Глухо хлопнула дверь. Артемка оторвал голову от подушки.
— Мама, ты?
В передней торопливо кто-то сбросил туфли, по полу зашлепали тапочки.
Мама вошла в комнату немного усталая, с легкими голубыми тенями под глазами от бессонной ночи. Вошла и страшно удивилась:
— Артемка! Ты еще в постели? Да ведь в школу опоздаешь! Быстро поднимайся!
Артемка вскочил, кинулся в ванную умываться. «Вот это да! — думал он. — Ночные приключения даром не прошли. Здорово я спал! Как убитый…»
Глянул в зеркало над умывальником. Ничего себе видик. Под глазами фонари. И нос распух. Еще бы. Так съездили. Думал, к утру отойдет, а оно почему-то наоборот. Когда ложился спать — было меньше заметно. Мама увидит — умрет от ужаса. Поплескав на лицо водой, Артемка промокнул глаза, нос, щеки мягким махровым полотенцем.
«Что сказать маме?..»
Холодная вода окончательно прогнала сон.
Мама хлопотала на кухне. На сковородке шипела яичница.
— Спишь, как сурок, а в доме такое творится. Пантюхину ночью обокрали! — сообщила мама.
— Что ты? — притворно удивленно отозвался Артемка.
— Представь себе, влезли через окно. А ты все время спишь — створки настежь. Садись ешь.
— Но у нас же второй этаж!
— О! Есть такие ловкачи — им и пятый нипочем. Садись, а то опоздаешь. Совершенно обнаглели! Мало того что ограбят, еще могут и перепугать до смерти.
Воспользовавшись тем, что мама заглядывала в духовку, Артемка скользнул за стол, опустил низко голову, слегка отвернувшись к окну.
— А что украли, не знаешь? — спросил он, обжигаясь яичницей.
— Взяли деньги. Тысячу двести рублей. И Пашкин костюм. Еще совсем новенький!
«А, так вот что за сверток был под мышкой у той женщины!» — мелькнуло в Артемкиной голове. А вслух он сказал:
— И Кондратьевна ничего не слышала?
— Ничего! — Мама гремела чашками в буфете. — Она, видно, вечером по обыкновению выпила и спала — хоть из пушек пали. Поразительно, всем кажется, что вор знал, где лежали деньги и костюм. Впрочем, чему тут удивляться! У Степаниды вечно пирушки, гости. Часто совсем случайные люди. Кондратьевна воет, причитает, а в милицию идти не хочет — боится почему-то.
— Милиция все равно узнает! — успокоил маму Артемка.
— Как же она узнает, если никто об этом не сообщит?
— На то она и милиция, чтобы все знать! От милиции не уйдешь!
Он торопливо доел яичницу, залпом выпил чашку молока, выскочил в прихожую. Здесь темно. Даже если мама выйдет к нему — так она иногда делает, — все равно ничего не заметит. А свет Артемка зажигать не будет.
— Ну, я побежал, отдыхай!
— Уроки у тебя в порядке? — Мама все-таки пришла в переднюю прежде, чем Артемка успел выскочить из квартиры. — Все задания приготовил?
— Приготовил.
Артемка уже взялся за скобу входной двери, но тут мама задержала его:
— Ну что ж ты так… Воротник смялся, словно у неряхи… Поправить надо. — Ее пальцы быстро-быстро бегали вокруг Артемкиной шеи, поправляя под курткой воротничок светлой в полоску рубашки, и вдруг остановились.
— Господи… — прошептала испуганно мама. — Что с тобой, Артемка?.. — И щелкнула выключателем.
— А что? — Он глупо вытаращил на нее глаза.
— Лицо у тебя… Что с ним?..
— Ах, это! — почему-то радостно закричал Артемка. Это я об дверь… Об косяк…
— Об какую дверь? Почему? Когда?..
— Ночью! — продолжал изображать радость Артемка. — Вскочил, побежал и в темноте — об косяк!
— Ничего не понимаю!.. Куда ты побежал?
— Да никуда. Просто так. Вскочил и побежал. Приснилось мне. Книжку я сейчас такую читаю. Понимаешь? Дочитаю — могу тебе дать.
— Спасибо! И что это за книжки такие сочиняют… Больно?
— Что ты! Синяк только остался… А так я уже и не чувствую ничего. Ну, пошел, а то опоздаю!
Радуясь, что так благополучно выкрутился, Артемка захлопнул за собой дверь.
Возле подъезда собрались чуть не все жители дома.
В центре — Кондратьевна. Наверно, уже в сотый раз тетка Степанида, причитая, рассказывала:
— … А утром просыпаюсь, батюшки светы, што такое? Окно распахнуто, шифоньер раскрыт и Пашкиного кустюма нету! Новехонький кустюм-от был! Продать можно бы, деньги выручить… И кошечка пустая! А у меня в ей деньги лежали… Тыща двести! Подумать только-о!..
— Иди, иди в милицию, Кондратьевна! — советовал кто-то.
— Ой, что ты, что ты! Не приведи господь, боюсь я этой милиции…
— Никуда не сообщишь, так еще раз придут, все подчистую утащат…
Бабка Степанида испуганно перекрестилась.
Сверху, с третьего этажа, раздался густой бас Микулы Селяниновича:
— Дозвонился! В милиции уже все знают!
— Как?.. — всплеснула руками бабка.
— Просили передать, чтобы никуда не уходила. Придут с тобой поговорить.
Кондратьевна снова несколько раз торопливо осенила свою грудь крестом.
— Пресвятая богородица, от меня-то им чего надо?..
Люди с интересом рассматривали отпечатки следов на цветочной клумбе.
Негромко рассуждали:
— Вроде трое их было…
— Наверняка больше. Трое тут под окном орудовали, а остальные небось в стороне стояли, наблюдали…
— Следы не затопчите. Если из милиции придут — пригодится им…
«Да все уже давно сделали! — ехидно думал про себя Артемка. — Уж очень вы спать здоровы! И не трое на клумбе были, а двое. Сначала грабительница, а потом младший лейтенант Глушко!»
— Створки-то, поди, ножичком отколупнул…
— Они умеют открывать! Ворюги…
Очень хотелось Артемке постоять тут и послушать еще, но надо было бежать в школу.
«Пожалуй, маме-то я мог бы рассказать, что все видел и в милицию ночью сбегал, — думал на ходу Артемка. — Ну да ладно, младший лейтенант просил помалкивать, значит, надо молчать».