– Не знаю, как она сможет жить одна в этом доме, – сказала Джо, ставя еще две чашки кофе на стол.

– Может, нанять сиделку? – предложила Сара и взяла еще печенье. – Мне не стоит больше есть, но я так люблю твое песочное печенье. Сажусь на диету в субботу, чтобы не выглядеть на Тенерифе как кит.

– Ты и не выглядишь как кит, у тебя прекрасная фигура, – автоматически ответила Джо.

– Спасибо, но это неправда. Моей заднице скоро понадобится собственный почтовый индекс. – Она обмакнула печенье в кофе. – Боб надо мной смеется, когда я сажусь на диету.

– Потому что он знает, что тебе она не нужна.

– Это потому, что он больше не обращает на меня внимания. Клянусь, он меня даже не видит. Если я спрашиваю, идет ли мне что-то, он просто говорит «да», даже не отрывая взгляда от телефона. Единственная причина, по которой мы не сталкиваемся, когда ходим по дому, это то, что мы редко находимся в одной комнате.

– Ну, вы оба заняты.

– Он смотрит за детьми.

– Он отличный отец.

Четырехлетний Билли, старший сын Сары, подошел к столу.

– Еще печенье? – с надеждой спросил он, и Джо положила немного на пластиковую тарелку.

– Не забудь поделиться с остальными, – сказала она. – Предложи всем по кругу, как официант.

Билли поспешил в другой конец общей комнаты с открытой планировкой.

– Это подарит нам еще пять минут тишины, – улыбнулась Сара. – По крайней мере, до того момента, когда он начнет спорить с Оскаром, кому достанется больше машинок.

Это было обязательным моментом, когда дети приходили друг к другу в гости. Билли и Оскара приходилось разнимать. К счастью, Айрис и Полли, обе младше двух лет, могли часами сидеть рядом и играть, прекрасно игнорируя друг друга. Сейчас они устроились на островке солнечного света перед окном, готовя отдельные блюда на игрушечной кухне Айрис.

– Они перерастают драки и начинают делиться? Я спрашиваю тебя как более опытную мать.

– Прекрасный этап начинается, когда им исполняется пять, и длится он до одиннадцати. Тогда они милые, ласковые и забавные.

– А потом, в одиннадцать?

Джо закатила глаза, изображая подростка.

– Лидия? – спросила Сара.

– Она прекрасная девочка. На самом деле. Ей со стольким приходится справляться, и она так много времени уделяет учебе, и хорошо относится к брату с сестрой.

– Но?

Джо попыталась сдержаться и не жаловаться, но ее буквально переполняло.

– Иногда она просто невыносима. Вчера я попросила ее остаться дома с детьми, пока съезжу в Лондон навестить Хонор, а выглядело это так, будто я предложила приковать ее наручниками к кухонному столу.

– Я была такой же. Считала себя крутой и превращала мамину жизнь в ад. Теперь я об этом жалею. Это единственное утешение. Но я, конечно, не говорила об этом маме. Тебе стыдно за то, что заставила пережить свою мать?

– Я ничего такого не делала. Мы с мамой всегда ладили. Я была хорошим ребенком, может, даже слишком хорошим. Мне нравилось угождать людям. Конечно, у мамы был рассеянный склероз, ей бóльшую часть времени было плохо, так что мне пришлось рано повзрослеть. – Джо, облокотившись на стол, уперлась подбородком в ладонь. – Думаю, я была больше похожа на подружку Лидии, Аврил. Она всегда жизнерадостная, всегда вежлива со всеми.

– Это не та, чья мать…

Джо кивнула.

– Хотя на нее это не повлияло. Она милая девочка. Я бы хотела, чтобы Лидди брала с нее пример. В Лидди столько негатива… Иногда кажется, что от той милой маленькой девочки не осталось и следа.

– Она все еще там.

– Я хорошо помню, когда это случилось. Ей было одиннадцать. Все девочки в школе помешались на плетеных браслетиках, которые делали друг для друга. Я купила ей материал, это было нормально, но допустила ошибку: посмотрев несколько узоров в интернете, я сплела браслет, когда она легла спать. Получилось очень неплохо. На следующее утро я отдала браслет Лидии, и она пришла в ужас.

– Ты слишком старалась быть крутой мамой?

– Я думала, что просто плету для нее браслет. Раньше мы делали такие вещи вместе. Когда были только вдвоем. – Она вздохнула. – Это еще одна вещь, с которой ей пришлось справляться: отчим, наш развод, другие дети, занимающие мое время.

– Ты правильно ее воспитала, – заверила Сара. – Раньше или позже, она обязана стать личностью.

– Надеюсь. Она даже не попрощалась, уходя сегодня утром на занятия. Как будто у нее внутри целый мир, которым она не хочет поделиться со мной. – Джо снова ощутила укол боли, вспомнив, как ее старшая дочь ушла из дома, хлопнув дверью, опустив голову и сжав губы. – Или она злится на меня за что-то.

– За что она может на тебя злиться? Ты чудесная мама. Ты никогда не делала ничего, что могло бы расстроить твоих детей.

Джо почувствовала угрызения совести. Она никогда не рассказывала Саре о своих визитах к Адаму и о том, насколько бы Лидия разозлилась, узнав это.

– С другой стороны, – быстро добавила она, – Оскар и Айрис были сыты и довольны, их уложили спать вчера вечером, поэтому можно сказать, что Лидия серьезно отнеслась к своему заданию.

– На самом деле она хороший ребенок.

Джо поднесла чашку ко рту. Она думала о вещах, которые друзья говорят нам из лояльности, и вещах, которые они даже не позволили бы себе упомянуть в разговоре. Сара никогда бы не подумала сказать, что Лидия превращается в буйную маленькую коровку, как Джо никогда бы не подтвердила, что Сара действительно набрала не меньше четырех килограммов с тех пор, как перестала кормить грудью. Для женской дружбы необходимо захваливать друг друга, отрицать недостатки, без колебаний принимать сторону подруги, выслушивать ее проблемы и говорить, что на самом деле все не так уж плохо. Не нужно слишком углубляться в секреты, которые лучше оставить скрытыми.

Дружба была маленьким чудом, тем, что Джо начала ценить в эти дни еще больше. Ее друзья в центре города, другие молодые мамочки, с которыми она общалась во время первого брака, когда Лидия была еще маленькой, исчезли после смерти Стивена. Она могла это понять: им было неловко за свои счастливые браки и живых мужей. Джо была вдовой, трагической личностью, напоминанием о том, что все может пойти не так и за доли секунды разрушить твое счастье. И конечно, как мать-одиночка, она пыталась удержаться на работе, так что времени на социальную жизнь у нее было немного. Потом Джо вышла замуж за Ричарда и переехала в пригород, где было сложнее разговаривать с людьми, и она была занята младенцами. Пока она жила в красивом доме, который был больше похож на остров, ее муж все больше отдалялся, пока не ушел совсем.

Джо знала Сару чуть больше года. Однажды в солнечное весеннее утро они встретились в парке, когда площадка была забита малышами и дошкольниками. Оскар снова и снова поднимался на горку и съезжал вниз, каждый раз вскрикивая от радости. Джо сидела на скамейке в стороне, держа на руках шестимесячную Айрис, быстро уснувшую на солнышке. Она всегда с трудом переносила весну, после Стивена, но этот день был прекрасным.

Джо перевела взгляд со своего чудесного мальчика, такого активного и счастливого, на драгоценную девочку, спящую, румяную и доверяющую, слушала крики играющих детей, и – о ужас! – ее глаза наполнились слезами.

Она не могла расплакаться в парке! Все увидели бы это. Они обсуждали бы ее: «Это та женщина, чей муж убежал к двадцатиоднолетней помощнице по хозяйству. Да, похоже, у них был роман прямо у нее под носом. Они живут в одном из этих больших новостроев, там куча места, чтобы этим заняться. А ее первый муж, помнишь… Ты не помнишь, как он погиб?»

Слезы лились бесконечным потоком, отказываясь ждать ночи, когда не страшно поплакать, – после того как дети уснут. Джо пыталась вытереть их одеяльцем, но это было тяжело сделать, не разбудив Айрис. А ребенок не обязан проводить первые месяцы жизни в окружении печали и гнева.

Слеза упала малышке на лицо, и Джо, насколько могла осторожно, вытерла ее дрожащими пальцами. Она наклонила голову и почувствовала, как потекло из носа. Джо вытерла воду, но ее собиралось все больше и больше, как и слез. В сумке были носовые платки, но она не могла дотянуться до них, не потревожив Айрис. К отчаянию и гневу добавилось раздражение. Почему никто не сказал ей хоть что-нибудь? Если бы она увидела кого-то плачущим в парке, кого угодно, то подошла бы и по крайней мере предложила платок. Она бы спросила, все ли в порядке.

Но к ней никто не подходил. Так было и после смерти Стивена, когда телефон перестал звонить.

Это стало подтверждением того, что с этого момента Джо была сама по себе. Все теперь зависело от нее, только от нее. От этой мысли она расплакалась еще сильнее.

– Кто бы он ни был, он придурок, – послышался голос.

Джо вытерла нос, хотя особого результата это не дало, и, подняв глаза, увидела женщину с ребенком на руках. Ее кучерявые волосы напоминали черный ореол вокруг головы.

– Или это послеродовая депрессия? У меня была после первого ребенка, это отстой.

– Ты… Разве ты не знаешь?

Сара испытующе посмотрела на нее.

– Нет. А должна? Ты знаменитость или что-то в таком духе? Вот, возьми платок.

Джо с благодарностью его приняла.

– Я думала, что обо мне все будут говорить.

– Ты разве не заметила, что все в этом парке слишком заняты тем, чтобы сделать селфи с милым Хьюго или Евгенией? Когда там смотреть на кого-то другого! Богачи сводят меня с ума. В Палмер-парке люди намного приятнее. В прошлый раз, когда я там заплакала, подошла милая маленькая старушка и предложила мне домашнего риса карри в пластиковом контейнере. Я хожу в этот парк только ради песочницы. Дать тебе влажную салфетку?

Теперь, спустя месяцы совместного кофе и рассказанных секретов, Джо сказала:

– Я не пытаюсь быть пессимистом. Думаю, это оттого, что я увидела Хонор в таком состоянии. Я считала ее сильной, как природная стихия, Сара. Думала, с ней ничего не может случиться.

– Ну, я видела ее только однажды, и она выглядела ужасающе. Сколько ей?

– Минимум под восемьдесят. И на больничной койке был виден каждый прожитый ею год. Она даже не проснулась.

– Со всеми нами такое когда-нибудь случится.

– Она очень образованная женщина, – сказала Джо. – Знаешь, она сама вырастила Стивена, одновременно преподавая в университете, и это в семидесятых и восьмидесятых. Она достойна восхищения. Просто она… слишком прямолинейная. И ей нравится поступать по-своему.

Сара покачала головой:

– Это в тебе просто поражает, Джо: ты никогда ни о ком не отзываешься плохо.

– Да тут нечего сказать плохого. У нас были свои сложности в прошлом, но мне жаль Хонор. Она так одинока. Представь, она назвала меня ближайшим родственником. Это показывает, как мало у нее людей, которые могут помочь.

– Но деньги у нее есть, верно? Она же вроде доктор.

– Не медицинский доктор, у нее докторская степень. Она академик.

– Значит, она в состоянии кого-то нанять. Наверняка она откладывала на черный день.

– Не знаю. Академики не такие уж богатые. Мне кажется, она живет на пенсию. Конечно, я не хочу об этом спрашивать. Я бы предложила сама нанять ей сиделку, но… – Джо замолчала. Сара знала о ее финансовой ситуации: пока дети маленькие, она практически полностью зависит от финансовой поддержки бывшего мужа. – Это не то, о чем я могу попросить Ричарда.

– Ну, местные власти выделят кого-то ей в помощь.

– Тем не менее ее дом абсолютно непригоден. Кухня находится в подвале. Это не стало бы большой проблемой, если бы кто-то приносил ей еду, но даже если перенести ее кровать в гостиную, на первом этаже нет ванной. Нужно либо спускаться к маленькой уборной возле кухни, либо подниматься наверх к нормальной ванной на втором этаже.

– Настало время установить лестничный подъемник?

– Думаю, Хонор даже слышать об этом не захочет; они такие отвратительные и медленные. В любом случае, дом стоит на возвышении, и, чтобы зайти, нужно подняться по ступенькам. Если она останется там, то, даже если сможет передвигаться внутри, бóльшую часть времени ей придется проводить дома. Мне кажется, это будет сводить Хонор с ума. Она везде ездит на велосипеде. В ее-то возрасте, представляешь?

– Что ж, значит, нужно искать крепкого опекуна, который будет смотреть за ней и каждое утро сносить на своих мускулистых руках по ступенькам, а потом толкать кресло-каталку по парку. Тогда у Хонор будет и свежий воздух, и горячий мужчина, на которого можно посмотреть. Все проще простого.

Джо рассмеялась:

– И где найти этого крепкого опекуна? В компании «Крепкие опекуны здесь»?

– Где-то должно быть что-то. Миллионы маленьких старушек приветствовали бы такую схему. На самом деле у меня велик соблазн сломать ногу.

– Дело в том, что Хонор очень независима. Она всегда все делала сама. Не представляю, чтобы она обрадовалась, когда за ней начнут ухаживать незнакомые люди.

– Ну, человек перестает быть незнакомцем, как только…

– Мамочка! Билли забрал мою машинку!

– Началось, – сказала Сара, вставая со стула. – Я разберусь.

Пока она, присев на корточки между мальчиками, пыталась деликатно убедить дошкольников делиться, Джо протерла стол, сполоснула свою кружку и снова поставила чайник.

Дом в Сток-Ньюингтоне, заполненный книгами и воспоминаниями, был слишком большим для одной Хонор, но в воображении Джо было очень сложно разделить их. Оба они были высокими и тонкими, полными знаний и неясных отсылок к религии, о которой Джо практически ничего не знала, и оба пахли бумагой и старой шерстью.

При этом Джо не считала, что этот большой, просторный дом в пригороде Вудли хоть что-то рассказал бы о ней. Дом, отражавший Джо, был бы с изгибами, кучей подушек и текстиля, с красивыми чашками и старинным комодом в кухне, крашеными половицами и стенами пастельных цветов. С потрескивающим камином, потертыми кожаными диванами, окнами из старого стекла, которые искажали бы вид снаружи и тем самым делали его волшебным.

Этот дом был слишком новым – куб из кирпича с фальшивыми белыми колоннами у фасада. Внутри все углы были идеально ровными, окна – уплотненными. Ричард настоял на том, чтобы выбрать бóльшую часть мебели, и, будучи удобной и элегантной, она оставалась слишком современной. Когда они переехали, Джо пыталась выставить свою коллекцию чашек с цветочным узором на открытой полке в кухне, но они смотрелись неуместно среди нержавеющей стали и гранита. Она снова запаковала их, собираясь подобрать другое место, но появился Оскар, и она была слишком занята, а потом Айрис. К тому же было бы неразумно расставлять повсюду чашки, когда в доме двое малышей. Чашки лежали в коробке в глубине шкафа.

Джо жила здесь почти четыре года, с тех пор как Ричард купил этот дом и они поженились, но, не считая мелкого беспорядка, не оставила в нем никакого следа. Она собиралась покрасить стены, повесить картины, но стены так и остались в первоначальном белом цвете, за исключением маленьких отпечатков рук и пятен от брошенного злакового печенья.

Возможно, именно из этого Джо и состояла: грязные отпечатки и засохшие злаковые хлопья.

Они со Стивеном копили на старенький коттедж, где ее чашки смотрелись бы идеально. Где каждый предмет был бы ценным и наполненным счастливыми воспоминаниями. Но потом Стивен погиб, и это стало концом той мечты.

Она взяла коробку с печеньем, чтобы наполнить тарелку, и заметила движение за окном. Изгородь со стороны кухни была низкой; Ричард планировал поставить забор, чтобы закрыть вид на дома из шоколадного кирпича в викторианском стиле, построенные после того, как они въехали. Он был вне себя от ярости, когда началось их строительство.

– Слишком много людей, – говорил он. – Из-за этого в школах слишком много учеников, а на дорогах больше транспорта.

Но на самом деле он считал, что те дома были недостаточно дорогими. Что они удешевляли общий вид окрестности. Каждый раз, когда Ричард смотрел в окно кухни и видел работающих строителей, он вспыхивал от злости и возмущался по поводу местного совета, разрешений на строительство и забора.

Но он так и не поставил забор. Зная то, что знала сейчас, Джо могла предположить, что он просто был слишком увлечен Татьяной.

С другой стороны ограды кто-то был. Отсюда Джо могла видеть его выше пояса. Похоже, он сгребал подстриженную траву: молодой человек, возможно, около двадцати лет. На голове у него были очки, державшие каштановые вьющиеся волосы, и он был небрит.

«Прекрати, развратная женщина», – подумала она и улыбнулась сама себе. Но продолжила наблюдать, держа крышку от коробки печенья на случай, если придется резко отвернуться и сделать вид, что она чем-то занята. Ведь испытывать притяжение, пусть неуместное и одностороннее, все же лучше, чем думать о доме, которого у нее никогда не было, и мужьях, которых она потеряла.

«Сосредоточься на позитиве, сосредоточься на будущем». Так всегда говорила мама и подавала ей хороший пример. Рассеянный склероз в конце концов ее погубил, но сначала покалечил. Несмотря на боль, она всегда была жизнерадостной. Именно ее совет поддерживал Джо, когда умер Стивен, в те бесцветные дни, которые растягивались все дальше и дальше и, казалось, никогда не закончатся. Это то, что помогало ей весь последний год, с тех пор как Ричард ушел. У нее было трое красивых детей, комфортный дом, хорошая подруга и тело, которое еще не было настолько измотано, чтобы не отреагировать на вид привлекательного мужчины.

– Ого, кто это?

Сзади подошла Сара, достаточно близко, чтобы слегка задеть Джо, и уставилась в окно. У Джо покраснели щеки.

– Не надо, он нас увидит.

– Но кто это?

– Должно быть, один из жильцов новых домов.

Сара вздохнула.

– Помнишь, на что это похоже – спать с двадцатилетним парнем? Боб мог заниматься этим всю ночь.

Заметив задумчивое выражение лица Сары, Джо, несмотря на смущение, рассмеялась.

– Стивен раньше…

Она замолчала, вернулась к банке и наполнила тарелку остатками домашнего песочного печенья. Присыпанное сахаром, нарезанное кубиками, с крошащимися краями. Это было реальностью, это было настоящим. Слишком много калорий и играющие неподалеку дети. Это хорошая жизнь. Этого должно быть достаточно.

– В любом случае, – сказала она, – мне кажется, что Хонор стóит ненадолго переехать к нам.