ЛОВЛЯ ТУНЦОВ В АТЛАНТИКЕ

Тунец – знатный трофей. Хищная рыба, входит в большую океанскую пятерку. Вес тунца достигает трехсот килограммов, а длина – трех метров. Водится эта рыба почти во всех морях и океанах. Я ловил тунца у берегов Северной Америки.

Если из Нью-Йорка поехать на север, то, вырвавшись из Куинса, будешь долго ехать по Long Island, то есть Длинному острову. Протянувшись с юга на север на несколько сот километров, этот остров сосредоточил виллы всех нью-йоркских богатеев. Там можно встретить поместья Моргана, Рокфеллера, а можно и нынешних нуворишей. В том числе и наших, и бывших наших.

Немного в стороне от всех этих фешенебельных Хэмптонов, в западной части Лонг-Айленда, находится маленький городишко Си Клифф. Здесь когда-то осели бежавшие от красных мудаков русские эмигранты первой волны, поэтому в нем аж две православные церкви. Городок тихий, спокойный, весь спрятанный в тени огромных вековых деревьев. Расположен он не со стороны океана, а в бухте, выходящей в залив. На хорошей лодке от него до Манхэттена не больше часа ходу. Почти вся местная молодежь разъехалась: кто в Нью-Йорк, кто в Сан-Франциско, а кто и в Россию. Теперь в Москве можно заработать больше, чем там. Остались одни старики. Князья, графья, в общем – голубая кровь. В этом городке родился и Боря Иордан, мой московский товарищ. Надеюсь, он в представлениях не нуждается, но здесь важно то, что у него в Си Клиффе большой дом, где все лето отдыхает его семья. Вот с Борисом мы и сговорились пойти на тунца.

Мы арендовали большую, сорокаметровую, яхту и рано утром выплыли из городской гавани. Плыть нужно было весь световой день до острова Нантакет, который находится между мысом Монток, что на самой северной оконечности Лонг-Айленда, и Кейп-Кодом, то есть мысом Трески, окаймляющим залив Бостона.

Кстати, если в середине августа отплыть из Кейп-Кода и, оставив за кормой Бостон, взять на север и наискосок пойти прямо в океан, то миль через сорок-пять-десят можно встретить множество китов-горбачей. Огромные животные метров по 12–15, покрытые ракушками, подплывают прямо к лодке, переворачиваются на живот, машут длинными плавниками, выпрыгивают из воды, с брызгами падают обратно в воду. Это завораживающее зрелище особенно нравится детям.

ОТКУДА НАЧАЛАСЬ БЕЛАЯ АМЕРИКА

Кейп-Код очень интересное место. Первыми его открыли пираты Карибского моря. Еще задолго до первых поселенцев-англичан, так называемых отцов-пилигримов, прибывших в Америку на корабле «Мейфлауэр» и основавших в 1620 году на Кейп-Коде колонию, пираты использовали эти места для хранения награбленных сокровищ. Места опять же здесь были тихие, вдалеке от оживленных судоходных трасс, поэтому удобно было и безопасно предаваться милым пиратским радостям: пить ром, курить пеньковую трубку, любить пленниц и делить золото.

По случаю бравого пиратского прошлого на мысу есть небольшой музейчик. В нем собраны поднятые со дна моря пиратские прибамбасы. Сабли, кинжалы, кирасы, большое количество серебряных и золотых монет. Есть даже здоровенная пушка. Весь этот романтический металлолом сопровождается кровожадными картинками и страстными рассказами о пиратском быте, навевая мне детские воспоминания о всевозможных одиссеях всяких там капитанов Бладов.

Музей этих брутальных мачо несколько обескураживает неожиданным соседством с небольшим городком педерастов под названием Провиденстаун. Голубые здесь не милые и смешливые, как обычно, а очень даже подкачанные и агрессивные. Так, например, жене Бориса Елизавете они не позволили в местном кафе покормить сына-младенца грудью. «Хватит нам ваших гетеросексуальных штучек! Это вы в Нью-Йорке можете показывать последствия архаичного секса между мужчиной и женщиной! А нам здесь этого не нужно!» – орал здоровенный владелец забегаловки и таки вытолкал нас на улицу. По ней, блистая бритыми ягодицами, которые выглядывали сквозь овальные прорези в джинсах, вальяжно раскачивая бедрами, проходили местные хозяева жизни. Мы поспешили ретироваться на яхту. Это был явно не наш праздник.

Однако в городках по соседству происходят и совершенно другие вещи. Однажды моя жена здесь, на Кейп-Коде, приняла участие в демонстрации в поддержку традиционных ценностей. Она, в составе большой группы местных жителей, толкая перед собой коляску с маленьким сыном, защищала право мужчин и женщин на секс в его обычном понимании. Демонстранты несли плакаты примерно следующего содержания: «Boy + boy = 0, girl + girl = 0, boy + girl = baby». И тому подобные призывы. Вернувшись с очередной рыбалки, я в целом одобрил ее гражданскую позицию по защите человеческой популяции.

Но этот клочок земли имел и другую историю. Отсюда, из поселков Кейп-Кода, уходили в XVII–XIX веках в океан бесстрашные рыбаки. Это здесь разворачивались события величайшего произведения американской литературы «Моби Дик». Это отсюда вышли на спасение жюльверновского пятнадцатилетнего капитана Дика Сэнда отважные бостонские китобои. А помните фильм «Совершенный шторм» с Джорджем Клуни? Так это все об этих местах, о рыбаках Новой Англии.

Таким образом, Кейп-Код является самым центром американской истории, которой, как утверждают многие, у них нет и которой сами американцы очень дорожат. Из этих мест есть пошла земля американская. Ну то есть не американская вообще, а та, что принято называть Америкой белых. Америкой англосаксов. Или, как они себя называют, WASP – белый, англосакс, протестант. Что можно еще прочитать как «оса». То есть отсюда разлетелись по всему континенту эти самые «осы» – горластые и напористые янки, удивившие мир своей дерзостью, трудолюбием и стремлением к свободе. И конечно, жестокостью по отношению к местному населению.

Во всей этой американской легенде об освоении континента очень много мифов и святочных благоглупостей. Отцы-основатели, типа Винтропа, до боли напоминают ветхозаветных патриархов, приведших свой народ в Землю обетованную. Трогательные истории о мирной жизни и взаимопомощи между пилигримами и индейцами способны выжать слезу умиления, если не знать, чем потом закончилась эта идиллия.

Но в американской мифологии есть еще и своеобразная ландшафтная эстетика. Она почти вся сосредоточена на острове Нантакет. Этот крохотный островок, находящийся между Нью-Йорком и Бостоном, решительно ничем не примечателен. Серый океан несет свои холодные волны на длинные пустынные песчаные пляжи, поросшие редкой клочковатой растительностью типа осоки.

Неприметные, крытые дранкой и крашенные белой краской, небольшие домики уныло смотрятся на почти всегда пасмурном небе. Расположенные по берегу, раскрашенные в красный и белый цвета, маяки (непременный атрибут всех местных открыток, картин и постеров) не изменяют общего банального впечатления от острова. Если сравнивать его с чем-либо, хорошо нам всем знакомым, то он напоминает низкие берега Азовского моря или пустынные берега Ладоги с холодными, меланхоличными дюнами.

Однако не дай Бог выказать безразличие к этому пейзажу вслух. У американцев хорошим тоном считается восхищаться этим воплощением посредственности. Этого троечника среди ландшафтов по молчаливому согласию принято считать отличником. Вы были на Нантакете? Боже! Как вам повезло! Какая там красота! Согласитесь, вы не видели ничего красивее! Дорогой, видишь, люди уже побывали на Нантакете, а ты все никак не можешь меня туда отвезти. Боже, как я мечтаю хоть одним глазком увидеть эту красоту. И так далее и тому подобное.

Этой зимой я отдыхал в Аспене, в Скалистых горах. Там у меня был горнолыжный инструктор – бывший полковник ВВС США Джон Мур. Он воевал еще во вьетнамскую войну, а потом вышел на пенсию и, купив домик в горах, устроился работать с такими, как я, приезжими лохами. Он был потомок первых поселенцев, приехавших на «Мейфлауэре». Он это несколько раз подчеркнул, с тем чтобы я проникся огромностью свалившейся на меня чести. Быть потомком пилигримов с «Мейфлауэра» – все равно что в России принадлежать царскому роду Рюриковичей. Осознав свое счастье и уже что-то понимая в американских фенечках, я ехидно поинтересовался, не имеется ли у него какой-либо недвижимости на Нантакете. (Владение домиком на этом острове является непременным атрибутом принадлежности к потомкам мейфлауэрцев.)

Полковник не заметил моей иронии и ответил – да, есть домик. Тогда я дежурно восхитился красотой Нантакета. И умный, образованный, много повидавший в жизни человек, находясь посреди потрясающего, неописуемого по красоте и мощи горного пейзажа, начал таращить глаза, чмокать губами, издавать восхищенные звуки. Он делал все то, что по непреложному голливудскому канону положено делать исполнителю роли «восхищенный аристократ». Мне стало грустно. А ведь мы так хорошо говорили до этого о вьетнамской войне, о роли Америки в мире, о детях, о ценах на недвижимость в Колорадо.

Войдя в гавань Нантакета еще до захода солнца, мы тем не менее сразу на рыбалку не отправились. Дело в том, что на тунца нужно выходить с утра, еще до рассвета, поэтому делать было нечего и мы пошли гулять по прибрежному городку. Неубедительный шопинг, свежая морская жратва, маечки с местной символикой – ничего особенного. Удивило большое количество художественных салонов, напичканных мазней местных пейзажистов. Кусок моря (это нарисовано густо-синим), кусок суши (сначала – ярко-желтым, потом, чуть дальше от синего – ядовито-зеленым), маяк (три полоски – две белые и одна красная). Неприятно было смотреть на несоответствие откровенной вторичности этой халтуры и цен на нее, достойных скорее хорошего полотна «новорусского» Айвазовского.

Пока мы гуляли, капитан нашей яхты арендовал рыбацкий катер, поскольку на большой яхте ходить на тунца бессмысленно – он ее почувствует и не подплывет. Вернувшись из города и рано поужинав, мы легли спать.

В четыре тридцать я проснулся оттого, что меня будит помощник капитана по имени (или прозвищу?) Чича. Это был мексиканец-индеец, похожий на молодого Чарлза Бронсона. Парень был невысокий, но ладный и пластичный. Он был всегда весел и услужлив. Еще ему нравилось возиться с детьми. Разбудив дочку, я поднялся на палубу. Боря с двумя своими сыновьями уже сидел внизу, в рыбацком катере, и ругал меня за то, что я опаздываю. Итак, нас было девять человек – я, Борис, трое детей, капитан нашей яхты, Чича и два рыбака, которые владели катером. Как мы уместились на этом маленьком, двенадцатиметровом, суденышке – одному Богу известно, но еще засветло мы отчалили.

Качаясь на небольшой волне, мы удалялись от причала все дальше и дальше. Вокруг было темно, и только бакены показывали нам фарватер, по которому нужно было идти до чистой воды. Вот, наконец, мы миновали маяк, который выдавал короткие, яркие вспышки, прошли вдоль волнолома и оказались в океане.

Не буду здесь описывать прелести встречи восхода в открытом океане, только скажу, что это действительно серьезное зрелище. Не наврали нам писатели и художники-маринисты. Идти нам было долго, часа четыре, поскольку тунец водится в той части океана, которая называется deep ocean, то есть там, где кончается материковый шельф и начинаются глубины от километра и больше.

Конечно, его можно иногда поймать и на шельфе, но чтобы с гарантией – только на глубокой воде.

От Нантакета deep ocean был в шестидесяти милях, а скорость нашего катера была пятнадцать узлов, так что считайте сами. Дети быстро уснули. Да и я, потрепавшись с Борей, тоже начал дремать. Мерное покачивание пологих двухметровых волн, тарахтение двигателя и однообразные звуки людского разговора сделали свое дело – я крепко уснул. Думаю, что было бы малодушием с моей стороны не сообщить, что перед сном я все-таки выпил бутылочку пива.

Проснулся я оттого, что мы стояли. Двигатели молчали, и только было слышно плеск волн о борт. Солнце уже находилось высоко, и было жарко. Я выбрался из кают-компании наружу. Вокруг был океан. Гигантские, но медленные и незлые волны мерно окачивали нашу лодочку. Рыбаки, переговариваясь, устанавливали снасти. Снасти были самые обычные. Большие крепкие спиннинги с катушками шириной сантиметров пятнадцать, миллиметровая суперлеска, толстые кованые крючки, похожие на загнутый гвоздь-двухсотку, живец-наживка из рыбки неопределенной породы. Забросив спиннинги, мы тронулись малым ходом бороздить океан.

Дети, проснувшись, вылезли на свет. Они долго щурились, зевали и все никак не могли окончательно прийти в себя. Мы достали бутерброды, кока-колу, пиво. Начали обсуждать перспективы хорошего улова. Во всем мире у всех народов этот разговор одинаков, и, несмотря на это, все участвуют в нем с живейшим интересом. Не могу уже вспомнить, сколько раз я произносил фразы типа: «Да не рассказывайте мне сказки, здесь нет тунца», – и сколько раз слышал в ответ: «Вчера его здесь было – сколько хочешь! Вон мой сосед аж двадцать штук привез. Все как на подбор – по сто паундов».

На самом деле наткнуться в океане на стаю тунцов – чистая лотерея. Хотя эхолот и высокая вышка (марс) на кабине катера, на которой находится опытный рыбак, могут увеличить вероятность такой встречи, но все равно в этом деле удача, пруха, фарт имеют большое значение. Поэтому много внимания уделяется всевозможным приметам. Например, какие облака, какое солнце, размер и форма волн, направление и сила ветра, температура воздуха и так далее. Я в эти штучки не особенно верю, за исключением, может быть, температуры воды и времени года. Эти факторы, на мой взгляд, имеют решающее значение для рыбалки, поскольку тунец рыба хищная и следует за сезонной миграцией косяков сардин, сельди и прочих деликатесов.

Поклевка пришла, как всегда, неожиданно. Разом ударом согнулись два спиннинга. Боря и капитан подскочили, схватили их, начали сматывать. Началась обычная в таких случаях легкая паника. Суета, крики; дети, вытаращив глаза, перегибаются через борт, выглядывая среди волн бьющуюся на конце лески мускулистую рыбину.

Тунец клюет недалеко от кормы – может, метрах в пятнадцати – двадцати. Мне даже поначалу хотелось стравить лески побольше, метров хотя бы на тридцать, памятуя поклевку марлина, но опытный рыбак меня поправил: если тунец есть, то он и так возьмет наживку, а если его нет, то, сколько ни трави, хоть километр, все равно ничего не поймаешь. Так зачем же стравливать больше, чем нужно? Тебе же это все потом обратно мотать, преодолевая сопротивление тунца.

Вытащили первые две рыбы. Чича их закинул в находящийся под палубой катера большой контейнер с забортной водой и большим количеством колотого льда. Закрыв крышку контейнера, он встал на нее. Было слышно, как под его ногами бьется рыба. Чича улыбался: есть улов!

Опять поклевка. Тут уже подскочил я и тоже удачно вытащил приличного тунца. Может быть, мне показалось, а может, потому что тащить его нужно было недолго, но я считаю, что ловить тунца проще, чем марлина. Хотя легким это занятие назвать нельзя: спиннинг крутится в руках, рыба дергает, ты боишься, что вот-вот оборвется леска, руки затекают.

Потом настала очередь ребятишек. Они тоже, поддавшись общему ажиотажу, кричали и просили дать половить рыбку. Я усадил дочку в рыбацкое кресло, защелкнул специальные ремни, а спиннинг пристегнул к ней. Она начала скручивать катушку, а я, стоя спиной к корме, поднимал спиннинг вверх и резко опускал вниз. Образовавшуюся слабину дочка выбирала достаточно резво. Таким макаром мы вытащили еще два тунца. Борины сыновья вытащили с помощью отца и того больше – четырех рыбин.

Когда тунец приближался к корме, Чича острым багром вытаскивал его на борт. Дети то и дело кричали: «Чича, Чича! Хук! Хук!» Тунец на палубе казался сплошной мышцей, снабженной хвостом и плавниками. В нем есть неуловимая спортивная эстетика. Этакий бицепс-трицепс.

В общей сложности мы поймали четырнадцать вполне приличных, десяти-двадцатикилограммовых тунцов и приблизительно к четырем часам засобирались обратно. Пока мы плыли, Чича и один из рыбаков (другой вел катер) обрабатывали пойманную рыбу. Они ее потрошили, отрезали хвост, голову и плавники и в таком виде складывали в контейнер со льдом. Отходы выбрасывались за борт.

Остальные сидели в кают-компании и делились впечатлениями о рыбалке. Закат мы встретили тоже в океане, уже подплывая к Нантакету.

Когда сошли на берег, нас слегка покачивало. Вдруг выяснилось, что мы не на шутку устали. Особенно дети. На яхте повар быстро сделал нам сашими. Достав из холодильника пиво, васаби и соевый соус, мы устроили японский вечер. Такого свежего сашими я не ел ни до, ни после.

К десяти вечера все уже спали. И только Чича сидел в капитанской рубке и, выключив свет, смотрел телевизор. Уходя спать, я видел, как он по-татарски сидел на диване. По телевизору показывали «Секс в большом городе».

А.К.

 

ЖИТИЕ ПЕТРА МАМОНОВА

Насчет того, что Мамонов – великий и могучий, журнал «Медведь» был в курсе еще в 1996 году. Тогда корреспондент этого издания съездил в деревню к свежеиспеченному отшельнику, который там только год как отходил после бегства из Москвы. О чем был разговор? Да все о том же, о чем все кинулись писать после успеха фильма «Остров»: смысл жизни, искания и прочее в таком духе. «Одиночество – это счастье, я и раньше был затворником, сидя у себя в Чертанове, – сообщил нам подмосковный гуру в далеком 96-м и добавил: – Внутри у всех все одинаковое, стоит лишь разгрести мусор».

В «Медведе» дали тогда большое интервью, а портрет Петра Николаича поставили на обложку.

И вот настало время освежить основные вехи жизни и мысли Мамонова, которые теперь, надо же, завоевали массы.

Мамонов образца 1996 года, цитаты:

«Здесь (в деревне) я не могу понять, как один человек может убить другого – это необъяснимо никак».

«Счастье, если вдруг что-то брызнет и Бог придет к тебе. Но у меня это только на уровне ума».

«Вот думаю, что выстрою вокруг дома забор и будет рай. Не будет, конечно, но забор все равно построю».

«Жизнь нужна для того, чтоб посмотреть на нее со стороны. Не для того же, чтоб детям что-то оставить?»

«Детское ощущение невозможности смерти лишний раз меня убеждает, что смерти не будет. Будет что-то еще».

И последняя строка того интервью: «Слишком много чертей бродит по земле».

Петр Николаевич Мамонов родился 14 апреля 1951 года в Москве, на Большом Каретном. Его выгнали из двух школ: он в них «устраивал цирк». Трудовая биография такая: грузчик, банщик и лифтер в Доме Литфонда, наборщик и печатник в типографии «Красный пролетарий», корректор, работник бойлерной, заведующий отделом писем в журнале «Пионер». В 1979 году окончил Московский полиграфический техникум. В 1979–1982 годах учился на редакторском факультете Московского полиграфического института.

В 1980-м он начал писать песни. Петя вспоминал после о своей идее:

– Может, какой-нибудь рок-н-рольчик сделать веселый с шутками? Самая первая песня практически – «Источник заразы».

Там было про разносящую заразу Муху, и девушки из их окружения после чуть не дрались: каждая говорила, что Муха – это именно она, а не какая-то посторонняя тварь…

В 1982-м со сводным братом Алексеем Бортничуком (ударные, гитара) создал группу «Звуки Му». Позже туда вошли клавишник Павел Хотин, Александр Липницкий (бас) и Александр «Фагот» Александров.

После успешных гастролей группы по СССР, Англии и США Мамонов объявил о роспуске группы: «Мы будем как "Битлз"».

Он продолжает петь и записывать диски. Играет в спектаклях Театра им. Станиславского.

В 1995 году Мамонов бросает Москву и поселяется, по его словам, в деревне, которая, впрочем, населена главным образом солидными московскими дачниками. От Москвы это, грубо, километров 100.

МАМОНОВ ПРО «ОСТРОВ»

«Основан сюжет «Острова» вроде бы на реальных событиях. Говорят, был такой святой старикан когда-то, еще во времена Союза. Мне Лунгин звонит: «Петро, давай – это то, что надо. Спасать Россию». Спасать… Тема-то особенная, куда такие духовные пласты на камеру, не туда свалимся – сопли получатся. Потом, мне ли старца святого играть? Вот читаю у митрополита Антония Сурожского: «В момент, когда художник старается сделать из своего дела, мастерства иллюстрацию своей веры, это большей частью становится именно халтурой». Пример иеромонаха Романа, Жанны Бичевской и прочих только отвращает от христианства. Если изберешь тему «Милый Боженька, слава Тебе», а сам – гнилой, это двусторонний грех: ты и людей путаешь, и сам врешь. У меня большое сомнение относительно нашего фильма. Мы ведь проповедуем – ненавязчиво, но все-таки проповедуем. Не дай Бог было сделать православную агитку.

Но Паша (Лунгин) уперся: «Для тебя роль».

Сидим на Соловках, снимаем «Остров», и в минуту отдыха включаю я телевизор, а там – самый конец интервью со мной: я буквально пару слов сказал, и все. И мне так стало плохо: как же это я не посмотрел передачу с собой целиком?! Говорю себе: стоп, это что же? Тщеславие в чистом виде.

Снимали – холодно, условий никаких, трудности разные… А у нас на одном дыхании все идет. Все, как одна семья: 40 дней беспрерывного счастья на Соловках. Хотя я Пашу сначала упрекал: «Ты куда «бригадиров» в такой фильм берешь!» Это про Дюжева. И потом, у нас ведь в киношном деле как бывает: сплетни, интриги, свои олигархи, звезды. А тут – редкое единение. Может, это и есть Божий промысел?

Снял Павел Семенович фильм о православной вере. Я там играю такого старичка истопника, который тачечку возит, чего-то там бормочит, а раз – взял парнишку, исцелил. Сам не понимает, чего с ним творится. А Виктор Иванович (имеется в виду исполнитель роли Сухоруков) – настоятель монастыря. И вот я его в кочегарку свою привлек, заманил обманом и как начал дымить там, бесов гонять. Он заметался-заметался (Виктор Иванович), он маленький такой, с бороденочкой, такой прямо малюсенький. А я лопатой подкидываю-подкидываю. Говорю, бесов сейчас будем гонять. Каких бесов? Заморишь меня, падла? Что такое подвиг юродивого? Самый высший подвиг в христианстве, когда человек обрекает себя на полное поношение, полный позор, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не увидел в нем святость. Вот Василий Блаженный бегал голым – зачем? Бесы в него вселились? Нет. Чтобы ему все говорили – ты самый мерзкий, ты самый грязный. По нашей вере это благо, это дает смирение. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. То, что вы называете провокациями, он совершает не со зла, а для вразумления, для того, чтобы люди очухались. Вот он перед приходом отца-эконома мажет дверную ручку дегтем, потому что тот загордился своим положением, или поджигает матрас настоятеля, чтобы вывести его из состояния полной благостности, которую так блестяще сыграл Виктор Иваныч Сухоруков.

Такой вот фильм сняли.

Я не понимаю, почему люди смотрят фильм «Остров» и плачут в кинотеатрах, а то, что происходит вокруг нас, никого не волнует. У меня сосед, там, в провинции, где я живу, проиграл все деньги в игровом автомате, взял в банке аванс и его проиграл, потом проиграл дом, потом повесился. И вот над этим никто что-то не плачет.

Знаете, о чем этот фильм? О том, что нужно относиться друг к другу с благоговением. Как к иконе. Каждый человек – это не просто какой-то козел, а Человек, удивительный, со своим внутренним миром.

«Остров» на втором месте после новогоднего выступления президента в зрительском рейтинге на ТВ оказался. Зацепило народ наше кинцо-то. Значит, жива Россия.

Конечно, после фильма Мамонова то и дело спрашивают, не тянет ли его самого в батюшки. С ответом он не медлит:

– Давайте все сейчас будем батюшками! Вот священник со мной рядом сидит, он не даст соврать: если батюшка согрешит, грех ложится потом на множество поколений его родственников. Нет уж, увольте!

В нашей деревне после фильма «Остров» меня соседи стали отцом Анатолием звать. Только какой из меня святой?! Стих вот сочинил.

Я как американский флаг – весь звездно-полосатый. На самом деле – все не так. Я – таракан усатый…

1980-е годы: «Звуки Му»

СТИХИ МАМОНОВА

(Из песни «Цветы в огороде», которая считалась визитной карточкой «Звуков Му».)

О ненаписанном он так: «Я пропил, скажем, 500 песен, которые людям, может, помогли бы. Втоптал в водку, в грязь. Кичиться этим, что ли?»

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА. В ЖАНРЕ ПРОПОВЕДИ

«Я посредством даденного мне Господом таланта рассказываю вам дни моей жизни, как у меня душа живет, что у нее болит, что ей кажется, она устроилась, хотя на следующий день все сыплется, как дела вот лично, конкретно со мной.

Я рос на Большом Каретном, и у нас было принято в начале 1960-х – выходили во двор ребята лет по 20 вечером, стояли, курили – и разговор часа на два. И вот в том числе, наверное, Высоцкий там стоял, он как раз в те годы там жил.

Я эмоциональный человек, я с 13 лет начал пить – портвейн и все это прочее. Я в ужасе: на что я потратил собственную жизнь, на какую ерунду я истратил свою жизнь – на эти все песни, пьянки, гулянки, беготню постоянную по домам, флэтам. Мы же по улице Горького как: выходишь утром в 11 на «Пушку», до «Трубы» вниз-вверх, и так до 11 вечера. И все было интересно, все было весело, (всего) хватало. Друзей встретишь, там по 20 нааскаешь на портвейн… было модно, драться там… Бывает, ходишь похмельный, без копейки денег – что хорошего? Пить – это очень тяжело, большая воля нужна. Намного легче не пить. Пить – это очень мужская, строгая вещь.

Ну ладно, так годик поживи, но не 10 же лет так вот метаться.

А потом иное, типа, пошло: журналистика, ну и что, там, в «Артеке» этом, пьяные ползали все по кустам за детьми? Можно, конечно, анекдоты рассказывать об этом, да, будет хи-хи, ха-ха.

Когда Элвис Пресли лежал, словно жирная жаба, на своем черном диване в Грейсленде и медленно умирал от наркотиков, как поступил Джерри Ли Льюис? Взял винтовку и пытался перелезть через забор особняка Пресли со словами: «Если Элвис не бросит наркотики, я его пристрелю». Может, и убил бы, если бы его полиция не схватила. А ведь были лучшими друзьями. Вот это дружба!

У меня такое тоже было. Я работал грузчиком в магазине «Грузия» у зала Чайковского. Утром придешь с похмелья и клянчишь у завсекцией: «Вить, ну дай! Помираю». А Витя отвечает: «Сейчас дам тебе ломом меж лопаток – и все пройдет». Но смена кончилась, он подзывает, наливает стакан: «Вот теперь – пожалуйста». Воспитывал, потому что относился по-дружески.

Вот, к примеру, когда человек в запой впадает, его можно вытащить двумя способами: или в больницу, или так… Но так – это значит, что с ним надо пару недель сидеть. Постоянно. Вот был бы такой друг, который приедет и скажет: «Петь, вижу, ты маешься, давай я с тобой дней десять поживу, помолимся вместе, побеседуем, как-нибудь да справимся вдвоем!»

На самом деле ужасно, караул. Вот результат перед вами. Я просто жил, пил, дрался, гулял, с девчонками женился-разводился, работал в типографии, был грузчиком, спекулянтом, хипповал и только в двадцать семь лет начал осознанную жизнь.

В тяжкий момент взялся за гитару – хотел сделать что-то вроде «Виноградной косточки» Окуджавы. Но вышло: белое вино – белая горячка – первая песня, очень простая, под названием «Красный Черт». Я когда пил, тогда и орал: «Бутылку водки», брызгал слюной…

Я не считаю себя глупым и безвольным, но не могу с утра больше пяти минут продержаться без слов типа «я», «хочу». Каждый день праздничек себе устраивал – то стаканчик, то косячок. Обкуривался, опивался. Ни фига не вышло. Кайфы не помогли. В 45 лет, когда все кайфы надоели, уперся в стенку своим щенячьим носом. В пустоту. Оказался в полном тупике, мне стало незачем жить. Я весь себя испил, у меня душа как губка дырявая… Любимые работа, жена, дети надоели. Господь все подал щедрою рукой: и талант, и материальное благополучие, и семью прекрасную, – а ничего не надо, хоть в петлю лезь.

А у меня есть двоюродный брат – строитель. Как раз тогда он строил поселочек людям, которых уважал. Лене Филатову и другим. И брат сказал мне: «Петь, возьми участочек». А я всю жизнь в городе – зачем мне участок? Он говорит: «Ты хоть приедь, посмотри». Я приехал, увидел эту неописуемую красоту, эти сосны, речечку и говорю: «Вот я здесь и останусь».

Никуда я не стремился… Вдруг меня Господь сюда в деревню поселил. Под Москвой. Я приехал гордый такой, крутой. Пальцы оттопыривал… внутренне, конечно. И отгрохал дом 13 на 15 метров в фундаменте. И пришлось строить его двухэтажным. Громадный – 600 квадратных метров. Такой мавзолей построил. И я думаю: «Ну и чё? Чё я, сумасшедший, чтобы жить в таком доме?» Пожинаю плоды греха. Детям это не надо. Теперь буду делиться, звать людей обездоленных. Одному мне, дураку, такая махина не нужна. Мне самому ничего не надо.

Стал думать, для чего вообще жить, для чего мне эти отпущенные 70 или сколько там лет жизни. А прапрадед мой был протоиереем собора Василия Блаженного. Дай, думаю, куплю молитвословчик – посмотрю, о чем они там молятся. Читал поначалу с ужасом и с неким удивлением. Даже стал отмечать молитвы, с которыми я согласен и с которыми не согласен. Уже не помню почему – что-то мне казалось очень высокопарным или не подходило в тот момент моему сердцу. Потом это все прошло, и я понял: все, что мне надо, все там есть. Стал в храм ходить. Деревенские спрашивают: «Ты чё, Петро, в церковь зачастил?» – а я им: «Ты пивко любишь попить, с мужиками в пивной целый день простоять?» – «Люблю». – «А я в церковь люблю ходить». Это было начало, а настоящая встреча с Богом произошла не так давно… Я не мог выбраться из одного греха. Никак не мог. И вот утром на Сретение встал и вдруг почувствовал, что Господь залил мое сердце любовью и обезоружил меня.

Вера вдруг пришла – как обухом. Смысл появился: вечная жизнь и счастье всегда. Мне даже рай приснился! И знаешь, что я понял? Рай – это так, как каждый хочет.

«Ящик» выбросил в окно. Читаю труды Святых Отцов, Библию, стараюсь жить по Божьим законам. Тяжело. Иногда так колбасит. Чувствую, как мои предки в эти минуты меня из ада за уши тянут. Они у меня капелланами были в армии.

Соблазна кругом очень много. Видишь голую бабу – соблазняешься. Отведи глаза, берегись, стой на стреме. Я держал Рождественский пост и за два дня до Рождества расслабился на пять минут: дай, думаю, пивка – и выпил двадцать бутылок. Согрешил. Лукавый силен.

Бог нам деньги придумал по нашей немощи, чтобы мы делились ими. А мы что делаем? Он украл, и он украл. А этот – не успел. Не хватило. Сколько можно копить? Кому все это достанется? Может быть, нам совсем немного осталось? Над собой работай, злобу уменьшай.

Если вера есть, как ни хочется сесть, все уступишь старухе место. Вот тебе и все христианство. Посуду помой вне очереди. Христианский поступок? Христианский. Ведро вынеси. Ну не настаивай на своем.

Лежишь вечером и думаешь: «Чё тебе так хорошо? Чё тебя тащит так? Вроде и не пил. Почему комфортно на душе? А… Сегодня бабке сумку помог – три ступеньки…» Народ трудится. Встает до зари. Вот я – от этих депутат. Для них работаю.

Когда Господь въезжал в Иерусалим на ослице, бросали цветы, ветви пальмовые и кричали приветствия. Ослица была в полной уверенности, что ей кричат. Так и мы – ослицы, на которых едет Господь.

Куда мы все лезем? Все Бога хотим за яйца ухватить. А жизнь… Встал утром, чашечку себе, детям сготовил, отлично, дрова, смотришь – пора обедать. Вот она жизнь на самом деле, и древние это понимали. Как один говорил: «Если бы они видели, какую я вырастил капусту!»

…Если бы мы были мудры, то копали бы огород и готовили еду: я, Черномырдин, Ельцин. Я живу самой «продвинутой» жизнью: у меня настоящий рубленый дом, сам дрова рублю, баню топлю.

(Говорят, что) в деревне общаться не с кем, потому что пьяницы кругом, но я отвечу: а я кто такой? Я и есть алкаш, самый натуральный. И там все мои родные. Ведь не важно, какой ты. Важно – что у тебя внутри. Вот человек на морозе 25 градусов ремонтирует мне машину («Мерседес-126», очень его люблю!). И я говорю ему: «На, Вадик, 200 рублей за то, что ты мерз». А он: «Петро, ты чё?! Полтинник давай!» Так лучше я с таким пьяным буду дружить, чем с тем, кто скажет: «Алё! Ты чё мне мало дал?!»

Я в соседней деревне смотрю, там бритые эти, с цепями, и думаю: «Какие козлы», – а они вдруг: «Здравствуйте, Петр Николаевич». Оказалось, это мои знакомые, дома у меня были. Вот как меня Господь учит. Мы уже ненавидим, а подходим ближе – это друг, брат твой.

Я в провинции живу и совершенно не разделяю распространенного взгляда, что все плохо и все воруют. Народ заинтересован в работе, бросает пить. До 10 часов вечера трудятся на своей земле. Домики все покрыты, во дворе по два автомобиля. Вот стада племенные из Голландии привезли. Как не радоваться? Или вот про молодежь всякое говорят, а встречаюсь с молодыми людьми и вижу, что им не нужна ни порнуха, ни уродская реклама.

У меня трое сыновей. Старшему, от первого брака, – 26. Двум другим – 17 и 19. Они раньше в деревне жили. Сейчас учатся в городе. Но дом-то у нас там, поэтому надеюсь… Через 20 лет эти 150 километров можно будет преодолеть за 10 минут!

Вот в Западной Германии, уже ближе к Бельгии, у каждого свой большой дом. Все есть. И ходят они там ох…шие. Слоняются и говорят: «Ох как хорошо, что вы приехали. У нас тут вообще нечего ловить. Глухо». К этому они нас тащат, что ли? Вот в чем еще повинны те, кто рушит и ворует экономику, кто «дает Западу влезть к нам…» Мы все потихоньку у Запада берем, а когда возьмем все целиком, то будет полный пиздец».

Сейчас в свой деревенский дом, где живу, куплю ветряк, на крышу солнечную батарею поставлю, чтобы вообще отрезать эти электрические провода и не зависеть от этого «демократического общества и либеральных ценностей».

Дьявол, ну что он придумал за 6 тысяч лет? Наркота была, «кайфы» всякие были, секс был, зависть, осуждение – все это, ничего нового он не выдумал. А вот у Бога сколько нового, интереснейшего, удивительного: новые стихи, новые книги люди пишут, новые мысли какие-то. Удивительно!

Выгодно делать добрые дела. Если бы каждый, вместо того чтобы орать «как можно так жить», взял бы сироту с Казанского вокзала (вон их – тысячи), то столько в душу бы получил. В изумлении будешь пребывать, сколько добра тебе за это Господь даст. Это трудно. Потому что этот беспризорник и матом ругается в восемь лет, и курит, и клей нюхает. И вообще шальной. С ним надо заниматься, ставить его голову на место. Это тяжелый труд, но он самый важный.

Или – Чечня. Мысль об этом просто зудела: может, надо поехать за ранеными ухаживать? Просто замучился! Иду к батюшке, а он говорит: «Война – дело военных. Ваше место – трудиться». И – тяжести как не бывало!

Все беды ведь потому, что люди, которые начитались книг всяких (и я в том числе грешил этим), начинают считать себя мудрыми, толкают речи о Боге, поучают. А вечером глядишь: с бутылкой пива сидит! Я считаю: не лезь к другим, не тащи никого в храм креститься, не обращай никого в свою веру. Сиди и молчи. Если надо будет, они увидят…

Как-то мне делали тяжелую операцию и три дня кололи морфий. Ни до, ни после я не пробовал его, но тогда ощутил, как от него может быть хорошо. Тебе просто хорошо. Рай на земле. Иногда бывают «форточки» – прет так, что никакой морфий не нужен! Ты просто сидишь на диване и три часа подряд тащишься! Носик не вверх задрал, а вниз опустил. И Господь говорит: «На тебе, Петенька, за это мир в душу». Но подобное очень редко случается. Наверное, за шесть лет было дней десять таких, когда на меня так хорошо накатывало. Однако ведь были! Видимо, это мне награда (за то), что я сумел уйти от другой жизни. Это Господь показывает, как может быть всегда.

Такие тишайшие стихи приходят в светлые моменты. Бывают вот такие: «Слава Господу Богу, я гляжу на дорогу – там всего понемногу, слава Господу Богу». Вот начало одного из моих последних стихотворений:

Это написал тот же человек, который пел: «Муха – источник заразы» и «Лю-ляки баб»?

Вот как хорошо бы жить, когда на Афоне мужичок живет и загораживает дощечкой вид на прекрасное Эгейское море. А у него спрашивают: «Старче, ты что? Это же дары Божьи». Он говорит «Если бы вы знали, какой у меня свет внутри. Мне это все мешает только». Вот для чего человек призван на самом деле, каждый: такой иметь в себе божественный свет и нескончаемое удовольствие.

Был один на Афоне старичок подвижник, он в пещерке сидел, он молчал 40 лет, не то что я здесь бормочу. К нему приходили только посмотреть, как он сидит, не спросить ни слова, ни поучения, ничего – посмотреть, как он сидит, и уходили счастливейшими, потому что он так благодатно сидел там, так улыбался мирно в тишине, скромнейше. Вот к чему призван человек.

Я к своему прошлому действительно плохо отношусь. Потому что вел тогда скотоподобный образ жизни. А музыка – это просто талант, который мне Бог дал. Все говорят: Пушкин, Пушкин… А покажите мне мать, которая хотела бы, чтобы ее сын прожил жизнь так, как прожил ее Пушкин. Гением своим, что от Бога, он хорошо распорядился. А вот жизнью… Искусство – и это совершенно четко доказано – людей не меняет. Если бы меняло, то мы давно бы в раю жили! Сколько написано прекрасного: и Шекспир, и Пушкин, и Байрон, и Гоголь, – все, что хочешь! Ан нет…

Я – всего лишь приемник. Если приемник «Грюндиг», то прием чище.

А вы представляете, сколько человек умерло вообще? И потом все раз – и оживут. Вот это будет тогда караул!

Некоторые из нас, ходящие по сорок лет в церковь и читающие все молитвы, очень удивятся, когда встанут перед райскими дверьми и оттуда услышат голос: «Отойдите, не знаю вас».

Вы посмотрите, какие лица запечатлены в кадрах кинохроники на Белорусском вокзале, – святость в этих людях есть. И награды на груди у них – как иконостасы. Они шли в бой с Богом в душе и сердце, иногда даже безоружные.

Вот я в церкви уже десять лет, по церковным меркам это немного, это нулевой класс. И сейчас, после этих десяти лет веры, я что-то начинаю понимать и делать. Думал поначалу: я – Мамонов, я такой крутой, я все, что в церкви происходит, за два года пойму! Да я священником могу стать, как Охлобыстин! Нет, не получится так скоро.

Почему-то чем ближе к смерти, тем меньше среди людей атеистов. Когда ты тяжело болеешь, то думаешь о главном: «Зачем я вообще родился? Что я за человек?

Вот мне умирать скоро, а чего я достиг?» Потому что смерть – серьезная вещь, а жизнь вроде можно шутя пробежать. Нет, дружок, не выйдет. По себе знаю. Хотел шутя пробежать.

А жил-то я так, что остался совсем один, друзей-то у меня нет. Не то что я хнычу, а предостерегаю. Аккуратнее с людьми нужно. Поэтому помощь очень часто нужна: словом, взглядом, рукопожатием. Такая помощь – самое драгоценное, что есть на свете. Я ее сам себя лишил, дурак.

Мне в церкви по кайфу, не побоюсь этого слова, мне там хорошо. Это небо на земле. Там Господь наш Иисус Христос живой, что мне еще надо? Иногда подумаешь – не пойду, спать хочется, потом опомнюсь: куда я не пойду? Там же Господь!

Знаете, как раньше описывали зарождение жемчуга? Это когда устрица открывается и на нее падает лучик света. Максимум, чего я пока достиг, – что иногда я чувствую себя такой вот устрицей. А будет ли жемчуг – бог весть…

Житие свое Мамонов излагает в соответствии с законами жанра, основная тема – что прошлое-де было ошибкой.

Многое просто пропускает: как, например, важное, сильное, поворотное событие в своей жизни, которое случилось в 70-е. Его старый друг Липницкий, которого, правда, при этом не случилось, но разговоров-то было сколько между ними и про это тоже, излагает дело так:

– Наши, они были пьяные, подрались с двумя блатными, и от одного Мамонов получил заточку (из напильника) под сердце. (Как в кино, где играл его сосед по Большому Каретному Владимир Семеныч. – И.С.) Но в кураже наши стали их добивать, загнали в троллейбус, а когда выскочили из него – Петр рухнул. В Склифе, где я его навещал, он стал похож на пришельца с того света. Он кардинально изменился. В нем появилась глубина. Больше он уже не дрался. Видно, в реанимации ему кто-то что-то очень важное нашептал. Самое главное… Тогда он, может, получил свой главный урок в жизни.

Отсюда можно многие картинки в его будущей жизни подсветить.

А еще Мамонов этак легко, скороговоркой пробегает всю яркую и практически невероятную историю громкой группы «Звуки Му»! Которая гремела по-взрослому! Это были наши русские настоящие рокеры, в полный рост. Первое же публичное выступление группы, к которому готовились год (!) и которое прошло всего-навсего в школе, стало сенсационным. Потому что в зале собрались сливки со сливок: «Машина Времени», «Браво» и сам Цой. Гости тут же и выступили. Ничего себе школьный концертик…

Пошло-поехало. Тыщи людей ломились на концерты «Звуков». Худой, молоденький, свежий еще Петя, еще не Петр Николаевич нисколько, выходил на сцену с гитарой, в пиджаке на голое тело, а то и вовсе с голым торсом. Он исполнял свои странные мелодии, пел жесткие песни, что твой Том Уэйтс (их не зря сравнивают), выделывал твист, исполнял серьезный припадок – вращал глазами, пускал слюни и пену. Когда с усами, он был вылитый Фредди Меркьюри, а сбреет усы – так сразу что твой Ваня Охлобыстин. А чуть отпустит бороду – пожалуйте, писаный апостол с виду…

Знаменитое сценическое безумие Мамонова, кстати, было контролируемое, дозированное.

Воспоминания одного очевидца: «У него медленно вытекает слюна между зубов – и течет куда-то на пол. А потом, после полного безумия, он совершенно спокойно говорит: "Обратите внимание: пол вам не испортил, здесь лежала программа концерта. Все отрепетировано!"»

И другого: «Петр оказался крайне буйным, эпилептичным шоуменом. Мамонов представлял самого себя, но немного в гиперболизированном виде: смесь уличного шута, галантного подонка и беспамятно горького пьяницы. Он становился в парадные позы и неожиданно падал, имитировал лунатизм и пускал пену изо рта, совершал недвусмысленные сексуальные движения и вдруг преображался в грустного и серьезного мужчину. Блестящий, безупречный актер!»

Зачем это все? А вот зачем. Тут слова самого Мамонова: «На сцене у меня мрачный образ человека больного, нездорового. И (зрителям) надо думать: почему он заболел? Мысли о причинах болезни, почему он стал таким».

Что он имел в виду – Советская власть, что ли, и дулю в кармане?..

И подробней о том же: «Творчество, не творчество… Но вот идет по улице человек, и пивка ему хочется, да нельзя – будет пахнуть, и с женой у него чего-то… И ботинки он купил немецкие зря за 2 тысячи 500 немецкие, а они протекают. Ребенок двойку принес, а мы пойдем с ребятами пиво пить. Вот сколько мыслей пролетает за секунду. Представьте, что он сразу начнет все осуществлять. Он же как сумасшедший будет, правда? Вот я на сцене этим занят».

Рядом с Мамоновым бас-гитара – Саша Липницкий, это в его квартире и у него на даче на Николиной они собирались и пели. Он – вылитый Карл Маркс в молодости, красивый и значительный, на вид очень погруженный в процесс, с длинной черной бородой Карабаса-Барабаса и соответствующим хайром, он выглядел неподдельным западным рокером. Музыка вообще и карьера музыканта в частности – эти вещи настолько его занимали, что он распродал тогда свою довольно богатую коллекцию икон, и на вырученные деньги группа жила и содержала семьи.

А вот великий клавишник Павел Хотин, с виду отличник. Он пошел в группу после того, как впервые увидел Мамонова на сцене и услышал о нем такой отзыв:

– Он пахнет весельем и большими деньгами.

Веселья было много, с деньгами похуже. Примечательно, что у самого Хотина, он потом признался, исполнение Мамонова вызвало отвращение. Петя в тот памятный вечер «был пьяный, пускающий слюни под гитару». Но, как ни странно, именно это Хотина и привлекло! Каким-то необъяснимым образом он от этого отвращения перешел к мысли о сверхзадаче – что-то из этого сделать.

Хорош был и легендарный Фагот Александр Александров, который, когда начался успех, вдруг куда-то пропал; ему стало скучно, после того как все получилось, а эксплуатация удачного приема его не интересовала.

А еще в группе был сводный брат Пети, Алексей Бортничук. Он тоже давно сбежал из Москвы, живет в избе на Валдае; он тихий теперь и как бы сильно озадаченный. Он говорит сейчас, после всего, с какой-то опаской:

– Рок-н-ролл – это образ жизни очень разрушительный для человека. Так он придуман, иначе не будет никакого рок-н-ролла. Если люди не пьют, а ходят в фитнес – они не могут играть рок-н-ролл, а только попсу. Потому что рок-н-ролл – это самоубийство. Мы не знали, что такое жить по трезвяку… У нас есть только опыт жизни в кайфе. Наркотики… Я заигрался во всю эту историю… Я этого испугался. Я самоубийцей быть не хочу…

На ударных выступал сам Африка (Сергей Бугаев); он про «Звуки Му» сразу понял, что это «новое поколение поэтов, которые используют музыкальные инструменты». Он и годы спустя не мог спокойно говорить про неповторимый ломаный ритм Мамонова, ну «ни у кого не было такого невероятного чувства ритма! Созвучен ритму Вселенной и ритму Бога, как считали суфии, это Африка. Петя человек откровения. У него бескомпромиссность. Это особенно ценится. Оно иногда людей приводило в тюрьму или на виселицу. Гораздо реже – к славе и популярности…»

Но трезвости Африка не терял, он понимал, что «круг ценителей «Звуков Му» ограничен. Он не мог зажигать многомиллионную аудиторию в отличие от Цоя». Ну да и что с того?

С 1985-го у них начались концерты, в основном квартирники. С 1986-го – гастроли по всей стране, от Москвы до самых до окраин, вплоть до Якутии и Владивостока; куда ж, казалось бы, дальше. Первый магнитоальбом в 1988 году записан на даче Александра Липницкого – сколько ж он сделал для «Звуков»! – на Николиной горе.

Вот типичный случай из гастрольных будней, дело было в Свердловске: «Петька (Мамонов П.Н.) был очень зол, что остались без гитариста: тот пьян – лежит тело практически бездыханное. Мамонов со сцены говорит: «Не буду играть, пока мне не выдадут ту суку, которая налила брату спирта!» А в зале думают, что это розыгрыш, смеются… Ладно, играем без гитариста. Потом через какое-то время оглядываемся – а там проспавшийся Лелик со шнуром; всунул – и заиграл безумное соло. Концерт удался на 200 процентов…»

Смешно.

Вот так протекала их гастрольная жизнь.

А потом им повезло по-крупному. В 1988-м в Россию прилетел знаменитый английский музыкант и продюсер Брайан Ино, тот самый, который работал с Дэвидом Боуи, TALKING HEADS, ROXY MUSIC и U2. Он начал смотреть русских музыкантов. В общем, серьезный авторитет. Смотрел, смотрел… Скучал… И тут наш первый эксперт Троицкий познакомил его с Мамоновым.

Артем про это вспоминает и сегодня с горящими глазами: «Видимо, он услышал и увидел что-то такое, чего не видел и не слышал никогда. Музыка группы произвела на него несколько меньшее впечатление, чем собственно личность и визуально энергетическое тело Петра Мамонова. То, что его по-настоящему вставило – это Петя, эта его русская народная скоморошья галлюциногенная история, которой ни у одного западного артиста не найти. В этом есть что-то очень древнее, страшное, языческое и средневековое. Ино вцепился в «Звуки Му», он хотел с ними работать».

Короче, этот Ино спродюсировал в Англии выпуск альбома «Zvuki mu». Диск записывали на Оксфорд-стрит, в студии самого Джорджа Мартина – продюсера «Битлз». За первые три недели только в Англии и США было продано 35 тысяч пластинок «Звуков». Это было то, что без натяжки называется успехом.

Очевидцы, зрители тех западных концертов, вспоминают:

– Не понимая по-русски, народ недоумевал, но все равно веселился, рот до ушей – что это за дикий цирк такой!

Кстати, приблизительно то же самое было и в России, тогда у нас нередко были рецензии на «Звуки му» в таком духе: «Люди с концерта с ощущ, что они ничего не понимают, но это круто».

Наверное, в Англии и Штатах на них смотрели как на диких африканских негров, которые бьют в тамтамы. А еще по всему миру возят шаманов, которые удивляют почтенную публику тувинским горловым пением… Ну и что: успех, он и есть успех.

В жизни музыкантов группы случились очень важные вещи, которые, казалось, перевернули их жизнь: это концертный тур «Звуков» по Соединенному Королевству, а потом еще два тура по США – под патронажем не кого-нибудь, а Warner Brothers. Размах, опьянение успехом, счастье – и какие перспективы!

Наверное, ребята уже видели себя знаменитыми мировыми звездами типа Маккартни. А почему нет? Они, похоже, уже не боялись в это поверить. Я видел их счастливые лица на старой любительской киноленте…

И вдруг эти состоявшиеся рокеры, с их уже реальными гастролями по Штатам, узнают от Мамонова, что все кончено. Ничего не будет! После международного счастья и блеска они вернутся в Совок и будут вести ту же бессмысленную бедную жизнь. Можно себе представить, какая это была для них драма, даже трагедия! Крушение всех надежд! Наверное, они имели бурные объяснения с Петей, приводили железные аргументы. Мы знаем теперь, что ничего не получилось. Мамонов был неумолим. Какая буря чувств и сегодня, наверное, бушует в сердцах неудавшихся мировых звезд! А как жестоко над ними смеялись!

– Вы звуки Мудаков. Вы проебали такой контракт! – говорили им.

Наверное, когда они давали прощальный концерт на Горбушке, это в ноябре 1990-го, они еще не верили до конца, что это действительно конец и крушение всех и всяческих надежд… Думали, видимо, что это просто временный каприз, что это пиаровский ход… Мамонов сказал тогда:

– Мы будем как «Битлз».

Только историю «Битлз» они все видели по-разному. Ребята – как сверкающий путь к успеху, а Петя – что группа распалась на гребне славы. Одна и та же тема, только есть нюансы.

Можно только строить предположения, придумывать версии, пытаться смоделировать ситуацию – вот почему так вышло, с чего вдруг пошел этот, пардон, прерванный полет?

Артем Троицкий видит такую картину:

– Правильной реакции при творческом контакте Ино и Мамонова не произошло. Ино – человек английский, вежливый и интеллигентный; Петя тоже из интеллигентной семьи (папа ученый, мама переводчица), но он такой настоящий русский беспредельщик… Когда коса Мамонова нашла на Ино, то коса оказалась брутальней и настойчивей.

Они действительно не могли договориться. «Вопреки желанию Брайана Ино, надеявшегося передать на диске всю необузданную дикость русских безумцев, Мамонов настоял на том, чтобы звук на альбоме был гладким и «диетическим».

Ну и потом, раскрутка звезды, тем более рок-звезды, – это все-таки индустрия, там нужно жестко решать вопросы, а не самовыражаться под кайфом. А Мамонов всегда – и сейчас, и в те времена – был непреклонен: «Я знаю, что занимаюсь независимым искусством, странным, неудобопонятным, что меня любят от силы тысяч десять человек – но зато это люди, которым мое творчество действительно необходимо. Вот для них я и работаю. Я не культмассовый работник, но это мне и не нужно. Я делаю то, что хочу, то, что в душе моей рвется наружу. Я предпочитаю молчать год, чем делать что-то быстро, лишь бы денег заработать».

Это не просто красивые слова про свою самобытность, там все было еще ужасней: Мамонов панически боялся успеха, это был какой-то сверхъестественный мистический ужас! Вот какое признание он сделал сам: «Вся наша компания была хороша тем, что волею судеб ни в чем не участвовала. А как только кто-то становился участником, тут же погибал: или физически, или художественно!» Дальше он приводит примеры: «Едва пошли стадионные денежки, Витя Цой сразу разбился. А был – как солнце! И все свои ранние и истинные песни написал в 19–20 лет. Тот же Гребенщиков в 17 лет по Питеру как ангел ходил! Это был чистейший молоденький мальчик. Однако все происходило в 1972 году или около того. И вот в течение 20 лет его отжимали… Теперь иногда с иронией говорят: «Вот, мол, какие песни пишут Боря и Макаревич!..»

Какая тонкая загадочная материя – вот эта боязнь успеха… И на какой странный неожиданный путь вывела она Мамонова на старости лет! Крутой маршрут – из рокеров в отшельники… У нас чаще по-другому, наоборот, – вон батюшки идут просвещать рокеров, есть такие примеры.

Еще про успех, отношение к нему: одних он притягивает, другие живут как будто в другом от него измерении. Вот что рассказывала журналистам Ольга, жена Мамонова: «В свое время, на сороковой день после смерти Вити Цоя, я позвонила Айзеншпису. «Юр, – говорю, – может, теперь ты нами будешь заниматься?» А он в ответ: «Я вообще-то очень деньги люблю. А с вами последние штаны потеряешь». И ведь, в сущности, он прав: если делать то, что делает наш Мамонов, не только последние штаны продашь, а вообще голым в Африку пойдешь».

Так-то! Рокер – это все-таки не купец какой-нибудь.

Кем только его не называли, с кем только не сравнивали! Вот список: Диоген из бочки, лесной леший, Том Уэйтс (это многократно), музыкальный Достоевский, певец антигламура, скоморох, юродивый, великий и ужасный Фредди Крюгер; уверяли, что его предтечей был сам Высоцкий… Тут уместно вспомнить слова Липницкого, который сравнивал Мамонова «с юродивыми Христа ради, исчезнувшими из нашей жизни окончательно. Так называемые «блаженные похабы» провоцировали жизнь древнерусских городов своими скандалами и сексуальными провокациями и несли в себе нерв спонтанного религиозного (!) огня». Под сексуальными провокациями надо, наверное, понимать песни про секс?

Я к этому добавлю и Льва Толстого, который в жизни Мамонова был, наверное, тем самым, «делать бы жизнь с кого». Сколько совпадений! Вот тебе и успех в искусстве, и отход от него, вместо сочинительства – переход к жанру проповеди, и бегство в деревню, пожалуйста, как по писаному. И, как Софья Андреевна, Ольга беспокоится о том, как обеспечить семью…

Еще легко можно пробросить мостик сравнения к Пушкину и Лермонтову каким-нибудь. Это хиппование на стриту – советский бедный аналог старинной светской жизни, где вместо балов в шикарных особняках – флэты, вместо шампанского – портвейн и шмаль. А еще не забыть про такую важнейшую вещь, как дуэли, бретерство, но только вместо блестящих гвардейских офицеров со шпагами и Лепажем были блатные с заточками; одна такая попала Мамонову чуть не в сердце – но он выжил и получил ТАМ, на грани, некие видения, про которые не рассказывает, и правильно делает…

ИТОГО

Один друг детства Мамонова любит задумчиво рассказывать удивительную историю про Петю, тогда мальчишку лет, может, двенадцати:

– Мы во дворе Большом Каретном играли в футбол, и у нас лопнул мяч. Петя увидел это сверху, пропал на минуту из окна – а после появился в нем с мячом и кинул его нам. Я подумал, что-то мяч вроде слишком большой – но подскочил, чтоб поймать его и отбить головой. Отбил… А это был не мяч, а глобус, и по голове меня стукнуло, как сейчас помню, Гренландией. Неделю я лежал в больнице. А Петя, скинув нам глобус, тут же сбежал этажом ниже и выглянул из соседского окна – как будто он ни при чем…

Ничего красивей этой истории я про Мамонова не слыхал.

ДИСКОГРАФИЯ

1988. Простые вещи

1988. Крым

1989. Звуки Му (Zvuki Mu)

1991. Транснадежность

1995. Грубый закат

1996. Жизнь амфибий гак онa есть

1996. Инструментальные вариации

1997. Легенды русского рока («Звуки Му»)

1998. Набрал хороших на один компакт

1999. Шкура Неубитого

2000. Шоколадный Пушкин

2002. Шкура Неубитого-2

2002. ЭлектроТ

2003. Великое молчание вагона, метро (стихи)

2003. Зелененький

2003. Мыши 2002

2005. Сказки братьев Гримм

1997. «П. Мамонов 84–87» (двойной альбом с ранними записями) совместные записи с другими музыкантами

1990. Мамонов и Алексей. Мамонов и Алексей (проект Петра Мамонова и Алексея Бортничука)

1994. Василий Шумов и Петр Мамонов. Русские поют

ФИЛЬМОГРАФИЯ

1988. Игла (реж. Рашид Нугманов)

1990. Такси-блюз (реж. Павел Лунгин)

1991. Нога (реж. Никита Тягунов)

1991. Анна Карамазофф (реж. Рустам Хамдамов) 1991. Терра инкогнита (реж. Яннис Типальдос)

1995. Время печали еще не пришло (реж. Сергей Сельянов)

2004. Клара, Дора. Бешеные бабки (озвучивание мультфильма, реж. Рустам Юнусов)

2005. Пыль (реж. Сергей Лобан)

2006. Остров (реж. Павел Лунгин)

СПЕКТАКЛИ С УЧАСТИЕМ ПЕТРА МАМОНОВА

«Лысый брюнет» (реж. Олег Бабицкий, по пьесе Даниила Гинка)

«Полковнику никто не пишет»

«Есть ли жизнь на Марсе» (моноспектакль)

«Шоколадный Пушкин» (моноспектакль)

«Мыши, Мальчик Кай и Снежная Королева» (балет)

ПРИЗЫ И НАГРАДЫ

2006. Приз кинофестиваля «Московская премьера» за лучшую мужскую роль в фильме «Остров» П. Лунгина.

2007. Приз кинофестиваля «Золотой орел» за лучшую мужскую роль в фильме «Остров» П. Лунгина.

P.S. Спасибо Александру Липницкому за помощь в подготовке этого материала.

И.С.

 

БЕЙРУТ – ПАРИЖ ВОСТОКА

– Там же опасно! – волновался известный скульптор Андрей Налич, провожая меня в Бейрут.

Я его сдержанно усовещал:

– И это говорит этнический югослав! У которого мастерская на, не к ночи будь сказано, Пушкинской площади! В пяти минутах пешком от эпицентра известного взрыва!

Ну не смешные ли люди – москвичи? А в Ливане когда еще война кончилась!

Давно кончилась. В 1990-м. Теперь настало время напомнить то, о чем еще не так давно все знали: Бейрут – это как бы Париж Востока. У нас после войны восстанавливали колхозы и шахты. А тут вот поднимают туристскую отрасль…

«Бейрут – город контрастов», – утверждает путеводитель, изданный там министерством туризма. Что ж за контрасты? А вот: «Шикарные магазины с кондиционерами продают элегантные интернациональные бренды, в то время как живописные уличные торговцы катят свои тележки под палящим солнцем» и так далее. Или вот еще: «Разрушенные войной пустынные кварталы, а за углом – оживленные улицы, полные ресторанов, кафе и магазинов». Насчет руин – верно, попадаются. Holiday Inn, к примеру, до такой степени повредился от всех тех обстрелов, что его даже и восстанавливать не стали, оставили себе на память а-ля Дом Павлова; да и зачем возиться, проще оказалось новый отель с тем же названием построить. Но что – типовая американская гостиница? Подумаешь! Зато уцелели главные, самые важные здания Бейрута: Римские бани и Большой Гарем. Это все вас там дожидается в целости и сохранности.

ЭХО ВОЙНЫ

Гражданская там шла подольше, чем у нас: 18 лет! Это, правда, если считать и перемирия тоже. Смысл войны, насколько это можно понять задним числом со стороны, был такой: палестинцы хотели отвоевать себе территории, где жили христиане. Война велась весьма жестоким образом. Полно можно услышать воспоминаний о том, как пачками расстреливали мирных жителей ни за что где-нибудь под мостом или как по улицам городов разъезжали мотоциклисты с отрубленными головами, насаженными на штыки. Примечательно, что армия в конфликт принципиально не вмешивалась, только наблюдала со стороны. А вот чьи войска приняли в войне самое активное участие, так это израильские. Они пришли и очень жестко вступились за христиан, изрядно потрепав палестинцев.

Вообще, как всегда вскоре после окончания гражданской войны, говорить о ней ливанцам непросто. Люди осматриваются, нет ли поблизости никого с той стороны баррикад, и тщательно фильтруют термины.

Сейчас о прошлой войне, кроме редких руин, напоминают еще танки и БМП – темно-серые, как военные корабли, а еще сирийские войска и ливанские блокпосты на дорогах, особенно ближе к Южному Ливану, а значит, и к Израилю. Там, на юге, встречаются черные флаги Хезболла на домах, картинки с портретами людей с «калашниковыми» и в чалмах. Один из них – просто вылитый ранний Хемингуэй. Еще о сходстве: на плакатах, которые развешены на улицах, президент Ливана очень похож на нашего журналиста Доренко.

А в целом по итогам войны все остались при своих. Воевали зря, выходит. В память о тех временах туристов, у которых в паспорте находят израильскую визу, в Ливан просто не пускают. Некоторые туристы выражают готовность в самолете вырвать компрометирующую страничку из документа, но так знайте: этот номер не пройдет. Страницы на границе пересчитывают по два раза.

– А евреев вообще пускают? – любопытствовал я там.

– Если у них русские паспорта – то конечно!

Есть военные воспоминания, которые вселяют надежду: даже в самый разгар войны, когда не было электричества, по ночам кипела жизнь в барах и ресторанах Бейрута. Ставили в подвале движок, вкручивали тусклые лампочки – да и много ли свету надо в кабаке! Какие б ни шли бои, чьи б войска ни входили в город, а ночная жизнь, за которую город и прозвали вторым Парижем, не прекращалась! Такой народ…

КЕДРЫ

Знаменитые, легендарные кедры ливанские растут на высоте почти два километра. Ну, нас, положим, кедрами удивить не просто, но широкая публика от них просто в восторге. Тамошние кедры вошли в историю до такой степени, что в современности их осталось очень мало – говорят, всего-то 400 стволов. Вы можете съездить в один из пяти горных заповедников и там снять перед этими кедрами шляпу. Иные из них дожили уже до 2 тысяч лет и доросли до тридцатипятиметровой высоты при обхвате в четырнадцать метров.

А что ж за история, в пучине которой исчезли, пропали кедры? Вот какая: эти деревья вырубались в древние времена совершенно браконьерским манером. Они ж не гниют, и потому были широко востребованы в Египте – из них строили корабли и саркофаги, а кедровое масло шло на нужды мумификации всей страны. Самая, пожалуй, знаменитая постройка из ливанского кедра – это Иерусалимский храм; стройматериал заказывал напрямую у своего коллеги Хирама Тирского лично царь Соломон.

Впрочем, кедры можно встретить не только в заповедниках. С полдюжины их растет, к примеру, на горе Хариса над курортным городком Джуниа возле Бейрута. Там, кроме кедров, стоит еще замечательно издалека видная статуя Богородицы. Высокая, белая, она там смотрит на море и простирает руки над городом. Вы сможете подняться на гору на фуникулере, причем подъем так крут и быстр, что уши закладывает совершенно по-самолетному! Если увидите там девиц, которые разуваются, прежде чем взойти по ступенькам к подножию статуи, знайте: они решили дать какой-то свой девичий обет.

Кстати, о девичьем. Почему ливанцы с таким скрипом дают визы российским гражданкам? Особенно молодым? Желая в то же самое время развивать туризм? Они что там, высокие моральные устои охраняют? Если бы! Все дело в том, что местные хотят своим девкам дать заработать. Да еще вон из Дамаска сколько наезжает жриц любви… (Кстати, ливанки и сирийки наряду с палестинками из всех арабок считаются самыми роскошными.) Так что все дело в защите рынка: а ну как цены упадут! Дело государственное…

Вообще в Ливане многое напоминает про Россию. Там кругом – наша концептуальная небрежность стиля, это во всем, это на каждом шагу: пыльные битые дороги, серые дома, дикие сорняки торчат везде, где только могут, молча споря с европейскими приторными клумбами, и – внимание – асфальт везде плавно переходит в открытый грунт. Такая вот бесстыдно открытая сырая земля бывает только на Востоке. Отсюда знаменитая восточная пыль, – там же сухо – и русская непролазная грязь – при нашем слякотном климате. Вот он, критерий, который работает без сбоев: не видно в городе открытого грунта – значит, ты в западной стране. А когда как в Ливане или у нас – это Восток, и никаких сомнений.

Да и ситуация на дорогах там вполне наша. С той лишь разницей, что там и правила смягченные, да и оставили их не много, рассудив, что все равно никто соблюдать не будет. И на светофорах там часто экономят, при том что нет правила о преимуществе справа: дескать, как хотите, так и катайтесь, и не ждите ни от кого соблюдения правил… Так что мы – чистейшей воды восточная страна! Вот только у нас холодно и мы такие большие, что границей достаем до Европы. На этом шатком основании некоторые из нас считают себя европейцами…

А с Ливаном наше сходство подчеркивается еще вот чем: он весь насквозь светский, цивильный, там кругом европейские костюмы, эмансипированные, рискованно одетые женщины, вывески на почти родной нам латинице… И очень мало арабских, исламских атрибутов, таких как минареты, чадры, муллы и так далее.

И еще, кстати, смешной случай на тему ливанско-российской дружбы. Как-то еду я по Бейруту на такси.

– Здесь направо? – спрашивает вдруг таксист-ливанец.

– Ага, – небрежно бросил я и тут же спохватился. – Это кто сказал – «щас направо»?

– Ну я, – говорит араб.

– Ты где русский учил?

– Я служил в разведке. В солдатской разведке. Я и английский знаю. Только по-английски я мало говорю. А много не говорю.

– Ну расскажи что-нибудь про разведку! Ты сколько русских шпионов поймал?

Не отвечает. Молчит как в разведке! Ну буквально…

БИБЛОС

Известные своей древностью финикийцы, которых ливанцы считают своими предками, и те считали Библос весьма древним городом. Старинное его название – Губла, он же Гебал – забыто, и теперь в ходу новое, данное относительно молодым народом – древними греками. Библос, как вы все знаете, это папирус, которым город и был знаменит на мировом рынке античности.

Когда Библос возник, не помнят даже старожилы. Местные говорят, что городу уж по меньшей мере тыщ семь лет. Может, и так – поди проверь. Во всяком случае, Библос всерьез претендует на звание древнейшего в мире города – в номинации «древнейший постоянно населенный город». Там вы легко найдете руины как ханаанских, так и финикийских храмов, а еще сможете прогуляться по крепости крестоносцев, которая сохранилась-таки неплохо. Кстати, именно тут, в Библосе, финикийцы изобрели линейный (то есть буквенный, не иероглифический) алфавит. Он приблизительно такой. Круг, внутри которого крест, – это будет буква «т». Скобка), – латинская «р». Арабская единица, – G. Единица римская – Z. Кружок с точкой внутри – E. Теперь возьмите крест и пририсуйте к главной перекладине еще две, покороче – одну сверху, другую внизу: выйдет буква S. Точно так же две дополнительные перекладины дорисовываются к букве Н – и выходит финикийская Н. А совпадает в обоих алфавитах только одна буква: L.

Ливанцы, которые страшно гордятся своей древностью и считают себя теми же финикийцами, еще не знают самого страшного. А именно того, что русский историк Фоменко придумал Новую хронологию. И там выходит, что финикийцы не очень древние – под таким названием в истории выведены всего лишь средневековые венецианцы… И в самом деле, венецианская заглавная V запросто звучит в некоторых языках как F, а латинская C, которое отдельные языки ставят в слово Venice, Венеция, – в каких-то случаях, бывает, звучит как К…

Но, как бы там ни было, прав Фоменко или нет, ясно одно: поговорить в Ливане по-финикийски вам сегодня вряд ли удастся. Теперь там в ходу французский, чем дальше, тем больше вытесняемый английским, этой новой международной феней, – и, само собой, арабский.

БААЛЬБЕК

Его там представляют не иначе как «великое Римское сокровище Ливана». И считают одним из чудес Древнего мира. Никто ж не говорил, что чудес было всего семь; легко допустить, что у древних была своя горячая десятка… Ну ладно, пусть там и Баальбек будет. При том что, откровенно говоря, он легко может мериться с какими-нибудь бесспорно авторитетными Дельфами или несомненным лабиринтом Минотавра – в том смысле, что памятники Баальбека сохранились все ж получше. А то иногда бывает, знаете, что поставят где-нибудь пару колонн, насыплют кучу черепков и предлагают усилием воображения представить, что тут стояло огромное и страшной красоты сооружение. Это я про Грецию, где такое часто бывает. Не то в Баальбеке. Там могучие и – впервые в жизни употребляю это слово – величественные руины храмов Юпитера, Венеры и Меркурия настолько хороши, что я целый час ходил их рассматривал и запечатлевал на пленку. Колонны можно легко обмерить, некоторые валяются на дворе, обрушенные землетрясением: высота 22 метра, а диаметр – два метра. Высоченные своды, здоровенные камни, желтая пыль веков – а ведь это ж ручная, по сути, работа…

И вот что интересно. В свое время христиане постесывали в этих языческих храмах множество любопытных барельефов – как позже это сделали талибы с буддийскими скульптурами…

Будучи в Баальбеке, я зашел в также закрытый древними христианами храм Бахуса. Это живо напомнило мне борьбу Горбачева М.С. с пьянством. Видите, тыщи лет идет борьба, а результаты могут нас только рассмешить. А сейчас зайди в любой кабак – чем не храм Бахуса? Те же задачи, тот же смысл… А веселые девицы с Украины – чем не весталки из языческих храмов?

Вообще если вы охотник до древностей, то с Ливаном вам повезло. Недостатка в старинных городах там нет: это Тир, Сидон, Триполи (не путать с одноименной ливийской столицей) и множество других.

Есть смысл заехать в Бейтеддин. Несмотря на то что это летняя резиденция президента страны, вас туда легко пустят. Вы будете там ходить по территории, рассматривать римские бани, старинные мозаики V века. Редкие охранники в штатском, с пистолетами на боках слова вам не скажут. Единственное, чего они вам там не позволят, так это пройти в апартаменты главы государства. Но мимо крыльца ходите себе сколько хотите.

ПЕЩЕРА ЖЕЙТА

Во глубине ливанских гор, в огромной пещере со сталактитами и сталагмитами спрятано здоровенное подземное озеро, налитое подземной же рекой. Не обязательно быть экстремальным спелеологом, чтоб его достичь: гиды прокатят вас там на моторке по воде невероятной чистоты – ее пьет весь Бейрут и вроде доволен. Мотор, будучи электрическим, бесшумен, и вы в полной тишине проплывете под сводами пещеры, которую сравнивают с собором – и не без оснований. Посмотреть-таки есть на что. И желающих хватает. Лично я там встретил тургруппу, которая специально ради Жейты приплыла с Кипра на день. Смысл есть: на пляжах дикая жара, а в пещере замечательная прохлада…

Иногда в Жейте дают подземные концерты классической музыки, но билеты обыкновенно распродают заранее и вам потребуются нечеловеческие усилия, чтоб растолкать локтями бейрутских меломанов. Когда-нибудь экскурсоводы будут в этой пещере обнародовать пока что малоизвестный факт времен последней гражданской войны: там христиане прятали оружие и боеприпасы. Склад так никем и не был найден.

Особо надо сказать про снежные горы Ливана. Есть версия, что название стране дали именно они: Ливан-де – от арабского «лабан», то есть молочный, белый. Как снег. А где снег, там и лыжи, и горнолыжные курорты, каких в Ливане шесть. Там еще французы (которые из страны ушли в 1943-м) начали проводить международные соревнования. Самые из этих курортов знаменитые – Фарайя, Зарур и Седарс.

А еще в Ливане на досуге можно всерьез заняться спелеологией, скалолазанием, подводным плаванием. Кроме банальных кораллов, ныряльщики смогут изучить подводные остатки финикийского города (это возле современного Тира) или затонувшую подлодку времен Второй мировой (у города Khaldeh).

СТОЛ

Там повсеместно подают знаменитый хумус – пасту из гороха и молотого сезама. А еще пасту из жареных на открытом огне баклажанов. И здоровенные розовые помидоры, страшно сочные, причем сорт называется выразительным словом «баляди», что в переводе значит всего лишь «страна моя». На горячее обыкновенно подают шашлык в ассортименте. При этом положено пить арак, но если анисовая не пойдет – а это ж дело вкуса, – то можно обойтись местным красным, которое весьма и прилично, и недорого. Самая же поразительная особенность ливанского застолья такова: несмотря на длительное французское присутствие, в стране нет культуры дижестива! Вот ведь самобытность, а… Но никто ж не мешает заказать местного бренди, которое разливают в винных подвалах Ксары. Если повезет, успеете попробовать сорокалетнего напитка. Но это только если поторопитесь: тираж там ограниченный – всего-то 18 тысяч бутылок. Считай по-нашему, совсем немного…

И.С.

 

ГОЛЫЕ БАБЫ

Баня. Нет, вы меня неправильно поняли. Я имею в виду не русскую баню в деревне или там где-нибудь в поселке на Рублевке. Я говорю об общественных банях в русских городах и весях. Это же целая цивилизация…

Я помню, когда был маленький и отец впервые взял меня в городскую баню, я страшно испугался. Мне было жарко, влажно и меня пугали голые мужики. Потом я освоился и годам к семи уже понимал, что к чему, где мыться, где парилка, что такое банная шайка и что голые мужики – это братья по полу, их бояться не надо.

Но в общественных банях была еще одна тайна. Эта была тайна из тайн, соблазнительная и почти недоступная. Тайна называлась – женское отделение. Вместе с осознанием разделения полов пришла и эта загадка. Огромное количество самых разнообразных голых баб – молодых, старых, толстых, тонких, красивых и страшных – находилось вот тут, рядом, за стенкой. Они кричали, мылили себе заросшие чресла, обливались водой, и все это роскошество было спрятано от моих глаз. Я не мог видеть, как они наклоняются, как ходят ходуном их ягодицы, как колышутся груди…

Эротические ожидания от этого зрелища были одними из первых и одними из самых сильных эротических переживаний с момента, когда я себя помню. Но это была тайна… Можно было только домысливать, строить догадки, воображать.

Потом был прочтен рассказ «Баня». Он добавил некоей фантастической конкретики, но, однако, как и следовало ожидать, не успокоил, а лишь распалил мое воображение. Также не удовлетворили мое любопытство и порнографические карты, которыми торговали глухонемые инвалиды в поездах.

Потом началась взрослая жизнь. Вопросы секса как-то решились сами собой, я переехал в Питер, женился, появился ребенок. Мы жили в коммунальной квартире, в которой не было ванны, и в среду и субботу мы ходили в баню. Я любил ходить в парилку, с удовольствием мылся лыковой мочалкой, послебанный поход в рюмочную стал частью субботнего ритуала, и я изучил, по-моему, все бани Ленинграда.

И вот однажды иду я по улице Стахановцев мимо большой многоэтажной бани к своему приятелю бухнуть и развлечься. Время было часов пять вечера – допустим, в субботу. Смотрю – на карнизе четвертого этажа, держась за подоконник, стоит мальчишка лет 12 и заглядывает в окно. Ясное дело – подглядывает за голыми бабами. В принципе его любопытство было мне, как я уже отметил, понятно, и я не стал его шугать. Но про себя подумал, что вот, мол, как же я в его возрасте не догадался вот так решить проблему изучения этого важнейшего вопроса, а все искал паллиативы и оттачивал воображение. А способ решения – вот он, на ладони. Нужно только побольше смелости, и все…

Побухали мы с приятелями, поиграли в преферанс, постебались, было уже часов десять, и я пошел домой. Проходя снова мимо бани, я обратил внимание на то, что около нее стоит «скорая помощь». Подойдя ближе, увидел, что случилось: тот мальчишка сорвался с карниза и разбился насмерть. Упал он буквально за полчаса до того, как я подошел. Я понял, что он смотрел на голых женщин больше пяти часов кряду, у него затекли руки, он замерз, наверное, оступился и упал.

Мне было его безумно жаль, и я подумал – какая чудовищная сила толкает нас в пучину секса! Страшная, беспощадная, всепожирающая.

Бабы! Давайте юным мальчикам. Знайте – ради этого они готовы на смерть!

А.К.