1. Я ставлю себя на ваше место
О, моя дорогая, как я вас понимаю, будь я на вашем месте…» Именно эту фразу вы бы произнесли, беседуя с вашей соседкой, решившей поделиться с вами своим горестями. А как можно оказаться на месте другого человека?
Есть два способа поставить себя на место кого-либо другого. Первый называется эмпатией. Находясь в этом состоянии, вы ощущаете другого физически. Например, в вашем присутствии некто прищемил себе палец дверью, и у вас сразу же возникает ощущение боли, как если бы эту травму получили вы сами. Это своего рода автоматическое сопереживание боли и страдания, когда вы видите, как их испытывают другие.
А известны ли механизмы эмпатии?
Механизмы эмпатии исследуют, наблюдая активизацию зон мозга в тот момент, когда испытуемый видит, как страдает другой человек. Главный результат, полученный в ходе исследования, заключается в том, что у людей, испытывающих боль, и тех, кто это видит, активизируются по большей части одни и те же зоны мозга.
Таким образом, эмпатия – это ощущение почти на физическом уровне чувств и эмоций, которые испытывает другой человек. Но ведь есть еще один способ оказаться в роли этого другого?
Да, есть. Другой способ является более абстрактным, более интеллектуальным, и его иногда называют осознанным сопереживанием. Его также можно назвать чтением мыслей, хотя в этом, разумеется, нет ничего сверхъестественного. Мне, например, хорошо известно, какими знаниями вы обладаете, во что вы верите, что любите. И все это сильно отличается от того, что знаю, люблю и во что верю я сам. И я могу размышлять над вашими мыслями, потому что мне известно, чем они отличаются от моих. И все это позволяет мне предсказать, как вы будете себя вести в той или иной ситуации, и понять, как я, например, могу доставить вам удовольствие.
А как же можно изучать механизмы осознанного сопереживания?
Вот небольшой и часто используемый эксперимент, дающий возможность понять, в частности, начиная с какого возраста у ребенка формируется способность представлять и осознавать то, о чем думают другие люди. Ребенку показывают следующую сценку в форме небольшого фильма или мультфильма. Представьте, что в комнате находятся две девочки: Сара и Элизабет. У Элизабет в руках пакет с конфетами, который она кладет в корзинку, а затем выходит из комнаты. Сразу же после ее ухода Сара вынимает конфеты из корзинки и прячет их, например, в буфет. Затем Элизабет возвращается в комнату, чтобы забрать свои конфеты. И в этот момент ребенку, подвергшемуся тестированию, задают ключевой вопрос: «Где Элизабет будет искать свои конфеты?» Интересно, что бы на этот вопрос ответили вы?
Вы бы, естественно, ответили, что Элизабет заглянет в свою корзинку.
И были бы правы. Вам известно, что конфеты теперь лежат не в корзинке, а в буфете, но вы отдаете себе отчет в том, что Элизабет этого не знает, потому что ее не было в комнате в тот момент, когда Сара перепрятала конфеты, и она уверена в том, что они лежат в корзинке. Вы включили в мозгу механизм осознанного сопереживания Элизабет. Обобщая вышесказанное, можно сделать вывод, что вы отдаете себе отчет в том, что не все думают так, как вы.
А как же отвечают в этом случае дети?
Все зависит от возраста. Приблизительно с четырехлетнего возраста они отвечают как вы и я, то есть у них уже функционирует механизм осознанного сопереживания. Но до этого возраста они, скорее всего, скажут: «Элизабет будет их искать в буфете». Они знают, что конфеты находятся в буфете, и не представляют, что кто-то другой может думать иначе. Кстати, в ходе эксперимента было выявлено, что дети старше четырех лет, страдающие аутизмом, ответят именно так. И это является главным основанием для того, чтобы утверждать, что у людей, страдающих этим заболеванием, имеется дефект в структурах, формирующих осознанное сопереживание, и что им невероятно сложно представить себе, что может происходить в головах других людей. Именно этот дефект логически влечет за собой сложности в установлении нормальных социальных связей.
Но вернемся к эмпатии, о которой мы только что говорили. Существуют ли аномалии в ее функционировании?
Специалисты полагают, что люди, которых принято называть психопатами, могут иметь дефекты в функционировании эмпатии. А кого мы можем назвать психопатом? Это, конечно, утрированный образ, но вспомните о психиатре-каннибале Ганнибале Лектере из фильма «Молчание ягнят», который является весьма изощренным психопатом. На практике этим термином объединяют тип людей, которые не всегда вступают на скользкий путь преступлений, но которые являются крайне самовлюбленными личностями и, главным образом, абсолютно индифферентными к страданиям окружающих, которым они нанесли оскорбление. И их физиологический ответ на картины страданий других людей всегда выглядит несколько смягченным.
Эти два способа оказаться на месте других людей, о которых я только что рассказал – эмпатия и осознанное сопереживание, – имеют мало общего. И по-видимому, в каждом из этих процессов задействованы разные системы мозга.
Если читатель допустит такое предположение, он будет прав. С одной стороны, существуют зоны мозга, задействованные в формировании осознанного сопереживания, а с другой – зоны, отвечающие за эмпатию.
2. Эффект «грязного парня»
Отвращение – чувство, которое понятно всем. И оно является одной из основных эмоций, таких как страх, радость, грусть, ощущаемых и выражаемых одинаково всеми без исключения людьми, вне зависимости от того, к какой культуре они принадлежат. Зрелище груды протухшей еды или сочащейся гноем раны вызовет, несомненно, отвращение, и это чувство сопровождается у всех одной и той же мимикой: полуоткрытый рот, сморщенный нос, приподнятая верхняя губа. В случаях крайнего отвращения у некоторых людей даже может возникнуть рвота.
Если отвращение так глубоко укоренилось в человеческой природе, значит ли это, что оно играет положительную роль в эволюции?
Вне всякого сомнения. И эта гипотеза была выдвинута Чарльзом Дарвином, написавшим научный труд под названием: «О выражение эмоций у животных и человека». В этой книге представлена довольно красочная картинка, на которой изображен человек, испытывающий крайнюю степень отвращения. На ней мы видим фотографа (отца художественной фотографии. – Пер.) Оскара Густава Рейландера (в шляпе и без оной), у которого на лице написано отвращение. И свою мимику он сопровождает жестами, выражающимися в движении тела назад с выбрасыванием рук вперед, поэтому создается впечатление, будто он хочет что-то оттолкнуть от себя. Главная идея Дарвина заключается в том, что базовые эмоции явились результатом естественного отбора, поскольку способствовали выживанию, и именно поэтому они являются общими для человека и животных.
На чем же основана важность для человека такого чувства, как отвращение?
Оно, вне всякого сомнения, принуждает человека не употреблять в пищу токсичные продукты и субстанции, которые оказываются перед нашим ртом или даже внутри его, и выплевывать то, что могло бы причинить нам вред, например испорченные продукты. На самой нижней ступени эволюции мы видим обитателей морской фауны, а именно морских анемонов, существующих вот уже на протяжении 500 миллионов лет и способных, равно как и человек, выплевывать горькие вещества, которые попали в их ротовую полость.
Но может быть, что чувство отвращение у человека не столь однозначно, как у морских анемонов, и имеет для него куда большее значение?
Мы всегда чувствуем физическое отвращение, ощущая неприятный вкус или тошнотворный запах. Но у нас это чувство распределяется по степеням. Оно бывает, например, второй или третьей степени. Сейчас объясню на примере. Почти все из нас сочтут крайне неприятным и невозможным пить апельсиновый сок из ночного горшка, пусть даже очень чистого и тщательно вымытого, или выпить стакан того же сока, в который попало несколько тараканов (также предположительно чистых). Этому чувству отвращения мы присвоим вторую степень, потому что сам объект (апельсиновый сок) безупречен и отталкивающий характер ему придал другой объект, воспринимаемый в данном случае как отвратительный. Существует еще более абстрактное чувство отвращения (так называемой третьей степени), выражающееся в неприятии чего-то такого, что с моральной точки зрения является недопустимым и что проявляется, например, в шутках дурного вкуса. И что можно охарактеризовать такими выражениями как «нечистоплотность», «моральное уродство» и им подобными. Но какая связь существует между моральным отторжением и тем чувством отвращения, которое испытывают, глядя на падаль в состоянии разложения?
Некоторые могут сказать, что между этими явлениями нет ничего общего, что речь идет только лишь о метафоре, фигуре речи, схожей с жаждой знаний, хотя человек, употребляющий это выражение, совсем не имеет в виду дегидратацию собственного организма. Другие же полагают, что такие высшие эмоции, как моральное неприятие, используют древние механизмы, вызывающие висцеральные реакции. Например, если главная функция отвращения – это выплевывание, отторжение чужеродных и токсичных субстанций, то эти же самые механизмы, видимо, активизируются в случае столкновения человека с моральным уродством.
И если это так, то можно ли утверждать, что при этом запускаются одни и те же нейронные механизмы?
В этой связи проводилось несколько исследований с использованием магнитно-резонансного томографа, в ходе которых ученые пытались проследить, активизируются ли в случаях висцерального и морального отвращения одни и те же каналы связи головного мозга. Но пока ученые не пришли к окончательным выводам. Некоторые зоны мозга, такие как островковая доля (инсула), по-видимому, активизируются в обоих случаях, но та же самая островковая доля активизируется не только в момент переживания отвращения, но и в период протекания других ментальных процессов. Поэтому интерпретация этих фактов не является однозначной (рисунок 15). Но как бы там ни было, на мое решение поговорить с вами об отвращении повлияло одно весьма интересное исследование, опубликованное в авторитетном научном журнале «Science». Оно поможет нам с вами ответить на этот вопрос.
Читатели, наверное, подумали, что при его проведении опять использовались сложные методики с использованием магнитно-резонансного томографа.
Рис. 15. Островковая доля (инсула), которая активизируется в момент переживания человеком как физического, так и морального отвращения
А вот и нет. В основе исследования лежало изучение гримас, возникающих на человеческом лице. Не вдаваясь в подробности, можно сказать следующее: в ходе эксперимента у испытуемых вызывали три типа разного по интенсивности чувства отвращения. Во-первых, вызывалось отвращение на физическом уровне, когда участников эксперимента заставляли выпить более или менее горькие соки. Что касается отвращения второго уровня, то им показывали фотографии изуродованных людей, испражнений животных и другие неприятные снимки. Что же касается морального отвращения, то исследователи использовали довольно остроумную, хотя и весьма простую, методику. Испытуемые играли в игру под названием «Ультиматум». В нее играют парами, и ее правила совсем несложные. Например, у меня имеется десять евро, которыми я должен поделиться с вами, и именно я предлагаю вам вариант деления этой суммы. Вы можете отклонить или согласиться на мое предложение. Если вы отказываетесь, никто из нас ничего не получает. А теперь представьте, что я вам предлагаю поделить все поровну и каждый из нас получит по пять евро. Думаю, вы согласитесь. Но если я скажу вам, что оставляю себе девять, а вам дам оставшийся евро, то вы сочтете мой поступок крайне несправедливым, и он вызовет в вас такое отвращение, что вы наверняка откажетесь, хотя и ценой потери этого евро. Предлагая партнеру более или менее несправедливые варианты, можно вызвать в нем чувство отвращения разной степени интенсивности.
А как же исследователям удалось объективно измерить степень отвращения, возникающую в каждой из этих трех ситуаций?
Я немного упрощаю, но они измеряли степень сокращения мышцы levator labii (приподнимающей губы), которая считается главной в формировании гримасы отвращения. И параллельно они просили участников эксперимента субъективно оценивать степень испытываемого ими отвращения. Главный вывод заключается в следующем: во всех трех типах отвращения (физическом, второй степени и моральном) объективная интенсивность вызывающего его стимула, его субъективное переживание и сокращение мышцы, то есть интенсивность гримасы, были четко взаимосвязаны и согласованы.
Но если в таком случае в формировании морального и физического отвращения задействованы общие механизмы, не может ли случиться так, что на моральные суждения могут оказывать влияние физические характеристики того или иного явления?
Именно это и называют эффектом «грязного парня». Если вы недостаточно аккуратно одеты и неряшливо выглядите, оценка ваших моральных качеств, с точки зрения посторонних людей, может оказаться недостаточно высокой. Хочу предложить вашему вниманию часть небольшого эксперимента, касающегося влияния физического отвращения на моральную оценку. Исследователи предложили испытуемым сообщить их мнение по поводу небольших житейских ситуаций: как с точки зрения морали вы отнесетесь к тому, что троюродные брат с сестрой спят вместе? морально ли ездить на работу на машине, если офис находится в двух шагах от вашего дома? морально ли из простого любопытства попробовать мясо вашей погибшей под колесами машины собаки? и морально ли подделывать резюме с целью получить хорошую работу? Оригинальность этого исследования заключалась в том, что эти вопросы задавались в обстановке, в той или иной степени вызывающей отвращение. Например, исследователи распыляли в комнате разные дозы fart spray (не хотел бы затруднять вас переводом этого выражения, которое означает «спрей-вонючка»), в основе которого лежит сульфид аммония и который продается в бутиках игрушек с сюрпризом и разных приколов. Другой способ манипулирования ситуацией заключался в том, что тесты проводились либо в безупречном по своей атмосфере месте, либо в грязной комнате, где испытуемые сидели за не менее грязным столом, заляпанным засохшим кетчупом, рядом с которым находились мусорная корзина, доверху заполненная кусками недоеденной пиццы, и кресло с валявшимся в нем сомнительной чистоты носком.
Да, все это крайне неприятно. Но каков же результат этого малопривлекательного исследования?
Как уже догадался читатель, моральные суждения отличались большей строгостью и были негативными в том случае, если они были сформулированы в обстановке, внушающей отвращение.
Не означает ли это, что результаты исследования подтверждают гипотезу Дарвина, о которой мы только что говорили?
Совершенно верно. Тот факт, что мы наблюдали одни и те же физиологические реакции при переживании как физического, так и морального отвращения, а также то, что одно ощущение оказывает влияние на другое, свидетельствуют о том, что примитивной реакцией отвращения у человека было отторжение токсичных продуктов, и только значительно позже она была воспроизведена у человека для выражения морального отвращения, то есть отторжения негативного поведения в области социальных отношений.
3. Между добром и злом
Мы только что поняли, почему мы способны представлять, что происходит в головах других людей и насколько эта способность важна в социальной жизни. А не обуславливаются ли моральные суждения и правосудие именно этой возможностью интерпретировать скрытые намерения и мотивы, определяющие наши поступки.
И в этом смысле правовые положения могут представлять для нас большой интерес. Представьте, что у вас из окна прямо на голову прохожему упал горшок с цветком, в результате чего он скончался. Что касается гражданского права, то, поскольку цветок является вашей собственностью, вне зависимости от того, сделали вы это случайно или преднамеренно, вы несете полную ответственность в обоих случаях, и вы должны возместить жертве причиненный вами вред. Зато в области уголовного права следствием будут приниматься к рассмотрению ваши намерения. И в этом заключается большое различие между двумя ветвями судопроизводства. Если вы специально уронили горшок с цветком на голову невинного прохожего с целью причинения ему вреда, то будете осуждены за попытку убийства, но если причиной несчастного случая стал банальный сквозняк, у данного правового нарушения будут менее тяжкие последствия.
Все это соответствует пониманию того, что любое преступление подвергается моральному осуждению не только в силу тяжких последствий, но и в силу преднамеренного желания причинить зло, которое является побудительным мотивом.
И чтобы дать свою оценку этому преднамеренному желанию или умыслу, присяжные должны суметь проникнуть в мысли, чувства, верования – короче говоря, разобраться в душевном состоянии того, кто совершил правонарушение.
Как же можно научиться читать в душе другого человека?
Для этого совершенно необязательно быть телепатом. Ведь мы занимаемся этим каждый день: как только нам приходится иметь дело с любым человеком, мы тут же принимаемся выстраивать целые теории по поводу того, что он думает, во что верит, чего хочет. В нашем мозгу есть совокупность зон, к изучению которых приступили совсем недавно, которые дают нам возможность проникнуть в душу другого человека и, воспользовавшись этим, дать нравственную оценку его поступкам или вынести судебное решение.
Читатель меня спросит: а почему именно сейчас я решил затронуть эту тему?
Только лишь потому, что недавно была опубликована статья, в которой идет речь о довольно остроумной методике понимания механизмов вынесения моральной или нравственной оценки. Ее авторы сконцентрировали свои усилия на изучении так называемой темпоропариетальной области головного мозга (рисунок 16), которая возбуждается, когда мы пытаемся проникнуть в мысли других людей. Ее локализация стала возможной благодаря магнитно-резонансному томографу, и видно, насколько сильнее активизируется эта зона, когда вы слышите истории о психологическом состоянии людей, по сравнению с тем моментом, когда описывают их физические характеристики либо вообще говорят о каких либо посторонних вещах, предметах и тому подобном.
Рис. 16. Темпоропариетальная область является одним из элементов механизма формирования осознанного сопереживания
Итак, в исследовании, о котором я упоминал, принимали участие здоровые испытуемые, а сам эксперимент проводился с помощью магнитно-резонансного томографа. Ученым удалось установить местоположение этой знаменитой темпоропариетальной области. Но вы спросите меня: с какой целью?
Идея заключалась в следующем: если эта область является столь необходимой для проникновения в мысли и намерения другого человека, то она должна была бы играть такую же большую роль при вынесении нравственной (моральной) оценки любому поступку или правонарушению. И как мы уже видели, поступок рассматривается как хороший или плохой в зависимости от намерений, приписываемых человеку. Если на самом деле все обстоит именно так, то при выведении этой области из строя мы можем изменить как способ вынесения решения, так и сами моральные суждения.
А как на практике можно повлиять на вынесение моральных суждений и как можно вывести из строя темпоропариетальную область?
Чтобы частично и на время исключить ее из обращения, был предложен безвредный и не приводящий к необратимым последствиям метод, заключающийся в следующем: исследователи использовали транскраниальную (внечерепную) магнитную стимуляцию (рисунок 17), для чего они размещали на голове испытуемого электромагнитную катушку, прямо напротив той зоны мозга, на которую намеревались воздействовать. Не входя в подробности, скажу только, что через катушку пропускали короткий электрический импульс, проникающий в расположенную напротив зону, что временно «отключало» ее функционирование.
Но удалось ли ученым, используя магнитную стимуляцию, воздействовать на вынесение моральных суждений?
По этому поводу в исследовании приведено несколько историй. Вот одна из них. Жюль и Джим посещают завод по производству неких химических продуктов. Во время прогулки по заводу Жюль решает угостить Джима стаканчиком кофе. Рядом с кофемашиной стоит банка с белым порошком. Жюль кладет ложку этого порошка в стакан с кофе для Джима. А дальше возникает четыре варианта дальнейшего развития этой истории. На банке может быть написано либо «сахар», либо «яд». Короче говоря, кладя порошок в стакан, Жюль либо имеет совершенно невинное желание, либо имеет намерение убить человека, потому что он знает, что за вещество находится в банке. Следует отметить, что каждый из двух вариантов имеет по подварианту: Джим пьет свой кофе, и с ним либо ничего не происходит, либо он выпивает его и умирает. Таким образом, получается четыре варианта развития событий, в зависимости от того, имел ли Жюль преступные намерения или нет, и в зависимости от серьезности последствий случившегося. Короче говоря, исследователи представили вниманию участников эксперимента истории подобного рода, попросив их в каждом отдельном случае оценить поступки Жюля с моральной точки зрения по шкале от единицы (виновен и заслуживает наказания) до семи (оправдан в соответствии с нравственными законами).
Рис. 17. Катушка транскраниального электромагнитного стимулирования накладывается на голову напротив той зоны коры головного мозга, на которую хотят оказать воздействие
Так что же отвечали участники эксперимента?
Когда к ним не применяли электромагнитной стимуляции или она не затрагивала темпоропариетальную область, они, в соответствии с логикой, выносили свое суждение о поступках Жюля, принимая во внимание его намерения. Например, в случае неудавшейся попытки отравления, когда Жюль считал, что дал Джиму яд, а на самом деле с ним ничего не произошло, его судили очень строго. Зато в случае электромагнитного стимулирования темпоропариетальной зоны на решение испытуемых в меньшей степени оказывали влияние намерения Жюля и в большей степени фактические последствия его поступка. И, таким образом, в случае неудавшегося отравления их оценка была менее строгой. Испытуемые оказались менее чувствительными к криминальным замыслам Жюля, их больше впечатлил благоприятный исход дела, и поэтому они судили его с некоторым снисхождением. Итак, любое моральное суждение не падает в нашу голову с небес! Оно зависит от многих материальных причин, начиная от неприятного запаха, витающего в комнате, до состояния темпоропариетальной области коры головного мозга судьи.
4. Завтрак судьи
Манипуляция моральными суждения посредством электромагнитного стимулирования свидетельствует о том, что наши чувства, наше понимание добра и зла не являются абстрактными понятиями. Это результат ментальных процессов, напрямую зависящих от случайных факторов функционирования мозга. То же самое относится и к судебным решениям, которые не падают с высот Олимпа, а являются продуктом деятельности мозга судей и присяжных, их эмоций и имеющихся у них «поломок», выражающихся в тех или иных недугах. Недавнее исследование продемонстрировало довольно удручающий пример влияния материальной составляющей на то, каким образом вершится правосудие.
Я имею в виду эксперимент, в котором принимали участие настоящие судьи, ведущие настоящие судебные процессы.
В этом исследовании, проведенном израильскими учеными, была задействована тысяча с лишним дел, приговоры по которым были вынесены восемью судьями в течение десяти месяцев, перед глазами которых на протяжении всего рабочего дня проходили вереницы заключенных, обращавшихся к ним с просьбой об условно досрочном освобождении. Судьи могли либо удовлетворить их просьбу, либо отклонить ее. В обязанности ученых, проводивших эксперимент, входило наблюдение, как в течение дня менялось процентное соотношение положительных решений.
Так что же такого невероятного и ужасающего обнаружили исследователи?
В самом начале рабочего дня судьи, как правило, благожелательны и удовлетворяют их просьбы (в семи случаях из десяти). Затем в течение всего утра их предвзятость по отношению к заключенным заметно увеличивается. И она увеличивается до такой степени, что к десяти часам утра ни одно прошение об условно досрочном освобождении уже не удовлетворяется. В это время судьи устраивают небольшой перерыв с легким завтраком, состоящим из сэндвича и какого-нибудь фрукта. После завтрака судебные заседания возобновляются, и судьи, отдохнув и насытившись, опять становятся такими же снисходительными, как в первые часы работы. В последующие часы их неприязненное отношение к заключенным снова постепенно нарастает, достигая максимума. Далее следует очередной перерыв, в этот раз на обед. После обеда все повторяется. Судьи сначала добры и лояльны, но по мере продвижения рабочего дня к завершению их нетерпимость увеличивается. В зависимости от распорядка дня разброс между вынесением положительных и отрицательных решений колеблется в пределах от семидесяти до нуля процентов.
Оказывается, что для того, чтобы предстать перед судьей, лучше выбрать такой момент, когда он сыт, чем когда он злой, голодный и уставший. И не свидетельствуют ли результаты этого исследования о том, что факт потребления пищи с последующим насыщением и отдыхом приводит вершителей закона в более благодушное состояние?
В действительности нам об этом ничего не известно. Вполне возможно, что на их душевное состояние влияет как одно, так и другое. И нужно было бы расчленить оба эти явления, тестируя судей либо в тот момент, когда они устраивают перекус, но продолжают работать, либо когда они просто отдыхают, но ничего не едят. Как бы там ни было, эти факты говорят о том, что правосудие не является некой абстракцией или механическим применением законов, что это просто один из видов человеческой деятельности, поэтому он характеризуется нестабильностью и зависит от множества случайностей. И в этой связи хотелось бы привести англо-саксонскую поговорку: «Justice is what the judge ate for breakfast» («Правосудие определяется тем, что судья съел на завтрак»), являющуюся иллюстрацией часто неосознанного и, увы, неизученного влияния, которое наш желудок оказывает на наши мысли и решения.
5. Смех свойствен даже крысам и гориллам
Сейчас мы поговорим об одном из самых больших удовольствий в нашей жизни – о смехе. Что же происходит в наших головах, когда мы разражаемся хохотом или когда просто улыбаемся?
Здесь нужно различать две вещи. С одной стороны, есть сам смех, то есть программа сложных мимический движений, в ходе которых определенным образом искажается лицо, конвульсивно сокращается диафрагма, вибрирует гортань, краснеет лицо и прочее. С другой стороны, всегда должен быть повод, вызывающий смех, вследствие чего запускается программа, обеспечивающая все эти движения. Поводов для смеха имеется великое множество, от щекотки до юмора, включая самую сложную игру в слова, радость от встречи с любимыми людьми и даже веселящий газ.
Но оставим в стороне причины, вызывающие смех, и постараемся выяснить, есть ли в мозгу специальная структура, обеспечивающая нам способность смеяться?
Оказывается, такая структура существует. Она расположена в стволе головного мозга, находящемся в его основании, и она управляет мимикой и движениями, поддерживающими смех (рисунок 18). Эта система воспринимает поступающие извне команды и регулирует выражение лица, дыхание и прочее. Вот почему, если люди пытаются рассмеяться, так сказать, по заказу, если они делают вид, что смеются, это всегда выглядит фальшиво и неубедительно. В этом случае они пытаются как бы обойти дирижера оркестра под названием «смех», который является единственным, кто может запустить работающую без сбоев автоматическую программу неподдельного смеха.
А что же происходит, когда дирижер оркестра не выполняет должным образом свои функции? Что говорят неврологи по поводу патологий в механизмах смеха?
Рис. 18. В стволе головного мозга находится система, обеспечивающая совокупность процессов, порождающих смех
Существуют аномалии со знаками «плюс» и «минус». Что касается эксцессов смеха, то они имеют место во время эпилептических припадков, то есть когда возникает нарушение электрической активности того отдела мозга, который активизирует механизмы, провоцирующие смех, что выражается в приступах хохота при отсутствии поводов для веселья. Эти приступы носят название геластических (от «gelos», что означает «смех», греч.) и встречаются среди эпилептиков крайне редко. Гораздо чаще бывает то, что называют спастическим конвульсивным смехом и плачем. Речь идет о пациентах с небольшими диссеминированными поражениями мозга, как правило, сосудистого характера. Эти поражения приводят к тому, что кора больше не контролирует и не ингибирует пусковой центр смеха, расположенный, как нам уже известно, в стволе головного мозга. То ли вследствие этого, то ли вопреки, но при возникновении малейшей эмоции этот механизм рефлекторно включается, и пациент хохочет или плачет, не имея возможности остановиться.
А существуют ли пациенты, с которыми все происходит с точностью до наоборот и которым никак не удается рассмеяться?
Существует недуг, который неврологи называют произвольно-автоматическими диссоциациями: произвольный смех возможен, но с автоматическим возникают трудности либо наоборот. Так, при болезни Паркинсона, когда в целом вся мимика лица несколько смазана, спонтанная улыбка может иметь не такой ярко выраженный характер, хотя паралич у этих пациентов отсутствует и они могут произвольно улыбнуться, но ценой некоторого усилия. Противоположная картина также имеет место. Некоторые пациенты, у которых присутствует паралич лица вследствие какого-либо сосудистого нарушения, оказываются не в состоянии изобразить на лице улыбку. Это значит, что они не способны намеренно улыбнуться, хотя спонтанная улыбка, которую может вызвать чувство радости, у них не нарушена.
Механика смеха, регулируемая из ствола головного мозга, как правило, запускается в результате сложной и разнообразной ментальной деятельности, в которой задействованы эмоции и юмор со всеми его комичными составляющими. И, по всей вероятности, скажете вы, именно эта ментальная деятельность приводит в движение добрую половину мозга.
Это на самом деле так. Ученые отмечают, что, если рассказывать испытуемым более или менее забавные и занимательные истории, можно видеть, как активизируются обширные зоны мозга, причем их активность тем выше, чем смешнее история. Таким образом, мы можем с полным основанием утверждать, что самые разные связи мозга мобилизуются в ситуациях, где присутствует юмор.
Немного поговорив о механике смеха, постараемся понять, какова его роль в эволюции. И вы удивитесь, если узнаете, насколько ничтожно в этом смысле значение такого универсального и впечатляющего явления.
Чарльз Дарвин, написавший книгу о выражении эмоций у человека и животных, предполагал, что смех – это выражение социальной радости, способ сказать: нам хорошо вместе и мы доверяем друг другу. Для него факт укрепления посредством смеха единства группы увеличивает шансы на выживание этой последней. И в рамках естественного отбора смех, по-видимому, должен был бы представлять некоторые преимущества.
Но если право на существование смех получил в силу укрепления социальных отношений, то и другие животные, живущие группой и обладающие социальными связями, должны иметь ряд возможностей его выражения. Так был ли прав Рабле, когда сказал, что «смех – это способность, присущая только человеку»?
Недавно появилось удивительное по своим выводам исследование. Короче говоря, для изучения смеха ученые просто-напросто щекотали различных приматов: нескольких человеческих детенышей от одного до двух лет, горилл, шимпанзе, бонобо (карликовый шимпанзе), орангутангов и самую удаленную от нас обезьяну, которая называется «сиаманг» (сростнопалый гиббон). Щекоча их, ученые заставляли приматов смеяться и записывали издаваемые ими звуки.
Трудно себе представить, что ради науки можно щекотать двухсоткилограммовых шимпанзе или горилл.
И тем не менее… На просторах Интернета можно, кстати говоря, найти фильм, подтверждающий это. И можно увидеть, насколько гориллы обожают, когда им щекочут ступни ног, они требуют этого снова и снова, при этом слышно, как они смеются. И хотя издаваемые ими звуки больше похожи на ритмичное хрюканье, чем на хрустальные переливы, все-таки это действительно смех. Ученым удалось собрать целую коллекцию видов смеха, акустические характеристики которых они подвергли тщательному анализу с целью определения схожести и различий между видами.
И что же выяснилось в результате проведенного анализа?
Человеческий смех, разумеется, имеет свои особенности: он более звонкий, в том смысле, что содержит гласные: «Ха! Ха! Ха!», а не трудноразличимые шумы, как у обезьян, и он раздается в момент вдоха, в то время как у горилл смех слышится как в процессе выдоха, так и вдоха. Но не это главное. Ученые провели еще один очень интересный по своим выводам анализ. Они классифицировали виды приматов (включая и человека) в зависимости от схожести их смеха и выделили два самых близких в отношении манеры смеяться вида, что дало возможность построить настоящее генеалогическое древо видов.
А отличается ли генеалогическое древо, основанное на схожести смеха, от настоящего генеалогического древа видов, основанного на генетике?
Это удивительно, но факт остается фактом: оба древа идентичны. Иначе говоря, можно предположить, что наш общий с большими обезьянами предок, который жил десять или даже пятнадцать миллионов лет тому назад, располагал во всей совокупности эмоциональных выражений неким подобием смеха. Затем, по прошествии миллионов лет, виды больших обезьян генетически диверсифицировались. И одним из проявлений этой дивергенции видов было изменение способа смеха, который тоже изменился и диверсифицировался. И оказалось, что только одно исследование смеха расширило наши горизонты относительно того, как за эти десятки миллионов лет проходила эволюция.
Итак, допустим, что обезьяны смеются. Можно ли в таком случае сказать, что смех является способностью, свойственной обезьянам (к которым относится и человек)?
Думаю, что нет. А вот некоторые исследователи дошли до того, что ищут эквиваленты смеха среди животных, расположенных еще дальше от нас на эволюционном пути. Недавно специалисты по поведению животных выдвинули предположение, что крысы тоже смеются – в частности, когда играют друг с другом. Это трудно подтвердить или опровергнуть, поскольку у них очень слабый и резкий голос, который звучит в ультразвуковом диапазоне. Но в Интернете можно найти видеоролики с изображением ученых, которые играют с крысами и щекочут их. Это удивительно, но действительно слышны взрывы хохота у крыс, потому что их искусственно сделали более громкими, чем они являются на самом деле.
Допустим, что все это является неким эквивалентом человеческого смеха. Хотя у нас смех вызывается более сложными причинами, чем простое щекотание или примитивные шутки.
И с этим не поспоришь! Когда у ребенка появляется первая улыбка (ее имитация возникает уже в возрасте одного месяца, а первый смех – в четыре месяца), то она вызвана простым взаимодействием: с ребенком агукают, играют. В этом возрасте ребенка не сравнишь с крысой, хотя он ничего не понимает в том, что мы все называем юмором. Затем, по мере роста и взросления, все более и более абстрактные идеи будут нам доставлять радость в качестве компенсации забавных историй и смешных случаев. И эта интеллектуальная радость в своем выражении будет воспроизводить древнюю систему смеха.
Но если вспомнить о Рабле, можно ли сказать, что смех присущ не только человеку?
По мнению Дарвина, мы унаследовали эту способность от наших далеких предков, чтобы взаимодействовать с другими членами общества. Зато единственное, что свойственно человеку – и пусть кто-нибудь попробует меня опровергнуть, – это юмор, самое тонкое и изысканное из всех чувств, которое может только у нас, но никак не у животных, вызвать гомерический хохот.
6. Понтий Пилат и неврология
Мытье рук относится к базовым элементам индивидуальной и коллективной гигиены, но то, о чем мы сейчас поговорим, имеет отношение не к бактериальной, а к моральной гигиене.
Вы все хорошо знаете историю леди Макбет, которая запятнала себя убийством короля Шотландии. Далее великий Шекспир описывает ее в сцене сомнамбулизма, когда убийца, смывая с рук воображаемые следы крови, пытается освободиться от чувства вины. Обобщая, можно сказать, что все мы стремимся к тому, чтобы иметь безупречный моральный облик, и многие религии используют для этого обряды очищения, то есть физическое омовение, погружение в воду, крещение. Все это совершается в целях духовного обновления.
Как вы помните, для леди Макбет все закончилось плохо, и в конце пьесы она (уже за сценой) кончает жизнь самоубийством. Но как бы там ни было, весьма серьезные экспериментальные исследования подтвердили реальное влияние ритуала мытья рук на моральное состояние. Поэтому исследователи и задались вопросом, не стремятся люди к физической чистоте в том случае, когда у них не чиста совесть.
Каким же образом проводился этот эксперимент?
Ученые попросили его участников вспомнить, как протекала их жизнь в прошлом. Часть испытуемых должны были рассказать о своих хороших поступках, другая же, наоборот, о том постыдном и нелицеприятном, что когда-то было ими совершено. Затем участникам эксперимента показали слова, в которых было пропущено несколько букв, и попросили их дополнить недостающие буквы (как на рисунке 19). При этом у теста имелось несколько решений, и только одно из них было связано с чистотой и личной гигиеной. А вывод, к которому пришли специалисты, заключается в следующем: те из испытуемых, кто рассказал не совсем приятный факт из своей биографии, дополнили слова с пропусками так, что у них, по сравнению с теми участниками эксперимента, которые сообщили о хорошем поступке, получилось больше терминов, имеющих отношение к гигиене (например, мыло), как если бы ощущение собственной моральной нечистоплотности порождало в них желание физической чистоты.
Рис. 19. Если, дополняя слова с пропусками, вы выберете «savon» (мыло) и «douche» (душ), значит, внутри вас есть что-то, в чем вы можете себя упрекнуть
Насколько же ученые уверены в том, что именно вследствие абстрактной идеи чистоты испытуемые выбирают слова, которые ассоциируются с этой последней?
Действительно, такой вопрос напрашивается сам собой, и поэтому в другом эксперименте испытуемых попросили, после того как каждый из них рассказал о хорошем или плохом поступке, выбрать небольшой подарок, который им решили преподнести в благодарность за участие в исследовании. Это были ручки или дезинфицирующие салфетки.
В результате салфетки чаще выбирали те из них, кто сообщил о дурном проступке. Все это подтверждает тот факт, что речь действительно идет о неистребимом желании вымыться.
Но неужели этого достаточно? Неужели можно ощущать себя порядочным человеком только лишь потому, что вымыл руки?
Те же исследователи провели третий этап эксперимента, чтобы дать ответ именно на этот вопрос. Но в этот раз их интересовали только лица, вспомнившие о своих постыдных проступках. Половине из них предложили вымыть руки, что они и сделали. Испытуемые, принадлежащие к другой половине, рук не мыли. Затем их попросили на добровольных началах принять участие следующем исследовании, которое заключалось в том, что одному студенту якобы требовалась помощь, так как он не успевал закончить в срок диплом.
Но согласились ли все участники на добровольной основе принять участие в этом последнем эксперименте?
Те, кто вымыл руки, с большой неохотой и гораздо реже соглашались оказать помощь студенту, чем те, которым так и не удалось их вымыть. Они вспомнили о постыдном проступке, вымыли руки и, сделав это, оказались в ладах с собой. Они больше не испытывали никакого желания оказывать кому-либо услугу ради искупления собственных грехов. Зато те, кто не вымыл руки, все еще ощущали себя виновными и с радостью были готовы помочь постороннему человеку, чтобы компенсировать чувство стыда и возвыситься в собственных глазах.
Значит ли, что в основе всего этого лежит нечто вроде равновесия между физической чистотой и чистотой моральной?
Очень даже может быть. Но есть другое объяснение, имеющее скорее обобщающий характер и основанное на психологически благотворном влиянии туалета в целом и мытья рук в частности. Мы только что видели, что, вымыв руки, вы определенным образом освобождаетесь от груза ваших прошлых ошибок. И даже более того: возможно, что мытье рук снимает груз всех наших поступков, а не только наших предосудительных действий. Авторы недавнего исследования, появившегося, как и многие другие, в журнале «Science», постарались дать ответ на этот довольно щекотливый вопрос.
Возникает вопрос: а как же они это сделали?
У нас нет возможности входить во все детали этого исследования, поэтому я постараюсь дать его описание в общих чертах. Суть его состоит в следующем: исследователи заставили поверить покупателей, будто они являются участниками эксперимента, чтобы помочь производителю выбрать из четырех банок с различными видами конфитюра самый вкусный вариант. После этого они приняли участие во втором эксперименте, также явившемся симуляцией, чтобы оценить гигиенические салфетки для рук. Половина покупателей должна была составить свое мнение, исходя только из внешнему вида упаковки, другая же половина имела право ими воспользоваться, то есть протереть ими руки. На последнем этапе участникам эксперимента снова представили банки с конфитюром и попросили их поставить эти банки в ряд по мере убывания от более вкусного к менее вкусному экземпляру.
Итак, резюмируя вышесказанное, повторим: покупатели классифицируют банки с конфитюром, потом либо вытирают руки салфетками, либо нет, а затем они снова приступают к выбору этого продукта. А к какому же выводу пришли исследователи?
Во всех нас прослеживается тенденция жить в согласии с собой, придерживаться прошлого выбора и говорить себе: «Если в прошлый раз я решил, что конфитюр в красной банке с зеленой крышкой мне нравится больше, то и сейчас я не собираюсь менять свое мнение, и у меня нет оснований отдать предпочтение другой банке конфитюра». Именно это и произошло с покупателями, которые между двумя этапами эксперимента не протерли салфетками руки. Их выбор во второй раз был идентичен первому. Зато те испытуемые, которые воспользовались дезинфицирующими салфетками, предоставили себе больше свободы выбора и чаще меняли свои предпочтения.
Так в чем же заключается главная идея всех этих экспериментов?
Обычный ежедневный туалет создает дистанцию между наши прошлыми поступками и освобождает нас (в некоторой степени) от необходимости оправдываться за них и отдавать себе в них отчет. Мы просто умываем руки в прямом и переносном смысле этого слова (рисунок 20)!
Рис. 20. Самое знаменитое в западной культуре омовение рук («Понтий Пилат», гравюра Альбрехта Дюрера)