– С каждым новым налетом мы увеличиваем вероятность быть пойманными. Нам пока везло, но сильно ли мы разбогатели? Какой толк подставляться ради мелочовки? – Крайтон обвел взглядом членов команды, задержавшись на Джоне, – свою речь он адресовал именно ему. – Сколько в тех кассах бабла? Смех один, не стоят они нашего риска.

– В кассах бабла немного, – согласился Джонни. – Даже если клиент пришел в банк с миллионом в мешке и решил положить его на депозит, большая часть суммы сразу же кладется в специальный сейф с задержкой открытия. Если бы нам удалось заставить кассира ввести код замка, сейф все равно откроется не раньше чем через десять минут, – мы это уже обсуждали и от идеи отказались. Долго.

– Есть другие варианты.

– Считаешь, нужно замахнуться на хранилище? – В голосе Джонни с одинаковым успехом можно было разобрать иронию и серьезность.

– Не уверен, что мы потянем грабануть хранилище, – вмешался Вилли, любовно полируя пистолет. С оружием он никогда не расставался.

– Предположим, с сигнализацией в здании я бы разобрался, будь у меня возможность покопаться в системе. – Ганс задумчиво почесал подбородок. – Но до хранилища мы даже не дойдем, там предусмотрены многоступенчатые системы защиты. Не наш уровень. Хотя было бы круто устроить что-то подобное, как в Бельгии в две тысячи третьем году, когда из хранилища алмазного фонда вытащили больше ста миллионов долларов. Но там парни основательно потрудились. Один из команды за пару лет до ограбления снял офис в здании и, прикинувшись продавцом бриллиантов, регулярно ходил на работу, записывая все происходящее микрокамерой. Парни построили макет хранилища и потом до потери пульса тренировались обходить системы безопасности: забрызгивали датчики движения, экранировали датчики тепла. Камера также зафиксировала, что каждый раз перед открытием хранилища охранник заходил в подсобку, где впоследствии они и отыскали ключ. – Ганс прищелкнул языком. – Мы такую операцию не потянем.

– Твоя любимая история, а, Ганс? – подначил приятеля Джон и потянулся за пивом, встречаясь с Томасом взглядом. – Железный, не ты один фантазируешь о куче деньжищ. Желание твое объяснимое, но невыполнимое. Дальше касс нам в банке не пробиться.

– А я думал не о банке, – Крайтон помолчал. – Я предлагаю напасть на инкассаторский фургон.

В повисшей тишине слова прозвучали по-военному резко. Все разом повернули головы в его сторону. Даже в аморфных глазах Сайлента Боба, тенью замершего у стены, засветилось подобие интереса.

– У меня есть знакомый инкассатор. Часто захаживает в бар, в котором я работал. Он мне раньше по пьяни много интересного рассказывал, а я как-то мимо ушей пропускал. Я бы мог с ним случайно встретиться, за жизнь перетереть, а заодно порасспрашивать аккуратно.

Жози взвизгнула, повисла у него на шее:

– Какими судьбами, сладкий? Я успела оплакать нашу несостоявшуюся любовь, а ты легок на помине! Как я рада тебя видеть!

– Я тоже по тебе соскучился, – с легкостью соврал Крайтон, устраиваясь на высоком стуле у бара.

В зале было оживленно, но не шумно – стоял ранний вечер, и основной контингент завсегдатаев бара еще не подтянулся.

– Что тебе налить, любовь моя? – Жози носилась за стойкой, выполняя заказы, но то и дело останавливалась, чтобы пофлиртовать.

– Скотч, пожалуйста.

– Двойной?

– А как же, – Томас улыбнулся, бегло оглядываясь по сторонам. Обычно в это время Паулс уже начинал свой еженедельный «вечер отдыха», как сам его называл. Старикан знал за собой слабость к выпивке и жестко ее контролировал, позволял себе расслабиться лишь единственный раз в неделю. Он появился в дверях в начале девятого, не отступив от заведенного порядка.

– Мне, как всегда, – Паулс приветливо кивнул Жози и, заметив Крайтона, сел рядом. – А я слышал, ты уволился.

– Уволился.

– Тянет на старое место? – Паулс пригладил мокрую седую шевелюру – на улице шел снег.

– Еще как, – охотно откликнулся Томас. – Все-таки два года отработал.

– И где ты теперь?

– Поближе к дому устроился, в ночной клуб.

– Платят лучше? – Паулс медленно отхлебнул из бокала, смакуя вкус и причмокивая.

– Ненамного. Честно говоря, подумываю кардинально сменить деятельность.

– Дело молодое, можно экспериментировать, – одобрил пожилой мужчина. – Это мне до пенсии два года, рыпаться глупо. Да и местечко теплое.

– Может, и мне в инкассаторы переквалифицироваться, а? – с улыбкой спросил Томас. – Как думаешь, возьмут?

Паулс указал на свой бокал, прося барменшу повторить.

– Если у тебя нет судимости и есть разрешение на ношение оружия, то могут и взять. Парень ты крепкий. Все шансы есть.

– Звучит обнадеживающе. Только жена у меня паникерша, боится, что слишком опасная работа.

Паулс позволил себе снисходительную усмешку:

– Опасная? Да уж не опаснее, чем вышибала в баре. Я вон сколько лет впахиваю и, как видишь, жив-здоров. Это ж тебе не абы что, а продуманная система.

– Ну, любую продуманную систему можно обойти или силой пробить. – Томас явно не поверил в радужные перспективы новой профессии. – Приспичит завтра кому-нибудь грабануть ваш фургон, и куда вы против организованной банды? Вас же там по сколько, по двое ездит?

Томас покинул бар далеко за полночь и, пошатываясь, побрел в сторону остановки. Он больше прикидывался, чем пил по-настоящему, однако все равно порядком набрался, поддерживая беседу с Паулсом. Старик, конечно, феноменальный – от того объема спиртного, которое он в себя вливал, Томас бы свалился замертво. А тому хоть бы хны – повеселел и разговорился, да и только. К концу пьянки Томас прилагал немало усилий, чтобы разбирать его невнятную хмельную речь, но все, что хотел, услышал.

С неба срывались редкие и тяжелые хлопья снега, падали под ноги, превращаясь в чавкающую ледяную кашу. Когда Томас добрался до подвала, кроссовки и куртка полностью промокли. Он долго возился с замком – онемевшие от холода пальцы не слушались. Джонни дал ему ключ, когда Крайтон объяснил, что где-то должен переночевать – Мэдди думает, что он на ночной смене.

Массивная дверь лязгнула и отворилась; на него пахнуло спертым сырым воздухом нежилого помещения. Он пододвинул обогреватель поближе к дивану, снял обувь и куртку, не слишком надеясь, что к утру они просохнут, и лег, накрывшись с головой колючим, пахнущим старостью пледом.

«…пока болезнь не перешла в агрессивную форму».

«…риск появления новых очагов».

«…в худшем случае пересадка костного мозга».

Обрывки фраз крутились в голове, как лопасти вертолета, все быстрей и быстрей, вызывая тошноту. Окружавшая его темнота сгустилась, становясь плотной, почти осязаемой. Томас физически ощутил ее давление, как если бы плавал в жидком бетоне, который постепенно затвердевал, сковывая движения и делая невозможными любые попытки освободиться. Крайтон дернулся, откинул покрывало, судорожно хватая ртом воздух.

Деньги! Все всегда упирается в чертовы деньги. Что это за больная, извращенная реальность, где жизнь невинного ребенка зависит от стопки бумажек?

Почему одному дается все с самого рождения – здоровье, любовь, комфорт, а другой должен зубами выгрызать право хотя бы просто существовать? Мерзавцы, наплевавшие на совесть и считающие мир личным фермерским угодьем, живут припеваючи до глубокой старости, а маленький ребенок – чье детство должно быть самым прекрасным, беспечным временем – страдает от боли и глотает таблетки. Все вокруг поднимают лозунги, борются за справедливость, проповедуют наивную идею, что, живя по чести, в конечном итоге получишь бонусы. Чушь! Если бы человечество стремилось к справедливости, оно бы давно ее добилось.

Томас сжал рукой нижнюю челюсть и несколько секунд сидел, до спазмов стискивая пальцы. Разболелась травмированная нога, а в желудке неприятно засосало. За весь день он не удосужился поесть.

Он свернулся на диване в позе эмбриона, стараясь удержать тепло, и закрыл глаза.

– Папа, я стану взрослой?

Тина стояла рядом, в шортиках и тоненькой маечке и дрожала от холода.

Он протянул руки, чтобы привлечь к себе, согреть, но она отступила назад.

– Стану?

– Конечно, воробушек! Ты вырастешь красивой девушкой, и я буду гонять твоих ухажеров, а ты будешь злиться и ругаться на меня за это. Иди ко мне, ты простудишься!

Еще один шажок назад босыми ногами.

– Врать плохо, папа. Зачем ты врешь?

Ноготки на ее крошечных пальчиках неровно покрыты розовым лаком, она сама накрасила, отказавшись от маминой помощи.

– Я не вру, воробушек. – В носу предательски щиплет, и картинка перед глазами двоится. – Все маленькие дети однажды вырастают и становятся взрослыми.

– Не все, папа, – ее личико искажает недетская гримаса страдания. – Не все…

Она разворачивается, чтобы уйти, Томас рвется вперед, но лишь хватает руками пустоту – Тина растворяется в темноте, словно ее никогда и не было.

– В фургоне два человека – водитель и «бегунок» – это тот, кто переносит деньги. Они в бронежилетах и при оружии, применять его имеют право лишь при непосредственной угрозе их жизни. Точки, откуда они забирают деньги, заранее расписаны и не меняются на протяжении следующих шести месяцев. Маршрут инкассаторы выбирают сами – в зависимости от пробок и собственной прихоти. Сегодня они могут начать с одного торгового центра, завтра с другого. Но заканчивают всегда поздно вечером банком на Ласейле-стрит, где заправляют наличкой банкоматы. Каждый банкомат наполняется тысяч на шестьдесят, если перехватить «бегунков» по пути к зданию и вырвать из рук пакеты, то большой выручки не получится. Нужно брать непосредственно фургон, тогда велика вероятность взять миллион, а то и два.

Дверь фургона открывается одновременным нажатием кнопки водителя и из отсека, где сидит «бегунок». В кабине водителя есть также быстрый вызов полиции. Внутри машины всегда остается как минимум один человек. Если водителю, например, приспичит в туалет, он должен дождаться, когда внутрь сядет напарник, и только после этого имеет право выйти. Напасть на «бегунка» и шантажом заставить водителя нажать кнопку для открытия двери не вариант – по инструкции, водитель обязан мгновенно уехать, бросив напарника и тем самым лишив нападавших дальнейшего смысла удерживать заложника, – Крайтон потянулся за бумажным стаканчиком с кофе и сделал несколько больших глотков.

– С твоих слов выходит, что рыпаться бессмысленно и дверь в фургон хрен взломаешь, – Джонни сощурился, наклонившись над столом. Они вдвоем были единственными посетителями в пустующей в столь ранний час кофейне. – Но ведь ты к чему-то ведешь, а, Железный?

– Дверь, через которую «бегунок» заносит в фургон деньги, действительно быстро не открыть. Закладывать взрывчатку нельзя – сложно рассчитать силу заряда, чтобы сорвать петли и при этом не повредить содержимое. Но помимо боковой двери есть еще задняя, которую инкассаторам запрещается открывать во время работы – только при разгрузке денег в хранилище, где куча охраны и совсем другой уровень защиты. Но есть один нюанс…