Каждый день Емельян проводил у меня. И как бы я ни пыталась настаивать на том, что помимо меня у него еще есть и другие заботы, он не уходил. Вернее, уезжал на несколько часов, а потом возвращался, привозил нужные мне вещи, одежду, продукты. А еще дарил мне цветы, какую-нибудь мелочь, или игрушки. В общем, мой брутальный Сургут, некогда совсем не романтичный, исправлялся. А каждую ночь спал в кресле рядом. Мне было его ужасно жаль, ведь неудобно, а все равно Сургут не сдавал позиций. Спорить устала, просто попросила генерала походатайствовать об отдельной кровати или кушетке для Емельяна. Правда, до сих пор не понимала, как ему вообще разрешили постоянно находиться рядом со мной. Но не спрашивала, потому, как самой было очень приятно видеть любимого рядом.

В наш день рождения Емельян приволок очередной букет цветов и пакет, который он поставил на кресло.

— А у меня для тебя подарка нет, — грустно вздохнула я, глядя на Емельяна. Парень был занят тем, что ставил букет в вазу на окне. Их, букетов и ваз, скопилось уже приличное количество за время моего пребывания в госпитале. Так, наверное, нужно бы уже намекнуть Сургуту, что хватит бросать деньги на ветер, тратя их на цветы, которые рано или поздно завянут.

— Отчего же? — сказал Сургут, поставил букет цветов в воду и обернулся ко мне. Спрятав руки в карманы джинсов, стоял в метре от меня. И смотрел. Вроде бы улыбка на губах, но взгляд немного грустный.

— Буду должна? — предположила я, все еще ломая голову над тем, что же ему подарить, как только меня выпишут из больницы.

— Нет, — улыбнулся Сургут, и подошел ко мне, присел на край кровати, — У меня есть ты.

Вот вроде бы и сказал мало, и слова все понятны, а все равно, ничего не ясно.

— Каждый день с тобой — самый лучший подарок, — добавил он, и обхватил мою ладонь руками. Несколько секунд Сургут молчал, хотела уже пошутить над ним, сказать что-нибудь по поводу его возраста, но поняла, что не тот момент. Просто взгляд Емельяна вновь потемнел, поняла, его чувство вины все еще с нами, не забылись события, хоть и притупились воспоминания. Мои, по крайней мере, но как я поняла, не его.

— Понимаешь, — хриплый голос Емельяна нарушил повисшее молчание в комнате, — Был момент, когда…. Когда я….

Емельян замолчал, закрыл глаза. Подняла руку, провела по щеке Сургута. Поняла, что вот-вот элементарно расплачусь, потому что предполагала, о чем он сейчас вспоминает.

— Когда я думал, что тебя нет, — еще тише проговорил Емельян, — Мне нужно было подождать всего секунду. И все было бы иначе. Просто, не торопиться…. А я….

— Емеля, солнышко ты мое упрямое! — настойчиво оборвала я его слова. Просто было невыносимо больно видеть его страдания. Он открыл глаза. Улыбнулся.

— Солнышко? — переспросил он. Нахмурилась.

— Не перебивай девушек, особенно в их день рождения! — шутливо отчитала я любимого, и уже серьезнее добавила, — Ты не виноват. Ясно?

— Нет, — качнул он головой упрямо, — Виноват.

— И что мне с тобой делать?! — простонала я, понимая, что спорить бесполезно. Ему просто нужно время, чтобы привыкнуть и осознать, что все в прошлом.

— У меня есть два варианта, — предложил Сургут, — Но озвучу один.

— И какой? — поинтересовалась я.

— Ты можешь меня любить, — с мальчишеской улыбкой на губах высказал свое предложение Сургут.

— Я подумаю, — рассмеялась я, помня, что с тех пор, как пришла в себя после операции, так и не сказала ни разу ему о своей любви.

— И вот еще, — уже серьезнее сказал Емельян. Передо мной появилась бархатная коробочка. Теоретически, там могли бы быть серьги. Ну, или брошь, к примеру…. Вот только оставался и третий вариант.

Емельян открыл коробочку.

— В прошлый раз предложение было несколько смазанным, — начал говорить Емельян, — И колец не было. А еще, мы, кажется, собирались устроить тройной праздник. Так что вот.

Все-таки в коробочке оказалось кольцо. Простое, с небольшими камнями, элегантное и очень красивое.

— Мне можно подумать? — с сомнение предположила я. Сургут только пожал плечами, и захлопнул коробку.

— Как надумаешь, дай знать, — улыбнулся он. Вздохнула. Нет, ну вот как мне теперь отказаться? Во-первых, любопытно примерить колечко. Во-вторых, он меня ведь уже звал замуж, так что, стоит ли повторяться, если я в любом случае согласна. А в-третьих, люблю ведь его, так что, смысла для отказа нет.

— Надумала, — спустя мгновение, сказала я. Сургут, вновь открыл коробочку и осторожно надел кольцо на мой палец.

— При одном условии, — сказала я, рассматривая сверкающее колечко, чуть отодвинув ладошку. Сургут хмыкнул, но промолчал. Только ладошку мою поцеловал, и сцепил руки в замок, продолжая сидеть на краю моей кровати, — Свадьбу летом будем делать, в августе, наверное, тогда и тепло будет, и….

— В феврале, — перебил меня Емельян, и на всякий случай уточнил, — через месяц.

Пока я размышляла над его предложением, не отрывая взгляда от кольца, Емельян встал, вынул из пакета бутылку и два фужера.

— Вот, — присел он рядом со мной, — Почти тройной праздник, как и задумывалось изначально.

Рассмеялась, глядя на безалкогольное шампанское в его руках.

— Решил не рисковать? — смеялась я, — Боишься, что утром у какой-нибудь медсестрички очнешься?

— Нет, — серьезно ответил Сургут, — Во-первых, шампанское меня, скорее всего, не возьмет. А во-вторых, боюсь не сдержаться, а врачи тебе запретили нагрузки.

Взгляд Емельяна скользнул по моему телу, лежавшему под одеялом. Вмиг стало жарко.

— Пока запретили, — хрипло пробормотал Сургут.

От его 'пока' по спине побежали мурашки. Обещание в его взгляде будоражило, и захотелось быстрее уже выписаться из этого чертового госпиталя.

Весь день, до самого позднего вечера, мы с Емельяном принимали поздравления от друзей и знакомых. Семейство Элистратовых прибыло в полном составе, были организованы маленькие посиделки, насколько позволяло место и руководство госпиталя. В общем, этот мой день рождения оказался самым незабываемым. Во-первых, много изменений произошло в моей жизни, во-вторых, это первый наш с Емельяном совместный праздник, и как я надеялась, не последний. Сургут обосновался рядом со мной, обнимая и не выпуская моей ладони из своей руки. В каждом его прикосновении и взгляде чувствовала нежность и любовь. Вот только нотки грусти все никак не исчезали, нависая и давя, угнетая и не позволяя расслабиться. Я устала. Устала понимать, что не могу ничего поделать, не могу убедить Сургута, что не его вина в том, что я нахожусь в больнице. Вернее, его вина только косвенная. Он ведь велел мне ложиться тогда на пол, а я все сделала по-своему, боясь за его жизнь. И сейчас я просто не знала что мне делать, как поступить, чтобы все исправить. Слова не помогали, а предпринять что-то кардинальное я пока не могла. На миг отвернувшись от любимого, посмотрела на друзей. Юра разливал шампанское по стаканчикам, Агафья сидела в кресле, Захар что-то изучал в тумбочке, скорее всего, инспектировал ее в поисках сладкого, Велизар стоял около жены, а Марго решила произнести тост. Повернулась к Емельяну, он слушал Марго, вот только взгляд задумчивый, рассеянный какой-то. До чертиков захотелось его встряхнуть, растормошить, но не знала как. Ничего лучше не придумала, как просто напросто, обхватив его лицо ладонью, повернуть к себе, и наплевав на присутствие зрителей в палате, поцеловать.

— Я тебя люблю, — прошептала я, прежде чем коснуться его губ своими. Первое мгновение Сургут не шевелился, я ждала, когда же смысл моих слов проникнет сквозь пелену грусти. Дождалась. В одно мгновение пассивность и отстраненность Емельяна исчезли. Проснулась страсть, нежность и желание. Мы целовались, сидя на одной больничной кровати, а наши посетители молчали. Самым нетерпеливым оказался Велизар.

— Не, ну, я, конечно, все понимаю, но не при детях же! — возмутился Велизар. Агафья захихикала, а Марго, громким шепотом проговорила Юрию на ухо:

— Такими темпами из госпиталя Злату выпишут с сюрпризом в животике!

Юра промолчал, Агафья подтвердила предположение Марго, Велизар рассмеялся. И только Емельян шумно выдохнул, улыбнулся, погладил меня по щеке.

— Нам пока нельзя сюрпризов, — шепнул он, — Сердечко слабое еще.

Я нахмурилась, но промолчала. На эту тему мы еще успеем поспорить, а сегодня хотелось праздника.

— И я тебя люблю, — услышала шепот Сургута на ухо. Он обнял меня за плечи, поцеловал в висок. Счастливо вздохнула, прижалась к груди любимого, насколько позволяло место и не совсем удобная постель.

— И я, — шепнула в ответ.

— Хорошо, — улыбнулся Сургут и, переплетя наши пальцы, поднес мою ладонь к своим губам. Так мы и сидели. Гости развлекали нас, а когда я начала засыпать, Емельян тактично намекнул всем, что пора бы и по домам. Я хотела возразить, но Сургут только нахмурился.

— Доктора позову, — пригрозил он мне. И я сдалась. Трудно спорить с авторитетом Емельяна Игнатовича.

Выздоровление мое шло быстро. В конце января мне разрешили вставать с постели. Все это время пыталась уговорить Сургута отложить свадьбу до лета, но он был не приклонен, как скала. Никакие уговоры на него не действовали. Оставалось только грустно вздыхать. Просто свадьбу я все-таки представляла иначе, танцы там, платье белое, Сургута в костюме, в общем, все, как полагается. Но Емельяну не говорила, просто не хотела его расстраивать, боялась, что еще и за отсутствие свадебной вечеринки он возьмет вину на себя.

Как только я смогла свободно передвигаться по палате, Сургут стал реже появляться у меня днем. Вернее, уходил утром, а возвращался только под вечер, ночевал он все также у меня в палате, придвинув свою кровать к моей. О том, где он пропадал, не рассказывал. Говорил, что дела какие-то. Я предпочитала не расспрашивать. Просто решила учиться доверять ему. Если он не хотел рассказывать, значит, так нужно.

День нашей свадьбы был назначен на четвертое февраля. Первого числа ко мне пришли Агафья и Марго с огромным свертком, в котором оказался свадебный наряд. Платье, правда, не пышное, а прямое, чуть ниже колен, и вероятнее всего сшито на заказ. Они помогли мне примерить наряд, отметили, где нужно бы убрать ткань, и, сняв платье с меня, вновь ушли, сказав, что нужно съездить к швее. На мои вопросы о нашем с Сургутом бракосочетании они просто промолчали.

Емельян тоже не особо распространялся по поводу нашей с ним свадьбы. Только говорил, что все пройдет тихо и спокойно, я даже устать не успею.

— Может быть, расскажешь уже? — нетерпеливо требовала я.

— Золотце, — улыбался Емеля, — Да не о чем рассказывать. Распишемся тихо, и все. Как только тебя выпишут, съездим на пару недель куда-нибудь.

Подробности о ближайшем будущем мне так и не удалось выпытать, уже и просила, и лукаво улыбалась, и целовала, но Сургут только отмахивался, утверждая, что ничего грандиозного он не планирует.

Четвертого февраля Емельян уехал рано утром. Через несколько минут после его отъезда ко мне приехали Агафья с Марго. Привезли платье, уже подогнанное под мою фигуру. Сапожки без каблуков, и меховую шубку на плечи.

— Агаш, но это же так дорого! — выдохнула я, зарываясь носом в мягкий мех.

— Все вопросы к жениху, — рассмеялась Агафья, — От нас только платье.

— Надеюсь, он машину не продал? — вздохнула я.

— Нет, — сказала Агафья, — Просто новая работа ему нравится, да и Велик мой хвалит Сургута. А я и рада, теперь мужа чаще вижу. А почти всеми делами Емеля занимается.

— Но когда? — удивилась я, — Он ведь много времени у меня проводит. Когда ему делами заниматься?

О смене работы Емельян мне рассказал уже давно. Велизар пригласил его к себе, в охранное агентство. Чем именно он там занимался, я не знала, но была рада, что Сургут не работает больше в органах.

За час до назначенного времени дверь в палату открылась. Емельян Игнатович собственной персоной явился в мою скоромную обитель. Улыбнулась, отмечая ласковый взгляд голубых глаз, новенький костюм, рубашку, галстук. В общем, мой любимый брутальный Сургут явился ко мне во всей красе.