Глава I

Гаузен сидел за столиком в таверне. Сначала он потер подбородок, потом погладил губу, на которой не было ни единого намека на пробивающиеся усы, а затем быстро оглянулся вокруг, делая вид, что разминает шею. Движение получилось довольно нелепым и неэффективным, так что юноше мало чего удалось разглядеть.

— Глупо получилось, — подумал Гаузен. — Вот так я и провожу свои лучшие годы.

Он как никто другой знал, что разные глупости привлекают больше всего внимания — про выходки Леканта знала половина Велитии.

— А если знают за ее пределами, — рассудил Гаузен, — то не видать Леканту приличных невест, как наводнения в Хаслинской пустыне.

Впрочем, кое-что из репертуара принца знал один только Гаузен. Например, Лекант любил отковырнуть камешек-другой с зубцов замка, а потом сверху кидаться ими на шлемы скучающим стражникам.

— Если бы Лекант не разваливал свой старый замок, то и новый строить не надо было, — пришло в голову Гаузену, и на его лице отразилась гримаса презрения.

Будто бы в такт мыслям юноши неподалеку расселся довольно мерзкого вида тип, который, похоже, тоже любил заниматься всякой малополезной ерундой. Находясь в компании таких же громил, как и он сам, тот бездумно отрывал щепки от стола, затем внимательно рассматривал каждую, а потом швырял на пол. Наконец, оторвав щепку покрупнее, разрушитель мебели начал с остервенением ковыряться в зубах. Тут любитель оральной гигиены повернул голову, и Гаузен увидел, что правая половина его лица изуродована огромным шрамом, как будто вместо подушки он заснул на раскаленной сковороде.

Возможно, хозяин таверны и сказал бы пару ласковых за столь небрежное отношение к чужой собственности, но рядом с «зубочистом» сидела парочка приятелей столь же несимпатичной наружности. К слову, они и называли его то Зубочистом, то Зуботычем, то просто Зубом. Да и вооружены они были вовсе не деревянными зубочистками, так что хозяин предпочел закрыть глаза на мелкий вандализм.

— И тогда я сварил кашу из топора прямо в его горячих мозгах, а череп ему был вместо котелка! — громко похвалился один из головорезов.

— Всегда удивлялся, что всяческих нелюдей друг к другу как будто веревкой тянет, — подумал Гаузен и решил больше не глядеть в сторону дурной компании. Впрочем, он пришел сюда не в поисках красоты. Гаузен зашел в таверну совсем по другой причине. Вместо того чтобы просто напиться-наесться и переночевать, он должен был заниматься вещами, которые делать ему совершенно не хотелось. А причиной всему послужил еще не построенный замок.

— Не самое подходящее место и время, чтобы завести новых друзей, — подумал Гаузен, и, усевшись поудобней, решил пока просто прислушиваться к тому, что творится вокруг.

До Гаузена донесся зловещий скрежет, напоминающий дробление породы в каменоломне. Оказалось, что это всего лишь беззубая старушка из дальнего угла тщетно пыталась размягчить булку в тарелке супа. Но хлеб, своей твердостью, похоже, превосходивший возможности ветхих челюстей, упорно сражался за свою целостность.

Печальное зрелище натолкнуло Гаузена сразу на две мысли. Первая была о том, что ни в коем случае не следует покупать здешний хлеб, а вторая напоминала ему о камнях, то есть возвращала непосредственно к цели его путешествия. Лекант собирался в скором времени построить новый замок и отправил Гаузена на поиски подходящего для строительства участка. Замок, конечно, не построишь, где попало. Но вот на само возведение уйдет столько сил, материалов и времени, что эти планы можно было отложить хотя бы на пару месяцев. Так что Гаузен потихоньку проклинал принца и надеялся управиться с этим скучным занятием как можно поскорее.

В любое другое время Гаузен был бы рад хоть ненадолго избавиться от компании несносного принца, но не в этот раз. Сейчас юноша предпочел бы отсидеться в Вейносте, а не мотаться по всей Велитии.

Гаузену грозило пропустить подготовку, возможно, самого грандиозного события, которого ему бы удалось увидеть в своей жизни. Праздник — сам по себе событие редкое — не на шутку тревожил воображение юноши. Репетиции представлений, приготовление изысканных блюд, подготовка парада…. Это был далеко не полный список тех вещей, которых Гаузен мог лишиться, находясь вдали от дома. Кульминацией всех событий должен был стать выбор невесты, ведь только женатый принц имел право стать королем. Наверняка Лекант намеренно лишил его этих удовольствий, убрав от глаз подальше, чтобы Гаузен не путался под ногами. И теперь юноше только и оставалось надеяться как можно быстрей собрать нужные сведения и вовремя возвратиться обратно во дворец.

— И тут мне навстречу целая стая чудовищ как заверещит страшным голосом! — нагнетая обстановку рассказывал историю своему приятелю пьяница с одного из столиков.

— Каких чудовищ? Погромов? — спросил тот, что потрезвее.

— Да нет, поменьше… — замотал головой рассказчик.

— Поганцев? — немного помолчав, затем, сморщив нос, а потом, торжествующе подняв брови, попытался угадать собеседник.

— Нет, не их… Но тоже мерзость одна… Вот с таким носищей, — тут пропойца прижал нос к плечу и вытянул руку, будто бы изображая аиста.

— Древни что ли? — вконец запутался приятель выпивохи, имея ввиду живые деревья, иногда наводившие страх на заблудившихся по неосторожности путников.

— Ну, не чтобы совсем древние… Но сколько я себя помню, всю жизнь проливаю кровь в борьбе с этими крово… кхм… упивцами. Я их укокошил не меньше тысячи!

— Ты плети да не заплетайся! — перебил собеседник подвыпившего посетителя и предположил: — Это нетопыри?

По его постепенно скучнеющему лицу было ясно, что вариантов у него уже почти не оставалось.

— Да нет… Не упыри… Поменьше будут, да и визгу от них как от… свином… свином…

— Понял! С вином тебе надо завязывать! — заявил благодарный слушатель, который, по-видимому, решил умственно сравняться со своим приятелем-рассказчиком и потянул его кружку на себя.

— Не-не… не это! — воспротивился пьяница то ли вероломному захвату своей кружки, то ли финалу истории, до которого он безуспешно пытался ее довести. — С вином… Свино… Опа-опа… Опоросившейся свиноматки! Со свинопасеки! Вот так они визжали! — и пьяница изобразил неприличное животное настолько истошно, что Гаузену пришлось слегка прочистить уши.

— И впрямь, визжит, как будто его режут, — ухмыльнувшись, произнес тощий тип за столом, на который Гаузен лишний раз старался не глядеть.

— Комары что ли? — догадался собутыльник рассказчика.

— Ну да они, они самые! Целую тучу я тогда их перебил, — похвастался тот.

— Ну, ты и врун, — подумав, осудил собеседник болтуна, от разочарования несколько ослабляя хватку на спорной кружке. — Где же им тучам быть, когда у нас во всей округе ни одного завалящего болотца не сыскать?

— Ну, если так, — уязвленно отозвался первый пьяница. — Если ты называешь меня вруном, да еще при всем народе, то тогда… — тут обиженный выпивоха еще больше повысил голос, приподнялся на стуле и с вызовом посмотрел на усомнившегося приятеля. В затхлом воздухе таверны запахло скандалом. Тут рассказчик, пользуясь тем, что его непосредственный слушатель отвлекся, ловко вернул свою кружку, и, не скрывая радости, поднял ее вверх. — Тогда выпьем же за мою брехню… единственную и неповто… неповтор-римую в своем роде!

Гаузен вздохнул с облегчением. Только потасовки ему и не хватало. Хотя он даже и не знал, что было бы лучше — вернуться к Леканту с пустыми руками или с набитой мордой? Прокрутив в памяти без труда добытые сведения, юноша отметил, что, скорее всего, в округе нет болот и чудовищ, которые могут помешать строительству. Но тут же прикинул, стоит ли ему доверять какой-то спившейся деревенщине?

— Как говорится, одна голова хорошо, а две пьяных — ничего хорошего, — рассудил Гаузен. С этой мыслью он продолжил вырывать отдельные крупицы информации из общей неразберихи людских голосов.

У окна он заприметил двух типов ученого вида. Соответствующий их положению настрой ума выдавало то, что они не взяли себе выпивки, как остальные. Кроме того, они позволяли себе в разговоре разного рода премудрости. Сам Гаузен поначалу не обратил на них внимания из-за давней неприязни к книжникам. Но после только что услышанного потока бреда юноша решил довериться тем, кого обычно считал чересчур заносчивыми и занудливыми:

— Послушай-ка шутку! Заходит скелет в таверну и просит: Мне кружку вина и тряпку!

— И что дальше? — не понял собеседник.

— Что-что? Ты себе представляешь, как он напьется? — давился от смеха рассказчик.

— Да вот и я о том же! Впервые слышу, чтобы мертвые что-то пили, — недоумевал его приятель. — А тряпку зачем? Что он там собрался себе прикрывать? У него же ничего нет!

— Ну а ты представь! Он ведь кости себе замочит! — пытался объяснить по-человечески любитель веселых историй.

— Кости? Мало того, что он пьющий, так еще и азартными играми увлекается! Совсем нежить распустилась! Ну что за поколение пошло! — начал громко жаловаться слушатель, от которого смысл шутки ускользал все дальше и дальше.

— Да при чем тут это?! — начал выходить из себя рассказчик, пытаясь наглядно показать, в чем тут соль. — Вот скелет! Вот таверна! Вот он заходит…

— Я все понял, — неожиданно заявил до сих пор недогадливый слушатель.

— Что понял? — спросил рассказчик, уже отчаявшийся донести истину до своего недалекого друга.

— Знал я одного типа, так он до смерти боялся скелетов… — издали начал собеседник.

— И что с того? — не понял рассказчик.

— Я же сказал — до смерти. Когда он увидел скелета, то первый же испуг стал для него последним. Так что скелету выпивки бы никто не подал. Все бы умерли от страха. Ведь так? — подвел черту слушатель, судя по голосу, полностью уверенный в собственной правоте.

— Не так! Все не так! — не выдержал рассказчик и сорвался на крик. — Вот! — тут он схватил кружку с водой, и, сделав вид, что собирается из нее выпить, пролил ее мимо рта. — Вот как бы все вышло! Теперь понял?!

— Кружка была у скелета дырявая что ли? — удивился слушатель.

— Башка у тебя дырявая! — не выдержал шутник и замолчал.

— Этот разговор скверно пахнет, — подумал Гаузен. — Только всякой нежити мне здесь и не хватало.

Юноша попытался еще чего-нибудь подслушать, но посетители как будто сговорились и болтали в основном о вещах абсолютно несущественных.

— Придется порасспрашивать, — подумал Гаузен.

Ему этого не очень хотелось. Принц Лекант не подозревал в измене разве что собственное отражение в зеркале и строго-настрого запретил Гаузену кому-то рассказывать хоть что-то о своем поручении. Встречные же люди могли заподозрить, что он ищет клад и увязаться следом. При этой мысли Гаузен покосился на трех громил за столиком у окна.

— С такими я даже в одну лодку в случае кораблекрушения не сяду, — подумал Гаузен, выбирая себе собеседника. Пьяницы были разговорчивы, но никакого доверия к их болтовне у юноши не было. Ждать же, пока они протрезвеют, он не собирался. У старушки не было половины зубов.

— Наверное, она обломала их об эту булку, — решил Гаузен. — Вряд ли я что-то разберу из ее шамканья.

Шибко умной парочке тоже Гаузен не доверял — они могли запросто своими «что» да «зачем» свести на нет все его вопросы. Да они скорей первыми зададут, чего ему в этих местах надо, а отговоркой «просто гуляю» их не убедишь. Гаузен уже подумывал расспросить трактирщика, но тот показался ему скупым на слова и жадным до денег.

Пока Гаузен оглядывался да прислушивался, за его стол прямо напротив него уселся потрепанного вида посетитель в лохмотьях. Сначала он посмотрел на Гаузена, но его взгляд не задержался надолго и застыл на принадлежащей юноше тарелке с похлебкой.

— Да это еще больший голодранец, чем я сам, — подумал Гаузен и уже хотел было прогнать этого побирушку, но в последний момент отказался от данной затеи. Не то что бы Гаузену вдруг захотелось принять самое горячее участие в его плохой жизни. Просто по его виду и поведению юноша решил, что бродяга прилично здесь задержался и может что-нибудь да рассказать.

— Как жизнь, оборванец? — ободряющим тоном поинтересовался Гаузен. — Настрадался, небось, пока сюда добирался?

— Вообще-то я уже давно ошиваюсь в здешних местах, — жалобно залепетал в ответ бедняк. — Но странствовал по миру немало. Все ноги в пыль истер.

Тут нищий приподнял подол лохмотьев и показал обрубки, своей длиной едва достигающие колена.

— Матушка моя гусыня! — поразился Гаузен и подумал: — Надо срочно обзавестись лошадью, а не то закончу, как этот калека.

— Как же ты тогда передвигаешься? — переборов потрясение, участливо поинтересовался Гаузен.

— Ну, как-как? На руках вот и ковыляю. Не видно было что ли, как я вошел? — неожиданно насторожился калека.

— Да я как-то не заметил, — закатил глаза Гаузен, стараясь не касаться того, чем он еще недавно был так поражен, не обратив особого внимания, как нищий при этом обрадовался.

— И хорошо… Хорошо, что не увидел, милостивый господин, — умиротворяюще заверил безногий. — Ведь это такое душераздирающее зрелище! А мне не хочется портить настроение таким славным людям, как вы.

— Какой разговорчивый попался, — подумал Гаузен. — Надо бы его разболтать посильнее.

— Ай-я-яй, какая досада, — участливо запричитал Гаузен и прибавил. — Слушай, может, все-таки у тебя ноги погромы здешние отгрызли?

— Да вы что! Какие у нас погромы! К тому же всем известно, что погромы начинают есть с головы, а ноги оставляют на потом…. На студень! — при этих словах калека снова покосился на миску Гаузена.

— Да уж. Это тебе точно не пряники-коврижки, — согласился Гаузен, у которого с каждым новым словом аппетит пропадал все больше и больше.

— А может это был… дракон? — не отставал юноша. При этих словах оборванец снова уставился на него в непонимании, но Гаузен все же решил доиграть попытку до конца. — Ну облетал он себе округу, и вдруг… Ам-ням! И ног как не бывало.

Голодранец, не прекращая, смотрел на Гаузена все тем же настороженным взглядом, и юноша решил, что драконы тут тоже вряд ли обитают.

— Ну да, как же я сам не подумал, — притворно укоряя себя за забывчивость, произнес Гаузен. — Дракон — тварь брезгливая, сначала пожарит, а потом поест. Прямо как человек!

В этот момент аппетит у юноши пропал окончательно.

— А может, нежить какая местная… или призраки? — предпринял еще одну попытку Гаузен.

— Это как же мне призрак вдруг ноги-то отгрыз?! — не выдержал калека. — У него зубов нет, да и едят они всего ничего, только пугают до смерти! Какие-то ты странные вопросы задаешь, милостивый государь! Издеваешься, что ли, над моим увечьем?

— Что ты, что ты, — попытался примириться Гаузен. — Зачем мне тебя обижать? У каждого свои недостатки и стыдно их осуждать. У меня вот, к примеру… — тут Гаузен призадумался, что бы такое наплести, чтобы вернуть доверие нищего, — есть под штанами на одном месте один нарыв. Иногда зудит так, что ночами плохо спится. Да и то только на животе… И звать его Лекант, — чуть было не добавил Гаузен, но вовремя прикусил язык, не зная, чего следует опасаться больше — публичного оскорбления члена королевской семьи или разглашения имени хозяина, чего Лекант ему категорически запретил.

Нищий, судя по его лицу, не поверил Гаузену, но постеснялся потребовать наглядных доказательств. А, может, и принял его слова за чистую монету, но не считал, что подобное несчастье сравнимо с его увечьем. Так или иначе, он заметно успокоился, и Гаузен продолжил:

— Вот я и гулять стараюсь побольше… Лошадью-то не могу, разве что в телеге. И хотелось бы узнать, нет ли тут какого-нибудь поля, желательно поровнее да пораздольнее. А то за деревьями да за холмами по два чудища могут прятаться. Терпеть их не могу!

Нищий хитро прищурился, и Гаузен догадался, что одной лишь вежливостью тут обойтись вряд ли удастся.

— И рад бы рассказать, да у меня тут дело срочное… Монетку где-то здесь обронил на полу. Случайно не попадалась? — как бы между делом поинтересовался нищий.

Гаузен со вздохом сунул руку в карман и вытащил оттуда зазубренный медяк.

— Не эта? — устало предположил он.

— Вообще-то у меня была серебряная, — начал нищий, но наткнувшись на сердитый взгляд юноши, поспешно поправился.

— Но я ее недавно разменял, и сдача куда-то закатилась между досок. Как я вам благодарен, что вы ее нашли, милостивый вы мой благодетель!

Услыхав подобное обращение, Гаузен начал сомневаться, не переплатил ли он?

— Ну, так что это за место? — поторопил калеку Гаузен.

— Можно мне вашу тарелку, — осторожно попросил нищий, но, видя возмущение Гаузена, пояснил:

— Я только покажу… как на карте.

Гаузен с недоверием протянул ему свой обед.

— Есть одно место, — бубня под нос, нищий провел по ободку миски. — Ну очень плоское. Слева горы, — тут калека, к недовольству Гаузена, приподнял пальцами кусочек мяса. — Справа — лес, — при этих словах нищий вытащил из похлебки морковку и поставил ее носом вверх, будто бы изображая елку. — Там еще развалины, но ничего страшного, они мало кого привлекают. Так что не то, что погулять — заночевать можно. Заброшены, правда, немного…

— Слушай, а руины случайно не прокляты? — всполошился Гаузен.

Оборванец, по-видимому, не понимающий, чего ожидает услышать юноша, начал отвечать весьма неопределенно:

— Ну почему же сразу прокляты? Проклинают у нас обычно… погоду! Вот как встать с утра-то…

— С утратой ног? — не понял Гаузен и прикусил язык, вспомнив, что уже зарекся возвращаться к этому вопросу.

— Да нет, — не обратил в этот раз особого внимания на эти слова нищий. — С утра-то встанешь… Ни снег, ни жара… Не пойми что за погода. Неурожаи годами бывают! И чем только людям не приходится заниматься, чтобы прокормиться!

— Ты мне ответь, прокляты руины или нет? — перебил Гаузен, которого мало волновали местные новости.

— А кто их знает? Может и прокляты, — не ответил на вопрос нищий. — Но кому охота проверять? Не помню, чтобы кто-то там пропадал… Да и чтобы кто-то туда ходил лишний раз тоже не припоминаю, — бормотал себе под нос нищий, который уже не скрывая своих намерений торопливо ел из миски, по-видимому, боясь, что Гаузен предъявит законные права на свою похлебку. Гаузен, хоть и не без сожаления наблюдал за постепенным исчезновением заслуженного обеда, все-таки получил нужную ему информацию. Юноша хотел было даже пожелать голодному калеке не запачкаться, но его одежда была настолько грязная, что Гаузен счел это замечание неуместным.

— А как туда дойти? — попытался выяснить юноша, вспомнив о самом важном.

— Я бы вам показал, — сокрушенно произнес нищий, уже доевший чужой обед. — Но мне кажется, я обронил еще одну монетку…

— Да у тебя их там что? Миллион?! — раздраженно перебил Гаузен.

— Если не знаете, то я на улице поищу… Может, по дороге сюда обронил, — разобиделся нищий, понимая, что Гаузен без него не обойдется. Юноша с плохо скрываемой ненавистью посмотрев на нищего, прикинул, сколько у него осталось монет, и еле слышно проскрежетал: — Да чтоб у тебя ноги отросли… из другого места.

После чего все же взял себя в руки:

— Она у меня, кажется, под правым сапогом, — заверил Гаузен. — Серебряная, — и утверждающе кивнул головой вниз. — Я бы с нее сошел, да вот не знаю куда идти, — тут юноша многозначительно посмотрел на нищего.

Нищий, обрадованный перспективой скорого обогащения, нагнулся к уху путника и быстро, будто бы доверяя важную тайну, зашептал:

— Да очень просто до того поля добраться. Вы, главное, идите по узкой тропинке от этой таверны… будет развилка… сверните на левую… которая уже поросла… — давал подробные указания нищий, а юноша старательно их запоминал.

Гаузен дослушал до конца и, удовлетворившись ответом, отодвинул сапог.

— Матушка моя гусыня! — с напускным разочарованием воскликнул Гаузен. — А это не монетка оказывается, а плевок, — и, плохо скрывая удовольствие от розыгрыша, попытался успокоить нищего. — Но ты ее поищи, поищи. Она не должна укатиться далеко. Наверное, где-нибудь между щелями в досках валяется.

Тут Гаузен встал из-за стола и решил отправиться наверх, где уже снял комнату, чтобы отдохнуть перед завтрашним походом, но, не сделав и пары шагов, споткнулся о чью-то не к месту выставленную ногу. Едва не растянувшись на полу, он успел остановить падение, уперев руки в ближайший столик. Перед глазами промелькнул удирающий голодранец, у которого волшебным образом выросли ноги, вероятно, здоровые до кончиков ногтей.

Тут Гаузен, наконец, заметил, что все вокруг смеются над его неудачей, и торжество от успеха сменилось горькой обидой и презрением к окружающим. Он раскусил, что о том, что калека ненастоящий, давно знает вся округа, и тот выманивает деньги только у приезжих. По-видимому, у лже-инвалида получалось подгибать колени особым способом, выдавая ноги за культи.

— Крутить-колотить! — грязно выругался Гаузен и закричал вслед. — Ах ты, жухало!

Гаузен уже хотел было пуститься за обманщиком вдогонку, но тут между его пальцев, растопыренных на досках стола, воткнулся огромный нож.

— Эй, сопляк, ты кого жухалом назвал? — Гаузен поднял глаза и увидел тех самых трех типов, в чью сторону он старался лишний раз не глядеть. — Ты случайно, столом не ошибся? Пока ты не пришел, здесь сидели только честные люди, — издевательски заявил самый крупный из них, после чего оставшиеся два, как по приказу, дружно захохотали. Похоже, что он был главным. Гаузен вспомнил, что пособники пару раз назвали его Кловиадом.

Тут худому типу с серьгой в ухе, видимо, захотелось выжать еще немного денег из доверчивого странника. Небрежно махнув рукой, он опрокинул кружку, отчего на стол вылились остатки мутной жидкости.

— Эй ты, бродяга! Не видишь, что ты наделал? Ты весь стол растряс!

— Это я-то растряс? Да я его слегка коснулся! — заспорил Гаузен.

— Ты мне кружку выпивки должен, — не отставал тощий.

— Да в ней почти ничего не было! — возмутился Гаузен от подобной наглости.

— Ага! Значит, ты теперь не отрицаешь, что уронил кружку! Пока заново не наполнишь, чтобы не возвращался! — отрезал неприятный тип и двинул кружку на край стола по направлению к Гаузену.

Юноша, сохраняя спокойствие, взял кружку и демонстративно сплюнул в нее:

— Столько хватит? — хладнокровно поинтересовался он.

Побагровевший от гнева бандит вскочил и потянулся было к оружию.

— Клянусь своей зубочисткой! Я порежу его на куски!!! — поддержал товарища второй бандит. Но решающим оказалось слово Кловиада:

— Остынь, Репей. Спокойно, Зуб. Этот чужак, похоже, не понял, с кем связался. Я не злопамятный, парень… Принесешь нам выпить на троих и можешь убираться отсюда целым и невредимым.

— Убираться?! — возмутился Гаузен. — Я тут комнату снял! Где мне, по-вашему, отдыхать?

— Видимо, парень, с тобой не договориться, — скучающим голосом произнес главарь шайки. — Но я не злопамятный, — вновь повторил он. — Я мщу на месте. А отдохнешь на ближайшем кладбище.

Главарь шайки молниеносно вытащил меч. К счастью, Гаузен успел схватиться за свою саблю и отразил удар.

— Я вам покажу пряники-коврижки! — пригрозил Гаузен и вместо щита схватил в левую руку табуретку, направив ножки на врагов. Три бандита начали теснить его, и юноша понял, что он столкнулся не с простыми пьяницами, днями просиживающими в трактире, а с опытными наемниками. Вскоре Зубочист выбил табуретку из рук Гаузена, и юноша решил занять более выгодную для обороны позицию. Подпрыгнув, Гаузен схватился за балку и перелетел на ближайший столик. Вновь выхватив саблю, Гаузен начал скакать по столам, отражая удары бандитов, совершенно не замечая, что сметает вниз всю еду и посуду у других ни в чем не повинных посетителей. Вскоре пол стал таким скользким, что по нему стало трудно передвигаться.

С пониманием к незавидному положению Гаузена отнеслась одна только беззубая старушка. Она подняла булку с пола и безуспешно продолжила грызть ее дальше. Большая же часть таверны ринулась поквитаться с наглым чужаком, устроив свалку в дверях, так что Гаузену едва удалось унести ноги. Хозяин таверны, изрядно раздосадованный погромом, без разбору колотил всех и вся. Одному из бандитов удалось прорваться сквозь толпу и догнать юношу. Метнув руку в сторону Гаузена, Зубочист схватил юношу за плащ. Гаузен, развернувшись, рубанул клинком наотмашь, но попал не по бандиту, а по собственному плащу. Ветхая ткань, не выдержав, порвалась, оставив изрядный лоскут в руках бандита. Заехав удивленному разбойнику кулаком, сжимавшим клинок, юноша решил не добивать обидчика, а поскорей убраться подальше от разъяренной толпы.

— Не ночевать мне сегодня под крышей в тепле, — опечалился Гаузен, но тут же успокоил себя мыслью:

— Ну не убивать же мне было каждого в таверне! Что я, зверь какой?

 

Глава II

К тому времени, когда Гаузен добрался до руин, он совсем выбился из сил. К счастью, лже-калека, несмотря на всю свою насквозь лживую натуру, довольно точно указал направление.

— Если я не разберусь с этими камнями, — думал Гаузен, оглядывая развалины. — То Лекант захочет разобраться со мной.

Тут юноше начали рисоваться довольно мрачные картины. Как он будет иметь дело с камнями уже на каменоломне, и хорошо, если придется махать киркой или таскать тележку, а то ведь такая сволочь, как Лекант, запросто сможет приказать сбросить его в пропасть поглубже и завалить сверху горной породой.

— И сдался ему этот замок? — подумал Гаузен и внимательно осмотрел окрестности. Место вроде бы подходило, никаких особых неровностей. Почва твердая, но не болотистая и не каменистая. Нападения чудовищ, как и новой стычки с бандитами, кажется, не предвиделось. Да и все вокруг казалось относительно спокойным, но юноша решил, что для полной уверенности следует переждать здесь ночь. Другого выхода он не видел. В таверну, после всего, ему уже было не вернуться.

Осматривая руины, Гаузен пытался понять историю этого замка. Высоту постройки юноша не мог определить, так как сохранились только остатки первого этажа. Но, судя по площади развалин, на этом месте мог быть и монастырь.

— Быть может, хозяин замка так любил его, что после смерти не хотел оставлять его никому в наследство и велел все разрушить. Или сделал это перед смертью. Судя по остаткам стены, здание было довольно мощным. Возможно, здесь была задействована сильная магия. Надеюсь, что она полностью исчезла за все эти годы, — подумал Гаузен. — Или на замок наступил каменный бог Тардиш в одном из своих обличий. Если у него стопа с замок, — размышлял юноша. — То, сколько же надо оленей настрелять, чтобы сшить ему сапоги? А может, у него обувь из драконьей кожи?

Гаузен решил обо всем этом лишний раз не думать. Он хоть и знал большие числа, но представлял их себе довольно смутно. Даже свои немногочисленные деньги он считал не без труда.

— Наверное, он ходил босиком, — пожал плечами юноша и успокоился.

Напряженные умственные усилия притомили Гаузена еще сильнее, и он решил дать ногам немного отдыха, а заодно и слегка поднапрячь живот. Ни у одного из строений не уцелело крыши, так что юноше пришлось довольствоваться гостеприимностью, предоставленной одними лишь только стенами.

— Не от дождя, так от ветра защитят, — успокоил себя юноша. Присев среди развалин, Гаузен снял с плеча сумку. Он решил слегка подкрепиться из заготовленной снеди, а заодно оторваться от мрачных мыслей.

— Ну, над чем же еще и, главное, зачем мне задумываться? Солнце светит, дождик мочит, ветер… проветривает, — легкомысленно думал юноша, шаря рукой в припасах. Отвлекшись, Гаузен совершенно не заметил стройной фигуры, которая неожиданно возникла перед глазами юноши.

— Даже не думай вставать, — скомандовала девушка, погрозив длинным посохом, и добавила:

— Медленно достань руку из сумки.

Гаузен, подняв голову, увидел совсем еще юную девушку с прямыми светлыми волосами. На ее красивых плечах держался зеленый плащ. Ее тонкие черты лица были омрачены некоторой нерешительностью. От волнения она то и дело прикусывала губу.

— Тоже сухариков хочешь? — не растерялся Гаузен и уверенно поднялся на ноги. Юноша никогда не видел в женщинах источника опасности. Тем более в столь юных.

Девушка от неожиданности отскочила, но быстро взяла себя в руки.

— Не вздумай поднимать оружие, а то по лбу получишь, — снова приказала незнакомка и эффектно крутанула посохом.

— Вы только посмотрите — присядешь тут покушать вечерком, а грабители уже норовят отобрать последнее. Правильно говорят — кушать на ночь вредно! — насмешливо прокомментировал угрозу Гаузен.

— Я тебе что, дочь разбойника? — возмутилась девушка и предупредила. — Если поднимешь шум — тебе несдобровать!

— И кто же это в такой глуши услышит мой крик? — удивился юноша.

— Кто-кто? Твои дружки! — разгневанно выпалила девушка.

— Так значит, им удалось спастись от бандитов? — с наигранным удивлением воскликнул Гаузен. Он решил, что девушка подозревает в нем проходимца. Действительно, после недавней стычки и без того непричесанная внешность юноши утратила все остатки какой-либо благородности от макушки до сапог.

— Что у тебя в карманах? — пропустила мимо ушей слова Гаузена юная незнакомка.

— Может, мне еще штаны снять? — видя, что девушка все еще не доверяет ему, осведомился юноша.

— Делай, что тебе говорят, а не то, что в голову приходит! — немного смутившись, скомандовала девушка.

— Ну, должна же быть в мужчине какая-то загадка? — захотелось еще немного поломаться Гаузену.

— Я не шучу, — пригрозила девушка.

Пожав плечами, Гаузен вывернул оба кармана.

— А теперь покажи сумку… И до мужчины тебе еще расти да расти, — немного запоздало нашлась, что ответить девушка.

Гаузен, немного обиженный, что девушке интересен не он сам, а его барахло, ловко подцепил носком сапога ремень лежащей на земле сумке и повесил его на посох.

— А ты меня поддела! — отыскал момент для новой колкости Гаузен.

— Поумничай у меня! — снова рассердилась незнакомка, но не слишком уверенная угроза в ее тоне дали понять ему, что от девушки не исходит смертельной опасности. Гаузен сделал шаг, но не за саблей, а навстречу девушке. Тут она резко отшатнулась.

— Ну, куда же ты? — с насмешливым удивлением воскликнул Гаузен. — Если ты и дальше будешь от меня отдаляться, то, боюсь, нам не удастся спокойно побеседовать!

— Мне не о чем разговаривать с ворами! — с вызовом бросила девушка.

— Вор? — Гаузен бегло оглянулся по сторонам, будто бы речь шла не о нем, и, не выпуская девушку из виду, возмущенно выпалил, — Да я в своей жизни ничего крупнее яблока не украл!

— Крупнее или дороже? — съязвила незнакомка.

— Мне что? Расписку показать? Я порядочный человек и на жизнь зарабатываю честным трудом! — вступился за себя Гаузен, которому надоели эти, как ему казалось, несправедливые нападки.

— Ну, тогда скажи мне, на кого же ты работаешь, юноша с честным сердцем? — поинтересовалась незнакомка, вложив в свой голос еще больше желчи.

— И скажу, — пообещал Гаузен. — Только перестань направлять на меня свою палку. Дразнишь меня ей как бродячего пса!

Гаузен примирительно поднял руки, показывая, что никакой угрозы от него не исходит и исходить не может.

— Видишь ли, дорогуша, — важно протянул Гаузен и многозначительно посмотрел на девушку. — Меня зовут Гаузен, — произнес юноша и дружелюбно улыбнулся. — Хотелось бы узнать и твое имя.

— Нет уж, рассказывай! — одернула его незнакомка. — Если мое имя прозвучит в твоем рассказе, я тебе подмигну.

— Ну что ж… — загрустил немного Гаузен, опуская руки. — До сего дня, да и, наверное, после, я только тем и занимался, что… — юноша снова наткнулся на нетерпеливый взгляд девушки и продолжил по существу, — Я вез товары из Аверлата в Вейносту, но вчера в лесу на наш обоз напали разбойники. Я сражался с ними изо всех сил, но потом к ним из кустов выскочила подмога. Меня чуть не окружили, и мне пришлось бежать. И вот я ночую здесь, так как ходит слух, что эти развалины якобы прокляты. Вот я и подумал, что здесь они побоятся меня искать.

— Ты не очень-то похож на торговца, — усомнилась девушка, и Гаузен решил понизить ставки. — А кто сказал, что я торговец? Я его слуга.

— Эти бандиты тебя сильно поранили? — промелькнуло сочувствие в глазах у девушки.

Гаузен представил свой довольно помято-утомленный вид и лишний раз похвалил себя за находчивость.

— Ну, еле жив, конечно, остался, но в целом, кхе-кхе, — Гаузен для вида откашлялся, будто бы еще недавно его рот был полон крови. — Невредим.

— Извини, я думала, что ты бандит и негодяй, а ты скорее… пострадавший, — посочувствовала несуществующему горю Гаузена девушка.

— Ну почему же я пострадал? Я им неплохо наподдал! Но вот вернусь в Вейносту, я на них всю местную стражу натравлю! — вконец заврался Гаузен.

— Да ты храбрец, я смотрю. Но это место заброшено, и про него всякое болтают. А оставаться здесь, на проклятом месте, тебе не боязно? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Поверь мне, когда тебя недавно чуть не убили, будешь скорее страшиться опасности, с которой уже встречался до этого, нежели той, которую никогда не видел, — мрачно заметил Гаузен, подумав при этом еще и о принце Леканте.

— Извини, что помешала тебе переждать ночь, — успокоилась, наконец, девушка. — Похоже, что мы оказались в этом месте по совершенно разным причинам. Надеюсь, мы друг другу не помешаем.

— Хочешь провести ночь вместе со мной? — оживился Гаузен.

— Ну, сидеть на месте я точно не собираюсь, — ответила девушка, пропустив предложение Гаузена мимо ушей. — Я здесь не случайно. Мне нужно поторопиться. Тебе придется подождать одному.

— Ты что, пришла в руины только для того, чтобы попугать меня? — удивился Гаузен, решив, что незнакомка покидает его.

— Нет, не для этого. Но я буду неподалеку. Мне просто надо отлучиться, — уклончиво ответила девушка и отправилась на прогулку по руинам.

— Не подглядывай! У меня свои дела, — строго предупредила она, когда Гаузен хотел было встать и пойти за ней следом.

Юноша пожал плечами и вернулся к своим сухарикам. Грызя их, он слышал, как девушка бродит вокруг да около в поисках непонятно чего. Вскоре она вернулась.

— Гаузен, — смущенно произнесла девушка, видимо, не решаясь прямо попросить о помощи. — А ты случайно не разбираешься, как устроены замки?

— Конечно, знаю! Я… — Гаузен уже собрался рассказать, что он долгое время прожил в замке, но быстро спохватился, что девушка может задать вопрос, в каком это таком замке он жил, а ему не хотелось упоминать о принце Леканте. — Мне приходилось доставлять товары в самые разные замки. Хотя они обычно далеко друг от друга расположены, но изнутри довольно похожи.

— А что ты можешь сказать о том, что тут было… на месте руин? — спросила девушка, понадеявшись на поддержку знающего человека.

— Дай-ка глянуть, — Гаузен вновь поднялся на ноги и уверенно начал расхаживать по руинам. Девушка неотступно следовала за ним.

— Тут были мастерские, тут спальни, а в этом месте, кто бы здесь ни жил, обедали.

Юноша снова начал подозревать, что здесь когда-то стоял монастырь. Он много лет жизни провел в подобных заведениях и кое-что в них понимал.

— Значит, здесь была столовая? — оживилась девушка. — А почему ты так думаешь?

— Ну, во-первых, по размерам подходит. Видно, что здесь собиралось много людей. К тому же, к этому залу примыкает комната поменьше. Наверняка она была кухней. А еще… — Гаузен медленно расхаживал по развалинам, внимательно высматривая еще сохранившийся пол. — Да вот, смотри, — указал Гаузен себе под ноги. — Тут был обеденный стол. Он давно уже сгнил, даже щепки не осталось…. Но ты погляди какие глубокие вмятины! Их всего… Раз, два… — начал сосредоточенно считать юноша. — Я так и знал! Четыре! — обрадовался он то ли подтверждению своей догадки, то ли тому, что не придется считать до больших значений.

— Ты просто молодец, Гаузен! — благодарно кинулась к нему девушка, но быстро посерьезнела. — Кхм, я просто хотела сказать, что ты умнее, чем… чем показался мне с самого начала.

Уже в следующий миг все ее внимание было сосредоточено на каменистой поверхности развалин.

— Видишь, эта плита, — указала девушка скорее себе самой, чем Гаузену. — Она немного выдается. Но тут не за что зацепиться. Если ручка и была, то не сохранилась. Там точно должно быть что-то…

Тут девушка начала внимательно простукивать камень.

— Сокровища! — не мог сдержать своих мыслей Гаузен.

Девушка пропустила это замечание мимо ушей. Она тщетно ощупывала пальцами плиту, пытаясь найти хоть какую-то возможность отодвинуть ее.

Гаузен, не замечая страданий девушки, начал рассуждать вслух:

— И зачем им сподобилось устроить тайник под столом? Неужели не могли, как нормальные люди, в библиотеке? Я понял! — торжествующе воскликнул Гаузен. — Для этого и придумали, чтобы никто не догадался. Но ведь как неудобно лезть под стол и отодвигать плиту. Наверное, они так сделали для того, чтобы монахи, или кто еще тут жил, не толстели. Раскормленный монах не то, что под стол, в дверь с трудом пролазит, — тут Гаузен отвлекся от своих рассуждений и увидел, что его спутница от своих безуспешных стараний приподнять крышку чуть не стерла пальцы в кровь.

— Я могу помочь, — великодушно предложил Гаузен.

— Кажется, я нащупала, где поднимать, — подняла голову девушка. — Вместе у нас должно получиться. И девушка показала Гаузену, куда сунуть пальцы. От их совместных усилий между плитой и дырой в полу образовалась щель. Девушка тут же сунула в нее посох и начала давить на него.

— Надо сунуть второй рычаг, — начал срываться ее голос от усилий. — Быстрее. Вставляй свою саблю!

— Ты вроде бы велела мне держать от нее руки подальше, — начал было Гаузен, но, поймав гневный взгляд девушки, осекся на полуслове и подчинился.

Раздался неприятный скрежет. Вскоре им удалось отодвинуть плиту, открыв проход под землю. Гаузен с неудовольствием посмотрел на свой клинок. Помимо нескольких весьма внушительных зазубрин, он изрядно погнулся. Юноша понял, что ему придется долго и упорно доказывать дворцовому оружейнику, что он повредил саблю в бою, скажем, ударом о щит, чтобы получить подходящую замену.

— Жди здесь и сторожи вход, — бросила девушка вместо благодарности и собралась уже отправиться вниз.

— Постой-ка, — подумал Гаузен. — Может, там призраки или какие-то чудовища, а тут еще замок возводить. Если это откроется только во время строительства, и всякие твари полезут наружу, то мне несдобровать. Или хуже того, когда замок будет готов, обитателей вдруг начнут пугать до смерти разные гонцы с того света…

— Подожди! — остановил юноша девушку. — А вдруг из-за того, что я потревожил это место, меня постигнет проклятье. Я не хочу оставаться здесь один!

— Ты же вроде не боялся? — напомнила девушка.

— Ну, я думал, что эти руины ерунда, а тут тайна какая-то. Все может быть, — начал изворачиваться Гаузен, которому не хотелось выглядеть трусом. — И еще, — нашелся он. — Я смогу защитить тебя при случае.

— Ладно, — насмешливо согласилась девушка. — Залезай следом, защитник.

 

Глава III

Обладательница зеленого плаща зажгла факел и вошла в проем. Юноша отправился следом.

Уже внизу, пройдя несколько шагов по коридору, девушка резко остановилась, а Гаузен, не успев затормозить, натолкнулся на нее.

— Ой! — виновато произнес Гаузен.

— Что «ой»? Разве тебя не учили говорить «извините»? — возмутилась девушка и, не дожидаясь соболезнований Гаузена, грубо всунула в руки факел, который едва не обжег ему лицо. — Иди вперед и не толкайся.

— Слушай, красавица, а что за штукой мы все-таки полезли? — попытался между делом вставить комплимент Гаузен.

— За штукой полезла я. А ты только сопровождаешь, — объяснила девушка. — Да и вряд ли тебя заинтересует книга…

— А она с картинками? — прикинулся дурачком Гаузен в попытке выманить побольше сведений.

— Там много чего на страницах, — неопределенно отозвалась девушка.

— А я бы ее полистал — интересно все-таки, — не сдавался юноша.

— Она такая древняя, что, наверное, может и рассыпаться. И вообще — библиотек везде полно. Так что лучше почитай что-нибудь в другой раз, — порекомендовала девушка.

— Ну, я думаю, что другого раза может и не наступить, — засомневался юноша, который не особо любил посещать библиотеки.

— А ты не думай — просто свети и факел не роняй, — отрезала девушка, пытаясь сконцентрироваться на собственных мыслях.

Юноша еще несколько раз пытался завести разговор, но девушка была сосредоточена и немногословна. Сдавшись, Гаузен подумал, что может обо всем и после расспросить.

Наконец они выбрались в широкую комнату, которая, по всей вероятности, была библиотекой. Зал был полон развалившейся мебели, практически полностью истлевших бумаг и прочего уже никуда не годного барахла, хотя некоторым книжным шельфам удалось каким-то образом сохраниться.

— Я-то думал, что чтение — это для приличных людей, а на деле — все равно, что на помойке ковыряться! — попытался поднять настроение девушке Гаузен, у которой взгляд как-то потух при виде всего этого мусора. Спутница Гаузена, растеряно, будто заблудившаяся девочка, бродила по книжным останкам. Она тщетно пыталась разыскать хоть сколько-то сохранившуюся книгу, но годы забвения оставляли ей на это мало шансов. Гаузен, видя, как девушка расстраивается, решил помочь ей в поисках. Он подобрал одну из книг и прочитал заголовок вслух.

— Страшные истории для поднятия аппетита. Наверное, это что-то интересное, — предположил Гаузен.

— Это кулинарная книга людоеда, — мрачно пояснила девушка, и юноша брезгливо отшвырнул находку, будто в его руках только что побывал раскаленный уголь.

Тут Гаузен увидел между шельфами особо крупную гору рухляди.

— А вдруг под ней спрятано что-то ценное? — пришла юноше в голову обнадеживающая мысль. Раскидав немало мусора и подняв облако пыли, он увидел, что в глубине кучи что-то белеет… Гаузен протянул было руку, но тут же в ужасе отдернул ее. Это были человеческие кости!

— Уберите от него… от меня… свои мерзкие пальцы! — раздался сердитый возглас. Услышав его, юноша вскочил и в удивлении раскрыл рот.

— Отойди, не прозрачный, — попыталась отодвинуть юношу подбежавшая спутница.

— Он не только прозрачный, но и, похоже, невесомый, — прошептал Гаузен. Слова недовольства принадлежали призраку в длинных одеждах, чья тонкая блеклая фигура просвечивала и подрагивала, будто пламя свечи от легкого вздоха. Забывшись, Гаузен даже чуть было не выронил факел на разбросанные всюду бумаги, но успел перехватить его другой рукой.

— Поосторожней тут! — гневно потрясая бородой, предупредило привидение. — Ты так все скоро тут подожжешь! Хотя мне-то чего… Землетрясение «пережил»! Чего уж мне какой-то пожар?!

— Ну и развел же ты тут грязь, старик, — попытался оправдаться юноша, все еще не оправившись от потрясения.

— Да пусть хоть еще тысячу лет пройдет — ни за что не уберу, — ответил ворчливый голос.

— Вокруг лежит столько книг… Ты, наверное, перечитал их все не по одному разу? — вкрадчиво поинтересовалась юная спутница Гаузена, которая, похоже, вспомнила, зачем она сюда явилась.

— Книги? Да кому они нужны! Утеха для бездельников! — вновь загрохотал бородатый призрак.

— Как же ты можешь так говорить? Ты же библиотекарь! — не смогла сдержать возмущения девушка.

— Библиотекарь?! Разве я похож на этих праздных лентяев?! Я честный уборщик! Посмотрите, каким я был красавцем… — тут призрак приблизился к мусорной куче и откопал оттуда изрядно растрескавшийся череп.

— Ну, ты посмотри, что за парочка… Мертвец и еще мертвее, — ухмыльнулся Гаузен, не заметив, как осуждающе посмотрела на него девушка при этих словах. Но призрак, похоже, не расслышал едкого комментария юноши, и Гаузен решил узнать еще чего-нибудь интересного о загадочной специфике загробной жизни:

— А борода отросла и волосы на голове выпали при жизни или… — но договорить не успел, так как острый локоток его спутницы вонзился ему в живот.

— Все мы когда-нибудь облысеем… У скелетов на черепе ничего, кроме плесени, не растет, — горестно покачал своей головой призрак.

— Наверное, он мел пол своей бородой. Потому-то здесь так неприбрано, — думал юноша, пока пытался отдышаться, уже не решаясь высказать свои мысли вслух.

— Но превратиться мне в поганца-переростка, если я когда-нибудь наведу уборку в этой проклятой библиотеке, — будто прочитал мысли Гаузена бывший уборщик. — После того, как они меня предали!

Тут старик принялся проклинать неизвестно кого на весь зал:

— Сволочи! Столько уже лет здесь торчу! Хотя бы колоду карт оставили пасьянс раскладывать вместо этих дурацких книжек!

— Вы хоть представляете, каково это быть призраком? — начал свой пространный монолог старик, не выдержав сотен лет безответной тишины. — Молчите! Я и так вижу, что не представляете. Быть привидением — это когда даже почесаться нельзя. Ибо призраку нечего чесать! Ах, как я любил чесаться. Так любил, что иногда расчесывался до крови, и где теперь моя кровь? Мертвому все наоборот — твердые стены теперь не составляют мне никакого препятствия, но чистый воздух, пропитанный солнечным светом для меня совершенно непреодолим. Да я вообще не могу покинуть эту проклятую библиотеку, а ведь ее я успел возненавидеть еще при жизни…

— Уломать этого недоживчика будет непросто, — подумал Гаузен. — А если его не вытурить, то никакого замка не случится. Замучает он строителей своим нытьем.

Но призрак и не думал успокаиваться:

— Не перебивайте! Вот при жизни мне не давали и слова произнести, все чего-то приказывали, заставляли… А ведь я так любил поспать! А сейчас я даже глаз сомкнуть не могу — у меня их попросту не осталось! Вечное бодрствование какое-то получается. А все мое нынешнее существование — это сущий кошмар наяву. Кошмар, затянувшийся на несколько сотен лет! А ведь так хочется забыться в сладких грезах, положив голову на мягкую подушку… Ах, как я любил вздремнуть! Эта любовь ко сну меня и погубила… А все из-за этих книжников! Из-за этих умников! Библиотечных червей с гнилыми сердцами! И я отдал им лучшие годы своей жизни! Или нет, постойте-ка… Это были худшие годы в моей жизни!

— Если бы у меня было столько золота, сколько он сидел в подземелье, — подумал про себя Гаузен, которому изрядно надоела болтовня призрачного старикашки. — То я не рылся бы сейчас в мусоре, а купил бы себе замок из зеленого камня… А еще корабль из красного дерева. А то некоторые… — тут Гаузен многозначительно зыркнул в сторону девушки, — держат меня за голодранца какого-то.

Но девушка не обратила на этот взгляд никакого внимания, так как, похоже, хотела о чем-то спросить призрака, но не знала как. Гаузен, не дожидаясь, пока она соберется с мыслями, решил прервать поток сознания призрака и пустить в дело свой скромный дар вежливого обращения с окружающими:

— Крутить-колотить! Вот ведь трепло призрачное! Проповедник обдолбанный! Пылесборник зачуханый! Распричитался тут, как последний побирушка на базарной площади! Я сколько лет провел среди всяких заумных зануд, и не жалуюсь каждому встречному, какой тяжелый отпечаток оставило мне в жизни общение с ними. Катал я их на тележке! Шибко начитанных не любишь, старичок-лысовичок? Держись от них подальше, Катапак подери! А при случае давай незаметно пинка, чтобы мордой в навозную кучу! Тебя что, поросячьего огрызка, на цепи держали, как последнего вшивого пса? Сцапал бы все самое ценное барахло темной ночью, да свалил через окошко, а эти тощие крючконосы бы тебя еще долго проклинали, как ты их сейчас!

После слов Гаузена в подземелье стало совсем тихо и спокойно. Девушка замерла от ужаса, а призрак — от удивления.

— Вот-вот! Я об этом тоже думал, — неожиданно согласился призрак, по-видимому, соскучившийся по обыкновенной площадной ругани. — Каким же я был идиотом, когда согласился на все это? А вы, — с некоторым одобрением обратился он к парочке искателей приключений, — мне сначала показались такими же умниками, что заточили меня здесь.

— Это мы-то умники? Да кто тут кого оскорбляет?! — возмутился Гаузен, сподобив призрака на новые откровения.

— Вы себе представляете — я был единственным человеком, который занимался делом в этом ордене. Когда остальные перебирали бумажки, я разгребал грязь. Да если бы не я — они давно бы все передохли! Они бы задохнулись в пыли, как мухи в закупоренной бутылке. Понимаете? Я каждый будний день спасал им жизни! И как они со мной поступили? Они бросили меня помирать, как рыбу, выкинутую на берег! Да если бы я знал наперед, я бы их всех… передушил во сне, — и призрак выкрутил свои призрачные руки, сдавливая воображаемые шеи… — Поджег бы всю их библиотеку, — он взмахнул руками, изображая пожар. Я бы… — тут он торжествующе замахал вытянутым указательным пальцем, похоже, отыскав из всех пыток самую страшную. — Я бы перепутал им все закладки в книгах!

— Старик, с такими замашками тебе в палачи надо было идти, — с тенью укора дал запоздавший на несколько сотен лет совет юноша.

— Да если бы вы знали, что они со мной сделали, — немного пристыжено пожаловался призрак. — Вы бы подписались под каждым моим словом. Ибо я сам ни писать, ни читать не умею…

— А ты не можешь поподробней рассказать о том, как тебя обидели? С самого начала? — наконец, подала голос девушка. — Может, тебе еще получится как-то помочь?

— Да как мне уже поможешь, — махнул рукой призрак.

— Нам будет легче понять друг друга, — поддержал спутницу Гаузен, про себя подумав: «А заодно понять, как поскорей избавиться от тебя». — Разница поколений, то, се…. Ну, действительно, не секрет же?

Старик заколебался в прямом и в переносном смысле, продемонстрировав лишний раз свою призрачную физиологию. Похоже, в нем все еще боролись сомнения, не подосланы ли его обидчиками эти незваные гости? Но, решив, что подобное их незнание скорее говорит об обратном, старик справился со своим гневом и начал рассказывать все по порядку:

— Это произошло во времена правления четырех королей. Тогда я работал уборщиком в ордене Охранителей Книг…

— Может, книгохранителей? — поправил Гаузен.

— Не перебивай! — шепнула девушка, а призрак счел своим долгом уточнить:

— Они не только хранили, но и охраняли, не давая… Как они там говорили? Ценному знанию попадать в чужие головы. Потому и охранители.

— Может, тогда, охранники? — не сдавался Гаузен.

— Охранникам все равно, что охранять, а эти знали, так что охранители, понятно? — снова начал закипать призрак.

— Как скажешь, дедуля, — снисходительно согласился Гаузен. — Чего ж тут не понять! Наверное, орден был ну просто охрани-и-ительный! — последнее слово он намеренно растянул, изображая восторг.

— Если ты не объяснишь своему другу, что старших нужно хоть немного уважать… — устав препираться, обратился призрак к девушке.

Ни слова не говоря, спутница Гаузена поудобней ухватила свой посох и так стукнула его по макушке, что юноша присел почти до самого пола.

— Ну, вот так они со мной и обращались… — то ли одобрительно, то ли осуждающе произнес призрак и стал рассказывать дальше:

— Меня звали Эрмин. Сейчас уже никто не помнит мое имя, да и тогда никто на меня особого внимания не обращал. До поры до времени не замечали… Пока не найдут какую-нибудь пылинку. А найдут — такой крик поднимут: «Эрмин, ты развел грязь! Эрмин, из-за тебя вокруг плесень! Эрмин, в углу паук сплел сеть! Эрмин, крысы погрызли кожаный переплет! Да как будто я их нарочно разводил! А ведь могли и канделябром по спине приложить! Я еще удивлялся, что вроде ученые люди, и добрее должны быть! Но потом я понял, что кругом меня окружают одни только негодяи!

— Вот-вот, — прибавил Гаузен, все еще потирая ушибленное место и недовольно поглядывая на свою обидчицу. — От ученых добра не жди. Ученость только и служит, что для оправдания всяких гадостей, вроде мучения ящериц или пускания крови.

Глаза привидения благодарно полыхнули, и его тон сменился с озлобленного на жалостливый:

— И что я им сделал? Ну, иногда воду на книги проливал. Бывало, о метлу мою запинались. Ну, любил поспать, но кто же не любил?

— Слушай старик, а ты умер таким или за все эти сотни лет состарился? — мелькнуло в голове у Гаузена. Ему вдруг опять стало интересно, стареют ли привидения? Но он решил не задавать этот вопрос, понимая, что этим может снова разозлить призрака.

— Да что им мог сделать такой жалкий старик, как я, — вновь запричитал Эрмин.

— Ага, значит, помер в старости. Ну, так чего расстраиваться? И так ему недолго оставалось, а тут еще и почти что бессмертие привалило, — подумал Гаузен, благоразумно промолчав.

— Тогда я не понимал причину их пренебрежения, но за долгие годы неусыпных ночей мне все стало ясно. Эти буквоеды попросту ненавидят простых людей! Для них я был букашкой, и меня расплющило как букашку. По их вине! — рассуждал призрак, распаляясь все больше и больше.

— Неслабо, наверное, пристукнуло… — посочувствовал Гаузен.

— Лучше тяжелое ранение, чем легкая смерть! И любая смерть лучше этого! Уж лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас! — не прекращая, лил потоки гнева призрак.

— Тебя что, книгой придавило? — не выдержал Гаузен.

— Если бы все было так просто! — даже и не думал закругляться призрак. — Однажды, после длинной ночной смены я очень крепко спал. И, по-видимому, пока я спал, случилось землетрясение или еще какая-то ерунда. Как сейчас помню свой последний сон:

Будто бы я пошел в лес по ягоды, а они на деревьях растут. И я прыгаю, прыгаю, а еще думаю — надо назад вернуться, лестницу взять. Тут меня как ягодкой по голове и шарахнет! И темнота. А когда очнулся и понял, кем я очнулся, то лучше бы и не просыпаться вовсе! Сами-то книжники убежали, а меня будить не стали. А потом, видимо от встряски, факелы со стен попадали и подожгли то, что не было завалено камнями. После этого я превратился в какую-то ерунду. Нежить — вот подходящее слово. Ведь никому не захочется так жить. Кто-то скажет, что это бессмертие! Но ведь я… Я никогда не просил об этом!

— Всегда так тяжело, когда кто-то, кого ты знаешь очень давно, погибает… И ты ничем не можешь помочь, — печально произнесла девушка, которой стало жалко несчастного старика.

— Это им-то было жалко? Да ничего подобного! — возразил неупокоенный уборщик. — Потом эти проклятые книжники вернулись. Думаете, они вернулись справиться обо мне? Как бы не так! Они даже не стали хоронить мои останки должным образом! Они искали свою главную святыню — Книгу Знаний. И вот тут их ждала маленькая неприятность! Книгу-то я надежно спрятал — не подкопаешься. А если они были близки к ней, то я незаметно перепрятывал ее. Так что не книжка им вышла, а заячья припрыжка.

— А что случилось потом? — взволнованно осведомилась девушка.

— А потом мои останки лежали на полу, пока их не сгрызли мыши… Впрочем, не надо плакать обо мне, ведь я давно уже мертв, — погрустнел от неприятных воспоминаний призрак.

— Ну, хоть мышам была какая-то польза, — ехидно шепнул Гаузен девушке. Она бросила на юношу взгляд, полный ненависти, и снова обратилась к Эрмину:

— Я хотела узнать, что случилось с Книгой Знаний?

— Я так и знал! — вновь разозлился призрак. — Вы оба — из ордена Охранителей Книг. Вы ничего от меня не получите! Убирайтесь отсюда немедленно! — в своем гневе призрак поднял небольшой смерч, в котором закрутилась пыль, перемешанная с обрывками страниц, и с каждым мгновением вихрь становился все сильней. Девушка успела закрыть лицо плащом. Плащ же Гаузена был слишком коротким после недавней стычки, и он пытался закрыть лицо руками.

— Мы не из ордена Охранителей Книг! — закричала девушка. — Его давно больше нет!

— Как нет? — удивился бывший уборщик, и вихрь тут же прекратился.

— Я из другого ордена, — созналась девушка. — Из ордена Всемзнания.

— Орден Всемзнания? — переспросил призрак. — Как же охранители ненавидели этот орден! Я даже вам симпатизировал немного, только вот не знал, что вы из себя представляете.

— У нас все наоборот, — заверила девушка. — Мы книги не прячем, а стараемся распространять полезные знания среди людей.

— Не храните книг, говорите? Если бы я тогда знал, то ни за что не нанялся бы к этим книжникам. Когда книги не хранятся, то и убирать, наверное, приходится немного, — тут призрак насторожился в недоверии. — Но если я отдам вам книгу, зачем мне здесь будет торчать? Я свой тяжкий быт проклял еще при жизни, а призрачный ничем не лучше… Но все же была какая-то цель… Сохранить книгу… А потом? Что дальше? И главное не что, а зачем?

— Милый Эрмин, — ласково произнесла Лин. — Книга Знаний — это не простая книга. Она принадлежала основателю нашего ордена Демиану и досталась ему свыше, но была вероломно похищена охранителями книг. И не столько ты сохранял ее все эти годы, сколько она сохраняла тебя.

— Как это? — не поверил услышанному призрак.

— У Книги Знаний кроме самих знаний есть другие возможности, — терпеливо начала объяснять девушка. — В том числе и связь между мирами. Чтобы ты уберег ее, она не пускала тебя в иной мир. Кроме того, ей необходимо человеческое сознание…

— Проклятая книга! — прервал девушку призрак. — Все эти годы я служил ее никчемным придатком!

— Неправда! Книги служат людям, но не наоборот, — попыталась возразить девушка, но призрак не обратил внимания на ее слова:

— Надо было сразу сжечь ее, и я был бы свободен!

— Ни в коем случае! — испугалась девушка. — Уничтожив книгу, ты бы вызвал столько бед, последствия от которых были бы до того ужасны, что никому в мире и представить нельзя!

— Что же мне делать? — сдался старик. — Может быть, я ворчлив и неопрятен, но не злодей какой. Я не заслужил всего этого, клянусь Катапаком!

— Есть способ, который поможет тебе успокоиться навсегда! — заявила девушка. — Просто передай ее мне, и ты навеки распрощаешься с этим миром вместе со своими страданиями.

— А вы не обманываете? — заподозрил неладное призрак.

— Ты был обманут, Эрмин, но не нами, а орденом Охранителей Книг. Похоже, что на книгу было наложено мощное заклятье. Оно не давало упокоиться ближайшему к ней обитателю ордена, чей дух бы вечно бодрствовал, пока книга не будет возвращена в человеческие руки. Предполагалось, что в случае опасности верный ордену библиотекарь, погибший ближе всего к книге, и дальше продолжил бы свою службу. Он спрятал бы книгу от врагов, а потом вернул ее своим соратникам по культу. А пока этого не произошло, твое сознание было связано с книгой, не давая духу рассеяться. Но, наверное, из-за пожара они решили, что книга пропала в огне безвозвратно и перестали ее искать. А предательства от служителя ордена они, похоже, не ожидали…

— Предательства? Да кто кого вообще предал? Сам того не зная, я все эти годы был частью заговора ордена! Я не хочу больше в этом участвовать. Да пропади все пропадом! Пропадите вы все пропадом! — запричитал призрак и исчез.

— Неужели он пропал насовсем и больше к нам не вернется? — испугалась девушка. Гаузен попытался ободряюще обнять ее, но та резко отдернула его руку со своего плеча. В этом момент призрак вернулся. В руках он держал книгу.

— Вот, берите, — протянул реликвию призрак. — Делайте с ней, что хотите. А сейчас мне хочется просто исчезнуть, если нет возможности начать все с чистого листа…

— Ты сделал доброе дело, Эрмин, оградив книгу от рук служителей ордена Охранителей Книг, — не спешила брать книгу из рук призрака девушка. — Если бы им удалось сохранить книгу, то, возможно, их преступный культ существовал бы и поныне.

— То есть, — восторжествовал призрак. — Они развалились… из-за меня? Наконец-то! Мне удалось отомстить им! Я столько проклинал этих никчемных библиотекарей, а оказалось, что их проклятье рухнуло им же на головы!

— Раз уж мы расстаемся, и ты наконец обретешь успокоение… Ты не мог бы… простить их? — с надеждой поинтересовалась девушка. Вместо ответа призрак уставился в недоумении, явно оскорбленный предложением девушки.

— Они уже заплатили за свои ошибки. Прости их, тебе будет легче… — снова попыталась переубедить Эрмина девушка. — Их уже давно здесь нет, а скоро не будет и тебя. Туда, куда ты отправишься, ненависть будет ни к чему.

— С чего это бы мне прощать всех их! Разве они когда-нибудь извинялись передо мной?! — снова вспылил призрак.

— Они такие же заблудшие души, как и ты, — не сдавалась девушка. — Когда-то орден Всемзнания и орден Охранителей Книг были едины, называясь просто орденом Знания. Но потом последователи ордена разделились. Одна часть решила сохранить верность прежним убеждениям Демиана, считая, что знания нужно сохранять как можно дольше. Те же, кто были иного мнения, стали распространять знания среди окружающих. Понимаешь? Орден Охранителей Книг просто неправильно истолковывал учение Демиана.

— Так вы были одним орденом?! — взбесился призрак. — Может, зря я о вас хорошо подумал! Может быть, вы были такими же…

Девушка так и не забрала книгу, и Гаузен испугался, что Эрмин передумает отдавать ее и спрячет навсегда. Он рванулся навстречу призраку и выхватил реликвию из его холодных мертвых рук. Призрак тут же рассеялся. Юноша протянул книгу своей спутнице, ожидая найти в ее глазах благодарность. Но она смотрела на него с такой ненавистью, что Гаузен решил, будто она сейчас снова его ударит.

— Ты ужасный человек, Гаузен, — презрительно произнесла девушка и направилась к выходу.

— Мы столько времени тут провели вместе с неупокоенной нежитью, а ужасный — вдруг сразу я? — поразился юноша, до крайности удивленный реакцией спутницы, и бросился догонять. — Да ты понимаешь, что еще чуть-чуть — и он бы уже никогда не отдал эту книгу! Я просто воспользовался шансом и забрал ее!

— Воспользовавшись этим шансом, ты отнял шанс у Эрмина! А книгу бы он отдал все равно, — продолжала расстраиваться девушка.

— Так уж бы и отдал! Видела, как у него глаза полыхали? Как он бородищей тряс? Свой гнев надо держать при себе! Это послужит ему хорошим жизненным уроком… — сказал Гаузен и осекся на последней фразе, которая была в данных обстоятельствах не вполне уместна.

— Ты видишь в людях только плохое, — настаивала девушка. — В конце концов, он бы успокоился и ушел с миром.

— Ну, извини, — сдался Гаузен. — Я ведь и за тебя испугался. Кто бы мог знать, что все так выйдет?

— Ты что, никогда никого не слушаешь? — обвинила его напоследок девушка, устав спорить с юношей. — Я же сказала, что прикосновение человеческих рук освободит его от проклятья!

— Ну, по крайней мере, ты получила то, зачем пришла, — пожал плечами Гаузен, про себя подумав:

— Ну и чему я научился из этой истории? Как обычно — ничему!

Девушка, вспомнив о книге, бережно положила ее в сумку. Вскоре спутники выбрались наружу.

 

Глава IV

Гаузен сопроводил девушку наверх, и, несмотря на грустный осадок, оставленный встречей с призраком, почувствовал определенное облегчение. В развалинах, похоже, не осталось больше других привидений, а это значит, что на их месте можно будет построить новый замок. Кто знает, может получится вернуться к Леканту с донесением и успеть к праздникам. Но радость была омрачена тем, что юноше придется расстаться со своей попутчицей, чего ему не очень хотелось. Ему было любопытно, что за книгу захватила девушка, да и сама юная особа была ему тоже совсем не безразлична.

Тем временем, девушка покинула руины и отправилась в ближайший лес. На опушке у дерева стояли две лошади — белая и черная.

— Здорово! — искренне восхитился Гаузен. Он так любил лошадей, что даже не особо расстраивался, когда ему приходилось вычищать конюшни в замке Леканта. — Всегда мечтал иметь таких. А вторую ты захватила, чтобы первой скучно не было? — попытался пошутить юноша, но девушка только помрачнела от этой остроты.

— Вторая принадлежала близкому мне человеку, но он погиб в схватке с бандитами, спасая мою жизнь, — печально объяснила девушка.

— Мерзавцы, — только и смог, что произнести Гаузен. Ему было не столько жаль погибшего незнакомца, сколько он ненавидел тех негодяев, которые покусились на жизнь его спутницы. Юноша, немного помолчав в знак сочувствия, подумал, что настал подходящий момент снова предложить свою помощь.

— Я вполне могу сопровождать тебя дальше, если нам по пути, — произнес Гаузен и решил, что не следует сильно спешить докладываться Леканту. Если принц узнает, что задание выполнено раньше срока, то может подумать, что Гаузен поработал не совсем добросовестно.

— Сюда я добралась одна, и дальше тоже как-нибудь сама управлюсь. Да и много ли от тебя будет толку? — скорее утверждала, чем спрашивала девушка.

— Но ведь я помог! — возмущенно откликнулся Гаузен.

— Помог ты только тем, что посветил в пару щелей! А в остальном ты вел себя просто отвратительно. Ты чуть все не испортил! — не согласилась с ним девушка.

— Ну, знаешь… Ты еще не видела меня в действии! Дай мне второй шанс! — не сдавался Гаузен, не признавая за собой ошибок.

— В подземелье у тебя их было сколько угодно! — настаивала девушка.

— А вдруг меня схватят и будут пытать, чтобы выведать, куда ты направляешься? А вместе мы скорее отобьемся, чем поодиночке! — пустил в ход свой последний аргумент юноша.

— Ладно, вояка, уговорил. Но только чтобы никаких непредвиденных остановок, — согласилась наконец девушка. Но нельзя было сказать, что она сильно обрадовалась своему решению.

Девушка вскочила на белую лошадь, а Гаузен — на черную, и оба устремились в дальнейший путь. Остатки плаща юноши нелепо развивались на ветру, неприятно натягиваясь на шее, так что юноша просто снял его и засунул в сумку.

— Слушай, красавица, а ведь я не знаю, откуда ты и как тебя зовут? — вспомнил юноша.

— Я Фелиндия… Из Альдории, — представилась девушка и снова равнодушно стала смотреть куда-то вдаль.

Через некоторое время Гаузену захотелось продолжить разговор, но он не знал как. Так что он просто смотрел на девушку, ожидая, что ей самой захочется чего-нибудь спросить или рассказать.

— Чего уставился? — наконец повернула голову Фелиндия.

— Никто не говорил тебе, что у тебя прекрасные… глаза, — неумело попытался сделать комплимент юноша.

— Много раз, — согласилась девушка. — У нашего архивариуса слабое зрение, и он часто просит меня прочитать неразборчивые места в манускриптах.

Гаузен не знал, что на это ответить, но через некоторое время решился на новую попытку:

— Так ты монашка? — неуверенно спросил Гаузен, глядя, как лихо девушка скачет на лошади.

— То, что я состою в ордене… Конечно налагает на меня обязательства, но не такие, которые мешают выполнять мои обязанности, — уклончиво ответила Фелиндия.

— А вот я вырос в монастыре, — с наигранным простодушием признался Гаузен, стараясь выиграть доверие девушки и поддержать разговор.

— Так ты… монах? — с улыбкой поинтересовалась девушка, и Гаузен решил, что нашел в девушке общую точку соприкосновения.

У юноши возник соблазн ответить утвердительно, тем самым, надеясь добиться от девушки большего расположения. Но в ее вопросе звучало некоторое недоверие, ведь на монаха Гаузен ну никак не походил. Да и подобное признание накладывало на себя определенные ограничения в общении с девушкой.

— Нет, я там только воспитывался, — честно ответил Гаузен.

— Что-то незаметно, что ты воспитанный! — едко возразила девушка.

— Вот видишь! — не обиделся юноша. — А ведь я сказал правду. Значит, моей вины тут нет! Это все вина воспитателей! — тут на Гаузена накатила череда воспоминаний о не то чтобы уж очень счастливом, но точно, куда более безбедном детстве. Но он решил, что лучше о них промолчать.

— Ты что, всегда во всем винишь только окружающих? — возмутилась девушка.

— Что, правильней будет за все винить только себя? — парировал Гаузен.

— Хотелось бы мне знать, — немного задумавшись, неожиданно помрачнела Фелиндия и замолчала.

— А могу я звать тебя просто Лин? — попросил спустя некоторое время Гаузен.

— Лин? К чему эта фамильярность? — насторожилась девушка.

— А у меня от «Фелиндия» нос чешется, — нашелся юноша.

— Ты что, носом говоришь? — удивилась девушка.

— Когда я выдыхаю «пфе», то струя воздуха кончик носа щекочет. Как будто табак нюхаю, — пояснил Гаузен.

— У вас мужчин один табак и выпивка на уме, — сердито пожаловалась девушка.

— Да нет же! — не согласился Гаузен. — Мне просто будет приятней звать тебя Лин. Фелиндия — это имя одной из воспитательниц в монастыре, где я рос. Каждый раз, когда я произношу это имя, я морщусь.

— Как от табака? — не упустила момент поддеть Гаузена девушка.

— Ну чего ты привязалась? — обиделся юноша. — Да вообще у меня была только одна вредная привычка, — смущенно произнес Гаузен и, вспомнив детство, попытался сменить тему. — Но я от нее давно избавился!

— Что за привычка? Воровство? — съязвила девушка.

— Да как ты могла подумать! Помогаешь тут всяким, а тебя за проходимца какого-то держат, — разобиделся Гаузен.

— Ну, тогда, наверное, чего похуже? — не отступала девушка, и Гаузен понял, что если он не расскажет ей всю правду, то она от него не отстанет.

— В детстве я рос в монастыре водного бога Катапака, — немного смутившись, начал юноша. — И когда мне сильно хотелось по малой нужде, то зачастую я не бежал в отхожее место, которое находилось далеко во дворе, а пользовался ближайшим источником для омовения рук. Ну, просто подходил вплотную и делал вид, что мою руки. И тут подходит воспитательница Фелиндия, а я уже не могу остановиться и убежать, но делаю вид, что все нормально. А она сразу-то и не разглядела и говорит мне: Молодец, Гаузен, ты мой маленький чистюля, можно и мне на руки полить… А как подошла поближе, так заорала! Я чуть не оглох. Я месяц потом по ночам в кровати, кхм, кошмарами мучился, — тут юноша спохватился, что наговорил лишнего, но увидел, что девушка впервые за время их встречи смеется во весь голос. Гаузен, несмотря на всю неловкость ситуации, с радостью подумал, что между ними больше нет того недоверия, которое было вначале.

— Наверное, — борясь с последними приступами смеха, предположила девушка, — она тебе до сих пор по ночам является.

— Теперь ты понимаешь, какие воспоминания у меня от этого имени? — попытался вызвать сочувствие у девушки Гаузен.

— А по тебе ведь и впрямь не скажешь, что ты любишь умываться, — все еще улыбаясь, заметила Лин.

— О чем это ты? — насторожился Гаузен.

Девушка показала пальцем на его лицо. Гаузен провел по нему рукой и увидел, что она вся запачкалась. Похоже, что он оброс грязью еще в подземелье, когда рылся в книгах и попал в вихрь, устроенный призраком.

— Надо остановиться и поискать источник или реку, — спохватился юноша.

— Лучше ополоснись из фляжки, — посоветовала девушка.

— Там не осталось воды, — уклончиво ответил Гаузен. Он не хотел, чтобы девушка узнала, что там вино и обвинила его в пьянстве.

— Тоже мне беда, — пожала плечами девушка. — До этого не замечал, и сейчас не обращай внимания.

— Легко тебе говорить! Ты же не запачкалась! — возмутился юноша.

— Ну, может быть, правду люди говорят, что свинья всегда грязь найдет! — отозвалась Фелиндия.

— Я же шел впереди. Можно сказать, защищал тебя от пыли и грязи. Давай найдем ручей! У нас в Велитии бог воды — самый главный бог. Он грязнуль не любит! — продолжал упрашивать Гаузен.

— Мало ли в наше время немытых по миру шляется? А к чистому всегда больше подозрений. Если человек может позволить себе мыло, то у него могут быть деньги, а уже это может привлечь внимание разбойников. Уж кто-кто, а бандиты знают: Кто за собой следит, тому есть чего терять, — не переставала поучать Гаузена девушка.

— Ну, по тебе не скажешь, что ты за собой не следишь, — попытался возразить и одновременно сделать комплимент Гаузен.

— Я же девушка, — хмыкнула Фелиндия, пропустив похвалу мимо ушей. — Если будет возможность по пути, то остановимся. Я, конечно, служу другому ордену и не знаю всех ваших обычаев, но думаю, что ваш Катапак не такой сердитый, чтобы карать каждого неумывайку. Да и вообще, куда ты так торопишься? Почему тебе так хочется умыться непременно сейчас?

— Я думал, что ты меня… — начал было юноша, но в смущении замолчал.

— Я тебя что? — обеспокоилась девушка.

— Да так, ничего, — замялся Гаузен, и некоторое время они ехали молча, пока юноша не вспомнил другую свою просьбу:

— Ну, так что, могу я называть тебя Лин? — вновь предпринял попытку Гаузен.

— А почему хотя бы не Лина? — предложила девушка.

— Лина — это как-то длинно, — неуверенно возразил Гаузен.

— Ну ладно, можешь звать меня Лин, — согласилась, наконец, девушка. — Тем более, меня в ордене все так зовут.

— Что ж ты раньше упиралась! — прошептал Гаузен, лишний раз подумав о том, как он все-таки мало понимает этих женщин.

— И не надейся, что я буду звать тебя Гонзиком, — добавила девушка.

— Вот уж это я как-нибудь стерплю, — все еще сердито отозвался Гаузен. — А у вас в ордене все такие несговорчивые? — вдруг вырвалось у него.

— Да что ты вообще знаешь об ордене Всемзнания? — вспыхнула девушка.

— Ну, я слышал, что у вас, когда ложатся спать, вместо подушек кладут под голову книги, — предположил юноша.

— Это еще что за ерунда! — возмутилась Лин, но Гаузен не сдавался.

— Да ладно, чего уж тут! Каждый культ — он со своими странностями. Вот в Хаслинии поклоняются огненному богу Шальварку и всю пищу жарят только на огне. А суп готовят, пока кастрюля не выкипит хотя бы на половину, чтобы, как они говорят, вода пропиталась огнем. Ерунда какая-то! Вода и огонь несовместимы! Вот у вас в Альдории все понятно без вопросов. Мне тут рассказывали, будто вы настолько любите чтение, что даже на обед едите жареных книжных червей, — тут девушка прямо задохнулась от возмущения, но это было еще не все, что Гаузен знал об ордене Всемзнания. — А еще я слыхал про одного служителя вашего ордена. Так он был такой жадный, что всю жизнь искал колодец, исполняющий желания. И когда нашел, то ему нужно было бросить туда монетку и загадать желание. Ему пришлось пересилить себя вместе со своей жадностью и выбросить монетку в колодец. Но когда он ее кинул, сил сдерживать свою жадность у него совсем не осталось, и он бросился вниз в колодец за монеткой. А ведь мог бы пожелать себе горы золота!

— Гаузен, тебе никто не говорил, что твой язык похож на лопату? — раздраженно прервала юношу Лин.

— В смысле, это потому что я острый на язык и каждое мое слово вызывает смех? — наобум ляпнул Гаузен.

— Нет, это все из-за того, что каждым своим словом ты копаешь себе могилу! — рассержено выпалила девушка и обиженно добавила:

— И вообще мы жадные только до знаний. У нас даже поговорка есть — лучше книга в руке, чем монета в кошельке.

Некоторое время они опять ехали молча.

— Чего молчишь? — не выдержал, в конце концов, Гаузен.

— Если отвечать на каждое слово, — все еще сердилась Лин, — то люди бы не замолкали, как птицы в лесу.

— Даже птицы по ночам спят, — разумно подметил Гаузен.

— А филин? — вспомнила исключение девушка.

— Филин — эта такая пучеглазая птица, что у нее глаза не закроются при всем желании, — с непоколебимой уверенностью в собственной правоте заявил юноша.

— А я смотрю, ты хорошо разбираешься среди себе подобных, — скептически отозвалась Лин.

— Я что, похож на птицу? — не разобрал намека на собственное невежество юноша.

— Ага, на вороненка, — не поворачиваясь, заявила девушка будничным тоном подобным тому, каким обычно говорят о погоде.

— Это почему сразу и на вороненка? — запротестовал Гаузен. Он надеялся на орла, ястреба или, на худой конец, коршуна.

— Такой же нахальный, темноволосый и вечно суешь свой нос не в свое дело, — разоткровенничалась девушка.

— Это я-то сую руки не в свой нос? То есть не в свое дело, — смутился Гаузен. — И это после того, что мы вместе пережили?

— Вот именно! — подтвердила Лин. — Если бы не пережили, я бы о тебе так не говорила!

— Ну, ладно, — решил отступить Гаузен, которому уже надоело спорить. — Хватит уже клеваться насчет всякой ерунды. Если тебя раздражают мои вопросы, то тогда сама расскажи мне что-нибудь!

— Что рассказывать? — насторожилась Лин.

— Ну, расскажи, к примеру, про историю твоего ордена, — предложил Гаузен.

— Тебе действительно интересно об этом послушать? — удивилась девушка.

— А ты постарайся, чтобы не было скучно! — решил приободрить он девушку. — Если я засну от скуки, упаду с лошади и сломаю себе шею, то вся вина от произошедшего будет на твоей совести.

— Хочешь сказать, я зануда!? — обиделась Лин.

— Нет, ну просто любопытно, — снова пошел на попятную Гаузен. — Я ни в коем случае не хотел сказать, что твой орден состоит из одних только зануд… То есть мне хотелось бы узнать, о том, что за люди основали твой орден и как они с тобой связаны. А если не хочешь рассказывать о себе, то расскажи о том, что дорого тебе самой…

Последние слова несколько смягчили сердитый настрой Лин, и она решила выбрать историю, которую, похоже, знала лучше остальных:

— Если тебе интересно знать про наш орден… А про наш орден ты, по-видимому, не знаешь ничего, то следует начать с самого основания. Точнее с человека, который основал Орден Всемзнания… Вообще-то эту историю у нас рассказывают маленьким детям, но, я думаю, и тебе будет вполне по силам разобраться в ней, — не удержавшись от остроты, начала девушка.

— А почему все-таки орден Всемзнания, а, например, не Всезнания? — переспросил Гаузен, которого немного задело то, что девушка усомнилась в его умственных способностях.

— Потому что знать все невозможно, но знания нужны всем, — пояснила девушка. — И вообще, не придирайся! Основатель Демиан всегда говорил, что главное — не в букве, а в смысле.

— С этим я, пожалуй, соглашусь, — сказал Гаузен, у которого с правописанием было не очень хорошо еще с монастырских времен, и дал девушке продолжить:

— Демиан родился в Альдории в небольшой деревне в доме, где жила семья свинаря…

— Ну, по крайней мере, у него была семья и дом, — подумал Гаузен про себя, но не удержался от уточнения:

— А свинарь — это нечто среднее между пахарем и свинопасом?

— Нет, так в его селении называли колбасников, — поспешно объяснила девушка, стараясь не отвлекаться от основной нити повествования. — Среди других жителей он выделялся разве что светлым умом, но так как он был таким же чумазым, как и остальные дети, это мало кто замечал. А еще он очень любил рыбачить. И вот однажды…

— Его проглотил гигантский морской змей! — предложил свою версию Гаузен, которому захотелось слегка оживить повествование.

— Не перебивай! — одернула юношу девушка. — Однажды заметив, что рыба клюет на шевеление концов червя, он обнаружил, что у червя их только два — спереди и сзади. Тут маленький Деми обратил свое внимание на муравьев и увидел, что у них целых шесть отростков, то есть лапок. Да еще червяков приходилось выкапывать, а муравьи копошились прямо под ногами. Тогда-то Деми решил, что для рыбалки муравьи — лучшая наживка…

— Что-то больно уж внимательно он этих букашек рассматривал, — заподозрил неладное Гаузен. — Наверное, он их поедал тайком, а всем говорил, что ходит на рыбалку!

— Да как ты смеешь сомневаться в честности Демиана! — возмутилась Лин. — Каждый отрывок в этой истории несет в себе глубокий смысл, недоступный для непосвященных!

— Похоже, что этого Деми посвятили еще в глубоком младенчестве. Головой об деревянный пол, — подумал Гаузен наперекор Лин, но вслух сказал:

— И вообще, Деми — это девчачье имя!

— Да много ли ты разбираешься в девчонках?! — парировала Лин, которая, похоже, уже начала привыкать к придиркам Гаузена. — Сначала маленький Деми пытался ловить муравьев руками, но они больно кусались. Посмотрев на свои руки, покрытые от укусов волдырями, маленький рыбак задумался.

Ему пришло в голову, что муравей — это тот зверь, которого можно ловить в одиночку, но не по одиночке. И что если муравьи сами не идут к нему в руки, то пусть идут куда-нибудь еще. А переманить всегда легче, чем заставить. И, благодаря глубоким размышлениям, на него снизошло озарение.

Он налил немного меду в небольшой кувшин, остальную часть размазал по стенкам изнутри и оставил на ночь, надеясь, что к утру сосуд будет заполнен доверху наживкой для рыбы. Расчет юного Демиана был верен, но в ту ночь на мед польстились не только муравьи…

— Вот недотепа! В его годы я тащил рыбу не из речки, а с кухни, — подумал Гаузен и продолжил слушать историю:

— И вот, пока маленький Демиан лежал в постели, случилось такое, что и присниться не может, — с тревогой в голосе рассказывала девушка. — В ту ночь в огород забрался огромный, косматый и страшный зверь!

— Жуть какая! — вырвалось у Гаузена, которому представилось чудовище размером с крылатого ящера.

— И вот он тихо подкрался, пока все спали… — продолжала нагнетать обстановку Лин. — Подобрался к кувшину с медом и попытался вылизать его. Но, к несчастью для животного, в сосуд уже набилось изрядное количество муравьев, озверевших от темноты и тесноты. Они начали кусать попавший внутрь язык, отчего тот распух до невероятных размеров и застрял в кувшине. Зверь пытаясь вытащить язык, схватился за кувшин, но ничего не получалось. Зверь неистово катался по земле, ломал все вокруг, но эти усилия лишь усугубили его и без того тяжкое положение — кувшин застрял у зверя прямо в глотке.

— Откуда все это известно? Твой Деми, что ли, всю ночь в кустах просидел? — прервал историю Гаузен.

— А ты не подумал, что потом остались следы — сломанные ветки, примятая трава? — нетерпеливо растолковала Лин. Тут Гаузен снова умолк, и девушка перешла к заключительной части тяжелой судьбы неудачливого чудовища:

— И тогда зверь в последний раз вздрыгнул лапами и задохнулся. Наутро селяне обнаружили медведя, погибшего весьма неестественной смертью. Пока местные жители размышляли над увиденным, подоспел и сам Деми.

— Я всего лишь хотел оставить приманку, чтобы раздобыть наживку для рыбы, — сбивчиво пытался объяснить мальчик.

— Он хотел поймать медведя, чтобы тот удил ему рыбу! — не понимали недалекие сельчане.

— Да нет же! Мне нужны были муравьи, а не медведь! — возражал Деми.

— Хотел убить муравья, но не рассчитал сил и убил медведя! — восторгались односельчане.

— Нет-нет! Я не хотел его убивать! — отрицал парнишка.

— Не хотел, но убил! Какая силища! Да с нашим Деми шутки плохи! — расхваливали мальчика его соседи.

Гаузен с трудом удерживался от смеха, наблюдая, как девушка разыгрывает диалог на два голоса. Увидев его реакцию, девушка смутилась и продолжила рассказ более подобающим для поучительных историй тоном:

— Несмотря на все попытки объяснить произошедшее, наивные жители деревни так и не смогли понять того, что произошло на самом деле. Да и сам Деми далеко не сразу восстановил всю цепочку событий этого недоразумения. В итоге, мнение деревенских касательно недавних событий существенно разделилось. Одни сошлись на том, что Деми хитроумно подкараулил и убил медведя. Другие говорили, что косолапый зверь пытался отнять у Деми мед и поплатился. Третьи рассказывали, что медведь ловил рыбу, и Деми решил, что это муравей — и ненароком придавил его. Четвертые утверждали, что лесной обитатель напал на муравьев, а Деми вступился за них. А пятые были уверены в том, что медведь пил мед из кувшина и не стал делиться им с Деми, за что и заслужил свою страшную кончину. Вскоре из-за распускаемых о нем небылиц Демиан стал самым прославленным человеком во всей округе.

— Глядите, — говорили жители. — Вот идет Деми, Который Поборол Медведя. Мальчик быстро привык к обрушившейся на него славе и очень ею гордился, но каково же было его разочарование, когда внезапно она исчезла как пыль после дождя.

В один прекрасный момент в деревню приехала бродячая ярмарка. И когда народ ринулся поглазеть на акробатов, шутов и прочую живность, все как-то сразу позабыли про невероятные подвиги Демиана. Для мальчика это стало полной неожиданностью — он всерьез считал, что геройская слава останется с ним на всю жизнь и обессмертит его в веках. Погоревав немного, он понял, что этим былую популярность не вернуть и решил посмотреть на то, что так взбудоражило всю деревню. Побродив немного вокруг да около, он остановился у клетки с хищными зверями. Старый дрессировщик, увидев печального мальчика, решил его немного отвлечь:

— Что грустишь, малец? У меня беда побольше твоей будет. Совсем у меня мало зверей осталось. А был один мишка, да стар стал, вот я его недавно и отпустил на волю. Все равно у него уже из трюков ничего не выходило, да и помирать ему было скоро, наверное. Безобидный был, добрый, зубы выпали, когти обломались… Кого бы он там задрал? А ведь был когда-то заглавным развлечением цирка! Ну а теперь же кто его вспомнит?

— Неужели слава земная столь недолговечна, и, как бы ты ни старался, все равно все позабудут про твои деяния? — ужаснулся Демиан.

— Я тебе верно говорю, — ответил хозяин зверинца. — Кем бы ты ни был, хоть воином, хоть королем, и чего бы ты не натворил, природа людей такая — поговорили, порассуждали, разошлись и позабыли. Спустя сотни или тысячи лет, но обязательно обо всем позабудут.

Это еще больше опечалило Демиана, сразу же разрушив его надежду на дальнейшие подвиги, которые он мог бы совершить ради славы.

— Не слушай эту старую развалину, — вмешался проходивший мимо жонглер. — Он и сам-то толком не помнит даже того, с какой стороны солнце восходит!

Но, пораженный словами старика, Деми не обратил внимания на этот издевательский выпад коллеги-артиста.

— Неужели память людская так коротка? — чуть не плача пробормотал Демиан.

— Все мы смертны, а камни и земля памяти не имеют. Хотя, говорят, живет в дальних странах один человек — он помнит все. А все потому, что живет вечно.

После этих слов Демиан взбодрился духом. Он променял кусок хлеба на глоток свободы и ушел из деревни, отправившись в странствия вместе с обозом. Всю свою жизнь он поклялся посвятить поиску этого загадочного долгожителя…

— Надеюсь, ты не будешь сейчас пересказывать по порядку ВСЮ его жизнь? — перебил Гаузен, заскучавший от столь глубокомысленных рассуждений.

— Но ты же САМ просил что-то рассказать?! — возмутилась Лин.

— Ну, я думал, что ты расскажешь все самое интересное…, - замялся Гаузен, который, порывшись немного у себя в памяти, признал частичную правоту девушки.

— И что же это, по-твоему, самое интересное? — язвительно поинтересовалась девушка.

— Ну, поиск сокровищ, приключения, путешествия, сражения… — поразмыслив, начал перечислять юноша.

— Драки, кутеж, попойки, азартные игры… — торжествующе продолжила список Лин.

— Я этого не говорил! — возмутился Гаузен то ли от необоснованных обвинений, то ли оттого, что Лин угадала ход его мыслей.

— Наверное, я неправильно о тебе подумала, — раскаивающимся голосом протянула девушка.

— Неправильно! — горячо поддержал предположение девушки Гаузен.

— Вероятно, я неверно тебя оценила! — продолжала сокрушаться Лин.

— Неверно! — настаивал на своем Гаузен.

— В таком случае теперь наши разногласия разрешены. А это значит, что когда мы вскорости подъедем на постоялый двор, то я устрою лошадей в конюшню, а ты закажешь нам еду и комнату. И чтоб никаких драк и выпивки! Или я все-таки ошиблась в тебе, Гаузен? — глумливо поинтересовалась Лин.

Юноша, поняв, что девушка загнала его в тупик, не стал спорить, но обиженный тем, что девушка решила воспользоваться им в своих целях, молчал весь оставшийся до гостиницы путь.

Впрочем, безмолвствовать пришлось недолго, так как гостиница оказалась ближе, чем думал Гаузен.

— Вот что, Гаузен, — посерьезнев, сказала Лин юноше, отсчитывая монеты в конюшне. — Ты отправишься в таверну, но осмотрись там повнимательней. Если заметишь, что в таверне что-то не так, то не суетись. Особенно, если это будут какие-нибудь подозрительные типы бандитского вида. Если что, то не обращай лишний раз на них внимания. Просто купи себе немного еды для вида… и да, выпить, но тоже чуть-чуть! Поешь, погрейся у огня и уходи. А если ничего не произойдет, то закажи нам места на ночь. И чтоб никаких выходок!

— Да мне все понятно, — успокоил девушку Гаузен. — Я часто останавливаюсь в таких местах и знаю, кому можно доверять, а кому нет.

 

Глава V

Зайдя в таверну, Гаузен обнаружил, что она почти пуста. По крайней мере, хозяина за стойкой не было. Похоже, тот куда-то ненадолго отлучился, и юноша решил подождать. Тут он вспомнил, что свою сумку он оставил висеть на шее лошади, но решил забрать ее после. Оставив дверь далеко за спиной, Гаузен приблизился к стойке и постучал по ней, но никто не подошел. Тогда он набрал несколько монет в кулак и хорошенько встряхнул их. Отвлекшись, юноша не заметил, как в таверну зашли несколько незнакомцев. Но незнакомцев ли? Это были те же самые три негодяя, что набросились на него в прошлый раз! Вот только Зубочист повязал себе трофейный кусок плаща Гаузена наподобие шейного платка.

— Хорошо, что я не надел плащ, а то бы они сразу меня узнали, — подумал Гаузен. Тем временем бандиты уселись за столик в углу, наверное, для того, чтобы удобней было следить за входом. Гаузен тут же повернул голову в противоположную сторону и начал молиться Катапаку о том, чтобы его не узнали. Юноша решил, что подождет, когда в таверну набьется побольше народу или бандиты разговорятся между собой, и тогда он по-быстрому улизнет. Но от волнения он не заметил, как стал легонько потрясывать кулаком, отчего монеты, зажатые в руке, снова начали позвякивать.

— Эй, звонарь! Дозвонишься у меня! — крикнул Зуб из угла и захохотал. Гаузен понял, что пока его не узнали, нужно что-то ответить, а не то бандиты поднимутся со своих мест.

— Я вовсе не собирался никому докучать, — изо всех сил огрубляя голос, откликнулся Гаузен. — Просто хотел привлечь внимание хозяина.

— Пока хозяина нет, мы тут за главных, — решил пошутить тощий Репей и засмеялся, но быстро осекся. — То есть ты, конечно, главный, Кловиад, — поправился бандит и снова обратился к Гаузену:

— Ты сам-то, откуда взялся, корнишон недосоленный? Может тебя надо нашинковать с петрушкой и в рассол засовать? — шутливо пригрозил бандит.

— Вы, наверное, вышибалы? — с наигранным дружелюбием полюбопытствовал Гаузен. Он подумал, что подобное сравнение польстит громилам. — От меня беспорядков не ждите. Я для этого слишком устал и хочу отдохнуть. В текущем состоянии от меня пользы так же мало, как и вреда.

Громилы снова захохотали. По-видимому, им пришлись по нраву беззубые шутки Гаузена.

— Ну, может от тебя и выйдет какой прок. Ты сам-то кто такой? — на этот раз более дружелюбно повторил свой вопрос громила.

Гаузен хотел снова воспользоваться версией про торговца, но решил, что в этот раз она привлечет слишком много ненужного внимания. Мало ли им захочется обыскать, не все ли деньги украдены? Жаловаться на разбойников столь откровенно бандитским типам Гаузен посчитал занятием весьма сомнительным.

— Я целитель и собираю лечебные травы, — выдал первое, что взбрело в голову, юноша и прикусил язык, так как совсем не разбирался в этом деле.

— Лекарь, значит? Чирей у меня на одном месте не излечишь? — издевательски произнес Репей, по-видимому, имея в виду что-то неприличное.

— Я бы и рад, да у меня сейчас нет ни инструментов, ни маломальских ингредиентов, — нисколько не смутившись деловым тоном начал разъяснять Гаузен. — Ну а вообще всякие болячки в разных местах лечатся прижиганием, — порекомендовал юноша, чтобы убедить присутствующих в собственной учености.

— Слыхал, Репей? Он тебе задницу припечь собирается! Ну, шутник! — засмеялся Зубочист.

— Шутничок, а ты знаешь, почему черепица на крыше так называется? — поинтересовался уязвленный Репей.

— Потому что ЧЕРЕЗ нее летают птицы? — предположил Гаузен.

— Нет, потому что если человека скинуть с крыши, то череп разлетится вдребезги, — разозлился бандит и демонстративно грохнул кружку об пол.

— Знаешь, что лекарь, — угрожающе прохрипел Репей. — А слабительного у тебя для меня не найдется?

— Это еще зачем? — встревожился Гаузен.

— Чтобы мне было с чем прийти на твою могилу! — вскочил с места Репей.

— А лекарь-то у нас весельчак, — спокойным тоном вмешался в разговор Кловиад, будто бы только сейчас заметил это. Услышав голос главаря, Репей сразу умерил свой пыл и уселся на место.

— А знаешь ли ты, как зовется лекарь без чувства юмора? — задал юноше вопрос главарь.

— Занудой? — снова не понял Гаузен.

— Нет, он зовется долгожителем! — довольно ответил на свой же вопрос Кловиад, снова заставив приспешников захохотать.

— Постойте, — не удержался Гаузен, хотя разумнее было промолчать. — Долгожителями называются мои клиенты! У меня лавка в… — тут Гаузен подумал, что бы за местечко такое назвать, чтобы оно было как можно дальше отсюда, — в Аверлате!

— А с моим лицом можно что сделать? — с надеждой в голосе попытался разузнать Зубочист, оторвавшись от любимого занятия — ковыряния щепкой во рту.

— Надо ему посоветовать что-то совсем редкое, чтобы поскорей отстал, — подумал Гаузен и выдал рекомендацию:

— Можно попробовать приложить толченую чешую дракона.

— Вот как, — расстроился Зубочист. — Если бы я раньше это знал, то просто так не ушел бы оттуда.

Гаузен не стал расспрашивать, что именно в виду имел на самом деле бандит. Мысли у него были только о том, как побыстрее убраться отсюда. Он решил, что настало время прощаться. Просто сказать под конец, что забыл запереть лавку, в которой оставил кипящий котел на открытом огне, и свалить.

— С собой у меня очень мало лекарств, и вряд ли среди них найдутся нужные вам, — начал заготовленную речь Гаузен. — Так вы приезжайте в Аверлат, спросите у местных торговцев… Шелдорома, и вам обязательно покажут, где меня можно найти. А я вас за пол-цены вылечу.

— А за что это ты мне уценку собираешься сделать? — вновь насторожился Репей.

Гаузен уже хотел было коротко ответить «за знакомство» и, тем самым, окончить этот разговор на неровной почве. Но тут его будто дернуло что-то за язык, или юноша просто слишком вжился в несвойственную для него роль:

— Ну, как за что? Я же сразу, можно сказать, не глядя, понял, что случай запущенный. Тут, кхм, нужен целый комплекс мер…

— Это кто тут запущенный, лекарь? У тебя совсем, что ли, набалдашник отвинтился?! — разозлился бандит.

— Я вовсе не хотел никого обидеть. Сам-то я здоров, кхе-кхе, слава Катапаку, — откашлялся Гаузен и продолжил свое вранье. — Но вот цены у меня безумно низкие. У меня даже лозунг соответствующий написан на вывеске:

Пускай в трубу я вылечу,

Как бедный идиот,

Но всякого я вылечу

Больного, кто придет, — неожиданно открыл в себе талант к сложению стихов Гаузен. — Даже если будут, гм, какие-нибудь наследственные осложнения. Вот ваша, кхм, родительница не мучалась мигренью?

— Как ты назвал мою мамашу? Ми-чем? Мегерой? — взревел Репей и вновь вскочил с места. На этот раз Кловиад его не останавливал.

— Мигрень — это рыба такая, — осторожно подал голос Зубочист, но этот сомнительной достоверности факт крайне мало помог вытянуть Репья из того бешенства, в которое он погрузился.

— Да знать я не знаю ничью мамашку! — не выдержал Гаузен. — Что она, поскакушка какая-нибудь из тех злачных кварталов Вейносты, где любовные вздохи перемежаются с зубовным скрежетом, чтобы все ее знали? — и понял, что оправдание вышло хуже некуда. Репей уж было налетел на юношу, но в шаге от него в недоумении остановился:

— Чего ты голову отворачиваешь, лекарь, — подозрительно уставился Репей.

— А я хозяина жду. Боюсь, как бы он мимо меня не прошмыгнул, — нашел объяснение Гаузен, понимая, что его игра в доктора подходит к концу.

— И чего ты такой грязный, лекарь? Ты больных на помойке, что ли, принимаешь? — недоумевал бандит.

— Эта грязь лечебная! — возразил Гаузен. — Из серных болот Долинии! Приезжайте да окунитесь. Хоть до самого дна!

— Где-то я тебя видел… — пропустил мимо ушей последние слова бандит.

Гаузен снова подумал, что благодаря слою грязи на лице и отсутствию плаща, а также скудному уму разбойника его еще не разоблачили, но до этого неприятного момента ему оставались считанные мгновения.

— Это вряд ли, — спокойно опроверг догадку бандита Гаузен и осведомился. — Может, вам следует глаза подлечить?

— Зачем мне их лечить, я все прекрасно вижу… — начал было приглядываться повнимательней Репей.

— А все-таки придется! — не дал ему закончить юноша и схватил перечницу со стойки, всыпав щедрую порцию прямо в лицо головорезу.

— Хватайте его, это тот сопляк из гостиницы! — истошно завопил разбойник, но Гаузен уже мчался к двери. Гаузен подумал, что раз он обезвредил одного, то мог бы попытаться управиться с двумя оставшимися, но его оружие было изрядно подпорчено последним использованием не по назначению. Да и усталость давала о себе знать. К тому же Лин сказала ему ни во что не ввязываться.

— И почему я только ее слушаюсь? — думал юноша, убегая.

Пока остальные бандиты поднимались, Гаузен уже успел оказаться на улице. Он хотел запереть дверь, но задвижка отсутствовала. Гаузен, не найдя ничего получше, сунул вместо запора саблю.

— Все равно она уже изрядно покорежена, — с грустью подумал юноша. Ему захотелось для надежности придвинуть к двери тележку с каким-то барахлом, но, плюнув на это дело, он ринулся поскорей предупредить девушку об опасности.

— Лин, не распрягай лошадей! Три бандита! — крикнул Гаузен, ожидая гнева девушки за навлеченные им неприятности, но служительница ордена Всемзнания была так встревожена, что не произнесла в ответ ни слова. Она вскочила на лошадь, Гаузен уселся на вторую и погнался вслед за девушкой.

— Лин, я хотел… — попытался извиниться Гаузен. Он с тревогой подумал, что у бандитов тоже могут быть лошади поблизости.

— Молчи! Я так и знала, что это произойдет! — прокричала девушка в ответ. — Это был наш план с Таленом на крайний случай! Разделимся на ближайшей развилке, ты поскачешь прямой дорогой в Арту, а я — окольной. Это может их запутать! Если они разделятся — у каждого из нас будет больше шансов отбиться! А если не встретимся в городе, то найди служителей ордена Всемзнания и расскажи, как все было!

— Где я смогу их найти? — спросил Гаузен.

— В Альдории их найти легче! — ответила Лин вместо прощания. Кажется, девушка хотела добавить что-то еще, но развилка их разъединила.

Первым порывом юноши было поскакать вслед за девушкой, но он решил, что она права.

— Каким недолгим было наше знакомство, а я вел себя, как полный придурок! Зачем я дразнил ее, перебивал, зачем смеялся над ее орденом? — расстраивался Гаузен. — Но ничего не поделаешь — я эту кашу заварил, мне ей и подавиться. Если Зуб, Репей и Кловиад догонят меня — это будет значить, что в это время Лин будет в безопасности. Но потом, — больно резануло в сознании Гаузена. — Потом я уже не смогу защитить ее. А если они вдруг погонятся не за мной, а за ней? Вряд ли они просто повернут в другую сторону, увидев, что ошиблись мишенью. Даже подумать не хочу о том, что они могут сделать с ней!

С этими отчаянными мыслями Гаузен скакал в сторону Арты, каждый миг ожидая нападения. Наконец, Гаузен понял, что никакой погони за ним, похоже, нет, а лошадь начала выбиваться из сил. Съехав с дороги к реке, он, наконец-то умылся и напоил лошадь. Юноша достал сумку, чтобы вытащить оттуда немного еды. Вместо нее он нащупал твердый прямоугольный предмет, завернутый в его многострадальный плащ. Сунув вторую руку, Гаузен вытянул находку и развернул ее. Гаузен сразу же узнал, что это за вещь. Это была та самая книга, которую они с Лин унесли из подземелья.

Гаузен рефлекторно начал перелистывать страницы, но совсем не разбирал написанные знаки. Все его мысли занимала судьба девушки. Гаузену было стыдно, что он покинул ее. Но, похоже, что она сама ожидала нападения. Вполне возможно, что Лин и Гаузен в самом деле ранее столкнулись с одними и теми же бандитами.

— Будь проклят тот, кто их послал, — зло подумал Гаузен.

До этого момента Гаузен считал себя главной причиной обрушившегося на их голову преследования, но теперь все сводилось к тому, что целью этих вооруженных мерзавцев была именно Лин. Похоже, что разбойники тоже охотились за книгой, поэтому Лин на всякий случай переложила ее в сумку Гаузена, когда тот отлучился в таверну.

— Но Лин ни в жизнь бы не рассталась с этой книгой! — отчаянно подумал Гаузен. — Не рассталась бы, если бы не была уверена, что… что с ней… что ее… она…

Он вспомнил ее мрачную решимость в последние мгновения. Неужели Лин свернула на дорогу в никуда? Юноша понял, что не только навлек на девушку беду… Он бросил ее в ней! Возможно, отправив его в другую сторону, девушка пыталась спасти не только книгу, но и его жизнь. Внезапно, девушка стала ему еще более близка, чем за всю короткую историю их знакомства, но от этого Гаузен погрустнел еще больше.

— Постой-ка, она велела мне разыскать какой-то орден! Я должен вернуть туда книгу! — вспомнил юноша, и неожиданно проснувшееся чувство долга велело Гаузену как-то отплатить за принесенную Лин жертву.

— Я обязательно верну книгу и искуплю свою вину перед Лин, — снова подумал Гаузен. — А когда отплачу… Наверное, это книга весьма ценная! — неожиданно пришло юноше в голову, — Ну, конечно ценная! Да меня еще и вознаградят за ее возвращение! Но я ведь не стану получать награду, не зная истинной стоимости вещи? Нет, награды должно хватить как минимум на то, чтобы поставить памятник Лин в монастыре, где она училась. Тут мысли Гаузена лихорадочно завертелись. Он вспомнил, что в Арте у него есть знакомый храмовник, который разбирается в книгах. Он был известен ему по монастырю ордена Воды, где он воспитывался. Тогда он был простым старшим послушником, и Гаузен помогал ему в некоторых делах. И теперь в благодарность за это тот сможет указать ему, как добраться до ближайшего монастыря ордена Всемзнания. С этими обнадеживающими мыслями Гаузен вытер глаза, как ему показалось, от пыли и отправился в дальнейший путь.

 

Глава VI

Через некоторое время Гаузен прибыл в Арту. Арта была портовым городом. Конечно, не таким крупным, как Вейноста, но она тоже имела важное торговое значение. Одной из главных достопримечательностей города был монастырь бога воды Катапака, славившийся своей обширной библиотекой. Гаузен уже хотел было сразу завернуть туда, но быстро опомнился. Его и без того скромный наряд после недавних событий окончательно превратился в лохмотья.

— Лин не зря поначалу приняла меня за разбойника, — грустно подумал Гаузен. — Если я сейчас рвану в монастырь, то меня примут за нищего. Нужно раздобыть хотя бы приличный плащ. Будет чем по ночам укрываться.

Конечно, лошадь будет некоторым опровержением его крайней бедности, но он не хотел доверять монахам уход за ней. Он боялся, что они надергают конского волоса из хвоста или заменят подковы на совсем негодные. Гаузен вообще не очень-то любил монахов, тем более монахов его родного монастыря. В здешних стенах даже ходила такая загадка: Чем хороший монастырь отличается от плохого? Ответ был следующий — в хорошем что-то стырить еще «мона», а в плохом — уже «нечива». Особенно популярна была эта шутка среди младших учеников, которые не выговаривали половины букв.

— Если сразу не найду — отправлюсь в таверну, — подумал Гаузен. Он порядком устал от пережитого. К счастью, в одной из лавок все еще горел свет.

— Добрый вечер, хозяйка! — войдя внутрь, поздоровался Гаузен.

— Должно быть, ты здесь нечастый гость, раз не знаешь моего имени. А ведь мои товары славятся по всей округе. Меня зовут Галатея, — представилась не очень высокая и не слишком худая торговка.

— А меня — Гаузен. Прошу любить и жаловать, — не без гордости произнес юноша, чтобы хоть немного сравняться с заслугами хозяйки лавки.

— Послушай, Гаузен. Я тут половую тряпку недавно потеряла… А теперь вижу, куда она подевалась! — туманно поведала лавочница.

— И куда? — не понял намека уставший юноша.

— Да вот же ты ее напялил на себя зачем-то! — усмехнулась торговка.

— Ну, я с радостью верну ее обратно, если у вас найдется достойная замена, тетушка Галантерея, — согласился юноша.

— Галатея, — поправила торговка. — Ты меня обижаешь — ничего сравнимого с ЭТИМ у меня не найдется. В моей лавке только самые лучшие ткани!

— А можно посмотреть? — тут Гаузену захотелось себе выбрать самый лучший плащ, чтобы не предстать перед Арсином голодранцем. Один плащ был слишком велик, другой маловат, третий просто ужасал своей желто-малиновой окраской.

— Так я совсем без покупки уйду, — расстроился Гаузен. Ему было неудобно покинуть лавку в старом плаще, который был уже ни на что не годен.

— У меня есть еще ткани. Я сама могу сшить новый плащ по твоей мерке, — будто бы прочитала мысли юноши хозяйка лавки, решив не упускать клиента.

— А это надолго? — забеспокоился Гаузен. Он надеялся покинуть город уже завтра.

— За полвечера, думаю, можно управиться, при условии, что ты останешься здесь, чтобы можно было примерять плащ по мере готовности.

Гаузен испугался, что ему может не хватить денег на новый плащ, но решил, что если так произойдет, то он оставит лошадь в качестве залога. А денег можно будет одолжить и у Арсина. Подумав, что чем позднее он придет в гостиницу, тем меньше людей его увидят, Гаузен согласился и выбрал ткань. Она была зеленого цвета. Лошадь Лин хозяйка любезно разрешила поставить в стойло. Затем Галатея закрыла лавку, повела его в комнату и подала ему молока с хлебом, после чего начала шить. Гаузен поблагодарил за теплый прием, пообещав доплатить за него, но она лишь махнула рукой.

— Ты, наверное, много странствуешь, Гаузен? — завела разговор швея.

— Конечно, тетушка Галантерея… то есть Галатея. Где я только не побывал! С кем я только не сталкивался! — похвалился Гаузен.

— И что, совсем не скучаешь по родному дому? — спросила торговка.

— Да у меня и родных-то нет. По крайней мере, таких, о ком бы я мог скучать, — добавил Гаузен.

— Везет же тебе, Гаузен. Живешь и не расстраиваешься. А вот у меня есть племянница Салочка. Как вспомню о ней, сразу сердце начинает болеть, — вздохнула швея.

— Красавица, наверное. Есть в кого, — сделал неуклюжую попытку комплимента Гаузен. Он не особо любил житейские разговоры, да и сейчас его мало волновали судьбы незнакомых ему людей.

— Красавица, — согласилась Галатея, — Но есть у нее одна беда… На вопрос «Как дела?» она обычно отвечает: «Все хорошо, только ноги восьмидесятого размера».

— Неужто такие большие ноги? — поразился Гаузен.

— От стопы и до самого верху, — печально подтвердила Галатея.

— А может быть, тетушка Галатея, твоя сестра, ну как бы это сказать… связалась с погромом? — сболтнул, не подумав, Гаузен. — Вот и родилась такая дочь, серединка на половинку. Сверху человек, а снизу ноги огромные, как у погрома.

— Как ты смеешь так говорить о Салочке! — задохнулась от негодования Галатея. — У нее были замечательные родители! Это несчастье произошло с ней по другой причине…

— И по какой же? — попытался разузнать Гаузен.

— Это случилось давно… Ты слыхал что-нибудь о Свободных островах? — спросила женщина.

— Не бывал там никогда, но я слышал, что у них, в отличие от других стран, нет главного бога, — припомнил кое-что юноша.

— Это верно, на островах количество храмов всех божеств приблизительно одинаково. Но не всегда так было. Точнее, в незапамятные времена жители одного из островов решили поменять установленный порядок. Им захотелось выбрать главного бога, отменив тем самым равноправие остальных. Старейшины острова собрались и начали совещаться. В первую очередь был предложен бог воды Катапак. Но жители сразу же отвергли его, заметив, что зачем им бог воды, если у них и так на островах вокруг полно воды. Служители огненного бога Шальварка, не откликнулись на предложение, ведь Шальварк — главный бог Хаслинии, а хаслины предпочитали тогда завоевывать силой, а не упрашивать. Потом выступил жрец бога воздуха Фиута. Он обещал всегда попутного ветра в паруса торговых кораблей обитателей Свободных островов. Тут островитяне крепко призадумались, так как им очень понравился этот вариант. Жрец же каменного бога Тардиша понял предприимчивую натуру местных жителей и решил предложить им от лица своего властелина еще большую выгоду.

— Жители свободных островов, — начал свою речь жрец. — Как известно, Тардиш сотворил камни, землю и песок. Все то, что вас окружает. Но это отнюдь не все, что он может вам дать. Знайте же, что он владеет всеми драгоценными камнями и металлами, спрятанными в земных недрах этого мира. И он может поделиться с вами этим богатством.

Знал бы ты, какой ропот поднялся тогда среди островитян. Конечно, потом выступили представители и других богов, но жители слушали их не очень внимательно. Если до этого они только и делали, что обсуждали предполагаемые выгоды от торговых перевозок, то теперь ими овладело желание получить несметные сокровища сразу, не дожидаясь получения прибыли и не прилагая никаких усилий.

— Ну, что тут скажешь? Жадные, как и все торговцы, — пренебрежительно отозвался Гаузен. Тут Галатея укоризненно посмотрела на него, и юноша поправился:

— То есть я хотел сказать, что торговцы, они обычно жадные. А вот торговки, как правило, добрые и отзывчивые.

Галатея приняла извинения юноши и продолжила свой рассказ:

— Наутро после долгого совещания жители вынесли свое решение. Они были согласны сделать Тардиша своим главным богом, но он должен продемонстрировать свое могущество. То есть, конечно, островитяне не сомневались в его силах, но что ему стоит подарить песчинку из своих богатств, когда у него их целая гора. Передав это послание жрецу, жители стали ждать ответа. И вот этой же ночью с ужасным грохотом прямо на побережье с неба свалился гигантский камень. И хотя одни островитяне не смыкали глаз, ожидая ответа, а другие спали и видели в своих снах несметные богатства, все они в едином порыве прибежали на место падения валуна, ожидая щедрого подарка. Так и случилось — это был не камень, а гигантский слиток серебра!

— И жили они долго и счастливо и до конца жизни всем островом проедали этот слиток, — предположил Гаузен.

— Как бы не так! — возразила тетушка Галатея. — Они взяли в руки кто кирку, кто топор, кто лопату, а кто просто от жадности грыз зубами, но к утру от этого слитка ничего не осталось.

«Ну как вам ответ господина моего Тардиша» — спросил на следующий день жрец каменного бога, от предвкушения потирая руки. «Это разве ответ?» — удивились жители. — «Мы думали, он предупредит громовым голосом, или через тебя передаст. А тут ночью просто вынесло что-то на побережье. Мы, можно сказать, и не заметили ничего» — опустив глаза, отвечали жители, прикрывая набитые серебром карманы.

Скрипя зубами, служитель ушел молиться своему господину, предупредив островитян перед этим, чтобы в следующий раз они отнеслись к подарку Тардиша с большим почтением.

В ту же ночь в лесах острова упал слиток из чистого золота. На этот раз каждый островитянин побежал на шум уже с заготовленным заранее инструментом, и результат был прежний — на месте падения осталась только глубокая яма.

Когда же наутро служитель Тардиша вышел к островитянам, чтобы услышать от них признание верховенства бога камней, люди ответили, что золото можно найти в земле или в реке, можно сказать, на каждом шагу валяется, а вот алмазы — это настоящий дар богов. Гневу служителя не было предела! Но, связанный обещанием, что должен продемонстрировать жителям чудо, которое их всех поразит, он все же обратился к Тардишу за новыми дарами. И вот ночью небом им был послан гигантский алмаз. Но когда утром жрец вышел к островитянам, те, вместо того, чтобы склониться перед ним, заявили, что от алмаза мало чего осталось.

— Как же им удалось расколошматить алмаз на кусочки? — удивился Гаузен. — Ведь тверже его только лоб Лек… — хотел произнести имя принца Велитии, но удержался юноша. — То есть я хотел сказать, что он тверже любой горы.

— Поверь мне, Гаузен, жрец удивлялся не меньше твоего, — согласилась рассказчица.

— И чем же закончилась эта история? — попросил продолжения юноша.

— В ответ на ругательства и проклятия верховного жреца Тардиша жители заявили, что алмаз — это, конечно, штука дорогая, но пусть он найдет что-нибудь более удивительное, дорогое, потрясающее, да и вообще более редкое.

«Что в этом мире может быть дороже алмаза?!» — закричал красный от гнева жрец. Но жители возразили, что если этот бог не может выполнить пустяковую просьбу, то как же он тогда может претендовать на верховенство? И если нет вещей дороже алмаза в этом мире, пусть тогда поищет в другом, или островитяне поищут другого бога.

«Он же бог, пускай придумает что-нибудь» — передали под конец рассвирепевшему жрецу привередливые островитяне.

И в эту же ночь, оглушительно грохоча, на остров свалился новый камень. Он ярко светился во тьме и, даже рухнув вниз, не потух. Когда он столкнулся с землей, то наполнил остров огнем. Многие из жителей погибли сразу. Уцелевших же постигло проклятье, плоды которого они пожинают до сих пор. Оставшиеся в живых жители, испуганные несчастьем, отказались от идеи верховного бога и пошли искать защиты у оставшихся божеств. Так на Свободных Островах сохранился порядок, который известен и поныне.

— С Тардишем шутки плохи, — вздохнул Гаузен, вынося мораль всей истории. — Я еще в детстве понял, что в обед добавки просить дело рискованное. А тут, — начал загибать пальцы юноша, — три раза добавки просили. Понятно, почему этот бог камня такой загадочный и все его опасаются. А в его страну — Королевство Красных Скал — и не попадешь просто так! Хотя, конечно, небо, это удел не его, а скорее бога воздуха… Может, из-за этого под конец ничего хорошего и не вышло? Конфликт интересов, так сказать, произошел. Вот только я не могу понять, как эта история связана с твоей племянницей? — вернулся к проблеме девушки Гаузен.

— Помнишь, я говорила тебе о проклятии? Выживших жителей начали постигать разные уродства. У одних начали рождаться карлики, у других не хватало конечностей. А у кого-то были огромные руки или ноги, как у Салочки. Недуг перешел ей от отца, дед которого страдал похожей бедой, но когда у него родился здоровый сын, тот подумал, что проклятье утратило свою силу. Но, похоже, оно просто сделало небольшую передышку. Но Салочка-то в чем виновата? — запричитала Галатея. — С такими ногами ее жизнь топчется на месте, хотя с ее умом, трудолюбием и красотой ей бы шагать и шагать…

— Бедняжка, — посочувствовал Гаузен. — Если бы я только знал, как ей помочь.

— Если бы все были так добры к ней, — вздохнула тетушка. — Как ее только в округе не дразнят. Одни кличут ее «многоножкой», потому что ее ноги занимают много места, а другие величают «грозой тараканов», так как считают, что даже самая шустрая букашка во всей Велитии не сможет ускользнуть от ее всеобъемлющего тапка.

— Даже не знаю, что лучше, совсем без ног или с такими ногами, — подумал Гаузен, но решил промолчать.

— Хотя это зрелище действительно душераздирающее, — продолжала свой печальный рассказ Галатея. — Ноги Салочки настолько большие, что бедная девушка похожа скорее на обезьянку, забравшуюся на две близкорасположенные друг к другу пальмы и не знающую, как теперь оттуда слезть. Отсутствие зеркал — зачастую счастье для неприглядных людей… Но одна из немногих радостей для Салочки — это посмотреть в зеркальце на свое отражение. Уж там-то ног не видно, и это внушает ей на короткое мгновение мысль, что и в остальном все хорошо.

— Наверное, тех, кто попытался с ней сдружиться, она ненароком затоптала еще в детстве, — подумал Гаузен, но тут же ужаснулся циничности собственной догадки.

— Ты представляешь, когда она ложится спать, — не унималась торговка, — ей приходится высовывать свои ноги на улицу.

— Тяжелый, наверное, запах, — посочувствовал Гаузен.

— Да как тебе не стыдно! — рассердилась Галатея. — Просто у нее спальня такая крохотная.

— Знаешь, тетушка Галатея, — заявил юноша. — Меня очень тронула эта история, и я постараюсь помочь.

— А ты лекарь? — с надеждой спросила торговка.

— Неужели, так слова быстро расходятся? — подумал Гаузен, вспомнив, что еще недавно утверждал подобное в таверне. — Стоит только сказать в одном месте, как уже вся округа знает.

Но юный велит решил не обманывать доверчивую торговку.

— Нет, но я собираюсь обратиться к одному ученому типу. Может быть, он что-то знает про этот редкий недуг, — пообещал юноша.

— Уж к каким я только лекарям, мудрецам и магам не обращалась, — запричитала Галатея. — Но результат один — никто ничего не знает, никто ничего не может.

— Кхм, я ничего не могу обещать, — не стал сильно обнадеживать лавочницу Гаузен. — Но я постараюсь разузнать завтра же. Тетушка Галатея снова горячо поблагодарила его, а юноша заметил, что из-за всех этих разговоров она не очень-то и налегала на шитье.

— Скоро ли будет готов плащ? — позевывая, поинтересовался Гаузен.

— В принципе, можешь заночевать здесь, — указала Галатея на груду тканей в углу. — Только сними сапоги и вымой ноги.

Гаузен, впервые за долгое время нормально отдохнул. И хотя от пережитого юношу не покидали беспокойные мысли, ощущение усталости, смешанное с чувством безопасности, погрузили его в глубокий сон до самого утра.

 

Глава VII

Когда Гаузен проснулся, плащ уже был готов. Расплатиться до конца с тетушкой Галатеей у него не получилось, и хотя она пыталась отказаться, он настоял, что оставит лошадь в залог.

— Только не надо на ней кататься, — не мог обойтись без остроты Гаузен. — В ваши-то годы уместней передвигаться на метле.

— Поосторожней со словами, юноша, — шутливо пригрозила добрая торговка. — Сегодня назовешь кого-то ведьмой, а завтра нарвешься на настоящую.

Но он пропустил эти слова мимо ушей, так как спешил в монастырь.

Вскоре он добрался до знакомых с детства дубовых храмовых ворот. Натянув на лицо выражение посерьезней, он начал стучать ногами в дверь.

— Кто там? — осторожно раздалось по ту сторону ворот.

— Ты знаешь, кто я такой? Не знаешь! Да кто ты такой, если не знаешь меня?! Я Пешеход — король Дороги! — не своим голосом закричал Гаузен, который решил отметить свое возвращение как можно более торжественным образом.

— Я не виноват! Я здесь не сам поставился, — испуганно пропищал невидимый сквозь дверь привратник.

— Разве вам не доложили о моем прибытии?! Я так просто этого не оставлю! — продолжил свои угрозы Гаузен и снова начал пинать в дверь ногами.

Испугавшись, страж открыл дверь, но когда увидел Гаузена в полный рост, похоже, засомневался в правильности своего решения. Зеленый плащ на юноше смотрелся вполне прилично, но отнюдь не по-королевски.

— Ноги надо перед дверью вытирать, а не стучать ими в нее, — недовольно оповестил монах-привратник.

— Колотушку тоже надо вытирать, а не покрывать грязью, — возразил юноша и, не спрашивая разрешения, шагнул вглубь монастырского двора.

— Куда вы направились? — попытался остановить юношу привратник.

— Куда надо, туда и иду! — оборвал на полуслове Гаузен. — А надо мне к вашему настоятелю Арсину.

Привратник покорно последовал, но вскоре поравнялся с Гаузеном, а после и вовсе обогнал, теперь уже уверенно ведя юношу вглубь. Петляя вслед по коридорам священной обители, юноша поймал себя на мысли, что он уже и позабыл, насколько запутанные коридоры в монастыре Катапака. У него даже создалось впечатление, будто его провожатый, вместо того, чтобы указать ему верный путь, водит его кругами.

Наконец, привратник довел Гаузена до библиотеки. Там его уже ждал известный ему храмовник Арсин. Посмотрев на него, Гаузен не мог сразу решить, что изменилось сильней в его старом знакомце — должность или наружность?

Лицо Арсина напоминало раздувшуюся тыкву, натертую воском, а выражение было такое странновато-благодушное, будто он только что проглотил перебродивший апельсин.

Вообще, Арсин был довольно упитан для монаха, но для настоятеля монастыря он был, пожалуй, даже худощав. И в данный момент он тем и занимался, что пытался победить свою неподобающую высокому посту худобу обильным обедом совсем непостного содержания. С прозорливостью заядлого обжоры он корпел над тарелкой, где груда котлет соседствовала с обильно умасленной горкой перловой каши со свиными шкварками.

— Как жуешь, Арсин? — громко поприветствовал Гаузен, отчего настоятель от неожиданности чуть не выплюнул свой обед. Но в последний момент Арсин сильно сжал губы, не дав обеду покинуть рот, а затем волевым усилием протолкнул свое пропитание вниз по пищеводу.

— Тебе следует есть больше овощей, Арсин, — снисходительно изрек Гаузен, довольный произведенным им эффектом неожиданности. Арсин, недовольный подобным отношением к себе, отложил еду и, будто бы не узнав Гаузена, обратился к привратнику:

— Белн, кого ты мне привел? Это тот, который яблоки в саду ворует? Поколоти его хорошенько, чтоб дорогу сюда позабыл, а если все-таки вспомнит — тащи сразу в тюрьму!

Гаузен уже был готов к такому приему, хотя не понимал, шутит ли Арсин или все же заважничал.

— Но это же… Знаете, это кто? — испугался привратник. Увидев реакцию простого прислужника, Арсин вместе с Гаузеном хором засмеялись.

— Представляю, что ты ему наговорил, — успокоившись, передал Гаузену Арсин и отпустил привратника.

— Я смотрю, ты хорошо устроился, — произнес Гаузен, намекая то ли на статус Арсина, то ли на его кушанья.

— Наверное, я должен поблагодарить тебя за это, — принял похвалу настоятель. — Своими выходками ты здорово сократил годы жизни моему предшественнику.

— Как будто я их один проворачивал! — возмутился Гаузен указанием на прошлые грешки.

— Веселые были денечки, — ухмыльнувшись, согласился Арсин.

— В моей жизни было столь много веселья… И так мало радости, — грустно добавил про себя юноша, но тут же отогнал эти мысли, решив сосредоточиться на настоящем.

— Я, между прочим, тоже неплохо устроился. У меня придворная должность! — с гордостью поделился Гаузен.

— Ну, удачи тебе! Может быть, ты тоже станешь когда-нибудь самым главным у себя во дворце, — с самодовольной насмешкой пожелал своему собеседнику Арсин. Услышав это, юноша немного поморщился. Он вспомнил о принце Леканте и цели собственного визита.

— Вообще-то у меня есть дела поважнее, — отказался от предложенной чести Гаузен. — Тебе случайно неизвестно, как можно добраться покороче до ближайшего ордена Всемзнания?

Вопросы о проблеме Салочки, а также о материальной помощи юноша решил отложить на потом.

— А зачем ты туда собрался? — удивился Арсин.

— Мне нужно кое-что им передать, — уклончиво ответил Гаузен.

— Тогда можешь оставить это в монастыре, — великодушно предложил Арсин. — К нам часто приходят служители разных богов, орденов и культов. Если придут из ордена Всемзнания, то я лично передам им твою вещь, или что у тебя там.

— Ага, ты, наверное, и награду решил прикарманить, — подумал юноша. Он уже засомневался, нужно ли показывать книгу приятелю детских лет, но подумал, что больше спрашивать не у кого. Да и в голове у него созрела небольшая шутка, наподобие тех, которыми он промышлял когда-то.

— Сейчас я тебе такое покажу, что ты забудешь про свой обед до самого ужина, — подумал юноша и вытащил книгу. — Может быть, здесь найдется ответ на мой вопрос?

Настоятель отодвинул тарелку, обсосал каждый палец, затем вытер руки о балахон и уже после этого аккуратно взял книгу. Листая страницу за страницей, он рефлекторно поднялся с места и подошел к окну, где было больше света. Гаузен тут же уселся за стол и решительно принялся за брошенный храмовником обед.

Арсин, возмутившись подобным поведением, с шумом захлопнул книгу.

— Я, конечно, мог бы подождать, пока подадут и на меня, но в этом случае я не буду уверен, что еда не испорчена или отравлена, — пошутил Гаузен и, капельку пожевав, добавил:

— А ты почитай, почитай!

Арсин, немного повыбирав между обедом и книгой, углубился в последнюю. Гаузен, тем временем, торопливо отъедался за предыдущие полуголодные дни.

— Ну что, узнал что-нибудь? — наевшись, полюбопытствовал юноша.

— Я ее узнал, — настолько серьезней обычного произнес Арсин, что Гаузен даже насторожился. — Эта книга пропала из нашей библиотеки несколько сотен лет назад!

— В какой-такой вашей? — удивился Гаузен. — Ты ведь служишь Катапаку, а не ордену Всемзнания!

— А кто тут говорит про орден Всемзнания? — спокойно уточнил настоятель. — Мой орден — это орден Охранителей Книг.

— Что ты врешь, Арсин! — не поверил Гаузен. — Орден Охранителей Книг разрушен много сотен лет назад! Я видел его обломки!

— Ты прав, Гаузен, — согласился Арсин. — Главная библиотека ордена была надежно построена и охранялась самым тщательным образом. Но настало время, когда все эти предосторожности вдруг оказались бесполезны перед лицом стихийного бедствия, чье появление никто не смог предсказать. Землетрясение, обрушившееся на окрестности, в которых был построен штаб ордена, не оставило от здания камня на камне.

А с падением власти четырех королей последние остатки ордена утратили всякую поддержку, и об ордене все позабыли. Все, кроме оставшихся служителей культа. Они смогли передать свои знания потомкам, наделяя их правом когда-нибудь возродить орден. Я один из этих потомков. Хоть я вступил в орден воды, но всегда мечтал возродить орден Охранителей Книг. И у меня есть право владеть этой книгой. Видишь? — тут Арсин показал на клеймо, выжженное на обложке книги. На нем была изображена раскрытая книга, на которой лежал ключ. — Это символ ордена Охранителей Книг. Она все эти годы сама шла ко мне в руки, — взволнованно поведал Арсин.

— Ну и дела. А я-то думал, что встретился с последним служителем этого проклятого ордена, — подумал Гаузен, но вслух произнес:

— Значит, она вам все-таки нужнее, чем мне? И какова будет награда за возвращение реликвии, казалось бы, уже безнадежно потерянной? Учти, каждая страница этой книги стоит не меньше серебряной монеты. И это только за одну сторону! А корки и вовсе тянут на сотню золотых каждая! — решил запросить небывалую сумму денег Гаузен, чтобы Арсин не смог расплатиться и вернул ему книгу обратно.

— Ты, кажется, не понял всю серьезность ситуации, Гаузен. У нашего ордена очень строгие правила. В случае несвоевременного возвращения принадлежащей библиотеке книги с человека, возвратившего книгу, взимается штраф в размере одной серебряной монеты за каждый просроченный день. То есть за несколько сотен лет, — тут Арсин замолчал и его брови усиленно зашевелились, по всей вероятности, принимая участие в сложной арифметической операции. — Учитывая состояние возвращенной книги, количество страниц, а также нехватку закладки итоговая задолженность, которую возвративший обязан возместить, составляет почти сто тысяч серебряных монет. И возвративший у нас ты!

Тут бровь Арсина, бросив подсчеты, иронично метнулась в сторону Гаузена.

Несколько мгновений пристально рассматривая выражение лица Арсина, Гаузен понял, что настоятель не шутит.

— А я еще денег в долг у него хотел попросить, — расстроился юноша и решил дать волю чувствам. — Катапак подери! Книга древняя, да еще и просроченная, к употреблению, наверное, непригодна — что же ты с меня требуешь?!

Тут Гаузен подбежал к Арсину и грубо вырвал у него из рук книгу. Похоже, от волнения, а может быть от жирной еды руки настоятеля стали излишне скользкими. В этот момент в дверях появился монах, размерами куда больше того, что привечал его на пороге.

— Послушай, Арсин! Давай просто сделаем вид, что я не приходил сюда, не ел твой обед и не показывал книгу. Забудем все те гадости в мой адрес, которые ты мне наговорил, а я спокойно ухожу так же, как и пришел — через дверь, — предпринял последнюю попытку вывернуться из неприятного положения Гаузен.

— Отдай книгу, Гаузен, — потребовал Арсин. — Ты же понимаешь, что тебе некуда бежать!

— Когда некуда бежать, есть куда лететь. А без доказательств нет обязательств, — подумал юноша. — Дружище, я тебя ненавижу! — бросил он напоследок и выкинул книгу в окно.

Тут же Арсин с монахом как по команде рванулись в разные стороны. Арсин — вниз по лестнице, чтобы подобрать книгу, а монах попытался схватить Гаузена. Эту попытку юноша пресек резким ударом тарелки с остатками еды по чужой голове. Монах повалился на пол, судорожными движениями рук хватаясь за волосы. Похоже, что несчастному богослужителю показалось, что от удара у него проломился череп и вылезли мозги, но то была лишь каша, перемешанная с соусом. Гаузену же предстояло падение куда более продолжительное.

Гаузен выскочил во двор вслед за выброшенной книгой. Юноша хотел зацепиться за дерево, но не рассчитал сил и расстояния и промахнулся. К счастью для Гаузена и к несчастью для его одеяния, он зацепился плащом за ветку, что притормозило его падение. Не выдержав, плащ порвался и Гаузен упал в кусты, заблаговременно примеченные еще на подходе. Книга, благодаря застежке, в полете не развалилась на страницы и тут же отправилась обратно в сумку юноши.

Успев миновать главные ворота, Гаузен выбежал прочь, размышляя на ходу:

— Ну и что же мне теперь вменяется? Неуважение к священнослужителю, оскорбление священнослужителя, сопротивление священнослужителю, избиение священнослужителя, осквернение пропитания священнослужителя… Преступления, конечно, тяжкие, но местечковые. За такое за три моря гнаться вслед не будут. Но задерживаться здесь все равно не стоит. Юнгой на первый же корабль! Хотя нет, поздно… Поздновато мне юнгой, в мои годы лучше капитаном!

 

Глава VIII

Далеко Гаузен убегать не стал, благо портовый город был не очень большой. К счастью для юноши, он знал, где можно попросить укрытия. Юноша вломился в лавку тканей, где в этот момент не было ни одного посетителя.

— Тетя Галантерея, у тебя вон сколько ткани, заверни меня во что-нибудь! — выпалил Гаузен с ходу.

Лавочница, раскусившая по позе и тяжелому дыханию, что Гаузену не до шуток, молча показала пальцем вниз.

— Тетя Галантерея! — отчаянно вскрикнул Гаузен. — Ваша юбка настолько огромна, что если я там спрячусь, меня могут совсем не найти! Я там просто потеряюсь на веки вечные!

— Грубиян! — обрезала лавочница. — Внизу есть люк — прячься там, а если собираешься хамить и дальше, то лучше поищи для своих пряток другое место.

На этот раз Гаузена полностью устроил предложенный вариант, и он молча полез вниз в открытый лавочницей люк. Торговка же подошла к окну и занавесила его тканью.

— И меня зовут Галатея, — недовольно проворчала торговка, когда за Гаузеном захлопнулся люк.

— Как тут темно! Даже КНИЖКУ нельзя почитать! — горестно подумал юноша, вспомнив причину своих злоключений. Он уж подумал постучать вверх тетушке Галатее, чтобы та опустила ему свечку, но благоразумно воздержался. Наверху стали доноситься голоса. Это были двое стражников, которых, вероятно, уже послал Арсин с целью заполучить книгу и отомстить Гаузену.

— Добрый день, госпожа Галатея! — отрывисто пролаял, похоже, самый главный из них. — Мы ищем одного опасного преступника!

— Ну, сколько можно говорить, капитан! — вежливо, но с ноткой раздражения прервала она. — Я честная лавочница и не связываюсь с контрабандистами. Вы меня уже замучили со своими проверками. Всех покупателей распугали!

— Никак нет, госпожа Галатея! Этот преступник не контрабандист, а плут, насильник, грабитель, вор… — начал перечислять стражник.

— Вот ведь навешали, песьи хвосты! — сердито подумал Гаузен. — Так и на суде во время приговора добавить будет нечего!

Тут капитан стражи прервал цветистое описание, похоже, подумав, а не переусердствовал ли он с данными характеристиками, и прибавил:

— И еще дерется!

— Насильник, вор и еще дерется?! Ах, же он мерзавец! Ах, же он негодяй! Да чтоб он под землю провалился и там и оставался на веки вечные! — с гневом и одновременно сочувствием к капитану и его тяжелой работе восклицала лавочница.

— Прошу прощения, вы его знаете? — осведомился стражник.

— Да за кого вы меня принимаете? — возмутилась Галатея. — Я честная лавочница и у меня только добросовестные покупатели! Лучше спросите у хозяйки увеселительного заведения госпожи Лаванды. Судя по описанию, это ее клиент. И раз уж вы ее увидите, напомните ей, что она уже порядком задолжала мне за те два шелковых рулона.

— Ты передашь! — отдал распоряжение капитан стоящему рядом подчиненному, который, похоже, заскучал. — Спасибо вам госпожа Галатея, вы очень помогли следствию, — поблагодарил слуга закона.

— Пустяки! — скромно откликнулась торговка на прощание.

— А чего это вы окно зашторили? И так ведь не видно ни зги? — удивился вдруг капитан стражи, уже было собравшийся уходить.

— А где мне еще повесить новые ткани, чтобы их было заметно?! — возразила тетушка Галатея. — Повесь я их на улице — так я не то, что отвернусь, слегка чихну, как их сразу же утащат. Сами знаете, какая сейчас уличная преступность!

— Моя вина, — с тяжелым вздохом признал капитан.

— И раз вы мне напомнили о новой поставке, передайте вашей жене, что вуали, о которых она спрашивала, появились на днях, — напомнила лавочница.

— Это уж я сам передам, — откланялся капитан стражи и удалился.

Тетя Галатея выждала некоторое время, чтобы убедиться, что стражники не вернутся, и заперла лавку изнутри. Затем она открыла люк и вызволила Гаузена, который все это время внимательно слушал.

— Ну, спасибо, тетушка Галатея, — начал рассыпаться в благодарностях Гаузен. — Я вам теперь по гроб жизни обязан. Шкаф на чердак затолкать или телегу из грязи вытянуть — вы тут же меня зовите, я мигом! Да мало ли я еще как могу помочь!

— Если хоть одно слово из только что сказанных про тебя — правда, то упаси меня Катапак от таких помощников! — побожилась торговка.

— Единственное мое преступление в том, что я порвал ваш прекрасный плащ, — сознался Гаузен и показал прореху.

— Забудь пока про плащ! — сурово оборвала лавочница. — Есть дела поважнее! Видишь ли, Гаузен, беды моей племянницы не ограничиваются ногами. Ей не помешало бы устроить семейное благополучие…

После этих слов готовность юноши на самопожертвование резко сошла на нет.

— Ну уж нет, тетя Галатея, — бесцеремонно заявил юноша. — Вы, конечно, может, и спасли мне жизнь, но распоряжаться ею вряд ли имеете право. Столь серьезное решение я не могу принять, будь это даже девушка с кудрявыми волосами, тонкой талией и с упругой… с упругой, эээ… Супругой я обзавестись сейчас точно не собираюсь! Да и вы только посмотрите на меня — я сущий голодранец! — и Гаузен снова продемонстрировал свой порванный плащ. — Какой же из меня… Слово такое есть… — призадумался юноша. — Ну, будущий муж… Скарамуш… Скоромуж… ЖЕНИХ, во!

— Прекрати! — положила конец измышлениям Гаузена насчет собственного семейного положения тетушка Галатея. — Деточке и так по жизни досталось, а такой сумасбродный спутник, как ты, будет еще худшим наказанием! У нее ноги так распухли, что ей скоро придется подыскивать себе новое жилье…

— Сочувствую, — добавил после неловкого молчания Гаузен, чье самолюбие было весьма уязвлено нелестной характеристикой. — Но, боюсь, мне пока неизвестно, как исцелить эту напасть.

— Да тебя лечить никто и не просит! — раздраженно перебила тетушка Галатея. — Знаем, какой ты лекарь — даже штаны заштопать не можешь, не то, что царапину залечить. Но ты ведь шатаешься по всей Велитии и за ее пределами. Ты бы мог разузнать, как помочь Салочке? — теперь уже с мольбой в голосе произнесла торговка.

— Не хочу обнадеживать, но я по возможности постараюсь. Помнишь, я тебе говорил, что схожу сегодня для этой цели к одному ученому человеку? Так то ж оказался идиот! Но теперь мне надо отправиться в другое место, которое кишмя кишит разными грамотеями. У меня есть одна штука, которая нужна им ну просто позарез. И я за эту вещь у них за все стребую! Ну и твою проблему не забуду упомянуть, — пообещал Гаузен, отметив, что, в общем, не стеснил себя какими-то особыми обязательствами.

— Как будто сами боги послали тебя на помощь! — обрадовалась тетушка Галатея. — Ты уж постарайся Гаузен, а я в накладе не останусь. До конца жизни в шелках ходить будешь, а уж Салочка с ее будущим мужем тебя просто озолотят.

— Так у тебя есть более достойная кандидатура на эту должность? — спросил Гаузен. Хотя он испытал облегчение, узнав, что от него больше не требуют невыполнимого, но в то же время, ощущая себя последней и единственной надеждой для Салочки, он неосознанно сблизился с ней. — И чем же он лучше меня?

— Ну, во-первых, он не прячется от стражи по подвалам — у него у самого подвалы ломятся золотом. А во-вторых — он очень нравится Салочке, — ответила тетя Галатея.

— И как же звать этого счастливчика? — не без зависти поинтересовался Гаузен.

— Лекант, принц Велитии, — коротко ответила тетушка Галатея.

— Лекант?! Принц Лекант! Ма-а-ат-тушка моя гусыня! Да большей сволочи я в жизни не встречал! Вот что, тетушка Галатея, как только ваша племянница излечит ноги — пусть бежит от этого придурка куда подальше. И эта лживая неблагодарная тварь еще величает себя принцем, а собирается стать королем! Да я бы таких не то, что на трон — в самую паршивую забегаловку не пускал бы. Я на него гну спину, как проклятый, а кроме проклятий в свой адрес ничего не получаю! — дал волю языку Гаузен, подумав, что раз задание выполнено, то уже не следует так строго блюсти тайну личности своего нанимателя.

— Ты работаешь на принца Леканта? — искренне удивилась торговка, но юноша ее не слушал:

— Серьезно, тетя Галантерея, даже не думай скармливать свою прелестную племянницу этому злобному чудовищу. Он высосет из нее всю кровь и обглодает косточки. Вместо старого недуга у нее образуется новый, более ужасный нарыв на теле по имени Лекант!

Да даже если он на нее с ее больными ногами позарится, как они танцевать потом будут, например? — ужаснулся Гаузен. — Я представляю, что из этого получится!

Тут Гаузен принял надменную позу, изображая своего принца:

— «Схватите эту мерзавку!» — закричит Лекант и от злости чуть не выронит костыли. А потом этот негодяй упрячет ее в темницу.

Вот уж просто удивительно, чтобы такой ловкий и энергичный человек, как я, работал на такого никчемного проходимца!

— Не задирай так нос, а то ты мне потолок поцарапаешь, — скептически отнеслась к отповеди Гаузена лавочница. — Слуги всегда мнят неизвестно что о себе и терпеть не могут собственных благородных господ. А ленивым слугам от них может порядком достаться. И поделом!

— Это я-то ленивый?! Да я уже несколько дней почти не спал! Весь убегался! — решительно возразил Гаузен.

— Убегался! Да вот только бегаешь ты да прячешься преимущественно от стражи! Другие хозяева таких слуг вешают! — заявила лавочница без капли снисхождения.

— Вешают?! — возмутился радикальностью решения юноша. — Да как только Лекант доберется до престола — он всех перевешает! О каком благородстве ты мне говоришь?

— Мне все равно кажется, что ты на него наговариваешь, — не отступалась торговка. — Вот Салочке он сразу понравился…

— С чего ты взяла, что он вообще пойдет за твою племянницу! Даже если ты за ней оставишь всю свою лавку в приданое…. Да что там лавку! Пусть хоть целый корабль, набитый доверху тканями! Это не сделает равными принца и твою Салочку, — благоразумно разъяснил юноша.

— Ну, ведь по обычаю он может выбрать себе невесту из любых мест и семейств, не взирая на положение. Именно с подобного брака началась эпоха процветания…

— И ты веришь в эту древнюю ерунду? — при этих словах Гаузен вспомнил другую историю, которую рассказала ему Лин, и заметно погрустнел при мыслях о девушке. — Серьезно, тетя Галатея, я не вижу какого-либо благополучного исхода в этом деле.

— Понимаешь, Гаузен, — продолжила Галатея, собравшись с мыслями. — Как только ее ноги станут нормальными, она превратится в самую прекрасную девушку во всей Велитии. Но главное не это, а ее мечта.

Как-то раз Салочка сидела дома и отмывала окно от слез, которые она проплакивала по своему недугу в свободное от работы время. Тогда-то она и увидела всадников, проезжающих по пути мимо ее дома. Один из них жевал вишню, которую доставал из кармана. Он-то и оказался принцем Лекантом. Он остановился около ее дома и спросил:

— Эй, крестьянка, далеко этой дорогой до Вейносты?

Девушка, завороженная тонкими чертами лица принца, его осанкой и благородным блеском глаз, смогла лишь покачать головой, но принц удовлетворился и этим ответом.

— А ты ничего, — бросил он ей на прощание и выплюнул косточку на землю.

И хотя он не видел ее ног, Салочку совсем не волновало это. От этих слов у Салочки потеплело на сердце, ведь впервые в своей жизни она была счастлива. Девушка подобрала с земли вишневую косточку и закопала ее прямо в огороде. А проклюнувшийся вскоре росток напоминал ей о визите принца. Девушка иногда даже целовала его, ведь косточка, из которой выросло деревце, побывала на губах у принца.

— Он не сказал Салочке ни одного гадкого слова, и теперь она думает, что принц от нее без ума. Вынужден вас разочаровать, тетушка. Без ума Лекант не от нее, а от рождения! — испортил трогательную историю Гаузен.

— Да как же ты не понимаешь, Гаузен?! — возмутилась Галатея. — Ведь любовь к принцу — это единственное, что согревает сердце Салочки в ее нелегкой жизни. Именно тогда она всем сердцем возжелала исцелиться. А больше у нее нет причин, чтобы вылечить свои ноги! Каким чудовищем я стану, если разрушу ее мечту, сказав Салочке, что это невозможно! Да я и сама поверила и прониклась ее мечтой. Несмотря на ее тяжкий недуг, она много трудится. Она шьет одежду для моей лавки и никогда ничего не просит взамен. Салочка — это самый близкий для меня человек. Я просто обязана помочь ей! А если же принц не выберет ее… Она будет страдать гораздо меньше, если приедет на церемонию и хотя бы просто поучаствует в ней. Если же она никогда не побывает там, то будет жалеть об этом всю жизнь!

Если еще недавно Гаузен размышлял, какую он получит награду, если провернет это дельце, несмотря на кажущуюся его неосуществимость, то теперь юноше стало совестно и сердце прониклось жалостью к незнакомой девушке. Но тут же в его голове возник другой вопрос, не касающийся оплаты:

— Послушай, тетя Галатея, неужели ты только сейчас решилась искать лекарство для своей племянницы?

— Что ты, что ты! — возмутилась лавочница. — Я ищу его с самого рождения Салочки! Спрашиваю любого, кто, как мне кажется, способен помочь в этом деле. И на каких только шарлатанов мне не пришлось растратиться! — зазвучали расчетливые нотки в голосе торговки, так присущие ее занятию.

Но, намечавшийся было рассказ о незадачливых целителях, неожиданно прервал стук в дверь.

— Должно быть, жена послала капитана за тканью! — встревожилась тетушка Галатея. Гаузен как можно тише устремился к люку, но тетушка шепотом предупредила:

— Нет времени туда лезть, будет слышно, как хлопнет крышка.

Гаузен тут же сообразил спрятаться за прилавок. Галатея схватила нужный кусок ткани и спешно отодвинула засов, но на пороге стояла вовсе не стража.

— Дорогая моя, а ты здесь какими судьбами? — донеслись до юноши полные удивления слова торговки.

— Ох, не спрашивай, тетушка Галатея, — произнес чуть сиплый от усталости, но все еще знакомый голос. — Я была так близка к цели, но за время путешествия я потеряла не только то, что искала, но и то, что имела. Друга…

При этих словах сердце Гаузена затрепетало от радости. Лин жива! И еще она назвала его другом, а значит, больше не злится на него.

— Ты это про меня?! — неожиданно вынырнул Гаузен из-под прилавка. Лин, которая за время разговора успела подойти поближе, чуть не рухнула на пол от неожиданности.

— Гаузен, а ты откуда взялся? — удивилась девушка.

— Ну, ты же вспомнила про меня, и вот я здесь. Совсем даже и не терялся! — обрадовался произведенному эффекту юноша. — Признайся, ты часто меня вспоминала? — не отставал Гаузен.

— Дурак, я не о тебе говорила, — обиделась девушка. — Мой друг Тален погиб еще до того, как я добралась до руин. Он пожертвовал своей жизнью, защищая меня от рук бандитов.

— Извини, я как-то позабыл об этом, — смешивались нотки раскаяния с раздражением в тоне юноши, так как он ожидал более радостную встречу с той, которую, он еще недавно, казалось бы, потерял навеки. — Но ведь и мы вместе немало пережили! Да что вместе, я один из-за тебя столько пережил! И вообще, где тебя носило? Сколько тебя можно было ждать?! Я так волновался!

— Кто бы говорил! Вы только посмотрите, люди добрые! Свинья призывает к чистоте! Это меня-то носило? Да я тебя ищу везде, а ты, оказывается, сам в розыске! Меня и дня не было, а этот проходимец уже успел во что-то впутаться! — начала громко возмущаться девушка, но вспомнила о чем-то и посерьезнела. — Извини, я не хотела тебя обидеть. Просто разволновалась немного. Надеюсь, книга все еще у тебя?

— Ой, какие мы стали вежливые! А что если я скажу, что я потерял ее? Или у меня ее отобрали? Твое отношение ко мне снова изменится? Ты опять разозлишься? — забывшись, не переставая сыпал вопросами юноша, обиженный тем, что девушке дороже книга, а не он.

— Какой ты противный, Гаузен! Если ты скажешь, что ты ее потерял, то я скажу, что ты врешь, так как ты ее наверняка продал! Какой же дурой я была, когда доверила книгу первому встречному! Если бы я тогда только знала, что мне удастся добраться до города!

— Да я сам недавно чуть не расшибся! И ничего, не жалуюсь! Не ору об этом на каждом шагу! — продолжил возмущаться Гаузен.

— Молодые люди, не ссорьтесь. От вас столько шума, а я уже имела сегодня контакты со стражей, — безуспешно пыталась мирно урегулировать ситуацию тетушка Галатея.

— Надеюсь, книга не пострадала из-за падения? — встревожилась Лин, пропустив слова торговки мимо ушей.

— Да сдалась тебе эта книга! — воскликнул юноша. — Смотри же! Вот она! Целая и невредимая!

Гаузен сунул руку в сумку и показал реликвию девушке. Лин тут же попыталась схватиться за нее, но Гаузен ловко выдернул книгу прямо из-под ее носа.

— А кто же мне отплатит за мои старания? — решил немного подразнить юноша девушку. — Ты представить не можешь, каким опасностям я подвергался, чтобы сохранить ее.

— Прекратите ссориться! Вы же приличные молодые люди! — все еще пыталась вмешаться Галатея.

— Если ты сам не отдашь, то я отберу ее силой! — пригрозила девушка и с новыми силами вцепилась за предмет, посеявший раздор в галантерейной лавке.

— Пусти! Порвешь! — закричал Гаузен, когда услышал подозрительный скрип в уже видавшей виды реликвии, и победно заулыбался, когда девушка отпустила потускневшие от времени корки. Но радость его была недолгой, так как девушка тут же стукнула ему по носу, отчего Гаузен моментально выпустил книгу из рук и схватился за ушибленное место.

— Вот этого делать не стоило! — прогундосил юноша, все еще держась за нос.

— Не стоило?! — торжествующе возразила девушка. — А кто тут голову морочил, кто издевался, кто книгу не отдавал? Ущипните меня! Мне, наверное, все это приснилось!

— Ну, никто тебя за язык не тянул, — подумал Гаузен и быстро протянул руку девушке за спину. Взвизгнув оттого, что ее случайное желание сбылось, Лин попыталась отвесить ему пощечину. Но, уворачиваясь от удара, юноша пригнул голову, которая тут же очутилась у девушки на груди. Она попыталась лягнуть его коленом, но, уходя от удара, Гаузен не отшатнулся, а подпрыгнул, окончательно повалив девушку на пол.

— Прекратите безобразия или я… — тут Галатея, похоже, вспомнила, что стражу она звать точно не будет. — Или я задам вам такую взбучку, что ваши нынешние разбирательства покажутся вам детскими забавами!

Услышав эти слова, Лин и Гаузен тут же прекратили драку и пристыжено замолчали.

— Гаузен, тебе не стыдно обижать беззащитную девушку? — упрекнула юношу лавочница.

— Это она-то беззащитная!? — возмутился Гаузен. — За что мне вдруг должно быть стыдно? Может, я сделал это из-за любви, — вырвалось вдруг у него.

— Из-за любви к золоту, наверное, — язвительно пояснила девушка, совершенно не обратив внимания на последние слова. Оттолкнув юношу, она поднялась на ноги.

— Тетушка Галатея, с таким нечестным человеком в лавке ты бы лучше выручку пересчитала и проверила, не пропало ли что ценное! — указала на юношу Лин.

— Тетя Галатея, не верь ей! Ты сама все видела — я тут главный пострадавший, — попытался разжалобить присутствующих Гаузен, поднимаясь с пола. И, чтобы хоть как-то утешиться, взял с прилавка платок и прижал его к носу.

— Не верь этому мошеннику, тетушка Галатея, — отряхиваясь от пыли, возразила Лин. — Ты смотри — вот он и платок у тебя уже умыкнул!

— Что было, то прошло, — попыталась успокоить присутствующих лавочница. — Ничего серьезного не случилось. Конфликт исчерпан и закончился миром.

— Она мне нос разбила…, - вновь пожаловался Гаузен. — И плащ, похоже, окончательно порвала.

— Твой хозяин Лекант и не так тебе вдарит, когда узнает, что ты шляешься, где попало, — наставительно заметила торговка. — И не надо клеветать на бедную девушку — ты ко мне вернулся с уже разодранным плащом.

— Это правда? — изумилась девушка, от неожиданности вновь чуть не выпустив книгу из рук.

— Ну да, я порвал плащ после того, как вывалился из окна, — замялся Гаузен.

— Нет, я не об этом. Правда, что Лекант — его хозяин?! — повторила вопрос девушка.

— Конечно, Лекант, принц Велитии, — доверительно подтвердила тетушка Галатея, несмотря на знаки отрицания, отчаянно подаваемые ей Гаузеном.

— Ты с ними заодно, с этими бандитами! — срываясь на крик, обвинила юношу Лин и схватила свой посох, который оставила в углу. Гаузен, увидев это, вновь юркнул за прилавок. Девушка собралась было достать его, но между ними встала тетушка Галатея.

— Я не допущу никакого кровопролития в своей лавке! — громогласно заявила торговка. — Не для того я весь день проливаю здесь свой пот, чтобы кто-то на этом же месте проливал чью-то кровь.

— Я так и знала, что ты негодяй! — не унималась девушка, — И ведь, наверное, никакие бандиты на тебя не нападали, так? Ты сам был один из них!

— Линочка, убери свою палку, а не то тебе придется отведать моей метлы! — пригрозила лавочница. — Вы могли бы мне оба объяснить, что между вами произошло?

И Лин, перебиваемая время от времени выглядывающим из-под прилавка Гаузеном, стала рассказывать об их совместном приключении. Иногда функцию рассказчика брал на себя Гаузен, и теперь уже девушка дополняла или оспаривала произошедшие события. Наконец, когда предположения и разъяснения закончились с обеих сторон, тетушка Галатея попыталась свести обе версии воедино:

— Итак, значит ты, Гаузен, посланный Лекантом, искал подходящее место для замка, но тебе, Линочка, он об этом не сказал? — уточнила лавочница.

— Я же говорю, он по натуре подлый лжец! — пояснила Лин.

— А что я мог сказать? Задание же тайное! А проболтайся я кому, не миновать мне беды. Принц на расправу скор! Живьем сварит, порежет на куски и скормит своему ручному стервятнику, — оправдывался, как мог Гаузен.

— Линочка, действительно, я тебя, конечно, знаю давно и только с хорошей стороны, но зачем Гаузену разбалтывать все, что на духу первой встречной? — поинтересовалась Галатея.

— Да он просто верный пес своего господина и лижет ему пятки! Как такому доверять? — не сдавалась девушка.

Гаузен чуть было не захлебнулся от возмущения и хотел все объяснить, как на духу, но и в этот раз тетушка Галатея его опередила:

— И это неправда. Еще до того, как ты пришла, он костерил принца на чем свет! Никакой любовью и преданностью тут и не пахнет.

— От этой сволочи у меня одни беды! — искренне подтвердил Гаузен. — Да и если бы я был на стороне бандитов, разве сберег бы книгу? Разве предупредил бы тебя об их появлении? Да и вообще, при чем тут Лекант? Мало, что ли, мерзавцев, жаждущих завладеть этим сокровищем?

— Он принц Велитии. А книга должна находиться в Альдории, — продолжала настаивать девушка.

— Ну, я тоже велит, но мне эта штуковина совсем не сдалась. Я же отдал ее тебе обратно! А ведь из-за нее меня хотят в тюрьму посадить. Может, даже казнить. На чьей совести будет моя смерть, Лин? Разве ты не будешь жалеть обо мне? — решил сыграть на чувственной стороне девушки Гаузен.

— А почему тебя ищет стража? — не поддалась Лин. — Зачем ты носил книгу в монастырь? Ты хотел продать ее!

— Ничего подобного! Я просто хотел узнать, как разыскать орден Всемзнания, — стоял на своем Гаузен. — Кто же знал, что Арсин за прошедшие годы так оскотинится? Но мне удалось спастись и сохранить книгу!

— Линочка, может быть, он поступил глупо, но не злонамеренно, — дала право на существование доводам Гаузена лавочница.

— Хорошо, я сохраню ему жизнь! — снисходительно согласилась Лин.

— Сохранишь мне жизнь? Ничего не скажешь, это как утопающему глоток воздуха перед тем, как захлебнуться, — язвительно поблагодарил Гаузен.

— Вот только не надо утверждать, что я причина всех твоих злоключений. Мы просто разойдемся в разные стороны, и каждый пойдет своей дорогой, — с каменным выражением лица заявила девушка.

— Куда мне идти, Лин? Меня везде ищут! Возьми меня с собой. Если ты все еще считаешь, что я хотел украсть книгу, то пусть тогда твой орден судит меня, — сделал отчаянную попытку юноша.

— Ты можешь идти куда угодно. А моя задача — доставить книгу в орден. И я сейчас же направляюсь на корабль, плывущий в Альдорию, — столь же твердо настаивала девушка, но юноша заметил, что уголок ее рта нервно дрогнул.

— Тетя Галатея! — в последний раз попробовал переманить женщин на свою сторону Гаузен. — При помощи этой книги можно попытаться помочь твоей племяннице. Это же Книга Знаний! Там может быть ответ на любой вопрос!

— Это правда, Линочка? — озабоченно поинтересовалась торговка. — Я опросила многих людей по поводу беды Салочки, и самые мудрые из них говорили мне, что, вполне вероятно, в этом мире нет решения данной проблемы.

Лин вновь попыталась придать своему лицу беспристрастное выражение, но в ее глазах промелькнула жалость, показавшая, что девушка не понаслышке знакома с бедой племянницы Галатеи.

— Я ничего не могу поделать. Я должна выполнить свое задание, а уж как использовать книгу — решать ордену, — заявила Лин.

— Может быть, я и не прав! — признал Гаузен. — Может, я как-нибудь выкарабкаюсь и без тебя. Но зачем обрекать Салочку? Это ее последняя надежда!

Юноше было стыдно, что он манипулирует чужим горем, но ничего другого он не мог придумать. И ему хотелось верить, что его усилия хоть как-то помогут Салочке в ее несчастье.

— На все воля ордена, — монотонно произнесла Лин, и Гаузену показалось, что девушка в этот раз с трудом сдержала слезы.

— Я понимаю тебя, Лин, — тяжелым голосом произнесла наконец Галатея. — Ты несешь ответственность перед орденом в не меньшей степени, чем я — перед Салочкой. Но если ты не имеешь права помочь мне и моей племяннице, то помоги хотя бы этому юноше. Я вижу, как он искренне хотел помочь тебе и Салочке. Я не могу вечно держать его в подвале. А на выходе из города его уже могут поджидать для расправы. Но если ты заберешь его на корабль, то это спасет его от поимки.

Лин серьезно посмотрела сначала на тетушку Галатею, потом на Гаузена, чья судьба зависела от решения девушки, и, наконец, сообщила:

— Хорошо, я заберу тебя на корабль, Гаузен. Но не рассчитывай сесть мне на шею до конца жизни. Моя благосклонность небезгранична, — выдвинула свои условия Лин.

— Не волнуйся, Лин. Я тебя не обременю. Тебе больше не придется жалеть, что ты связалась со мной, — сбивчиво пообещал Гаузен.

— Скажи еще что-нибудь вроде того, что сделаешь все, чтобы это плавание осталось для меня исключительно приятным воспоминанием, — скептически отнеслась к его словам девушка.

Гаузен понял, что настало время прощаться с доброй торговкой Галатеей.

— Плащ жалко, — вздохнул Гаузен, посмотрев на то, во что он был одет для путешествия. — Не плащ, а обрывки былого великолепия.

Тут в голову Гаузена пришла бессовестная мысль:

— Я, конечно, понимаю, что у покупки не совсем товарный вид. Но раз порвалось почти что надвое, так может, возьмете его назад… За полцены? Ну, или можно просто отремонтировать, — уступил юноша, нарвавшись на осуждающий взгляд портнихи.

— Корабль скоро отплывает, я не успею его зашить, — заявила Галатея. — Но у меня есть кое-что взамен, — торговка немного порылась в закромах и достала кожаную куртку. — Ну-ка, примерь.

— Такая хорошая курточка! Но мне нечем расплатиться за нее, — смутился Гаузен, на котором новое одеяние сидело просто великолепно.

— И речи быть не может. Это подарок! — отрезала лавочница, и Гаузен горячо поблагодарил ее на прощание. Та, в свою очередь, пожелала счастливого плавания, и он вместе с Лин отправился в порт.

 

Глава IX

То, что порт близко, Гаузен понял задолго до того, как они с Лин добрались до нужного места. Пристанский воздух напоминал ему тухлую селедку, которую клали в кашу в монастыре. Однажды он целый день чистил на кухне рыбу, и его нос настолько забился этим запахом, что ничего кроме него он не ощущал целых два дня. Поднявшись на корабль, они увидели темноволосого крепко сложенного мужчину с самодовольной улыбкой.

— Это капитан Настар, — шепотом представила девушка морского волка.

— Вижу, что ему больше тридцати не дашь, — согласился юноша, не до конца разобравшись в имени хозяина корабля.

— Ты опять не слушаешь? — возмутилась девушка.

— Я просто вспомнил одну поговорку: Если хаслин говорит что у него нет денег, значит, либо он врет, либо недоговаривает, потому что припрятал у себя драгоценные камни, — поделился народной мудростью Гаузен и пояснил:

— В смысле, не стоит сильно доверять хаслинам.

— Он что, не нравится тебе, потому что он хаслин? — пристыдила его Лин.

— Да нет же, почему? — не согласился юноша. — У меня был один знакомый торговец на ярмарке. Он был родом из Хаслинии и очень хорошо ко мне относился. Он почти не замечал, что я беру у него фрукты, а когда замечал, то далеко не гнался. Так, только для вида.

— Ты же говорил, что ничего не крал… — напомнила ему девушка.

— Ничего крупнее яблока! — уточнил Гаузен. — Если тебе удавалось продержаться на монастырской похлебке, значит, вас в Альдории кормят лучше нашего.

В это время Настар перестал пялиться на горизонт, и, заметив парочку, подошел поближе.

— Мы тут говорили о тебе, Настар, — обратилась к капитану девушка настолько приветливо, что Гаузен сразу невзлюбил его. — Ты напоминаешь моему спутнику его одного хорошего знакомого. Это Тален, мой наставник, — быстро произнесла девушка, не дав Гаузену представиться.

Гаузен сначала хотел было возмутиться, что ему присвоили чужое имя, но потом вспомнил, что под его собственным его могут разыскивать, и молча поблагодарил девушку за находчивость.

— Вчера я был в гостях у мертвеца, сегодня ношу имя покойника, страшно подумать, что же произойдет со мной завтра? — невесело подумалось юноше.

— Не слишком ли он молод, чтобы учить тебя? — поднял бровь капитан.

— Нет, просто с самого раннего детства мы обучались разным наукам, — объяснила Лин. — Я разбирала древние летописи, а он познавал историю Велитии. Таким образом, он знает много того, чего не знаю я. И постепенно он делится всеми своими знаниями со мной.

— Мы скоро отчаливаем, так что займите свою каюту, — произнес капитан и удалился для выполнения своих непосредственных обязанностей.

Гаузен неодобрительно проводил капитана взглядом, а потом, придав своему внешнему виду должную непринужденность, обратился к Лин:

— Если я тебя стесняю, то могу заночевать в трюме.

— Ну уж нет! Ты там украдешь что-нибудь, а мне опять отвечать, — насмешливо возразила Лин, и юноша понял, что она уже почти перестала сердиться на него. — Пошли, — махнула рукой девушка по направлению к каюте.

— Что ты ему там наговорила? — уже в каюте спросил Гаузен.

— Тален был моим наставником долгие годы. В последнее время он искал Книгу Знаний, а потом меня послали в Велитию ему на помощь. Мы были близки… Близки к находке, но нас напали разбойники. Мне удалось чудом спастись, — тут девушка замолчала. Было заметно, будто она снова, как наяву, переживает гибель друга.

— Тем же чудом, что ты ушла от них во второй раз? — попытался отвлечь девушку от тяжелых воспоминаний Гаузен.

— Нет, это совсем другая история, — вернулась к разговору Лин. Похоже, что девушка не очень горела желанием вспоминать и об этом случае. — Настар не мог быть знаком с Таленом. А то, что я взяла с собой неизвестно кого на корабль, могло бы привести к ненужным вопросам и подозрениям или даже пересмотру договора.

— Это я-то неизвестно кто? Да меня каждая собака в Вейносте знает! — притворно возмутился Гаузен, решив поднять девушке настроение.

— Наверное, каждая собака знает тебя на вкус, потому что ты облазил все соседские огороды, — отвлекшись, предположила девушка. — В любом случае, держись от меня подальше, мальчиш-блохиш! — пошутила Лин.

— Да как ты можешь так говорить! — снова разыграл недовольство Гаузен. — Тем более стыдно тебе, такой ученой девице, не знать, что блох на кораблях не бывает. Они просто не выносят морской болезни!

— Меня никогда не интересовали чужие блохи, — заметила девушка.

— Но это не значит, что нам на корабле ничего не грозит! — продолжил свою лекцию юноша. Он решил, что раз он играет роль наставника девушки, то должен ей соответствовать. — Есть куда более опасный паразит — морской червь. Всего лишь одна маленькая личинка прилипает к борту и вгрызается в дерево. Но там она выпускает щупальца, которые разрастаются во все стороны, как кровеносная система в человеческом теле. Ужасные нити ползут внутри переборок, палуб и практически во всех деревянных частях корабля. После этого корабль обречен гнить заживо, пока не даст течь во всех местах.

— Прямо как ненависть, поселившаяся в сердце человека, расползается все сильней и сильней, пока не завладеет его разумом. И человека уже не спасти, — помрачнев, отстраненно прокомментировала девушка, вновь задумавшись о чем-то своем.

— Но не бойся. Пока я с тобой, я сумею тебя защитить, — попытался успокоить ее Гаузен.

— Видала я, какой ты воин, — усмехнулась Лин, намекнув на недавнее происшествие в лавке тетушки Галатеи.

— Просто никто не учил меня сражаться с женщинами, — попытался оправдаться юноша, подсаживаясь поближе.

— Если ты сейчас же не уберешь свои руки, то у тебя резко прибавится опыта в этом деле! — угрожающе зашипела девушка.

— Прости… просто каюта тесная, — начал извиняться юноша. — Вот я и хотел сказать… Что же я хотел? — позабыл вдруг юноша. — Хотел спросить, как же ты все-таки спаслась от бандитов?

Лин сначала помотала головой, будто бы пыталась рассеять дурные воспоминания, но все же решила поделиться ими с юношей, так как он тоже был частью этой истории:

— Когда мы расстались с тобой на развилке, я уже не надеялась, что мы с тобой встретимся еще раз. Я подозревала, что снова столкнусь с этими бандитами, и поэтому, на всякий случай, подсунула тебе книгу, ведь была уверена, что они погонятся в первую очередь за мной. Понимаешь, Гаузен, я не хотела сбегать от них. Я хотела расквитаться с ними. Они убили моего наставника Талена на моих глазах. Гаузен, мне так стыдно, что я тогда позволила ему умереть. Хоть он пытался защитить меня и кричал убегать. И я должна подчиняться приказам старших…. Но он был так дорог мне, а я бросила его в беде…

— Я чувствовал тогда то же самое, — хотел поделиться юноша, но не решался прервать откровения девушки.

— И я решила все переиграть! Я сделала бы то, на что не решилась в тот роковой день! Пусть бы мне не удалось прикончить их всех, но я бы отомстила хотя бы одному-двум из них! Просто выждала бы момент, развернулась и атаковала! Но потом я вспомнила, что Тален всегда учил меня, что месть и убийство — это страшное преступление, и его надо избегать любой ценой. Поэтому я отказалась от своих первоначальных намерений. Ведь если бы я поступила по-своему, то вышло бы, что все эти годы Тален учил меня зря. Я бы просто надругалась над его памятью! Но когда я поняла это, бандиты на лошадях уже начали настигать меня. Когда двое из них поравнялись с моей лошадью, я резко вытащила посох и ударила. От этого они чуть не свалились с лошадей, и я здорово вырвалась вперед. А третий разбойник как будто вообще ничего не видел. Он сильно петлял и скакал больше за своими товарищами, нежели сам по себе. Так что мне даже не пришлось разбираться с ним.

— Это я ослепил его! — обрадовался Гаузен тому, что облегчил девушке жизнь.

— Это как? — удивилась Лин, не ожидая от юноши подобной жестокости.

— Ну, я тогда в таверне задал ему перцу, — коротко уточнил он, давая девушке возможность продолжить свое повествование:

— А потом я скрылась в лесу. У меня на пути был очень широкий овраг, а моя лошадь обучена перепрыгивать самые длинные препятствия.

— Катапак благослови твою лошадку, — тихо прошептал Гаузен, но Лин не расслышала этого и продолжила рассуждение.

— Думаю, бандиты, вряд ли решились на подобное. С таким весом и вооружением это для них непосильная задача. Так что я оторвалась от погони и направилась в Арту, чтобы отыскать тебя. Кстати, ты есть хочешь? — вдруг поинтересовалась Лин.

— Нет, спасибо, еще укачает, — вежливо отказался Гаузен, опасаясь приступов морской болезни.

Но, похоже, это было не все, что собиралась предложить девушка:

— Гаузен, я хочу кое-что тебе подарить за твою помощь, за то, что ты сберег книгу, ну и за все… — немного смутилась девушка. — Я думала преподнести тебе это, когда мы доберемся до Альдории, но решила не откладывать.

При этих словах девушка достала небольшой рожок.

— Рожок? Но у меня нет стада! — удивился Гаузен, который мечтал о новой сабле. — И я и так свистеть умею.

Он хотел даже продемонстрировать данное умение, но решил, что в закрытой каюте шум будет просто оглушительным.

— Это не пастуший рожок. В Альдории такие используют для передачи сигналов. Он даже может стать маяком для кораблей в сильный туман. Смотри.

Девушка легонько подула в рожок, и стены каюты под протяжные звуки осветились самыми разными цветами радуги.

— Чем сильнее дуешь, тем ярче он светится, — объяснила девушка и передала Гаузену подарок, который он тут же испробовал в действии, попытавшись сыграть случайную мелодию.

— Пусть это будет сигналом для нашей встречи, — радостно предложил юноша. — Как ты его заметишь, то сразу ко мне прибежишь!

— Размечтался! — рассмеялась девушка.

— Послушай, Лин, может, тогда расскажешь, что было дальше в истории про Демиана, — вспомнил Гаузен. — А то я боялся, что никогда не узнаю, чем там все закончилось.

— А тебе это интересно? — оживилась девушка.

— Ну, все равно скоро спать ложиться, но если мне станет скучно, то я дам тебе вот такой сигнал: Хр-р-р! — закатив глаза и откинув назад голову, громко зарокотал Гаузен.

— Будешь храпеть — выкину тебя за борт, — шутливо пригрозила Лин.

— Тогда сними с меня перед этим сапоги, — не растерялся Гаузен.

— Это еще зачем? — немного смутилась девушка.

— А у меня там монеты спрятаны. В сапогах я точно камнем пойду ко дну, — пояснил он.

— Наверное, у тебя там целое состояние! — рассмеялась девушка. — Я уже начинаю жалеть, что не взяла с тебя платы за путешествие.

— Ну, я в любом случае отплачу тебе за то, что ты протянула мне руку в нелегкое время. Ты больше никогда не пожалеешь, что взяла меня с собой! — ответственно заявил юноша.

— Ты уже в который раз мне это обещаешь. Чем ты можешь доказать состоятельность твоих слов? — с вкрадчивой улыбкой возразила Лин.

— Клянусь всеми своими богатствами! — торжественно произнес Гаузен и вывернул наружу оба кармана своих штанов.

И Лин с Гаузеном беззаботно засмеялись, наслаждаясь обществом друг друга и, впервые за длительное время, долгожданным чувством безопасности, которое давало надежду, что все беды остались позади.

— Может быть, Лекант и не такой негодяй, если рядом с ним есть такие люди, как ты? — предположила вдруг девушка, поставив юношу в тупик. Снова начать рассказывать, какой из себя принц мерзавец, после такого сравнения могло бы поставить Гаузена в один ряд с ним. А защитником Леканта ему быть совсем не хотелось.

— Ладно, шутник, — все еще улыбаясь, произнесла Лин. — Теперь моя очередь развлекать. На чем я вчера остановилась?

— На том, что тот парень ушел искать какого-то бессмертного всезнайку, — вспомнил юноша, которому сильно хотелось уйти подальше от предыдущего вопроса.

— Деми ушел из деревни от неблагодарных, как ему казалось, сельчан с короткой памятью вместе с бродячим цирком и помогал престарелому дрессировщику, но вскоре тот умер и Деми уже стал работать подмастерьем у пьяницы-волшебника, показывающего фокусы на ярмарках. В целом, Деми был очень способным мальчуганом и чему-нибудь да научился у каждого из членов труппы, — продолжила историю девушка.

— И метать ножи? — оживился Гаузен.

— И обращению с холодным оружием тоже, — подтвердила она. Там даже был один ловкач, который умудрялся одновременно жонглировать ножами и бриться.

— Должно быть, быстро у него волосы отрастали, — предположил Гаузен. — А лазить по канату его тоже научили?

— И акробатическим трюкам, и езде на лошади, и вообще всему, что могло бы пригодиться в его дальнейшем путешествии, — поведала девушка, не дожидаясь новых вопросов на эту тему.

— Так он покинул цирк?! — воскликнул Гаузен, обрадованный своей догадке.

— Не перебивай! — одернула юношу девушка. — Он действительно покинул бродячих артистов, когда настал свой срок, и отправился на поиски всезнающего вечножителя. В долгом пути его ждало множество приключений. Многие спутники присоединялись и покидали Демиана на его дороге, но последнюю часть ему пришлось пройти в одиночку. Когда же Демиан наконец повстречал мыслителя, он обратился к нему со следующей просьбой: Мыслитель! Ты Владыка Знаний и Повелитель Мудрости. Ты добр и благоразумен. И хотя мне не хочется пользоваться в корыстных целях твоей добротой и благоразумием, не можешь ли ты мне помочь с моей скромной относительно масштабов бескрайних просторов твоего сознания просьбой?

— Неужели он не мог сказать по-человечески чего ему надо? — начал было возмущаться Гаузен, но быстро замолк под грозным взглядом Лин, и девушка стала рассказывать дальше:

— Твоя просьба не останется без ответа, — молвил мыслитель, и Демиан начал:

— Есть ли смысл человеку жить на свете и совершать деяния, за которые его будут знать и почитать толпы людей, когда, несмотря на огромные усилия и свершения, с течением времени о нем все позабудут о всем, что он сделал? И даже в истлевших книгах не останется следа о его присутствии. Не мог бы ты, Владыка, запомнить одно лишь только мое имя, ведь ты вечен? Тогда я буду существовать всегда, а значит, что буду существовать и сейчас, и это есть самое главное.

— Твоя просьба не лишена смысла, — ответил мыслитель. — Я, может быть и вечен, но это не значит, что я всегда буду оставаться в этом мире. В конечном итоге, знание о тебе все равно уйдет. Узнав твое имя, я сотворю знание, но знание меряется не тем, как долго оно хранится, а тем, сколько людей им воспользуется. Исполнив твою просьбу, я выполню твое пожелание, но твой порыв будет израсходован впустую. Разве не большую пользу ты бы принес, передав не одно знание другому, а разные знания многим, не помышляя о том, как долго они просуществуют? Этим ты бы мог продлить знания на века, а то и продлить саму вечность. Ведь знания — это великая сила, и благие знания могут спасти мир.

Услышав эти слова, Демиан сначала пришел в ужас оттого, что его прежние убеждения ничего не стоят, и он прожил свою жизнь зря. Но потом ему удалось раскрыть сердце новому знанию, и он переродился.

— Ты пришел сюда не напрасно, — услышал Демиан от мыслителя. — Я дарую тебе книгу. Сейчас она пуста, но тебе предстоит ее заполнить, отделив добрые знания от пустых. Это не просто книга — это слиток моего сердца, — сказал Владыка Демиану. — Но как бы не была она дорога мне, я должен ею поделиться. И это мой подарок не вечности, но человечеству. И только ты можешь передать его людям.

Демиана будто осенило светлым знамением. Он поблагодарил мыслителя за подарок, так и не сказав ему своего имени. А затем он собрал учеников и основал наш орден, который несет знания всем людям и по сей день. Тогда был создан и наш символ. Смотри, я тебе покажу, — произнесла Лин и достала перо, бумагу и чернила. Затем она начала тонкими линиями наносить какой-то знак:

— Вот это — сердце. Оно будто бы отлито из золота, хотя и кажется хрупким. А с краю видно, как оно открывается, ведь сердце должно быть открытым. И открываясь, оно показывает страницы, которые не терпят лжи, — продолжала старательно выводить девушка своей изящною рукой, а Гаузен неотрывно следил и запоминал. — Книга — она как живая. Чернила ее кровь, а страницы — мышцы. На них можно узнать многое — и прошедшее и будущее, если очистить свои помыслы. В прошлом и грядущем суть любого знания. Это и есть символ нашего ордена. Сердце открыто еще и потому, что знание открывает многие двери, — объяснила Лин. — Но самое ценное знание в жизни — это любовь и дружба.

Гаузен, стараясь запомнить увиденное и услышанное, не заметил, как шепотом повторил последние слова. Взгляд Гаузена скользнул по лицу Лин, но она не заметила этого, так как, подув на листок, чтобы чернила засохли, сложила набросок и спрятала его между страниц.

— Страницы не запачкаешь? — предупредил Гаузен девушку.

— Не чернила, а темные дела пятнают страницы истории, — ответила Лин. Похоже, что она все еще находилась в задумчиво-мечтательном настроении.

— В монастыре мне рассказывали много чего поучительного, — поделился Гаузен. — Но та скучная ерунда не идет ни в какое сравнение с этой замечательной историей. Если бы мне раньше рассказывали такие истории, то я, наверное, сейчас бы лучше относился к окружающим, — грустно добавил про себя юноша.

— На этом история не закончилась, — разъяснила девушка. — Демиану предстояло основать орден, а для этого понадобилось приложить немало усилий. Но перед этим он отправился в новые странствия, чтобы собирать и делиться добрыми знаниями. На своем пути он совершил немало хороших поступков. Но он все еще стыдился своего прошлого. Он боялся, что к нему не будут прислушиваться, по-прежнему принимая за циркача, поэтому он обмотал лицо тканью. Когда же его просили показать свое лицо, он отвечал так: Зачем мне открывать вам мое лицо, когда я могу открыть вам свое сердце? Но однажды одна маленькая девочка поднесла ему воды, но он не мог принять это подношение, несмотря на то, что ему очень хотелось пить. В этот момент он понял, что скрывать свое истинное лицо так же неправильно, как и отказываться от благодарности, и он снял повязку и больше никогда не надевал ее.

Тут девочка увидела, что лицо Демиана покрыто шрамами, и испугалась.

— Что с твоим лицом? — спросила девочка, но в ее голосе звучало не отвращение, а жалость.

— Раньше мне казалось, что я хозяин своего сердца, и могу подарить его кому угодно. И некоторые прекрасные девушки брали его, не спрашивая, и вместо того, чтобы разделить его, они ставили его на полку, и постепенно оно начинало покрываться черной коркой пыли. Они не забирали мое сердце себе, но и не отдавали его обратно. Потом приходили другие, но мне уже нечего было им предложить. И они называли меня злым и жестоким, но мне нечего было возразить им. Ведь сердце, вырванное из груди, превращалось в кровоточащий кусок мяса, а сам я — в бесчувственного мертвеца. Но ведь сердце человека создано, чтобы перегонять кровь, а не истекать ею?

Я не мог объяснить им того, что мое сердце больше не принадлежит мне, равно как и того, что не могу его кому-то подарить, потому что оно полно страха и отчаяния. Я просто не мог говорить плохих вещей о тех, кто забрал его у меня. Кто был так дорог мне, несмотря ни на что. И у меня не хватало смелости попросить свое сердце обратно или предложить что-то взамен.

— Я бы никогда не поступил с тобой так, Лин, — еле слышно прошептал Гаузен, боясь прервать историю девушки:

— А потом мое сердце рано или поздно падало с полки вниз и разбивалось на мелкие части. И я смотрел на них, пытаясь разобрать собственное отражение. И я видел в этих осколках сотни ртов и тысячи глаз. И я понимал, что это чудовище и есть на самом деле я. А потом налетел ветер и разметал осколки моего сердца по всему миру. И я не могу собрать их до сих пор.

На моем сердце столько шрамов, — признался Демиан. — Что на нем не осталось живого места, и они стали выступать наружу. Но больше я не строю иллюзий. Я сам себе палач и главная причина собственных страданий. И я благодарен, что ты облегчила их мне.

Напившись, он вернул девочке кувшин, но она и не думала отходить от него. Он решил, что она хочет ему что-то сказать, и наклонился к ней поближе, и тогда она поцеловала его… Хотела бы я быть на месте той девочки, — прошептала Лин, прервав историю.

— Хотел бы я быть на месте Демиана, если бы ты была на месте той девочки, — подумал Гаузен и произнес:

— Повезло же ему.

— Вообще-то не очень, — не согласилась девушка. — За этот поцелуй его бросили в тюрьму.

— Неужели у них там такие строгие законы? — возмутился Гаузен.

— Нет, просто она оказалась дочерью царя Хаслинии, — пояснила Лин. — Безродным чужеземцам было запрещено не то, что прикасаться — разговаривать с нею. Но она помогла ему выбраться из тюрьмы и спастись от казни. Его ждало еще много подобных приключений, прежде чем он основал орден Всемзнания.

— Думаю, он старался не зря, — подытожил Гаузен, про себя подумав: — Ведь не заложи он его, мы бы с тобой никогда не встретились.

— А эта книга — та самая, что получил в подарок Демиан? — вдруг спросил Гаузен.

— Не знаю, — неопределенно пожала плечами девушка. — Все может быть. А почему ты спрашиваешь?

— Если эта та самая книга, то с ее помощью можно узнать, как излечить Салочку, — вновь напомнил Гаузен.

— А ты действительно хотел бы помочь ей? — переспросила девушка.

— Ну, как же, жаль все-таки, — замялся юноша. — Такое несчастье и на всю жизнь.

На самом деле у Гаузена не укладывалось в голове, что такие болезни вообще могут существовать. Он привычно относился к нормальным «человеческим» заболеваниям, вроде простуды, но эта просто-таки ломала у него все представления об устройстве мира.

— Наш орден длительное время покупает товары у Галатеи, так что мне давно известно о несчастье Салочки. Я перерыла все возможные источники в библиотеке и опросила всех прислужников и мастеров. Но мне не удалось найти хоть какого-то решения. А если в этой книге и есть ответ на этот вопрос, то даже если бы я, несмотря на запрет, заглянула в нее, еще неизвестно, удалось ли бы мне найти правильное решение. Я ведь всего лишь ученица… — печально докончила девушка, — Но я обязательно попрошу их разобраться, если книга подлинная.

Тут Гаузен, который вообще в последнее время спал не очень много, не выдержал и зевнул.

— Я все-таки утомила тебя своими рассказами? — встревожилась девушка. — Уже темно, пора уже укладываться…

— Я просто широко открыл рот… — пояснил Гаузен. — Открыл, чтобы сказать… А почему бы нам не выйти наверх и подышать свежим воздухом? А заодно и полюбоваться на звезды.

— Можно, — согласилась девушка. — Днем-то их все равно не увидишь.

Лин и Гаузен поднялись на палубу и стали смотреть на ночное небо. Гаузену хотелось сказать что-то красивое про звезды и очаровать девушку, но ничего путного в голову не приходило.

— А ведь иногда они и на голову могут упасть, — наконец, решился юноша, не придумав ничего получше.

— С чего ты взял? — удивленно посмотрела на него девушка.

— Ну вот, теперь она думает, что я ушибленный звездой на голову, — расстроившись, подумал Гаузен и попытался оправдаться:

— Мне рассказала тетушка Галатея, что причиной болезни Салочки стало подобное падение. А виноват во всем бог Тардиш, который кидался с небес смертоносными камнями.

— Есть и другие версии этой истории, — даже не повернувшись, возразила девушка. Она вдруг начала смотреть на звезды настолько пристально, что совсем нельзя было подумать, что она ими любуется.

— Легенды не врут! — не поверил Гаузен.

— Может быть, и не врут, но преувеличивают частенько, — не сдавалась Лин. Но их спор прервала птица, вылетевшая из капитанской рубки куда-то вдаль. Эта птица показалась очень знакомой юноше. Хотя было темно, но ему почудилось, что у нее не хватает перьев на хвосте, отчего птица немного вихляла в воздухе. К лапе пернатого было что-то привязано.

— Когтервач! — изумленно прошептал Гаузен.

Когтервачем звал Лекант своего ручного ястреба. Он брал его на охоту, а когда было нечем писать, принц вырывал у него перья.

Еще у Леканта был пес по кличке Брюхогрей, который очень любит дремать у камина. Придворная чернь даже сложила песенку на эту тему:

У Леканта тьма друзей,

Когтервач да Брюхогрей.

Впрочем, однажды Брюхогрей исчез. Трудно понять, сбежал он, потерялся или был украден, хотя кому бы мог понадобиться старый толстый пес? Но принц, во всем чуя измену, заочно приговорил четырехлапого блохоносца к смерти. Чтоб другим неповадно было. Вот так у Леканта из любимцев остался один только ястреб. Тут юноша вспомнил, что пернатый спутник принца всегда мог найти дорогу в замок, поэтому Лекант использовал птицу как почтальона. Просто отдавал кому-то ястреба в клетке, а потом, когда срочно нужно было отправить письмо, Когтервача выпускали, и он возвращался обратно к принцу.

— Я ведь забыл отправить ему отчет о месте для замка, — пришло в голову юноше, но он решил больше не думать об этом.

— Лин, — повернулся к девушке Гаузен. — Похоже, что капитан Настар только что отправил письмо Леканту при помощи ручного ястреба принца.

Девушка посмотрела на него в ужасе.

— А я еще сомневалась, что наш корабль отклонился от курса, — расстроено поведала она. — Звезды совсем не совпадают с теми, что встречаются на пути в Альдорию.

— А еще, похоже, что Настар работает на Леканта, — вновь напомнил юноша, которому показалось, что девушка не совсем его расслышала.

— Послушай, Гаузен, — серьезно спросила Лин. — Лекант действительно такой мерзавец, что с ним ни в коем случае нельзя связываться?

Тут у Гаузена промелькнула мысль, что, может быть, не все еще потеряно. Что он сейчас может представиться капитану подручным принца Леканта, а потом и самому принцу все объяснить. Что да, он подзадержался и ввязался в неприятности, но первоначальное задание он, как мог, но выполнил. Зато ведь получается, что девушку и книгу он сопроводил прямо ему в руки. Проявил дальновидность, так сказать. Но все эти мысли показались Гаузену настолько противными, особенно в сочетании с представившейся ему мерзкой самодовольной улыбкой Леканта, что юноше стало стыдно даже помыслить о подобном предательстве. Нет, Лекант — это не тот человек, в котором можно найти хоть одну положительную черту. Гаузен понял, что его заслуг перед Лекантом никак не хватит, чтобы вытащить девушку из беды. Да и даже если он спасет ее, она не простит ему потери книги.

— Лин, если ты меня спрашиваешь, — начал Гаузен. — То избегай его любой ценой! Хорошо в нем только то, что его сейчас нет поблизости.

Тут они услышали шаги и обернулись. Капитан судна уже успел появиться на палубе.

— Ну что, голубки, вышли полюбоваться на звезды или опять обо мне вспоминаете? — с наигранным дружелюбием поинтересовался Настар.

— Не голубки — тут птицы покрупней будут, — прошептал Гаузен, не рискнув прямо выразить свое негодование, но Лин была куда более категорична:

— Настар, куда мы плывем? Это совсем не похоже на путь в Альдорию! — в открытую обвинила девушка.

— Говорят, близ Альдории бушуют бури, поэтому я решил сделать небольшой крюк. Но не волнуйся, дорогуша, ты наверняка рано или поздно вернешься к себе домой, если будешь послушной… Ведь в монастыре тебя учили послушанию? — криво ухмыльнулся капитан и прищелкнул языком.

— Что это значит, Настар? — дерзко перебила девушка.

— Это вам объяснит принц Лекант при встрече, — все еще злорадно улыбаясь, ответил капитан.

— Как ты мог так поступить с нами после стольких лет сотрудничества с орденом? — не отступалась Лин.

— Как говорится в одной нашей поговорке, — заявил хаслин. — После сделки не торгуются. А бежать вам все равно некуда.

— Как тебе не стыдно, Настар! — не сдавалась девушка, — Как ты мог нас обмануть?

— Ты называешь меня обманщиком?! — разозлился капитан. — А кого ты протащила на борт? — указал на Гаузена Настар. — Он совсем не похож на храмовника, лживая ты стерва!

Увидев, как хаслин размахнулся, Гаузен рванулся навстречу, но опоздал. Настар отвесил девушке такую оплеуху, что она, отлетев, ударилась о мачту.

Пожалев об оставленном в каюте ноже, Гаузен изо всех сил пнул капитана под колено, а когда у того подогнулись ноги, прибавил кулаком в челюсть. От подобной арифметики рот капитана исказился от боли, и наружу вырвались слова о помощи.

Гаузен не стал дожидаться, пока Настар поднимется или прибудет подмога, сразу подбежав к Лин.

— Скорее в каюту, — слабо попросила девушка. Гаузен, подхватив Лин, добрался до места и запер дверь.

— Прости меня, Гаузен, — ученицу ордена Всемзнания шатало от боли в голове, но у нее еще были силы говорить. — Я подозревала тебя в предательстве, но не смогла разглядеть настоящего изменника. А я еще пыталась переубедить его…

— Это ты прости меня… — с горечью ответил юноша. — Прости, что я не смог защитить тебя.

— Бери свои вещи и слушай меня внимательно, — посерьезнела девушка. — Похоже, что книга подлинная. Иначе ее бы так тщательно не прятали, а Лекант не искал бы ее, сломя ноги. Книга многие века накапливала знания, и от нее можно получить многие ответы, — тут девушка, сконцентрировавшись, углубилась в книгу. В этот момент в дверь стали громко стучать, требуя открыть дверь. Гаузен подумал, что если дверь начнут выламывать, то засов долго не протянет.

— Мне удалось разузнать, как исцелить Салочку. Она больна синдромом Протея, и единственное лекарство держит у себя ученый, которого зовут Савушкин. Но это очень далеко. Зато мы оба знаем о ее недуге, и это нас объединяет. Оба мы хотим, чтобы Салочка излечилась.

Гаузен напряженно кивнул, все еще не понимая, как это поможет им в нынешней ситуации.

— Если все получится, нам удастся не только спасти книгу от рук Леканта, но и помочь Салочке. Мне было запрещено использовать Книгу Знаний, но у нас нет выбора. Мы можем скрыться только в ином мире, так как книга позволяет перемещаться между мирами, но не внутри них.

— А мы не потеряем друг друга? — испугался Гаузен, который от волшебных перемещений не ожидал ничего хорошего.

— Разве ты еще не понял? Эта книга помогает найти любовь и дружбу. Мы отыскали друг друга в Арте, найдемся и в другом мире. Пусть даже на это уйдет время…

Лин стала судорожно листать книгу, нашла одно место и долго вчитывалась в него, затем слабым голосом велела Гаузена заглянуть туда вместе с ней. Гаузен так и сделал.

— Надеюсь, хоть на этот раз у меня все получится, — прошептала девушка.

— Я верю в тебя, Лин, — попытался успокоить девушку Гаузен, и она ответила ему благодарным взглядом. — Послушай, Лин, мне кое-что нужно сказать… — вдруг вспомнил юноша.

— Нашел время! — не дала договорить девушка. — Потом скажешь…

Тут Гаузен услышал гром, а в голове у него померкло.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Лин, — было последней мыслью юноши. — Ведь в твоих руках наши жизни.

Но в тот момент о своей жизни он почти не думал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ