В стихотворении, посвященном Павлу Петровичу Бажову, автору знаменитой книги сказов «Малахитовая шкатулка», Михаил Кочнев писал:

Для Кочнева, как и для Бажова, сказ — страна чудес, волшебный край Лукоморья. Но его путь туда был нелегок. Далеко не сразу писатель стал признанным мастером литературного сказа.

Михаил Харлампиевич Кочнев (1914–1974) родился и провел детские и юношеские годы в селе Шегодском Юрьев-Польского района Владимирской области. Там, в крестьянской среде, приник он к чистым родникам народного творчества, к меткой, образной речи. Много слышал он рассказов, бывальщин, легенд от отца и односельчан — людей ремесленных, мастеровитых, отправлявшихся на отхожий промысел то в близ находящийся Иваново-Вознесенск, то в Ярославль, а то и в стольные города Петербург и Москву. Его мать, работая на кустарном текстильном производстве, «с малолетства породнилась с песнями веретена и челнока», и ее воспоминания, сказки и преданья крепко запали в душу будущего писателя. В посвящении к книге «Сорок веретен» (1948) он указывает на ее рассказы как на один из источников своих сказов:

Первые серьезные творческие пробы Кочнева относятся к тому времени, когда он учился в МИФЛИ — Московском институте истории, философии и литературы (1934–1939). Из среды студентов-ифлийцев 30-х годов вышло немало писателей и поэтов во главе с А. Твардовским, с которым Кочнев, между прочим, был на одном курсе. В институте царил дух творческого соревнования. Кочнев печатал в это время свои стихи и песни в московских журналах, в ивановских газетах и сборниках. Но они были мало оригинальны, как и написанные в годы Великой Отечественной войны стихи и поэмы.

С 1942 года в течение девяти лет Михаил Харлампиевич жил и работал в Иванове, восемь лет руководил местной писательской организацией. Затем он жил в Москве.

Тесное общение с ивановскими рабочими, изучение их труда, быта, языка, рассказы о прошлом, рабочий фольклор — все это обогатило писателя интересным жизненным материалом, натолкнуло его на мысль дать картины жизни «ситцевого царства» в жанре сказа. Обращаясь к этому жанру, молодой писатель, несомненно, видел перед собой пример Бажова, который открыл своими сказами целую чудесную страну — горнозаводской Урал. Сказы Бажова пользовались тогда уже большой популярностью.

Начиная с 1944 года сказы Кочнева об ивановских текстильщиках печатаются в газетах «Труд» и «Рабочий край», в ряде журналов. В 1946 году одновременно в издательстве «Советский писатель» и в Ивановском областном издательстве выходит первая его сказовая книга «Серебряная пряжа». Вслед за этим в Москве, Иванове и Ярославле появилось еще шестнадцать сборников. Последний из вышедших при жизни писателя называется просто «Сказы» (1973) и представляет собой избранные произведения в этом жанре. Всего Кочневым создано свыше ста сказов, в их число входят и произведения в стихотворной форме, составившие книгу «Волжские были» (1963). Сказы писателя переводились и издавались в ряде стран: в ГДР, Чехословакии, Польше, Китае, Аргентине.

Настоящее издание включает в себя избранные сказы Кочнева.

* * *

Что такое сказ? Термин этот употребляется в двух значениях.

Во-первых, под сказом подразумевается определенная форма повествования, близкая к устной, разговорной речи, а потому резко индивидуально окрашенная. С элементами сказа в этом смысле мы нередко встречаемся в произведениях Гоголя, Тургенева, Достоевского, Шолохова, Фурманова, Леонова и других писателей. Иногда значительная часть творчества писателя бывает выдержана в сказовом стиле. Таковы рассказы Зощенко.

Во-вторых, сказ — это небольшое произведение эпического рода, нечто среднее между рассказом и сказкой. По определению Бажова, «сказ — это быль с элементами сказочного. Рассказ о реальном, включающий в себя элементы фантастического, недостоверного». Такое же понимание сказа присуще и Кочневу. В основу созданных им произведений, по его словам, вошли «фабричные и заводские были, нередко уже приобретшие окраску сказочности».

Были, приобретшие окраску сказочности, живое изустное слово (песенный образ, пословица, поговорка, загадка, народная примета, обычай), давшее толчок поэтической мысли, — вот что такое сказы Кочнева. Они результат литературного творчества, а не простая запись или передача фольклора, как это казалось некоторым критикам.

Соотношение в сказах были и фантазии, реального и сказочного решается автором в каждом конкретном случае по-разному, но в целом можно установить такую закономерность: чем дальше от нашего времени происходит действие, тем сказочно-фантастический элемент в них сильнее, и наоборот. В этом читатель может легко убедиться сам, сравнив свои впечатления от таких, положим, произведений Кочнева, как «Березовый хозяин» и «Новая дорожка». Первое ближе к сказке с ее фантастикой и образом доброго волшебного помощника, второе — к рассказу. И все же то и другое — не сказка и не рассказ.

Самобытность жанра литературного сказа определяется тем, что в нем от сказки идет поэтизация мечты, светлого, доброго, нравственного начала, использование таких элементов поэтики, как зачин, концовка, сказочные образы, иногда троекратное повторение в композиции; от рассказа — реалистичность сюжета, индивидуализация характеров, концентрированность повествования. И еще для сказа характерна опора на разнообразный фольклорный материал, художественная его обработка. Художественный метод автора сказов ориентирован на устное народное творчество как на главный источник народной мысли и образности. Не случайно о фольклоре Кочнев писал как о «вечно живом, кипучем, никогда не иссякаемом потоке искусства, рождающемся среди народа». Народный взгляд на вещи, близость рассказчика — а вместе с ним и автора — к народу являются непременными качествами сказа.

Элементы литературного сказа, очевидно, можно обнаружить в произведениях, созданных еще в давнее время. Кочнев в беседе с автором настоящих строк однажды указывал в качестве примера на памятник древнерусской литературы «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. Однако как жанр литературный сказ предстал в нашей литературе в своем законченном виде лишь в знаменитом «Левше» И. Лескова. В советской литературе он не без успеха разрабатывался Л. Сейфуллиной, Б. Шергиным, С. Писаховым и другими писателями. Классическое же завершение получил в 30—40-е годы в творчестве П. Бажова. В дальнейшем в этом жанре работали Ю. Арбат, М. Кочнев, В. Пистоленко, Е. Пермяк, С. Власова, С. Черепанов и др.

Бажов с одобрением встретил первую книгу Кочнева, увидев в кем близкого себе художника. «Основное впечатление от прочитанного прекрасное», — писал он автору 20 мая 1947 года. А в другом случае говорил: «Мне ближе всего Михаил Харлампиевич Кочнев».

Уже в первой своей книге Кочнев заявил себя не только последователем Бажова, но и писателем, у которого есть нечто свое, самобытное. Своеобразие его как автора сказов прежде всего проявилось в отображенном жизненном материале. Читатель «Серебряной пряжи» знакомился с оригинальными картинами жизни, быта, труда, нравов, борьбы рабочих-текстильщиков. Колорит ивановского «ситцевого царства» передавался путем широкого использования местного фольклора, разного рода преданий, случаев, почерпнутых как в беседе со старыми рабочими, так и в архивах, из документов, со страниц книг бытописательного характера, таких, к примеру, как «Ситцевое царство» И. Волкова, очерки Н. Полушина («Городок на Уводи» и др.). В поэтике сказов Кочнева многое идет от его предшествовавшего опыта поэта. Писатель часто вводит в текст сказов песни, частушки, широко прибегает к ритмизованной и рифмованной речи. Поэтическая образность, строй речи, язык его произведений во многом близки к народной песне. Он обогащает поэтику сказа за счет поэтики песни и стихотворной речи, и это делает его произведения заметно отличающимися от произведений Бажова, хотя в ряде случаев он не избежал подражания ему.

По содержанию сказы Кочнева разнообразны. Однако главенствующей темой в них является тема мастерства, творческого труда. Она раскрывается в галерее образов русских людей-умельцев. Это искусные мастера своего дела, люди рабочей чести, находящие в труде радость и смысл жизни. Вместе с тем это и люди высокой нравственности, свободолюбия, преданности Родине. Всем своим существом они противостоят хозяевам-хищникам, стяжателям, жадным купцам, корыстолюбцам. Торжество рабочего-мастера в сказах Кочнева утверждается в морально-этическом плане, стяжатели, подобно Кривде в русской народной сказке, социально и морально разоблачаются, терпят поражение. Так разрешаются конфликты в сказах «Шелковые крылья», «Миткалевая метель», «Березовый хозяин» и др.

Характерен в смысле содержания и творческой манеры Кочнева сказ «Серебряная пряжа». С ловкостью и сноровкой работает ткачиха Авдеевна, выработанная ею ткань дороже льняного шелку. «Да я ее заморским купцам за чистое золото продам», — хвастает хозяин. Он во что бы то ни стало хочет выведать у ткачихи «секрет» серебряной нити, чтобы разбогатеть. С достоинством держится перед хозяином Авдеевна: «Ничего я тебе не продам. Никакой у меня серебряной нити нет, никаких секретов не знаю. С чего такая ткань получилась, я и сама не разберусь, не пойму. Может, с того, что я нонче много над этой пряжей плакала, — от слез моих и засеребрились нитки». Горе и труд научили Авдеевну мастерству. Такова реальная основа «секрета» серебряной пряжи. Но реальный мотив в сказе искусно осложнен образом волшебной помощницы — горно-станки, которая, с одной стороны, помогает Авдеевне, а с другой — карает купца-хозяина, с жадностью кинувшегося свивать серебряные нити в мотки. Снежные нити поднявшейся метели кажутся помешавшемуся хозяину серебряной пряжей, он бежит за ними и замерзает в лесу. Природный образ «завирухи-метели» и сказочный образ горностайки приобретают здесь фантастические черты, но их появление в сказе умело и тонко мотивировано сном ткачихи и помешательством купца. Концовка сказа заставляет читателя задуматься над тем, что в нем реально, а что является сказочным: «А у Авдеевны с Горностайкиной ли помощи, с чего ли другого — ровно силы да уменья прибыло. Уж такие канифасы ткала — и плотные, и красивые, словно шелка».

В первом сборнике Кочнева события происходят в далеком прошлом, действия в сказах ограничиваются пределами «ситцевого царства». Не сглаживая тяжелого положения в жизни рабочих-текстильщиков, писатель, в соответствии с особенностями избранного им жанра, делает акцент на другом — он показывает текстильный край многоцветным, сказочным, полным энергии и творческих сил, подчеркивает красоту и душевное богатство народа-творца. В последующем творчестве писатель выходит за географические рамки «ситцевого царства», пишет не только об ивановских ткачах, красковарах, набойщиках, но и о рабочих других профессий среднерусской полосы, Верхневолжья и Подмосковья. Героев его сказов можно встретить по всей матушке-России. С годами Кочнев все более настойчиво и последовательно разрабатывает темы исторические и, что особенно важно, историко-революционные и современные. Последнее обстоятельство особенно выделяет творчество Кочнева среди сказовой литературы.

Верно служит отечеству герой сказа «Царь-Петровы паруса» петровский солдат Иван, бывший ткач. С чувством национального достоинства убеждает он царя в том, что за хорошей парусиной для кораблей надо ехать не в Силезию, а в Иваново. Выполняя поручение Петра, солдат говорит ивановским ткачам: «Соткем хорошие полотна — поможем врага выгнать с земли русской». В сказе «Камчатная скатерть» героями выступают участники восстания Пугачева. Искусные мастера, они ткут на Ярославской мануфактуре камчатную скатерть со сложным узором. Дух вольнолюбия и человеческого достоинства не сломлен в них. Когда развернули подарок перед царицей Екатериной, за сложным узором узрела она портрет ненавистного ей Емельки Пугачева. Социальный протест народа, его борьба за светлое будущее составляют содержание и сказа «Белый парус», действие в котором отнесено к временам Степана Разина.

В перечисленных выше, условно говоря, исторических сказах много легендарного. Легенда лежит и в основе произведения «Палей и Люлех», рассказывающего о происхождении названия знаменитого села Палех.

Иначе построены историко-революционные сказы из недавнего прошлого — эпохи 1905 года («Охлопочек-Отонышек», «Злая рота», «Поручение будет», «Доброе семя» и др.). Они основаны, как правило, на документальных материалах и фактически достоверных рассказах рабочих. Некоторые из них скорей воспринимаются как рассказы. Но изобразительные приемы и образы народной сказки — главным образом не волшебной, а бытовой и сатирической — встречаются зачастую и здесь. В сказ «Злая рота» Кочнев удачно вводит образ сапожника Антона, мастера своего ремесла и к тому же мастера потешить людей сказками. «А сказки у него были на подмазке. Он знал, кого какой сказкой занять, кому что любо». Сказки Антона о сапоге и лапте, про красную ленту, его побаски и присловья («Сапог — не душа, сапог быстро починим, прелый рант вынем. А вот если с изъянцем душа — ее чини не спеша») политически тенденциозны, их аллегория понятна. Они помогают распропагандировать «злую роту» казаков, присланных на усмирение бунтующих рабочих. «Спасибо тебе за твои сказки!» — говорит Фрунзе-Арсений сапожнику Антону.

В сказах о революционных событиях 1905 года раскрыт рост политического сознания масс, дух солидарности и стойкости в борьбе. С презрением относятся рабочие к меньшевикам и все теснее сплачиваются вокруг Ленинской партии, окружая истинных выразителей народных интересов — большевиков — глубоким уважением и любовью.

Особой любовью пользуется у рабочей массы Михаил Васильевич Фрунзе, известный ей больше по партийным кличкам «Арсений» и «Трифоныч». Образ Фрунзе, талантливого руководителя иваново-вознесенских рабочих, выведен во многих сказах Кочнева. Революционер ленинского типа, он предстает как пламенный агитатор, смелый боец, умелый конспиратор и в то же время душевный человек, умеющий хорошо разбираться в людях и вовлекать их в общее дело борьбы за народное счастье. Примечательно в этом отношении произведение «Поручение будет», написанное с лирической интонацией.

Образы врагов — полицейских агентов, предателей, фабрикантов — обрисованы в этих сказах в духе той откровенной насмешки, которая свойственна рабочим сатирическим песням и частушкам и русским народным сказкам и анекдотам о барах и попах.

Как уже указывалось, для творчества Кочнева характерно стремление осмыслить в жанре сказа и явления социалистической действительности. Героями сказов «Новая дорожка», «Золотой ключ», «Голубой мотылек» и других выступают советские люди — творцы новой жизни. Их труд вдохновлен любовью к Родине, стремлением умножить ее богатство, сделать жизнь счастливей и лучше. В советских тружениках, нарисованных Кочневым, есть тот же дух искания нового, который был присущ русским мастерам-умельцам в прошлом. «Золотой ключ» мастерства к молодому помощнику мастера Веньке Обручеву («Золотой ключ») и удача к стахановке Тане («Новая дорожка») пришли не сами собой — они добыты умом, смекалкой, сноровкой и трудом. Новая их черта состоит в том, что они предстают не мастерами-одиночками, хранителями «секретов» своего ремесла, а членами творческого коллектива, сильного своим единством.

Достижения Кочнева в жанре сказа бесспорны и значительны, хотя в работе над ними у писателя встречалось немало трудностей, были и серьезные неудачи. Длинноты, многословие, перегруженность описательным материалом, прямая стилизация фольклора, невыдержанность сказового стиля — вот что приходилось преодолевать писателю в процессе овладения сказовым мастерством. Лучшие его произведения свидетельствуют об умении автора подчинить идейному замыслу разнообразные художественные средства и приемы, использовать в выразительных целях богатства русского языка, живой народной речи, фольклорных творений самых разных жанров. Язык сказов Кочнева образный, напевный, эмоциональный, богатый по колориту. В нем спрессована народная мудрость и народный юмор, афористически переданы взгляды и чувства рабочего человека: «Мастерство и золото на одни весы не кладут»; «Всякое дело человеком славится»; «Без волненья, без заботы не жди радости от работы»; «Мастерство-то когда придет — и почет и славу приведет» и т. д.

Красочен, живописен кочневский пейзаж, он помогает лучше представить яркое и самобытное «ситцевое царство», среднерусскую природу, Верхнюю Волгу. Дается он зачастую через восприятие рассказчика — человека труда, влюбленного, в свой край и свое дело. Отсюда налет сказочности в пейзажах, что находит свое выражение в характере повествования, его ритме и образах.

Вот выразительный пример из сказа «Голубой мотылек»: «Такая кисть волшебница: за стеной метелица поет, вдоль по улице снег пушистый стелется, а перед тобой весна красна. Сама пришла, охапку цветов принесла, выпустила из широкого рукава птиц вереницы, разбросала по небу. А цветы… Что только за цветы! Не вянут, не блекнут ни в жару, ни в стужу». Здесь дан пейзаж, преображенный волшебной кистью фабричного художника Проклыча, который учит юного героя сказа наблюдать «добрую мать-природу», оттуда черпать вдохновение и краски: «С крыльцев мотылька, с радужного лепестка прилежная да умелая рука, трудолюбивая может снять такой узор, какого ни за одним морем не было, да и нет».

С образами природы в сказах тесно связаны сказочно-фантастические персонажи: Березовый хозяин, Полянка, Волжанка-служанка, Горностайка и др. Вырастая из природы, они действуют заодно с ней. Но, по верному замечанию писателя Д. Нагишкина, «сквозь сказочную ткань этих образов просвечивает их земной костяк». Для передачи реального через сказочное требовался от писателя немалый художественный такт и мастерство, и то и другое в полной мере было свойственно М. X. Кочневу.

* * *

Творчество М. X. Кочнева не ограничивается жанром литературного сказа. Его перу принадлежат пять романов («Потрясение», «Оленьи пруды», «Отпор», «Твердыни», «Дело всей России»), очерковая книга «Советский инженер», несколько стихотворных сборников, сценарная кинотрилогия о русских богатырях Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче (издан лишь сценарий «Илья Муромец», который был экранизирован режиссером А. Птушко). Однако больше всего писатель известен именно как автор сказов. Его имя произносится вслед за Бажовым — корифеем этого жанра литературы.

Сказы Кочнева, поэтизирующие творческий труд и мастерство, высоко поднимающие чувство рабочей чести и мораль трудового народа, проникнуты духом жизнеутверждения и оптимистическим мироощущением, прочно, связаны с фольклорными и литературными традициями отечественной словесности. Они стали заметным явлением советской литературы, и вполне понятен и объясним устойчивый интерес к ним читателя.

П. КУПРИЯНОВСКИЙ,

доктор филологических наук