Я сбежала по ступенькам на второй этаж, но так как никого там не увидела, то поспешила дальше вниз, на первый этаж.

— Мисс Ливия, вы тоже слышали это?

Я узнала голос Франца Шиллера прежде, чем он вышел из тени.

— Да, я слышала крик. Мне кажется, это была Роза. разве она не вместе с братом?

— По крайней мере, думаю, что с ним. Пойдемте!

Крик раздался снаружи.

Я оказалась у входной двери чуть раньше его. Дверь была приоткрыта. На нижних ступеньках мы увидели Пена и Розу, стоящих на коленках. Обманчивая голубая вода озера замочила их ботинки и даже платье Розы. Оба, не отрываясь, смотрели в озеро.

Я подумала, что Роза уронила в воду что-то ценное, и стала озабоченно спускаться по ступенькам вниз.

— Что случилось? Что такое, Роза?

Я остановилась прямо за их спинами. Пен взглянул на меня.

— Роза утверждает, что видела, как что-то пронес­лось мимо, даже задев ее. Так она утверждает, по крайней мере.

— Но это действительно так! Я видела это! — прокричала девочка страстно.

— Так что же? — спросила я мягко, вспомнив о трупе коровы. В этот момент я могла придумать для них лишь версию о всплывшем в результате непогоды бревне.

— Мертвец. Окоченевший и страшный.

Роза, сбиваясь от волнения, снова и снова переска­зывала свое видение и разнервничалась так, что брату никак не удавалось успокоить ее.

— Может, я позабочусь о ней? — спросила я Пена. Сумерки уже настолько сгустились, что я нечетко видела выражение его лица, но чувствовала, как он взглядом пытается проникнуть в мою душу.

В конце концов он встал и нерешительно поплелся вверх по лестнице.

Франц Шиллер прошептал ему что-то на ухо, и они исчезли в зале, где и дожидались нас с Розой.

Роза лепетала со слезами в голосе:

— Это было даже не очень похоже на мясо. Что-то такое мягкое и дряблое, как будто долго лежало в воде.

— Не думай больше об этом. Когда прибьет к берегу, мы узнаем, что же это было такое. Не принимай так близко к сердцу. Ты ведь не хочешь, чтобы брат беспокоился, не правда ли?

— Н-нет.

Чтобы отвлечь ее от тяжелых мыслей, я попросила девочку помочь мне на кухне и в обслуживании джентльменов за столом. Она согласилась не сразу, но, когда услышала, что я назвала Пена и Шиллера «джентльменами»», которых надо угостить, робко улыб­нулась и послушно пошла на кухню.

— Что-то она все же видела, — сказал домашний учитель Пену, и оба пришли к выводу, что речь может идти о трупе животного.

— Ну, до восхода солнца мы все равно ничего не можем предпринять, — высказался Шиллер и напра­вился к винтовой лестнице.

Оба «джентльмена» решили перед едой немного освежиться.

Роза посмотрела им вслед и хихикнула. Испуг был забыт, слезы высохли.

— Пен ненавидит холодную воду, а Франц ни за что не будет таскать горячую воду в свою комнату.

Она вприпрыжку вбежала в кухню и удивила меня хозяйственностью и деловитостью в обращении с горшками и котелками. Когда все было готово, мы вдвоем накрыли на стол. «Джентльмены» как раз спускались по лестнице. Роза хотела уже сесть за стол, но я сделала ей знак, и она осталась стоять, хотя и, очень нетерпеливо.

Незадолго до того, как Пен и Шиллер вошли в маленький обеденный зал, она неожиданно возбужденно прошептала мне:

— Как вы думаете, Ливия, может ли человек сделать что-то плохое, а потом забыть об этом?

Полагая, что она говорит о последнем событии, я попыталась успокоить ее:

— Все, что произошло, тебя не касается, ты ни при чем. Ты не могла ничего спасти.

Девочка просто возмутилась моей несообразительно­стью.

— Да я совсем не о том, Ливия! Я говорила не о… Т-с-с!

Франц и Пен как раз подходили к столу. Мы сели, и Роза принялась болтать о доме, о приезде отца и о том неудачном совпадении, что как раз сегодня вся прислуга отправилась на праздник. Она спросила меня, можно ли помочь мне подготовить все должным образом к приезду отца, на что я с радостью согласилась. Ведь и я хотела, насколько это возможно, подготовить капитану достойную встречу. Я расскажу ему также, как старательно его маленькая дочь помогала мне и что я подозреваю в убийстве миссис Брендон кого угодно, но не Пена и Розу. Может быть, его самого? Чушь! Николас Брендон был на другом конце света, когда умерла его жена. И как только эта мысль пришла мне в голову?

Я попыталась направить разговор за столом на дальнейшие планы капитана Брендона относительно будущего «Голубых Болот». Но предложенная мною тема не нашла поддержки ни у Шиллера, ни у ребят.

— Разумно ли перестраивать этот старинный дом в интернат? — спросил Шиллер с сомнением. — Бедные малыши могут здесь так легко утонуть. Ведь всего несколько минут назад мисс Роза…

Я испуганно покачала головой, но он беззаботно продолжал болтать, в то время как дети замерли и неподвижно уставились в тарелки.

— Надеюсь, что до этого будет осушено болото и восстановлена старая дорога, — сказала я уверенно. — И тогда люди не будут привязаны к этому ненадежному и небезопасному пути по реке.

— Да, конечно. Но передать детям весь дом и всю усадьбу…

Я стала потихоньку понимать, что к чему, и так как его своекорыстие меня задало, спросила подчеркнуто наивно:

— А какие же убытки могут принести бедные малыши? Мне даже кажется, что благодаря их присут­ствию печальные воспоминания о несчастных, умерших здесь, могут забыться.

Роза открыла рот. Пен попытался ее остановить, но Роза была слишком горда своими знаниями в этом вопросе.

— Франц опасается, что дети найдут наши фамиль­ные драгоценности, — объявила она, сияя.

— Не горячись, Роза! У господина Шиллера нет никаких оснований на получение драгоценностей де Саль. Если они действительно найдутся, то они принадлежат тебе, твоему брату и тете Эмилии.

Франц Шиллер выдержал наши взгляды, не моргнув, но мне показалось, что улыбка далась ему с большим трудом.

— Конечно, — сказал он наконец. — Ни о чем другом не было и речи. Охота за сокровищами — всего лишь игра и ничего более.

Он снова попал в привычное русло и нежно взял Розу за подбородок.

Она покраснела. От удовольствия?

— Если я и найду драгоценности, — продолжил Шиллер высокомерно, — то осыплю милую маленькую Розу жемчугом, бриллиантами, сапфирами, рубинами, изумрудами и всем, что там еще будет.

Наблюдая за Шиллером поверх бокала с огненно-красным вином, я проговорила:

— Похоже, вы с драгоценностями на короткой ноге. Было бы очень кстати, если бы вы их нашли и…

Он благосклонно кивнул головой.

— В этом я целиком и полностью согласен с вами, мисс.

— …передали Эмилии де Саль и ребятам.

Улыбка застыла у него на губах.

— Конечно. Об этом я и говорил. Не правда ли, Роза?

Пен сменил тему и вернулся к последнему проис­шествию с Розой. Я не хотела, чтобы дети шли спать с такими ужасными мыслями, и попыталась отвлечь их, что, к сожалению, не удалось.

Пен попросил Франца Шиллера после ужина прой­тись с ними к реке. Учитель объяснил, что даже с хорошей лампой они ничего толком не рассмотрят. Поэтому осмотр было решено перенести на ранние утренние часы.

Мы с Розой быстро навели порядок после ужина, оставив мытье посуды посудомойке, которая должна была появиться утром.

Франц пошел проверять письменные работы ребят, а Пен ожидал нас в зале. Вместе с детьми я поднялась наверх.

— Надеюсь, сегодня ночью ты, Роза, не будешь вести себя глупо, — сказал ей брат укоризнено.

Франц Шиллер, остановившись наверху, наставитель­но сказал Розе:

— Молодая леди должна учиться спать в одиночестве. Я думаю, что мисс Рой подтвердит это.

— А почему ты боишься спать одна? — спросила я ласково. — Мы ведь все находимся рядом.

— Я слышу какие-то звуки и шорохи.

— Ребенок, — насмешливо произнес Пен. Похоже, эти препирательства могли продолжаться вечно, если бы я не вмешалась и не спросила Розу, не хочет ли она спать в какой-нибудь комнате на верхнем этаже, и добавила:

— Там, по крайней мере, рядом буду я.

Шиллер удивил меня тем, что он хотел не только Розу, но и Пена переселить в комнаты рядом с моей. Почему он был заинтересован в том, чтобы избавиться от нас всех? Чтобы без помех искать ночью драгоцен­ности? В любом случае по его странному поведению можно было сделать вывод, что у него есть тайна, которую он хочет скрыть. Но это была не моя задача — прекратить его деятельность.

— Пойдем! — сказала я Розе.

Мы быстро собрали в ее комнате все, что могло бы потребоваться ночью на новом месте.

Пен внимательно следил из дверей своей комнаты за переселением на третий этаж. Когда я еще раз спросила его, пойдет ли он с нами, Пен с заговорщицким видом произнес:

— Я, конечно же, останусь здесь. Может быть, мне удастся застать Франца во время его ночных похожде­ний.

Его намерения мне не понравились. Ведь если у домашнего учителя действительно есть что-то недоброе на уме, то Пен будет стоять у него поперек дороги.

Я попыталсь намекнуть на это, но мои намеки только расстроили мальчика.

— Вам больше понравится, если я буду находиться в неведении относительно того, что происходит в доме, Ливия?

— Намного больше, — подтвердила я доброжела­тельно. — Это дело твоего отца — остановить призрака. Пока его нет, я в некотором роде несу ответственность за тебя. Запри дверь и подумай о том, что завтра приезжает отец.

Он резко отвернулся, но по дрогнувшим плечам я поняла, что он принял мои слова к сведению.

По пути наверх Роза заявила не по годам рассуди­тельно:

— Мальчишки всегда так глупы, не правда ли? Вечно они создают беспокойство. Я все же надеюсь, что Пен не будет выходить из комнаты.

— Я тоже на это надеюсь, видит Бог.

Я провела Розу в маленькую уютную комнату по соседству с моей. Мы вместе постелили постель и повесили ее вещи в шкаф. Перед тем как уйти, я еще раз подчеркнула преимущества отдельной комнаты и посоветовала принять ванну для успокоения нервов.

— Холодной воды? — прошептала она, поежившись.

— От этого не умирают.

Сразу после этих слов я изменила свое мнение. В этом доме с призраками достаточно просто провести некоторое время, чтобы мурашки забегали по коже. Наверное, следует все-таки подогреть воду где-нибудь на втором этаже.

Переселение Розы заняло более часа. Девочка не раз подходила к окну и задумчиво смотрела на озеро.

— Я хочу знать, куда же это делось? — проговорила она наконец, прижавшись носом к окну.

— Что?

— Ну, это, до чего я дотронулась. Я не видела лица, только кожу. Такую странную. Тетушка Эмилия говорила, что это вполне естественно, когда люди после смерти становятся холодыми и твердыми на ощупь, как мама. А это было совсем мягкое.

— Ну, может, это был труп животного. В воде мясо размягчилось. Тебе не надо сейчас об этом думать. Я уверена, что завтра утром или через несколько дней это животное прибьет волной к берегу.

Только спустя несколько минут я поняла, что за слова произнесла Роза только что. Непонятно было одно — случайно она проболталась или умышленно упомянула свою мать? Ее круглое лицо ничего мне не говорило.

— Роза, откуда ты знаешь, что тело мамы было твердым и холодным на ощупь? — спросила я осторожно.

— Так оно и было! Именно по этому узнают, умер человек или нет.

— Да, да. Но когда же ты умудрилась потрогать ее? Когда кресло-каталка опрокинулось?

Она заерзала.

— Как она могла тогда быть такой, если умерла не сразу. И кроме того, ее кресло-каталка не опрокинулось. Она…

Роза закусила нижнюю губу и проглотила остальные слова. Было ясно как Божий день, что она знает гораздо больше о смерти своей матери, чем мне раньше казалось. Я молчала в надежде на продолжение, но она вернулась к лживой версии, которую разработали они с братом.

— Это уже все позади, вы на свободе, а не в тюрьме, — произнесла она и уставилась в темноту за окном. После короткого молчания она добавила: — Когда приедет отец, мы начнем новую жизнь. Он нам это обещал. Мы не будем больше думать о матери и всем этом.

Девочка повернулась, и страдание, прозвучавшее в ее чистом голосе, поразило меня.

— Мисс Ливия, отец сказал, что вы сделаете меня симпатичной. Это правда? Вы действительно можете это сделать?

— Да, наверное, можно сделать тебя красивее, — сказала я несколько неуверенно. — Это не очень трудно, малышка!

— Пожалуйста, не обманывайте меня! Тетушка Эмилия утверждает, что я самое ужасное, что вообще когда-либо рождалось на этой земле. Она говорила, что совершенно не понимает, как я могу быть дочерью моей матери и при этом такой страхолюдиной. Иногда я просто ненавижу тетю Эмилию. Она такая же, как и мама.

— Но, Роза, ты же не думаешь так на самом деле?! Ты ведь любишь свою красивую маму так же, как я люблю тебя.

Она посмотрела на меня с любопытством и одновре­менно с презрением.

— Вы любите меня? Вы не должны так лгать. Моя мать никогда не любила меня. Она никогда меня не хотела. Я слышала, как она говорила об этом тетушке Эмилии. Она говорила, что я — самая ужасная плата за то, что отец ей навязал.

Мне стало жарко от смущения и еще Бог знает от чего.

— Ты не должна никогда говорить ничего подобного, Роза! Никогда! Это сильно ранит твоего отца. Обещай мне никогда такого больше не говорить.

— Хорошо, но это правда. А правду нужно говорить всегда.

— Не всегда, любовь моя. Не надо говорить, если этим ты можешь ранить кого-нибудь. А теперь — в кровать! Искупаться ты можешь и завтра рано утром.

Роза подчинилась. Я уже хотела задуть свечу в изголовье, когда она снова подняла голову с подушки.

— Вы сказали «любовь моя», а ведь вы меня совершенно не знаете, — прошептала она. — Когда вы узнаете обо мне все, то не станете меня так называть. Наверное, вообще не сможете меня переносить.

— Я уверена, что ты мне будешь нравиться в любом случае.

Ее взгляд отразил одновременно и сомнения, и надежду. Я нежно склонилась над ней и поцеловала ее в лоб. Она смущенно откинулась на подушки.

Я задула свечу и направилась к двери.

— Оставьте дверь открытой, — крикнула она мне вслед, — если вы вдруг что-то услышите или увидите ночью, то сможете сразу же прийти ко мне и все рассказать.

Я с улыбкой выполнила ее просьбу, но моя улыбка исчезла, когда я взглянула на распахнутые двери камер. Они были похожи на раскрытые пасти, ожидающие добычу. Непроизвольно на меня опять напал страх. И только мысль о Розе Брендон, которая с сегодняшнего дня надеется на меня, дала мне силу бороться с этим.

Чтобы обезопасить себя от возможных ночных происков привидений и защититься от столкновения с ними, я поставила в начале лестницы свечу. Что за столкновения могли произойти, мне и самой было не ясно.

Раздеваясь, я думала о том, что же Роза могла увидеть в день смерти матери, кого она защищает, но, измотанная событиями минувшего дня, почти мгновенно заснула.

Так как с вечера я была настроена на встречу с призраками и демонами, то, проснувшись утром, с удивлением смотрела на странные фиолетовые отсветы от болота. В первое мгновение я даже не могла сообразить, где я нахожусь, так часто я меняла места ночлега за последний месяц.

Пока я строила планы относительно встречи капитана Брендона и прикидывала, какое платье мне лучше надеть по этому поводу, кто-то неистово постучал в открытую дверь.

Это была Роза Брендон, державшая в руках поднос, на котором стояли дымящийся кубок и чашка с золотой каймой и фамильным гербом семейства де Саль.

Я думаю, что собственно появление Розы поразило и обрадовало меня больше, чем поданный в постель кофе. Она поставила поднос мне на живот, и ее круглые щеки сияли от гордости и удовольствия от моих комплиментов. Она внимательно наблюдала, как я героически, не моргнув глазом, выпила обжигающий кофе.

— Как вы думаете, когда я вырасту, как вы, я тоже буду пить кофе и мне это будет нравиться? — спросила она с наслаждением.

— Очень даже может быть. Хотя, возможно, тебе понравится кофе чуть послабее, не такой крепкий. Прислуга еще не вернулась?

— Нет, они прибудут, вероятно, к обеду. Мне кажется, они безнадежные лентяи. После заката и до восхода солнца не шевельнутся, чтобы выйти из своих домов. Они не такие, как вы.

Я удивленно отодвинула чашку с кофе в сторону и проговорила:

— Я не понимаю тебя. Что значит — не такие, как я?

— Да им никогда и не приснится — встать ночью и заглянуть в каждую из этих страшных камер.

— Но и мне тоже. Ты хочешь сказать, что я это делала?

Она кивнула, и глаза ее были широко раскрыты. Я не была уверена, что Роза лжет.

— Но я ни на мгновение не покидала своей постели.

— Тогда это был кто-то другой. Я же слышала.

— Может быть, это был господин Шиллер? Меня нисколько не удивит, если он искал здесь, наверху, драгоценности де Саль. Какая же головная боль — эти драгоценности!

Девочка ухмыльнулась.

— Но не для нас, наследников.

Происшествие казалось ей очень забавным, но одно предположение, что Франц Шиллер или кто-то еще шастал здесь и мог наблюдать наш сон, не пришлось мне по нутру.

— Я не думаю, что это был Франц, — пояснила Роза. — Этот этаж он обшарил уже несколько ночей назад и сказал Пену, что, кроме пыли, ничего здесь не нашел.

С превеликой мукой я допила кофе.

Роза была готова отнести поднос на кухню, однако застелить постель и протереть пыль отказалась. Это заботы прислуги, заявила она высокомерно. А когда я стала настаивать, проговорила:

— Ну, хорошо. Но только не думайте, что я буду наводить порядок и в вашей комнате. В конце концов, я не горничная.

Заметно разозленная, она вышла из комнаты.

Я быстро оделась и привела себя в порядок, насколько это было возможным. Затем я убралась в комнате и отнесла поднос на кухню. Леокадия сама сварила себе кофе и пила его со вчерашним тминным пирожным. Мытье посуды она оставила на посудомойку, добавив ко вчерашней горе невымытой посуды еще и свои тарелку и чашку. Вернувшись на работу, девоч­ка-посудомойка не испытает прилива радости, подума­лось мне.

Я решила взяться за дело и уже собралась повесить котел с водой на очаг, когда увидела на полу высохшие кусочки земли, которые отвлекли меня: не комки ли это торфа?

Я с любопытством открыла дверь, ведущую в подвал. Ступени казались сегодня круче и опаснее. Я принесла свечу, которую зажгла от углей камина, подняла ее над головой и ступила на первую ступеньку подвальной лестницы. Неужели какая-то тень пошевелилась там внизу, в темноте?

— Кто там? Что вы можете видеть в такой темноте? — прокричала я беспечно, думая, что это Пен и Шиллер продолжают поиски привидений.

Бойко спустилась я на две-три ступени, но странные шаркающие звуки умерили мое любопытство. Может быть, там действительно находится кто-то из посторон­них?

Я уже хотела вернуться назад в кухню, когда какое-то древнее, всклокоченное существо попало в полосу света моей свечи. Должно быть, я схожу с ума… Такого не бывает…

Существо протянуло ко мне грязную руку и издало рычащий раскатистый звук.