Девушка плакала оттого, Что много лет назад Мне было только шестнадцать лет И она не знала меня. А я смотрел, как горит на свету Маленькая слеза, Вот она дрогнет и упадет, И мы забудем ее. Но так же по осени в саду Рябина горит-горит. И в той же комнате старый рояль Улыбается от "до" до "си". Но нет, я ничего не забыл — Ни осени, когда пришел В рубашке с "молнией" В маленький сад, откуда потом унес Дружбу на долгие года И много плохих стихов, Ни листьев, которые на ветру Кружатся, и горят, И тухнут в лужах, ни стихов, Которые я читал. Да, о стихах, ты мне прости, Мой заплаканный друг, Размер "Последней ночи", но мы Читали ее тогда. Как мы читали ее тогда! Как мы читали тогда: Мы знали каждую строку От дрожи до запятой, От легкого выдоха до трубы, Неожиданно тронувшей звук. Но шли поезда на Магнитогорск, Самолеты шли на восток, Двух пятилеток суровый огонь Нам никогда не забыть. Уже начинают сносить дома, Построенные в те года, — Прямолинейные, как приказ, Суровые, как черствый хлеб. Мы их снесем, мы построим дворцы. Мы разобьем сады, Но я хочу, чтоб оставил один Особым приказом ЦК. Парень совсем других времен Посмотрит на него И скажет: "Какое счастье жить И думать в такие года!" Но нет, не воспоминаний дым, Не просто вечерняя грусть, На наше время хватит свинца, Романтики и стихов. Мы научились платить сполна Нервами и кровью своей За право жить в такие года, За ненависть и любовь. Когда — нибудь ты заплачешь, мой друг, Вспомнив, как жили мы В незабываемые времена На Ленинградском шоссе. По вечерам проплывали гудки, Как плакала ты тогда. Нам было только по двадцать лет, И мы умели любить.