затем, все еще движимый охватившей его безысходностью, Ленон схватил кирпич и стал бить им о решетку. Проржавевшее железо поддалось, и между прутьев образовался существенный проем. Затем он просунулся туда сам и вытащил кота на свободу. С неожиданным облегчением юноша удостоверился, что кот не только дышит, но еще и просыпается. Но резкий окрик оборвал его радостное открытие. За его спиной стояла та самая девушка, которую он вчера повстречал, и она была еще более сердита, чем в прошлый раз.

— Я же тебе говорила! — задыхаясь от возмущения, произнесла девушка. — Чтобы ты убирался прочь вместе с этими котами! — и, резко повысив тон, добавила:

— А тебе и этого мало! Ты тут в парке строения ломаешь!

Ленон, конечно, мог бы сказать в свою защиту, что здание давно заброшено, а решетка насквозь проржавела, или что он вообще действовал по поручению общества защиты животных, но он промолчал. Наученный Горьким, Достоевским, и, в особенности, Гиляровским с его правилом «нашел — молчи», Ленон решил не спорить с девушкой. У него просто не было столько уверенности в собственной правоте, сколько у нее.

— Я сразу догадалась, что ты заодно с Филимоном Зеленых! — продолжила разоблачение девушка. — Он тебя специально подослал, чтобы ты парк разорял! А потом бы, когда от парка камня на камне не осталось, Филимон Зеленых прибрал бы его к своим рукам!

Тут у Ленона к ужасу от недавно пережитого происшествия прибавился страх за свершенное злодеяние. Что за порчу имущества он сам может отправиться за решетку. Что его карьера навсегда окончена, потому что он потерял репутацию. Или, взбрело вдруг ему в голову, что, самое страшное, обратно за решетку отправят и кота. Ничего толком не понимая, Ленон молча шел по парковой дорожке, инстинктивно прижимая к груди съежившееся мохнатое существо.

— Думаешь убежать, как вчера, трус?! — не отставала девушка, но вскоре поняла, что до Ленона не доходит смысл ее речей. Чтобы как-то обратить на себя внимание, она обогнала его, встала на скамейку перед ним, величаво поставив одну ногу на спинку.

— Стой! — повелительно ткнув пальцем, приказала девушка. Ленон подчинился. — Сейчас ты вместе с этим котом покинешь парк, и если я тебя только здесь увижу…

Тут Ленон узнал ту самую скамейку, у которой была ненадежная спинка, и хотел было предупредить девушку, но не успел. Прогнившее дерево скамейки предательски треснуло, и девушка свалилась в пруд.

Ленон с ужасом осознал, что девушка так же, как и он, не умеет плавать. Она пыталась барахтаться, но от этого еще больше отплывала от берега. Ленон подумал вызвать спасателей, но быстро понял, что на это нет времени.

— В экстремальных ситуациях думать не надо, — вспомнились слова Валентина Петровича юноше. — Нужно делать то, что подсказывает тебе сердце.

О чем задумывался в этот момент юноша в последнюю очередь, так это о сохранности паркового имущества. Положив кота на ближайшую целую скамейку, Ленон подбежал к только что развалившейся. Приложив нечеловеческие усилия, он оторвал сидение, в общем-то, тоже прогнившее в местах крепления, и подобно спасительной соломинке протянул его утопающей. Девушка, не прекращая барахтаться, сумела зацепиться за доску, и Ленон потащил ее на себя.

Когда девушка сколько-то близко подобралась к берегу, она отпустила доску и стала отчаянно цепляться за траву, стелившуюся по земле мохнатыми прядями. Ленон тут же отбросил доску в сторону, обхватил девушку и оттащил ее подальше от воды.

Хотя девушку никак нельзя было назвать тяжелой, Ленон все же изрядно подустал от ломания и таскания. Он довел ее до ближайшей целой скамейки и последним усилием усадил девушку на место. Погода была вполне себе летней, но чтобы девушка не замерзла, юноша накинул на ее плечи свою курточку и сунул ей в руки кота, который так никуда и не убежал.

Спасенная девушка постепенно приходила в себя. Не выпуская кота из рук, она посмотрела сначала на пруд, потом на разломанную скамейку, а затем на Ленона.

— Зачем ты это сделал? — со все еще отрешенным видом спросила она, но в этом вопросе не звучало привычного ему недовольства.

— Ну я, я… — растерялся Ленон. Он не знал, что возразить, хотя, где-то у него возникла мысль, что вытащить девушку можно было бы и не доламывая скамейку окончательно.

— Скамейку? Ты имела в виду, зачем я сломал скамейку?

Но девушка помотала головой.

— Зачем я сунул тебе в руки кота? Я думал, ты так согреешься, — продолжил гадать Ленон.

— Нет, — произнесла девушка. — Почему ты спас меня? Я испугалась, что ты убежишь и никогда не вернешься сюда, как я тебе и велела.

Юноша молчал. Он просто представить не мог такого, чтобы он оставил девушку в беде.

— Впрочем, как же ты мог поступить иначе? Ты никогда меня не слушал, — легонько упрекнула его девушка, видимо, имея в виду то, как он недавно спорил с ней.

— Неправда. Я ловил каждое твое слово, — наконец-то нашелся, что ответить Ленон.

— Правда? — растерялась девушка.

— Я бы тебя обнял, но у меня руки не поднимаются от усталости, — хотел сказать юноша, но решился только на то, чтобы придвинуться к ней немного поближе.

— А я думала, что ты хулиган, как тот парень, который вчера устроил здесь драку. А тебя можно назвать… моим спасителем.

— Вообще-то меня зовут Ленон, — неловко поправил девушку юноша.

— А меня Руфи, — представилась девушка.

— Руфи, — мечтательно повторил он.

Тем временем девушка начала обращать внимание на себя и окружающий мир. Она выжала подол своей юбки и оглядела окрестности.

— В конечном итоге, — прервала тишину Руфи, — сломанные решетка со скамейкой — это не такой уж и большой ущерб для парка.

— Но ведь я это сделал не из злого умысла, — попытался оправдаться Ленон, и в его голосе зазвучали нотки, скорее свойственные библейским пророкам из глубокой древности.

— Ну вот, ты опять споришь. А с девушками надо соглашаться, — усмехнулась Руфи, которая будто уже соскучилась по возражениям Ленона. Юноша опустил голову в знак покорности.

— Я бы переломал все скамейки в этом парке, лишь бы только спасти тебя, — смущенно вымолвил Ленон.

— А ты все-таки хулиган! Рядом с тобой непременно должен быть кто-то, кто будет ограничивать твои буйные порывы! — засмеялась Руфи и шутливо стукнула его кулачком в плечо.

— И все-таки, — пробормотал Ленон, потирая плечо и надеясь, что его прошлые разногласия с девушкой полностью улажены, — неужели никто, кроме меня, даже не подумал вытащить этого кота из подвала?

— Ну-у, — с сомнением протянула Руфи, — похоже, ты его первым нашел.

— Он сидел в заключении, а теперь ходит на воле. Давай назовем его Ходиком, — предложил Ленон, довольный своей догадке.

Девушка печально посмотрела на кота и произнесла:

— У меня тоже был котик. И для меня он был самым лучшим на свете. Другого такого не было. Иногда я вижу его во сне, бегающим вокруг меня живым и здоровым. Я глажу его и думаю: Если он здесь… то что же за коробку я закапывала среди деревьев… холодным апрельским утром, — не выдержав, бросилась в слезы, девушка.

— Я бы тоже заплакал, если бы со мной случилось подобное, — попытался утешить девушку Ленон.

— Правда? Ты ведь мужчина? — удивилась Руфи и достала из ладоней свое мокрое лицо.

Ленон не совсем понял, чему удивляется девушка — тому, что он смог бы заплакать или тому, что он мужчина, но в душе надеялся на первый вариант.

— Мужчины плачут не по себе, но по павшим товарищам, — вспомнилось юноше. — Плакать по кому-то не стыдно, — заверил Ленон.

— Слушай, Руфи, — пришло ему в голову. — А ты из-за этого была против того, чтобы я кормил котов в парке? Тебе было тяжело смотреть на них, потому что они напоминали о твоей потере? Тебе казалось, что никакой другой кот не заменит твоего любимца?

— Раз уж ты спросил, — смутилась девушка, — ты мне тогда показался немного… странным.

Услышав знакомые слова, сердце юноши упало, но он не решился перебивать девушку.

— И я подумала, чего это ему тут надо? Притащил он этих котов с собой или собрался разводить? Может, его Филимон Зеленых подослал? И вообще, знаешь, выгул животных в парке запрещен. Даже табличка об этом поставлена.

Ленон понимающе кивнул головой.

— А я думал, что ты дочь владельца парка, — перевел разговор в сторону девушки юноша.

— Если бы это было так, то я не допустила бы того, что здесь творится, — показала она на сломанные скамейки, перевернутые урны и широкие трещины в асфальте. — Этот парк разбил мой прапрадедушка.

— И как у него только сил хватило? — задумчиво оглядел нанесенный парку ущерб Ленон. Тут он спохватился, вспомнив, что у слова «разбить» есть еще и другое значение.

— Он построил его в начале прошлого века, вложив в него все свои силы и средства. Он посадил здесь самые красивые цветы и редкие растения и пригласил самых талантливых артистов и музыкантов, чтобы они развлекали горожан. Но потом к власти пришли люди, которые захотели смены сложившегося порядка. Они объявили эпоху справедливости и обещали, что после нее наступит эра милосердия. Но эра милосердия так и не наступила, да и справедливости тоже почти не было, — печально произнесла Руфи и вернулась к судьбе своей семьи. — Какие-то бандиты отняли у прапрадедушки парк, а его самого расстреляли.

— Твоему прапрадедушке надо поставить памятник, — произнес Ленон, думая больше не о парке, а том, что если бы не ее далекий предок, то они бы с ней никогда не встретились. Девушка подняла на юношу глаза, в которых смешалось удивление и благодарность. Но Ленон не решился поделиться своими мыслями вслух.

— Всем прапрадедушкам, — добавил он. — За то, что их линия не оборвалась на них и на их детях…

— Если любимые больше не с нами, то это не значит, что они перестали быть нам дороги, — грустно покачала головой девушка и продолжила свою историю:

— Все эти годы моя семья следила за состоянием парка. А недавно дедушка заболел, и я его заменяю. Надеюсь, я не слишком переусердствовала?

— У тебя отлично получается, — успокоил ее Ленон, втайне радуясь, что она не настолько богатая, чтобы ее положение в обществе было для него недосягаемым.

— Это очень важно, особенно в последнее время. Филимон Зеленых будто с цепи сорвался. Для него парк — всего лишь лакомый кусок недвижимости. Он всеми силами желает захватить его, а потом уничтожить. Но ведь люди должны гулять где-то, встречаться, проводить время?

— Дома не особо-то и разгуляешься, — согласился Ленон. Тут ему вспомнилась одна важная деталь в истории семьи Руфи.

— Если твой прапрадедушка был щедрым благодетелем, значит, ты благородного происхождения? Можно сказать, голубая кость, — толком не подумав, захотел сделать комплимент девушке Ленон.

— Да нет же! Говорят наоборот! Белая… — хотела поправить его Руфи, но он решил опередить ее.

— Белая кровь? То-то ты такая бледная как… — тут Ленон чуть не сболтнул лишнего, но вовремя успел поправиться. — Как дворянка. В смысле, твоя бледность очень благородная.

При этих словах Ленон спохватился, что при встрече девушкам, особенно благородным, надо что-то дарить, но ни цветов, ни конфет у него при себе не было.

— Жаль, что я ничего не принес тебе, Руфи, — неловко извинился за свою недальновидность Ленон.

— Ну, по крайней мере, ты на этот раз без колбасы, — пошутила Руфи, ничуть не расстроившись. Порывшись в сумочке, она достала яблоко и прижала его к своим губам. После этого девушка протянула фрукт юноше. Ленон, обрадовавшись, что может оказаться полезным, вынул раскладной ножик. Тут он спохватился, а помыл ли он нож после того, как резал колбасу? Он уже хотел понюхать лезвие, чем бы, наверное, неприятно удивил девушку, но все-таки вспомнил, что ножик чистый. Он вообще старался тщательно следить за ним. После этого он разделил яблоко и половину отдал Руфи. Девушка, принимая угощение, изобразила такую благодарность на лице, будто и не она принесла яблоко. Ленон, заметив это, обрадовался еще больше, и чувство неловкости в его душе почти улеглось. Он поднес к щеке свою половину яблока, которое, как ему показалось, сохранило тепло прикосновения Руфи.

— Я очень люблю яблоки, — признался Ленон, про себя добавив, — Когда я могу их себе позволить.

— А стихи ты любишь? — спросила вдруг Руфи.

— Обожаю, — ответил Ленон, вспомнив, как вчера зачитывался приключениями поэтов и писателей.

— А что бы ты сейчас предпочел? — поинтересовалась Руфи, наверное, имея в виду, чьи стихи ей лучше прочитать.

— Бутерброд… — ляпнул Ленон, не наевшись половинкой яблока, но, увидев недоумение в глазах девушки, поправился. — Я хотел сказать… Бутербродского… То есть почитай лучше свои, если ты конечно их пишешь, — попытался выкрутиться из неловкой ситуации юноша.

— Ну не знаю, а вдруг тебе не понравится? — замялась девушка, но было видно, что она польщена догадкой Ленона.

— Я постараюсь, чтобы мне понравились, — неловко пообещал юноша.

И девушка, помедлив еще немного, неуверенно начала:

Под конец декабря

Слышу грустное «кря»,

Вот теперь мне уже не до шуток!

И французский батон

Отнесу я не в дом,

А оставлю покушать для уток.

Утка — важная птичь!

Это сложно постичь,

Но, поняв, не забудешь уже ты,

Что твоя доброта

Пусть рисует всегда

Лаской кисти чудные сюжеты.

— Ну, как тебе? — выжидающе спросила Руфи после недолгого молчания.

— На любителя… — робко начал юноша. Услышав эти слова, Руфи расстроено раскрыла рот, но Ленон успел закончить свою мысль. — На любителя прекрасного… Такого, как я… Но ты прекрасней!

От этих слов Руфи смущенно заулыбалась, а Ленон продолжил:

— Ты прекрасна, как Майкл Джексон…

Руфи вновь недоуменно уставилась на Ленона, но он опять досказал не все, что хотел:

— Как Майкл Джексон в исполнении Лондонского симфонического оркестра.

— Никогда не слышала, — заметно охладев, вымолвила Руфи.

— Боже мой, я ведь так доболтаюсь, — подумал Ленон, но все-таки решил сделать еще одну попытку:

— Я имел в виду, что ты прекрасна как принцесса… вегетарианской эпохи.

— Может, викторианской? — поправила девушка.

— Не знаю, я никогда не был в Англии, — честно сознался Ленон.

— Что бы ей еще сказать? — судорожно размышлял Ленон. — У тебя глаза изумрудные, как зеленка?

Тут юноша решил, что если со своими сочинениями у него мало чего хорошего получается, то нужно прибегнуть к помощи признанных классиков.

— Трави все горести попкорном… — попытался процитировать самого главного из них, но от волнения перепутал все слова. — То есть любви…

Ленон решился на вторую попытку, но теперь к нему в голову шли лишь строчки песен:

— Ты не Ванга… но для меня… Но для меня ты стала… слепой? Нет, не то! Все не то! — отчаялся юноша. — Может, прочитаешь еще что-нибудь из своего? — попросил Ленон в попытке загладить неловкую ситуацию.

— Если тебе так хочется, — с готовностью вызвалась Руфи:

Сухарь в глазури — это пряник.

Он черств внутри, снаружи глянец.

Но нрав смягчить его легко,

Макнув немножко в молоко.

— Руфи, — осторожно прервал девушку Ленон. — У тебя все стихи на эту тему?

— Конечно. Все они про любовь… и дружбу, — гордо ответила девушка, польщенная догадкой юноши.

— Нет, я имел ввиду… На хлебобулочную, — проговорил Ленон и ужаснулся сказанному. Юноша вспомнил, что сегодня не позавтракал, а половинки яблока оказалось желудку недостаточно, чтобы замолчать, и теперь тот настойчиво диктует ему свои требования.

В этот момент щеки Руфи вспыхнули от возмущения, но девушка все же нашла силы сдержаться и пояснила:

— Нет, у меня еще есть и эпические мотивы. Вот, например, отрывок из средневековой поэмы, которую я сейчас пишу:

Не ври мне, Гвиневра!

От лжи весь я нервный!

Ах, Ланселот, не лестно столь,

Ты обошелся, друг, со мной!

Сестра моя Моргана!

Ну как ты проморгала?

Приятель мой Мерлин

Хоть ты то мне верен?

— Это что, король Артур вернулся из командировки? — предположил Ленон.

— Какая пошлость! — возмутилась Руфи, которой не понравилось столь приземленная трактовка известной трагедии.

— Просто… Просто я вычитал из книги что-то похожее. Ну, помнишь ту, что я вчера здесь нашел. Там было немного как раз про те времена, — оправдывался, как мог, юноша.

— Так она не была заминирована? — встревожилась Руфи. — Было бы очень жаль, если бы ты подорвался вместе с ней, — и покраснела, вспомнив, что вчера говорила немного другие слова.

— Там тоже про Артура… и про Мерлина… и рыцарей, — смущенно продолжил Ленон, не зная, как нужно правильно реагировать на комплименты.

— Она такая древняя? — предположила девушка.

— Похоже на то… — неуверенно согласился Ленон, не зная всей правды.

— Вот бы посмотреть на нее, — попросила девушка. — Мне могло бы это пригодиться, чтобы закончить поэму.

— Жаль, что я не захватил ее с собой. Но я могу рассказать то, что запомнил.

Девушка не возражала, и Ленон, как мог, пересказал ей историю рыцарского замка и произошедших в нем событиях даже более удивительных, чем те, что произошли сегодня утром.

— Такие пьяницы, хулиганы и бездельники только и могут, что разрушать все вокруг. Вот бы их всех запереть в одной пещере! — без особого восторга отнеслась к истории Руфи. Видимо, ей хотелось услышать более романтичную версию этой легенды.

— А кто тогда работать будет? — не подумавши, сболтнул Ленон, чем еще больше рассердил девушку.

— Эта книга — она вся такая, или ты специально вычитываешь одну только ерунду? — обиделась Руфи, которая не нашла, что ответить Ленону.

— Не знаю, я еще не все прочитал, — пожал плечами юноша, почувствовав себя виноватым, и пообещал. — Я покажу тебе ее завтра.

Руфи машинально кивнула головой, но тут же спохватилась:

— Завтра я не могу. Мне нужно дать показания против хулиганов, которые вчера громили парк.

— Жаль, что я покинул тогда тебя так рано, — расстроился Ленон. — Я мог бы прийти вместе с тобой, как свидетель. Даже с работы можно было бы отпроситься.

— Можно встретиться послезавтра, — обнадеживающе предложила Руфи. Услышав эти слова, юноша очень обрадовался. Нахлынувшие чувства он принял за вдохновение и решил поразить Руфи, сочинив стих на ходу, как это получалось у поэтов, про которых он читал весь вчерашний вечер.

Сияет солнце золотисто.

Плывут по небу облака.

Начал пейзажную зарисовку Ленон. Руфи одобрительно посмотрела него и заулыбалась. Ленон захотел продолжить в том же духе, но тут у него в голове что-то застопорилось и ничего подходящего на ум больше не приходило.

— Пошел бы я в мотоциклисты, — ляпнул Ленон. Ужаснувшись рифме, он все-таки решил идти до конца. — Но не хватает пиджака…

— Какого пиджака? — не поняла Руфи.

— Ну, как какого… Кожаного… Этакого жакета… — сбивчиво пытался подыскать объяснение собственным строкам Ленон, вспомнив байкеров из кинофильмов. Особенно ему нравился «Дикарь» в исполнении Марлона Брандо.

— Мотоциклисту в первую очередь нужен шлем и наколенники, — наставительно произнесла Руфи. — Если у мотоциклиста нету шлема, и он ходит в куртке, значит, он дорожный нарушитель и пьет прямо за рулем, чего в шлеме сделать нельзя. Вчерашний бандит тоже был в кожаной куртке, — вспомнила вдруг девушка и помрачнела. — Сначала он искупался в пруду, а потом затеял драку.

— Если он вернется, я обязательно защищу тебя от него! — расхрабрился Ленон.

— Думаю, мы нескоро его увидим. Его увели в милицию, — объяснила юноше девушка.

Услышав эти слова, Ленон втайне поблагодарил служителей правопорядка за проделанную работу. На самом деле юноша надеялся, что никогда не встретит этого, должно быть, злобного и опасного человека, который так напугал Руфи.

Ленон подумал сочинить еще чего-нибудь, чтобы развлечь девушку, но у него решительно не получалось ни строчки.

— Честно говоря, поэт из меня не очень, — признался юноша. — Я в основном больше в прозе специализируюсь.

— Ленон, ты ведь журналист? — насторожилась вдруг девушка.

— Ну да, вроде того, — смущенно признался юноша.

— Похоже, твоя газета не такая уж и плохая, если там работают такие люди, как ты, — робко произнесла девушка. Ленон, сам не считавший себя главным достоинством редакции, не смог сдержать смущенной улыбки. — А что ты сейчас пишешь? — поинтересовалась Руфи.

Ленон хотел прямо ответить, что про колбасный завод, но, вспомнив отношение Руфи к Филимону Зеленых, вовремя прикусил язык

— Я пишу… про вкусную и здоровую пищу… — сбивчиво начал объясняться Ленон.

— Я бы с радостью почитала такую статью. Когда она выйдет? — спросила девушка.

— Думаю… послезавтра, — тут Ленон понял, что он попал.

— Надеюсь, ты не будешь писать о произошедшем сегодня? Ведь ты не держишь на меня зла? — спохватилась Руфи.

— Я вообще ни на кого не держу зла. Меня даже в армию не берут из-за недержа… — произнес юноша, но оборвал себя на полуслове.

— Что же ты плетешь, Непи — Длинный Язык! — мысленно ужаснулся сказанному юноша.

— В смысле, я вообще незлобная натура и не склонен к насилию ни в какой форме, — попытался объяснить Ленон. — Меня как-то раз даже милягой назвали.

— Кто это про тебя так? Одна из твоих девушек? — ревниво поинтересовалась Руфи, и, не дав Ленону опомниться, задала ему новый вопрос: — И как ее звали?

— Ника… — Ленон хотел ответить, что «никак», но осекся на последней букве, так как побоялся, что Руфи подумает, что он совсем никому не нужен.

— Ника? Ее звали Вероника? — переспросила Руфи.

Ленон молча кивнул, не в силах произнести неправду вслух.

— Наверное, ей было очень интересно с тобой, — тихо произнесла Руфи. Их глаза встретились.

— Ну… вообще… жизнь… штука интересная, — сбивчиво попытался ответить Ленон, не зная, что надо говорить в подобных случаях.

Ленон побоялся, что теперь она спросит, почему он с этой Никой расстался, или чего еще, а тут он уже не сможет соврать. Но в этот момент желудок юноши предательски заурчал.

— Извини, он у меня дурак, — упавшим голосом отозвался о своем органе пищеварения Ленон, испугавшись, что испортил всю ситуацию. Похоже, что половинки яблока в роли полноценного рациона действительно было недостаточно.

— У меня еще есть хлеб и печенье, — понимающе отозвалась Руфи.

— А давай, — с неожиданной запальчивостью вызвался Ленон. — Лучше покормим уток у пруда.

— Да я смотрю, у тебя сегодня просто тяга на свершение подвигов, — необидно пошутила Руфи.

— Но от пары печенюшек я бы сейчас не отказался, — смущенно признался юноша. Девушка вытащила из сумочки печенье, и Ленон увидел, что это крекеры в виде различных животных. Ему досталась свинья. Ленон не без тревоги посмотрел на нее.

— Что такое? — спросила Руфи.

— Ну, я же вегетарианец. Я не ем животных, — засомневался юноша.

— Главное не внешность, а содержание, — заверила его девушка. Ленон, боясь обидеть отказом, съел печенье и получил еще.

Тут к скамейке подбежали остальные коты, и у пруда стало на несколько голодных ртов больше. Ленон тут же вспомнил про пакет с пельменями и тоже решил раздать его страждущим. На этот раз Руфи не возражала.

— А этого кота я называю Чистюлей, — пояснил девушке Ленон. — Из-за того, что он часто умывается.

— А ты не думал, что он часто вылизывается, потому что всегда грязный? — предположила девушка, подивившись бесхитростностью клички. — Может, следует назвать его Грязнулей?

— Думаешь, он заразный? — испугался Ленон и отдернул руку, которой только что гладил кошачью макушку.

— Чтобы узнать наверняка, его следует сводить к ветеринару, — пожала плечами девушка.

— Ага, к ветеринару, — согласился Ленон, подсчитывая, сколько денег он сможет выкроить из следующей зарплаты на подобный визит.

— А этого как зовут? — поинтересовалась Руфи, указав на второго кота.

— Царап Царапелли, — смущенно признался Ленон, вспомнив, как окрестил его на днях, и тут же поймал гневный взгляд, который бросила на него девушка после этих слов.

— Может, назовем его Мичурин? — решил сходу выдумать коту новую кличку юноша.

— Почему вдруг Мичурин? — снова насторожилась девушка.

— А я видел, как он ест траву, — поведал Ленон, имея в виду скорее кота, чем ученого.

— А что, Мичурин любил траву? — осведомилась девушка, имея в виду скорее ученого, чем кота.

— Ну, он ведь тоже что-то понимал в растениях, — не сдавался юноша, но было заметно, что девушке его идея явно пришлась не по душе.

— Ну, может тогда, Мяучурин? — сделал последнюю попытку Ленон.

— У тебя что, одни стереотипы на уме? Нельзя так однобоко! И фамилии тоже перевирать нехорошо! — не вытерпела девушка. — Судить вообще надо по поступкам, а не по внешним признакам или принадлежности к чему-либо.

Юноша, конечно, предполагал, что, возможно, сморозил глупость, но и догадываться не мог, что это так заденет девушку.

— Извини, просто я вспомнила, насколько предвзято относился Филимон Зеленых к моей подруге Фиде Кунашвили, — виновато объяснила Руфи. — Представляешь, какой мерзавец? Он называл ее Фигой Кукишвили и говорил, что все извилины у нее в голове ушли в кудри!

И Руфи рассказала печальную историю про любовь простой девушки Фиды Кунашвили и Дмитрия Зеленых, сына пользующегося дурной репутацией богатого бизнесмена Филимона Зеленых. Но предприниматель был против брака с бедной невестой, с семьей которой он вдобавок враждовал из-за рыночных разногласий.

Когда его сын попросил разрешения на женитьбу, тот резко отказал.

— Отец, разве тебя не волнует мое счастье? — отчаялся Дмитрий.

— Плакало твое накрашенное счастье черными слезами, — ответил на это предприниматель и пригрозил сыну лишением наследства.

Ленон лишь осуждающе покачал головой, ведь кто, как не он, имел неприятности со взбалмошным владельцем колбасного завода.

Семья Фиды тоже была против их отношений, и когда Дмитрий пришел просить руки своей возлюбленной, ее отец грубо ответил: Свадьбы захотел? Фига тебе будет!

Но молодому человеку послышалось имя его возлюбленной, и он подумал, что ее отец пообещал ее ему в жены.

— Тогда я могу называть вас моим папой? То есть… моим вторым папой? — обрадовался он. Но Кунашвили-старший а подумал, что Дмитрий сродни его отцу и просто решил поиздеваться над ним. Он выгнал сына предпринимателя взашей, даже не дав доесть барашка. Потом ему стало стыдно, что он так недружелюбно поступил с гостем. Он послал своего сына Арчи извиниться, но было уже слишком поздно, — тут Руфи сделала драматическую паузу, и Ленон подумал, что случилось что-то непоправимое. В оцепенении он ожидал, пока девушка закончит свою историю.

— Он уже успел сбежать вместе с Фидой в неизвестном направлении, и больше об их судьбе никто ничего не слышал. Отец Фиды обещался поколотить дочь, когда она вернется, а Филимон Зеленых и вовсе проклял непослушного сына. С тех самых пор характер бизнесмена стал совсем невыносимым, а сердце зачерствело, будто позапрошлогодний хачапури.

— Бедная Фида, — вздохнул Ленон и решил в ответ рассказать самую грустную историю, которая только была ему известна:

— Жил был человек, который мог передвигаться только в инвалидной коляске. Некоторые так и звали его Колясиком. Ему приходилось жить с ограниченными возможностями, но это не касалось возможностей его фантазии. Он мечтал о парке аттракционов для инвалидов и в его несчастной голове рисовались красочные картины. Его взору представлялись американские горки и батуты, на которых, весело размахивая кто чем мог, взлетают ввысь такие же ограниченные в передвижении люди, как и он сам. Или тир для слепых, где промахнуться было попросту невозможно, так как дуло ружья всегда было направлено точно в центр мишени. Или даже аквапарк. Он так замечтался, что свалился в пруд, так как парк, где он проводил свое время, не был оборудован пандусами для инвалидов и не имел заграждений. Подоспевшие прохожие бросились его вытаскивать, но успели вытащить только коляску. А его мечта об аквапарке ушла на дно вместе с ним.

— Какую страшную историю ты рассказал! — ужаснулась Руфи, шокированная рассказом Ленона, и, не в силах удержаться от замечания, добавила:

— Хорошо, что он утонул не в нашем парке.

Тут же, устыдившись своих мыслей, девушка смущенно замолкла. Ленон ждал, что она скажет что-нибудь еще, и тут девушка открыла рот, но вместо слов она громко чихнула.

— Я ведь совсем промокла! — опомнилась Руфи. — Мне нужно срочно переодеться.

— Ты можешь простудиться, — испугался Ленон.

— Мы ведь встретимся еще? — с надеждой спросил юноша.

— Завтра я не могу — иду в милицию давать показания. Я должна им рассказать, какие беспорядки устраивает Филимон Зеленых и его компания, — напомнила девушка.

— Я буду ждать твоего возвращения, Руфи, — пообещал юноша.

— До скорого, Ленон, — ответила девушка.

Самый счастливый день в жизни Ленона подходил к концу. Потом он встретил Гаузена.

 

Глава V

Придя домой, Ленон решил, что напишет другую статью, как и обещал Руфи. «Сам же говорил, что тебе интересна тема вкусного и здорового питания!» — вспомнились слова главного редактора юноше. Он воспринял их как разрешение, чтобы слегка изменить текст материала. Он вложит в него все свои силы, и Валентин Петрович будет так поражен им, что, не раздумывая, поместит его на первую полосу свежего номера. Да и Руфи, прочитав статью, не только подумает про него хорошо, но и переменит в лучшую сторону мнение о газете, где он работает. Впрочем, после недавних событий к нему пришла еще одна мысль, как можно завоевать доверие девушки.

На следующий день, Ленон, движимый профессиональным долгом перед данными им обязательствами, мчался в редакцию сдавать статью. Окрыленный вчерашними воспоминаниями, он не ожидал от жизни ничего плохого.

Валентин Петрович же был зол как никогда. Тиражи падали, конкуренты написали про него острую изобличительную статью, а новые проблемы все прибывали и прибывали. В редакции это поняли и сидели тихо. Даже на прибытие Ленона не обратили особого внимания. Но юноша не воспринял этот знак должным образом. Он вошел не спрашивая, вспомнив, что надо стучаться только в самом кабинете. Главред хмуро посмотрел на припозднившегося журналиста, стукнувшего пару раз в дверь, через которую он только что вошел. Никаких добрых мыслей от этого в голове у главного редактора, похоже, не прибавилось, но он ничего не сказал, так как был занят. Валентин Петрович сидел за телефоном и разговаривал с кем-то на повышенных тонах:

— Вы спрашиваете меня, когда будут деньги? Всему свое время. И вообще, не надо путать гонорар с гонореей! — заявил главный редактор и положил трубку. Но тут телефон зазвонил снова:

— Алло, редакция! — представился папаша Тираж, так как считал, что только на нем вся газета и держится. — Да, в тексте написано, что день, когда вы подарите кольцо фирмы «Силимайн», запомнится вам на всю жизнь… Да. Да! Кто бы мог знать, что невеста вас бросит у алтаря, друзья отвернутся, а родственники проклянут! Мы-то тут причем?! Что вы говорите? Да, написано, что вместе с кольцом вы подарите частичку своего сердца. Какой дурак написал эту ерунду? — злобно проскрежетал зубами мимо трубки главный редактор и недвусмысленно посмотрел на Ленона. — Сами же должны понимать, что в оторванном месте будет сильно кровоточить! А вы еще спрашиваете, почему так страдаете! И вообще, у нас же написано — редакция ответственности за объявления не несет. Что? Частица «не» не пропечаталась? Тут папаша Тираж, не отрываясь от трубки, нащупал свободной рукой злосчастный выпуск и начал внимательно его рассматривать. — И вправду, — то ли в трубку, то ли просто размышляя вслух, произнес Валентин Петрович, но быстро нашелся, что ответить:

— Знаете что, в слове «несет» все равно содержится «не», так что, чужое горе нас не е… То есть я хотел сказать, что редакция за чужие беды не отвечает! Что? Подадите в суд? Подавайте, я судью с детства знаю! Что? Вы записываете разговор? Послушайте, мы можем договориться, — испугался компромата Валентин Петрович. — Что? Говорить помедленней, вы записываете? Карандашом? Знаете тогда, куда вы можете засунуть свои каракули. Что? Вы опять угрожаете мне судом? Знаете, что я могу вам предложить в этом случае? Подай-ка лучше в суд на своих родителей за то, что они воспитали такого дебила! — не выдержал Валентин Петрович и с шумом грохнул трубку о телефон.

— Люди стали такими мелочными. Раньше, чуть что, грозились набить морду, а теперь при любой оказии кричат «Засужу!» — сердито пожаловался Валентин Петрович и переключил все свое внимание на юношу.

— Ну что, принес? — спросил Валентин Петрович исподлобья.

— Как и обещал, — надеясь на успех, произнес Ленон, показывая свою статью главному редактору. Валентин Петрович, чтобы развеяться от тяжелых мыслей, решил зачитать ее вслух:

— «Мы живем в такое время, когда полки магазинов ломятся от продуктов и выбор настолько широк и заманчив, что непроизвольно разбегаются глаза и раскрываются кошельки» — прочел вслух главный редактор. — Молодец! Читателя надо заинтриговать! — сдержанно похвалил он. Но следующую фразу он прочел уже с некоторым подозрением:

— «Но настолько ли полезны современные продукты питания, насколько они заманчивы?» Ну что за вопрос! Конечно да! И спрашивать не надо, — и уже потянулся, чтобы поправить, но увидел, что там написано дальше, и тут же позабыл о своем намерении. Главред некоторое время бегал глазами по буквам, пытаясь по крупицам собрать материал в единое целое. Но ничего не складывалась. Тут, наконец, Валентин Петрович понял, что речь в статье идет совсем не о пользе продукции колбасного завода Филимона Зеленых, и в ужасе схватился за голову.

— Ты что написал? Тебя почитать, так аж волосья на дыбы поднимаются! — возмутился Валентин Петрович.

— Ну, вы ведь сами сказали… про вкусную и здоровую пищу, — начал оправдываться Ленон.

— Нужно было писать про колбасу завода Филимона Зеленых, а не эту ерунду! Да это просто лахабель какой-то получается!

— Лаха… что? — переспросил Ленон, не ожидая от Валентина Петровича столь неприличных выражений.

— Ты еще и английского языка не знаешь?! «Лахабель» значит «смехотворно»!

Все еще находясь в состоянии крайнего возмущения, Валентин Петрович продолжил громко зачитывать отрывки из статьи Ленона:

— «За прошедшее время технологии обмана потребителей зашли далеко вперед. Подумать только — на полках магазинов запросто можно найти кетчуп, где не указано содержание помидоров, колбасу, в чьем составе не найдешь мясо…» Ты что, с ума сошел писать так про колбасу завода Филимона Зеленых?!

— Ну, так я же не написал прямо, какая колбаса, — оправдывался юноша. Он уже начал подозревать, что главный редактор просто так не согласится опубликовать его статью в ближайшем номере.

— Пойми же ты! У нас в городе другой колбасы не продается, — пытался вразумить подчиненного главный редактор и, видя, что Ленон не может найти ответных слов, продолжил недовольным голосом цитировать его статью дальше:

— «Стоит только прочитать состав, как в глазах запестрит от обилия сложных химических терминов, которые простому покупателю мало чего говорят. А легко ли проглотить то, что и произнести-то получается не сразу?» А зачем это читать? Газеты надо читать! Это ты, наверное, кроме этикеток ничего и не читаешь! — разорялся папаша Тираж.

— «На протяжении многих тысячелетий эволюция развивалась не совсем в нашу пользу…» Оно по тебе и заметно! Это даже не самоирония, а самоистязание! Ведь эволюция отыгралась на таких, как ты! — с категоричностью Чарльза Дарвина заявил главный редактор и продолжил разоблачение:

— «Все мы знаем, как прекрасны цветы. Но многие цветы со временем распускаются и превращаются в не менее прекрасные вещи — вишни, яблоки, апельсины. Художники рисовали фрукты на картинах, поэты посвящали им стихи… Можете ли вы представить себе, чтобы, к примеру, Репин рисовал современные шоколадные батончики или полуфабрикаты?» И запросто себе представляю, — прервал чтение Валентин Петрович. — Я был дома у Филимона Григорьевича! На половине картин он с колбасой, а есть и замечательные мясоколбасные натюрморты! И ты делаешь вид, что разбираешься в высоком искусстве?! — продолжал горячиться папаша Тираж. — Как часто такое встречается в хорошем материале? Да не чаще, чем день открытых дверей в тюрьме! Разве это похоже на нормальную статью? Да не больше, чем свинья похожа на птеродактиля! Это просто какая-то чепуха! Чепуха с большой буквы «Ха»! Как вообще такое можно допустить! Газета — это скатерть стола новостного изобилия! А ты ее запятнал!

Тут, в качестве доказательства собственной правоты Валентин Петрович зачитал еще один отрывок из материала Ленона:

— «Многие из чипсов уже имеют мало отношения к картофелю, а, по сути, являются смесью жиров, крахмала и ароматизаторов». Ты бы еще написал, что каждый сульфат мечтает стать минералом! Да ты тут такого нахимичил, что не только волосы на дыбы подымаются — мозги заваливаются набекрень! Да скорее трава на Луне вырастет, чем я это напечатаю! Подобная ерунда нужна как безрукому гадалка!

— Может быть, каталка? — предположил Ленон, хотя подумал, что каталка нужна скорее безногому.

— Ты полный идиот, Ленон! — не выдержал папаша Тираж. — У тебя полностью отсутствуют причинно-следственные связи и понимание даже простейших истин. На чем можно погадать безрукому? Только на кофейной гуще! У тебя мысли разбегаются, как участники квартета «Лебедь, рак и щука» имени Крылова! — скороговоркой выпалил Валентин Петрович, боясь запнуться или напутать что-то.

— Какого некролова? — уточнил Ленон. Не понимая серъезности сложившейся ситуации, он все еще пытался записать в своем блокноте все замечания и претензии, которые выдвигал к нему его главный редактор.

— Классик! Не позволю! — возмутился Валентин Петрович тем, что журналист переврал фамилию известного баснописца и продолжил сыпать характеристиками со скоростью стружки, выходящей из механической точилки для карандашей:

— Ты так пишешь, будто буквы последний раз видел в букваре! Да если бы мне предложили выбрать между тем, чтобы опубликовать это или застрелиться, то я бы уточнил, какой калибр!

— А нельзя ли опубликовать ее хотя бы в сокращении… Я обещал… — сделал последнюю попытку юноша.

— А, может быть, тебе еще пульт управления от кинотеатра дать? — разгневанно перебил папаша Тираж.

— Но ведь я написал правду, — попробовал защитить свою статью юноша.

— Правду? Правду?!! — разозлился главный редактор. — Тогда скажи мне кто прав — тот, кто обещал дать в морду, но не дал, или тот, кто дал, но потом извинился?

— Ну, наверное, тот, кто не дал… — предположил Ленон, которого вопрос Валентина Петровича поставил в тупик.

— Ага! Значит, прав тот, кто соврал, что даст в морду! Видишь?! — восторжествовал папаша Тираж.

— Но ведь насилие — это не решение, — попытался объясниться Ленон, но главный редактор вновь не дал ему закончить:

— Не говори ерунды! По правде вообще получается, что помидор — это не овощ, арахис — не орех, а градусник и вовсе следует называть термометром! Но кого это волнует?! Нельзя быть правдивым во всем — засыплешься на мелочах! И вообще, разве тебя просили написать правду?!! Ты должен был написать про колбасный завод! Рекламную статью!! К понедельнику!!! А кому интересна правда? Зачастую, правда слишком неприлична, чтобы о ней говорить!

— Но ведь журналист должен быть всегда… — попытался произнести заученные слова юноша, но папаша Тираж не дал ему закончить:

— Что должен? Что скажут, то и должен! За правду можно не только по морде получить! Да ты знаешь, насколько губительна и разрушительна она бывает? Не знаешь?! А я тебе расскажу. Однажды, более полувека назад, в одну деревню ворвались партизаны, которые спасались от вражеских солдат и спрятались в подвале. А дома из семьи остался один только маленький мальчик. Тут солдаты приходят и спрашивают: — Есть кто дома?

А малыш им отвечает: — Нету никого. Ну, они поверили и ушли. Знаешь, какая мораль этой истории? Вранье спасает жизнь! Ты представляешь, что было бы с партизанами, если бы он сказал правду? А знаешь, кто был тем мальчиком? Космонавт Савушкин! Да каким нужно быть чудовищем, чтобы на полном серьезе считать, что Савушкин может быть неправ!

Услышанное потрясло Ленона. Он еще мог что-то возразить главному редактору, но пойти против кумира своего детства он способен не был.

— Но ведь я, в сущности, не хотел ничего плохого… — кающимся тоном промолвил Ленон.

— Отелло тоже хотел лишь немного у Дездемоны за шейку подержаться. И знаешь, чем все это закончилось? — продолжил разоблачение папаша Тираж. — Три дня уже прошло, а ты не принес ничего полезного. Вот, например, позавчера произошло колоссальное событие! На параде бомж флагом подтерся!

— А я ведь был тогда там, — расстроено пробормотал Ленон, но от Валентина Петровича ничего не укрылось:

— Что?! Ты был на месте в нужное время и ничего не сделал?! Да тебе вообще удалось хоть что-нибудь разузнать за эти выходные?

Ленон понял, что в эти секунды решается его судьба. Тут он вспомнил про то, как Руфи свалилась в пруд, но он не рассказал бы кому-то об этом даже под пытками, потому что боялся расстроить девушку.

— Нет, ничего, — сокрушенно покачал головой юноша.

Услышав это, Валентин Петрович потянулся за успокоительными таблетками, но по ошибке сунул руку не в тот карман и вытащил круглую пастилку для свежести рта.

— А мне можно? — робко попросил Ленон, вспомнив, что сегодня не успел толком почистить зубы.

— Тебе уже здесь ничего не можно! — разозлился главред и картинно замахнулся дыроколом. Ленон инстинктивно пригнулся, хотя знал, что Валентин Петрович слишком дорожит редакционным имуществом, чтобы им разбрасываться. Видя, что юноша все еще здесь, папаша Тираж рассвирепел еще сильнее:

— Вон из журналистики, или я за себя не отвечаю! Таким как ты не место в приличных газетах!

Ленон понял, что только что потерял работу.

— Ну что, Ленон, попутного тебе ветра в спину, а если не дует, то можно и попутного пинка! — как обычно веселились в редакции.

— Не плюйте уходящим в спину! Они еще могут вернуться! — попытался уйти с достоинством юноша.

— Зачем? Чтобы им еще и в лицо плюнули? — раздался в ответ злорадный смех, и Ленон в ужасе выбежал из редакции.

Он не представлял, что ему делать дальше. Юноша подумал пойти в парк, чтобы разыскать Руфи, но понял, что не сможет скрыть от ее глаз свой расстроенный вид. Лгать Руфи он бы не посмел. А расскажи он ей правду, кто знает, как она отреагирует? Захочет ли она связываться с безработным голодранцем? Ленон бесцельно шатался по городу в самых темных местах, а мысли его были еще мрачнее. Воображение раз за разом перечеркивало все его когдатошние мечты. Как он пожмет руку Леониду Савушкину, как слетает в космос, как откроет вегетарианский ресторан… Лишь свежие воспоминания о недавней встрече с Руфи как-то ободряли его, но бодрости хватало лишь на беспрестанную ходьбу, но никак не на борьбу с действительностью.

Устав, он уселся на скамейку и уткнул свое лицо в ладони. Тут рядом с ним остановился какой-то незнакомец:

— Эй, дружище! Что ты делаешь? — насмешливо спросил он Ленона.

— Страдаю… — только и смог, что ответить юноша срывающимся голосом.

— У тебя хорошо получается, — похвалил незнакомец и прибавил куда менее дружелюбно:

— Найди работу, дурак!

В очередной раз удивившись, насколько жестоки могут быть люди к тем, кто, в сущности, не сделал им ничего плохого, Ленон с горечью подумал:

— В жизни у меня только это и получалось…

— У меня много вариантов, — попытался успокоить себя Ленон. — И только два из них заканчиваются бездомностью и нищетой. Постой-ка, надо их пересчитать… Да их всего два! Должен же быть третий выход! Ведь должен?! — отчаянно размышлял Ленон, но в голову не приходило ничего стоящего.

— Если мой талант будет востребован, то я обязательно подыщу себе место… А если не будет, то значит, что я абсолютно бездарен, — расстроился пуще прежнего юноша. — Этот город просто раздавит слабого. Он никого не пощадит.

К своему несчастью, Ленон жил в таком месте, где было мало работы, но много мостов с невысокими перилами. Он подумал, что на колбасный завод он точно работать не пойдет, ведь даже полдня, проведенные там, обернулись для него настоящим кошмаром.

Ленон решил, что это худший день в его жизни. Но потом он встретил Гаузена.

 

Глава VI

Но вот стемнело, и Ленон, изрядно намучившись за день, наконец-то добрался до дома. Юноша уже собирался прошмыгнуть в свою комнату, но его встретила хозяйка квартиры Антонина Казимировна. Предыдущие выходные она гостила у дочери и после этого всегда вела себя очень беспокойно.

— Ленон, это случайно не вы вытащили из холодильника пельмени? — резким тоном поинтересовалась Антонина Казимировна.

— Но я… Я же вегетарианец, — попытался уйти от ответа Ленон, но взгляд и выражение лица выдавали его с головой.

— Как вы могли, Ленон! Я что, брала с вас слишком высокую плату? Или плохо с вами обращалась? Как же так! — продолжала возмущаться Антонина Казимировна. — Вы плохо вытираете обувь, не гасите свет допоздна, в вашей комнате царит беспорядок… Уже одно это недопустимо! Но ВОРОВСТВО!!! — демонстративно ткнула в потолок указательным пальцем Антонина Казимировна. — Я понимаю, вы бы попросили — может, я бы и одолжила грамм сто. Но брать без спроса? Как вы это можете объяснить?!

Ленон, раздавленный усталостью и обстоятельствами, даже не пытался ответить что-то вразумительное. Он лишь стоял, понуро опустив голову, и шатался от изнеможения. Но Антонина Казимировна, похоже, подумала, что он не вполне трезв. А Антонина Казимировна на дух не переносила пьянство, которое считала основным источником всяческих безобразий.

— Я не могу допустить, чтобы мое жилье превратилось в логово для преступников. Во-о-он! — завопила хозяйка квартиры и указала Ленону на дверь.

— Я только заберу свои вещи, — не стал спорить Ленон, который в ближайшее время все равно не смог бы заплатить за квартиру. Антонина Казимировна была так взбешена, что не обратила внимания на то, что Ленон не снял обувь.

— Куча барахла, — печально оглядел свои пожитки Ленон. — Оно мне больше не понадобится.

Взгляд юноши упал на его недавнюю находку. Он вырвал страницу из блокнота и подумал поначалу ограничиться лишь фразой «отдать в библиотеку», но потом в его голову пришли и другие слова. Закончив, он открыл книгу и сунул записку между страницами.

— Прощай, книга, — бросил юноша перед уходом. — Надеюсь, тебе найдется хозяин получше.

— Так и знал, что эта карга выгонит меня за какую-нибудь… — недобро подумал уже на улице Ленон, не в силах сдерживать накопившуюся в нем за день злобу.

Ленон не понимал, в чем же он провинился. Он ведь делал все из добрых побуждений — спас Руфи, покормил котов, написал правду. Бредя по уже совсем темным улицам, Ленон совершенно не видел для себя никакого будущего. Он решил навсегда покинуть эти места. Совсем недавно образовавшиеся надежды вдруг ухнули в никуда. Без работы нет денег, без денег нет жилья, а Руфи, узнай, что он обыкновенный бездельник, окончательно разочаруется в нем. А он никогда не хотел разочаровывать Руфи.

— Неправда, когда говорят, что можно уйти в гордом одиночестве, — прошептал Ленон. — В одиночестве нет ничего, кроме унижения.

Тут ему в голову пришло, что, творя, как ему казалось, добрые дела, он нарушил данные им ранее обязательства, и его охватило запоздалое раскаяние. Всю жизнь Ленон боялся стать мерзавцем. И вот, наконец, этот злосчастный день настал. Он подвел людей, которые доверились ему. Хуже того, он дал обещание Руфи, но не выполнил его. И теперь он чувствовал себя просто отвратительно.

— По-крайней мере, никто не будет скучать по такому ничтожному человеку, как я, — подумал Ленон, и в его голове начали рисоваться страшные картины. Будто бы он идет в сильный дождь, но его окликает Руфи, и он останавливается. Но она его не узнает, так как от невыносимых мучений его лицо исказилось до неузнаваемости.

— Молодой человек, у вас закурить не найдется, — спросит она. Ленон очень расстроится, что его возлюбленная курит, но, стремясь утолить любое из ее желаний, отдаст ей весь коробок. И тут он ей скажет: Милая девушка! Не плачьте, ведь вы настолько прекрасны, что если бог есть, то вы обязательно найдете свое счастье.

И он подарит ей свой зонт, чтобы она больше не страдала под дождем, и пойдет дальше. Тут она наконец-то узнает его, и ринется за ним вслед, но их разлучит плотная стена дождя.

— Боже! Я забыл взять зонт! — в ужасе воскликнул Ленон и очнулся от грез. Он и не заметил, как снова оказался в полюбившемся ему парке, где он когда-то встретил Руфи. Быть может, в последний раз. Тут он увидел, что, несмотря на темноту, небо довольно ясное и никакого дождя не предвидится.

— Мое будущее безоблачно, — подумал Ленон, болезненно всматриваясь за горизонт. — Потому что в аду нет облаков.

В этот момент Ленон и увидел Гаузена впервые. Только тогда он не знал, кто такой Гаузен.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ