Никогда еще Артемка не спал на сеновале! Воздух какой!..

В городской квартире, даже если на дворе лето и распахнуты все окна, все равно не дышится так хорошо! А от сена, на котором он лежит рядом с Митькой, аромат — и передать невозможно какой. Конечно, ведь в сене столько разных луговых трав. Тут тебе и ромашка, и колокольчик…

Но и непривычно. Шуршит под тобой все от каждого движения, а где-то рядом, за бревенчатой стеной жует жвачку и шумно вздыхает о чем-то корова. Не спится ей чего-то. Как и Артемке. А вот Митька — удивительный человек! — как бухнулся, так сразу словно провалился. Заснул. Даже на Артемкин оклик не отозвался. Вот это сон!

Артемка лежит с открытыми глазами, ловит ухом ночные звуки, думает…

Вот близко от дома кто-то проехал на телеге, грохоча го ли пустым ведром, то ли еще чем. Вот где-то далеко, может, на самом краю деревни, засмеялась громко женщина, потом тявкнула собака, ей отозвалась другая, третья… Тоже чего-то не спят.

А Митька спит.

Все-таки что же он за человек? Вроде бы и неплохой. А с другой стороны… На рынке какими-то загадочными ягодами торгует. А сегодня у шалаша? Ведь он точно поднял что-то с земли и спрятал в карман. А сделал вид, что ничего такого не было. Но Артемка же видел! Потом, когда в деревню возвращались, Митька все время осторожно озирался по сторонам. Кого он высматривал? Он же в этих местах впервые, тут у него не может быть никаких знакомых. Странно все это, очень странно…

Опять гавкнула собака. На кого это она? Наверно, во сне. Ведь теперь уж все спят. И люди, и коровы… Тишина… А кругом — зеленый луг с цветами и… Вика! В широкополой соломенной шляпе, в сарафане с оборкой. Откуда тут Вика? А-а, она собирает землянику! Вика протягивает Артемке ладонь, на ладони ягоды. Крупные алые…

Вдвоем они идут извилистой тропинкой, хитроумно и путанно бегущей к заводи, на берегу которой стоит шалаш… Артемке почему-то вдруг становится страшно от предчувствия беды. Ему кажется, что кто-то, очень опасный, вот-вот появится из густой чащобы…

И в самом деле послышался шорох. Артемка отважно шагнул вперед, заслонил собой Вику и хотел закричать, позвать на помощь, но крик не получился! Артемка напряг все силы, закричал и… проснулся.

Он открыл глаза и несколько секунд ничего не мог понять: ни луга, ни Вики. Где он? Тишина, тьма, маленький кусочек черного неба, а на нем дрожащая капля звезды… Но шорох из чащобы повторился! Артемка окончательно сбросил сон. «Какая чащоба! Чащоба приснилась». Он напряженно прислушался к ночи. Так и есть! По лестнице, прислоненной к амбару, кто-то осторожно лезет на сеновал!..

Стараясь не шуршать сеном, Артемка протянул руку, чтобы тихонько разбудить Митьку. Рука натолкнулась на пустоту. Митьки не было. Тогда Артемка осторожно привстал, подтянулся к краю лаза, глянул вниз. Митька, бесшумно, как тень, спускался по лестнице на землю. Легко, по-кошачьи пройдя двор, он беззвучно отворил калитку и выскользнул на улицу. «Значит, Митька вовсе не спал, а только притворялся! Ждал, чтобы я скорей заснул! — догадался Артемка. — Зачем? Что он задумал?..»

Артемка тоже, стараясь предупредить каждый шорох, спустился с сеновала и, крадучись, пошел следом за Митькой…

Держась на расстоянии от Меркулова, Артемка миновал льняное поле, мостик через Раменку, вышел на проселок. И вдруг все понял: Митька идет к шалашу! Конечно, построили его никакие не колхозники, убирающие сено. Если бы это было так, трава около шалаша и вокруг была бы скошена. Нет, там живет кто-то другой, тот, что по ночам ворует в деревне огурцы. Он прячется от людей, и Митька знает, кто это.

Огромная лунища неожиданно вывалилась из тучи, осветила дорогу, и Артемка в страхе замер, прижался к стволу дерева. Но Митька шел не оглядываясь. Свернув с проселка, он часто ошибался, путал тропинки, но, видимо, запомнив основное направление, упрямо шел вперед.

Запах воды, прохладу Артемка почувствовал внезапно… Значит, где-то близко… Пришли…

Митькина фигура исчезла из глаз, скрылась в кустарнике, но теперь Артемка и сам уже знал дорогу к шалашу, не собьется! Только бы не выдать себя…

Чем ближе было к цели, тем осторожнее шел Артемка, чувствуя, как в душе постепенно появляется страх. Вот и то место, где тропинка ныряет в березнячок, а из него круто взбегает на взгорок, поросший мать-и-мачехой. Там и шалаш… Может, затаиться пока здесь, в березнячке, не подходить к шалашу близко?..

Надоедали комары. Они занудливо звенели над самым ухом, лезли в нос, за ворот, кусали сквозь рубашку. Вдруг Артемка услышал чьи-то знакомые голоса. В ночной тишине казалось, что говорят совсем рядом. Забыв о комарах, стараясь не обращать на них внимания, Артемка осторожно раздвинул ветки березок-малолеток и застыл, неподвижный, ошеломленный: на взгорке, поросшем мать-и-мачехой, на фоне лунного в звездах неба он увидел двоих: Митьку и женщину с распущенными до плеч волосами, в широких брюках… Он сразу ее узнал! Это она, та ночная гостья, «Харри», которая выпрыгнула из квартиры Кондратьевны! И снова, как тогда, в ту ночь, Артемка почувствовал, что не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, не в силах даже закричать…

— Последний раз тебе говорю: отдай киноаппарат! Отдай, хуже будет! — горячился Митька.

— А ты докажи, что его взял я! — зло крикнула женщина голосом… Акулы.

— Я докажу! Ты не волнуйся, докажу!

— А сам не погоришь?

— И пусть погорю! Но аппарат ребятам верну.

— Тебе, видать, за решеткой хочется посидеть? Или надеешься сухим из воды выйти?

— И посижу за решеткой! Не твоя печаль. А аппарат ребятам верну! — упрямо твердил свое Митька.

— Ты дурак! — заорал Акула. — Дурак! Мне за него кучу денег отвалят, я тебе сколько хочешь дам! Поедешь к своему Карскому морю, к своим белым медведям! Обещал и дам!

— Не нужны мне твои деньги! Подавись ты ими… ворюга! А к морю я и без твоих хлопот уеду, пешком уйду!

— А-а… Ворюга!.. А кто на стреме стоял, когда я аппарат уводил, не ты?

«На стреме? — пронеслось в Артемкиной голове. — Так вот он тот, третий!..»

— Ну я, я стоял! — тоже закричал Митька. — И я не отказываюсь, я где хочешь это скажу, а ты мне сейчас же отдай аппарат! Слышишь, отдай!

— Да ты не кричи, тише! — в голосе Акулы вдруг промелькнула угроза, — Тише! Мы ж свои люди, разберемся… Иди, иди домой, завтра поговорим.

Но Митька не отступал:

— Отдай кинокамеру!

В руках у Пашки появилась палка. Он занес ее над головой, замахнулся…

— Не смей, Акула! — не помня себя, закричал Артемка. На какую-то долю секунды двое на пригорке замерли, а потом Пашка резко бросился в темноту, в лесные заросли, и оттуда долго слышался удаляющийся хруст веток.

— Артем, ты? — ничуть не удивившись, спросил Митька.

— Я…

— Удрал он. Спугнули. Теперь не придет больше. Вот досада!

— Зачем же ты так… Один ночью… Пашка убить может.

— Я думал, он испугается, так отдаст… Я давно хотел, да не знал, где Акула прячется. Позавчера в городе Степку рыжего увидел. Вы втроем стояли…

— У гастронома?

— Да. Я за рыжим потом следил… Думал, приведет он меня к Пашке. Не вышло… Боялся, что так и не встречу больше этого гада.

— А как узнал, где Акула скрывается?

— Сегодня, когда мы днем сюда приходили, я ножик перочинный нашел… Он Пашкин. Зеленый такой, приметный. Тоже небось где-нибудь стибрил…

— Зеленый? — радостно закричал Артемка. — Перламутровый?

— Перламутровый…

— Это мой… Мама мне его на Новый год подарила, а Пашка забрал и не отдал.

Митька полез в карман.

— На, держи свой нож. — Он обернулся туда, где скрылся Пантюхин. — Думает, я испугался, молчать стану. Раз добром не отдает — не стану молчать! Это же он огурцы из теплиц ворует, а думают на ребят из лагеря!

— А ты что же… знал про кинокамеру? — удивленно протянул Артемка.

— Знал. — Меркулов помолчал немного. — Я даже возле школы стоял, когда Акула в окно лез. Только не виноват я, Артемка. Честное слово. Я не хотел. Акула мне столько наплел. Денег пообещал. А мне деньги очень нужны. Очень! А когда услышал, что стекло зазвенело, догадался и свистнул, чтобы Пашку напугать. Хотя опасности никакой и не было. Да только он успел…

— Митька, а ведь Акула может скрыться, он же знает, что ему будет за кинокамеру.

— Слушай! — вдруг прервал Митька Артемку. — Девочки говорили, что в пионерский лагерь из милиции приехали, о правилах дорожных рассказывать будут…

— Ну и что?

— Так из милиции же! Надо им срочно сообщить. Самим нам Акулу не поймать! Пошли в лагерь.

— Прямо сейчас, ночью?

— Конечно! Вот только жаль, не поверят, что не виноват я. А я, честное слово, не знал!

— Поверят. Нас двое, а Пашка один.

— Как — двое?..

— Да я ведь тоже… Я тоже был там, возле школы…

Митька неожиданно засмеялся:

— А ты знаешь, я это подозревал! А потом решил, что мне показалось.

— Ты мне, между прочим, тоже странным казался. — Голос Артемки звучал глухо. — А в милицию идти надо. Кинокамера — это еще не все.

— А что еще?

— Ясно, что Акула — вор. К Степаниде-то ночью в квартиру он залез.

— Ты почем знаешь?

— А я не спал, видел… Но понял все это только сегодня. И вообще, — вдруг горько произнес Артемка. — Я почему-то ужасно глупый!

Сторож, освещая тропинку фонариком-жучком, проводил их к маленькой легкой дачке:

— Вот здесь вожатые наши живут, и те, что из милиции, у них ночуют. Стучите.

Митька привстал на цыпочки, осторожно постучал пальцем по стеклу. Тотчас же с той стороны отдернулась марлевая занавеска, показалось заспанное женское лицо.

— Извините… — начал Митька, — у вас тут работники милиции…

В комнате вспыхнул свет, и через минуту на крыльцо вышла девушка.

— Что случилось? — спросила она, запахивая длинный халат.

— Варя! — закричал обрадованно Артемка.

— Скворцов?

— Варя, у нас ЧП! — Артемка опять не знал, как рассказать, чтобы было и кратко, и обо всем. — Помните, я приходил насчет Пантюхиной…

— Войдите в комнату, — предложила Варя. — А я сейчас…

Мальчики вошли.

Вскоре Варя вернулась в сопровождении младшего лейтенанта.

— О-о! — закричал он с порога. — Старый знакомый! Что у тебя за привычка, Скворцов, по ночам бегать? Спать не даешь!

— Товарищ Глушко! Здравствуйте… — Артемка счастливо улыбнулся, — А это, — он показал на Митьку, — дружок мой. Меркулов Дмитрий.

— Что стряслось-то? — протягивая Митьке руку, весело спрашивал Глушко у Артемки, — Опять фантастику читал? Новая Харри привиделась?

— Здесь она! То есть он… Задержать его надо… — бестолково объяснялся Артемка. — А то опять скроется. А уж мы вам потом с Митькой все начистоту!

Глушко сразу посерьезнел.

— Где он?

— В шалаше. Тут заводь есть недалеко…

— Ну что ж, ведите.