Три дня.

Три дня без спиртного. Тело больше ему не подчинялось. Боль возникала внезапно, в самых неожиданных местах. Мышцы напрягались, жестокие судороги не давали шевельнуться. Руки и ноги беспрестанно дрожали, он то и дело складывался пополам, как от удара в живот, когда внутренности сводило спазмом. Казалось, каждая частичка его существа нуждается в алкогольном болеутоляющем. Мозг уподобился сухому ореху, бьющемуся о стенки скорлупы, одежда все время была влажной от пота. Он уже проходил курсы принудительной детоксикации: его запирали, накачивали лекарствами, а потом он с гордо поднятой головой возвращался на улицу. Одно было плохо: стоило проясниться мозгам — и терзавшие душу демоны возвращались, он хватался за бутылку и снова превращался в пьяницу, которого обитатели квартала звали Поэтом.

Жан свернулся калачиком, пытаясь унять дурноту. Он стонал и задыхался.

Почему они его не убивают? Это должно прекратиться, он больше не выдержит!

Хаким с явным удовольствием наблюдал за муками узника.

— Подонок! — закричал Жан в припадке неконтролируемой ярости. — Упиваешься чужим страданием! Что, не умеешь получить удовольствие иным способом?

— Я благословляю всемогущего Аллаха за то, что никогда не уподоблюсь тебе, — ответил тот с привычной саркастической ухмылкой.

— Всемогущий Аллах? Тот, кто запрещает тебе пить вино и приказывает убивать во имя Его?

Хаким скривил рот в гримасе отвращения:

— Что ты можешь в этом понимать? Ты — жалкий пьянчужка. Ты способен думать только о бутылке.

Жан хотел ответить, парировать, бросить в лицо мучителю едкие слова, разоблачить всю глупость и бессмысленность сражения, которому тот посвятил свою жизнь, но не стал. Изверг был прав: абстинентный синдром лишил его способности рассуждать здраво. Он вряд ли сумел бы произнести хоть одну связную фразу.

Несколько мгновений спустя появился Лахдар с лекарством и водой. Хаким вмешиваться не стал: происходящее не вызывало у него ничего, кроме брезгливости.

Жан с трудом проглотил таблетки, и ему стало легче: тело расслабилось, мысли пришли в порядок, он почти успокоился и решил разобраться с Хакимом:

— Ну и? Говори, к чему приговорил меня твой Бог? Какая смерть меня ждет? Ведь именно Бог отдает тебе приказы, я не ошибся?

Хаким подскочил к Жану и схватил его за волосы:

— Слушай внимательно, собачий сын: ты не в том положении, чтобы иронизировать!

— Зачем же так грубо? Ты ведь, кажется, солдат воинства Аллаха, значит, должен проявлять смирение… — произнес Жан, переняв высокомерный тон собеседника.

— Заткни пасть, ублюдок! — рявкнул Хаким, оседлал узника и принялся душить его.

Задохнуться Жан не успел. Дверь с треском распахнулась, и в комнату влетел человек в маске. Мгновенно оценив взглядом происходящее, он кивком отдал приказ палачу, тот отпустил свою жертву и шумно удалился.

Главарь молча смотрел на пленника, а Жан тщетно пытался угадать по глазам его чувства.

— Кто вы? — в отчаянии выкрикнул он, но ответа не дождался.

Бандит вышел и запер за собой дверь.