Самый длинный день

22 июня в 03:15 утра по приграничным районам СССР ударила немецкая артиллерия. В ту же минуту границу пересекли заранее взлетевшие бомбардировщики — и обрушили страшный груз на наши аэродромы. Нацистам важно было совершить это одновременно, чтоб ни наши наземные части, ни авиация не успели опомниться.

Однако пограничники были полностью готовы, врасплох их не застали. Почему — обсудим позже. Даже без тяжелого оружия, с винтовками и пулеметами воевали они стойко и эффективно. Но было их слишком мало…

С армией вышло сложнее. Некоторые части тоже стояли насмерть, но другие массово сдавались или действовали странно — например, шли не туда, куда велел приказ из Москвы. С этой загадкой нам тоже предстоит разбираться.

За вермахтом шли айнзацгруппы СС, уничтожавшие советское руководство: комиссаров, партработников, интеллигенцию. Эти слои в огромной степени состояли из евреев, так что расстрелы приняли антисемитские черты.

Еще раз: в Европе гитлеровцы евреев почти не трогали, охота на них началась только в СССР. Потому что тут жили русские евреи. И потому, что они (по троцкистской традиции) управляли страной. Убей их — и структура России разрушится. По крайней мере так думали немцы.

Советские евреи гибли не за свою национальность, а за принадлежность к правящему слою. Их убийство — часть истребления России, а вовсе не холокоста.

И кстати, в вермахте служили 150 тысяч евреев… [312]

В тайных смыслах нацисты разбирались. И 22 июня выбрали, конечно, не сдуру.

Летнее солнцестояние — светлый праздник русского солнечного культа! А нам превратили его в день скорби. Для того же измазали дерьмом нашу сияющую свастику. Лишить русских оберега, омрачить древнейший сакральный календарь!

Хозяева Гитлера копали глубоко. Нагадили они нам так, что до сих пор не отмыться.

Как и велела «Барбаросса», били три группы армий: «Север», «Центр» и «Юг». Мощнейший «Центр» — по Белоруссии, «Север» — по Прибалтике, «Юг» — по Украине.

Встретили их военные округа (с севера на юг): Ленинградский (ЛВО), Прибалтийский особый (ПрибОВО), Западный особый (ЗапОВО) — т. е. Белоруссия, Киевский особый (КОВО) — т. е. Украина и Одесский (ОдВО) — развернутый против Румынии. Особые так названы потому, что на них ожидался главный удар, что и вышло в реальности.

Страшнее всех пострадал ЗапОВО (он стал называться Западным фронтом): до 9 июля он безвозвратно потерял 70 % личного состава — или 57,2 % от общих потерь Северного, Северо-Западного, Западного, Юго-Западного и Южного фронтов! [313] (Так переименовались приграничные округа.)

Но Западный погибал, еще и почти не защищаясь. Вспоминает немецкий генерал Г. Блюментрит (группа армий «Центр»): «В 3 часа 30 минут наша артиллерия открыла огонь. И случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила. Через несколько часов дивизии первого эшелона были на том берегу. Переправлялись танки, наводились понтонные мосты — почти без сопротивления со стороны противника. 4-я армия и 2-я танковая группа застали русских врасплох. Наши танки почти сразу прорвали полосу пограничных укреплений и по ровной местности устремились на восток» [314].

О том же писал Г. Гудериан, командир упомянутой 2-й танковой группы: «Внезапность была достигнута на всем фронте. Западнее Бреста 24-м танковым корпусом были захвачены все мосты через Буг, оказавшиеся в полной исправности» [315].

Даже мосты не смогли взорвать!

Что ж такое приключилось в Белоруссии? Почему там всё проморгали?! Куда глядел командующий Д. Г. Павлов?!

Еще картинка с места событий: «Уже 25 июня в районе города Минска скопилось огромное число беженцев из западных областей Белоруссии. Сюда же стекались на машинах, лошадях и пешком группы командиров и красноармейцев, потерявших свои части, пограничников, милиционеров, ответработников партийных и советских органов. Бесконечные потоки машин и людей шли на восток, загромождая пути и мешая продвижениям войск. Минск горел. Пожарная охрана с пожарами не боролась, и пожарные машины также уходили на восток. Органы власти и милиции покинули город. Штаб ЗапОВО, оставив город, не организовал ни комендантской службы, ни эвакуации военного и ценного имущества» [316].

Итак, штаб (во главе с товарищем Павловым) обороной практически не занимался. Запомним это.

Однако даже в Белоруссии кое-где сражались успешно.

Да — Брест.

Его крепость вермахт планировал взять за несколько часов. Но застрял надолго… Лишь в конце августа объект посетили Гитлер и Муссолини, и то под чуткой охраной: опасались недобитых русских.

Крепость дралась, по сути, вынужденно. Солдат там заперли. В ней были расквартированы немалые войска, ворота узки, быстро не выйти. Заметьте — на самой границе! Руководство округа обрекло их на окружение и плен. Почему?!

Из отчета о действиях 6-й стрелковой дивизии:

«В 4 часа утра 22 июня был открыт ураганный огонь по казармам, по выходам из казарм, по мостам, воротам и домам начальствующего состава. Налет вызвал панику среди красноармейцев. Уцелевшие командиры не могли проникнуть в казармы из-за сильного огня. В результате красноармейцы и младшие командиры без управления со стороны средних командиров, одетые и раздетые, группами и поодиночке, выходили из крепости, преодолевая обводный канал, реку Мухавец и вал крепости под артиллерийским, минометным и пулеметным огнем. Потери учесть не было возможности» [317].

Вот в таких условиях солдаты начали защищаться. Взять крепость с ходу немцы не смогли, и на ее блокаду пришлось отвлечь целую дивизию.

Кстати, знаменитые слова «Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина. 20/VII-41» были нацарапаны на стене казармы 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД. Тоже к вопросу о ведомстве Л. П. Берии.

Но и переоценивать значение крепости не нужно.

Неоспорим подвиг тех, кто стоял в ней до конца! Однако и в плен текли охотно (только в ночь на 23 июня — две тысячи), и немцев при штурме погибло 430. Для вермахта — булавочный укол.

Брест помнят все, а вот другой факт почти забыт.

Древнерусский город Перемышль в 1939-м был возвращен Большой России (стал частью УССР). Но не весь. Через него течет пограничная река Сан, так что полгорода оказалось в рейхе.

Так вот. 22 июня немцы захватили нашу часть Перемышля — однако назавтра советские войска не только ее освободили, но даже перешли границу и выбили немцев из их половины.

Повторю: 23 июня 1941 года Красная Армия вступила на территорию рейха!

И удерживала город до 27 числа!

* * *

В 03:10 Черноморский флот пытались бомбить «неизвестные самолеты» (так их именуют по сей день). Есть основания считать их не-немецкими. С чего?

Во-первых, они появились раньше общего срока нападения и могли сорвать внезапность. За 5 — 30 минут, конечно, всех по тревоге не поднять, но всё же… И с «немецкой пунктуальностью» это не вяжется.

Во-вторых, шли бомбардировщики (согласно радарам) не из Румынии, где имелись аэродромы люфтваффе, а из Турции. [318]

В-третьих, они не особо упорствовали. Зенитки шуганули их без большого труда.

Если не немцы, то кто?

Очень похоже, что самолеты принадлежали… британцам. Лондон поддержал своих берлинских марионеток, ударил по русским вместе с ними — чтоб вожди рейха не сомневались: хозяин поможет.

— А чего же потом Черчилль переметнулся на нашу сторону? — скептически хмыкнете вы. — Что-то ты, Кофанов, наворотил. Это уж вовсе неправдоподобно!

Нет, всё чудно стыкуется.

Бритты всегда воюют чужими руками. Потому до лета 1944-го они вообще не ввязывались в бои (Африка — иное дело, там делили колонии). Один ненастойчивый налет — в их стиле. Цель захода на Севастополь — запустить вторжение.

А дальше Лондон (пусть и символически) поддержал нас. Почему? Потому что мы казались слабее. Банкирам нужно, чтоб их конкуренты уничтожали друг друга, а это достижимо лишь в долгой войне. Разбить СССР слишком быстро они не хотели: надо ведь и немцев обескровить!

Но в первый момент атака англичан была весьма вероятной — и мы ее ждали! Вспоминает М. Литвинов: «Все думали, что британский флот идет на всех парах в Северное море для совместной с Гитлером атаки на Ленинград и Кронштадт» [319].

Флотом рисковать не стали. Самолеты дешевле…

Не верите. Вижу.

Что ж, почитайте данные разведки.

Сообщение из Лондона

Сов. секретно

№ 525, 19 июня 1941 г.

16 июня состоялось заседание комитета имперской обороны. Черчилль настаивал на скорейшем завершении приготовлений к бомбардировке Баку, что является одной из его «идей фикс». По настоянию Черчилля главнокомандующему индийской армией послана телеграмма: «Ход развития советско-германских отношений может сделать для нас исключительно выгодной бомбардировку бакинских нефтепромыслов. Дайте указания командующим войсками и авиацией в Ираке сделать все приготовления для этой операции, включая все требуемые улучшения посадочных площадок. Предполагаемый объем атак будет равняться интенсивным операциям в продолжение месяца двух эскадрилий бомбардировщиков „Веллингтон“ и двух эскадрилий бомбардировщиков типа „Бленхейм“, оперирующих из Мосула».

Вадим [320]

Почему отменили налеты? Всё потому же: сочли нас и без того слабыми. Невыгодно сокращать нашу войну с немцами, лучше нас немножко поддержать.

 

Изыски дипломатии

Через два часа после вторжения, примерно в 05:30, немецкий посол В. Шуленбург вручил наркому иностранных дел В. Молотову следующий документ:

Нота министерства иностранных дел Германии Меморандум

21 июня 1941 года

I

Когда правительство рейха обратилось летом 1939 года к Советскому правительству, оно рассчитывало, что исключение вероятности войны и достижимое таким образом удовлетворение жизненных потребностей обоих народов остановит распространение коммунистических доктрин международного еврейства.

23 августа 1939 г. был подписан пакт о ненападении, а 28 сентября 1939 г. — договор о дружбе и границах. Суть этих договоров состояла:

1. в обязательстве государств не нападать друг на друга;

2. в разграничении сфер интересов путем отказа германского рейха от влияния в Финляндии, Латвии, Эстонии, Литве [135] и Бессарабии; территория бывшего Польского государства до линии Нарев — Буг — Сан оставлялась за Советской Россией.

Правительство рейха заняло дружественную позицию по отношению к СССР. Более того, усмирило Польшу, а значит, ценою немецкой крови способствовало достижению Советским Союзом наибольшего внешнеполитического успеха за время его существования. [136]

Поэтому правительство рейха надеялось на соответствующее отношение Советского Союза. К сожалению, правительство рейха ошиблось.

II

После заключения договоров Коминтерн активизировал подрывную и разведывательную работу. О ней имеется обширный документальный материал. [137]

Подрывная деятельность распространилась почти на все дружественные Германии или занятые ею государства. В Румынии листовки, переправленные из России, обвиняли Германию во всех трудностях. С лета 1940 года то же самое проявилось в Югославии. В Болгарии велась агитация против вступления в Тройственный пакт и за гарантийный договор с Россией. В Румынии 23 января 1941 года агенты Москвы устроили попытку путча. Финляндию стремилось разложить пресловутое «Объединение за мир и дружбу с Советским Союзом».

Население Франции, Бельгии и Голландии натравливали на германские оккупационные власти. Такая же травля велась в генерал-губернаторстве. [138] СССР систематически мешал Германии устанавливать стабильный порядок в Европе. Переселенных из Советской России немцев самыми грязными средствами склоняли работать на ГПУ.

Указанные факты — лишь небольшая часть неслыханной пропагандистской деятельности СССР. Правительство рейха решило опубликовать имеющиеся в его распоряжении обширные материалы. [139]

Заключение договоров было для Советского правительства лишь маневром с целью ослабления небольшевистских государств. Это с жесткой ясностью отражено в документе, найденном после оккупации в советской миссии в Белграде, в котором говорится: «Государства оси распылили свои вооруженные силы, и поэтому СССР внезапно нанесет удар по Германии» [140] .

III

Внешнеполитическая и военная деятельность Советского Союза направлена на одно: выдвинуть вооруженные силы на Запад и распространить большевизацию дальше вглубь Европы. [141] Вот этапы этой политики:

1. Заключение так называемых договоров о взаимопомощи с Эстонией, Латвией и Литвой в октябре и ноябре 1939 года и возведение военных баз в этих странах.

2. Когда требования Москвы, грозившие Финскому государству потерей суверенитета, [142] были отклонены, Советское правительство создало коммунистическое псевдоправительство Куусинена. И когда финский народ отказался от этого правительства, Красная Армия вошла на территорию Финляндии. [143]

3. Согласно первому Московскому договору Литва относилась к сфере германских интересов. [144] Ради сохранения мира правительство рейха во втором договоре отказалось от большей части территории этой страны. После ультиматума от 15 июня Советский Союз, не уведомив правительство рейха, занял всю Литву, т. е. и находившуюся в сфере влияния Германии часть, подойдя к границе Восточной Пруссии. Пойдя еще на одну дружественную уступку, правительство рейха отдало Советскому Союзу и эту часть Литвы. Затем таким же способом, в нарушение заключенных с этими государствами договоров о помощи, были оккупированы Латвия и Эстония.

4. Московскими договорами было согласовано, что на территории бывшего Польского государства не будет вестись политическая агитация. Но Советский Союз сразу же после занятия этой территории поддержал антигерманскую агитацию в генерал-губернаторстве. [145]

5. 24 июня 1940 года Советское правительство уведомило правительство рейха о намерении силой решить бессарабский вопрос. Притязания распространялись и на Буковину, которая была старой австрийской коронной землей, никогда России не принадлежала [146] и о которой в свое время в Москве вообще не говорилось. И на этот раз правительство Германии во имя мира решило вопрос в пользу Советского Союза. Бессарабия и Северная Буковина были аннексированы Советским Союзом, большевизированы и тем самым фактически разорены.

IV

Переговоры английского посла Криппса в Москве развиваются в благоприятной атмосфере. Одновременно правительство рейха овладело документом, в котором говорится: «Перевооружение советских ВВС, танковых войск и артиллерии с учетом опыта современной войны будет закончено к августу 1941 года. До этого срока не следует ожидать изменений в советской внешней политике».

Когда германские войска были сосредоточены на территории Румынии и Болгарии против массированной высадки английских войск в Греции, [147] Советский Союз, в явном сговоре с Англией, пытается нанести Германии удар в спину, а именно:

1. политически поддерживает Югославию и тайно оказывает ей военную помощь;

2. пытается побудить Турцию к занятию агрессивной позиции по отношению к Болгарии и Германии и к вводу турецких войск во Фракию;

3. сконцентрировал крупные военные силы на румынской границе, в Бессарабии и у Молдовы;

4. в начале апреля сделана попытка сближения с Румынией с целью оторвать ее от Германии. Английская дипломатия предпринимает усилия в том же направлении.

Согласно англо-русскому плану по германским войскам в Румынии и Болгарии готовилось нанесение удара из Бессарабии, Фракии и Сербии — Греции. Лишь благодаря лояльности генерала Антонеску, реалистической позиции турецкого правительства и победам германской армии этот англо-русский план был сорван.

Советское правительство демонстрировало миру якобы дружбу с Германией. Сюда следует отнести экономические сношения с Германией, высылку норвежского, бельгийского, греческого и югославского посланников и опубликованное недавно опровержение ТАСС, [148] изображавшее отношения между Германией и Советской Россией вполне корректными. Эти отвлекающие маневры не смогли обмануть правительство рейха.

Враждебная политика сопровождалась концентрацией русских вооруженных сил от Балтийского до Черного моря. Дивизии перебрасывались из Восточной Азии и с Кавказа на территорию европейской части России. [149] Участились случаи пролета русских самолетов над территорией рейха. [150]

В последние дни, после проведения всеобщей мобилизации [151] в России против Германии развернуто не менее 160 дивизий. Россия может в любое время начать агрессию. [152]

Правительство Германии не может безучастно относиться к угрозе на восточной границе. Поэтому фюрер приказал вооруженным силам отвести эту угрозу. Немецкий народ осознает, что он призван не только защитить родину, но и спасти мировую цивилизацию от смертельной опасности большевизма и расчистить дорогу к подлинному расцвету в Европе. [321]

Удивительно: как можно врать почти в каждом слове? Сей документ называется «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать»…

Однако заметьте: объявления войны в нем всё равно нет! «Отвести угрозу» — это что?

То же спросил и Молотов.

— Это война, — объяснил Шуленбург.

Почти тотчас появился следующий приказ:

Директива № 2

22 июня 1941, 7:15

22 июня 1941 г. в 4 часа утра немецкая авиация без всякого повода подвергла бомбардировке наши аэродромы и города вдоль западной границы. Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу. В связи с неслыханным по наглости нападением приказываю:

1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. До особого распоряжения наземным войскам границу не переходить.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения сил противника. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск.

На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налётов не делать.

Тимошенко. Маленков. Жуков [322]

Сейчас эта Директива кажется наивной. Но утро 22-го было невнятным. Нота Шуленбурга хотя бы прояснила: это война, а не пограничное недоразумение. Однако силы врага оставались невыясненными, и Кремль имел основания рассчитывать на стойкую оборону.

А страна узнала о войне в полдень, из радиоречи зампредседателя Совнаркома Вячеслава Молотова. Говорил он медленно, механистично, с долгими паузами между словами. Наверно, быстро и выразительно читать такой текст вообще нельзя…

Вот его речь (с сокращениями, как обычно в моей книге):

«Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление.

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Это нападение является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Между СССР и Германией заключен договор о ненападении, и советское правительство со всей добросовестностью выполняло условия этого договора. Тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.

Я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы, и поэтому заявление румынского радио, якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является ложью. Такой же ложью является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.

Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.

Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами» [323].

Люди по всей стране подавленно стояли у громкоговорителей. Что тут скажешь?..

А британцы, ненастойчиво отбомбясь по Севастополю, выкинули такой номер: вечером 22 июня премьер Черчилль тоже выступил по радио.

Речь У. Черчилля

Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. Он агрессивнее всех форм человеческой испорченности. За последние 25 лет не было более последовательного противника коммунизма, чем я. Но всё это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем.

Я вижу русских солдат, стоящих на пороге родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома, где их матери и жены молятся — ибо бывают времена, когда молятся все, — о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры. Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети.

Я вижу, как на все это надвигается гнусная военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, только что связавшими по рукам и ногам десяток стран. Я вижу вымуштрованную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам саранчи. Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с еще незажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более легкую добычу.

Можете ли вы сомневаться в том, какова будет политика правительства Его Величества? У нас одна цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-то из его шайки. [155] Мы будем сражаться с ним на суше, на море, в воздухе, пока, с Божьей помощью, не избавим землю от самой тени его. Отсюда следует, что мы окажем России всю помощь, какую сможем. [156]

Сейчас не время морализировать о безумии стран, которые позволили разбить себя поодиночке. [157] Но за преступлением Гитлера скрывается более глубокий мотив. Он хочет уничтожить русскую державу потому, что в случае успеха надеется отозвать с востока главные силы своей армии и авиации и бросить их на наш остров. [158] Его вторжение в Россию — лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова. Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам; дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей во всех уголках земного шара. Усвоим же уроки, преподанные нам столь горьким опытом. Удвоим усилия и будем бороться сообща, сколько хватит сил и жизни. [324]

Что любопытно в этом тексте, кроме лживой «решимости уничтожить Гитлера»? Читайте чутко: ни разу не упомянуты СССР, советская власть, Сталин — лишь Россия и русский народ. Текущая политическая реальность для Черчилля будто не существует.

Что это значит? Ответ один: премьер знал о планах переворота в СССР! Потому молчал о Сталине и прочих реалиях; через несколько дней блицкриг и пятая колонна должны были эти реалии смести. Но не буду забегать вперед…

Как думаете, когда бритты стали нашими союзниками? Тотчас после этой речи?

Ага…

Спустя месяц, в конце июля, мы подписали с англичанами… союз? Ничего подобного — всего лишь Декларацию о незаключении сепаратного мира с Германией. Союзный договор появился через год, в мае 1942-го! А с Америкой союз заключен еще позже, в июне 42-го.

Целый год мы отбивали агрессию всей Европы в одиночку, даже без символических союзников.

— А ленд-лиз?! — возмущенно спросит читатель.

— О нем позже.

А вот еще одна международная новость.

24 июня газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала слова американского сенатора Гарри Трумэна: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше».

Трумэн — да, это тот самый, который стал следующим после Рузвельта президентом и провел первую в истории (надеюсь, последнюю) атомную бомбардировку мирных городов. Искренний был хищник, не прикидывался «миротворцем». Вот и ляпнул вслух то, о чем другие англосаксы лишь думали.

«Пусть они убивают как можно больше».

Запомните эти слова. Они многое объясняют в действиях банкирской элиты.

— Но и Сталин говорил то же самое! — воскликнет читатель. — Вот, ты сам цитировал: «В интересах СССР, чтобы война разразилась между рейхом и англо-французским блоком»!

Верно. А теперь смотрим различия.

1) Сталин сказал это на закрытом заседании, а Трумэн — для печати. Сравните уровни цинизма.

2) Главное: англосаксы войну и развязали. Мы же хотели лишь избежать вражеского вторжения — и потому надеялись, что агрессоры передерутся между собой.

Чуете разницу?

Итак, пока всё шло в точности по «Барбароссе». Но тут снова всплывает вопрос: что это за нелепый план?! Почему победу в нем означал выход на линию Архангельск — Астрахань?? С чего немцы взяли, что, сохранив половину европейской территории и громадную Сибирь (включая уральские заводы), Сталин сдастся??

Эту загадку мы обсудим позже.

А пока — вопрос не менее острый: почему немцы смогли так легко громить нас в первые месяцы? (Скоро мы увидим, что два эти вопроса тесно смыкаются.)

 

Драпали и сдавались?

Поставьте себя на место тогдашнего бойца.

Вы двадцатилетний пацан, которого призвали в армию. На уме — девочки, профессия будущая, сослуживцу отомстить за щелбан в столовке… И вдруг бац — на тебя танки прут! Надо погибать за Родину. Вот прямо сейчас.

Вы готовы?!

Ой, вряд ли… Нужна полная перестройка мироощущения.

И в первые дни нередко случалось описанное К. Рокоссовским, чей корпус 22 июня двигался к границе:

«Дорога пролегала через массив буйно разросшихся хлебов, достигавших роста человека. То в одном, то в другом месте, в гуще хлебов, стали появляться в одиночку, а иногда и группами странно одетые люди, которые при виде нас быстро скрывались. Одни были в белье, другие — в нательных рубашках и брюках военного образца или в сильно поношенной крестьянской одежде и рваных соломенных шляпах. Я приказал выловить скрывавшихся.

Это были так называемые „выходцы из окружения“, принадлежавшие к различным воинским частям. Их маскарад объяснялся просто. Те, кто сумел обменять у местного населения обмундирование на штатскую одежду, облачились в нее; кому это не удалось, остались в одном нательном белье. Страх одолел здравый смысл, так как примитивная хитрость не спасала от плена, ведь белье имело на себе воинские метки. Впоследствии мы видели трупы расстрелянных именно в таком виде — в белье.

Воспевая подвиги войск, частей и отдельных лиц в боях с врагом, носившие массовый характер, нельзя обойти молчанием и имевшиеся случаи паники, дезертирства с поля боя и в пути следования к фронту, членовредительства и даже самоубийств. Весьма характерен случай самоубийства офицера одного из полков 20-й танковой дивизии. Вот слова его посмертной записки: „Чувство страха, что я могу не устоять в бою, вынудило меня к самоубийству“.

Нанесенный врагом неожиданный удар ошеломил наши войска. Даже целые части, попавшие под удар небольшой группы вражеских танков и авиации, подвергались панике… Чтобы вывести их из этого состояния, потребовалось длительное время» [325].

Цифры печальны.

С 22 июня по 10 октября было задержано 657 364 дезертиров. [326] За первые полгода войны попало в плен, осталось за линией фронта и пропало без вести 2 335 000 человек. [327] Погибло тогда же 556 000 бойцов [328] — т. е. на одного погибшего четверо сдались или «исчезли». Для сравнения, в 1943-м соотношение погибших и плененных стало 5: 1.

Стойкие армии всегда теряют убитыми больше, чем пленными. Надо объяснять, почему?

А теперь сравним с цивилизованной Европой.

В 1941 году Красная Армия теряла пленными, по разным оценкам, 390–650 тысяч человек в месяц. Много? Да.

Однако польских солдат за 20 дней боев в сентябре 1939-го сдалось 875 тысяч. А французов в 1940 году за месяц было пленено более полутора миллионов! [329] Драпали и сдавались они несравненно охотнее, чем наши!

И вернемся к соотношению убитые/пленные. У поляков оно было 1: 6. У французов — 1: 13. У нас в 1941-м — 1: 4. Так что даже в первые катастрофические месяцы мы воевали несравненно лучше европейцев.

Вот примеры.

Кроме крепости, в Бресте внезапно для немцев оборонялся железнодорожный вокзал. Утром 22-го оттуда собрались уезжать несколько десятков солдат-отпускников. Начальник милиции вокзала вскрыл оружейную комнату и роздал стволы бойцам. Они держали оборону более восьми дней. [330]

Послушаем врагов. Вспоминает немецкий генерал Г. Блюментрит: «Поведение русских войск резко отличалось от поведения поляков и западных союзников. Даже в окружении русские продолжали упорные бои» [331].

Дневник начальника генштаба сухопутных войск Ф. Гальдера:

«29 июня 1941: Русские всюду сражаются до последнего человека. При захвате артиллерийских батарей и т. п. в плен сдаются лишь немногие. Часть русских сражается, пока их не убьют, другие бегут, сбрасывают обмундирование и пытаются выйти из окружения под видом крестьян».

«1 июля: Противник отходит с исключительно упорными боями, цепляясь за каждый рубеж».

«7 июля: В районе Днепра перед Оршей значительные силы противника сдерживают наступление 2-й танковой группы. 22-я пехотная дивизия понесла тяжелые потери в результате танковых контратак противника».

«12 июля: Танковая группа Гота отражает в районе Витебска контратаки противника с севера и востока. На правом фланге противник продолжает оказывать упорное сопротивление».

13 июля командующий 3-й танковой группой Г. Гот написал: «Русский солдат борется не из страха, а из убеждения. Он против возвращения царского режима. Борется против фашизма, уничтожающего достижения русской революции» [332].

Идеологические причины (они же духовно-нравственные) поначалу нам не только помогали, но и мешали. Красноармеец 34-й танковой бригады Орехов заявил в 1939-м, перед польским походом: «Я не могу воевать. Как я буду колоть хотя бы немца, когда он такой же рабочий, как и я?» [333]

Летом 1941-го советские люди тоже не могли понять, как можно стрелять в немца: ведь все люди — братья! Русский характер таков: нам легче погибнуть, чем другого загубить.

А вот когда у тебя убили друга, когда ты увидел сожженную деревню и город разбомбленный — тут всё изменилось. Мы поняли: это НЕ ЛЮДИ. Отдельно взятого немца можно и пощадить, но в массе они — саранча. Если не отобьемся, они пожрут всё, что нам дорого.

* * *

Теперь об «отдельно взятых немцах».

За всю войну мы пленили их 2 389 560 (376 генералов, 69 469 офицеров, 2 319 715 унтер-офицеров и солдат). 356 678 из них умерли в плену, 2 032 873 вернулись домой, участь 9 человек неизвестна. То есть смертность немецких пленных в СССР — 14,9 %. Много, не спорю.

Но давайте сравним.

По немецким данным, из 5,75 миллионов советских военнопленных умерли от голода, болезней и издевательств 3,3 миллиона. [334] Смертность — 57,3 %.

Кто гуманнее относился к пленным: «культурные европейцы» или «русские варвары»? А?!

Кроме того, по нашим данным, в плен попало меньше — 4,059 миллиона. [335] Значит, процент смертности ещё выше!

— Да советские пленные гибли только потому, что Сталин не подписал Женевскую конвенцию! — повторит мне кто-то заезженный миф.

А на самом деле?

25 августа 1931-го СССР присоединился к Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных. [336] Под этот документ попадали бойцы, плененные уже ранеными (скажем, при захвате госпиталя).

Судьбу здоровых пленных определяла вторая Женевская конвенция — о военнопленных вообще. Вот к ней наша страна и правда не присоединилась. Почему?

А вот почему. 19 марта 1931 года мы приняли собственное «Положение о военнопленных». От Женевской конвенции оно кое-чем отличалось. В нашем:

— не было льгот для офицеров,

— пленные не эксплуатирующих классов имели политические права,

— пленные одной национальности могли помещаться вместе,

— запрещалось носить знаки различия,

— запрещалось денщичество,

— жалованье полагалось не только офицерам, но и всем военнопленным,

— пленные могли привлекаться к работам лишь с их согласия и в соответствии с общими законами об охране и условиях труда. Зарплата им должна была выдаваться не ниже существующей в данной местности для соответствующей категории трудящихся. [337]

Иными словами, Женевская конвенция не устроила нас потому, что была слишком жесткой и недемократичной!

Однако война началась, и мы узнали, как скотски истязают агрессоры наших пленных. Уже 17 июля 1941 года Наркомат иностранных дел СССР попросил Швецию сообщить Германии, что СССР признает Гаагскую конвенцию о военнопленных и готов выполнять ее на основах взаимности. Ответа не последовало.

А теперь главное.

Вот статья 82 Женевской конвенции: «Положения настоящей конвенции должны соблюдаться высокими договаривающимися сторонами при всех обстоятельствах. Если одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших» [338].

Понятно? Германия обязана была соблюдать конвенцию в отношении наших пленных В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ — подписал ее Сталин или нет!

 

Причины разгрома

Итак, мы установили, что драпали далеко не все — многие дрались героически. Но почему же тогда наших били?! Ведь вот соотношение сил у западной границы к 22 июня 1941-го: [339]

В живой силе мы уступали. Но далеко не троекратно. Как немцам удалось сломить оборону?!

Люди — ладно, но массой оружия мы должны были их просто задавить! Во всем ведь превосходили, а танками — аж четырехкратно!

Однако современной техники у немцев было больше. Новейшие образцы мы разработали, но не успели внедрить в войска.

Почему?

Дело в том, что тогда постоянно создавались новые конструкции, а прежние старели. Скажем, разработанный в 1933-м истребитель И-16 к 1940-му уже не выдерживал конкуренции.

Вообще, это очень странно. Обычно оружие стареет медленнее; нынешние армии спокойно пользуются техникой 10 — 20-летней давности, — но в 1930-е произошел бешеный рывок. Сравните танки и самолеты Первой — и Второй мировых! Разница как между луком и ружьем.

И-16

Вышла такая беда: полки оснащались новым оружием, даже не успевали его толком освоить — и появлялись улучшенные образцы. Старые выбрасывать дорого и жалко, но вероятный противник обгоняет… Однако, пока снабдишь части новым образцом, подоспеет следующий! Такая вот вечная беготня.

То есть: Запад навязал нам гонку вооружений. У банкиров-то денег заведомо больше, чем у честной трудовой страны! А мы уже знаем, что вся мощь англосаксонской науки и промышленности работала на Гитлера. Потому он опережал.

Впрочем, и с новейшей нашей техникой не все было лучезарно. Осенью 1940-го испытали танк Т-34, вот выводы:

«Танк не удовлетворяет современным требованиям по следующим причинам:

а) огневая мощь не может использоваться полностью вследствие непригодности приборов наблюдения, дефектов вооружения и оптики, тесноты боевого отделения и неудобства пользования боеукладкой;

б) динамическая характеристика подобрана неудачно, что снижает скоростные показатели и проходимость;

в) тактическое использование танка в отрыве от ремонтных баз невозможно вследствие ненадежности основных узлов — главного фрикциона и ходовой части» [340].

Спустя год подвели итоги первых двух месяцев войны. Выявились такие недостатки:

По танку КВ

а) при попадании снаряда и крупнокалиберных пуль происходит заклинивание башни;

б) дизель имеет малый запас мощности, вследствие чего мотор перегружается;

в) главный и бортовой фрикционы выходят из строя.

По танку Т-34

а) броня с дистанции 300–400 м пробивается 37-мм бронебойным снарядом. Отвесные листы бортов пробиваются 20-мм бронебойным снарядом. При преодолении рвов вследствие низкой установки машины зарываются носом, сцепление с грунтом недостаточное из-за относительной гладкости траков;

б) при прямом попадании снаряда проваливается передний люк водителя;

в) гусеница слабая — берет любой снаряд;

г) главный и бортовой фрикционы выходят из строя. [341] Т-34 стал одним из лучших в мире танков лишь после долгих доработок…

Т-34

А вот что пилоты говорили о новых истребителях МиГ-1 и МиГ-3: «Самолет на пилотаже требует большого внимания, т. к. при малейших нескоординированных действиях срывается в штопор. На посадке не терпит даже малейших ошибок. Среднему летчику овладеть техникой пилотирования на МиГ-1 — МиГ-3 трудно и не без риска для жизни». «При пристрелке большинство пулеметов по различным заводским дефектам совершенно не стреляли». «Пулеметы не стреляют или дают сплошные задержки» [342].

— Немецкая техника тоже не была идеальной, — возразит знаток.

Верно.

Немцы напали на нас с устаревшими танками Pz. II и Pz. III; более совершенных Pz. IV не хватало, а «тигры» появились лишь в 1942-м. Пикирующий бомбардировщик Ю-87 («штука») вообще шасси не убирал, что гробило аэродинамику.

Но англосаксы обеспечили немцам в 1939–1941 годах масштабные учения в условиях, максимально близких к боевым (Европа ведь сопротивлялась символически). И вермахт научился четко координировать действия родов войск — благодаря радиосвязи и продуманной логистике. Скажем, в трудные для наземных частей моменты вовремя прилетали эти самые «штуки» и накрывали противника бомбами. Мы это освоили далеко не сразу.

— Отговорки! — скажете вы. — Все равно техники у немцев было меньше, чем у нас! С чего они побеждали-то?

Многое тут сплелось…

Историк А. Исаев считает, что «главная причина поражений 1941 года — разорванность РККА на три эшелона без оперативной связи друг с другом. Над каждым из эшелонов (войска у границы, выдвигающиеся к границе „глубинные“ дивизии округов и второй стратегический эшелон) немцы имели численное превосходство. И каждый из эшелонов имел плотность построения, не пригодную ни для обороны, ни для наступления.

Вермахт поочередно перемалывал эти три „забора“ на своем пути. То есть сначала войска у границы, потом, пройдя 200–300 км, „глубинные“ дивизии округов, потом второй стратегический эшелон на рубеже Западной Двины и Днепра. Каждый из эшелонов в силу расстояния в несколько сотен километров от других эшелонов ничем помочь им не мог, как и не могли помочь дивизии ВСЭ „глубинным“ дивизиям особых округов, а „глубинные“ дивизии, в свою очередь, ничем не могли помочь избиваемым у границы войскам „армий прикрытия“. Научно это называется „упреждение в развертывании“, по такому же механизму происходил разгром Польши в 1939 г.». [343]

Почти то же пишет историк М. Гареев: «Приграничные военные округа должны иметь тщательно разработанные планы оборонительных операций. Если бы такие планы были, то по-другому располагались бы группировки сил и средств, по-иному строилось бы управление и осуществлялось эшелонирование материальных запасов и других мобилизационных ресурсов.

Готовность к отражению агрессии требовала также, чтобы операции были подготовлены в материально-техническом и инженерном отношениях, были освоены командирами и штабами. Очевидно, что в случае внезапного нападения не остается времени на подготовку таких операций. Но этого не было сделано в приграничных военных округах» [344].

Изложу своими словами.

Войск-то у нас на западе хватало, но их поставили в три линии, разделенные сотнями километров. Да и линии были не сплошными, дивизии кучковались врозь. И оборонительную стратегию не разработали.

Что вышло в итоге? Удар четырех с половиной миллионов немцев 22 июня приняли не три миллиона наших, а втрое меньше. Вот вам уже более чем трехкратный перевес! Вдобавок боеприпасы и ГСМ зачастую хранили вдали от войск, так что наши многочисленные танки превратились в железки бесполезные.

Но вот КТО и ПОЧЕМУ допустил такие чудовищные ошибки?

Отвечу позже…

Кроме ошибок, есть и объективные причины. Вдоль границы наши войска растянулись более-менее равномерной ниткой. А немцы-то прорывались не сплошь, а ударными группами! И на острие прорыва их перевес становился многократным.

Это, кстати, вообще беда обороны при длинном фронте: никогда не знаешь, где ударят, — и приходится защищать всю линию, распыляя силы. Разведка, конечно, выясняет планы противника, но редко удачно…

— Хорошо, — скажете вы. — Немцы прорвались в нескольких местах — но ведь меж клиньями остались наши! Они могли ударить врагу по флангам и отрезать их прорвавшиеся части!

Могли. И кое-где это делали.

Но в том и суть блицкрига, чтоб обороняющихся не выбивать физически, а дробить и окружать. Часть прорвавшихся сил вермахт пускал на окружение наших войск; так ослаблялся главный удар, но оно того стоило. Ведь окруженные резко слабеют: и снабжение теряют, и оптимизм. Потому либо отсиживаются тихонько, либо сдаются, в лучшем случае прорываются к своим. Но бить врага по флангам они практически неспособны.

Некоторые видят причину поражений также в этом:

— Не хватало автоматов и противотанковых ружей!

Это не так.

Тогдашние автоматы стреляли слабым пистолетным патроном, фактически — лишь на сотню метров и с плохой прицельностью. Немцы этот недостаток тоже прекрасно видели, и МП-40 (так называемый «шмайссер») имели, в основном, тыловики. Реальные бойцы вермахта вооружались винтовками, как и у нас.

Трехлинейка Мосина, понятно, уже устарела, и к началу войны главным оружием нашей пехоты стала самозарядная винтовка СВТ-40. Но затем ее вытеснил автомат ППШ, имевший единственное, но важное в тотальной войне преимущество: дешевизну. Ну и простоту изготовления. [345]

Так что не хватало не автоматов, а винтовок СВТ — потому что основную их массу потеряли в первые месяцы.

А противотанковое ружье — штука слишком громоздкая, слабая и узкоспециализированная. 45-мм пушки («сорокапятки») и с танками справлялись успешнее, и пехоту могли косить осколочными снарядами. Этих пушек, в целом, хватало.

Так что принципиальных ошибок в вооружении РККА к 1941 году не было. Имелись лишь недостатки конструкции и количества новых образцов.

Еще некоторые заявляют:

— Громили нас потому, что тупой Буденный сохранил кавалерию и тормозил развитие механизированных войск!

Нет.

Во-первых, ничего он не тормозил. Танков мы имели множество; а почему они устарели, я уже писал.

Во-вторых, слушаем реального конника. Вспоминает лейтенант И. Якушин, командир противотанкового (!) взвода 24-го гвардейского кавалерийского полка:

«Как действовала кавалерия в Отечественную войну? Лошадей использовали как средство передвижения. Были и бои в конном строю — сабельные атаки, но это редко. Если противник сильный, и на коне с ним не справиться, то дается команда спешиться, коноводы забирают коней и уходят. А конники работают как пехота. Каждый коновод забирал лошадей пять и отводил в безопасное место.

Тачанки тоже использовались как средство передвижения. Как завязался бой, так пулемет с тачанки снимают, тачанка уходит, а пулемет остается» [346].

Так гласили и уставы. Лошади в бою участвовали крайне редко, на них бойцы быстро перемещались к нужному участку — а затем воевали как пехотинцы.

Кстати, так же действовала и моторизованная пехота. Грузовики лишь привозили ее на фронт, а дальше как всегда: окопы, винтовка, пулемет… Так что кавалерия, по сути, лишь восполняла недостаток автотранспорта. Кроме того, лошади не нуждаются в подвозе горючего и не вязнут в грязи — что не раз помогало осуществлять глубокие прорывы.

Не забываем, что много конников служило и в вермахте. Имелись даже кавалерийские дивизии СС! [347]

 

Невзлетевшие летчики

В современной войне крайне важно достичь господства в воздухе. И немцам это удалось почти всюду, причем множество наших самолетов они сожгли на аэродромах, не дали взлететь. Как это вышло?

Говорят, наши тупо проспали. Случалось и такое, не спорю. Однако немцы долбали аэродромы весь день, налетая второй, третий, пятый раз… Тут уж никто не спал! Почему врагу это удавалось?

А потому, что большинство летных частей попросту не имело запасных аэродромов, а основные враг давно разведал. [348] И бомбил их снова и снова.

Почему не было запасных? Спросите у «невинно пострадавшего» Рычагова.

Кроме того, читайте:

Приказ наркома обороны № 0367

21 декабря 1940 г.

Приказом НКО 1939 г. № 0145 требовалась обязательная маскировка аэродромов. Главное управление ВВС Красной Армии должно было провести эти мероприятия на всей аэродромной сети. Однако ни один из округов этот приказ не выполнил.

Без тщательной маскировки, создания ложных аэродромов и маскировки всей материальной части немыслима боевая работа авиации.

Приказываю:

Все аэродромы засеять применительно к местности путём подбора соответствующих трав. Имитировать поля, луга, огороды, ямы, рвы, канавы, дороги, с тем чтобы полностью слить фон аэродрома с фоном окружающей местности.

К 1 июля 1941 г. закончить маскировку всех аэродромов, расположенных в 500-км полосе от границы.

С. Тимошенко [349]

Итак, с 1939 года (!) нарком требовал маскировать — но не вняли. Кто саботировал приказ? Кто подставил самолеты под истребление?

Командующий ВВС П. Рычагов. И другой «невинно репрессированный»: генерал-инспектор ВВС Я. Смушкевич.

Мало того! Как раз весной 1941-го в Белоруссии затеяли массовое строительство бетонных взлетно-посадочных полос. Нет, дело нужное: грунтовые от дождей раскисают. Но почему одновременно — и точно на момент вторжения?!

«Несмотря на предупреждения о том, чтобы ВПП строить не сразу на всех аэродромах, все же 60 ВПП начали строиться сразу. При этом сроки не выдерживались, много стройматериалов было нагромождено на летных полях, вследствие чего аэродромы были выведены из строя. В результате в первые дни войны маневрирование авиации было очень сужено, и части оказывались под ударом противника» [350].

Запомним: в ЗапОВО какое-то военное начальство особенно активно подрывало оборону.

Впрочем, далеко не всю нашу авиацию удалось разгромить (как порой утверждают). Вечером 22 июня немцы жаловались: «На путях движения 1-й и 6-й танковых дивизий южнее Луги сохраняется господство противника в воздухе. Вражеские штурмовики охотятся за отдельными машинами и солдатами. Ранен командир 1-й танковой дивизии» [351].

А вот что произошло 28 июня в районе украинского городка Острог.

«Начавшийся среди ночи дождь давал надежду, что сегодня уменьшится воздушная деятельность русских. Не тут-то было. На рассвете дождь кончился, и сразу появились советские самолеты, которые непрерывно атаковали части 11-й танковой дивизии. Чтоб избежать длительного обстрела с воздуха, танковые экипажи рыли канавы, по которым потом проезжали их хорошо закамуфлированные танки. Советский противник, по меньшей мере здесь, имел абсолютное господство в воздухе» [352].

В те же первые дни, 26 июня, знаменитый «огненный таран» механизированной колонны совершил экипаж подбитого бомбардировщика ДБ-3ф в составе: Н. Гастелло, А. Бурденюк, Г. Скоробогатый и А. Калинин. Могли выпрыгнуть с парашютом или сесть — но предпочли нанести урон врагу ценой своих жизней!

А вот факт почти забытый: в августе группа полковника Е. Преображенского на бомбардировщиках того же типа несколько раз бомбила… Берлин! Взлетали они с острова Эзель в Балтийском море, так что немцы поспешили этот остров отбить.

Наши бомбили Берлин в августе 1941-го!

У наземных частей тоже не было «беспорядочного драпа», как нам порой внушают. Во многих местах мы грамотно защищались, контратаковали, кое-где достигали тактических успехов.

В начале июля пришлось отступить до старой границы, к «линии Сталина». Штурмуя один из ее участков, Полоцкий УР, немцы признали: «Командование противника демонстрировало совершенно иные качества, нежели ранее. Оно было энергичным, деятельным и целеустремленным, в высшей степени умелым как в обороне, так и в непрерывных контратаках» [353].

— Но ведь была же катастрофа 41-го! Немцы всюду побеждали! — скажете вы.

Да, так казалось.

Но на самом деле к сентябрю рейх проиграл войну. Потому что блицкриг сорвался, мы оказались несравненно крепче, чем ожидал враг. А к затяжной войне Германия была не готова, даже при поддержке всей Европы.

Потому что не на тех напала…

— И все-таки: почему нас били? — въедливо надавит читатель. — Ты всё никак не можешь ответить!

Да тема очень многослойная, ребята… Много причин переплелось. Разберем одну из них.

 

Внезапность?

Было ли вторжение неожиданным?

Привычный ответ: конечно! Версию внезапности Кремль предложил уже в начале войны, чтоб как-то объяснить народу успехи вермахта… Но ситуация сложнее.

Сейчас бытуют три варианта:

1. Глупый Сталин доверился Гитлеру и вообще не ждал войны.

2. Он ждал вторжения летом 1941-го, но без точной даты.

3. Сталин знал и дату, то есть внезапности не было вовсе.

Первый вариант даже нелепо рассматривать: это чушь. И дальше это станет очевидным.

Второе гораздо вероятнее.

Прежде всего: Сталин уже в конце 1940-го знал о неизбежности вторжения. 18 ноября он сказал на Политбюро: «Гитлер ведет двойную игру. Готовя агрессию против СССР, он старается выиграть время. Гитлер постоянно твердит о своем миролюбии, но главным принципом его политики является вероломство. Он был связан договорами с Австрией, Польшей, Чехословакией, Бельгией и Голландией. И ни одному из них не придал значения. Такую же участь готовит Гитлер и договору с нами» [354].

Может, наивный Сталин поверил фюреру позже? Ничуть.

Вот его слова от 24 мая 1941-го: «Обстановка обостряется с каждым днем, и очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны Германии. От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать, тем более что нападение готовится при прямой поддержке монополистов США и Англии».

Да! Роль англосаксов он тоже отлично понимал!

Дальше он добавил: «Англо-американская агентура делает все, чтобы как можно скорее бросить Германию на Советский Союз. Суть этой политики понять несложно. Стравить в военном конфликте Германию и Советский Союз, чтобы самим стоять в стороне и, как это свойственно англичанам, загребать жар чужими руками. Они надеются безраздельно господствовать в мире после взаимного истребления Германией и Советским Союзом друг друга» [355].

Итак, Сталин многократно говорил о неизбежности немецкого вторжения. Но, может, всё ограничилось словами, без реальной подготовки?

Слушаем компетентного врага. Вот дневник Ф. Гальдера от 24 июня 1941-го: «Наличие многочисленных запасов в пограничной полосе указывает на то, что русские планировали ведение упорной обороны и для этого создали здесь базы снабжения».

Вывод однозначен: Сталин нападения немцев ждал и к нему готовился. Но вот знал ли он точные сроки?

И да и нет.

Некоторые твердят:

— Разведка уже в 1940-м дала Сталину полную информацию о «Барбароссе», а он не верил!!!

Это не так.

Да, есть данные, что американцы узнали о «Барбароссе» в январе 1941-го, а в марте передали эти сведения советскому послу К. Уманскому. [356] (Заметьте: будущие «союзнички» тянули ТРИ МЕСЯЦА!) Наши агенты вроде как еще раньше узнали, что Гитлер в принципе собирается напасть. Но ни сроков, ни деталей плана разведка не добыла.

И вот 20 марта 1941-го начальник Разведуправления доложил Сталину:

«1. Считаю наиболее возможным сроком начала действий против СССР момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи о неизбежности весной этого года войны против СССР необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки» [357].

Итак, мы вполне обоснованно думали, что рейх сперва должен разобраться с Британией, чтоб не воевать на два фронта. Взаимные англо-немецкие бомбежки продолжались, так что нападение на СССР казалось невозможным.

Но это не всё.

Донесения разведки были крайне противоречивы. Например, сообщалось, что нападению будет предшествовать ультиматум и кризис наподобие судетского. Это логично. С Польшей у рейха имелся конфликт из-за Данцига, с Францией — из-за Эльзаса и Лотарингии; но с нами — ничего подобного! Ни спорных земель, ни столкновения интересов! Должен же быть у войны хоть какой-то повод?!

Далее. Разведка знала: немцы не готовятся к зимней войне. Не шьют теплую форму, не разрабатывают морозостойкую смазку для моторов… Но Сталину было ясно, что Союз за пару месяцев не разгромить. Ход мысли был такой: это ясно нам — значит, ясно и немцам; к зимней кампании они не готовятся — следовательно, не собираются нападать. (Победить за пару месяцев они рассчитывали — но по другой причине, о которой Сталин, видимо, еще не догадывался…)

— Зорге назвал точную дату!! — крикнет скептик в последней надежде. Но надежду эту я у него отберу.

Во-первых, разведка сообщила полтора десятка дат нападения разной степени точности: весна, 15 апреля, конец апреля, 1 мая, 15 мая, 1 июня, середина июня, 15 июня… Поставьте себя на место Сталина: минуло первое мая, затем пятнадцатое, войны нет… С какой стати верить другим датам??

Во-вторых, и сам Зорге назвал несколько разных дат. К тому же есть информация, что о 22 июня он НЕ сообщал, это хрущевская фальшивка… [358]

Еще.

Весной в Африке началось триумфальное наступление Роммеля, немцы шли к нефти Ближнего Востока. В Ираке произошел прогерманский переворот. Можно было и дальше гнать британцев из региона, колонии делить заново — дело для немцев заманчивое. Хоть вожди рейха и были марионетками Лондона, но пытались набрать вес, чтобы разговаривать со своими хозяевами на равных.

Зачем идти в Россию, когда так удачно складывается на юге? Логики нет.

И тут я соглашусь с историком К. Назаренко: «Хороший шахматист может предугадать ходы противника — но не может предугадать его ошибки» [359]. Нападение на нас было роковой ошибкой Гитлера. Как его просчитаешь — когда оно поперек здравого смысла?

Кроме того, немцы изо всех сил скрывали подготовку войны. Вот их документ от 12 мая 1941 года:

«1. Вторая фаза дезинформации начинается с введением максимально плотного графика движения эшелонов 22 мая. В этот момент усилия высших штабов должны быть направлены на то, чтобы представить сосредоточение сил к операции „Барбаросса“ как широко задуманный маневр с целью ввести в заблуждение противника. По этой же причине необходимо энергично продолжать подготовку к нападению на Англию.

2. Все наши усилия окажутся напрасными, если немецкие войска узнают о предстоящем нападении и распространят эти сведения по стране» [360].

Бойцам вермахта твердили, что они у русской границы отдыхают перед «Морским львом» или перед походом на Ближний Восток; звучало это убедительно. Ведь берег Ла-Манша оцеплялся, там демонстративно строились десантные корабли и ложные ракетные батареи, войскам раздавали карты Британии.

Но обмануть нас не удалось!

15 мая началась скрытая мобилизация РККА — под названием «большие учебные сборы» (БУС). Призвали 800 тысяч резервистов, войска выросли до 5 200 000 человек. Норма мирного времени тогда была 2 000 000, военного — 10 100 000, так что получилось ни то ни се.

— А чего не провели полноценную мобилизацию до десяти миллионов? — спросите вы.

Тут причин несколько.

Во-первых, мобилизация без войны гробит экономику. Надо вырвать из народного хозяйства не только множество молодых здоровых мужиков, но и треть автомобилей, 20 % лошадей, половину школьных зданий под госпитали…

Во-вторых, «мобилизация — это война», как четко сформулировал маршал Б. Шапошников в книге «Мозг армии» (1927). Это слишком масштабная перекройка хозяйства; полностью отмобилизованную армию гораздо дешевле бросить в бой, чем распускать. И потому она явно угрожает соседям, они напрягутся и примут встречные меры. Если проведена мобилизация, война становится неизбежной.

Еще вправлял мозги пример Франции. Она в сентябре 1939-го мобилизовала армию, но та прокисла в «странную войну» и оказалась неспособной защищаться. Да, французы сдались нарочно — однако огромное бездействующее войско разлагается, это факт.

Так что всеобщая мобилизация либо спровоцировала бы немецкое вторжение (которое Сталин надеялся оттянуть максимально), либо армия долго торчала бы без толку и потеряла боеспособность. Куда ни кинь — все клин.

По сути, мы были полностью готовы к войне, насколько позволяли условия.

Итак, точной даты вторжения Сталин очень долго не знал.

Однако ее никто не мог знать вплоть до 10 июня! Потому что лишь в этот день ее утвердил начальник генштаба сухопутных войск Ф. Гальдер. [361]

И вот тут разведка сработала отлично: 12 июня Сталин эту информацию получил. [362]

И ответил неожиданно, парадоксально.

13 июня московское радио на весь мир передало сообщение ТАСС. Тогда же его текст официально вручили Шуленбургу и Черчиллю [363] (это важно!). На другой день его напечатали советские газеты.

Сообщение ТАСС

В английской [173] и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией». ТАСС заявляет, что:

1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий;

2) по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего слухи о намерениях Германии напасть на СССР лишены всякой почвы. Переброска германских войск в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям;

3) СССР соблюдал и намерен соблюдать условия пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными;

4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии имеют своей целью обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепо. [364]

— Стоп! — крикнете вы. — Вот же прямое доказательство, что Сталин нападение ушами прохлопал!

Я отвечу:

— Нет. Я ведь сказал: 12-го вождь узнал точную дату.

Тут вас берет оторопь:

— Но тогда вообще ерунда получается… Зачем это дурацкое сообщение?!

А вот зачем. Геббельс 15 июня записал в дневнике: «Сталин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждений, что ничего не происходит, снять с себя обвинение в развязывании войны» [365].

Вот именно!

Сообщение ТАСС загнало Гитлера в угол. Он имел четыре варианта действий:

1) отменить вторжение;

2) тоже всему миру заявить: русские врут, войну я готовлю; я гнусный агрессор;

3) официально поддержать сообщение: мол, мир-дружба — и тогда в начале войны все увидят его вероломство;

4) промолчать. Но молчание — знак согласия, то есть тоже вариант 3.

Гитлер смолчал, а значит, поддержал мирное заявление СССР. И 22 июня всему миру стало очевидно, что он — вероломный агрессор.

Сообщение ТАСС — начало многоходовки Сталина. Как гроссмейстер, он Гитлера переиграл. Вот вся цепочка:

— наше мирное заявление,

— молчание Гитлера в ответ,

— его вероломное нападение,

— общественное мнение мира поддерживает нас,

— мы обретаем союзников.

Конечно, Сталин не ждал реальной помощи англосаксов. Их цель осталась прежней: сокрушение России и Германии, подъем доллара. Однако мир не черно-белый, в нем много нюансов. Финансовые элиты вынуждены обманывать свой народ, чтоб не выглядеть кончеными упырями; потому открыто поддержать агрессора не могли.

Союз с ними (даже формальный) был нам выгоднее, чем нейтралитет или вражда. Сталин многоходовкой и общественное мнение Запада склонил в свою пользу, и ленд-лиз нам хоть немного, да помог.

И еще одно.

Мы рисковали заполучить во враги не только рейх, но и Америку! В апреле 1941 года конгресс США решил поддержать СССР, если он подвергнется нападению. Но если он нападет первым, то следует объявить ему войну. [366]

Нет, Штаты не хотели победы Германии и помогать ей активно бы не стали. Но все равно это означало бы лишние миллионы погибших наших людей…

Сообщение ТАСС спасло миллионы жизней!

Вам мало?!

Некоторые «историки» заявляют, якобы оно расслабило армию: мол, войны не будет. Так ли это? Слушаем маршала Василевского:

«Это сообщение нередко толкуется вкривь и вкось. Говорится, что оно сыграло чуть ли не роковую роль в неудачном начале войны, так как дезориентировало страну. Слов нет, оно вызвало в первый момент у нас, работников Оперативного управления, некоторое удивление. Но за ним не последовало пересмотра прежних решений о боевой готовности, и мы пришли к выводу, что это дипломатическая акция нашего правительства. К тому же Н. Ф. Ватутин уже к концу дня разъяснил, что целью сообщения являлась проверка истинных намерений гитлеровцев. Поэтому считаю неправильным представлять сообщение ТАСС как документ, который якобы успокоил и чуть ли не демобилизовал нас» [367].

Вопросы есть?

— Есть! — слышу ваш голос. — А зачем Сталин велел не поддаваться на провокации? Он же запретил войскам стрелять и подставил их под избиение!

Я пожму плечами:

— Простите, я думал — вы догадливее… Как зачем? Для того же! Немцы-то тоже стремились свалить вину на нас и получить поддержку Штатов! Потому и провоцировали всячески, чтоб какой-нибудь наш солдатик не сдержался и дал повод объявить СССР агрессором. Этого нельзя было допустить!

Повторяю: война была неизбежна, но следовало исключить любую возможность объявить нас агрессорами.

— Ага, значит, и наши, и немцы хотели свалить вину друг на друга, — ехидно вставит знаток. — В чем тогда разница?

— А разница в том, что немцы собирались напасть, а мы — нет.

— Как это «нет»?! Да кровавый Сталин готовился…

— Ша! — прерву я вежливо, но строго. — Об этом ниже. Пока речь о другом.

Например, о том, что на самом деле приказ звучал так: «Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар» [368].

Где здесь «запрет стрелять»?!

Это приказ командирам на местах мозги включить — и действовать адекватно ситуации. Различить, где нас провоцируют, а где реально нападают.

И большинство мозги действительно включило. Провалы обороны вызваны совсем другими причинами, речь о них еще пойдет.

* * *

Но немцы не знали, что нам известны их планы вплоть до даты, — и пытались нас снова обмануть. 13 же июня главная нацистская газета «Фёлькишер беобахтер» тиснула статью «Пример Крита», где намекалось, что готовится десантная операция против Англии. Эту газету затем гестаповцы эффектно изъяли из киосков — дескать, ненароком правда вырвалась.

Трюк не сработал.

Начну с того, что уже 14 мая нарком обороны СССР приказал досрочно выпустить курсантов военных училищ и слушателей военных академий последних курсов и немедленно отправить их в войска.

Дальше слово свидетелям.

Генерал-полковник П. П. Полубояров (ПрибОВО): «16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединений в боевую готовность. 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы».

Генерал-майор И. И. Фадеев (командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии, ПрибОВО): «19 июня было получено распоряжение о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли дзоты и огневые позиции артиллерии. С рассветом командиры полков, батальонов и рот на местности уточнили боевые задачи и довели их до командиров взводов и отделений.

В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности».

Генерал-майор П. И. Абрамидзе (КОВО): «20 июня 1941 года я получил шифровку Генерального штаба: „Все части вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня“. Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа» [369].

Младший сержант И. А. Реформатский (ПрибОВО): «20 июня вильнюсская газета „Новая жизнь“, выходившая на русском языке, поместила статью о мерах противовоздушной обороны. В статье рассказывалось о том, как следует тушить зажигательные бомбы, как оборудовать щели и газоубежища, и предлагалось с сего числа ввести в городе обязательную светомаскировку.

Ночью наш городок погрузился во мрак» [370].

Не было внезапности! Сталин принял меры заблаговременно и четко.

Кстати, в первые месяцы войны нам удалось перебросить на восток 12 миллионов человек, 2,5 миллиона голов скота, а главное — 2593 промышленных предприятия (из них 1360 крупных) [371]. И эти заводы тотчас начали работать!

А что это значит? Подумайте! Если станок швырнуть в степь, на землю, без электричества — он включится? Никогда. Значит, заранее были построены фундаменты и проведены коммуникации.

Нет, СССР готовился к войне очень энергично!

Но готовился защищаться — или нападать?

 

Гитлер упредил Сталина?

Один английский грызун (присвоивший фамилию полководца, чтоб компенсировать свое ничтожество) вбросил блудливую идейку:

— Злобный Сталин собрался напасть на рейх, и мудрый Гитлер его опередил!

Другие грызуны добавили такое:

— Немецкие войска перешли границу, чтоб мирно идти на Иран и Индию, со Сталиным это было договорено — но коварный горец напал на добрый вермахт.

— Сталин и Гитлер копили у границы войска, чтоб вместе двинуть на Англию. Но коварный… и далее по тексту.

Наверняка еще что-нибудь выдумали шаловливые авторы, просто я пока не встретил.

Все эти домыслы разбиваются историческим контекстом: с 1923 года Гитлер (наученный Ганфштенглем) планировал идти на Россию, и только на нее. И лишь поэтому англосаксы помогали ему щедро, бодро, всесторонне. 18 лет фюрер готовил вторжение — и напал: тут всё логично и стройно.

Вам мало? Есть и другие аргументы.

1. Только что с огромным трудом мы разбили финнов, РККА оказалась нежданно слабой. И после этого нападать на рейх, расползшийся по всей Европе и имеющий мощную современную армию??

2. Наши войска НЕ готовились к наступлению, их разместили бессмысленно. Аэродромы и склады выдвинули к самой границе (причем без маскировки! Их просто подставили под бомбежку), но наземные войска стояли в отдалении. Кто и почему так сделал? Читайте дальше.

3. Как я уже писал, в глубоком тылу построили фундаменты для эвакуируемых заводов. Если вы собираетесь напасть — будете готовить стратегическое отступление?

4. И главное: зачем Сталину нападать на Германию? С чего вдруг? О «мировой революции» после 1929 года и речи не было, строили «социализм в отдельно взятой стране». Это Гитлер постоянно твердил о захвате жизненного пространства на востоке; а нам со своим бы пространством управиться…

— А ведь кричали, что «воевать будем малой кровью и на чужой территории»! — скажет кто-то. — Значит, готовились нападать!

— Вы об оптимистической пропаганде впервые слышите? — усмехнусь я. — Что, надо было внушать: «Враг захватит полстраны, а вы погибнете миллионами»?!

Чтоб победить, надо настраиваться на победу, без вариантов.

Анекдот «Гитлер был вынужден упредить вторжение красного тирана» — давний, геббельсовский еще.

Однако добросовестный западногерманский (!) историк Г.-А. Якобсен в 1959 году писал: «Необходимо разрушить одну все еще распространенную легенду: нападение на Советский Союз в 1941 г. (как свидетельствуют документы) не являлось превентивной войной. Решение Гитлера осуществить его было порождено отнюдь не тревогой перед грозящим Германии советским нападением, а явилось конечным выражением той его агрессивной политики, которая с 1938 г. становилась все более неприкрытой.

Советы не считали нападение на Германию средством своей политики; до тех пор они осуществляли свои намерения гораздо более безопасным „холодным путем“. При внезапном нападении летом 1941 г. не было захвачено никаких документов, которые бы давали основание для выводов о наступательных намерениях. К тому же Красная Армия еще только собиралась модернизировать свои танковые войска и авиацию» [372].

О том же писал немецкий разведчик Г. Бухгайд: «Абвер никогда не утверждал, что русские развертывают войска для нападения на Германию. Для этого не было никаких оснований. Группировка советских войск носила сугубо оборонительный характер. Гитлер и Риббентроп точно знали, что Россия не нападет на Германию. Они неоднократно упоминали об этом в разговорах между собой и в беседах с японским министром Мацуокой в начале ноября 1940 г. Гитлер при этом выразил убеждение, что Сталин будет соблюдать договоры, „пока он жив“. Также и в письме к Муссолини от 31 декабря 1940 г. он писал: „Пока жив Сталин и пока у нас не будет особых кризисов, я не поверю, что Россия предпримет какие-либо шаги нам во вред“. И еще в апреле 1940 г. он сказал послу в России Шуленбургу, что „не следует думать о каких-либо опасностях со стороны русских“» [373].

Новых документов на этот счет не появилось.

* * *

Бить первым выгодно. Врезать можно так, что с одного удара противник рухнет и вообще не успеет дать сдачи. И если б дело касалось лишь двоих, всегда следовало бы бить первым.

Но вокруг свидетели. Они могут ввязаться в драку или милицию вызвать. На ваших глазах вооруженный громила избивает кого-то — вам кому захочется помочь? Кого вы поддержите в суде?

Так что если просчитать на несколько ходов вперед, то бить первым выгодно не всегда. Да и не все люди — агрессивные сволочи, некоторые вообще драться не хотят… Ну не нападают русские первыми! Мы всегда стремимся найти взаимовыгодный компромисс (как с Финляндией). Не верите? Слушайте британского историка А. Тойнби: «Русские армии воевали на западных землях, но они всегда приходили как союзники одной из западных стран в их бесконечных семейных ссорах. Русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада — агрессорами» [374].

Сталин знал о нападении немцев 22 июня, но первым бить не стал — потому что как нормальный русский к агрессии был не склонен; и потому, что просчитал последствия: репутацию агрессора и Америку в качестве врага. В итоге Нюрнберг и расчленение страны огребли бы мы, а не немцы.

Вот и думайте, зря ли вождь запретил вестись на провокации и наносить превентивный удар?

Ну и важно помнить: разгрома в приграничных боях он не ждал. По его замыслу, армия должна была отступать организованно, с минимальными потерями. Но генеральскую измену вычистили не всю…

Итак, к обороне мы готовились, и весьма активно. Но без энтузиазма… Работало вечное наше «гром не грянет — мужик не перекрестится». Втайне все надеялись:

— Авось пронесет!

Неинтересно всерьез готовиться к войне, если ее, может, и не будет…

* * *

Исследователь А. Осокин, как бы в пику грызуну, на шестистах шестидесяти страницах [375] излагает собственную версию, весьма забавную. Вот суть: Гитлер и Сталин сговорились вместе убить Британию; вермахт притек к нашей границе, чтоб сообща ломануть через Ла-Манш. А часть войск собиралась, мол, в Индию. Поэтому Сталина не тревожило приграничное скопление врага и он проморгал 22 июня.

Почему я написал «как бы в пику грызуну»? Потому что, по Осокину, Россия все равно выходит мерзким агрессором. А Сталин еще и дурак: фюреру поверил…

Эту идею я считаю бредом по трем причинам:

1) русские не нападают;

2) Сталин знал, что Гитлер своих хозяев-англосаксов всерьез грызть не станет;

3) после трудной победы над финнами мы вознамерились бить Британскую империю, которую наверняка поддержат янки?? Это гораздо глупее, чем нападать на рейх. Как говорится, ТАКИХ кретинов даже в дурдом не берут — сразу на мясо забивают…

Я готов допустить вариант обоюдного блефа: летом — осенью 1940-го Москва и Берлин могли некоторое время обсуждать совместный удар по бриттам — но ни те ни другие не принимали это всерьез. Не мог Сталин верить Гитлеру!

 

«Прострация» вождя

— Мог верить, мог!! Гитлер его обманул — и он от страха под диван залез в первые дни! — проскрипит «знаток истории» заученно. Я отвечу лишь:

— Врите тоньше.

Есть документ — журнал посещений Сталина. [376] В нем поминутно расписано, кто и когда находился в кабинете вождя. 22 июня в 05:45 туда вошли Молотов, Тимошенко, Жуков, Берия и Мехлис, затем Сталин непрерывно принимал разных людей до 16:45. Та же картина во все последующие дни.

— Журнал подделан! — завопит трус, которому комфортнее считать трусами и всех остальных.

Что ж, возможно. Документы часто подделывают (а фальшивки для обвинения Сталина при Горбачеве клепались в промышленных масштабах). Но вот «прострация» вождя НЕВЕРОЯТНА!

Подумайте. Если он был трусливым слабаком — что ж не удрал из Москвы, когда немцы зимой подошли к ней вплотную? Что же не «впал в прострацию», когда немцы вышли к Волге летом 1942-го, и ситуация стала хуже, чем в 41-м?!

И наконец — почему он ВСЕГДА проявлял мужество: в тюрьмах и ссылках, в октябре 1917-го, при обороне Царицына, в борьбе с всесильным Троцким и т. д.? И вдруг струсил единственный раз — когда лично ему ничто не грозило, да и на границах (22 июня) катастрофа еще не произошла?

Психологически это полностью недостоверно.

А вот и показания очевидца «трусости» Сталина: «В первый раз он выехал на фронт в страшном июле 1941 года. На малоярославском направлении он осматривал местность, чтобы определить, где сосредоточить войска для обороны Москвы.

В сентябре 1941 года мы сопровождали его на можайско-звенигородскую линию обороны. Когда проезжали какую-то деревню, пацаны узнали вождя, бежали за машинами: „Сталин на фронт едет! Ура!“ Ездили, как правило, двумя машинами. На одной Сталин с двумя телохранителями, на другой — три человека охраны. Плюс на автобусе тридцать человек вспомогательной охраны.

В октябре 1941 года Верховный поехал в 16-ю армию Рокоссовского по Волоколамскому шоссе, чтобы посмотреть, как действуют „катюши“. На фронте есть неписаный закон: после залпа сразу меняй место, так как тут же последует артудар и накроет авиация противника. Была осенняя распутица, и “паккард„Сталина сел на брюхо. Реактивные установки после пуска тут же ушли, а мы — застряли. Сталина пересадили в 8-цилиндровый „форд“, „паккард“ подцепили танком и устремились к шоссе. А тут начался артобстрел, потом артналёт. Знали бы фашисты…

…Приехали мы к генералу Захаркину на фронт. А над головами наши истребители с фашистами ведут бой. Сталин вышел из машины, смотрит вверх. А вокруг раскалённые обломки падают и шипят в мокрой траве, как змеи. Начальник охраны Власик стал уговаривать Сталина уйти в укрытие, а тот отвечает с усмешкой: „Не беспокойтесь, наша бомба мимо нас не пролетит…“» [377]

«Трусливый параноик», известное дело…

— А почему ж тогда он выступил по радио лишь 3 июля? Что делал до того? — спросите вы.

Я спрошу встык:

— А что изменилось после этого выступления? Оно было так уж принципиально необходимо?

Нам вдолбили, будто СМИ превыше всего. Кто мелькает на ТВ, тот и значим. А в действительности-то реальные дела несравненно важнее суеты в том или ином информационном ящике!

Вопреки сплетням, Сталин тщеславием не страдал, не создавал никакого «культа личности» — и потому не считал нужным мельтешить с публичными речами. В 1938 и 1939 годах он выступал лишь по одному разу. А в 1940 и 1941-м (вплоть до 3 июля) вообще не выступал! [378]

В конце июня Сталин был занят реальной работой: заново организовывал всю систему обороны. Прежняя оказалась никудышной…

Впрочем, хоть его речь ничего принципиально не меняла, но была весьма значительной. Вот она.

Речь И. Сталина 3 июля

Товарищи! Граждане! Братья и сестры! [178] Бойцы нашей армии и флота!

К вам обращаюсь я, друзья мои!

Вероломное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину продолжается. Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то что лучшие дивизии врага уже разбиты, враг продолжает лезть вперед. Гитлеровским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины. Фашистская авиация подвергает бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей Родиной нависла серьезная опасность.

Как могло случиться, что наша славная Красная Армия сдала ряд городов и районов? Неужели немецко-фашистские войска в самом деле являются непобедимыми?

Конечно, нет! Непобедимых армий нет. Армию Наполеона считали непобедимой, но она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период первой империалистической войны тоже считали непобедимой, но она была разбита англо-французскими войсками. То же самое нужно сказать о нынешней армии Гитлера. Эта армия не встречала еще серьезного сопротивления на континенте Европы. Только на нашей территории встретила она серьезное сопротивление. Гитлеровская фашистская армия будет разбита, как были разбиты армии Наполеона и Вильгельма.

Часть нашей территории оказалась захваченной потому, что война началась при выгодных условиях для немецких войск. Дело в том, что войска Германии были целиком отмобилизованы, тогда как советским войскам нужно было еще отмобилизоваться и придвинуться к границам. Немалое значение имело и то обстоятельство, что фашистская Германия вероломно нарушила пакт о ненападении, не считаясь с тем, что она будет признана всем миром стороной нападающей.

Могут спросить: как могло случиться, что советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, даже если во главе этой державы стоят такие людоеды, как Гитлер и Риббентроп.

Заключив пакт о ненападении, мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки сил для отпора.

Германия, вероломно разорвав пакт, добилась выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Вот почему все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии — одобряют поведение советского правительства и видят, что наше дело правое, что мы должны победить.

Что требуется для того, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной?

Прежде всего необходимо отрешиться от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, понятных в довоенное время, но пагубных во время войны. Враг неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма, [179] разрушение национальной культуры и государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, узбеков, молдаван и других свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. [180] Дело идет о жизни и смерти Советского государства, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение.

Народы Советского Союза видят теперь, что германский фашизм неукротим в своей бешеной злобе к нашей Родине. [181]

Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу.

Мы должны организовать всестороннюю помощь Красной Армии, обеспечить пополнение ее рядов и снабжение ее всем необходимым, организовать быстрое продвижение транспортов с войсками и военными грузами, широкую помощь раненым.

Мы должны укрепить тыл Красной Армии, обеспечить усиленную работу всех предприятий, производить больше винтовок, пулеметов, орудий, патронов, снарядов, самолетов, организовать охрану заводов, электростанций, телефонной и телеграфной связи, наладить местную противовоздушную оборону.

Мы должны организовать беспощадную борьбу с дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов. Враг коварен, хитер, опытен в распространении ложных слухов. Нужно учитывать все это и не поддаваться на провокации.

При вынужденном отходе нужно угонять весь подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать государственным органам для вывозки в тыловые районы. Все ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно уничтожаться.

В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов.

Война с фашистской Германией является не только войной между двумя армиями. Она является великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск. Целью этой всенародной Отечественной войны является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма. В этой освободительной войне мы будем иметь союзников в лице народов Европы и Америки, в том числе в лице германского народа, порабощенного гитлеровскими заправилами. [182] Историческое выступление премьера Великобритании г. Черчилля и декларация правительства США о готовности оказать помощь нашей стране, которые могут вызвать лишь чувство благодарности в сердцах народов Советского Союза, — являются вполне понятными и показательными.

Товарищи! Наши силы неисчислимы. Вместе с Красной Армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции. Поднимутся миллионные массы нашего народа. Трудящиеся Москвы и Ленинграда уже приступили к созданию народного ополчения. В каждом городе, которому угрожает опасность нашествия врага, мы должны создать такое ополчение.

В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР создан Государственный комитет обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве. Государственный комитет обороны приступил к работе и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина — Сталина, вокруг советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии и Красного Флота, для разгрома врага, для победы.

Все наши силы — на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа — на разгром врага!

Вперед, за нашу победу! [379]

 

Сталинский план обороны

Тут мы вступаем в область, где невозможны четкие доказательства. Дело в том, что Сталин не мог вслух огласить свой оборонный план. Почему? Сейчас станет ясно.

План, по косвенным данным, был такой: глубоко впустить вермахт на нашу территорию, чтобы он растянул коммуникации и крайне затруднил свое снабжение. Наша оборона при этом должна быть гибкой — когда армия не подставляется под испепеляющий удар, а отходит, сохраняя боевой порядок и живую силу.

Полевой устав РККА 1939 года писал об этом так: «Подвижная оборона применяется, когда подавляющее превосходство противника исключает ведение упорной обороны. Подвижная оборона преследует цель — за счет потери пространства выиграть время, необходимое для организации обороны на новом рубеже, для сосредоточения войск на данном направлении или для обеспечения свободы действий войск на других направлениях» [380].

При такой стратегии немалые земли приходится временно отдать. Потому-то вождь и не мог открыто огласить свой замысел: жителям западных областей это бы не понравилось… Да и врагу зачем сообщать свои планы?

Однако эта стратегия позволила разбить Наполеона в 1812 году. Напомню, если подзабыли: наши генералы тогда упорно не хотели ввязываться в бои и заманили французов к самой Москве. Лишь там стала возможной победа. Похоже, Сталин тот опыт учел и решил применить снова.

Из чего это видно?

Прежде всего, вождь готовился к отступлению.

Уже в январе 1934-го он сказал: «Мы не можем обойтись без серьезной базы хлебного производства на Волге, если учесть возможные осложнения международных отношений» [381]. Обтекаемо — но намекнул, что нужно отодвинуть сельское хозяйство от западной границы.

Перед войной далеко на востоке возвели множество предприятий. «Здесь сооружались три четверти новых доменных печей, вторая мощная нефтяная база между Волгой и Уралом, металлургические заводы в Забайкалье, на Урале и Амуре, крупнейшие предприятия цветной металлургии в Средней Азии, тяжелой индустрии на Дальнем Востоке, автосборочные заводы, алюминиевые комбинаты и трубопрокатные предприятия, гидростанции» [382].

Повторю: перед войной на востоке массово строили фундаменты для заводов, которые предстояло эвакуировать. И это нам грандиозно помогло! Только в 1941 году было эвакуировано 10 млн человек, 1,5 тысячи предприятий, 2,5 млн голов крупного рогатого скота, 5 млн овец и коз, 800 тысяч лошадей. [383] Все предприятия весной 1942-го начали работать.

А что это значит?

В Первую мировую эвакуировали лишь один город — Ригу. Готовили ее к этому целый год. И ни один из вывезенных заводов так и не включился; оборудование валялось мертвым грузом до 1921-го, когда Россия передала его Латвии.

В 1920-е начали обсуждать военные перспективы — и в частности эвакуацию. Старые царские специалисты уверяли, что это бессмысленно, поскольку в ходе войны заводы всё равно не запустить. Лучше взорвать всё на месте, чтоб транспорт напрасно не гонять.

Но сталинское руководство смогло сделать невозможное!

Это означало, что вождь рассчитывал на долгую войну, думал о будущем. А вот немцы за первые полгода истратили 1/3 снарядов, которые выпустили по нам за всю войну. Они надеялись на блицкриг, далеких планов не строили.

Наконец, 9 октября 1941-го Сталин приказал СевероКавказскому военному округу готовить оборонительные рубежи — в том числе у Сталинграда! [384] Как он мог предвидеть, что немцы пойдут туда будущим летом?!

Итак, уже в 1934-м вождь задумал глубокое стратегическое отступление.

Важно понимать: объединенная нацистами Европа была намного сильнее России. Единственное наше преимущество — пространство. Как-никак наша страна — самая большая в мире! И это преимущество иногда приходится использовать. Ненадолго сдавать врагу.

Вы возмутитесь:

— Это же измена!

— Нет, — отрежу я. — Это единственный способ победить превосходящего врага.

Сталин глубоко изучал историю вторжения 1812 года. И другим намекал более чем прозрачно, что этой темой следует заняться.

В 1931 и 1939 годах дважды издали «Очерки военного искусства» Анри Жомини. Это наполеоновский генерал, который не воевал против нас, а в 1813 году перешел на русскую службу. Он анализировал бонапартовский опыт.

В 1936-м издали новую книгу академика Е. В. Тарле «Наполеон». Сталин эту работу лично поддержал — а возможно, и инициировал ее написание.

Сходство просекли и в Берлине. В конце 1939-го немецкий генштаб заказал атаман-эмигранту П. Краснову аналитическую работу «Поход Наполеона на Москву в 1812 году. Теоретический разбор вопроса о возможности такого похода в ХХ веке и возможные последствия подобной акции» [385]. Видимо, на основании этой работы и пришли к выводу, что Россию можно взять только блицкригом — то есть не позволить нам отступать; разрезать Красную Армию молниеносными прорывами и разгромить по частям.

Еще раз.

Немцы хотели не дать нам отступать и раскрошить нас в приграничных сражениях. Значит, нам следовало сделать наоборот: отойти вглубь страны и лишь там разгромить агрессора. Как в 1812-м.

Парадокс: отступление для нас означало победу!

И ведь Сталинград (то есть коренной перелом в войне) стал возможен лишь в точке максимального отступления. И Сталин задумал эту операцию уже в октябре 1941-го — если не раньше!

Почему для этого избран именно Сталинград? Надеюсь, сами догадаетесь. Намекну: помните страсть Гитлера к мелким эффектам (подписание капитуляции в Компьенском вагоне и т. д.)?

Не догадаетесь — в свое время отвечу.

А можно ли было вообще не пускать немцев на нашу землю?

Да. Если б мы построили вдоль всей границы глубокоэшелонированную оборону, враг бы ее, скорее всего, не прорвал.

Но давайте вникнем, что это значит.

Это значит перекопать траншеями, блиндажами, противотанковыми рвами и надолбами, минными полями всю линию предполагаемого нападения — на глубину до ТРЕХСОТ КИЛОМЕТРОВ.

Да! Именно такая глубина считается достаточной для упорной обороны.

Представьте себе полосу длиной в две тысячи и шириной в триста километров. Всю эту площадь (умножайте сами) надо вывести из хозяйственной деятельности — не сеять, не пахать, не строить заводы и города. А идет она по Украине и Белоруссии, по самым хлебным землям…

Но мало того. Ведь оборону надо насытить войсками, сами по себе траншеи бесполезны. Для этого нужно провести всеобщую мобилизацию и посадить в окопы десяток миллионов молодых мужиков. В мирное время!

А работать кто будет?!

Так что сами видите: остановить немцев на границе мы могли — но ценой паралича экономики.

 

Измена

Сейчас я попытаюсь ответить на вопрос: почему план «Барбаросса» считал выход на линию Архангельск — Астрахань победой в войне?

Повторюсь: обороноспособность России держалась на четырех «китах»: 1) мощный лидер (Сталин), 2) армия, 3) военная промышленность, 4) нефтедобыча.

Три последних «кита» неистребимы. Победить Россию можно лишь одним способом: сместить Сталина.

Враг это понимал.

Уже в декабре 1935-го Сталин получил доклад Разведуправления РККА с анализом планов Запада относительно СССР. [386] Там предрекалось, что после вторжения Красная Армия будет быстро разгромлена, за чем последует «дворцовый переворот» силами военных.

Фельдмаршал Э. фон Манштейн писал: «Гитлер предполагал, что ему удастся разгромить Советский Союз в течение одной кампании. Но если это и было возможно, то только если бы удалось одновременно подорвать советскую систему изнутри» [387].

«Дворцовый переворот» и «подрыв системы изнутри» — это и есть убийство Сталина.

Это ГЛАВНЫЙ ПУНКТ «Барбароссы» — настолько важный, что о нем даже не стали писать открытым текстом, чтоб не случилась утечка информации.

Итак, полностью план выглядел так:

— советские генералы-предатели подставляют армию под разгром;

— в СССР начинается паника и бардак;

— потерявшего управление Сталина смещают (летально: опасно его в живых оставлять);

— генералы-предатели захватывают власть и подписывают капитуляцию, сохранив под своим управлением всё, что восточнее линии Архангельск — Астрахань;

— разумеется, генералы правят условно, как Петэн во Франции, Берлин их контролирует;

— Россия становится колонией рейха — а точнее, англосаксов.

В эту схему отлично вписывается речь Черчилля от 22 июня — где он «забыл» о существовании советской власти и Сталина.

Вы еще сомневаетесь? Тогда ответьте: немцы — идиоты? Нет.

Выполнение «Барбароссы» давало победу над сталинским СССР? Нет.

Могли немцы лезть на Россию с заведомо провальным планом? Нет.

Следовательно, в плане был некий неучтенный пункт. И этим пунктом мог быть только антисталинский переворот. НЕТ ИНЫХ ВАРИАНТОВ!

Или немцы — идиоты…

Отсюда следует печальный вывод: в руководстве РККА сохранились недобитые изменники, и Берлин поддерживал с ними контакт.

И вот пожалуйста: авиационное начальство подставило самолеты под разгром, выдвинув их вплотную к границе, не замаскировав аэродромы и учинив заливку бетонных полос.

Армию на западе разместили в три разорванных эшелона.

Топливо хранили вдали от техники — и тоже у границы, чтоб немцы его сразу хапнули.

Генералы тормозили перешивку железнодорожной колеи в Западных Украине и Белоруссии.

Перед войной «приграничный Западный военный округ располагал радиостанциями только на 27 % нормы, Киевский — на 30 %, Прибалтийский — на 52 %. Примерно так же обстояло дело и с другими средствами радио— и проводной связи» [388].

Куда ни ткни — измена…

И одно имя предателя можно назвать безошибочно: командующий ЗапОВО Д. Г. Павлов.

Это он скептически выслушал донесение летчика Захарова. Завалил не только оборону Минска, но даже эвакуацию из него. Признался на допросах, что имел в округе 300 тонн топлива — то есть всего на одну заправку пятисот танков. В ЗапОВО погибло 3332 танка: часть из них попросту не могла ехать. [389] Почему не озаботился топливным снабжением?

Начальник связи ЗапОВО генерал А. Т. Григорьев признал на следствии: «После телеграммы начальника Генштаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность» [390].

Павлов провалил всё.

А ведь именно из ЗапОВО 3 июня пришла следующая разведсводка:

Военная подготовка Германии против СССР с 25 мая проводится более интенсивно.

Начальник разведотдела штаба ЗапОВО

Во второй половине мая немцы увеличили группировку войск на 2–3 пд, [185] главным образом в районе Остроленка, Прасныш, Млава, Цеханов. Две бронетанковые дивизии СС — в Сувалки (данные требуют проверки).

полковник Блохин

Завоз боеприпасов: 25.4 на аэродром «Окенце» (Варшава) выгружено 63 вагона авиабомб. В конце апреля на аэродром Сохачев доставлено 15 вагонов авиабомб. По курсу Калиш, Лодзь, Варшава установлено прибытие 86 самолетов. В Кенигсберг — 118 самолетов, часть из них пикирующие бомбардировщики.

Начальник 3 отд. РО штаба ЗапОВО

На всех железнодорожных станциях по перронам проведены белые полосы; столбы, на которых держатся навесы, на 1–2 метра от оснований окрашены белой краской. Все ступеньки вагонов также окрашены в белый цвет. Это сделано для предотвращения паники при посадке и высадке во время затемнения (по белым столбам можно находить двери).

майор Самойлович [391]

Участились артиллерийские учения с боевой стрельбой.

Все лечебные заведения в населенных пунктах генерал-губернаторства заняты под госпитали. Госпитали обеспечены германским медперсоналом.

Заканчивается подготовка всех гражданских объектов к мерам ПВО и ПХО (затемнение, противопожарные мероприятия, дегазационные камеры и т. д.).

Многие церкви и кладбища используются для складов, огневых позиций и наблюдательных пунктов. Очевидно, в будущей войне против СССР германское командование намерено заявлять, что красные бомбят храмы и кладбища. Этой тактикой неплохо можно сыграть на религиозных чувствах, главным образом поляков.

Филиал германской разведки в г. Цеханов выслал на территорию СССР пять агентов. Они получили следующие задачи:

а) установить % офицеров б. царской армии, состоящих сейчас на службе в Красной Армии, и их отношение к советской власти;

б) какой % в армии офицеров, получивших подготовку от офицеров б. царской армии, их отношение к большевикам и их моральный облик;

в) призываются ли в Красную Армию офицеры б. польской армии; если да, то каково их отношение к этому мероприятию и их моральный облик;

г) настроение гражданского населения: что говорят поляки, белорусы и особенно евреи, поддерживающие контакт с англо-американскими евреями.

Подавляющая масса рабочих генерал-губернаторства симпатизирует СССР. Польская привилегированная интеллигенция (адвокаты, врачи, лица свободных профессий) настроена антисоветски, находится на службе у немцев.

Польская крупная буржуазия и большая часть германских офицеров верит в успех в войне с СССР. [186] Главнейшими их аргументами являются: «неудача» СССР в финской операции и рост якобы внутреннего недовольства в СССР, особенно во вновь присоединенных районах.

ВЫВОД:

Сведения о форсированной подготовке театра и об усилении группировки войск в полосе против ЗапОВО заслуживают доверия.

Но командующий округом не внял…

Это саботаж. Это измена.

И ведь именно в Белоруссии немцы нанесли главный удар! И рывка через ЗапОВО на Москву мог ждать любой разумный человек. На то имелись более чем прозрачные намеки:

— С 18 по 22 июня 1941-го на минском направлении обезврежено 211 немецких диверсионных групп и одиночных диверсантов. [392] Южнее и севернее такой активности не было.

— Р. Зорге уже 28 декабря 1940-го сообщил о трех запланированных целях: Ленинград, Москва (через Белоруссию) и Украина. В феврале 1941-го это подтвердила агент «Альта» (И. Штёбе). [393]

— Один из наших агентов — железнодорожный чиновник в Берлине — в начале июня получил предписание прибыть на пятый день войны на станцию Минск и стать ее начальником. [394]

Вроде бы Павлов грамотно командовал, вроде сопротивлялся — однако Минск пал 28 июня. Лишь на день позже немецкого плана…

Предатель Тухачевский в предсмертном (как бы искреннем) признании объявил удар по Белоруссии «совершенно фантастическим». Это было против здравого смысла, но «великому стратегу» одни поверили бездумно, а другие нарочно реализовывали его стратегическую дезинформацию.

30 июня Павлова сняли с должности, 4 июля арестовали, 22-го расстреляли.

Обвинение гласило, что он и его подчиненные «проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций частями Красной Армии, тем самым дезорганизовали оборону страны и дали возможность противнику прорвать фронт» [395]. О заговоре молчок.

Сочли неразумным в начале войны сообщать об измене в армии — и правильно.

Измена змеилась не только в ЗапОВО.

Вспоминает офицер артиллерийского дивизиона, стоявшего в Прибалтике: [396] «18 июня поступил приказ: тщательно замаскировать матчасть артиллерии и средства тяги. Мы с радостью выполнили этот своевременный приказ».

Так распорядилась Москва. Отлично! Отметьте себе: именно 18 июня Сталин велел привести войска в полную боеготовность. Эта дата нам уже не раз встречалась.

Однако читаем дальше: «20 июня в лагере побывала группа работников штаба округа во главе с генералом. Генерал был немногословен, сердит. Что-то ему здесь не понравилось.

— Ходит сплетня, — начал он, — будто Гитлер в ближайшее воскресенье начнет против нас войну. Так вот, брехне этой не верить! И еще скажу: наши дипломаты договорились с немцами для смягчения обстановки на границе отвести с обеих сторон пехоту в тыл на пятьдесят километров. Так что мы разрешаем комсоставу в выходные дни выезжать к семьям. И еще одно: прицельные устройства пушек сдать для проверки в окружную мастерскую в Риге.

С наступлением сумерек в тыл потянулись колонны пехотных подразделений. Такой оборот дела многих обеспокоил. Хорошо, если и немцы отведут свою пехоту. А если нет? Тогда наши вспомогательные части останутся без пехотного прикрытия и могут стать легкой добычей агрессора.

Вечером майор Попов собрал комсостав полка и строго наказал орудийные прицелы не сдавать».

Как вам? Вот он, предатель во всей красе! Генерал выдумал даже «отвод пехоты» и велел превратить пушки в металлолом (без прицелов)!

А офицеры части подвох почуяли, майор Попов даже осмелился нарушить генеральский приказ. Именно поэтому часть дожила до Победы и стала гвардейской!

* * *

Теперь думаем: Павлову жить надоело? Подставляя фронт под разгром, прекрасно ведь знал, что ему за это светит!

Значит, вожди заговора сулили ему отнюдь не расстрел — а награду за выполнение его части «работы»:

— Вот Сталина грохнем — и заживем!

Лишь в этом случае изменник Павлов мог надеяться уцелеть.

Отсюда следует, что в Москве засела верхушка змеиного гнезда, которая напрямую готовила переворот. И есть основания подозревать, что к этой верхушке принадлежали нарком обороны С. Тимошенко и начальник Генштаба Г. Жуков…

Гнусное подозрение. Самому противно это писать. И всё же…

Именно эти два товарища гнули линию Тухачевского — мол, удар по Белоруссии «фантастичен». Именно они в конечном итоге отвечают за размещение войск в три разорванных эшелона. Именно они не снабдили пехоту, танки, авиацию радиосвязью.

Цепь трагических ошибок? Может быть.

Но тогда как вы объясните это?

Директива № 1

21 июня 1941, передана 22 июня в 00:30 Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО

Копия: народному комиссару Военно-Морского Флота

1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков [397]

— Отличный приказ! — скажете вы.

Да. Однако…

Директива написана под нажимом Сталина в 8 вечера — а есть информация, что и в 5; [398] следовало ТОТЧАС отправить ее в войска. Но Тимошенко и Жуков тянули до полпервого ночи (четыре с лишним часа! или даже семь!)…

В итоге боеготовность обрели лишь пограничные и внутренние войска — подчиненные не армейскому руководству, а Л. Берии. Им приказ ушел в 21:30, на три часа раньше, чем в армию, — и этого хватило, пограничники встретили немцев неожиданно жестко. [399] Если бы Тимошенко и Жуков не саботировали передачу приказа, та же готовность была бы достигнута и в РККА — и катастрофа стала бы не столь чудовищной (совсем избежать ее было нельзя).

— Хм… — задумчиво протянет грамотный читатель. — Но ведь Жуков предлагал отвести войска из Киева, что предотвратило бы их окружение! Какой же он «изменник»?

Не совсем так. На самом деле он предложил оставить лишь сам город, но немцы-то прорвались гораздо дальше, на 200–300 км, и проблемы это никак бы не решило. [400]

Тут вы спохватитесь:

— Погоди! Если Жуков — враг, то почему Сталин посылал его в самые ответственные места? И даже позволил принять немецкую капитуляцию?? Жуков ведь — маршал Победы!

Сложный вопрос.

Возможно, сознательным врагом Жуков не был, его использовали. Больше всего навредил он, возглавляя Генштаб, в связке с Тимошенко. Между тем еще в 1930 году К. Рокоссовский написал в аттестации своего подчиненного Жукова: «На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может — органически ее ненавидит» [401]. Ставить этого человека в Генштаб было НЕЛЬЗЯ! Но Тимошенко настоял. [402]

Тимошенко же с 1935-го по 1937-й служил в Киевском военном округе, заместителем командующего И. Якира. Того самого, участника заговора…

Его сняли с поста наркома и услали командовать Западным фронтом, взамен казненного Павлова. Это было и понижение, и вроде как знак доверия (поручили важнейшее направление — московское), и намек: если что — последуешь за Павловым, «мне сверху видно всё, ты так и знай». Возможно, Сталин отправил Тимошенко именно искупать вину.

Маршал намек понял и воевал достойно.

Вы можете спросить:

— Что же, Сталин вообще не виноват в бедах 41 года?

— Виноват, — отвечу я. — Тем, что был слишком добр и доверчив. Непростительно мало казнил врагов страны, а в мирное время доверился военачальникам и не особо лез в оборонные вопросы — ибо и так выше крыши был занят вопросами гражданскими. Если вы способны его за это осудить — флаг вам в руки.

Мало расстреливал… Но, возможно, он не ошибся и тут.

Некоторые неисправимы, а другим следует дать шанс одуматься. Их надо либо простить, либо отправить на несколько лет физически трудиться на свежем воздухе (вариант — в действующую армию, как Жукова и Тимошенко) — это отлично прочищает мозги. Неслучайно многие сидевшие при Сталине не держат на него зла: они доросли до понимания. А другие не доросли…

Он сорок лет работал над собой, прежде чем сделаться СТАЛИНЫМ. Прошел этапы восторженной любви к Богу, крайнего аскетизма, стужи ледяной, блуждания по тайге в одиночестве, контактов с шаманами… Его уровень миропонимания намного превосходит наш с вами, поэтому судить о смысле его поступков нам очень трудно. Давайте сперва преодолеем хотя бы часть пройденного им пути.

Еще раз.

До войны Сталин оборонной темой напрямую не занимался. Разгром первых месяцев вызван его отсутствием во главе армии.

И, лишь когда он стал Верховным главнокомандующим, ситуация начала исправляться. Да, медленно. Но итог всем известен — Девятое мая.

* * *

Измена коренилась не только в высоких штабах.

Мой дед, Степан Алексеевич Пушкарев, был мобилизован 16 июля — и зачислен на учебу в военное училище в Томске. Вот кусок из его воспоминаний:

«Это самые темные 4 месяца во всей моей армейской службе. После Дальнего Востока мне было с чем сравнить…

Училище эвакуировалось из Белой Церкви, все курсанты и командиры были украинцы. Нас привезли и оставили на дворе, под открытым небом, и на несколько дней о нас забыли. Мы слонялись без дела, любуясь строевой подготовкой бравых парней. Они упруго маршировали:

— Роспрягайте, хлопцы, коней! — но это ли надо делать, когда враг к Москве рвется?

Вскоре им присвоили лейтенантские звания и отправили на фронт. Настала наша очередь: нас наконец обмундировали и распределили по ротам. Я попал в пулеметную и вызвался стать первым номером расчета — это значит отвечать за пулемет и таскать на горбу его тело весом 24 кг.

Начальник училища полковник Одорюк твердил одно:

— Яки это курсанты? Вот наши — да: дуже гарно спивают! А це що?

Этих тыловиков ничуть не интересовало, что в роте восемь участников боев (с японцами и финнами), трое награжденных… Они курсантов не замечали.

Упражнялись мы ежедневно в строевой и в метании гранат. Дело хорошее — но для офицеров ли, которым предстоит командовать отступающими пулеметными взводами? Тактической и огневой подготовки не было почти вовсе. Комроты старший лейтенант Булгаченко требовал заправленных по шнуру коек, чистоты в казарме и чтоб никто в город не ушел. Занятий не проводил. Лишь комвзвода нас обучал — чему и сколько вздумается. Комиссар училища на партсобраниях (я был кандидатом в члены ВКП(б)) поминал только „плохую строевую подготовку“ — ни слова о защите Родины, о завоеваниях социализма, о том, что немцы под Москвой…

В сентябре учинили пулеметные стрельбы. Офицерские. Подчеркиваю: пальбой развлекались преподаватели! Нам, курсантам-пулеметчикам, позволили эту забаву лишь однажды, по пять патронов… Большинство скороспелых офицеров уехало на фронт, даже не изучив устройство пулемета!

Впрочем, начальство знало оружие ничуть не лучше, убедился я в этом на сентябрьской стрельбе. Наш взвод поставили в оцепление, начали палить — и всё мимо, из кожухов вода течет. Кто готовил пулеметы, мне неизвестно; мое дело — дадут какую команду, и выполнять… Вот мне и приказали их проверить (узнав о моем техническом образовании).

— Этот негоден, — говорю. — Ствол изношен.

— Не может быть!

— Кучности не будет. Хотите — проверим, нужна контрольная мишень. Только я сперва их к стрельбе подготовлю.

Отладил две машины и сам стрелял. Тот, что я забраковал, принес в мишень две пули из пяти; второй — три пули, но все в одну сторону. Кругом засмеялись:

— Да, пророк из тебя неважный!

— Подождите, — возражаю, — нужно вычислить поправку целика.

Чем без линейки замерить отклонение пулевых дыр на мишени? Вырвал из блокнота листок в клеточку, им измерил и на нем же подсчитал. Поправил целик:

— Разрешите еще раз?

Из бракованного стрелял на этот раз командир нашего батальона полковник Гапанович — и попал только одной пулей. Мои все пять в мишени. Тогда полковник записал мою фамилию. Я был первый, кого соизволили заметить…

Впрочем, имелись и толковые преподаватели: артиллерии, инженерного дела, химзащиты, танковых войск».

Хватало и беспечного раздолбайства. Даже война сама по себе людей не дисциплинирует, надо этим заниматься особо.

Опять слово деду:

«1 декабря 1941 года мы в товарных вагонах отправились на запад, до Горького ехали больше двух недель. Там нам присвоили звания и должности: меньше половины стали лейтенантами, остальные — младшими лейтенантами. Аттестация должности командира роты — лишь четверть выпускников, я в их числе. Двое наших стали у меня командирами взводов. Распределили нас по семи отдельным пулеметно-артиллерийским батальонам (ОПАБ) управления 154 УР (укрепленный район).

21 декабря (в свой день рождения) в городке Кулебаки я принял пулеметно-артиллерийскую роту. Из восьми ротных офицеров трое кадровых, столько же инкубаторных и двое из запаса.

Прихожу вечером в роту (ее разместили в школьном классе на трехъярусных нарах). Мрак, света нет, в одном углу поют „Мурку“, в другом „Гоп со смыком“. Начал говорить — в ответ матерщина с верхней полки. Это поговорка такая; в темноте не понять было — сверху или снизу… Что делать? Глупо ругаться среди ночи.

Утром командую:

— Рота, стройся! На занятия — шагом марш!

— Товарищ лейтенант… Обмундирования нет.

Смотрю — в самом деле: есть шинель — нет обуви, есть обувь — нет шинели. И офицеры довольны, что людей не вывести на занятия: можно ничего не делать. Зову старшину:

— Вы выдавали обмундирование? Покажите списки получивших.

— Товарищ лейтенант… понимаете, такое дело…

— Понимаю. Хотите под ревтрибунал за растрату имущества в военное время?

Списки нашлись мигом. Солдаты оделись и вышли на улицу (в основном, москвичи 22–23 годов рождения). Спрашиваю:

— Пулеметную ленту набивать умеете?

— Чего там уметь…

— Проверим.

Принес 8 пустых лент и патроны. Ленты делались из тонкого брезента, в новые или мокрые вставлять патроны трудно. Почти никто не справился, орут:

— Это невозможно!

— А кто ж вам, пулеметчикам, будет набивать ленты? Командиры взводов, учите рядовых.

А командирами пулеметных взводов как раз и оказались те трое кадровых. На них отличная форма, всё блестит, а у меня — шинель солдатская, знаки различия на петлицах вышиты нитками, нарукавных знаков вообще нет… Ворчат:

— Не наше дело учить ленты набивать…

— А чье?!

В мирное время солдат обучали командиры отделений, но сейчас их вообще нет. Ладно, стали упражняться. Пальцы в кровь посбивали, мозоли натерли — но ничего, научились. Потом, побывав в боях, вспоминали этот случай со смехом.

Вернулись в казарму:

— Почему освещение не работает?

— Починить невозможно, все сломалось.

— А кто пробовал чинить? — спрашиваю.

Один солдат отвечает:

— Я. Я электрик по профессии.

И офицеры улыбаются: что, командир, не вышло? Нет света — не надо заниматься! Но не знали они, что перед ними шахтный электрослесарь… Залез на нары сам, выкрутил пробки, проводку исправил — свет горит. Говорю:

— Если кто испортит — пеняйте на себя. Товарищи офицеры, можно учить солдат.

Все тяжко вздохнули… Так вот покомандовал сутки ротой.

Наутро вывел офицеров в поле отрабатывать тактику действий расчетов. Кадровые опять ворчат, но у меня ответ один:

— Завтра на фронт, а рота ничего не умеет!

Через несколько дней представилась возможность пострелять. Идем на стрельбище, первая рота уже закончила — и очень плохо (командир — кадровый старший лейтенант Куршпатов). Вторая (ей командовал Руслов, тоже кадровый) стреляла при нас, тоже так себе. А я приказал одному солдату взять пулеметные инструменты и керосин. Мерзнем в одних шинелишках и ботинках…

Наша очередь. Сначала опробовал сам все три пулемета — результат никудышный. Ясно: никто их к стрельбе не готовил. Разбираю один — сальников нет. Люди кричат:

— Товарищ лейтенант, холодно!

— А мне без рукавиц тепло? — Тут еще и сапог снимаю и отрезаю от фланелевой портянки ленточку, мастерю из нее сальники. Отладил пулеметы, сделал и поправку целиков: — Первый взвод, приготовиться к стрельбе! Остальным развести костер.

Я нарочно держал людей рядом, чтоб видели, как пулемет подготавливать. Отстрелялись хорошо. Командую:

— Четвертый взвод, нести пулеметы, остальные в колонну по четыре становись! Бегом не бежать, от меня не отставать. Форсированным маршем шагом марш!

Хохочут:

— Пятки оттопчем!

К казарме пришли, от всех валит пар.

— Ну кто замерз? Почему пятки не оттоптали?

— Товарищ лейтенант, как это у вас получается так быстро ходить?

— Я служил в ОКДВА.

Докладываю результаты стрельбы, командир не верит. Тогда спрашиваю:

— Можно попасть из пулемета без передних и задних сальников?

Наутро стреляла четвертая рота, из тех же пулеметов — тоже успешно. Теперь мои солдаты мной гордились, а поначалу-то сетовали, что испортил их спокойную жизнь…» [403]

 

Большая политика

После своей речи 22 июня Черчилль стал вроде как нашим другом — и тут же начал обещать помощь. Щедро обещал: от недостатка словес он не страдал никогда.

На деле вышло иначе…

27 августа наш посол Иван Майский разговаривал с министром иностранных дел Британии Энтони Иденом:

— Простите, сэр, но Англия и второго фронта не открывает, и оружия обещанного не дает.

— Как? — возразил министр. — Мы ведь месяц назад передали вам 200 истребителей «Томагавк»!

— Мы признательны британскому правительству за эти самолеты — которые, кстати, в СССР так и не доставлены, — поклонился Майский очень вежливо, — однако в сравнении с нашими потерями в воздухе это ничто.

Иден молчал с необыкновенно интеллигентным видом.

— Мы просили у британского правительства крупных бомб, — продолжал ненасытный русский, — и ваш министр авиации в конце концов согласился. Спасибо вам огромное! Но сколько бомб он дал? Шесть штук. Прописью: ш-е-с-т-ь. У нас это называют: ни в чем себе не отказывай…

Министр осклабился:

— О да, русский язык необыкновенно образный! Вы великая, великая нация!

— Благодарю вас, — качнул Майский головой, но переводить диалог в интеллигентное русло не стал. — Чем еще Англия помогла СССР в течение этих десяти недель?

— Господин посол! — возмущенно отразил Иден. — Мы ведем воздушное наступление на Германию!

— О да, наслышан! Правда, английские бомбежки не заставили немцев снять с нашего фронта ни одной эскадрильи… Если говорить откровенно, то на восточный фронт ваши бомбежки не влияют никак. Мало щипать бешеного зверя за хвост, надо бить его дубиной по голове.

— Но упомянутая вами дубина — это блестящие боевые качества Красной Армии! — жарко подхватил британец. — Мы в восторге от советского мужества и патриотизма!

— Аплодисментам мы предпочли бы поставки истребителей, — не унимался русский зануда.

Иден глубокомысленно улыбался…

8 июля Черчилль начал личную переписку со Сталиным, она продолжалась всю войну. Вот одно из писем:

Сталин — Черчиллю, 3 сентября 1941

Приношу благодарность за обещание продать Советскому Союзу еще 200 истребителей. Однако должен сказать, что эти самолеты не смогут внести серьезных изменений на восточном фронте. Дело в том, что относительная стабилизация, которой удалось добиться недели три назад, потерпела крушение вследствие переброски на восточный фронт свежих 30–34 немецких пехотных дивизий и громадного количества танков и самолетов, а также вследствие активизации 20 финских и 26 румынских дивизий. Немцы безнаказанно перебрасывают все свои силы на восток, будучи убеждены, что второго фронта за западе не будет.

В итоге мы потеряли больше половины Украины, и враг оказался у ворот Ленинграда.

Я думаю, существует лишь один путь выхода из такого положения: создать уже в этом году второй фронт на Балканах или во Франции, могущий оттянуть с восточного фронта 30–40 немецких дивизий. Одновременно необходимо обеспечить Советскому Союзу 30 тысяч тонн алюминия к началу сентября с. г. и ежемесячную минимальную помощь в количестве 400 самолетов и 500 танков.

Я понимаю, что настоящее послание огорчит Ваше Превосходительство. Но что делать? Опыт научил меня смотреть в глаза действительности, как бы она ни была неприятной.

Наконец, разрешите принести благодарность за выраженное Вами чувство восхищения действиями советских войск, ведущих кровопролитную войну с разбойничьими ордами гитлеровцев за наше общее освободительное дело. [404]

4 сентября письмо пришло в Лондон, его расшифровали, Майский лично перевел его на английский и на машинке напечатал (так он поступал с большинством сталинских писем). И немедленно испросил аудиенции у премьера.

Черчилль принял его — тучный, в смокинге, с вечной сигарой в зубах. Он прочел письмо и буркнул, тужась быть приветливым:

— Господин Сталин употребил выражение «продать самолеты». Мы не ставим вопрос таким образом и считаем, что поставки должны покоиться на базе товарищества.

А, бесплатно. Послу почему-то вспомнился сыр в мышеловке.

— Это чрезвычайно благородно с вашей стороны, господин премьер-министр… — сказал Майский, — но мое правительство желало бы ясности относительно второго фронта. Когда вы намерены начать боевые действия?

Премьер вынул сигару изо рта:

— Сожалею, но в ближайшее время мы не имеем такой возможности.

— Иными словами, — любезно подытожил Майский, — я могу передать своему правительству, что Британия готова доблестно сражаться до последнего советского солдата?

Неотесанный русский нарушил первое правило дипломата: никогда не высказывать правду в лицо. Поэтому Черчилль не сдержался:

— Мы целый год дрались с немцами один на один, Россия нам не помогала!!

— Благодарите за это Чемберлена, — спокойно парировал посол. — В 1939-м он сорвал подписание антигитлеровского пакта.

Премьер осекся. Он разыгрывал вражду со своим предшественником Чемберленом, и теперь дипломатишка его на этом подловил. Черчилль так яростно всосал дым сигары, что она аж захрипела.

— Пожалуйста, спокойней, мой дорогой господин Черчилль! — улыбнулся посол. — Мы с вами делаем общее дело, избавляем мир от фашистской чумы. Разве не так?

Премьер курил, насупившись, как перекормленный бульдог. Наконец проворчал:

— Британские вооруженные силы пребывают в плачевном состоянии.

«Как же ты остров свой собрался защищать? — подумал Майский. — Горазд прибедняться…»

— Об открытии второго фронта сейчас не может быть и речи, — упрямо повторил высокопоставленный толстяк, закругляя разговор. Но гость предложил нежданно:

— В таком случае вы могли бы отправить несколько дивизий на Украину. Это несравненно проще, чем открывать второй фронт; а советские и британские войска начали бы биться плечом к плечу с общим врагом! Товарищ Сталин уполномочил меня подать вам такую идею.

Черчилль долго молчал, сигара заметно укоротилась. Реально воевать? Еще и вместе с русскими?! Какой феерический бред!.. Как отказаться, чтоб лицо не потерять?

Тут его озарило:

— А давайте мы введем войска на Кавказ!

— Зачем? — удивился Майский.

— Нефть охранять!

— От кого?

— От немцев!

«Ага, — подумал посол. — Хочешь подмять наши нефтяные месторождения! Разбежался». И ответил:

— Но на Кавказе нет немцев, а на Украине есть!

— Мы должны обдумать ваше предложение, — закрыл тему Черчилль и встал. — Не смею вас больше задерживать, господин посол.

Майский откланялся.

Уж понятно, бритты категорически отказались посылать войска на русский фронт. А Сталин отшил их попытку влезть на Кавказ.

Формулировалось всё это очень дружественно и дипломатично.

 

Ленд-лиз

А вот поставки военного имущества худо-бедно начались.

Слово «ленд-лиз» (lend-lease) означает «заём-аренда». Закон о нем приняли в США 11 марта 1941 года. Работало это так: Америка шлет некоей воюющей стране технику, оружие, сырье; если эти товары тратились или гибли в боях, то платить за них не нужно; но всё уцелевшее надо после войны вернуть Штатам или оплатить его полную стоимость. На первый взгляд — благородно! И потому подозрительно…

Зачем это понадобилось американцам? Цели три:

1. Поднять свою экономику после Великой депрессии. Программа ведь означала взлет производства, сокращение безработицы и т. д.

2. Пролезть в число победителей с минимальными жертвами. Мол, мы тоже Гитлера бьем!

3. Укрепить свое влияние в Европе — чтоб стать там гегемоном и доллар всем навязать.

И всё сработало…

Как поднялась экономика Штатов? Вот ВВП стран, в миллиардах долларов по ценам 1990 года: [405]

У всех падение, рост лишь у Штатов — и у… Британии, которую вроде как бомбили и терзали! Но нас это уже не удивляет: мы знаем, что Англия и США едины.

Как янки пролезли в победители и навязали миру доллар, мы еще увидим.

Поставляли по ленд-лизу они в 42 страны, больше всех в Англию (на 30,2 млрд долларов), нам (на 9,8 млрд), во Францию (на 1,4) и на 0,6 в Китай. [406] Как видите, почти не воевавшие бритты получили втрое больше, чем мы. Зато и от них нам немножко перепадало.

Поставки шли к нам со всех сторон, кроме перекрытого немцами запада:

— С севера плыли арктические караваны судов под охраной боевых кораблей, они же конвои, именуемые «PQ» (это инициалы руководившего ими офицера П. К. Эдвардса) с порядковым номером: PQ-1 и т. д.

— С юга груз шел через Иран.

— С востока из Штатов корабли плыли в наши дальневосточные порты. А также своим ходом летели боевые самолеты с Аляски, этим занималась целая наша авиаперегоночная дивизия.

Много ли мы получили по ленд-лизу?

4% всех средств, которые применили в войне. В том числе 10 % танков, 15 % самолетов, 33 % грузовиков.

По американским данным, нам было отправлено 14 795 самолетов, 7056 танков, 8218 зенитных орудий, 131 600 пулеметов, а также паровозы, суда, одежда, продовольствие и т. д. Немало. Однако сам СССР в последние три года войны производил ежегодно 40 000 самолетов, 30 000 танков и самоходок. [407] Так что справились бы и без них.

Слать янки норовили старье, зажимали даже новую обувь с высокой шнуровкой («берцы») [408]. «Танки и самолёты, которые нам поставляли, не отличались высокими боевыми качествами, особенно танки, которые, работая на бензине, горели как факелы», — писал Г. Жуков. [409]

Но все же, чего там кривляться — помогли! Без поставок нам было бы труднее, война могла затянуться.

Однако интересно: в самые трудные для нас первые два года «лендлизеры» постоянно срывали сроки, присылали гораздо меньше обещанного — впроголодь нас держали. Лишь в 1944-м поставки стали регулярными.

И тут вы спросите:

— Сперва ясно: действовали по Трумэну («если будет выигрывать Германия, то нам следует помогать России») и помогали нам кое-как — чтоб мы с немцами «убивали друг друга как можно больше». Но почему активизировались после перелома в войне, когда мы и так побеждали?

— А потому, что СССР внезапно стал СИЛОЙ. Теперь американцам пришлось заслуживать расположение «дядюшки Джо».

Однако платить за ленд-лиз мы начали уже в 1943-м: английский крейсер вывез из Мурманска немало золота. Но был потоплен немецкой подлодкой… После войны множество грузовиков пришлось вернуть Штатам.

 

Катынь

Итак, немцы ломились к Москве. Под Смоленском мы нанесли несколько контрударов, приостановили врага, но и только. 28 июля Смоленск пришлось оставить…

К западу от этого города, возле села Катынь, находились три лагеря особого назначения: 1-ОН, 2-ОН и 3-ОН. Там жили поляки, плененные при освобождении Западных Украины и Белоруссии в 1939 году. Эвакуировать лагеря не успели, и они очутились под немцами — которые поляков вскоре расстреляли. И забыли. Чего там помнить? Для нацистов убить несколько тысяч — повседневная рутина.

Но затем дела у них пошли кисло, русские начали побеждать на всех фронтах. И в апреле 1943-го оккупанты «случайно обнаружили» под Катынью массовое захоронение, 4143 трупа. И завоняли на весь мир:

— Это жертвы сталинизма!!!

Мы отреагировали сводкой Совинформбюро от 16 апреля:

«Геббельсовские клеветники распространяют измышления о якобы имевшем место весной 1940 г. массовом расстреле советскими органами польских офицеров.

Фашистские сообщения не оставляют сомнения в трагической судьбе польских военнопленных, находившихся в 1941 году в районах западнее Смоленска на строительных работах и попавших вместе со многими советскими людьми в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года.

Геббельсовские сих дел мастера пускаются на самую грубую подделку, распространяя вымыслы о каких-то советских зверствах весной 1940 г. и стараясь, таким образом, отвести от себя ответственность за совершённые гитлеровцами зверские преступления.

Патентованным немецко-фашистским убийцам, истребляющим население оккупированных ими стран, истребившим в самой Польше многие сотни тысяч граждан, никого не удастся обмануть своей подлой ложью» [410].

Для расследования немцы в конце апреля 1943-го созвали «международную комиссию». Почему в кавычках? А вы посмотрите список стран-участниц: Бельгия, Болгария, Венгрия, Голландия, Дания, Италия, Словакия, Финляндии, Чехия, Хорватия, Швейцария.

Ничто не настораживает? Все эти страны были либо оккупированы рейхом, либо состояли с ним в союзе! (Кроме «нейтральной» Швейцарии, которая снабжала немцев боевой оптикой…) Посмели бы они вякнуть против решения Берлина!

И «комиссия», конечно, «подтвердила», что поляков убили чекисты в 1940 году. Она очень торопилась нам нашкодить, ведь Красная Армия наступала…

В сентябре 1943-го мы освободили Смоленск — и вскоре советская комиссия провела свое расследование, опровергнув «геббельсятину».

Теперь давайте подумаем.

Могли немцы расстрелять поляков? Глупый вопрос. Вы вспомните, как они относились к ним в захваченной Польше! Грохнули, ни секунды не колеблясь.

Могли поляков расстрелять наши? Нет. ТЕХНИЧЕСКИ не могли.

Во-первых, руки убитых были связаны бечевкой немецкого образца. У нас такой не водилось.

Во-вторых, стреляли в них из разного оружия, вплоть до пулемётов, [411] и пули в телах найдены немецкие — чекисты же расстреливали исключительно из револьверов. Так что почерк убийств — сугубо немецкий.

— Может, НКВД нарочно так подстроил, чтоб свалить на немцев? — заподозрите вы.

Ответ прост:

— А откуда чекисты в 1940 году узнали, что начнется война, и эту территорию захватят немцы?

— Но ты ж сам писал, что Сталин готовил большое отступление!

— Браво. Внимательно читаете, — похвалю я. — Да только мимо. Прежде всего, план Сталина был строго секретным, и уж расстрельным командам его точно не сообщали. Зачем?

— Как «зачем»?! Чтоб на немцев свалить!

— А зачем валить на немцев? Они что, без того мало натворили? Катынский расстрел как-то ухудшил их имидж?

Не было никакого смысла подставлять таким образом нацистов: весь мир и так считал их сказочными уродами. А вот для клеветы на нас у немцев был ярчайший мотив: в 1943-м мы начали их страшно громить и имели во всем мире прекраснейшую репутацию. Обвинение в расстреле могло отшатнуть от СССР западные народы, в итоге накрылся бы ленд-лиз и второй фронт. Если б клевета сработала, рейх получил бы шанс проиграть войну не так позорно.

Далее.

Версию «поляков убили чекисты» выдумал Геббельс. У вас есть основания ему верить? Этот человек прославлен своей исключительной честностью?

При Берии в СССР вообще прекратились массовые расстрелы — их практиковал Ежов.

Немцы заявили, что опознали поляков по знакам различия — однако советское «Положение о военнопленных» [412], действовавшее с 1931 года вплоть до войны, запрещало пленным носить такие знаки.

При советской власти район найденного захоронения был открытым, там все могли беспрепятственно ходить — немцы же его строжайше оцепили. Где проще тайно расстреливать: в закрытой зоне или у всех на виду?

Советское «признание» в катынском расстреле сфабриковал в 1990 году А. Яковлев — один из разрушителей СССР. Его мотив так же ясен, как и цели Геббельса.

И напоследок еще два факта.

1) О Катыни кричат очень громко. Но «мировая общественность» дружно помалкивает о том, что в польско-советскую войну 1920 года поляки захватили в плен множество наших — и убили, по разным оценкам, от 20 до 80 тысяч человек. В Катыни же погибло максимум 20 тысяч (цифры разнятся очень сильно, но это верхний предел). Нормальные для Запада двойные стандарты…

2) Европейский суд по правам человека в апреле 2012 года установил, что СССР в катынском расстреле невиновен. [413]

Тема закрыта.

 

Московская битва

В. Кожинов подметил такой факт: летом — осенью 1941-го немцы шли к Москве со скоростью 16 километров в день. [414] Вроде арифметика говорит, что это не так: с 22 июня по 24 ноября они преодолели 1100 километров, получается 7 в день. Но дело в том, что вермахт дважды тормозил НЕ из-за сопротивления Красной Армии.

21 августа Гитлер велел приостановить марш на Москву и перебросить ударную группировку группы армий «Центр» на юг, для взятия Киева. [415] Туда отправились 2-я полевая армия и 2-я танковая группа Гудериана. Затем они вернулись, и наступление продолжилось с той же скоростью.

Но в конце октября начались дожди и бездорожье, танки вязли, и вермахту пришлось дождаться заморозков. Тогда возобновился прежний темп.

Как бы героически ни дралась РККА, но немцы шли по нашей земле со скоростью прогулочного шага! 16 километров в день пройдет даже не особо здоровый человек…

А дальше случилось чудо.

В конце ноября враг оказался в двадцати километрах от Москвы. Полтора дня в том же темпе — и всё! 2-я танковая дивизия захватила Красную Поляну, откуда «можно в подзорную трубу наблюдать жизнь русской столицы». В дивизию привезли парадную форму для торжественного марша по Красной площади. 29 ноября один офицер написал домой: «Это конец, дядюшка, Москва наша, Россия наша… Тороплюсь. Зовет начальник штаба. Утром напишу тебе из Москвы!» [416]

30 ноября немецкие мотоциклисты прорвались на мост через канал Москва — Волга [417] (вблизи нынешнего метро «Речной вокзал»). В ту же ночь на Воробьевых горах и в Нескучном саду (4 км от Кремля) высадился авиадесант с целью выкрасть Сталина. Мотоциклистов и десант уничтожили, но немцы не сомневались: пара дней — и победа.

Не вышло.

Они не только застряли, не смогли пройти решающие 20 километров, но 6 декабря (после начала нашего контрнаступления) покатились обратно с той же скоростью!

Как нам это удалось?!

Странности тут не заканчиваются. Отлетев на 150 километров, немцы заняли в районе Ржева оборону настолько жесткую, что выбили их оттуда лишь в марте 1943-го!

Итак. У Москвы мы внезапно стали сильнее немцев и погнали их в «блицкриговом» темпе. Однако через 150 км наша сверхсила куда-то испарилась… Как же так?

— Да немцев «генерал Мороз» погнал, а не русские! — клянутся западные историки.

— Ага. Но почему сей славный военачальник не помешал немцам закрепиться у Ржева? Той же зимой!

Да, спасать Москву пришли «свежие сибирские дивизии». Да, мы были одеты теплее, чем немцы. Но почему эти факторы выдохлись на 150-м километре от столицы?

Как хотите, но тут загадка. Давайте разгадывать.

Сдавать Москву было нельзя. Психологически это жутко подкосило бы советский народ. Кроме того, в столице сходится масса дорог, железных и автомобильных; потеря этого транспортного узла была бы крайне болезненной. Ну и промышленность, конечно.

При сдаче город ждала судьба, скажем так, невеселая. На месте Москвы Гитлер планировал выкопать гигантское водохранилище, чтоб и памяти о ней не осталось [418].

В общем, потеряв Москву, мы, безусловно, продолжили бы сопротивление и победили — но это было бы гораздо труднее…

И случился такой эпизод.

В конце октября в Ставке «раздался телефонный звонок. Сталин, не торопясь, подошел к аппарату. При разговоре он никогда не прикладывал трубку к уху, а держал ее на расстоянии — громкость была такая, что находившийся неподалеку человек слышал все.

Звонил корпусной комиссар Степанов. Он доложил, что находится в Перхушкове, немного западнее Москвы, в штабе Западного фронта.

— Как там у вас дела? — спросил Сталин.

— Командование обеспокоено тем, что штаб фронта находится очень близко от переднего края обороны. Нужно его вывести на восток, за Москву, примерно в район Арзамаса. А командный пункт организовать на восточной окраине Москвы.

Воцарилось довольно долгое молчание.

— Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть? — сказал Сталин.

— Сейчас. — И снова молчание. — Лопаты есть, товарищ Сталин.

— Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве. До свидания. — Он произнес все это спокойно, без тени раздражения, и не спеша положил трубку. Не спросил даже, кто именно ставит такие вопросы, хотя было ясно, что без ведома командующего фронтом Жукова Степанов звонить Сталину не стал бы» [419].

Сильный ход.

Но он не стыкуется с тем фактом, что вождь допустил знаменитую столичную панику 16–18 октября. Или стыкуется?..

Дело было так (излагаю по видеоролику [420] А. Меняйлова, куда включены показания очевидцев). Утром 16-го разнесся слух, что столицу того и гляди сдадут. Источник слуха неясен. Вроде как радио утром вместо обычной сводки передало лишь сообщение: немцы прорвали фронт! И еще полдня не работало метро — единственный раз в истории (по официальной версии, его минировали).

Тут же начался бардак.

Толпы со шмотками рванули на вокзалы — удирать. Начальники везли с собой даже мебель. А. Фадеев утверждал, что поэт В. Лебедев-Кумач (между прочим, автор слов песни «Священная война») привёз на вокзал две машины шмоток, но не смог пробить их загрузку в поезд и… сошел с ума. [421] Временно, обратимо, но помешался.

Бежали не все. Помойки рдели от выброшенных партийных книг, флагов и портретов вождей: многие москвичи чистили свои квартиры в ожидании «избавителей». Появилась самиздатовская брошюрка некоего «Союза спасения Родины и революции» с призывом к свержению «жидомасонской клики Сталина» [422]. (Сейчас, в 2015-м, при обострении холодной войны, так называемые «русские патриоты» требуют свергнуть «жидомасонскую клику Путина». Методы англосаксов не меняются!)

Кто-то распорядился открыть магазины, и некоторые граждане тащили оттуда домой шкафы, ковры, рулоны ткани… Уж ясно, что эти тоже бежать не собирались, а рассчитывали сладко приспособиться к новой власти.

И третий контингент: «Наблюдались огромные очереди в женских парикмахерских. Прихорашивавшиеся москвички особо и не скрывали, что с нетерпением ждут галантных немецких офицеров» [423]. Если вдуматься, то между этими тремя группами желавших остаться нет никакой разницы: все они… как бы покультурнее… шлюхи.

Сейчас будет неожиданность.

А. Меняйлов считает, что панику Сталин спровоцировал — чтоб очистить город от паникеров и предателей! И, пожалуй, я с ним соглашусь.

Ведь столицы всегда набиты приспособленческой мразью, карьеристами, подлецами. В Москве этого добра было полно и в 41-м, и сейчас. Эта категория граждан хотела сдать город — потому что Гитлер казался сильнее Сталина, и они уже выбрали его своим новым хозяином.

Они и физически вредили бы обороне, вплоть до диверсий, и (хуже того) создали бы пораженческий настрой. Их следовало удалить.

Что дала паника? Итога два:

— Менее опасные (просто паникеры) удрали, избавив город от себя. Очевидец писал: «„Ответственные“ захватили имущество, казенные деньги и машины и смылись из Москвы. Многие фабрики остались без руководства и без денег. Часть этих сволочей перехватали и расстреляли, но, несомненно, многие улизнут» [424]. Жаль, что «улизнут», но в тот момент важнее всего было очистить столицу.

— А более вредные (приспособленцы, потенциальные пособники врага) выявили себя мародерством в магазинах. Наверняка поблизости стояли чекисты и таких господ фиксировали.

Люди же честные (а их большинство даже в столицах) панике не поддались. Почему? Потому что честные адекватны. Анализируя ситуацию, они поняли, что катастрофического прорыва нет, и столицу сдавать Ставка не собирается.

И эти люди «драпунов» с машинами барахла сами били, порой насмерть. При этом тысячи москвичей записывались в добровольцы; из них создавались отряды истребителей танков, парашютистов-десантников, подрывников, снайперов. Нет, далеко не все поддались панике и драпали!

— Но ведь сам Сталин приказал эвакуироваться! — вспомнит знаток.

Точно! 15 октября появился этот документ:

Постановление № ГКО-801сс «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы»

Сов. секретно

Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановил:

1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев.

2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).

3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в Арзамас.

4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию).

И. Сталин [425]

Читаем внимательно: что тут сказано? «Неблагополучное положение Можайской оборонительной линии». От Можайска до Москвы больше сотни километров. И линия даже не прорвана, там лишь «неблагополучно». Учитывая скорость наступления немцев (а ее по сводкам Совинформбюро мог уяснить каждый), можно было понять: уж неделя до подхода врага есть точно! Чего паниковать-то?

Приказ всего лишь подстраховал иностранцев, а также аппарат управления страной и армией — однако четко сказано, что главный руководитель (председатель Совнаркома и Верховный главнокомандующий, т. е. Сталин) остается на месте. Где пункт, что нужно драпать всем??

Дальше читаем: взорвать предприятия и метро в случае появления противника у ворот Москвы. Отсюда ясно, что пока враг вовсе не «у ворот» (а в ста километрах). И далее: через полтора месяца немцы «у ворот» действительно оказались — но было ли взорвано метро? Спросите у москвичей: они в нем каждый день ездят…

И Сталин никуда не уехал, хоть в документе сказано «завтра или позднее»…

Что из этого следует? Только одно: постановление об эвакуации — БЛЕФ. Проверка на вшивость.

Еще. Документ совершенно секретный — то есть адресован узкому кругу лиц. Народ узнать о нем был не должен, если б не утечка информации: кто-то из узкого круга оказался предателем. Думаю, его выявили. Если так, то блеф имел и такую цель.

Уже 19 числа в городе наступил полный порядок, будто ничего и не было. Москва очистилась от большинства паникеров и предателей; теперь ее стало можно защищать.

Кроме того, 600 тысяч москвичей [426] выезжали строить оборонительные укрепления. Больше полумиллиона! В столице жило тогда 5 миллионов, половина из которых эвакуировалась, [427] — а значит, каждый пятый трудился на этих укреплениях (в основном, женщины). Совместный труд для общей цели меняет психику, рождает чувство коллективизма и ответственности. А это для успешной защиты города важнее самих рвов и окопов!

В. Кожинов приводит потрясающий пример мироощущения советского человека.

Баурджан Момыш-улы, казах по национальности, в начале декабря командовал батальоном в районе Крюкова. Описал он это так:

«Моим адъютантом был лейтенант Петр Сулима. Этот юноша принадлежал к тому типу украинских красавцев, что часто встречаются на Полтавщине. Сулима принес мне новую склейку крупномасштабных топографических карт. Я развернул и увидел на юго-восточных листах карты сплошную темную массу. Мне показалось — это был неровный, но четкий оттиск старинной громадной гербовой печати…

„Москва“, — прочел я слово под пятном, вздрогнул и взглянул на Сулиму. Он, бледный, упершись своими длинными сухими пальцами, молча смотрел на карту.

— Вы бывали в Москве? — спросил я лейтенанта.

— Нет, если не считать того, что мы проезжали в эшелоне.

— Я тоже проскочил через Москву-Товарную…

Я всмотрелся — на темном фоне бесчисленных квадратиков и крестов белой нитью проступили ломаные и кольцеобразные просветы московских улиц… В центре был обозначен Кремль.

Я взял циркуль-измеритель: расстояние от Крюкова по прямой всего лишь тридцать километров.

По привычке прежних отступательных боев я поискал промежуточный рубеж от Крюкова до Москвы, где можно было бы зацепиться, и этого рубежа не нашел. Я представил врага на улицах Москвы… строй гитлеровцев в парадной форме во главе с очкастым сухопарым генералом в белых перчатках и с легкой усмешкой победителя.

— Что с вами, товарищ командир?

— Дайте перочинный нож, — прервал я Сулиму… Я аккуратно разрезал карту и протянул половину ее Сулиме: — Нате, сожгите. Нам не понадобится изучать местность восточнее Крюкова» [428].

Момыш-улы в детстве вообще не знал русского языка. Москву лишь однажды «проскочил».

Однако он — как и люди всех народов СССР — ощущал себя частью русского мира, частью Большой России. И сдать врагу сердце этого мира, Москву, он не мог органически!

Украинец Сулима, судя по тексту, чувствовал то же самое.

ПОТОМУ И НЕ СДАЛИ.

Дело не в морозе, не в танках и не в свежих дивизиях — ведь на расстоянии 150 км от столицы все эти факторы перестали действовать.

Причина — в мистической тайне русской души. Родина для нас — всё; вне ее мы себя не мыслим. И «русские» — это не только этнические русы, это все народы нашей великой страны. Понятие «советский человек» не было абстрактным, оно отражало геополитическую реальность!

А Москва была символом Родины, ее душой (так ли это сейчас, не знаю. За двадцать либеральных лет в столице скопилось слишком уж много паразитической мрази…).

Отдать Москву для нас означало то же, что собственноручно вырезать у себя сердце.

5 декабря началось мощнейшее контрнаступление. За месяц мы отбросили немцев от Москвы на 100–250 километров, это был их первый крупный провал во Второй мировой. Главный результат: мы наконец вышли из-под гитлеровского гипноза, поверили, что вермахт можно бить!

И вот на карте я показал линию фронта: справа — к 5 декабря 1941, слева — к 7 января 1942 (см. с. 354).

Тут мой читатель вдруг задумчиво промолвит:

— Говоришь, рейхом управлял Гесс из Лондона?.. Если так, то не бритты ли приказали немцам отойти от Москвы?

— Хм…

Версия любопытная. Потеря столицы страшно подкосила бы наш боевой дух. Борьбу мы несомненно продолжили бы — но кто знает…

А банкирам-то нужно было, чтоб мы с немцами подольше друг дружку истребляли! Быстрое падение Москвы в их планы не входило. Вот они и могли заставить Гитлера отдать «стоп-приказ», как перед Дюнкерком.

Что ж, возможно…

Хотя — нет!

Гитлер тогда запаниковал. 3 января он приказал «цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего солдата, до последней гранаты. Каждый населенный пункт должен быть превращен в опорный пункт. Сдачу его не допускать ни при каких обстоятельствах, даже если он обойден противником» [429].

М. Катуков пишет о начале января: «Наши автоматчики вели большую группу немцев. Вид у них был жалкий: лица худые, небритые, головы замотаны тряпками, на ногах опорки, рваные валенки, обвязанные веревками.

Но дрались эти жалкие на вид люди с необычайным упорством. В чем дело? Оказывается, немецкое командование предупредило солдат, что всякая попытка к отступлению будет рассматриваться как измена. А чтобы придать этому предупреждению весомость, оно расположило на второй позиции эсэсовские части, которым было приказано расстреливать отступающих» [430].

Вот кто и когда впервые ввел заградотряды!

И мера была абсолютно необходимая: ведь немцы стали панически драпать. За 2,5 года войны НИКТО им всерьез не сопротивлялся, никто не переходил в контрнаступление, и теперь они прогнулись. Агрессоры понимают только язык силы — и преклоняются перед ней. Если враг оказывается сильней, они либо примыкают к нему, либо улепетывают.

Без гитлеровского приказа «Ни шагу назад» они могли сбежать в саму Германию. Да! Уже зимой 1941-го при удачном раскладе мы могли победить! Фюреру даже пришлось вбросить удивительный лозунг «Ржев — ворота Берлина».

Той зимой он попытался исправить положение еще и так: сменил всех военачальников. Слетели главнокомандующий сухопутными войсками В. фон Браухич, командующие группами армий «Центр» (Ф. фон Бок), «Юг» (Г. фон Рундштедт) и «Север» (В. фон Лееб); снят даже знаменитый «быстроходный Гейнц» Гудериан, гений танковых прорывов.

Разумеется, это не помогло.

Блицкриг сорвался полностью. А когда русские проснулись и начали драться всерьез — они непобедимы.

Весной 42-го у Гитлера проявился редкий синдром: снегобоязнь. Сам вид снега доставлял ему физическую боль. В конце апреля он приехал в Берхтесгаден, а там вдруг запоздало посыпало — и фюрер опрометью удрал. «Это, так сказать, бегство от снега», — написал в дневнике Геббельс [431].

Ясно, фюрер боялся не осадков белого цвета. Его подсознание ассоциировало зиму — и русских (известное дело: у нас ведь вечный снег, по которому бродят медведи с балалайками).

Боялся он НАС. Ведь вопрос теперь стоял так: когда именно красное знамя засияет над Рейхстагом?

Господа агрессоры, ну не лезьте вы в Россию, поучитесь на чужих ошибках!

Все ведь сдохнете — позорно и мучительно.

 

Перл-Харбор

Одновременно с Московской битвой произошло событие, связанное с ней напрямую. Хоть случилось очень далеко…

Подмяв Маньчжурию и Корею, японцы не успокоились — начали захватывать колонии стран, поверженных рейхом: бесхозное грех не подобрать. Так они оккупировали Ост-Индию и Индокитай. Серьезных врагов у них не было. Токио мог подмять всю «тихоокеанщину» (Филиппины, Гонконг, Яву, Суматру и т. д.).

А Соединенным Штатам позарез нужно было вступить в войну: ведь это очень прибыльное предприятие! Для промышленников — рынок сбыта продукции; для ФРС — способ навязать миру доллар. Но как это провернуть, чтобы «пипл схавал»? Чтоб пушечное мясо добровольно вербовалось?

Надо, чтоб злые изверги на нас, бедных, напали! Тогда вскипит патриотизм, и электорат послушно отправится умирать.

Но напасть изверги должны на что-то несущественное, чтоб бизнес убытка не понес. На какой-нибудь далекий остров… Надо их спровоцировать.

Вы помните, что США обильно снабжали японцев нефтью и металлом? А теперь вдруг прекратили. И 26 ноября 1941-го ноту вручили: продолжим поставки, если вы уйдете из Индокитая и Китая (включая Маньчжоу-Го) и разорвете Антикоминтерновский пакт!

Это — ультиматум, и очень жесткий. На такое самураи могли ответить только войной, все это понимали.

Токио тут же решил атаковать.

Но сами Штаты далеко, и покушаться на них страшно. А вот посреди океана есть Гавайские острова; а там, в гавани Перл-Харбор, — база американского флота… Туда и двинулась японская армада: 6 авианосцев, 2 линкора, 3 крейсера, 9 эсминцев и прочее по мелочи. Чудом им удалось подойти незамеченными.

На рассвете 7 декабря самолеты взлетели с авианосцев и разнесли базу янки вдребезги. Затонули 4 линкора, 2 эсминца; еще 4 линкора, 3 крейсера и эсминец были тяжко повреждены. Около двухсот американских самолетов сожжены на аэродромах. Японцы потеряли 29 самолетов…

Потери: США — 2403 убитых, 1178 раненых; Япония — 64 убитых.

Казалось бы, Штаты разгромлены!

А вот и нет…

Главные силы американского флота — 5 авианосцев — тоже чудом отсутствовали в Перл-Харборе и уцелели. Не многовато ли чудес? Бизнесмены и ФРС ничуть не пострадали. А матросики… Да кто их считает?

Вероломная атака резко изменила общественное мнение в США. Раньше большинство хотело остаться в стороне от войны, а теперь все завопили:

— Мстить узкоглазым!!!

И на другой день Америка объявила Японии войну. Тогда же появился следующий документ:

У. Черчилль — японскому послу, 8 декабря 1941 г.

Сэр!

Вечером 7 декабря правительству Его Величества стало известно, что японские войска без объявления войны или ультиматума, грозившего объявлением войны, произвели попытку высадиться на побережье Малайи и подвергли бомбардировке Сингапур и Гонконг.

Ввиду этих вопиющих фактов неспровоцированной агрессии, совершенных в явное нарушение международного права и, в частности, статьи 1 Третьей Гаагской конвенции, участницами которой являются как Япония, так и Соединенное Королевство, послу Его Величества в Токио поручено информировать японское императорское правительство, что между двумя нашими странами существует состояние войны. [203]

С глубоким уважением, сэр,

имею честь быть Вашим покорным слугой

Уинстон С. Черчилль [432]

Какое совпадение! В тот же день!

Мы очень бы удивились, если б не знали уже, что Англия и Штаты — одно целое…

Итак, нападение было неожиданным, моряки в Перл-Харборе расслабленно спали. Ну абсолютно не имели причин для беспокойства…

Да?!

А как же нота 26 ноября? Вашингтон точно знал, что нарывается на войну, и грядет она со дня на день! Какая уж тут «внезапность»!

Еще такой фактик. В октябре крупный английский военачальник Л. Маунтбэттен побывал в Перл-Харборе и предсказал местным офицерам, что война начнется именно там. «Он подчеркнул, что Япония традиционно начинает военные действия внезапным нападением. Так случилось в ночь 9 февраля 1904 года, когда русский флот был атакован на якорной стоянке в Порт-Артуре, и с этого началась Русско-японская война» [433].

Но это цветочки. Ягодки вот: уже в 1940-м янки раскололи код японской дипломатической переписки — и отныне знали все планы Токио. Они «не могли нарадоваться: важнейшая шифр-переписка для них была теперь открытой книгой. Из 227 шифрованных документов между Токио и японским посольством в США в феврале — декабре 1941 года не были перехвачены лишь 4» [434].

И сплелась «цепь роковых случайностей».

Вечером 6 декабря Рузвельту сообщили о готовящейся атаке. Он позвонил главкому ВМС адмиралу Г. Старку, но тот был в театре, и беспокоить его ради такой ерунды не стали. Старк получил информацию лишь в 9 утра — но не стал звонить командующему тихоокеанским флотом, а попытался связаться с генералом Дж. Маршаллом, начальником генштаба, который как раз катался верхом. Святое дело! Подумаешь, какая-то база и тысячи моряков — не отрываться же ради этого от конной прогулки…

В 11:25 Маршалл слез с седла и принял душ. В 11:50 он решил-таки предупредить Перл-Харбор и отправил туда радиограмму. С ней случилось еще две беды: атмосферные помехи и забывчивость какого-то офицера, который не поставил пометку «срочно». Сообщение пришло в Гонолулу, откуда его на военную базу повез паренек на мотоцикле. И благополучно доставил — спустя несколько часов после налета… [435]

Как наказаны виновные — Старк и Маршалл? Никак. Точнее, Маршалл стал советником президента по вопросам стратегии и тактики, а потом госсекретарем. Вывод? Рузвельт полностью одобрил их преступное бездействие; проще сказать — они выполняли его волю.

Однако и без связи с Вашингтоном у Перл-Харбора была причина для тревоги. Дело в том, что кроме самолетов японцы применили новое секретное оружие: пять мини-подлодок. В каждой сидели по два человека и две торпеды. Они должны были тайно пройти в гавань по мелководью, где обычная лодка не может плыть погруженной, и нанести удар.

Так вот одну такую малютку американский эсминец потопил невдалеке от базы за час до налета! [436] И тут же сообщил об этом. Но руководство не приняло никаких мер… Хотя каждому ясно, что крошечная лодка не может сама переплыть океан, — значит, где-то рядом большие корабли, которые ее доставили.

Далее, оператор радара заметил приближающуюся массу самолетов. Но начальство его доклад проигнорировало.

Напомню о первом чуде: японская эскадра подошла незамеченной. А каких ворон считала американская разведка?! Воды в том районе оживленные; кроме разведчиков, эскадру мог засечь любой случайный корабль или самолет. Но об этом ничего не известно. Очень похоже, что американское командование сыграло с японцами в поддавки и скрыло все сообщения об их подходе.

Еще штрих. Сохранилось много фото— и киносъемок налета. Вас внезапно бомбят, а вы не тушите пожары, не убегаете, не сбиваете самолеты — а снимаете… С нескольких точек. Выбирая эффектные ракурсы… Правдоподобно?

Да.

Именно так и бывает — когда событие решено использовать как информационный повод. Для того же массовую съемку вели при «террористической атаке 11 сентября» (доказано, что большинство тогдашних видеоматериалов сфабриковано заранее, а «врезающиеся самолеты» нарисованы в фотошопе). Чтоб крутить потом в эфире, и американское простонародье сжимало кулаки:

— Не забудем, не простим! Смерть арабским самураям!

Так что сомнений нет: руководство США нарочно спровоцировало «внезапность» налета — и подставило две с половиной тысячи морячков на убой (а вот дорогие авианосцы заранее вывело из-под удара). Видимо, такая доза жертв при самострелах считается в Америке нормой: при инсценировке 11 сентября погибли три тысячи. Ничего личного, только бизнес.

— Значит, Рузвельт поступил как Сталин — который тоже знал дату нападения, но позволил немцам ударить первыми, — скажете вы.

Я соглашусь:

— В общем, да. С той разницей, что Сталин велел ввести полную боеготовность еще 18 июня, но предатели в округах приказ замяли. А Рузвельт сам тянул до последнего.

И главное: немцы были объективно сильнее нас, так что наши большие потери были неизбежны даже и без внезапности. Япония же гораздо слабее Америки, и налет на гавайскую базу вполне можно было отбить.

А теперь думаем. Перл-Харбор — 7 декабря. За два дня до того началось наше контрнаступление под Москвой. Случайно совпало?

Сомневаюсь.

Итог контрнаступления был еще далеко не ясен, оно могло захлебнуться. СССР пребывал в тяжелейшем положении: враг в тридцати километрах от столицы! Если бы в этот момент по нам ударили японцы, это привело бы к катастрофе.

Но американцы отвлекли их на себя. Сперва нефтяным эмбарго, потом нотой и наконец — объявлением войны. Тут уж самураям стало совсем не до русских.

Янки нас спасли… Вот так номер!

Уж конечно, не из любви к нам. Работал все тот же «принцип Трумэна»: помочь тем, кто слабее, и пусть убивают друг дружку.

Итак, моя версия: Рузвельт спровоцировал Перл-Харбор, чтоб не дать японцам напасть на нас.

Разумеется, янки имели и собственные цели. Отдавать японцам океан они не собирались.

Важно понимать, что Вторая мировая многослойна. Ее главная цель — достижение господства через доллар. Цель № 2 — сокрушение вышедшей из повиновения России, самой большой страны мира. Это цели банкирские.

Но под шумок решались и маленькие частные задачи. Европейцы делили колонии в Африке и Азии. Янки с японцами делили Тихий океан. По сути, тогда совпало несколько совершенно разных войн.

 

Блокада Ленинграда

А теперь вернемся на несколько месяцев назад.

Группа армий «Север» рвалась к Ленинграду. «Барбаросса» постановила сперва захватить этот город (и Кронштадт, базу Балтийского флота), соединиться с финнами и лишь тогда всю мощь обрушить на Москву.

Финны же не забыли своей мечты о «Финляндии до Урала». Президент Р. Рюти видел послевоенную границу так: по Неве, южному берегу Ладоги, Свири, Онежскому озеру и далее к Белому морю и Ледовитому океану (включая Кольский полуостров) [437]. Губищу раскатал.

— Как «по Неве»? — опешит читатель. — Нева же Ленинград пополам делит! Как в нем границу проводить?

А всё просто. Наши добрые культурные соседи планировали этот город стереть с лица земли. [438]

Поэтому нам пришлось вывозить из Питера и области этнических финнов: они вполне могли заняться диверсиями в нашем тылу. Их депортировали в Сибирь. Жесткая мера? Да. Но в условиях войны неизбежная.

И получился парадокс: некоторым ленинградским финнам высылка спасла жизнь, потому что избавила от ужасов блокады…

Некоторые думают, что финские войска подошли к бывшей границе и там добровольно остановились. Это не так. Немного ближе к Ленинграду проходил Карельский укрепрайон, аналог линии Маннергейма — тоже с дотами и прочей инфраструктурой. Вот там финны и застряли: просто не смогли его прорвать.

— Так был ли смысл в зимней войне 1939 — 40 годов? — спросите вы. — Если финны все равно оказались почти на прежнем месте?

Бесспорно, да. Ведь к старой границе они вышли лишь в начале сентября, мы выиграли два месяца. Ударь они с этого рубежа 22 июня, и Ленинград мог не устоять.

Но, как бы то ни было, Карельский перешеек они закупорили, отрезали город с севера. А с юга в том же сентябре подошли немцы. Им удалось западнее Ленинграда выйти к Финскому заливу, а восточнее — к Ладожскому озеру. Так 8 сентября замкнулась блокада.

Множество горожан, как и в Москве, успели поучаствовать в строительстве укреплений — что тоже сплотило их дух. Около 150 тысяч ушли в дивизии народного ополчения.

Вспоминает начальник Инженерного управления Ленинградского фронта Б. Бычевский: «Город готовится к уличным боям. Все варианты предусматривают создание баррикад нового типа, способных выдержать удары артиллерии и танков. Защитную мощь их должны составлять железобетон, тюбинги, броня, каменная и кирпичная кладка.

Работники треста канализации разработали проект использования подземной коллекторной сети для связи между баррикадами» [439].

Удивляет вот что: на блокадных фото нет никаких баррикад! Проспекты свободны, перегораживают их разве что развалины рухнувших домов — но их быстро разбирали… Видимо, в какой-то момент решили, что уличных боев не будет. Кто решил? Когда? Мне неизвестно…

Это одна из странностей блокады, речь о которых еще пойдет.

10 сентября командовать Ленинградским фронтом начал Г. Жуков. Он пытался прорвать блокаду, но безуспешно. Однако немецкий штурм он отбить сумел, положение стабилизировалось.

Тот же Бычевский приводит любопытную деталь: «Меня вызвал Г. К. Жуков. Я положил карты и стал показывать, что было сделано до начала прорыва, где работают минеры и понтонеры.

— Что за танки оказались в районе Петро-Славянки? — неожиданно спросил он, глядя, как я складываю в папку карты. — Чего прячешь, дай-ка сюда! Чушь там какая-то…

— Это макеты танков, товарищ командующий. Пятьдесят штук деревянных макетов сделано в мастерской Мариинского театра. Немцы дважды их бомбили…

— Дважды! — насмешливо перебил Жуков. — И долго там держишь эти игрушки?

— Два дня.

— Дураков среди немцев ищешь. В третий раз они тебе туда тоже деревяшки вместо бомб сбросят…

Конечно, Жуков был прав. Он приказал сегодня же ночью переставить макеты на новое место и изготовить еще сто штук. Я доложил было, что мастерские театра не успеют сделать столько за одну ночь.

Тогда командующий так на меня посмотрел, что я сразу понял — сомнений Г. К. Жуков не признает. Последовало короткое, но очень выразительное предупреждение, что, если приказ не будет выполнен, под суд пойду не только я.

В ту ночь саперы и работники декоративных мастерских Мариинского театра не сомкнули глаз. Задание командующего было выполнено» [440].

Интересно в этом отрывке вот что:

1. Даже столяры балетного театра (профессия — куда уж мирнее!) героически трудились на оборону.

2. Пробивная воля Жукова. Имелось у него такое свойство характера: почти никто не смел ослушаться. Далеко не каждый генерал может так прогибать.

Думаю, именно за это Сталин его и выбрал на роль «железной розги» и посылал на самые угрожаемые фронты. Наводить дисциплину Жуков умел безупречно.

В середине сентября немцы прекратили штурмовать город — решили, что бомбежки и обстрелы дешевле. А голод им поможет…

В первый же день блокады, 8 сентября, бомбардировщикам удалось поджечь Бадаевские склады, расположенные в треугольнике меж Московским проспектом, Лиговкой и Обводным каналом. Почти центр. Расплавленный сахар медленно тек по мостовой, будто лава вулканическая. Две с половиной тысячи тонн! Зрелище завораживало…

Сгорело и три тысячи тонн муки. Но часть муки и сахара удалось переработать и всё же пустить в пищу.

Говорят, этот пожар обрек ленинградцев на голод. Нет. Учитывая количество жителей, продуктов там хватило бы максимум на месяц.

Говорят, в Смольном жрали до отвала. Нет. Паек руководителей был сытнее, чем у прочих, — но, если б его «отобрать и поделить» на всех горожан, прибавка каждому вышла бы микроскопической.

Снабжение продовольствием пришлось организовывать через Ладогу. Первые баржи с грузом приплыли уже 12 сентября, но 10 ноября озеро начало замерзать. Пришлось прерваться на две недели, пока лед не окреп, чтоб выдержать автомобильную трассу. Работала лишь транспортная авиация.

И в ноябре ленинградцы начали умирать от голода… За всю блокаду голод убил больше 641 000 человек. [441]

Меня будоражит один факт. Во Всесоюзном институте растениеводства на Исаакиевской площади хранились образцы зерновых культур — тонны семян, еда! Но сотрудники института не тронули ни единого семечка. От голода умерли 28 человек… Какое НКВД могло их напугать?! Что может быть страшнее голодной смерти?

Бессмертен подвиг этих людей, до конца исполнивших долг — рядом с запасами еды. Нужно истинно русское величие духа, чтоб постоянно преодолевать искушение спасти себя и свою семью.

Вдобавок зима 1941 — 42 годов была аномально лютой, холоднее окрестных зим. Отопление в домах не работало, пришлось обогреваться «буржуйками», сжигая всё, что могло гореть. А КПД у буржуйки низкий, топлива много надо…

Почти всюду отключились водопровод и канализация. Воду люди брали из прорубей — благо Нева не была такой грязной, как сейчас. А нечистоты просто выливали на улицу, где и трупов немало скопилось. Весной, оттаяв, всё это неминуемо вызвало бы страшную эпидемию — и потому в марте руководство города вывело людей на уборку улиц. Через силу, изможденных, но эпидемий удалось избежать.

Могло быть и хуже. Вы спросите:

— Почему немцы не разбомбили лед Ладоги в мелкое крошево? Трассы несомненно были известны разведке; бомбами зашвырять — а новый лед намерзнет лишь через несколько суток! Вот и нет Дороги жизни…

Ответ прост: вдоль трасс плотно стояли зенитные установки. Пулеметы — через каждые 500 метров, 20-мм пушки — через 2–3 км, 85-мм пушки — на островах и берегах. [442] Особо не побомбишь.

— Но немцы могли вывести войска на лед и атаковать трассу! — сообразите вы.

Да. И чтоб это предотвратить, специальная лыжная бригада стерегла выход на лед напротив Шлиссельбурга — сплошной цепью от Ленинградского до Волховского фронта. Там бойцы и жили — в снежных окопах и снежных землянках. [443]

Некоторые либеральные господа вещают, мол, «город следовало сдать — это спасло бы жителей».

Но реальность несколько иная.

Вот нацистский план относительно Ленинграда: «Окружить город тесным кольцом, затем артиллерийским огнем всех калибров и постоянным применением авиации сровнять его с землей. Возможные в таких условиях просьбы города о сдаче будут отклоняться (курсив мой. — А. К.), так как мы не можем решать проблему питания населения. У нас нет заинтересованности в сохранении даже части населения этого крупного города» [444].

В случае сдачи Ленинграда немцы уморили бы ВСЕХ.

* * *

Страшно касаться темы блокады. Стараюсь беспристрастно излагать факты, что-то объяснять, стыковать логически — но меня жжет.

Это мой город. Я люблю его.

Сотни раз я рисовал его, мерз на улицах, под дождем и в темноте — старался почувствовать его душу. Городской пейзаж — это ведь не просто домики срисовывать, это попытка разглядеть Лик Города, слиться с его мистической сутью. Я всматривался в него годами.

И Город впустил меня. Я научился чувствовать штукатуркой его стен, как собственной кожей. Это дар — но порой это и проклятие…

До слез больно, невыносимо вновь бередить подробности его мучений. Не могу, ребята… Дам лучше слово очевидцу.

Знаменитый художник Анна Петровна Остроумова-Лебедева всю блокаду жила в Ленинграде. В начале войны ей исполнилось 70 лет… Вот фрагменты из ее дневника.

Из дневника А. П. Остроумовой-Лебедевой

3 июля 1941

Слушала с сердечным волнением мудрую речь товарища Сталина. Слова его вливают в душу спокойствие, бодрость и надежду.

У нас организовали круглосуточную охрану дома. Сестре и мне назначили дежурить по три часа. Надо сидеть на соседней лестнице и сторожить чердак. Если упадет зажигательная бомба — немедленно сообщить пожарному звену.

4 августа

Александровская колонна стоит в лесах, но они пока не достигают верха. Ангел не укрыт и резко чернеет на светлом небе.

Купола Исаакия выкрашены в темно-серую краску. Со всех четырех сторон выстроены глухие заборы. Они вплотную прилегают к нижним ступеням. Все пространство от нижних ступеней и до самых верхних засыпано песком.

Памятник Петру Великому упаковывается. Всадник и лошадь заключены в двухэтажный деревянный ящик, который своим основанием стоит на верхней площадке гранитного пьедестала. Вверху на ящике имеются два горизонтальных перекрытия. И это жаль, так как на их плоскости могут задерживаться зажигательные бомбы. Вероятно, и эта площадка будет покрыта мешками с песком.

У набережной, около Сената, стояла огромная барка с песком. Непрерывная вереница людей: мужчины возили в тачках, женщины вдвоем на небольших носилках переносили песок к основанию памятника. Постояла, посмотрела. Было стыдно от сознания, что сама не работаешь, не помогаешь людям укрывать родной город. Зарисовать побоялась — город на военном положении.

16 августа

Напряжение растет. Решено эвакуировать из города женщин и детей, так как Ленинград будут защищать до последних сил, и что при этом будет происходить — никому не известно…

Всех волнует один и тот же вопрос: уезжать ли? куда и как? с какой перспективой на будущее? как в неизвестном месте вновь налаживать жизнь, бросив насиженные, обжитые квартиры? Бедные ленинградцы! Я твердо хочу остаться на все страшное впереди.

9 сентября

Четвертый день враг бомбит Ленинград. Началось с того, что тяжелый снаряд ударил в дом на Глазовой улице около Лиговки. На следующий день самолеты бомбили Московский вокзал. Попали на вокзальный двор и в несколько домов на Старо-Невском проспекте. Дома очень пострадали.

Сегодня было очень страшно. Тревога началась вечером. И как раз над нами, в зените, произошел воздушный бой между нашими и вражескими самолетами. Во дворе у нас собрался народ. Все смотрели на небо и оживленно обменивались мнениями. Внезапно с большой быстротой поднялось над строениями огромное белое кучистое облако, которое постепенно окрашивалось в красный цвет. Оно быстро росло, чрезвычайно красиво освещенное заходящим солнцем. По мере захода солнца краски облака темнели, принимая зловещий вид. Как потом стало известно, горели Бадаевские продуктовые склады.

Только кончилась эта тревога, как началась вторая. Особенно было противно, когда падали воющие фугасные бомбы. Немцы — наивные люди, думали этими ревущими бомбами вызвать у ленинградцев панику. Уже далеко сверху был слышен их вой. Он быстро нарастал с приближением к земле, потом раздавался оглушительный грохот. Вот это ожидание и вопрос — куда она упадет — тяжело действовало на нервы. Хотелось втиснуться в землю…

В доме оставаться нельзя было, и мы вместе с соседями забрались в земляную щель, вырытую на дворе, где и просидели до трех часов утра.

17 сентября

Вражеские войска заняли половину Пулкова, а наши отступили к Средней Рогатке. Жители этого района, которых на днях оттуда выселили в центр города, несмотря на стрельбу и всякие страсти, возвращаются к своим жилищам. Кто за вещами, а большей частью копаются на огородах, собирая картофель, капусту и всякие другие овощи. Все стараются запастись продуктами, так как приближается неотвратимый голод. Некоторые здесь же погибают от снарядов на глазах у всех.

16 ноября

Я всем существом своим, умом, душой и сердцем сознаю, что нам сдавать Ленинград нельзя. Погибнуть, но не сдаваться!

Поражает количество покойников, которых везут по городу по всем направлениям, на телегах или просто на детских салазках. Не видно за ними провожающих: редко один, два человека.

9 декабря

Сидим без электричества вот уже пятый день. [209] Сейчас самые короткие дни в году. Только около десяти часов появляется дневной свет, а в половине третьего уже начинает темнеть. Даже коптилки нельзя употреблять — в них нечего наливать. Это невероятно угнетает психику.

Ленинградцам некуда укрыться. Многие перестали ходить в бомбоубежища после неоднократных случаев, когда бомба, пронизав дом, проваливалась вниз и там взрывалась. При этом сразу погибало много народу.

Я угнетена, но считаю своим долгом всех ободрять и поддерживать надежду на лучшее, на светлое. Я тогда чувствую, что недаром живу. Мое убеждение, что наша чудесная армия отстоит наш город.

17 декабря

Сегодня большая радость: наши войска отбили у врага г. Калинин. Теперь уж, наверное, мы отстоим Ленинград. Может, я до этого и не доживу, но об этом не горюю. Мысль, что в Ленинград фашисты не войдут, что его улицы и площади не будут осквернены их присутствием, что они не будут грабить наш Эрмитаж и музеи, эта мысль мне дает такую радость, которую трудно передать словами. [210]

1 января 1942

Едим столярный клей. Ничего. Схватывает иногда нервная судорога от отвращения, но это от излишнего воображения. Он, этот студень, не противен, если положить в него корицу или лавровый лист. Едим рыбий клей.

18 января

На улицах около стен домов расставлены всюду ящики с песком. Воды в городе нет, и эти ящики являются единственным способом борьбы с пожаром.

Сегодня, идя по нашей улице, я увидела старенькую женщину, сидящую на таком ящике с песком. Она была мертва. Через несколько домов, на другом ящике, полулежал мертвый мальчик. Он шел по улице, устал, присел и умер…

20 января

В каждом районе организованы сборные пункты, куда близкие свозят своих умерших. Оттуда на грузовиках отвозят их на кладбище и хоронят в братской могиле. Теперь меньше можно встретить на улице умерших от голода людей.

Под вечер стук. Входит женщина в белом халате поверх шубы и вносит ящик, наполненный продуктами. Это были сливочное масло — 400 г, мясо — 500 г, мука — 2 кг, горох — 400 г и сахар — 400 г. Можете себе представить, как мы все были этим обрадованы! Можно будет немного отдохнуть от наших суррогатов.

Это товарищ Жданов принял во внимание мой возраст и распорядился прислать продукты на дом.

29 января

Больше двух недель держатся очень большие морозы — до 35°. Каждый день пожары во всех концах города. Это обычная история во время сильных морозов. Но величайшее несчастье для жителей — водопровод вышел из строя. Когда начинается пожар, то нечем тушить.

Так горит уже третьи сутки шестиэтажный дом на Нижегородской улице. Приезжали пожарные, но не потушили. Через выгоревшее окно видно, как горят потолки. И что там горит? Каменный дом, а сгорел дотла. Непонятно…

Приходится ходить за водой на Неву, где пробито несколько прорубей, куда тысячи людей собираются в очереди. Люди измучены, раздражены…

Ничего не знаем, что делается у нас на фронте и вообще на свете. То ли газеты совсем не издаются, то ли мы не можем их уловить. Весь январь был сравнительно тих от бомбежек. Видимо, Гитлер решил не тратить даром бомб и снарядов на Ленинград, рассчитывая, что жители все вымрут от голода, и он возьмет город голыми руками.

Когда кончится у нас морская капуста, то я не знаю, из чего мы будем делать суп. Паек, который мне прислали по распоряжению А. А. Жданова, съели.

Вчера у одного магазина в Финском переулке стоял ломовой с телегой, привезший ящики с какими-то товарами. Когда он пошел в дом отнести последние ящики и вернулся обратно, то не нашел своей лошади. Ее успели распрячь и увести в соседний двор, где убили на мясо. Страшно и жутко…

27 мая

Всеобщее увлечение огородами. Многие уезжают за город на Всеволожскую и другие места, где Ленсовет отвел большие участки под огороды. Даже здесь, на улицах и скверах Ленинграда, люди копают грядки.

15 октября

До крайности нуждаюсь в дровах и керосине. Разобрала свой дровяной сарай, который, между прочим, кем-то уже раньше начал разбираться. Но на сколько его хватит? На месяц, на полтора — не больше. А дальше что?

Жестокая кругом идет борьба за жизнь. Голод, холод и темнота. Настоящего голода нет, так как еще не съедены овощи.

27 января 1943

Вражеский самолет низко летел вдоль улиц и стрелял по идущему народу. А утром стрелял шрапнелью по рынкам, где шла торговля. Просто, видно, задался целью без всякой пользы для войны расстреливать мирных жителей.

Опять объявлена воздушная тревога. Опять зенитки потрясают воздух. Опять нервный трепет охватывает душу.

29 января

Прорыв блокады! Прорыв блокады! Какое счастье, какая радость! Всю эту ночь в городе никто не спал. Кто от радости плакал, кто целовался, кто просто громко кричал. Город ликовал!

Мы уже не оторваны от Родины! У нас общая пульсация!

9 февраля

Отвратителен свист пролетающего снаряда. Говорят, что если слышишь свист, то этот снаряд уже не опасен…

Русский народ жив, он будет жить, процветать и развиваться! Никакие гитлеры его не уничтожат!

17 июля

Обстрел начался в половине шестого утра. Уже много раз замечено, что, когда фашисты терпят неудачи на фронте, то они вымещают злобу и раздражение на нашем городе. Обстрел был беспощадный. Гибли люди бессмысленно, не принося своей смертью нашим врагам ничего, кроме позора.

Я побежала и открыла все окна, чтобы воздушной волной их не вышибло. Предпринятые мною меры были правильны, так как от одного близкого удара все стекла в нашем доме со стороны улицы вылетели вон, кроме моих. Между налетами были перерывы в 10–15 минут. Когда гражданам надоедало стоять в укрытии и ничего не делать, и они понемножку выходили на улицы, вот тогда-то вновь их встречали неожиданными ударами.

На днях снаряд попал в барак на территории клиники инфекционных болезней, что напротив нас. Барак сразу загорелся. К несчастью, там собралось много народу для получения заработной платы. Убиты были две женщины, две смертельно ранены и много не так тяжело.

Но какие замечательные ленинградцы! Не прошло и минуты, как со всех сторон, несмотря на продолжающийся обстрел, бежали люди — врачи, сестры, санитары, ходячие больные и раненые из клиники. Несли носилки, ведра воды. Пожар был быстро потушен, раненые разнесены по госпиталям, мертвые убраны, и через 10 минут как будто ничего и не случилось. Сбежавшиеся люди возвратились к своей работе. А что у них на душе было, что они пережили, того ленинградцы не скажут — выдержанный и мужественный народ! [445]

13 января 1944 года, перед окончательным снятием блокады, многим улицам (словно в награду за мучения) были возвращены настоящие имена, взамен кличек, данных вскоре после революции. Например (см. с. 378).

Это стало частью сталинского пути к патриотизму, к возрождению исторической преемственности.

* 3 июля 1917-го солдаты стреляли по неизвестно чьей демонстрации на углу Садовой и Невского.

 

Странности блокады

И все же, при всем моем преклонении перед подвигом блокадников, я не могу умолчать о некоторых фактах. Исследователи А. Кунгуров и Д. Байда подметили в официальной версии важные нестыковки.

Прежде всего, неточен сам термин «блокада Ленинграда». Ведь в кольце оказался изрядный кусок земли, где город занимает лишь процентов десять.

Но это несущественно. Дальше вопросы более серьезные.

1) Известно, что всю блокаду работали заводы. «В 1941 — 44 годах в Ленинграде изготовлено и отремонтировано 2000 танков, 1500 самолетов, тысячи орудий, много боевых кораблей, 225 000 автоматов, 12 000 минометов, 10 000 000 снарядов и мин» [446].

А откуда электроэнергия?

Вот еще одна цитата из официального источника: «После того как замкнулось кольцо блокады, город оказался отрезанным ото всех загородных электростанций. Были разрушены многие подстанции и линии электропередачи. В самом Ленинграде работало только пять тепловых электростанций. Однако и на них из-за недостатка топлива резко сократилась выработка энергии, которой хватало только на госпитали, хлебозаводы и правительственные здания, имевшие отношение к фронту.

Прервалась передача электроэнергии с Волховской ГЭС, основное оборудование которой в октябре 1941 года было вывезено на Урал и в Среднюю Азию. На станции осталось два вспомогательных гидроагрегата по 1000 кВт, работавшие для железнодорожного узла Волховстрой и воинских частей.

Многие энергетики ушли на фронт. Самым тяжелым днем стало 25 января 1942 года. Во всей энергетической системе работала только одна станция, неся нагрузку всего в 3000 кВт…» [447]

Что такое производство боевой техники? Металлорежущие станки, сварка танковой брони, прокатные станы. Всё это ест много электричества! Где его брали?

Иные умники вещают:

— Станки вращали вручную!

Вот ты подойди к токарному станку и поверти его руками — с нужной скоростью, чтоб резец начал стружку снимать! А я погляжу…

Мало того! В городе работал электротранспорт! 3 января 1942-го трамваи и троллейбусы встали, но 8 марта трамваи снова пошли. Сперва грузовые, а 15 апреля и пассажирские. [448]

Откуда бралось электричество — загадка…

2) Вернемся к производству. Оно требует поставок сырья: из воздуха танк не соткать. Тысячи тонн металла нужно привезти в город, эта нагрузка тоже ложится на Дорогу жизни — а историки об этом ничего не пишут.

А куда девалась готовая продукция? Те же две тысячи танков? Если их оставили в городе, то почему такая армада не прорвала блокаду? Если вывозили, то как? Историки молчат.

3) Почему немцы не уничтожили ледовую трассу артиллерией? Бомбить им мешали зенитки — но летящий снаряд неотвратим… Уяснить трассу можно одним полетом «рамы» (разведывательного самолета Fw-189), потом десятком снарядов разбить. Расчистка нового маршрута отнимет полдня…

Стрельба по городу расходует больше боеприпасов и дает мизерный результат. Регулярно долбить по ледовой трассе гораздо эффективнее. Но немцы почему-то этого не делали.

4) 29 марта 1942-го в город прибыл партизанский обоз. Факт известный, но недостаточно осмысленный.

Обоз (223 подводы с продовольствием) шел из оккупированных Псковской и Новгородской областей. Не иголка в стоге, под куст не спрячешь… Но это ладно. Интереснее другое: обоз спокойно пересек линию фронта и въехал в Ленинград.

Да, хорошие партизаны обладали развитой интуицией и умели оказываться в нужное время в нужном месте. Но становиться невидимками и ходить сквозь стены они все же не могли… Значит, на этом участке вообще не было немцев! Как это возможно?

5) На южном берегу Ладожского озера немцы захватили полоску шириной всего в 12 километров. Именно ею и обеспечивалась блокада.

Однако прорвать эту полоску удалось лишь в январе 1943-го. Притом что в городе за время блокады произвели тысячи орудий и десять миллионов снарядов! Две тысячи танков! С такой силищей не проломить двенадцать километров?! Это очень странно.

— Выпущенное оружие вывозилось на Большую землю, для деблокирования не применялось, — скажете вы.

Допустим. Но зачем вывозить его лодочками и грузовиками — когда можно прорвать 12 км и пользоваться железной дорогой, что несравненно проще, быстрей и дешевле?

6) Кировский завод всю блокаду выпускал танки КВ, пушки, корпуса мин, гранат, снарядов для «катюш», детали к станковым пулеметам, чугун, сталь, прокат и т. д. [449] Важнейшее оборонное предприятие! Это общеизвестно.

Известно и другое: фронт проходил от завода в… четырех километрах. А вот тут возникают вопросы.

Что, немцы не знали назначения завода? Обязаны были знать. А на 4 км бьет любая пушка. Одна-единственная тяжелая батарея могла разнести Кировский завод в пыль. Почему не разнесла??

Это касается и Ижорского завода. Он тоже выпускал боевую технику, и линия фронта тоже проходила от него в 4–5 км.

7) И наконец. Вот официальная цифра: на Ленинград упало 148 478 снарядов. Кунгуров пишет: «Дальнобойное орудие большого калибра делает 1 выстрел за 2 минуты. За час — 30 выстрелов. За 8-часовой рабочий день — 240 (немецкие солдаты воевали по расписанию). За 900 дней такое орудие делает 216 000 выстрелов».

Одна пушка, не напрягаясь, за время блокады могла изрыгнуть вдвое больше снарядов, чем упало на город! А остальные что делали?

Вывод:

— либо цифра «148 478 снарядов» взята с потолка и сильно занижена,

— либо немцы палили по городу лениво, покуривая меж выстрелов.

Это можно объяснить так: берегли боеприпасы. Надеялись, что голод и холод убьют ленинградцев бесплатно. Допустим.

Но почему уцелел Кировский завод — я ответить не могу.

Страдания и подвиг ленинградцев неоспоримы. Однако в официальной трактовке блокады много странностей.

Немцы необъяснимо мало стреляли по городу, заводам и Дороге жизни. Наши (произведя гору оружия) необъяснимо долго не прорывали 12-километровую полоску. В городе не строили баррикады — то есть почему-то знали, что уличных боев не будет.

Что все это значит? НЕ ЗНАЮ. Тайный смысл этих событий я пока объяснить не готов.

Иные говорят:

— Сталин ненавидел Ленинград и нарочно морил его блокадой!

Думаю, чушь. Во-первых, за что ненавидел? Обоснуйте! Некоторые москвичи Питер недолюбливают — но не до такой же степени! И Сталин-то не москвич! Во-вторых, почему эта «ненависть» не проявлялась до и после войны?

— Как?! — мигом вскинется знаток. — А Ленинградское дело?!!

Ну здрасьте. При чем тут «ненависть к городу»? В 1949-м группа питерских чиновников задумала создать компартию РСФСР — что неминуемо развалило бы Союз, как это случилось в 1991-м. Вдобавок без разрешения Москвы они (с убытком в 4 миллиарда!) провели Всесоюзную ярмарку. Тайно крышевали это мероприятие председатель Госплана СССР Н. Вознесенский и председатель Совмина РСФСР М. Родионов — так что след привел и в столицу.

Тут выяснилось, что Вознесенский намеренно «ошибался» в планировании народного хозяйства и допустил пропажу 236 секретных документов — то есть попросту отдал их врагу. [450]

Этот заговор следовало погасить непременно. А простые ленинградцы тогда никак не пострадали.

Так что версия «Сталин морил город блокадой» никуда не годится.

 

Нация Гёте и Бетховена

В освобожденные от коммунистов окрестности Ленинграда европейцы принесли культуру. Как? Да как всегда: разрушили прекрасные дворцы в Петергофе, Пушкине, Гатчине, Павловске, украли Янтарную комнату. Что не смогли увезти, изуродовали на месте.

В оккупированной России они вели так себя везде, по приказу фельдмаршала В. Рейхенау от 10 сентября 1941 года: «Ни один памятник истории и искусства на востоке не имеет никакого значения» [451]. Цивилизаторы разрушили у нас 1740 городов и более 70 000 сел, а в них истребили или загадили 427 музеев — в том числе дом Льва Толстого в Ясной Поляне, Дом-музей П. И. Чайковского в Клину и т. д.

Они уничтожили в СССР 200 миллионов книг. В Харькове книгами мостили дорогу, чтобы не буксовала техника. [452] Взорвали Успенский собор Киево-Печерской лавры и Киевский университет.

Грабили они нас так: только из 73-х особо ценных музеев уволокли 565 723 экспоната. Для вывоза краденого потребовалось 1 418 000 вагонов; еще 427 000 тонн сплавили водным транспортом. [453]

Финны шли в ногу. На оккупированной ими территории сгорела усадьба великого художника Ильи Репина «Пенаты», лишь фундамент остался. Советские реставраторы смогли восстановить сказочный дом лишь к 1962 году.

Может, немцы не грабили — а спасали шедевры от бомб и русских варваров? На Нюрнберге они пытались отмазаться именно так.

Что ж, смотрим факты.

Только в соляную шахту Альт-Аусзее к концу войны напихали 6755 старинных картин (Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рубенса, Рембрандта, Вермеера…), а также рисунки, гобелены, скульптуру и т. д. Фюрер приказал взорвать шахту — но кто-то на месте осмелился не выполнить распоряжение. [454]

Полузатопленную шахту Покау-Ленгефельд немцы забили шедеврами из Дрезденской галереи (Боттичелли, Дюрер, Кранах, Гольбейн, Тициан, Корреджо и т. д.). Мало того что картины размокли, и советские реставраторы потом их спасали годами! Главное — шахта тоже была подготовлена к взрыву, и лишь в паническом бегстве весной 1945-го нацисты не успели ее уничтожить. [455]

Вы скажете:

— Немцы в штольне спасли шедевры от бомбежек картинной галереи!

Что ж, и это верно. В феврале 1945-го англосаксонская авиация «огненным смерчем» выжгла Дрезден, и плевать ей было на памятники культуры. На то они и англосаксы…

Однако повторю: спасенное от бомб нацисты сами приговорили к уничтожению.

И пресечь взрывы удалось не везде.

«В районе Берлинского зоопарка эсэсовцами накануне капитуляции взорван бункер, в котором находилась античная коллекция („Antikenabteilung“) Берлинского музея. В другом бункере, в районе Фридрихсхайна, зондеркоманда сожгла 411 картин — по имеющимся сведениям, там находились произведения Рубенса, Ван-Дейка, Мурильо, Шардена, Бёклина, Сезанна и другие картины из Берлинской галереи. В районе Гумбольтсхайна огнем пожара, вызванного диверсионным взрывом в подземном бункере, уничтожены бесценные наброски Микеланджело к надгробию Пия II, сгорело пять из семи папок с всемирно известными рисунками Сандро Боттичелли к „Божественной комедии“. Взорваны скульптуры Донателло и других скульпторов Возрождения…» [456]

Гитлер писал в «Майн кампф»: «Если мы разделим человечество на три группы: 1) основателей культуры, 2) носителей культуры и 3) разрушителей культуры, то представителями первых двух групп будут, пожалуй, только одни арийцы».

Только ли арийцы творили культуру? Это вопрос дискуссионный… Однако смотрим итог деятельности гитлеровцев (тех, кто объявил себя «истинными арийцами»): что они создали в культуре? НИЧЕГО. Несколько маршей и картин — блеклое подражание русскому соцреализму… Что они разрушили? Всё, до чего смогли дотянуться.

Так что, по определению самого фюрера, нацисты были кем угодно, только не арийцами! И действительно, вожди рейха к немецкой нации принадлежали лишь отчасти; они прикидывались потомками ариев, мимикрировали под них. [457]

Всё сходится…

Так же варварски крушат всё на своем пути войска американские. В оккупированных Ираке и Афганистане они истребили и украли множество ценнейших памятников древности. [458]

Удивляться тут нечему. Один почерк — потому что одна рука.