Главнейшим источником жизнеописания Кулибина являются его опубликованные сочинения, а также письма, проекты, наброски проектов, рапорты, донесения в Академию, описания, изобретения и чертежи, находящиеся главным образом в архиве Академии наук СССР в Ленинграде, затем в Центральном Государственном архиве древних актов, в Государственном историческом музее в Москве, в Центральном Государственном архиве в Ленинграде; в Институте русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР; в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде; в библиотеке Ленинградского института путей сообщения; в Горьковском областном государственном архиве; в Горьковском институте инженеров водного транспорта.

Самая большая и ценная часть кулибинского наследства находится в архиве Академии. Бумаги эти бережно хранятся, приведены в порядок. Все кулибинские документы названы в описи № 1 фонда 296. Автор этих строк пользуется случаем выразить благодарность сотрудникам архива в лице его директора Г. А. Князева за их советы и внимательное к нему отношение во время его работы в архиве.

Советские ученые много сделали для прояснения творчества нашего отечественного гения. Особенно большая заслуга в обнародовании новых документов, в их комментировании или в популяризации творчества Кулибина принадлежит: Н. К. Дормидонтову, В. А. Гофману, академику В. В. Данилевскому, Д. И. Каргину, Б. А. Малькевичу, В. Н. Пипунырову, М. И. Радовскому, И. А. Ростовцеву, В. В. Якубовскому, М. Н. Раскину, академику И. И. Артоболевскому. Но работа предстоит еще очень большая. Можно без преувеличения сказать, что работа эта только начинается. Не все еще архивы полностью обследованы и изучены, не все рукописи найдены, не все кулибинские раритеты, сохранившиеся до сих пор, отысканы. Кулибинское наследство ждет своих энтузиастов. И совсем ничего не сделано нами в советское время в области кулибинской иконографии.

Иконографию И. П. Кулибина в 70-х годах добросовестно обследовал и изучил И. Ремезов. Вот что удалось ему установить:

«Портретов Кулибина очень много, но из них оригинальных едва ли наберется более пяти; все остальные представляют в различной степени удачные и неудачные копии. По происхождению от того или другого оригинала и по способам исполнения все эти портреты подразделяются на следующие группы:

1. Учитель рисования нижегородской гимназии Веденецкий в последний год жизни Кулибина написал с него, как говорится, весьма схожий портрет, на котором механик-самоучка представлен сидящим у стола, с циркулем в руке, перед своими изобретениями: телескопом, яйцеобразными часами и проч. Из копий, снятых с портрета работы Веденецкого, известны следующие:

а) написанная масляными красками и принадлежащая бывшему нижегородскому городскому голове В. К. Мигурину; эта копия была выставлена во время празднования в Нижнем Новгороде кулибинского юбилея, о чем упоминается в описании этого торжества, помещенном в № 82 газеты «Москва» за 1868 год;

б) из литографированных копий с портрета Веденецкого известны две: одна помещена в № 8 «Русского художественного листка» за 1860 год, а другая (воспроизводимая на фронтисписе этой книги. — Н. К.) в томе II «Портретной галереи» А. Мюнстера; копия сделана Борелем;

в) резанных на дереве портретов Кулибина несколько: из числа их первое место занимает копия с портрета, помещенного в «Русском художественном листке», резанная художником Даугелем и приложенная к жизнеописанию механика-самоучки, составленному Ремезовым; затем все остальные политипажные портреты Кулибина скопированы, и притом весьма неудачно, с даугелевского портрета; эти последние помещены в «Грамоте» за 1862 год, брошюре Короткова и издании «Мирского вестника».

2. На бывшей в 1870 году в Санкт-Петербурге выставке русских портретов известных лиц XVI–XVIII веков находился и портрет Кулибина, написанный, по словам составленного Н. П. Петровым указателя к этой выставке, братом механика-самоучки, бывшим воспитанником Санкт-Петербургской академии художеств; портрет принадлежит г. Соколовскому и изображает Кулибина, обращенного влево, с усовершенствованным им телескопом.

3. В словаре русских гравированных портретов, составленном Д. Ровинским (СПБ, 1872 г.), на странице 74, между прочим, сказано, что в императорском Эрмитаже и у составителя словаря имеется по экземпляру весьма редкого портрета Кулибина, гравированного резцом работы, как нужно полагать, К. Афанасьева; на этом портрете механик-самоучка представлен в армяке, с медалью на шее, по пояс (три четверти, обращенным влево).

4. К жизнеописанию Кулибина, сочинение П. Свиньина, приложен литографированный портрет механика-самоучки, замечательный в том отношении, что представляет один из самых первых опытов литографического искусства в России; на портрете механик-самоучка изображен также с медалью на шее, но без телескопа и обращенным вправо; под портретом следующая надпись: «Иван Петрович Кулибин. Механик Российской Академии и Член Экономического общества». Политипажная копия, кажется, с этого портрета помещена в № 67 «Воскресного досуга» за 1864 год.

Какой именно портрет Кулибина приложен к «Отечественным запискам» 1819 года, составитель настоящего списка портретов, определить не может, так как во всех имевшихся у него под рукой экземплярах «Отечественных записок» 1819 года портрета Кулибина не оказалось.

Автору этой книги довелось увидеть лишь два портрета Кулибина, писанных масляными красками. Один из них находится в архиве Академии наук, другой — в Доме техники при Институте инженеров водного транспорта в городе Горьком. Никто толком не знает, кем они писаны и когда. Одна из дальних родственниц Кулибина жительница Ленинграда Е. И. Смирнова сообщила нам, что у нее был портрет Кулибина будто бы один из самых ранних. Куда он девался после ленинградской блокады, установить нам пока не удалось.

Известность выпала на долю Кулибина еще при жизни. И писали о нем немало. Но только одиночки разгадали всю глубину его дарования и оценили его по достоинству. Лишь в наше время, пристально оберегающее народные таланты и память о них, начинает вырисовываться подлинно трагическое лицо исключительного изобретателя. Разбираются его рукописи, расшифровываются чертежи, изучаются и реконструируются его изобретения. До советского же времени Кулибин был для русского образованного общества только чудак, неудачник-«самоучка», «самородок», экзотическое явление, «жертва малограмотности». И вот таким он проходит через многочисленные популярные книжки о нем на протяжении ста двадцати лет. У него были большей частью плохие биографы. Писали слащаво. Всего три статьи являются более или менее ценными источниками для биографов, если не считать краткую автобиографию самого изобретателя, опубликованную еще при его жизни.

Первая статья вышла на другой год после смерти Кулибина. Она называется «Жизнь русского механика Кулибина и его изобретения» и принадлежит Павлу Свиньину.

Из переписки Кулибина с сыном Семеном видно, что еще при жизни Ивана Петровича оба они были озабочены приисканием автора, который взялся бы поведать гражданам о его трудах и работах. По-видимому, они и нашли Свиньина, который вообще интересовался изобретателями-«самоучками», и передали ему имеющиеся материалы к биографии.

Свиньин был больше обеспокоен не обнародованием подлинной жизни Кулибина и его достижений, а тем, «сколько было именных и изустных императорских указаний о разных милостях механику Кулибину». Он всячески подчеркивал то обстоятельство, что механик пользовался вниманием со стороны придворных и власть имущих, настоятельно проводил ту мысль, что усердие всегда достойно награждается монархом. Свиньин не углублялся в сущность изобретений Кулибина и значения их не понимал. Все старания клал он на то, чтобы тщательно скрыть все неприятное в жизни изобретателя. Назначение его произведения сводится вот к чему: «Жизнь и кончина Ивана Петровича Кулибина служит приятнейшим убеждением, что у нас в России не одно богатство и знатность возвышаются, торжествуют, что гражданин с дарованием — в бороде и без чинов — может быть полезен отечеству, почтен от монархов, уважен и любим от соотичей, счастлив и боготворим в своем семействе». Курьезно, что биограф приводит «пророческий» сон Кулибина. После тяжелой работы над часами, когда Кулибин был еще в безвестности, увидел он во сне трех орлов. Это якобы было предчувствием милости от братьев Орловых. А ведь Свиньин один из тех биографов, которые знали Кулибина лично и на которых поневоле приходится полагаться, хотя бы при регистрации фактов.

Вторая работа — первоисточник, «Некрология славного механика Кулибина» — написана сыном механика Семеном (в журнале «Москвитянин» за 1854 год). Это сухое изложение событий с указанием хронологических дат. Здесь тоже подчас отмечается самое несущественное. Описанию восторгов купца Костромина, любующегося с семьей подаренной царицею кружкой, посвящается целая страница из тридцати, а о судне сказано только, что оно «изобретено». После Свиньина «Некрология» дает мало нового. В ней тоже тщательно отмечаются всякие «пожалования». Забавна забота о том, чтобы не пропала для потомства память об отце, как развлекателе двора.

Третья работа принадлежит Пятерикову (П. Пятериков, Иван Петрович Кулибин. Русский механик, самоучка. Воспоминания в журнале «Москвитянин» за 1853 год). Пятериков — сын часовщика, бывшего помощником у Кулибина. Этого биографа больше всего занимает то, что Кулибин пользовался особенным покровительством 'графов Орловых и всемогущего тогда князя Потемкина. Автор с простодушным удивлением провинциала спешит скорее вписать «реестры». «Реестры» — это списки указов о «милостях двора» Кулибину. Пятериков высчитал, сколько раз представлялся Кулибин Екатерине, Павлу, Александру, и составил этому списки, а о самых серьезных событиях в жизни Кулибина, как, например, о его увольнении из Академии, даже и намека нет.

Правильно замечает В. Г. Короленко: «К сожалению, нужно сказать, что первоначальные биографы обращали почти исключительное внимание на эту казовую сторону в жизни самоучки-механика. Кулибин, подносящий часы с курантами, Кулибин обласканный, Кулибин, которому кланяется Суворов, Кулибин, принимающий Потемкина запросто, Кулибин, посрамляющий русской сметкой иностранных инженеров, Кулибин в русском кафтане, беседующий на придворном балу с иностранными принцами, Кулибин, осыпаемый милостями Екатерины, Павла и Александра. Вот главные эпизоды, на которых с любовью останавливаются первоначальные биографы».

Короленко замечает далее: «Уже из-за восторженных повествований об этих триумфах нередко выступают истинно трагические черты человека, слишком поторопившегося явиться на свет… Волшебная карьера Кулибина, кроме биографий и их лубочных переделок, вызвала даже драматические вдохновения, прославлявшие и гениального «бородача» и просвещенных меценатов екатерининского века. Однако с одинаковой легкостью эта карьера могла бы дать материал для трагедий».

Вскоре после смерти Кулибина написал его биографию — конечно, по горячим следам — поэт-крестьянин Ф. Н. Слепушкин (1783–1848 гг.). Это поэт-самоучка, сын крепостного, автор сборника стихов «Досуги сельского жителя» (1826 г.). Он рисовал картины крестьянского довольства, счастья в духе «официальной народности». Отыскано его письмо Свиньину:

«Павел Петрович! Мне мысль пришла дать поместить в журнал г. Греча целиком всю жизнь Кулибина, с тем чтобы он мне особо напечатал 200 экземпляров. Ее можно разместить в 3 номерах, а для меня тем лучше, что будет в 8° (для портрета). Я г. Греча видел вчера, и ему весьма хочется ее поместить в журнале, тем паче, что полгода выходят и новую подписку объявляет. Я ему приноровлю так, чтоб начало поместилось в последнем номере июня, а конец в июле. Прочитав сей приложенный лист, благоволите послать г. Тимковскому, весьма надеюсь, что с большим удовольствием будут читать жизнь Кулибина, ибо он славился и удивлял всех своими изобретениями, пока был жив; конечно, и после смерти его бы поминали, пока его изобретения существуют; но время бы их сокрушило, и он вместе б с ними был забыт; вы же приятным пером вашим все его механические вещи вычинили, поновили и прочностью предали векам!..

Преданный Вам А. (?) Слепушкин.

Июня 14 дня. (Год не указан.)»

Рукопись эта до сих пор не отыскана.

Короленко одним из первых угадал в жизни механика трагедию, заинтересовался им, собрал и издал переписку Кулибина с детьми. Короленко опубликовал всего 52 письма, раньше появлявшихся частью в провинциальных газетах, частью в «Русской старине», и 25 писем, разысканных им случайно.

Владелица небольшого именьица недалеко от Нижнего Новгорода в селе Кудрешки, собираясь продавать имение, решила сжечь находившиеся в доме бумаги и набила ими камин. Камин оказался неисправным, и не вполне сгоревшие бумаги были выброшены в мусор. Клочок письма с подписью Кулибина попался на глаза сестре нового владельца, родственника писательницы Мысовской. Мысовская выбрала из мусора письма Кулибина и переслала их Короленко. Но как эти письма попали в Кудрешки, никому не известно.

До Короленко на родине Кулибина были опубликованы в «Нижегородских губернских ведомостях» интересные статьи писателя Мельникова-Печерского. Мельников-Печерский знал дочерей Кулибина и пользовался рукописями изобретателя, предоставленными ему Елизаветой Поповой. К сожалению, биография Кулибина доведена им только до 1796 года.

О Кулибине много писали после отмены крепостного права. Это были брошюры «для народа», издаваемые в сериях с подзаголовками: «Самоучки», «Самородки», и т. п. Одни авторы с забавным умилением изумлялись способности «простого мужика к наукам и искусствам», другие с неуклонным усердием рядили его под верноподданнического героя-«бородача», «хранителя старорусских устоев».

Чего только не было написано о Кулибине! Слащавые рассуждения о его усердии к престолу, нелепые анекдоты, сентиментальная патетика, простодушное ликование невежд, восторгавшихся его иллюминациями. Рисовали его портреты с медалью, пристегнутой к его кафтану рукой царицы, с медалью, пожалованною за техническую диковину, которая позабавила двор. Все это выглядит издевательски в сопоставлении с истинным путем изобретателя, умершего нищим.

Такие брошюры изготовлялись на продажу. Известно, например, что темные дельцы Нижнего Новгорода пробовали нажиться на биографии своего земляка. Так, Горький рассказывает в своем очерке «Монархист» о книгопродавце Брееве, хорошо известном нижегородским старожилам, который торговал сперва «поминаниями», крестиками, шпилечками, булавочками, потом стал издавать черносотенные книжечки для «народного чтения», он выпустил «Житие старца Федора Кузьмича» и хорошо на нем заработал.

«Когда вышли первые книжки моих рассказов, Бреев явился ко мне скромно, но солидно одетый в мохнатенький синий пиджачок с тяжелыми серебряными часами в кармане жилета, с цепью «фальшивого золота» на груди и в новых скрипучих сапогах. От него сильно пахло ваксой, душистым мылом, он сиял улыбками и вдохновенно, негромко говорил: «Позвольте изложить мечту сердца! Для прославления древнего нашего города и желая принести посильную пользу истории государства, затеял я издание сочинений небольшого размера о знаменитых земляках наших, как-то Кузьме Минине, патриархе Никоне, Аввакуме Протопопе, о Кулибине, Милие Балакиреве, господине Боборыкине, о Добролюбове, конечно, а также о Мельникове-Печерском и всех прочих талантах земли нижегородской. Окажите делу этому литературную помощь» (М. Горький, Собр. соч., т. 13. 1933 г., стр. 149).

Надо думать, что мечта Бреева об издании брошюры о Кулибине не осуществилась. По крайней мере нам ничего в этом роде найти не довелось.

Из всех «народолюбческих» работ о Кулибине да проверенности и систематизации фактов наибольшего внимания заслуживает книжка И. Ремизова, который очень долго занимался Кулибиным, но в плане исключительно внешней биографий. Работа эта ценна особенно приложенной к ней библиографией, для своего времени, исчерпывающей. (И. С. Ремизов, Механик-самоучка И. П. Кулибин, изд. 4-е, доп. СПБ, 1883 г., 62 стр.)

Но самой полной работой, повествующей о жизни Кулибина, является, по нашему мнению, брошюра Селезнева.

Ф. Селезнев, студент Нижегородского университета, опубликовал в 1918 году, в приложении к № 7 «Вестника Нижегородского университета» работу о Кулибине. Не претендуя на особенную глубину освещаемых событий, автор, по сравнению с первыми биографами, дает самое полное их изложение, впервые используя и материалы Короленко. К достоинствам брошюры следует отнести ее серьезный тон и понимание сложности натуры Кулибина. Зато у автора нет отчетливого и верного представления о самих изобретениях и совершенно отсутствует социальный фон.

В беллетристике, которая не обошла Кулибина, образ его представлен в еще более искаженном и условном плане. В стихах Кулибин был воспет еще при жизни своим земляком — нижегородским поэтом XVIII века Орловым. Орлов выпустил тогда книгу стихов. Это стихотворение называется «Нижний-Новгород» и кончается так:

О Кулибине написана была и пьеса, представленная потом в Петербурге. Она была опубликована под названием: «Русский механик Кулибин, анекдотическое представление в трех отделениях». Автор этой пьесы — А. В. Висковатов, русский военный историк, имевший склонность сочинять литературные произведения и помещать их в разных журналах.

В пьесе беззастенчиво перепутаны все внешние события жизни изобретателя. В первом акте Кулибин представлен завидующим Ломоносову и читающим его оды. После поездки в Петербург Кулибин вскоре опять живет в Нижнем, тогда как этого не было. Автор причисляет Кулибина к Академии Наук после испытания модели моста, тогда как он официально занял место механика при Академии тотчас же по приезде в Петербург. Производит неприятное впечатление плоское остроумничанье в тех местах, где городские кумушки рассматривают модель Кулибина и из-за нее ссорятся. После того как удалась Кулибину модель моста, тотчас же объявляются женихи к его племяннице. Кулибин представлен идеалом доброты и рыцарем бороды, которую он везде и перед всеми защищает. В пьесе есть и «неизвестный покровитель», так сказать, «рука всевышнего» в образе смертного, пекущегося об отечественных талантах. Истый русский, он широк по натуре и объемлет все: он позавтракал шинкованной капустой, а заедает ее персиками; поужинал ананасами и запил их квасом, после винограда он употребляет соленую осетрину. Этим «добрым гением» оказывается Потемкин, который во время испытания модели стоит в окне Академии «рядом с дамою в голубой ленте». Царица одарила механика, сам Потемкин торопится его обласкать и т. д. Любопытно, что, пытаясь дать самый резкий шарж на академиков-немцев, автор вложил в их уста совершенно балаганные рассуждения. Один немец утверждает, что Ломоносов был германец Лемназе. «Участвуя в какой-нибудь морской экспедиции, он был заброшен бурею на берега Двины и поселился в Холмогорах». Этот немец и Кулибина зачислил в «немцы»: есть немецкая фамилия «Кольбин». Предки Кулибина были Кольбины, и т. д.

Кулибиным навеян в «Грозе» Островского образ Кулигина — «мещанина, часовщика-самоучки, отыскивающего перпетуум-мобиле».

В этих сердобольных симпатиях к «самоучке» повинны почти все беллетристы, писавшие о Кулибине. Удивительнее всего то, что крупнейшие изобретения Кулибина заслонялись часами даже в представлении образованных людей.

Борис Садовский, писатель-нижегородец, в произведении «Великодушный жених» пошел другими путями. Он изображает выдуманную историю сватовства Кулибина, в третий раз овдовевшего, к шестнадцатилетней девушке Настеньке, дочери мелкого торговца железом. Торговец согласен отдать за него свою молодую дочь. Для автора пресна и чужда социальная трагедия изобретателя. Всего соблазнительнее оказалась для него выдумка о женитьбе Кулибина в четвертый раз. Весна 1813 года. Автор заставляет старика вздыхать под окошком своей невесты. Вздыхающий жених застает ее с возлюбленным — молодым парнем. который уговаривает ее бежать.

Кулибин великодушно «уступает» невесту и отправляется домой, а затем на свадьбе выступает в роли посаженого отца жениха. Вот и все. Трагическая фигура изобретателя использована для легковесного и достаточно нелепого рассказа.

В советское время вышла повесть Н. Шеховской «Через препятствия». В повести показаны трагические судьбы двух корифеев русской техники XVIII века, работавших одновременно, но в разных местах: Ивана Кулибина и Ивана Ползунова. И даже формально повесть построена по принципу параллелизма. Эпизоды из жизни одного изобретателя перебиваются фактами из жизни другого. И какая сходная у них судьба! Ползунов тоже умер в нищете. Пенсию, назначенную его вдове, присвоило начальство. Вдова эта осталась в холоде и в голоде. Само изобретение — одно из величайших в мировой истории — начальство дискредитировало и выбросило на берег Барнаульского озера. Железные цилиндры долго валялись там, и дети в них прятались. Очень умное и нужное сопоставление двух биографий делает книгу Шеховской острой. Почти полное отсутствие домыслов и строгое следование фактам придают книге серьезный интерес. Есть фактические ошибки и досадно, что не использованы автором материалы, накопившиеся на родине Кулибина. Еще досаднее, что отъезд его в Нижний объясняется традиционно: «Он давно уже тосковал о широкой красавице Волге». Язык книги ясный, правильный, энергичный. Повесть — нужное, поучительное чтение для нашего юношества, но следовало бы сделать ее еще лучше.

Таким образом, если в статьях о Кулибине как механике авторы чаще всего недооценивали значимость его изобретений, беллетристы не считали нужным ознакомиться глубоко с фактами жизни изобретателя.