В тайге я знаю одну лесную речушку. Называют ее Юромкой. По весне она разливается в низинках и овражках, а летом пересыхает так, что ее в любом месте можно перейти вброд.
Когда едешь автобусом «Княжпогост — Сыктывкар», то у деревни Щукино видишь берега Юромки. Скользнув под шоссе, она сворачивает к Вычегде. По берегам Юромки лес почти вырублен. Но встречаются еще красивые боры. Весной и летом там тихо, не слышно людских голосов, собачьего лая, охотничьих выстрелов. Лишь изредка выкатится на дорогу лесовоз и потащится в сторону Вычегды, оставляя за собой белое облако пыли.
С Юромкой меня связывает одна любопытная история.
Осенью я приехал туда с товарищем поохотиться на зайцев. У него была собака, хорошо натасканная гончая, Манька. Вылезли из машины, зарядили ружья, а поджарая Манька уже заметалась на поводке, стала обнюхивать землю и повизгивать. Едва приятель спустил ее, она кинулась к деревьям и исчезла из виду. Вскоре подала голос.
— Во! Видал? — воскликнул приятель. — Зайца подняла!
Он очень гордился своей собакой.
Мы вышли на просеку, выбрали место за деревьями. Заливистый лай Маньки слышался то с одного края, то с другого. Час мы, наверное, простояли, но так никого и не увидели. А вскоре смолкла и Манька. Но вот послышался шум и треск, и из черемуховых зарослей вынырнула наша собака. Подбежав к хозяину, она легла, тяжело дыша и высунув язык. Измучилась, бедная! Отдохнув, Манька снова скрылась в лесу.
И тут я увидел зайца! Он вылетел из-за кустов, замер, прислушиваясь чутко, мелко и нервно нюхая воздух, затем вдруг кинулся вниз, к песчаному берегу, и прыгнул в речку. Я так этому удивился, что опустил ружье.
Когда я прибежал на берег, зайца уже не было видно. «Неужели утонул?» Я походил возле того места, где косой сиганул в воду, но никаких следов не обнаружил. Да, охота, видно, сорвалась, и Манька в лесу отчего-то молчала.
«Рябчика, что ли, поманить? — подумал я. — Тут они водятся». Я встал за толстую сосну и начал посвистывать. Но как я ни подманивал, рябчик не прилетал. Я решил перебраться за Юромку и походить по тамошним местам. И тут я задумался. Сапоги на мне были обыкновенные, резиновые, а не охотничьи — с длинными голенищами, и, не зачерпнув в них воды, я вряд ли перешел бы речку.
Я отыскал на берегу несколько жердин и соорудил нечто вроде мостика. Когда стал осторожно перебираться по ним на ту сторону, вдруг увидел, что возле крупной кочки в густой осоке что-то зашевелилось. «Уж не заяц ли?» — подумал я.
Да, это был заяц. Он высунул из травы свою мордочку с длинными ушами, понюхал мелко воздух и, подпрыгнув, дал такого стрекача, что его короткий хвостик только мелькнул перед моими глазами.
«Надо же, переплыл все-таки! — удивился я. — И собаку провел, и охотников!»
И вот, как только заходит разговор о трусости и глупости зайцев, я тотчас же вспоминаю эту историю на Юромке и посмеиваюсь. Уж я-то теперь знаю, как бывает смел и находчив заяц!