Артемка еще раз тщательно пересчитал деньги, о которых ничего не знала мама. Девять рублей восемьдесят семь копеек. Негусто. Но что делать, он честно не обедал в школе три последние недели и не съел за эти дни ни одного мороженого. Даже в кино не ходил. В этом отказать себе было всего тяжелее. Уж очень любит Артемка кино. Особенно приключенческие фильмы.

Зажав весь свой капитал в кулак, Артемка решительно переступил через порог «Сапфира».

Артемка, разумеется, понимал, что с его скудными финансами в таком магазине делать нечего. Зашел он сюда, как говорится, просто так, для интереса, без особого расчета.

Вдоль прилавков толпились люди. Они стояли, плотно сомкнув ряды, плечом к плечу, но каждый потихоньку норовил протиснуться к витрине.

Иногда в этой густой массе покупателей образовывался слабый просвет. Совсем крошечный. Но Артемка мягко и упорно штопором ввинчивал в него свое тело. И ввинтился! Протиснулся совсем близко, в первый ряд. Те, что так же, как он, сумели пролезть к самому прилавку, будто окаменели, уставившись в молчании на витрину.

А на ней под стеклом лежало великое множество колец, брошек, бус, браслетов… Словом, все то, что Артемкина мама называет бирюльками. «Бирюльки» лежали в больших плоских ящиках на черной бархатной подкладке. Подсвеченные невидимыми электролампочками, они сверкали, горели просто нестерпимо красиво и ярко.

Какая-то жуткая девица с неопрятной рыжей гривой, в затасканных до неприличия джинсах почти улеглась на витрину, впилась в нее глазами.

Артем тоже просто оторопел от этого сияющего великолепия! Он еще крепче сжал кулак, где томились его девять рублей и восемьдесят семь копеек.

Мама, в общем-то, эти самые бирюльки любит. Правда, она никогда не обвешивается ими, как новогодняя елка, но кое-что у нее есть. Например, когда у них на заводе случается торжественное собрание, мама надевает черное платье с закрытым воротом и вдевает в уши крошечные сережки. Они блестят, как две росинки, которые скатились к мочкам маминых ушей и никак не могут от них оторваться. В серых маминых глазах тогда тоже появляются вдруг какие-то блесточки, а сама мама становится красивой и чуть торжественной. Еще есть у мамы бусы. Но с тех пор, как не стало отца, бусы ни разу не вынимались из коробочки. Мама говорит: «Зачем я буду носить чужую вещь?» Чужую…

Артемке давно хочется подарить маме какое-нибудь украшение. Кулон, например. Или колечко с красивым камушком. Сегодня для этого как раз подходящий момент.

Артемка скользит взглядом по ящикам, подбитым бархатом. Какое тут все необычное, праздничное. Но и дорогое! К каждой безделушке прикреплен ярлычок с ценой.

И вдруг Артемка замер: вот оно! То самое кольцо… У одной маминой знакомой есть такое. Ажурная серебряная оправа, а в центре крупный, с мелкими гранями камень. Сейчас камень кажется фиолетовым, вынести его на свет — в нем появятся зеленые отблески, на солнце камень порозовеет, а вечером, если включить электричество, вспыхнет рубиновым огнем!

Когда мама впервые увидела такое кольцо у своей знакомой, она прямо вся изахалась. То наденет его на палец, то так разглядывает, то поднесет к окну, то к зажженной настольной лампе, а то помчится в кухню, куда как раз заглядывало солнце, и все кричит:

— Ты только погляди, Артемка, какая прелесть! Погляди, какое чудо! Никогда не знала, что есть на свете такие камни!

Артемка думал, что это редкостное кольцо, а выходит — нет. Лежит вот себе на витрине. Пожалуйста, покупай. Вот бы обрадовалась мама такому подарку! Интересно, сколько оно стоит?

Артемка нагнулся, прислонившись одной щекой к витринному стеклу, разглядел цифры. На малюсеньком ярлычке цена: тридцать четыре рубля! Умереть можно! Где же Артемка возьмет такие деньги? Если бы знал — копил бы целый год. А теперь, видно, от кольца придется отказаться. Не по карману. Шаль. Уж очень бы мама обрадовалась. Что же тогда Артемка ей купит? Тут, небось, за девять восемьдесят семь ничего и нет. Может, вон то колечко недорогое? Камушек у него маленький, светлый. Оно подошло бы к маминым сережкам-росинкам. Пожалуй, надо попросить, чтоб показали его поближе…

Между тем рыжая гривастая девица в джинсах сказала что-то продавщице, и та, достав с витрины только что облюбованное Артемкой колечко с маленьким камушком, положила его на прилавок. Девица примерила. Артемку поразили грязные руки с отросшими ногтями, покрытыми каким-то ядовито-малиновым лаком. Он перевел взгляд на ее лицо и…

— Акула!

— А… Привет, Артемий.

— Ты откуда взялся?

— Где был — там нет.

— Домой заходил?

— Забыл я там что-нибудь?

— Обокрали вас недавно ночью.

— Да ну! Что же вы там так крепко спите? Вор ушел?

— Ушел. — Артемка потупился.

— Нехорошо. Милиция была?

— Была.

Пашка вернул колечко продавщице и, взяв Артемку за рукав, стал выбираться из толпы.

— Выйдем… — Они отошли в сторонку, стали у огромного трехстворчатого окна. — Ну и что, напали на след преступника?

Артемка хотел было подробно рассказать., как все было в ту тревожную ночь, но вспомнил младшего лейтенанта, его просьбу поменьше об этом рассказывать:

— Нет, по-моему, не напали. Я, в общем-то, мало что знаю, я спал.

— Может, ничего и не было? — предположил Пашка. — Приснилось?

Артемка пожал плечами:

— Говорят, что было.

— Ну, а что унесли, слыхал?

— Будто бы костюм твой.

— На что позарились, крохоборы! — Пашка презрительно дернул гривой. — На потрепанный костюм!

— Кондратьевна говорит, новый. Продать можно.

— Новый! Ха! Это она со страху.

— И еще вроде бы деньги. Они в кошке без головы лежали. Ты зашел бы к тетке. Она тебя потеряла.

— Да ну! — отмахнулся Акула. — Надоели мне ее махинации. Работаешь на эту сквалыгу, как ишак, а она тебе потом — рупчик! Жила! Ты помалкивай, что меня видел, понял? А то она еще разыскивать начнет. Я домой больше не вернусь.

— Где же ты живешь? — поинтересовался Артемка.

— Ха! — ощерился Пашка. — Я живу как бог! — Он огляделся по сторонам. — Пошли с этого базара.

Артемка беспрекословно подчинился.

Никогда бы не произнес Артемка вслух то, что знал лишь он один, что было его сокровенной тайной, никому бы не признался в том, что боится Акулы. И всегда боялся. Еще когда Пашка учился и они часто встречались то в школе, то во дворе, Артемка не мог постоять за себя, дать Пашке отпор. А тот действовал уверенно, нагло. Однажды мама подарила Артемке к Новому году перочинный нож. Классный был ножичек! Два лезвия, отвертка, все, что хочешь, а сверху — зеленый перламутр. Пашка увидел: «Ничего инструмент, смотрится!» — и положил себе в карман. Артемка знал: требовать обратно — бесполезно. Лучше молчать. И жаловаться нельзя. Вон Женька Мельник пожаловался, когда Акула точно так же забрал у него красивую шариковую ручку, — потом три дня в школу не ходил. Избили его после уроков почти у самого дома. Нет, Акула к нему не прикасался. Били какие-то незнакомые парни. Но каждому было ясно, что это дело рук Пашки. А попробуй докажи!

Нет, Акула — тип страшный. С ним лучше не связываться. Ишь как размалевал себя, дурень… Интересно, что ему надо?..

Они вышли из магазина. Акула окинул Артемку насмешливым взглядом:

— А ты что, брыльянты покупаешь?

— Да я так… посмотреть зашел, — смутился почему-то Артемка. А про себя сердито подумал: «Брыльянты!» Еще издевается. Ишь, Ротшильд нашелся».

Ему захотелось тоже как-нибудь уколоть Акулу, сказать что-нибудь обидное. Он изобразил на лице брезгливость:

— Я тебя сначала не узнал. Ты чего такой грязный, заросший? Аж страшно.

— Мода!.. — пожал плечами Пашка.

— Тоже мне — мода! — засмеялся Артемка. — Как девка! Только юбки не хватает.

— Заткнись, зародыш. И вообще заткнись. Ты меня не видел. Понял?

— Так ведь договорились уже, — сразу сбавил Артемка тон.

— А ты, может, все равно звонить будешь.

— Что я, звонарь?

— Смотри…

Тучка, нависшая над городом, сбрызнула крыши домов и улицы мелким, уже совсем по-летнему теплым дождиком, прибила пыль и покатилась дальше, а в окнах задрожало, заплясало солнце.

Пашка запрокинул голову в небо, — блаженно зажмурился.

— Каникулы скоро?

— Не очень. Еще учиться и учиться.

— Небось учителке подарочек присматривал?

— Нет, это я маме хотел… — Артемке опять почему-то стало неловко.

— Ах, маме! Мамуленьке!.. — закривлялся, задергался Пашка. — Ах ты, маменькин сыночек!

— Такой уж у нее сегодня день, — словно оправдывался Артемка.

— Что, круглая дата?

— Сразу две.

— Как это? — удивился Пашка.

— Сорок лет маме и двадцать пять, как она на заводе работает.

— О, ветеран! Что же ты по такому случаю отхватил в «Сапфире»?

— Ничего, — совсем смутился Артемка.

— Что так?

— Дорого все. А у меня только девять рублей и… — Артемка замолчал, спохватившись: «Зачем я это говорю! Акула последние отберет!..»

— Ну, чего язык прикусил? Девять рублей и…?

— …И восемьдесят семь копеек, — с трудом выдавил Артемка.

Тут из-за угла Пионерской вышли ребята. Артемка сразу же узнал своих. Женька Мельник, Славка Смирнов и Рим Нагаев, размахивая руками, о чем-то шумно разговаривая, пересекли дорогу. В руках у Женьки был портфель.

— Артем, — закричал Женька, — пошли с нами кинокамеру покупать!

Акула ощерился:

— Кинокамеру? А знаете ли вы, детки, сколько эта игрушка стоит? Хватит ли у вас талеров?

— Не печалься, хватит! Вот, видел? — Женька, торжествуя, раскрыл портфель. Там, на дне, лежало несколько денежных пачек. Тугие стопки пятерок, плотно опоясанные крест-накрест бумажными лентами.

Акула выразительно свистнул:

— Сила! — и вдруг сощурил глаза, потянулся к портфелю: — Где взяли?

Женька ловко увернулся, свирепо закричал:

— Не трогай! Не твое!

— А чье, — не отставал Акула, — твое?

Женька держался храбрецом: ребят было много, и среди них Рим Нагаев со своим «аперкотом». Женька прямо-таки лез на рожон. Он закричал в лицо Пашке:

— Наше! А ты катись, куда катился, со своим маникюром!

Рим, до сих пор спокойно, молча стоявший чуть в сторонке, вдруг расхохотался:

— Надо же! Только сейчас разглядел… понял, что это Акула… Думаю, что за чудо — не то парень, не то девка… Ты куда так накрахмалился, на карнавал?

— Тебе завидно?

— Что я, кретин? Кто станет завидовать огородному пугалу!

— Смотри, Нагай, — тихо, угрожающе проговорил Акула, — как бы плакать не пришлось.

Никто из ребят не заметил, как подошел к ним физик — Сергей в квадрате.

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич… — поздоровалась ребята.

— Что это у вас так весело?

— Пантюхин демонстрирует моды пещерного человека! — не унимался Рим.

— А… Здравствуй, Павел. Ты что же это, решил окончательно на школе крест поставить?

Пашка сунул руки в карманы брюк, с вызовом посмотрел на учителя:

— А может, я работать хочу?

— Ну что ж, желание хорошее. Только надо не хотеть, а работать. Никто же тебе не мешает.

— А я и работаю.

— Вон как! Интересно, где?

— На заводе. Слесарем.

— Ну, это просто прекрасно! — развел руками Сергей Сергеевич. — А мы уж было подумали, что ты совсем с пути сбился. Ну что ж, отрадно, отрадно. Только вот зачем же ты, извини, шутом вырядился?

— Отстаете от жизни, Сергей Сергеевич, — современная мода!

— Не думаю, чтобы твоим коллегам — рабочим ребятам — такое нравилось. Рабочий человек — человек серьезный, основательный, мужественный, что ли. А в тебе сейчас уж очень много… извини, дамского.

— Кому что нравится!

— Да, конечно, — согласился Сергей Сергеевич, — кому что. Идемте, ребята.

И они пошагали все направо, где через три квартала был магазин «Культтовары».

— Артем, — обернулся Женька, — так ты идешь или нет?

Артем замялся:

— Не могу я сейчас…

— Ну как знаешь! Потом не кричи, что мы не то выбрали!

Акула сплюнул, посмотрел на Артемку.

— Что ж ты не пошел с ними?

— Некогда. Я, может, еще успею на базар. Там можно цветы купить. Хоть что-то… — печально добавил Артемка.

Пашка посмотрел вслед ушедшим ребятам.

— Откуда у них такие деньги?

— Макулатуру, металлолом собирали.

— Кинокамера, что же, общей будет?

— Конечно, школьная.

— Ха! Рассказывай — школьная! Мельник небось станет хозяйничать. Он ее и домой к себе утащит.

— Никто никуда не утащит. Договорились, что кинокамера будет храниться в школе. В физкабинете.

Несколько минут они шли молча. Пашка о чем-то сосредоточенно думал. Вдруг он заговорил совсем о другом.

— Неужели ты в «Сапфире» так ничего и не выбрал?

— Выбрал, — вздохнул Артемка, — кольцо одно красивое… Только оно уж очень дорогое.

— Как же без подарка-то? Такое дело… сразу две даты.

— Я цветы куплю.

— Цветы не проблема. Цветы можно просто где-нибудь нарвать, — усмехнулся Акула.

— Я красивые куплю. Гладиолусы.

— На девять рублей тебе эти жмоты с базара четыре цветка дадут, не больше. Да и что цветы — завянут! Надо бы все-таки что-нибудь в «Сапфире»…

— Мне там еще одно колечко понравилось…

— Какое? — почему-то оживился Пашка.

— С маленьким светлым камушком. Ты еще его смотрел.

— Так оно недорогое! — Пашка обрадовался так, будто выиграл по лотерее. — Всего тридцать четыре рэ!

— Ничего себе, всего тридцать четыре! — повторил Артемка. — А у меня только девять! Забыл?

— Так я тебе добавлю!

Артемка даже остановился:

— Как это — добавишь?

— Обыкновенно! Я что, жмот? Я что, товарища не выручу в трудную минуту? Выручу! Вот тебе еще два червонца и… — Акула порылся в потрепанном кошельке, — и вот тебе пять рэ. Дуй в «Сапфир», обрадуй свою родительницу.

Артемка удивленно посмотрел на Пашку, не понимая, шутит тот или говорит серьезно.

— Ты что, в самом деле работаешь?

— Говорят тебе, на заводе. Слесарь пятого разряда.

— Вот здорово…

— Ты деньги бери!

— Но ведь я долго не отдам…

— Я тебя что, за горло беру? Отдашь, когда будут. Мне не к спеху. Завтра как раз получка.

Артемка неуверенно протянул руку, взял деньги, благодарно посмотрел на Акулу:

— Спасибо…

— На здоровье. Ну, я почапал дальше. Покеда.

Артемка счастливо засмеялся:

— Как говорят у нас в Рио-де-Жанейро, наше вам с кисточкой!

Домой Артемка мчался, не чуя под собой ног. Крошечная коробочка чуть оттопыривала левый карман его брюк. В коробочке на темно-вишневом бархате покоилось колечко с камушком-росинкой…

В темноте подъезда Артемка на кого-то налетел, торопливо извинился и хотел мчаться дальше, но этот кто-то, очень большой и сильный, взял его за плечи.

— Ты что, Скворцов, за тобой гонятся?

Артем остановился. Он узнал голос Микулы Селяниновича.

— Нет… — ответил он, запыхавшись, — это я так… Просто тороплюсь.

— Все прыгаете, скачете, как дети малые. Ох, граждане, долго вас нынче в пеленках держат, долго. — Микула Селянинович сокрушенно вздохнул и полез во внутренний карман рабочей спецовки. — Постой. Тут у меня кое-что для тебя есть…

Глаза Артемки уже привыкли к полумраку подъезда.

— Сейчас, сейчас… Вот. — Микула Селянинович протянул Артемке лист картона. — Кажется, это тебе будет интересно.

Артемка пока ничего не понимал. Картон оказался двойным, словно книжные корки, из которых вынули все страницы. Развернув его, Артемка увидел портрет человека, Он сразу узнал его. Мужественное спокойное лицо, светлый пиджак, темный галстук в белую крапинку…

Знаменитый и отважный Тур Хейердал.

— Это мне насовсем? — У Артемки аж дыхание перехватило.

— Насовсем.

— Спасибо, Николай Семенович, большое спасибо!

— Не за что. И вот еще… Звонил я Игорю Семеновичу. Приготовил он там для тебя…

— Правда?..

Сегодня у Артемки какой-то необыкновенный день — день радостных сюрпризов!

— Ты к нему съезди. Там, на картонке, я написал адрес, увидишь…

— Обязательно съезжу!

— Да смотри не забудь. Он двадцать восьмого опять уедет. Ну а теперь скачи дальше.

И Микула Селянинович вышел из подъезда.

— Еще раз большое спасибо!

Артемка забудет? Да никогда в жизни! Сегодня же и съездит к Игорю Семеновичу. Хотя нет, сегодня, наверно, не получится — такой день у мамы… Вечером, конечно, будут гости, мамины подруги. Ну, можно завтра. Днем раньше, днем позже — ничего страшного.

Артемка взлетел на второй этаж, открыл квартиру. И сразу почувствовал: пахнет яблочным пирогом.

— Мама!

Мама выглянула из кухни. На голове белая косынка, лицо разрумянилось от жаркой плиты, синий передник и руки в муке.

— Ты куда пропал, Артем?

— Я не пропал. — На вытянутой руке Артемка протянул коробочку: — С днем рождения, мама!