И снова ударил гонг. И снова зал, юристы и зрители, только за столом подсудимых добавился складчатый унылый Яковлев.

Объяснение я, кажется, нашел: все это мне снится. Потому неясно, как я сюда попадаю; потому пространство замкнутое и мрак за окнами… Засыпаю – и оказываюсь здесь.

Но неужто мне каждую ночь видятся продолжения одного и того же сюжета? Не бывает так… И потом: что, все зрители и свидетели тоже спят? Одновременно? А если кто-то проснется – он что, отсюда исчезнет? Тогда почему до сих пор никто не исчезал?…

Нет, тут что-то другое…

Судья возгласил:

– Сегодня мы разберем тему «подрыв обороноспособности». Слово предоставляется истцу.

Я вышел к трибуне. Говорить предстояло много; я собрался с духом и начал:

– Позвольте, я обобщу то, что вычитал и услышал, до чего сам додумался… Чтоб лишних свидетелей не звать. Можно?

– Извольте, – согласился Судья.

И я начал издалека:

– При Сталине СССР достиг небывалого величия. Даже не СССР, а Россия вообще, за всю известную историю. В конце 40-х наша армия была сильнейшей в мире, экономика возрождалась фантастически быстро, цены снижались каждый год… Нами открыто восхищалась половина планеты, другая половина уважала втайне.

– Да, но какой ценой? – вмешался Адвокат.

– Намекаете на репрессии? Ясное дело… Но их масштаб чудовищно преувеличен либералами. Некоторые доврались до заявлений типа «полстраны сидело, полстраны охраняло», «сотни миллионов жертв»… Это абсолютная чушь. Народ в массе вообще не знал, что происходят какие-то «репрессии».

– Это с чего такой вывод? – показно изумился Адвокат.

Я объяснил:

– А вы вспомните шок после XX съезда! Хрущев вбросил «развенчание культа», и люди впервые узнали, что в стране, оказывается, «творился массовый террор». Если бы все в нем участвовали, никто б даже не удивился, что уж о шоке говорить…

– Аргумент интересный, но юридически нечеткий, – заметил Судья.

Я кивнул:

– Вы правы. Однако хватает и документов. Давным-давно опубликованы цифры из архивов НКВД. В лагерях и тюрьмах сидел меньший процент населения, чем в ельцинской РФ. По политическим статьям расстреляно меньше семисот тысяч – за тридцать три года, включая свежайшие отголоски Гражданской войны и Великую Отечественную. – Тут я повернулся к Адвокату: – Или вы считаете, что в стране не было белогвардейцев, диверсантов, шпионов, полицаев и власовцев? Все дела фальсифицированы?

– Как адвокат я должен сказать… – с апломбом начал мой оппонент, но потом как-то смешался и признал: – Враги наверняка были…

Горбачев и Яковлев вскинулись на него, но правота моя была столь очевидной, что ничего вякнуть они не посмели.

– Итак, при Сталине мы достигли максимального величия, – вернулся я к теме. – Но цена – да, цена была: предельное напряжение сил. На износ работали… И вот война позади, хозяйство восстановлено, жизнь входит в берега – захотелось расслабиться. Ну устали! Хрущев это уловил и сказал: раньше был кошмар, ГУЛАГ, культ личности – а теперь все просто чудно! Я на белом коне веду вас к коммунизму, его увидите буквально вы. Вот что он писал в новой Программе партии…

Тут мне пришлось вынуть листочек, ибо в здравом рассудке такие словеса наизусть не учат:

– «В ближайшее десятилетие Советский Союз превзойдет США по производству продукции на душу населения; всем будет обеспечен материальный достаток; колхозы и совхозы превратятся в высокодоходные хозяйства; в основном будут удовлетворены потребности советских людей в благоустроенных жилищах; исчезнет тяжелый физический труд; СССР станет страной самого короткого рабочего дня [127] .

В итоге второго десятилетия (1971–1980 годы) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ; советское общество вплотную подойдет к осуществлению принципа распределения по потребностям, произойдет переход к единой общенародной собственности. В СССР будет в основном построено коммунистическое общество» [128] .

Понимаете, о чем тут? Врагов у нас нет, благодать тотальна, следующая остановка – рай. К чему это привело? Все расслабились.

– И что в этом плохого? – удивились из публики.

– Всего лишь то, что враг-то униматься не хотел! В 48-м году американский Совбез принял директиву 20/1, текст в точности не помню, но смысл тот, что Россию надо долбать, даже если из нее уйдут коммунисты. Сталин это понимал, потому и говорил о нарастании классовой борьбы – этим модным эвфемизмом он называл русофобию.

– При чем тут русофобия? – перебил Адвокат. – Это антикоммунизм!

– Нет, русофобия. Ведь, повторю, директива ставила цель истребления России, кто бы ей ни рулил! Однако вы правы: чтоб сокрушить страну, требовалось сперва убить в ней социализм. А чтобы строй отстоять, нужны мыслители, философы, теоретики. И Сталин начал поднимать интеллектуальный уровень – не одной элиты, заметьте! А всех советских людей. Например, в 1946-м на философский факультет МГУ и некоторых других вузов вернул упраздненное революцией отделение логики; по этой дисциплине учебники выпустили. Люди должны учиться мыслить! Не верите? Сейчас докажу.

Я заранее выписал себе малоизвестное постановление ЦК – и теперь огласил его.

 

Постановление ЦК ВКП(б) «О преподавании логики и психологии в средней школе»

4 декабря 1946 года

Оперативный документ № 9

ЦК ВКП(б) признал необходимым ввести преподавание психологии и логики в выпускных классах средней школы. Логика и психология должны преподаваться квалифицированными преподавателями, получившими специальную подготовку.

Министерству просвещения РСФСР предложено ввести в 1947/48 учебном году преподавание логики и психологии в 200 средних школах городов: Москвы, Ленинграда, Горького, Саратова, Свердловска, Куйбышева, Новосибирска, Ростова-на-Дону, Воронежа, Казани, Молотова, Томска. ЦК компартий союзных республик предложено рассмотреть вопрос о постепенном введении преподавания логики и психологии, начиная с 1947/48 учебного года, в средних школах всех городов, где имеются подготовленные преподаватели.

Институту философии Академии наук СССР и Огизу предложено до 1 марта 1947 г. издать учебник логики для высших учебных заведений и до 1 июля 1947 г. – популярный учебник логики для средней школы.

В целях подготовки высококвалифицированных кадров преподавателей для университетов и педагогических институтов предложено министру высшего образования СССР, директору Института философии АН СССР и президенту Академии педагогических наук РСФСР не позднее октября 1947 г. довести контингент аспирантов по логике до 50 человек, из них в Институте философии Академии наук СССР – 20 человек, на философских факультетах университетов – 30 человек.

* * *

– Так Сталин учил людей мыслить, – подвел я черту под документом. – Но Хрущев логику вновь запретил.

– Неужто правда? – охнул кто-то в зале.

– Она, родимая. Кстати, заметьте: тираны держат народ в темноте, чтоб тот ничего не понимал и тупо покорялся. А Сталин возродил логику и собирался сократить рабочий день, чтоб дать людям время для развития, для получения второго-третьего образования… А также вернул школе гимназический уровень, вузы же при нем стали лучшими в мире. – Я повернулся к судейскому столу. – Уважаемый Секретарь, не могли бы вы привести точную цитату из сталинской статьи «Экономические проблемы социализма в СССР»? А то боюсь переврать…

– Разумеется, – ответил наш энциклопедический источник.

 

Из статьи И. В. Сталина

3 октября 1952 года

Оперативный документ № 10

Необходимо добиться такого культурного роста, который бы обеспечил всем членам общества всестороннее развитие их физических и умственных способностей.

Нужно прежде всего сократить рабочий день до 6, а потом и до 5 часов, чтобы члены общества получили достаточно свободного времени для получения всестороннего образования. Далее, нужно ввести общеобязательное политехническое обучение, чтобы члены общества имели возможность свободно выбирать профессию и не быть прикованными на всю жизнь к одной какой-либо профессии. Нужно, дальше, коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную зарплату рабочих и служащих минимум вдвое, как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления.

Только после выполнения всех этих предварительных условий можно будет надеяться, что «труд из тяжелого бремени превратится в наслаждение», что общественная собственность будет расцениваться всеми членами общества как незыблемая и неприкосновенная основа существования общества.

* * *

Я подытожил:

– Зная это – кем нужно быть, чтоб обзывать Сталина «тираном»?

Ответа я не ждал, и мне не ответили. Но, похоже, задумались…

– Хрущев же, – продолжил я, – стал раздувать марксистский бред о «необратимости» социализма. Мол, буржуйский этап пройден, движение вспять исключено. Так Маркс ляпнул. В 1963 году в вузах появился дикий предмет «Научный коммунизм»…

– Лишь тогда? Не при Сталине? – удивился Судья.

– Именно!

– А зачем? – спросили из зала.

– Все затем же: внушить, якобы коммунизм – объективная реальность, и ничто не может помешать его возведению. Я же говорю: непомерное благодушие! Проблемы социализма не изучались: считалось, что их нет. Политологию и социологию объявили буржуазными: дескать, зачем они, когда есть марксизм-ленинизм? Капитализм тоже толком не изучали: устарел, мол, отмирает – чего там изучать?

Прокурор спросила:

– А он не отмирал?

– Наша пропаганда твердила, что Запад загнивает – и это была… (я сделал актерскую паузу) чистая правда, как ни смешно некоторым в зале… Капиталистическая система распалась бы в 1990-х, если б не смогла убить СССР и двадцать лет пожирать его труп. Процветали они за наш с вами счет! Но сейчас Россия уже не очень позволяет паразитировать на себе, и потому кризис Запада вернулся. Вы все его видите: чудовищный внешний долг США, их постоянные потуги развязать где-нибудь войну, судороги Евросоюза…

– Думаете, все это творилось бы в 1990-х, если бы Союз уцелел?

– Конечно. Вопрос стоял: выживем мы или они? Запад прекрасно это понимал и не мешкал. Чтоб не гонять свидетеля Александра Зиновьева, я сейчас прочту кусочек его книги: «Во второй половине двадцатого века развилась советология, сыгравшая большую роль в разрушении Советского Союза. В ней не было научного понимания коммунистического строя. Но оно и не требовалось. Чтобы убивать китов, не требуется биологическая наука о животных, нужна наука обнаружения, убийства и разделывания китов».

– Ну, это инсинуации, – проворчал Горбачев, но его уже никто не слушал. Нельзя врать настолько много.

Я вел дальше:

– Еще Зиновьев написал: «Деятели „холодной войны“ изучали советскую систему власти. В составе советологии возникла особая ее отрасль – кремленология. Она самым педантичным образом изучала структуру советской государственности, партийный аппарат, ЦК КПСС, политбюро и лично работников аппарата власти. Изучали, не брезгуя даже анализом мочи и кала высших руководителей… Они пришли к выводу, что разрушить советское общество можно только сверху, разрушив его государственность, а для разрушения последней необходимо и достаточно разрушить партийный аппарат, начав с самого высшего уровня. Проведение Горбачева на пост Генерального секретаря было первым действием грандиозной операции по осуществлению советской контрреволюции».

– Позвольте, – перебил Адвокат. – Чего там было рушить-то? К моменту прихода моего подзащитного в СССР царила геронтократия, власть дряхлела и саморазрушалась! Я сейчас покажу…

Над судейским столом вспыхнула таблица:

Средний возраст руководителей партии [135]

– Вождей состарили злые кремленологи? – осведомился Адвокат предельно саркастически.

Я не спорил:

– Чего греха таить, проблема геронтократии имелась… Я объясняю ее упадком марксистской идеологии. Эта теория оказалась ложной насквозь, ничего не объясняла, строить государство на ее основе было нельзя – но замену отыскать не удавалось. Страна проедала наследие, оставленное Сталиным, но теоретически обосновать его феноменальный успех не могла: ведь он марксистом лишь притворялся!

Тут вспыхнул небольшой скандальчик. Группка зрителей начала шипеть и плеваться, донеслись возгласы:

– Ложь!

– Не трожь марксизм, гнида буржуазная!

– Иосиф Виссарионович был верным ленинцем!

– Госпо… товарищи, – повысил я голос. – Сейчас у нас тема совершенно другая, не будем отвлекаться. Аргументы я подробно изложил в своей книге о Сталине; прочитайте ее – и как-нибудь подискутируем.

– Не будем мы твою писанину читать! – закричали в ответ. – Размечтался!

– Ну, раз вас не интересуют аргументы, значит, вы религиозные фанатики, – отрезал я. – Марксизм акбар, и Лев Бронштейн пророк его.

Вскипели, потекли через край. Всего-то их человек пять, а шуму… Почему-то ощущение было такое же, как от скандалов либеральных русофобов.

– Господа! Тихо, или вас выведут, – вполголоса рявкнул Судья.

Подействовало. Уже через минуту стало возможно продолжать.

– Если Сталин не был марксистом, то почему он не сформулировал свои истинные убеждения, не оставил новой идеологии? – вдумчиво спросила Прокурор.

Я предположил:

– Думаю, он действовал интуитивно, по Высшему вдохновению – но логически обосновать свои поступки не всегда мог. Не случайно он говорил: «Без теории нам смерть!» Сталин был великий мистик и великий практик – но не мыслитель-теоретик. Возможно, просто времени на это не оставалось… И другое: объявив о ложности марксизма, он бы возобновил гражданскую войну.

– А геронтократия-то тут при чем? – ядовито напомнил Адвокат.

– Возможно, так: марксизм выдохся, замены нет – но все помнили феноменальный сталинский успех. Чтоб как можно дольше держаться за этот спасательный круг, решили «подморозить» аппарат управления, сохранить сталинские кадры. Ведь все вожди до Горбачева так или иначе успели поработать в тогдашнем аппарате! Культ карго.

Судья сказал:

– Не понял.

– У некоторых диких народов есть обычай строить соломенные копии самолетов, – пояснил я. – Когда-то настоящие самолеты белых привозили им дары цивилизации, теперь они хотят их вернуть – и приманивают таким вот способом. Это называется карго. Так и в политбюро сохраняли сталинских сотрудников – как бы соломенного Сталина.

Прокурор качнула головой:

– Любопытная версия…

– Бред, – добавил кто-то из зала.

А я закончил тему:

– Однако даже эти старцы вполне сносно управляли экономикой и обороноспособностью, что нам вчера доказал свидетель Кара-Мурза. Так что сама по себе геронтократия страну не убивала, это требовалось делать извне. Давайте вернемся к Горбачеву?

– Давно пора… – буркнул Судья.

– Первую военную измену он совершил, еще не став генсеком. Осенью 1984-го, при Черненко, чета ездила в Англию. Тэтчер приняла Горби не в официальном особняке (Даунинг-стрит, 10), а в загородной резиденции в Чеккерсе: там проводились особо важные доверительные беседы. И произошло такое…

Подсудимый окаменел. Страшным усилием он старался не выдать своего волнения.

– Что же произошло? – переспросила Прокурор.

– Давайте я лучше процитирую.

 

Из воспоминаний А. Яковлева

[137]

Оперативный документ № 11

Переговоры продолжали носить зондажный характер до тех пор, пока на одном из заседаний в узком составе (я присутствовал на нем) Михаил Сергеевич не вытащил из своей папки карту Генштаба со всеми грифами секретности, свидетельствующими о том, что карта подлинная. На ней были изображены направления ракетных ударов по Великобритании, показано, откуда могут быть эти удары и все остальное.

Тэтчер смотрела то на карту, то на Горбачева. По-моему, она не могла понять, разыгрывают ее или говорят всерьез. Пауза явно затягивалась. Премьерша рассматривала английские города, к которым подошли стрелы, но пока еще не ракеты. Затянувшуюся паузу прервал Горбачев:

– Госпожа премьер-министр, со всем этим надо кончать, и как можно скорее.

– Да, – ответила несколько растерянная Тэтчер.

 

Уголовный кодекс РСФСР, статья 64

Оперативный документ № 12

Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти, – наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества.

* * *

– Подчеркиваю: уже в 84-м году будущий генсек раскрыл вероятному противнику сверхсекретные стратегические планы! – продолжил я. – Уже одно это по Уголовному кодексу карается смертной казнью. Вот, убедитесь: «Выдача военной тайны иностранному государству». Тайна-то серьезная, пятнадцатью годами он бы не отделался.

Так что преступления подсудимого тянули на высшую меру, даже когда он еще не стал генсеком. О дальнейшем и говорить нечего, – подвел я предварительный итог. И не удержался от ехидного вопроса: – У защиты есть возражения?

Яковлев сидел отрешенно, Адвокат яростно шептался с Горбачевым и не сразу услышал меня. Потом вскинулся – и заявил:

– Запад не представлял для СССР военной угрозы, а потому не могло быть и военной измены!

Зрители загудели даже не возмущенно, а презрительно. Настолько белыми нитками защита еще не пользовалась… Я хмыкнул:

– Не представлял, говорите? Значит, холодной войны и гонки вооружений не было?

– Были, – отчаянно выкручивался Адвокат. – Но навязал их Союз, а Запад защищался. А доказывает это следующий факт: когда мой клиент прекратил гонку вооружений, западного вторжения в СССР не последовало. Значит, нападать они и не собирались!

– Вторжение не всегда бывает с танками… – покачал я головой. – Один китайский мыслитель писал: «Важнее сохранить государство противника в целостности, чем разгромить его. Поэтому сто раз вести бой и сто раз одержать победу не является лучшим из лучшего. Кто искусно ведет войну, тот покоряет чужие войска без сражения, захватывает чужие крепости без осады, сокрушает чужие государства без длительной кампании. Поэтому, не прибегая к войне, можно иметь выгоду. Это и есть правило стратегического нападения». Нынешние стратеги тоже прекрасно понимают, что победа без стрельбы гораздо выгоднее… Значит, вы утверждаете, что Запад, НАТО, США не планировали атаки на СССР?

– Насколько я знаю, нет, – дипломатично уклонился Адвокат.

– Что ж, вы меня вынуждаете перегружать заседание еще одним длинным документом. Кто не верит в агрессивные планы Америки – ознакомьтесь.

 

Директива Совета Национальной Безопасности США 20/1

[139]

Совершенно секретно, 18 августа 1948 года

Оперативный документ № 13

Общие соображения

Мы едва ли можем завершить войну с Советским Союзом с той же определенностью, как последнюю войну с Германией и Японией. Поэтому наши задачи не состоят в военной победе ради победы.

Советский Союз непрерывно конфликтует с остальным миром – в рамках войны или формального мира. Но демократия не может, подобно тоталитарным государствам, отождествлять задачи мирного и военного времени. Ее неприятие войны настолько сильно, что она неизбежно будет склоняться к решению своих задач без обращения к оружию.

Однако чем меньше расхождение между задачами мирного и военного времени, тем успешнее будут военные усилия. Поэтому правительству следует еще до начала боевых действий уяснить в отношении России задачи мирного времени и задачи военные, предельно сократив разрыв между ними.

Основные задачи

Наши задачи в отношении России:

1. Уменьшить ее мощь и влияние до пределов, не представляющих угрозу;

2. Изменить кремлевскую теорию и практику международных отношений.

Рассмотрим эти задачи подробнее.

1. Влияние Москвы простирается за пределы СССР в двух сферах. Первая – зона сателлитов, которая территориально прилегает к Советскому Союзу. Вторая (за пределами зоны сателлитов) охватывает партии, которые обращаются к России как к политическому вдохновителю.

Сателлиты должны освободиться от русского господства. Также следует разоблачить миф, который заставляет миллионы людей в странах, удаленных от советских границ, видеть в Москве источник надежды человечества на улучшение.

Эти задачи могут быть решены, не затрагивая престиж Советского государства. Во второй сфере это возможно, поскольку московское влияние в ней распространяется по скрытым каналам, существование которых отрицает сама Москва. То же отчасти верно и для первой сферы: Москва отрицает факт советского господства в зоне сателлитов и пытается замаскировать его механизм.

Более сложная проблема: расширение границ Советского Союза после 1939 года. Особенно это касается Прибалтийских стран. Их полная независимость сократила бы территорию СССР и уязвила его достоинство и жизненные интересы. Не стоит полагать, что это может быть осуществлено без войны.

Поэтому в условиях мира наша задача – лишь побудить Москву разрешить репатриацию в Прибалтийские страны всех насильственно высланных и установление в этих странах автономных режимов.

2. Противоположны нашим советские концепции международных отношений:

а) Что мирное сосуществование государств невозможно;

б) Что конфликты – основа международной жизни;

в) Что режимы, не признающие авторитета и идеологического превосходства Москвы, пагубны для прогресса человечества и долг всех здравомыслящих людей – добиваться свержения таких режимов;

г) Что невозможно сближение коммунистического и некоммунистического мира;

д) Что контакты между людьми из мира под коммунистическим господством с людьми за пределами этого мира являются злом.

Необходима замена этих концепций на противоположные:

а) Что страны могут мирно сосуществовать без попыток установить одностороннее господство;

б) Что народы могут общаться без конфликтов, даже не имея согласия в идеологии и не подчиняясь единому авторитету;

в) Что народы других стран могут преследовать цели, расходящиеся с коммунистической идеологией, и что долг всех здравомыслящих людей проявлять невмешательство во внутренние дела других и использовать только честные методы в ведении международных дел;

г) Что международное сотрудничество может сближать интересы сторон даже при различии их идеологических платформ;

д) Что индивидуальные контакты между людьми по разные стороны границ желательны и способствуют прогрессу человечества.

Нынешние лидеры Советского Союза никогда не воспримут изложенные выше концепции как разумные и желательные. Но из этого не следует, что нашей целью является война и свержение Советской власти. Тот же итог достижим в результате длительного процесса перемен и эрозии.

Во-первых, мы не связаны временными ограничениями.

Во-вторых, мы не должны испытывать чувства вины, разрушая концепции, несовместимые с миром во всем мире, и заменяя их нашими концепциями. Не наше дело вычислять, как они могут развиться в другой стране, мы не обязаны ощущать за это ответственность.

Решение наших основных задач во время мира

1. Для сокращения российской мощи и влияния необходимо наращивать напряженность в отношениях сателлитов и России. Все, что заставляет русских проявить жесткость контроля над правительствами стран-сателлитов, служит дискредитации этих правительств, увеличивает недовольство народов и их стремление к объединению с другими нациями.

Этого можно достичь искусным использованием нашей экономической мощи, информационной деятельностью, приложением максимальной нагрузки на железный занавес и т. д. Внутри советских границ мы должны поощрять развитие институтов федерализма.

Затем перед нами стоит проблема разоблачения мифа, посредством которого Москва поддерживает влияние вне зоны сателлитов.

Большевикам удалось распространить идеи: что Октябрьская революция была народной; что советский режим был правительством рабочих; что советская власть связана с идеалами свободы и экономической безопасности. Благодаря советской власти западные государственные деятели получили врага в своих собственных странах.

Этот миф создан Кремлем с одной стороны и неудовлетворенными интеллектуалами (именно они, а не «рабочие», составляют ядро коммунизма вне СССР) – с другой. Поэтому недостаточно заставить замолчать агитаторов. Следует устранить источники горечи, приводящие людей к утопическим идеям такого рода.

Однако лишь часть коммунизма вне России обусловлена ее влиянием. Остальное – результат биологических мутаций. Определенный процент людей подвержен наследственной склонности к «пятой колонне», к отрицанию собственного общества, готовности следовать за любой противостоящей ему внешней силой. Этот элемент присутствует в любом обществе и используется не слишком щепетильными аутсайдерами.

Необходимо извлекать преимущества из советских ошибок, разлагать структуры морального влияния, при помощи которых кремлевские власти управляют людьми за пределами достижимости советских полицейских сил.

2. Вторая задача: изменение московской концепции международных отношений.

Мы не сможем изменить политическую психологию людей, находящихся сейчас у власти в Советском Союзе. Их злобный взгляд на окружающий мир, их отказ от мирного сотрудничества, их вера в неизбежность окончательного разрушения одного мира другим – все это сохраняется потому, что советская система не выдержит сравнения с Западом и никогда не будет в безопасности, пока существует пример процветающей западной цивилизации.

Однако советские лидеры способны к осознанию если не аргументов, то хотя бы ситуаций. Когда последняя война вынудила их заключить союз с западными державами, их действия и даже тон пропаганды изменились. Если аналогичная ситуация сохранится столь долго, что нынешних лидеров сменят другие, то произойдет эволюция советской политической жизни и станет достижимым изменение кругозора и поведения Советов.

3. В мирное время нашей целью не является переход в военную стадию. Задачи в отношении России могут быть решены без войны.

В мирное время нашей целью не является свержение Советского правительства. Мы лишь стремимся к созданию ситуаций, которые затруднительно переварить советским лидерам.

Решение наших основных задач во время войны

1. Сначала выясним, чего мы не можем надеяться достичь.

Оккупация всей территории СССР для нас невыгодна, да и неосуществима. Это следует из размеров территории, количества населения, разницы в языке и обычаях, а также минимальной вероятности обнаружить какую-то местную структуру власти, при помощи которой мы могли бы действовать.

Маловероятна капитуляция советских лидеров. Скорее они отступят в самую отдаленную сибирскую деревню и погибнут под вражеским огнем, подобно Гитлеру.

Если не возбуждать вражды между советскими людьми и нашей военной полицией, то в ходе войны может начаться распад советской власти. Но это не гарантирует падения советского режима на всей территории России.

Кроме того, мы не уверены, что найдутся российские политики, полностью «демократичные» в нашем понимании этого слова. Среди российских изгнанников есть группировки, которые в той или иной степени приобщились к принципам либерализма, и любая из них была бы, с нашей точки зрения, лучшим руководителем России, нежели Советское правительство. Но никто не знает, насколько либеральными окажутся эти группы, придя к власти. Действия людей, находящихся у власти, гораздо сильнее зависят от обстоятельств, в которых им приходится работать, нежели от идей, воодушевлявших их в оппозиции.

Политическая психология любого режима должна отражать психологию самого народа. А мировоззрение великого народа нельзя изменить быстро.

Вывод: мы не можем надеяться в результате войны создать в России власть, полностью подчиненную нашей воле. Нам придется продолжать иметь дело с российскими властями, которых мы не будем полностью одобрять, которые будут иметь цели, отличные от наших, и чьи взгляды и намерения мы будем обязаны принимать во внимание, нравятся они нам или нет.

Теперь о том, какие цели возможны в случае войны с Россией.

2. Удары по советским силам должны привести к свержению коммунистических режимов стран-сателлитов.

До какой степени надлежит изменить советские границы? Ответ зависит от типа режима, который в итоге войны останется на этой территории. Если режим будет соблюдать либерализм во внутренних делах и умеренность во внешней политике, то можно оставить под его властью большинство нынешних советских территорий. Если же будет трудно полагаться на либерализм и умеренность послевоенных российских властей, то потребуется более значительное изменение границ.

3. Если после войны на части русской территории сохранится советская власть, как мы можем гарантировать соответствие ее политики нашим желаниям?

Прежде всего, если коммунисты сохранят власть над некоей территорией, необходимо отсечь их от ключевых военно-промышленных структур. Если отсечь не удастся, тот же результат может быть получен воздушными бомбардировками промышленных и экономических объектов. Возможно, потребуются оба этих средства. Нельзя оставлять под контролем коммунистического режима даже часть нынешнего военно-промышленного потенциала Советского Союза.

Также потребуется заключение какого-то договора с таким режимом. Условия должны быть тяжелы и унизительны – наподобие Брест-Литовского договора 1918 года. Чем меньше территорий останется в распоряжении такого режима, тем проще навязать ему удовлетворяющие нас условия.

От любой сохранившейся советской власти нам следует требовать:

а) Военных уступок (сдача вооружений, эвакуация ключевых районов и т. п.), обеспечивающих гарантии военной беспомощности;

б) Соблюдения условий, обеспечивающих экономическую зависимость от внешнего мира;

в) Гарантии свободы национальных меньшинств (как минимум – освобождения Прибалтийских государств и предоставления федеративного статуса Украине);

г) Устранения железного занавеса, обеспечения свободного потока идей извне и установления широких личных контактов между людьми в зоне советской власти и вне ее.

Каковы наши цели по отношению к любой некоммунистической власти, которая может быть установлена на российской территории вследствие войны?

Независимо от идеологического базиса такой власти и от степени ее приобщения к идеалам демократии и либерализма мы должны проследить, чтобы даже дружественный нам режим:

а) Не обладал большой военной мощью;

б) Экономически зависел от окружающего мира;

в) Не обладал слишком большой властью над национальными меньшинствами;

г) Не установил ничего, напоминающего железный занавес.

Если же Россия окажется в состоянии хаоса, это обяжет нас формировать политическое будущее страны. В этом случае необходимо рассмотреть три основных вопроса.

4. Территории Советского Союза останутся объединены одним режимом или желательно их разделение?

Прибалтийские государства не должны оставаться под какой-либо коммунистической властью.

Проблема Украины сложнее. С одной стороны, украинцы были несчастны под управлением России, и необходимо защитить их положение в будущем. Но нельзя упускать из виду ряд существенных нюансов. Пока украинцы были важным элементом Российской империи, они не проявили никаких признаков «нации», способной успешно нести бремя независимости перед лицом сильнейшего российского противодействия. Украина не является определенным этническим или географическим понятием. Ее население образовалось в основном из беженцев от русского и польского деспотизма и трудноразличимо в тени русской или польской национальности. Затруднительно установить разделительную линию между Россией и Украиной. Города на украинской территории были в основном русскими и еврейскими. Основой «украинизма» являются «отличия» специфического крестьянского диалекта и небольшая разница в обычаях и фольклоре между районами страны. Наблюдаемая политическая агитация – дело нескольких романтично настроенных интеллектуалов, которые имеют мало представления об ответственности государственного управления.

Экономика Украины неразрывно сплетена с экономикой России. Попытка оторвать ее и сформировать нечто самостоятельное была бы столь же искусственной и разрушительной, как попытка отделить Зерновой пояс, включая Великие озера, от экономики Соединенных Штатов.

Наконец, мы не можем оставаться безучастными к чувствам великороссов. Они были и останутся самым сильным национальным элементом Российской империи, Советского Союза. Украинская территория настолько же является частью их национального наследства, насколько Средний Запад является частью нашего. Попытка отделить Украину от остальной России может поддерживаться только силой.

Великороссы могут смириться с возвращением независимости Прибалтийских государств. По отношению к украинцам дело обстоит иначе. Они слишком близки к русским, чтобы суметь организоваться во что-либо совершенно отличное. Лучше или хуже, но они будут строить свою судьбу в виде какой-то особой связи с великорусским народом.

Впрочем, если без нашего участия на территории Украины возникнет независимый режим, мы не должны противодействовать этому. Такой режим будет постоянно подвергаться проверкам на прочность со стороны России. Если он сумеет сохраниться, это означает, что вышеприведенный анализ не верен и Украина имеет моральное право на независимый статус.

То же применимо к усилиям по достижению независимого статуса другими российскими меньшинствами. Маловероятно, что какое-либо из них сможет поддерживать реальную независимость длительное время. Однако если они попытаются – наше отношение должно быть таким, как в украинском вопросе.

5. В случае распада советской власти мы должны избежать ответственности за решение, кто будет управлять Россией. Оптимальным было бы позволить всем изгнанным элементам вернуться в Россию и проследить, чтобы всем им были даны равные возможности заявить о своих претензиях на власть. Народ сделает свой выбор, и мы не намерены оказывать влияние на него.

Между конкурирующими группами возможны случаи насилия. Мы не должны вмешиваться, если не будут затронуты наши интересы или если одна из групп не попытается утвердить свою власть варварскими репрессиями.

6. На освобожденной территории мы столкнемся с человеческими остатками советского аппарата власти. Вероятно, он уйдет в подполье, как проделал это в районах, захваченных немцами во время последней войны, – и всплывет в виде партизанских отрядов. На этой стадии нам нужно лишь предоставить военную поддержку любой некоммунистической власти, способной контролировать район.

Сложнее с рядовыми членами компартии или госаппарата, которые будут арестованы либо сдадутся на милость наших сил. Здесь мы снова должны избегать ответственности за судьбы этих людей. Это проблема российской власти.

Политические процессы в России загадочны. В них нет ничего простого, и ничто не гарантировано. Большинство лиц, по своей подготовке и склонностям подходящих к участию в процессах управления, работают в коммунистическом аппарате власти. Любой новый режим будет вынужден использовать службу этих людей, чтобы вообще иметь возможность управлять.

Мы не способны вникнуть в каждом индивидуальном случае в мотивы, которые привели человека к участию в коммунистическом движении. Не в состоянии мы и понять, до какой степени такое участие явится преступным в глазах других россиян. Мы должны помнить, что преследования со стороны иностранного правительства делают мучеников из людей, которые при других обстоятельствах сделались бы лишь объектом насмешек.

Таким образом, мы не ставим целью осуществления нашими силами на территории, освобожденной от коммунистической власти, какой-то крупномасштабной программы декоммунизации. Эту проблему нам следует оставить местной власти.

* * *

Документ отзвучал, и из зала крикнули:

– Это ж старье дремучее! Ты еще татаро-монгол вспомни!

– Мифическое «монгольское иго» я вспоминать не буду, поскольку оно выдумано от начала до конца. А этот план действительно давний, – подтвердил я. – Однако он выполнялся неуклонно. Фактически именно он реализован в 1991 году, когда Союз развалили.

– А план Даллеса? – напомнила Прокурор.

Я согласился:

– Он тоже полностью реализован. Но проблемка в том, что Аллен Даллес, скорее всего, его не писал, подлинник не найден… Директива же 20/1 полностью достоверна. И это не случайная выходка; уничтожить Россию Запад стремится очень давно.

– Докажите! – потребовал Адвокат.

– Пожалуйста. Официальную версию истории помните в общих чертах? Там полно нестыковок, многое надо уточнять – но, чтоб не спорить сейчас, пойдем по официальной версии.

– Только без фоменковщины, – ухмыльнулся Адвокат.

– Разумеется. Я об этом и сказал. Итак, уже в VIII веке появился лозунг Дранг нах Остен (Натиск на Восток). Звучит по-немецки, но идея эта не германская, а общеевропейская: «натискивал» сильнейший в тот момент западный народ. Напомню вторжения: 1018 год – польский король Болеслав Храбрый захватил Киев, ему помогали немцы и венгры. Оккупантов насилу выбили.

– Погодите… Но поляки ведь – славяне! – встрепенулась Прокурор.

Я развел руками:

– Конечно. По крови они наши. Но их очень давно окатоличили, сделали орудием против нас. Когда-нибудь одумаются… Продолжу. 1242-й, Ледовое побоище – мы отбили агрессию немцев. 1380-й – Куликовская битва…

– Стоп! Это тут при чем? – обрадовался Адвокат. – Там татары были, какой Запад?

– В составе войск Мамая билась генуэзская, то есть итальянская, пехота, – объяснил я.

– Обычные наемники, – презрительно хмыкнул Адвокат. – Они кому угодно служили.

– А ничего, что после поражения Мамай удрал не куда-нибудь, а в Крым, то есть в генуэзскую колонию? Удрал на базу. Оттуда его направили во главе войска, туда и вернулся… Вы же юрист, проанализируйте. Гораздо вероятнее, что генуэзцы наняли Мамая, а не наоборот! Мамай ведь был темник, то есть профессиональный полководец, кондотьер… Кстати, в Крыму его и убили, потому что не справился с заданием.

Поскольку это давнее дело никак его клиента не касалось, Адвокат позволил себе быть объективным. И проворчал:

– Допустим…

– Далее. 1612 год – те же поляки захватили Москву, – продолжил я. – 1709-й – шведы под Полтавой. 1812-й – нападение на нас уже всей Европы («двунадесяти языков») под рукой Наполеона. Середина 1850-х – агрессия сильнейших стран тогдашней Европы…

– Крымская война? – переспросила Прокурор.

– Да, почему-то ее принято так называть, хотя нападали враги и на Петербург, и даже на Дальнем Востоке. По сути, это была Вторая Отечественная война. Цель британцы заявили так: «Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции; Прибалтийский край отходит к Пруссии; королевство Польское должно быть восстановлено как барьер между Россией и Германией; Молдавия и Валахия и все устье Дуная отходит Австрии; Крым и Кавказ отбираются у России и отходят к Турции». Короче – развал Российской империи…

– Вот так номер, – сказали из зала. – А мужики и не знали.

– Да, о той войне почему-то мало говорят. Затем британцы спровоцировали Первую и Вторую мировые войны.

– Британцы?! Не немцы?

Адвокат постарался вложить в эту реплику все презрение к моему историческому невежеству. Но я-то свою правоту знал и потому ничуть не смутился:

– Да, британцы. Отчасти также янки и французы. Но сейчас не время это доказывать… Даже предположим, что я не прав, – в любом случае на нас тогда тоже нападал Запад. Спорить не будете? И на том спасибо… Стремление убить Россию – одна из основ западной внешней политики во все времена.

– То есть все эти войны – не случайные эпизоды с независимыми друг от дружки причинами, а части единой политики? Смелое заявление. Вот его вам придется доказать, – очень серьезно заявил Адвокат.

– Попробую, – заверил я. – Пригласите, пожалуйста, свидетеля Дугина.

 

Дугин

 

Он возник в зале – профессор МГУ, социолог, политолог и философ. Его трудно не узнать: зачесанные с высокого лба волосы и бородища типа «федор михалыч»… Увидев подсудимых и юристов, он развел руками:

– Ну надо же! Не ожидал.

– А вот, – ответил я ему в тон.

Профессор глянул на меня, но не узнал, конечно.

– Здравствуйте, Александр Гельевич, – сказала Прокурор. – Не могли бы вы прояснить – изменял ли Родине присутствующий здесь Михаил Горбачев?

Дугин, как обычно, повел издалека:

– На протяжении всей русской истории наше пространство расширялось. Начиная с Ивана III каждый государь приращивал территорию России. Единственное обращение этого тренда пришлось на наше с вами время, когда Россией правили два чудовищных с точки зрения геополитики деятеля: Горбачев и Ельцин. Они нанесли необратимый территориальный вред нашей стране, ничем не компенсируемый минус. Любой, даже самый отвратительный, правитель был лучше, чем эта пара.

– А кровавый Сталин?! – мазнули из зала, готовясь скандалить.

Дугин спокойно отразил:

– Ну, степень его кровавости нуждается в отдельной оценке… Однако подчеркну: я говорю только с точки зрения геополитики. Другие аспекты сейчас не трогаем. А с точки зрения геополитики Сталин страну заметно увеличил.

– Да, но какой ценой? – завел прежнюю шарманку Адвокат, но Судья загасил его взглядом, как окурок. А Дугин продолжал:

– Территориальный ущерб, нанесенный России Горбачевым, чудовищен. Подчеркну: эта катастрофа произошла в условиях биполярного мира, а не многополярного. Это значит, что территории, которые мы теряли, – а именно страны Варшавского договора и союзные республики – уходили не к каким-то третьим силам, а были оприходованы атлантистами.

– Какими атлантистами? О чем бредит этот волосатый? – возмутился генсек. – Польшу я отдал полякам, Венгрию венграм и так далее. Странами должны править их народы, я вам скажу!

Он срывал аплодисменты, но публика осталась равнодушной: усвоила, что в каждой его громкой заяве таится ложь. И я выявил нынешнюю:

– Вам напомнить, где теперь все эти страны? В НАТО. А кому подчиняется НАТО? Соединенным Штатам. Так что страны вы отдали вовсе не их гражданам, а руководству Америки.

Дугин взглянул на меня с некоторым интересом. И подтвердил:

– Совершенно верно, страны бывшего Варшавского договора принадлежат теперь атлантистам, представителями Sea Power.

Судья перебил:

– Простите… Александр…

– Гельевич, – напомнил Дугин.

– О как… Извините… Александр Гельевич, я, признаться, ничего не понял. Какие сипавры?

Бородач с редким отчеством всегда изъясняется длинно и туманно, злоупотребляя малопонятными словечками типа «парадигма», «концепт», «паттерн»… Но тут он увидел, что это не его лекция, народу некогда, народ ждет разъяснений. И постарался предельно упростить:

– Sea Power – это термин геополитики: морское могущество, или цивилизация Моря – в противовес цивилизации Суши. Но чтоб стало понятно, надо начать немного издали. Помните, в советский период казалось, что противостояние России и Запада имеет идеологическую основу. Наши теоретики, взращенные в марксистской парадигме, видели причину конфликта в противоборстве социалистической и капиталистической моделей. Однако после развала СССР…

– Я попросил бы свидетеля использовать слово «распад», – перебил Адвокат. Чего вдруг проснулся? Давно уж прояснили этот вопрос…

Дугин выслушал его и продолжил:

– После развала СССР стало ясно, что идеология тут ни при чем. Социализм рухнул, рухнул Варшавский блок – но блок НАТО и не подумал сворачиваться. Напротив, он двинулся вперед, к нашим границам. Почему? Ответ можно прочитать ва-а-а самом названии: НАТО, или North Atlantic Treaty Organization – это Организация Североатлантического договора. В самом термине содержится геополитика. Северная Атлантика – это география, договор – политика. Основная зона НАТО – Атлантический океан, акватория, морское пространство. По сути, и Великобритания, и США являются островами Атлантики.

– Поэтому «си пауэр»? – переспросил Судья.

– Да, морское могущество. У термина Sea Power много синонимов. Это и глобальное «ядро», и «англосаксы», и «богатый Север» (в отличие от «бедного Юга»), и «золотой миллиард», и «Запад», и «атлантизм», и «однополярный мир», и «США»…

«Что-то яснее не стало, – подумал я. – Заваливает деталями, которые пристроить некуда. Лучше бы суть выявлял…»

– Ядро геополитики – борьба морской и сухопутной цивилизаций, – продолжил свидетель. – Морская отчетливо отождествляется с англосаксонской, атлантической. Сухопутная – с евразийской, в значительной степени русской. Но тут есть существенный момент. Цивилизации Суши и Моря давят друг на друга не эквивалентно. Атлантизм агрессивен, он стремится подмять и уничтожить все, что отличается от него. А Суша хочет лишь избегнуть гибели.

– Это, я вам скажу, вообще ни в какие ворота, – громко проворчал Горбачев. – Какая еще агрессия моря?! Новое мышление, знаете ли, означает прекращение международных конфликтов!

Некоторые зрители поморщились. Это уж чересчур… На что он рассчитывает – после всего доказанного выше? Прет настырно в несознанку, как впервые пойманный юный вор…

– Ваш юбилей отмечался в Лондоне, так что ваша геополитическая ориентация понятна, – спокойно отрезал Дугин.

Это да. Восьмидесятилетие Горби праздновали 30 марта 2011 года в королевском Альберт-холле. Натужно радовалась куча западных звезд: Шарон Стоун, Кевин Спейси, «Скорпионс», Мила Йовович, Арнольд Шварценеггер… Ну, им простительно: они граждане стран – наших врагов. Мы тоже полюбим человека, который развалит США.

Но приехал и Андрей Макаревич. Тогда мало кто обратил на это внимание…

Дугин вел дальше:

– Ярчайший геополитик начала ХХ века сэр Хэлфорд Макиндер сформулировал закон: «Тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над Хартлендом; тот, кто доминирует над Хартлендом, доминирует над Мировым Островом; тот, кто доминирует над Мировым Островом, доминирует над миром».

– Слушайте, ну нельзя так! – перебил Судья. – Какой Хартленд, какой остров?? Непонятое объясняете через неизвестное…

Свидетель удивился:

– Надо же! Я думал, это уж все знают… Извините. Мировой Остров, обобщенно говоря, – это и есть цивилизация Суши. А Хартленд – это английское heartland, или «сердце мира». Центральная, главная территория.

– Где же это «сердце» находится? – спросила Прокурор.

– Вот! Это ключевой вопрос. В ранних трудах Макиндер в точности отождествляет Хартленд с границами Российской империи или СССР. Позже он изъял из Хартленда Восточную Сибирь. Но, как бы то ни было, Хартленд – это Россия, и контроль над ней обеспечивает всемирную власть.

– Вот почему они так к нам ломятся… – пробормотал я.

– Именно. Западные политики в целом приняли теорию Макиндера на вооружение – и стремятся овладеть Россией даже не ради ее самой, а ради контроля над миром.

– Ну и пусть приходят! Хоть культуру нам принесут, наконец! – вякнул кто-то в зале.

Судья усмехнулся:

– Лично вам культура не помешает.

А Дугин ответил так:

– Ценности англосаксонской культуры мы сейчас не будем обсуждать: философию однополых браков, радости инцеста, глубину педофилии… Допустим, вам это нравится. Однако вспомните, как белые колонизировали Американский континент. Туда перебрались наиболее активные, беспринципные, лишенные чувства родины особи – авантюристы, перекати-поле. Автохтонных чингачгуков они не считали за людей, выжигали планомерно. Так же они подминают всех, кто мешает осуществлять их концепт.

– В чем же заключается их концепт, как вы выражаетесь? – поинтересовался Судья.

Бородач объяснил:

– Однополярная, атлантистская глобализация – это распространение американской модели, образа жизни, контроля на все регионы Земли. Ее цель – искоренить самобытность каждого региона: турецкого, арабского, китайского, русского – и заменить их так называемыми «общечеловеческими ценностями», а точнее, американскими. Они навязывают всем свою модель, а несогласные пойдут под нож, как индейцы.

– Новодворская тут на днях бросила фразу: «Если народ не выберет либеральную модель, то либеральная модель будет существовать, а народ не будет», – напомнил я.

Дугин улыбнулся в бороду:

– И эта гражданка у вас побывала? Сочувствую… Да, этой фразой она вполне выразила атлантистскую парадигму.

Надо же! Даже Московская Дева на что-то сгодилась: выдала классическую формулировку… Не зря жила.

– Вы сказали об однополярной глобализации. Что, есть и другая? – спросила Прокурор.

– Безусловно. Суша стремится к континентальной, или частичной, глобализации – в противовес тотальной глобализации англосаксов. Евразийский, русский концепт глобализации подразумевает сосуществование разных, не похожих друг на друга миров. Это концепт многополярный.

– А Россия сможет противостоять натиску всего НАТО? – встревожилась Прокурор.

В корень глядит. Дугин пресек надежду:

– Нет. Не сможет. И никакая отдельная страна не сможет, поскольку и атлантизм представляет собой не идею какой-то одной страны, он осуществляется целым Североатлантическим блоком. Национальные государства выступали акторами мировой политики ва-а-а период модерна, но сейчас эпоха сменилась. Наступил постмодерн, национальных государств в старом понимании уже нет, они доживают лишь по инерции, на излете, иллюзорно. С Западом можно бороться, только объединившись в цивилизационные блоки.

– А в какой блок может войти Россия?

– В евразийский, конечно. По сути, Россия – это и есть Евразия. И к великому счастью, сейчас начинается процесс объединения Большой России, собирания земель, так бездарно и позорно разбазаренных Горбачевым.

Тут Адвокат испытал естественную потребность речи и начал:

– Мы поняли: вы верите, что Запад стремится уничтожить Россию…

– Простите, но верю я в Бога, – раздраженно перебил Дугин. – А в данном случае я ученый, доктор политических наук – и мои выводы базируются на научном анализе реальных фактов!

Внезапный гнев ввел Адвоката в ступор. А Судья спросил:

– Но все-таки военного вторжения НАТО не было – даже в годы предельной слабости России. Чем вы докажете агрессивность этого блока?

Бородач ответил:

– Ну это же элементарно: даже в худшие ельцинские годы у России оставалась возможность ядерного ответа! Боялись натовцы. Иначе мы неминуемо последовали бы за Югославией, Ираком, Ливией, Египтом и прочими фигурантами «арабской весны»… Но прошу учесть, что агрессия атлантизма не всегда осуществляется силой оружия. Сперва они стремятся разложить наш дух, наш разум; колонизация принимает формы кока-коланизации, внедрения чуждых нам мировоззренческих парадигм. Так внедрили жажду частной собственности и «свободы» неизвестно от чего.

Вклинился всеведущий Секретарь:

– Позвольте кое-что зачитать. 15 августа 1989 года почтенная американская газета Christian Science Monitor писала: «Великое долларовое наступление на Советский Союз успешно развивается. 30 тысяч ядерных боеголовок и оснащенная по последнему слову техники самая большая армия в мире оказалась не в состоянии прикрыть территорию своей страны от всепроникающего доллара, который уже наполовину уничтожил русскую промышленность, добил коммунистическую идеологию и разъел советское общество. СССР уже не в состоянии сопротивляться, и его крушение специалисты предсказывают в течение ближайших двух-трех лет… Нам же следует отдать должное тому великому плану, который вчерне разработал еще президент Тафт, отшлифовал президент Рузвельт и последовательно выполняли все последующие американские президенты».

– Спасибо, отличный пример, – заметил Дугин. – Атлантисты поняли, что в честном бою нас не взять, – и пошли путем идеологии; внедрили, в частности, жажду обогащаться любой ценой. Присутствующий тут господин Яковлев, командуя пропагандой, очень им в этом помог.

Судья задал еще один вопрос:

– Но ведь многие искренне радовались перестройке – даже когда стало ясно, что она губительна. Как вы это объясните? Неужто полстраны было куплено Госдепом? Или все потеряли разум?

– Нет, конечно. Тут физика. Тут эйфория разложения. Процесс распада высвобождает энергию, подпитывает; под горку катиться легко и приятно. Это и есть наслаждение от греха, здесь кроется удаль воровства, дерзость разрушения, сладость распада. И эта энергия распада комфортна и прибыльна для тех, кто отождествляется с этим процессом. Поддержание же порядка, движение к здоровью, к жизни требует колоссальных усилий, аскезы, затрат.

– Спасибо, свидетель, вы нам многое прояснили. Вы свободны. Секретарь, кажется, у вас есть еще один документ, касаемый подсудимого Яковлева? Зачитайте, пожалуйста.

– Сейчас.

 

Из книги председателя КГБ В. Крючкова

Оперативный документ № 14

В 1990 году Комитет госбезопасности по линии как разведки, так и контрразведки получил крайне настораживающую информацию. Смысл донесений сводился к тому, что Яковлев занимает выгодные для Запада позиции, противостоит «консервативным» силам в Советском Союзе и что на него можно твердо рассчитывать.

Но, видимо, на Западе считали, что Яковлев может проявлять больше активности. Одному американскому представителю было поручено провести с Яковлевым беседу и заявить, что от него ждут большего. Профессионалы хорошо знают, что такого рода указания даются тем, кто уже дал согласие работать на спецслужбы, но не проявляет должной активности.

Именно поэтому информация была расценена нами как весьма серьезная, тем более что она хорошо укладывалась в линию поведения Яковлева, соответствовала его практическим делам.

Но очевидно было и другое – в конфликт вступали высшие интересы государства и весьма близкие отношения Яковлева с Горбачевым.

Однако предпринимать что-то было необходимо. Я решил посоветоваться с Валерием Ивановичем Болдиным, заведующим общим отделом ЦК КПСС, близким к Горбачеву человеком, который остро переживал за развитие обстановки в стране. Мы пришли к выводу, что информацию следует незамедлительно доложить Горбачеву с предложением самым тщательным образом проверить полученные сведения, ведь речь шла о высших интересах государственной безопасности. Самостоятельно предпринимать меры проверочного характера я не мог, так как речь шла о члене Политбюро.

Я показал Горбачеву агентурные сообщения, откровенно поделился опасениями, подчеркнул необходимость тщательной и срочной проверки.

Нужно было видеть состояние Михаила Сергеевича! Он был в полном смятении, никак не мог совладать со своими чувствами. Немного придя в себя, он спросил, насколько достоверна полученная информация.

Я ответил, что источник абсолютно надежен, но объект информации настолько неординарен, что материал нуждается в контрольной проверке. При этом я рассказал, что способы проведения проверочных мероприятий в данном случае имеются, притом весьма эффективные, и всю работу можно провести в сжатые сроки.

Горбачев долго молча ходил по кабинету. «Неужели это Колумбийский университет, неужели это старое?!» – вдруг вырвалось у него.

Спустя какое-то время Михаил Сергеевич взял себя в руки и, как всегда в таких случаях, начал искать не решение возникшей проблемы, а думать, как уйти от нее. «Возможно, с тех пор Яковлев ничего для них не делал, – заглядывая мне в глаза, лепетал он, – сам видишь, они недовольны его работой, поэтому и хотят, чтобы он ее активизировал!»

Видя всю нелепость таких рассуждений, он снова надолго замолчал, о чем-то напряженно размышляя. «Слушай, – выпалил он вдруг с облегчением, – поговори сам с Яковлевым, посмотрим, что он тебе на это скажет».

Признаюсь, я ожидал чего угодно, только не такого поворота. Собираясь к Горбачеву, я предполагал, что он будет увиливать, что ни на какое решение не отважится, а предложит, к примеру, подождать и посмотреть, что будет дальше… Но чтобы все «вывалить» самому Яковлеву!

Я пытался сопротивляться, отвечал, что такого в практике еще не было, мы же просто предупредим Яковлева и на этом дело закончится, до истины так никогда и не докопаемся.

Горбачев слушал рассеянно, и я понял, что решение он уже принял. Было очевидно, что в случае отказа поговорить с Яковлевым Горбачев предупредит его сам.

 

Из книги В. Болдина

Оперативный документ № 15

К тому же времени относится и история, о которой докладывал В. А. Крючков М. С. Горбачеву, о связи А. Н. Яковлева с зарубежными спецслужбами. Впервые я услышал о ней от Крючкова, который направлялся на доклад по этому вопросу к генсеку. Поскольку Крючков, как и я, был хорошо знаком с Яковлевым, то, вполне естественно, шел он с внутренними колебаниями. Владимир Александрович рассказал мне о сути своего предстоящего сообщения Горбачеву.

Такое известие меня не обрадовало. Я сказал, что идти с подобной новостью можно, только будучи уверенным в бесспорности фактов. Крючков ответил:

– Мы долго задерживали эту информацию, проверяли ее и перепроверяли, используя все наши самые ценные возможности. Факты очень серьезные.

Что он имел в виду, сказать не могу.

Причина задуматься у меня была. Яковлев, вернувшись из Канады, рассказывал, что во время учебы в Колумбийском университете, роясь в библиотеках, встречаясь с американскими учеными, добывал такую информацию и отыскивал такие ее источники, за которыми наша агентура охотилась не один год. Признаться, я скорее предполагал, что он мог представлять за рубежом интересы нашей военной разведки или КГБ, но никак не заниматься тем, в чем его подозревали сотрудники Крючкова. Да и в Канаде как посол он был в курсе всех чекистских мероприятий, и провалов нашей разведки там, кажется, не было.

Поэтому мое восприятие сказанного было неоднозначным. Но я не мог отбросить и то, в чем уверен был Крючков.

Спустя какое-то время Горбачев спросил меня:

– Ты знаешь, что за Яковлевым тянется колумбийский хвост?

Я ответил, что слышал, но не знаю деталей.

Горбачев сказал, что просил Крючкова переговорить с Яковлевым.

– Может, и ты примешь участие в беседе? – предложил он мне.

Михаил Сергеевич любил все неприятное спихивать на кого-то другого. Разумеется, участвовать в такой беседе мне крайне не хотелось. Не располагая никакими фактами, не зная источников подозрения, я должен был присутствовать при тягчайшем обвинении человека, поднявшегося до самых высоких вершин власти великой державы.

Во всей этой истории что-то не связывалось. Когда начальник Генерального штаба С. Ф. Ахромеев подтвердил, что военная разведка располагает приблизительно такими же данными, я поначалу не принял это во внимание, зная неприязненное отношение маршала и многих военных к Яковлеву. Но В. А. Крючков знал его долгие годы, а это снимало подозрение в личной предвзятости.

Предложение Горбачева одному члену Политбюро ЦК сообщить о подозрениях в связях со спецслужбами зарубежных стран и потребовать объяснений от другого члена Политбюро выглядело по крайней мере нелепо. Не меня надо было просить участвовать в этой беседе. Облаченный высокой партийной, государственной и военной властью генсек – вот кто обязан быть третьим в таком разбирательстве, чтобы снять все подозрения с Яковлева. Но Горбачева не интересовала истина. Ему более импонировали трения и распри среди членов Политбюро, их слабые позиции.

Недели через две-три беседа Крючкова и Яковлева состоялась. Проходила она не только, как говорят, при расстегнутых воротничках, но и вообще без всего, что можно было застегнуть. Дело было в сауне между двумя заходами в жаровню.

Признаться, я думал, что бы сделал сам, если бы Крючков сказал, что у него имеются материалы такого рода обо мне? Я непременно пошел бы к Горбачеву, рассказал о предъявленном обвинении и потребовал разобраться.

– А до тех пор, пока нахожусь под подозрением, слагаю с себя все полномочия.

Вот что нужно было сделать в подобной ситуации. Но когда спустя некоторое время я спросил Горбачева, приходил ли к нему Александр Николаевич для объяснений, тот ответил:

– Нет, не приходил.

Это тоже было непонятно.

Как же, зная все, повел себя Горбачев? Первое время ограничил количество документов, направляемых лично Яковлеву. Тут надо напомнить, что существовала группа особо секретных документов и Горбачев сам расписывал, кого с ними знакомить. Как правило, это были две-три, иногда четыре фамилии. Специальный сотрудник приносил их члену Политбюро в кабинет и ждал, пока тот при нем прочитает информацию. Это были наиболее важные секреты государства. Так вот, Горбачев стал ограничивать Яковлева в подобной информации. Иных мер, по-моему, не принимал. А спустя год или два генсек только шутил по этому поводу. Иногда, недовольный каким-то действием Яковлева, спрашивал меня:

– Неужели его действительно могли «прихватить» в Колумбийском университете?

Однажды, подписывая решение Политбюро о поездке Яковлева в какую-то страну, он в полушутливом тоне сказал:

– Видимо, его туда вызывает резидент.

Ну как это следовало воспринять?

* * *

Удивило вот что: при чтении столь злого компромата Яковлев сидел безучастно и даже не пытался возражать! Видимо, там, где он пребывал после смерти, с него сбили спесь и объяснили, кто он такой на самом деле… Его вялая попытка отовраться при первом появлении была лишь рефлексом, как ногу отдернуть при ожоге.

Я обобщил:

– Итак, Горби покрывал Яковлева; а КГБ без высочайшей санкции не мог разрабатывать секретарей ЦК. Генсек знал, что он предатель, но разоблачить не позволил. Риторический вопрос: почему?

Тут даже Адвокат промолчал. Ну нечем крыть… А я вел дальше:

– Повторю: первую военную измену Горбачев (в присутствии того же Яковлева) совершил в Лондоне, в 1984-м, – еще не будучи генсеком. 11 марта 1985-го он эту должность занял. И с чего начал? Уже 8 апреля – через месяц! – ввел односторонний мораторий на развертывание ракет средней дальности. 12 апреля американский президент Рейган заявил, что этот мораторий «является пропагандистским шагом» – и навстречу не пошел.

– И что Горбачев? Отменил разоружение? – живо заинтересовался Судья.

Я хмыкнул:

– А вы догадайтесь… Конечно нет!

– Он боролся за мир, подавал пример доброй воли! – нашелся Адвокат.

– Борьба за мир, когда враг этого не делает, называется капитуляцией, – отрезал я. – Скоро генсек пошел дальше: 30 июля ввел мораторий уже на ядерные испытания, то есть обезоружил страну полностью. Без испытаний нельзя быть уверенным, что твой порох еще сухой… 5 августа Рейган официально отказался ответить тем же, однако спустя год, 18 августа 1986-го, Горбачев продлил односторонний мораторий.

– То есть перестройки еще в помине не было, а сдавать страну врагу он уже начал? – как бы про себя подытожила Прокурор. – Приоритеты ясны…

– Нет, ну это несерьезно! Вы все переиначили! – вмешался подсудимый. – Разоружение я начал потому, что гигантские военные расходы всю экономику съедали. И армия была чрезмерно раздутой, абсолютно излишне, я вам скажу!

Какой контраст с Яковлевым! Тот сидит понуро, в себя погружен – возможно, что-то вроде совести ест его изнутри. Десять лет в чистилище даром не проходят… А Горби – нет! Отбивается, давит массой, лысиной сверкает – видать, уверен, что друзья с Запада вновь его отмажут.

Меня стукнуло: а ну как правда?

Явятся серьезные дяди, пошепчутся с теми, кто тут главный, – и укатит меченый толстяк опять в Лондон под фанфары…

Я придирчиво вгляделся в Судью и Прокурора: могут они взятку цапнуть? Или честные? Черт их знает, отвык я людям доверять…

– Чрезмерная армия, говорите? Что ж, выясним у специалиста, – решила Прокурор. – Приглашается свидетель Варенников Валентин Иванович!

 

Варенников

В зал вошел пожилой генерал, стройный и статный; в красивой, но неизвестной мне форме. Сидела она на нем идеально, будто родился он в ней. Слишком идеально, ни складочки. У нас так не бывает…

Варенников ушел из земного мира пять лет назад – и, судя по форме, где-то там тоже нужны настоящие полководцы.

Он – один из последних Героев страны.

Воевал не полгодика, как Яковлев, а честно, с 1942 по 1945-й. Войну окончил пехотным капитаном, всю тяжесть на своих плечах вынес. Защищал Сталинград, брал Берлин, трижды ранен. Участвовал в том самом Параде Победы!

Затем учился, командовал в Афганистане, руководил ликвидацией последствий Чернобыля. Стал главнокомандующим сухопутными войсками и заместителем министра обороны СССР. Освобождал Вильнюсский телецентр от русофобских сепаратистов, после чего был предан Горбачевым.

Он защищал Родину до конца. Искренне поддержал ГКЧП (поверил, что это не фарс, а реальная попытка пресечь перестроечный беспредел), был арестован – а затем единственный отказался от амнистии и доказал в суде свою невиновность! А стало быть, преступность генсека…

Но сейчас речь не об этом.

Прокурор спросила:

– Свидетель, ваше мнение: нужно ли было в середине 1980-х сокращать Советскую армию?

– Да конечно нужно! – влез Горбачев. – Она непомерно раздулась, на оборонку треть бюджета шла!..

– Простите, подсудимый, но вопрос задан не вам, – сухо остановил его Судья.

Адвокат недоуменно глянул на клиента:

– Треть? Но историк Волкогонов заявил, что на оборонку уходило 70 процентов бюджета!

Тут уже я не выдержал:

– Простите – кем вы назвали Волкогонова? Историком?! Это шутка?… Знаете, Крылов тоже басни писал…

– Вынужден призвать вас к порядку! – строго заметил Судья.

Я примирительно развел руками – молчу. Хоть и сказал чистую правду. А Судья вопросительно взглянул на Секретаря.

– Сумма военного бюджета официально не разглашалась, – сообщил тот, – и считается, что ее знали даже не все члены Политбюро. Однако премьер Рыжков утверждал, что она никогда не превышала 12 процентов от ВНП.

– Спасибо за справку, – кивнул Судья. – Рыжков бесспорно компетентен, и я не вижу мотива для него занижать эту цифру. Итак, мы установили, что оборонные расходы не были катастрофичны для бюджета. Свидетель, повторяю вопрос: нужно ли было сокращать армию?

Варенников подтвердил:

– Нужно. Никто из военных специалистов в этом не сомневался. Но сокращать следовало параллельно с Западом, а не односторонне! Горбачев попросту сделал страну беззащитной.

– Не могли бы вы конкретизировать? В чем это выражалось?

– Пожалуйста. Начну с главного – со стратегических ядерных сил. Под лозунгом «нового мышления» генсек подписал крайне ущербный для Союза договор о сокращении ракет меньшей и средней дальности. Мы сократили носителей в 2,5 раза больше и боеголовок в 3,5 раза больше, чем США. Объяснялось это необходимостью «прорыва в отношениях с Западом».

– Вот Запад и прорвался, – подхватил некий зритель.

– Это тогда «Оку» истребили? – вспомнил я где-то слышанный звон.

Генерал ответил:

– Так точно. Без малейшей причины в число уничтожаемых был включен оперативно-тактический ракетный комплекс «Ока» – ультрасовременный, по сей день превышающий все зарубежные аналоги. Даже американцев поразил такой дикий шаг! Ведь по договору ликвидации подлежали ракеты наземного базирования с дальностью 500 километров и выше (кроме межконтинентальных), а у «Оки» дальность до 400 километров. Уничтожение этого комплекса – государственное преступление.

– Подсудимый, вы зачем «Оку» истребили? – спросил Судья устало, потому что правду услышать все равно не надеялся.

Горби хотел ляпнуть что-то вроде «Меня ввели в заблуждение, это не я…» – но выходило уж вовсе младенчески. Он промолчал.

– Как еще Горбачев обезоруживал страну? – вела допрос Прокурор.

Вареников отозвался:

– Еще он подарил американцам более 50 000 квадратных километров в Беринговом море. Это лишило наш Военно-морской флот районов рассредоточения, а армию и погранвойска заставило пересматривать планы обороны. Не говоря уже о том, что запасы нефти в этом шельфе соизмеримы с кувейтскими, потеряно также 10 процентов улова ценных пород рыб. Генсек нанес стране колоссальный материальный ущерб… К тому же, по конституции, изменять границы имеет право только Верховный Совет; но это провернули без его ведома. Так что перед нами вновь государственное преступление.

Прокурор обратилась в левый угол:

– Подсудимый, вы можете это объяснить?

– Я отдал шельф ради мира во всем мире… – промямлил Горбачев, зрители откровенно засмеялись. Даже Яковлев взглянул на коллегу с сожалением.

Вареников продолжил обвинять:

– Теперь о сокращении обычных вооружений. Да, у нас сухопутные войска были больше, чем в США, и танков больше. Но вы вспомните протяженность нашей границы. Десятки тысяч километров! И соседей десятки, в том числе откровенно враждебные. А Америке от кого защищаться?

– От злого канадского блицкрига! – подсказал зритель, и по залу прокатилось оживление.

– Примерно так, – кивнул генерал без улыбки. – Мы настаивали, сокращая войска, предложить американцам одновременно уменьшить свой ВМФ, который значительно превышает флоты всех стран. Кроме того, значительная доля американского ядерного оружия имеет морское базирование, тогда как наше в основном наземное. Эта мера позволила бы сохранить паритет. Но Горбачев сократил односторонне! Причем Буш, словно в насмешку, присутствовал в тот момент на церемонии ввода в строй нового авианосца.

Генерал сделал паузу, ожидая вопросов, но что уж тут спрашивать… Все ясно. И он стал дальше излагать картину преступления:

– Как мы выводили войска из Восточной Европы и Монголии? Это было позорное, трусливое бегство. Бегство в неподготовленные районы. Войскам ведь сначала нужно создать инфраструктуру, хотя бы нормальное жилье! Даже весьма экономически благополучная Канада выводила из Европы свою одну тысячу человек в течение двух лет – и это нормально. А мы за год выводили по 100–120 тысяч… Это нанесло невосполнимый ущерб нашей экономике и обороне, моральному духу народа и армии. Делалось это осознанно и вопреки несогласию Министерства обороны.

– Опишите, пожалуйста, проблему вывода войск подробнее, – вставила Прокурор.

– Четыре года я служил в Группе советских войск в Германии, хорошо знаю эту тему. Прежде всего: как мы там оказались? Что, по своей прихоти? Нет, это гитлеровцы развязали войну, и мы, громя их, вынуждены были прийти в их логово. По сути, сами немцы виноваты в том, что наша армия стояла у них. Поэтому любые претензии к нам нелепы… Но вот Горбачев решил выводить войска. Предположим, это было нам выгодно политически (хоть это и не так), но зачем нести такие чудовищные убытки?

– Вы о чем?

– Горбачев, унижаясь, просил деньги у ФРГ для постройки жилья офицерам выводимых частей. Канцлер Коль дал 13,5 миллиарда марок, и из них лишь 7,8 на строительство. Между тем мы возвели и оставили немцам только недвижимости и военного имущества на 90 миллиардов!

Выходит, мы подарили им 82 миллиарда… В ответ они обязаны были сами построить нам столько военных городков, сколько потребуется, – и лишь по мере их готовности выводились бы и наши части из Германии! Было бы справедливо и разумно. Вы согласны? – вдруг обратился Варенников к Адвокату.

Тот мигом отвел глаза и вопроса не заметил.

– Да ясно, прижать надо было фрицев! – отозвались из публики.

– У них и так бабла навалом, с ними пиндосы делятся!

– Верно, – подытожил генерал мнение народа. – Но этот вопрос даже не обсуждался. Запад приказал, Горбачев принял к исполнению. Западных хозяев он слушался беспрекословно, зато внутри страны не считался ни с кем (кроме Яковлева и Шеварднадзе, которые составляли с ним единое целое). Ни Верховный Совет, ни кабинет министров, ни Совет Федерации никакого значения для него не имели.

Слова Варенникова меня зацепили, и позже я уточнил некоторые цифры. Такая картина открылась: наши солдаты построили в ГДР 777 военных городков, 5269 складов и баз, 3422 учебных центра и полигона, 47 аэродромов, 20 тысяч квартир. Все это немцам подарили, пока де-факто. А 16 декабря 1992-го Ельцин и Коль заявили уже официально: «Недвижимое имущество, построенное за счет средств бывшего СССР на земельных участках, являющихся германской собственностью, передается германским властям». Правильно, мы тогда так богато жили – отчего врагу 80 миллиардов не подарить?…

В 1990-м Горбачева признали «лучшим немцем года». Бесспорно, и в 1941-м он получил бы это звание. Это пикантно сочеталось с Премией Царя Давида (за особые заслуги перед еврейским народом), которую Горби получил в 1997-м. Есть информация, что таких премий ему дали даже две.

Американский журнал «Тайм» в 1991-м назвал его человеком даже не года – десятилетия! Для Штатов, конечно, так оно и было.

– Но советские войска стояли не только в Германии! – сообразил Адвокат. – Венгры, чехи, поляки на СССР не нападали, а были им оккупированы!

Генерал твердо возразил:

– Вообще-то мы освободили их от гитлеровской оккупации.

– И сами захватили!! – сладостно привизгнул кто-то в зале. – В нищету совковую вогнали на полвека!

Сколько ликования звучало в этом голосе! Дерьмом мазнуть Родину – это ж такое счастье!

– Вы не правы, но предположим, что так, – сказал Варенников. – Все равно экономический вопрос остается в силе. За десятилетия мы там настроили тоже на миллиарды долларов, потом все это оставили им – и были вправе получить компенсацию. Но войска, по милости Горбачева, так же спешно покинули страны Восточной Европы, подгоняемые бывшими друзьями, которых Горбачев в короткие сроки сделал нашими врагами.

– М-да… Печально все это, – вздохнул Судья. – Вы можете привести еще какие-то факты военной измены подсудимого?

Генерал стиснул зубы, подумал и ответил уверенно:

– Следующий факт – ликвидация радиолокационной станции слежения за космическими объектами в Красноярске.

Горби вскинулся:

– Ее построили с нарушениями договора по ПРО! Я помню эту историю, я туда ездил.

– Верно, слегка нарушили, – признал Варенников. – По договору, станции такого типа должны были размещаться по периметру страны, а не в глубине и не за пределами. Эта же стояла несколько в глубине – ради удешевления строительства (в Красноярске станция стоила около 400 миллионов, а на Камчатке или Чукотке затраты выросли бы до миллиарда).

– При чем тут все эти цифры? Договор-то нарушен! – вступился за клиента Адвокат.

Генерал оспорил:

– Оно так, но американцы сами его грубо нарушили, разместив аналогичную станцию в Туле (Гренландия) – не в одной тысяче километров от границ США! Так что можно было либо игнорировать их претензию либо взамен потребовать взорвать гренландский объект. Горбачев же, как всегда, односторонне сдал. Причем Америка сперва дождалась, пока мы достроили станцию, вложили огромные деньги – и лишь потом заявила протест!

– Ну, это их стиль, – усмехнулась Прокурор. – А для чего служила станция?

– Закрывала дыры в СПРН. Без нее северо-восточное стратегическое направление беззащитно.

Адвокат чуть-чуть отодвинулся от Горбачева. Или мне показалось? А Варенников обвинял дальше, не было конца его показаниям:

– Теперь о конверсии. В 1989 году стало очевидно, что она приняла уродливые формы, вредит военным предприятиям и обороне страны, да и всей экономике. Мы уломали генсека провести 18 октября Главный военный совет. В нем участвовали не только коллегия Министерства обороны, руководители ВПК, но и все командующие войсками, генеральные конструкторы… Горбачев заявил, что разделяет нашу тревогу, пообещал собирать Военный совет не реже двух раз в год, а по заявленным вопросам принять меры немедленно.

– И что? – спросил Судья, уже зная ответ.

– Ни одной встречи больше не было! И мер не приняли никаких.

– С кем воевать-то? – завел прежнюю шарманку подсудимый. – Никто не собирается на Россию нападать. Зачем обременять экономику чудовищными военными расходами?

– Расходы мы изучили, – сурово отрезал Судья. – Двенадцать процентов бюджета никак не могли его так уж страшно подорвать. Но, может, действительно реформы Горбачева привели к разрядке и внешнего врага у России больше нет? Что скажете, свидетель?

Я навострил ухо. Этот вопрос мы уже обсуждали, но не с ним. Действительно, интересно: что скажет генерал?

Сказал он так:

– Я задам несколько встречных вопросов. Первое: какова цель блока НАТО и почему он не распущен, как Варшавский договор? Не только не распущен, но расширяется за счет принятия новых членов? С кем он готовится воевать?

– С… Ираном! – нашелся Горбачев.

– Именно против Ирана туда вступила Прибалтика и Польша. Понятно, – иронически одобрил генерал. – Далее: почему у западных стран существуют долговременные программы развития вооружений и национальных вооруженных сил, а мы все развалили?

Ответа не последовало.

– Следующий вопрос: кто главенствует в НАТО?

– США, это очевидно, – сказал генсек.

– Хорошо. Отменяли ли Штаты свои претензии на мировое господство, о которых так ярко писал Бжезинский? Или поставим вопрос иначе: какие национальные интересы у американцев могут быть на Евразийском континенте?

– Демокра… – начал Горбачев, но как-то смешался и не договорил.

– И последний вопрос. Согласно западным геополитическим доктринам, какое значение имеет Хартленд для получения мирового господства? Где находится Хартленд? Могут ли американцы отказаться от плана его захвата?

Где-то я это уже слышал… Интересно: они с Дугиным знакомы? Или просто из одного родника пьют?

– Думаю, ответы очевидны, – подвела Прокурор итог молчанию зала. И повернулась к Варенникову: – Но послушайте… ведь вы занимали немалые посты – вы как-то боролись с этим беспределом? Что вы конкретно сделали?

Генерал отчитался:

– Ряд своих действий я уже обрисовал. А еще, предвидя, что Варшавский договор в течение года неизбежно развалится, я написал министру обороны и начальнику Генштаба доклад (в надежде, что его представят и Верховному главнокомандующему), где предлагал заявить о добровольном роспуске Договора – и потребовать ответного роспуска НАТО. Конечно, вряд ли бы Запад это поддержал, но мы хотя бы приобрели общественное мнение мира. Однако и этого не было сделано. Весь мир стал свидетелем позорного краха нашего оборонительного союза… Но, конечно, мир видел и другое: что все это – результат проведенной Западом акции с активным участием Горбачева и его друзей по предательству.

– Спасибо, свидетель. По этой теме у вас все?

– Пожалуй.

– Вы можете быть свободны. Объявляется перерыв, – постановил Судья.

* * *

Я бродил по коридору, натыкаясь на отдыхающих зрителей, и невзначай изучал их лица: тут ли ублюдки либеральные, что меня избили? Те, не те?… Но их внешность была настолько стертой, что я примет никаких не запомнил. Кроме злобы – ничего… Либерализм.

Люди как люди, бродят, беседуют. Много, сотни две-три, потому я до сих пор не научился их различать. Патриоты, труженики, зеваки равнодушные, скрытые и явные враги – кто из них кто? Не вдруг и разберешь…

Все они – мой народ.

Так вышло, что я отвечаю перед ними за все, что делаю в своей жизни.

Как хочется хоть немного приблизить конец позора рабского, в который нас вогнал меченый иуда! Как хочется, чтоб люди вздохнули свободно, ощутили себя РУСАМИ – гражданами великой, славной, непобедимой России!

Для того и маюсь тут который день, нервы жгу, ковыряю подзажившие было раны. Корка-то затвердела, но под ней гной смердящий – измена, лицемерие, ложь. Не наше все это, не русское! Не болели мы этим, потому иммунитета нет. Чем враг и воспользовался, протащил к нам чуждую заразу.

Гной надо вскрыть, выдавить в ведро поганое – а потом сжечь, уничтожить, забыть, чтоб мерзость эта никогда больше тела моей Родины не касалась! Для того и приходится хирургом работать, хоть это противно и тяжко.

Не знаю, что это за Трибунал, кто тут главный, какая сила меня сюда притаскивает, – но это выражение моей собственной воли. Чудом материализовалось то, что годами вызревало в глубинах души. Да, простому свидетелю проще: можешь отключиться, заняться своими делами, сделать вид, что все это тебя не касается… Но я уже жил так. Двадцать лет сбоку стоял. Пора стать истцом, обвинителем, голосом народа.

Истец… Вдруг вслушался в это слово. Зачем я тут? До истины хочу докопаться, истребить исступленное историческое вранье, истомившее, истерзавшее мою Отчизну. Ист – восток, исток, восход солнца правды…

Хватит словами играть. Я сейчас не писатель. Отдохнул, отвлекся – и к делу.

Буду вскрывать другие смрадные факты горбачевского предательства.

 

Рейкьявик

11-12 октября 1986 года прошли советско-американские переговоры в Рейкьявике.

Город сей славен единственным в мире Фаллологическим музеем, собравшим ценнейшую коллекцию… ну да, членов. Пенисов млекопитающих. Как было бы славно, если б лидеры двух держав приехали туда действительно меряться своими «экспонатами»! Чтоб хоть какое-то соперничество происходило… Но вышло гораздо печальнее.

Незадолго до того Америка заявила, что разрабатывает программу СОИ (стратегическая оборонная инициатива), она же ПРО (противоракетная оборона). Мол, теперь мы будем сбивать русские ракеты лазерным лучом.

Судя по всему, СОИ была блефом – уже хотя бы потому, что лазеры требовали безумно много энергии. В теории возможно, практически нет. Не могли Штаты реализовать эту программу – как не могли и высадиться на Луну. То и другое – лишь информационная война. Точные документы, надеюсь, всплывут на судебном процессе над американскими военными преступниками.

Зачем блефовали? Чтоб заставить нас урезать свое реальное оружие в обмен на «прекращение» американцами заведомо неисполнимых разработок. По-своему даже остроумно.

Хуже другое. Скорее всего, Горбачев знал, что янки блефуют! Но врал и народу, и членам политбюро – выдавал угрозу СОИ за реальную.

И вот в Рейкьявике, как принято считать, обсуждали условия свертывания этой самой мифической СОИ – однако никакого договора не подписали. Согласно открытой информации, встреча прошла безрезультатно, зря, вхолостую.

Появился анекдот:

– Слыхал, выпустили новую конфету «Мишка в Рейкьявике»?

– И как она?

– Да сои многовато…

Итак, зря встретились. Бывает.

Однако вот странность № 1: в 2006 году власти Рейкьявика открыли памятник той встрече как поворотной вехе к прекращению холодной войны. Какая веха, если ничего не подписали? Уже настораживает. Может, это памятник какому-то событию, которое от нас скрыли?

Странность № 2. В 1993 году Горби сказал в интервью журналу «Фигаро»: «Рейкьявик был драмой, большой драмой». В своей книге он заявил еще ярче: «Разного рода драмы – Чернобыль и Рейкьявик. Но по потрясению основ, на которых строился послевоенный мир, они сопоставимы».

Опять-таки: почему драма, еще и чернобыльского масштаба – если ничего не подписали?!

На пресс-конференции после встречи генсек сказал так: «При всем драматизме Рейкьявик – это не поражение, это прорыв, мы впервые заглянули за горизонт». Опять драма, но теперь еще и прорыв… Что же там случилось? Один из журналистов писал о пресс-конференции: «Когда генеральный секретарь представил провал встречи как победу, сидящая в зале Раиса Горбачева с восторгом смотрела на мужа, и по ее лицу катились слезы».

Восторг Раисы настораживает еще больше… Ведь именно она управляла своим подкаблучником мужем в доблестном деле убийства страны!

Стенограммы переговоров изданы, ничего примечательного в них нет. Вывод один: драма произошла в некой секретной части встречи.

– Ну, блин, конспирологию развел! – хмыкнете вы презрительно.

И зря. Секретная часть была! Это подтвердил не кто иной, как А. Яковлев. В интервью 2005 года он выдал, что в Рейкьявике кроме официальных переговоров велись и конфиденциальные, которые не протоколировались, и соглашения на них заключались устно.

Есть основания полагать, что объявленная программа лишь маскировала истинные, тайные беседы. А в них обсуждали сдачу Прибалтики и соцлагеря, а также остальной план развала Союза.

Доказательства? Председатель КГБ Эстонии позже сообщил о получении в 1986 году агентурной информации: Горбачев в Рейкьявике обещал Рейгану «не мешать прибалтийским националистам отделять республики». Но тогда никто в Прибалтике и не думал откалываться, сепаратистские движения еще предстояло создать! Видимо, это генсек и обещал…

Информация ушла в Москву – и там, конечно, зависла. Кому шеф КГБ мог сообщить о преступлении Горбачева? Только ему самому…

Впрочем, откол Прибалтики начался чуть раньше. 15 сентября 1986-го, за месяц до Рейкьявика, в Юрмале состоялась советско-американская конференция. Будущий посол Д. Мэтлок начал свое выступление по-латышски и напомнил, что США не признали включение Эстонии, Латвии и Литвы в состав СССР.

Такой демарш должен был вызвать международный скандал, но… не вызвал. Более того, выступление Мэтлока телевидение транслировало по всему Советскому Союзу!

Непризнание Штатами – это прямой приказ потенциальным (пока) сепаратистам: откалывайтесь! Именно после этой речи ненависть к «ру-усским оккупа-антам» вошла у прибалтов в обязательную моду. А кто мог дать телевидению такую отмашку? Только генсек. Никакой «свободы слова» в 1986-м и близко не было.

Теперь о соцстранах.

10 ноября (через месяц после Рейкьявика) в Москве собрались их руководители. Лидер СССР заявил, что страны социализма теряют привлекательность, а для ее возврата необходима демократизация (мы уже знаем, что в реальности означает это лукавое словечко). И добавил: отныне каждый руководитель сам отвечает за происходящее в своей стране, на помощь Кремля не рассчитывайте.

На дипломатическом языке это означает: всем спасибо, все свободны.

Осенью 1986-го развал соцсистемы и Союза был уже запланирован и предрешен – по-видимому, в Рейкьявике. Вот и драма. Речь-то об уничтожении сверхдержавы – а это драматично, даже если ты ее ненавидишь, как Горби…

 

Перелет Руста

28 мая 1987 года случилось загадочное событие, о котором долго еще будут спорить.

В 13:21 с аэродрома Малми близ Хельсинки поднялся четырехместный самолетик Сессна-172 «Скайхоук» (номер D-ECJB). На борту был один человек, 18-летний фээргэшный немец Матиас Руст. Незадолго до этого он окончил Гамбургский аэроклуб и, несмотря на близорукость, получил удостоверение пилота-любителя.

Он сообщил диспетчеру, что летит в Стокгольм, что и вправду делал около двадцати минут. Затем вроде как отключил средства связи и развернулся в сторону советской границы. Примерно в 14:25 он пересек ее над водами Финского залива, нарушив все правила международных полетов.

Уже в 14:29 оператор радиолокационной станции рядовой А. Дильмагомбетов засек неизвестную воздушную цель. На запросы объект не отвечал. К несчастью, момент входа в наше воздушное пространство никто не зафиксировал (над морем это трудно, особенно с маленькой «Сессной»), и потому объект считался нарушителем не границы, а лишь режима полетов.

Далее приведу расшифровку записи переговоров, они любопытны. Действующие лица: лейтенант Филатов А. В. (оперативный дежурный КП авиационно-истребительного полка), подполковник Карпец И. В. (оперативный дежурный КП соединения), майор Черных В. Я. (его зам по разведывательно-информационному центру).

14:29. Филатов – Карпецу: «Товарищ подполковник, обнаружили цель в районе границы над нашей территорией в районе трассы на Хельсинки, азимут 360, удаление 65, привел в готовность одного» [192] .

14:32. Карпец – Черных: «Что там, в районе коридора?»

Черных – Карпецу: «Да ничего там нет, стробом срезается, какую-то ерунду подхватили, может быть, метео?»

14:35. Черных – Карпецу: «Давай выдадим боевым?»

14:38. Черных – Карпецу: «Не знаю, что это. Ничего там такого нет, по ветру пузырь [193] запустили… Сейчас вот выдам [194] , и черт его знает».

Карпец – Черных: «Пока не выдавай».

14:39. Черных – Карпецу: «Отметка идет, как от цели, хоть убей».

14:43. Черных – Карпецу: «Так что будем делать?»

14:45. Карпец – Черных: «Давай, выдавай».

14:48. Карпец – Филатову: «Воздух!» [195]

Итак. В 14:33 (через четыре минуты после обнаружения цели!) два пилота истребителей-перехватчиков МиГ-23М доложили о готовности к взлету. Еще спустя пару минут они могли обнаружить Руста и разметать в кровавые клочья. Так что качество работы советской ПВО было высочайшим!

Подгадил лишь один подполковник. С приказом взлетать он медлил целых пятнадцать минут, пока цель не ушла в зону ответственности другого соединения. И лишь тогда Карпец доложил об инциденте вышестоящему начальству.

Он тянул до последнего. Почему? Просто хотел перекинуть ответственность на соседа – или состоял в заговоре?

В 14:37 цель получила общесоюзный боевой номер 8255. Радиотехнический батальон классифицировал цель как легкомоторный самолет и вел его до 14:56, после чего тот исчез с экранов.

Но тут же возник на экранах соседей. Руста вели непрерывно, до самой Москвы – однако случилась неразбериха, и его перестали идентифицировать как ту самую цель, замеченную еще Дильмагомбетовым. И вели, и потеряли одновременно.

Так бывает: ведь радар ловит множество объектов. Военные и спортивные самолеты, сельскохозяйственная авиация, вертолеты милицейские, спасательные, строительные; дельтапланы, метеозонды, стаи птиц, даже облака… Поди разбери, что именно означает точка на экране!

Около 15:00 (данные расходятся) летчик-истребитель А. Пучнин видел самолет Руста и имел полную возможность его сбить. Но такого приказа не получил.

В 19:00 Руст приземлился на Большом Москворецком мосту, ловко проскочив между проводами, и докатился до собора Василия Блаженного, где вылез и начал раздавать автографы обалдевшим москвичам. Вскоре его арестовали.

Что здесь странно?

Во-первых, мастерство. Безупречная ориентировка в новой для него местности, еще и в облачную погоду; чкаловский пролет между проводами – и это подслеповатый пилот-любитель??

Во-вторых, время. Взлетел он в час с небольшим (данные расходятся), сел в семь – значит, потратил 6 часов без малого. Расстояние от Хельсинки до Москвы 893 километра. Решаем простейшую школьную задачку, получается скорость 150–160 км/ч. А крейсерская скорость «Сессны» 220 км/ч. Почему летел так медленно?

– Сначала он направился в сторону Стокгольма, а значит, увеличил расстояние! – воскликнет внимательный читатель.

Верно! Двадцать минут он летел мимо – впрочем, Стокгольм не в противоположной стороне от Москвы, а вбок. Значит, он успел добавить примерно 53 километра, и общая длина маршрута получилась 945 км (чтоб стало ясней, смотрите на карту). Так скорость выходит около 165 км/ч – опять-таки заметно ниже крейсерской.

Лететь столь медленно нет смысла. Отсюда возникла версия, что Руст шел с нормальной скоростью, но на час с небольшим приземлялся в районе Старой Руссы. Зачем? Добавочно запутать ПВО: чтоб его самолет уж точно не идентифицировали с тем, который засекли у границы.

Если так, то это снова действия профессионала, а не лопоухого выпускника аэроклуба.

В-третьих, помехи. В районе Осташкова одновременно с ним на радаре появились еще шесть целей. Полковник А. Рудак считает, что это были малоразмерные шары, специально запущенные для дезориентации ПВО. Пикантная деталь: в точке их возможного запуска тогда находилась группа… западногерманских туристов!

Далее. Невдалеке от Торжка Руст прошел ровно над тем местом, где накануне столкнулись два самолета: Ту-22 и МиГ-25. Там работали вертолеты-спасатели, «Сессна» шла на их высоте и с их скоростью – потому на радаре ее приняли за один из них. Очередное случайное совпадение? Или кто-то сообщил немцу о засекреченной катастрофе?

В-четвертых, расхождения. Я прочитал несколько материалов о полете, и не только журналистских, но и кандидата военных наук, полковника О. Аргунова и полковника юстиции В. Первакова, которому поручили расследовать дело в 1987-м. Так вот, все материалы расходятся даже в таких смешных мелочах, как тип самолета (172П, 172В, 172R…) и хронология событий! Время ключевых моментов называют с точностью до минуты – но с разбросом в полчаса…

Не люблю, когда мне врут так неприкрыто. Военные и юристы явно пытаются что-то замазать. Это тот редкий случай, когда журналистские расследования представляются более точными и честными.

В-пятых, маршрут. Есть информация, что трасса Руста в точности совпала с направлением вероятного удара крылатых ракет. Если это правда, то полет мог быть заодно и разведывательным.

В-шестых, есть информация, что еще перед сменой курса он инсценировал свое крушение: резко снизился, а затем ВВС Финляндии обнаружили на поверхности залива масляное пятно – потому и перестали его искать. Причем установлено, что сам Руст это масло разлить не мог; это должны были сделать сообщники с катера или подлодки.

В-седьмых, невероятное везение. На маршруте Руста многократно могли сбить – и финны, и наши. Истребителю даже стрелять не нужно: если он пройдет достаточно близко, «Сессна» развалится от реактивной струи.

Руст летел в районах с плотным воздушным движением – и с ним многократно мог столкнуться встречный самолет.

Просвета на мосту могло не оказаться (буквально через день проводов добавили, просвет исчез) – и Русту попросту негде было бы сесть. Город весь в проводах, как в паутине!

Но чудесным образом все получилось…

В реальности так не бывает, только в сказке – и то лишь если у героя нашлись волшебные помощники.

В-восьмых, особые приметы. Западногерманский журналист М. Тимм утверждал, что при взлете в Хельсинки у «Сессны» на хвосте не было изображения атомной бомбы, которое в Москве появилось. А также что садился Руст в самолет в джинсах и зеленой рубахе, а вылез в красном комбинезоне.

Где переоделся и бомбу приклеил? Возможно, во время гипотетической посадки под Старой Руссой. А если так, то его там ждали сообщники…

Утром того же дня Горбачев улетел… вот ведь совпадение – в Берлин! На совещание Варшавского договора – а конкретно, уточнять военную доктрину. С ним отбыли министр обороны С. Л. Соколов и другие руководители.

Как интересно! Все выглядит так, что генсек создал себе алиби, по обыкновению отсутствуя в самый ответственный момент (то же он провернул при появлении статьи Нины Андреевой и во время «августовского путча»…). И еще: занимался он как раз военными вопросами – так что оборонный скандал именно в этот момент чрезвычайно полезен для развала.

Вечером 29-го генсек вернулся в Москву. Министр Соколов брел один, позади всех – и опытные чиновники сразу поняли: его снимут. К нему близко не подходили, как к прокаженному.

Заметьте: расследование только началось, чья вина – неизвестно; но Горби уже принял решение. На второй день! Поневоле задумаешься: а не знал ли он о случившемся заранее? Кроме того: что бы там ни стряслось – чем виноват лично министр обороны? Его и в стране-то не было! А если следовать логике «начальник отвечает за все, что творится в его ведомстве», то самого генсека следовало гнать еще в 1985-м!

Ладно. Допустим, что все это конспирологический бред, и полет Руста не был организованной Горбачевым спецоперацией. Обычная хулиганская выходка с невероятно успешным стечением обстоятельств. Дурачку Русту сказочно повезло. Допустим.

Но в любом случае генсек прекрасно использовал этот предлог для развала страны. Кроме Соколова он вышвырнул командующего ПВО А. И. Колдунова (оба – герои Великой Отечественной), уволил 1200 генералов. Количество репрессированных офицеров рангом ниже учету вообще не поддается… Армия чудовищно ослабла.

Многие вспомнили предвоенную сталинскую чистку. Сходство бесспорно, а различий два:

1. Горби все ж не расстреливал, отдадим ему должное.

2. Сталин вычистил из армии предателей, пятую колонну – а Горби, наоборот, честных офицеров, мешавших развалу страны. Скажем, министр Соколов противился выводу войск из соцстран и разоружению. Сменивший его Д. Язов оказался понятливее…

Заодно все это страшно подорвало авторитет армии. «Демократы» злорадно смаковали:

– Прошляпили вояки!

– Тупой генералитет!

– Разогнать к чертям!

А ведь давно известно: кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую…

Тогда же под шумок пропололи штатских, которые к полету уж никакого отношения не имели. За полгода сменили больше половины министров, секретарей обкомов и прочих управленцев. Увольняли лучших. Старые кадры мешали гробить страну.

Еще деталь.

Офицеров в основном гнали из армии или понижали по должности. А вот подполковника Карпеца судили. Помните – того самого, который до последнего тянул с приказом на взлет истребителя и передачей информации наверх? Его вина бесспорна и очевидна.

Судили, да. Карпец получил 5 лет – за… нарушение правил несения боевого дежурства. Как думаете, сколько отсидел? НИСКОЛЬКО. В феврале 1988-го вышел по амнистии!

Что отлично укладывается в версию о заговоре, в котором он состоял…

Русту дали четыре года, но уже в августе 1988-го помиловали и отпустили на родину. «Сессну» вернули немецкому аэроклубу. Чего своих-то наказывать?

Сейчас Руст жив-здоров. Дважды судим в Германии – за покушение на убийство и за кражу свитера. Вроде больше не летает, в связях с органами не замечен. Кажется обычным придурком-авантюристом… Все это в версию спецоперации вроде не вписывается: ненужного свидетеля следовало убрать. Но поскольку каждый понимает, что «следовало убрать», его могли оставить в живых именно для заметания следов. Если б умер вскоре после полета, в заговор уверовали бы все…

Возможно, его использовали втемную: он сам не знал, кому служит. Уцепили за юношеский максимализм, жажду славы; научили мастерски летать, снабдили информацией об особенностях работы советской ПВО – но в детали операции посвящать не стали. Потому и жив.

Конечно, это лишь гипотезы. Но разгром армейского руководства – факт.

И еще пара фактов.

2-3 декабря 1989 года Горбачев и новый американский президент Дж. Буш-старший общались на Мальте, на борту теплохода «Максим Горький», пришвартованного к пирсу в Ла-Валетте – в шторм, при качке, из-за чего пресса глумилась:

– Саммит с морской болезнью!

Вы удивитесь, если я скажу, что на встрече не подписали никаких соглашений? Точь-в-точь как в Рейкьявике. И оба лидера опять назвали встречу поворотной и важнейшей.

Чем же они занимались?

Судя по всему, обсуждали подробности раздела СССР, введения рыночной экономики, конверсии, демократизации и прочих убийственных для России новинок. Впрочем, о чем я? Какое «обсуждали»? Буш давал указания своей марионетке.

В июне 1990-го во время визита в США Горбачев за чашкой чая мимоходом брякнул Бушу, что согласен отпустить объединенную Германию в НАТО (до того подразумевалось, что она должна остаться нейтральной). Даже Буш этого не ожидал – и попросил повторить сказанное. Отчего не повторить-то? За Горби не заржавеет.

А дальше дело техники…

* * *

Пока я все это вспоминал, перерыв кончился. Все вошли в зал, и Прокурор сообщила:

– Чтобы обрисовать некоторые детали измены, мы приглашаем свидетеля Фурсова.

Откуда она знает, кого я сам хотел бы услышать? Мы ж не сговариваемся! Телепатия, что ли?

И почему ее лицо мне так знакомо?…

Он вошел – лысый и в очках, как большинство участников процесса, но еще сравнительно молодой. Историк, директор Центра русских исследований, заведующий отделом Азии и Африки Академии наук, главный редактор журнала «Востоковедение и африканистика», академик Международной академии наук и прочая, прочая, прочая…

 

Фурсов

Он ничему не удивился, а зрелище Горбачева на скамье подсудимых заставило его сказать:

– Ну что ж… Браво.

– Андрей Ильич, был ли распад СССР объективно неизбежным – или его намеренно развалили? – спросила Прокурор. Вообще-то мы выяснили это уже на второй день, но ей почему-то захотелось начать издали.

– Все социальные системы когда-то умирают, – сообщил Фурсов. И продолжил: – Но Советский Союз явно умер преждевременно. Да, в нем были противоречия, были кризисные явления – но они носили структурный характер, кризис не был системным. Был вполне возможен переход от одной структуры советского типа к другой.

– Вы можете это чем-то подтвердить? – вклинился Адвокат.

– Конечно. Например, в 88-89-м годах в СССР по приглашению властей работала группа американских экономистов во главе с нобелевским лауреатом Василием Леонтьевым. Они изучили обстановку и пришли к выводу, что советской экономике не нужны системные реформы, переход к капитализму не требуется.

Прокурор спросила:

– Как на это отреагировал Горбачев?

– Он им сказал: спасибо, до свиданья. Нашим реформаторам нужен был совершенно другой ответ.

Подсудимый тужился что-то вспомнить, даже пятно тер; Адвокат смотрел на него выжидательно. Но так они ничего и не родили. А Фурсов продолжил:

– Другой пример: в 1991 году гражданка М. Тэтчер, ранее несудимая, выступала в Хьюстоне, в Институте нефти. Она сказала, что Советский Союз в восьмидесятых годах в военном плане Западу не грозил, потому что у Запада имелся ответ – а вот экономическую угрозу представлял, и очень серьезную. Запад, особенно США, испытывал особенные трудности именно в восьмидесятых годах. Я хочу напомнить, что в октябре 1987 года рухнул фондовый рынок в Нью-Йорке, и в один день индекс Доу-Джонса слетел на 508 пунктов, это абсолютный рекорд.

– Объясните, пожалуйста, что это за индекс, – предложил Судья.

– Не думаю, что нам следует тонуть в биржевых нюансах, это уведет в сторону, – уклонился эксперт. – Просто примите к сведению, что накануне развала СССР Запад испытывал исключительные экономические трудности.

Сокрушить нас было для них вопросом жизни и смерти. И тут Западу очень пригодился этот вот господин.

Фурсов подбородком указал на подсудимого, и Адвокат моментально отреагировал:

– Вы что, хотите сказать, что мой клиент в одиночку…

– Я никогда не говорил, что Горбачев в одиночку развалил СССР, – перебил свидетель. – Даже крупная фигура на такое не способна, не говоря уж о мелочовке Горбачеве – малообразованном карьеристе…

– У меня два высших образования, я вам скажу, – пробормотал Горби, мало кем услышанный.

А Фурсов не останавливался:

– …оказавшемся на верху властной пирамиды СССР. Очутился он там, с одной стороны, по логике ее разложения, с другой – по стечению обстоятельств, включая активность внешних сил. У этого человека ни амбиций, ни мозгов для развала страны бы не хватило.

Генсек отворил рот, но Адвокат цыкнул на него и чуть подзатыльник не отвесил. Молчи, это в нашу пользу! Глядишь, еще невменяемость докажем, и отделаешься дурдомом. Дурачок…

– Горбачев и его «бригада» были лишь фасадом социального блока сил, – лил Фурсов воду на мельницу Адвоката. – В блок же входила часть советской номенклатуры и спецслужб, желавших превратиться в собственников; а также часть наднациональных структур мирового управления.

– А, мировое правительство! – издевательски бросили из зала, намекая, что свидетель сказал нечто непристойное.

– Если вас так бесит этот термин, будем говорить о корпоратократии, – невозмутимо отвел эксперт. – Существование международных корпораций не будете отрицать? Скажем, империи Ротшильдов и Рокфеллеров давным-давно переросли какие бы то ни было национальные границы…

– Верно, продолжайте, – с любопытством подхватил Судья. – Кто страну-то разваливал?

– Повторяю: извне работали международные структуры, выражавшие интересы крупного капитала. Их орудием выступали и транснациональные корпорации, и спецслужбы ЦРУ, МИ-6, МОССАД, и даже целые государства (США, Великобритания, ФРГ, Израиль и другие).

– Государства – орудия корпораций?? – изумились в зале.

Фурсов подтвердил:

– Да. Такова сегодняшняя реальность. А изнутри страну разрушала часть номенклатуры и КГБ и примкнувшие к ним теневики. Тут вышло так. В шестидесятых годах мы начали активно продавать нефть на Запад, и наши нефтяники вписались в мировой бизнес углеводородов. В СССР сформировался целый социально-экономический кластер, который вкусил шальных нефтяных денег – и стремился к полной интеграции в западную систему. По сути, он стал элементом капитализма внутри Советского Союза, частью всемирной корпоратократии.

– Не надо было нефть продавать? – попыталась вникнуть в проблему Прокурор.

– Сложный вопрос, однозначно не ответить. Но одно несомненно: легкие деньги многих развратили, ведь гораздо проще сидеть на трубе, чем развивать реальное хозяйство. А затем пришла «бригада» Горбачева, которая рушила экономику уже намеренно (достаточно посмотреть законы, которые принимались по экономическому и политическому переустройству СССР).

– Но зачем лидеру самому себе гадить? – недоумевала Прокурор, хоть это уже многократно разъяснялось. Видать, такое несусветное безумие у нее в голове не укладывалось. У меня, признаться, тоже…

– Экономику они рушили, чтобы потом легче было обосновать несостоятельность социализма и переход к иному общественному строю, – объяснил свидетель. – Но тут интересы двух сторон блока кукловодов разошлись. Внутренние кураторы горбачевцев хотели только передела собственности, но не разрушения СССР. А вот их западные подельники стремились именно к разгрому Союза.

В начале 1989 года они перехватили управление разрушительными процессами, переиграли своих советских «союзников» и добились своих целей.

– И что внутренние кукловоды? – спросил Судья. – Что с ними сталось?

– Им пришлось реализовывать программу-минимум, эдакий «пикник на обочине» дороги, захваченной хозяевами мировой игры. Надо сказать, сориентировались они быстро. Как по мановению волшебной палочки именно в 1989 году появляются «бизнесы» будущих олигархов «семибанкирщины» – Березовского, Гусинского, Смоленского, Ходорковского.

И тут Адвокат отколол внезапный номер.

– Совершенно с вами согласен! – торжественно возвестил он, выпрямившись и придав своей фигуре наибольшее величие. – Моего клиента ввели в заблуждение, им управляли: слишком уж сильные игроки подобрались. Как вы верно выразились, у него мозгов бы не хватило для самостоятельных действий! Лишь по стечению обстоятельств этот недалекий, примитивный, больной человек оказался на гребне волны; его подставили.

Признаюсь – удивил. Не ждал я от юриста таких закидонов. Видать, он из тех людей, которым вообще плевать, каким путем идти к цели! Если б для победы в процессе понадобилось клиента грохнуть, он сделал бы это не колеблясь. Мне так кажется…

Неужели ему платят только за выигранное дело? Или из простого упрямства хочет настоять на своем? Или защищать Меченого могут лишь подобные субъекты?

Столь неприкрыто оскорбляемый Горби багровел от гнева и медленно поднимался, будто забродившее тесто. Но Адвокат словно ничего не замечал, он указывал на клиента простертым перстом:

– Посмотрите на этого человека. Огромная круглая голова, тучная фигура, плешь – это типичные признаки некоторых психических заболеваний. Перед нами глубоко больной, несчастный старик, интеллектуальный труп. Я уверен, что квалифицированная медицинская комиссия…

– Невменялку шьете? – иронически осведомился Фурсов. – Так это зря, не прокатит.

– Почему? – по-детски удивился Адвокат.

– Никто не спорит: Горбачев недалекий, ограниченный, тщеславный. Однако хоть он и понимал не все детали происходящего, но общий курс выбрал осознанно. Невменяемый дурак непредсказуем, ошибается вразнобой – то в одну сторону, то в другую. У Горбачева же все «ошибки» точно попадали в цель и работали на уничтожение советского строя, партии, а в конечном счете – страны. Нет, он знал, что делал.

Адвокат сел. Попытаться следовало, но вообще-то он сам уже не верил, что сумеет отмазать клиента. Слишком много улик, все очевидно.

Горби, оскорбленный до предела, сложил толстые руки на груди и смотрел в сторону; углы его рта отогнулись вниз больше обычного. Яковлев пребывал в прострации и вряд ли замечал что-либо вокруг. А Фурсов, недолго помолчав, признался:

– Самое непостижимое в перестройке для меня вот что. Как Горбачев, человек жадный, трусливый, получавший деньги от англичан и американцев, смотревший в рот Тэтчер, Рейгану, потом Бушу – как он мог ослушаться англо-американцев и соединить Германию?

– Вы считаете, он сделал это против воли англосаксов? – изумился я. У меня сложилось впечатление, что уж заокеанских хозяев генсек слушался беспрекословно.

Но историк думал иначе:

– Конечно. Ему звонил Буш и очень жестко говорил: «Не сметь объединять Германию!» Ему звонила Тэтчер: «Ни в коем случае, Михаил, не объединяйте Германию!» Более того, Горбачев прекрасно понимал, что в условиях соперничества с Ельциным объединение Германии приведет к тому, что его спишут.

– Что ж его, немцы заставили? – продолжал я недоумевать. – Неужто ФРГ была сильнее Штатов?!

– Я и говорю: загадка! – подхватил Фурсов. – Это что же такое было у немцев на Горбачева, что он ослушался старших товарищей, вашингтонский обком? Он выступил по отношению к немцам как раб лампы – помните сказку?

– Сказку-то помним, – нетерпеливо отмахнулся Судья, – но действительно: как немцы могли на него надавить? У вас есть ответ?

– У меня есть единственная догадка. Дело в том, что у немцев была такая служба, полевая жандармерия (фельджандармерия), которая в оккупированных районах реализовывала некую программу. У нас почему-то думают, что когда наши захватывали офицеров вермахта, то их брали в плен, а эсэсовцев расстреливали. Это не так. Эсэсовцев тоже брали в плен. А вот кого расстреливали, так это полевую жандармерию.

– Да за что?! Чем она занималась? – напирал Судья.

Подсудимый сидел неподвижно, а Яковлев разочек быстро взглянул на него и сразу спрятал взгляд.

– А вот это, как говорится, правильный вопрос! – похвалил Фурсов. – Эти люди ходили в штатском и создавали агентурную сеть – не на сейчас, на будущее. У них была специальная программа работы с детьми 12–16 лет. Внедрялась она везде, но почему-то особенно активно в оккупированных Ставропольском и Краснодарском краях. Напомню, что в Ставрополье как раз жил маленький Михаил Сергеевич Горбачев…

О как! Ничего себе поворотик!

Я вспомнил читанное в книге нашего свидетеля Болдина: немцы квартировали в доме Горбачевых, Миша часами ощипывал гусей, уток и кур для их стола. Об их зверствах он ничего не сообщал, но часто вспоминал, как его высек нагайкой сотрудничавший с немцами калмык. О фельджандармах молчал. Но если его действительно завербовали, то молчание более чем понятно.

– Вы хотите сказать… – начала Прокурор.

Фурсов поймал с полуслова:

– У меня нет прямых доказательств, что он попал в эту программу, но объяснить его действия иначе я не могу. Ведь именно после объединения Германии англо-американцы его списали и сделали окончательную ставку на Ельцина. До этого они к Ельцину только присматривались. Горбачев не мог не понимать, что его спишут, – но тем не менее сделал это.

«Так ли уж они его списали – с юбилеем-то в Лондоне?» – подумал я. Но промолчал, поскольку новую информацию еще не переварил.

Тут Адвокат пришел в себя и заявил с самым наивным видом:

– Давайте у него и спросим. Михаил Сергеевич, имели ли немцы какой-то компромат на вас?

Горби молчал, глядя в сторону. Да, момент не из простых. Признаешь компромат – значит, валить страну тебя заставляли, а ты пушист; тут и до оправдания недалеко. Но тогда придется вскрывать детские делишки, а такого рода преступления срока давности не имеют… И генсек молчал упорно. А затем написал что-то на листочке и подвинул его к Адвокату, по-прежнему не глядя на обидчика.

Тот поднял руку:

– Мой подзащитный хочет сделать заявление.

Судья кивнул, и Горбачев выдал следующее:

– Намеренное разрушение Союза – это, я вам скажу, доказанный факт. Однако валить все на меня – это неправильно, это не пройдет. Я страну пытался сохранить, а рушил ее Ельцин, который захватил власть в РСФСР. Он виноват.

Судья заглянул в бумаги, черкнул что-то – и постановил:

– Ага. Таким образом, в деле появился новый фигурант, Борис Николаевич Ельцин. Изучим его персону на следующем заседании. Все свободны. Истец, вас я попрошу подготовить о нем биографическую справку.

– Постараюсь, – ответил я.